355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Нефёдов » В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) » Текст книги (страница 31)
В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)
  • Текст добавлен: 14 января 2020, 00:30

Текст книги "В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)"


Автор книги: Борис Нефёдов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Все посерьезнели, стало тихо, только уютно дрова в печке потрескивают. Я встал, распахнул двери штаба, сурово поглядел на резко подтянувшихся меченосцев охраны и, уже закрывая их начал:

– В первую очередь, монголы постараются выманить нас из нашей крепости, пусть и с маленьким (как они считают), но все-таки гарнизоном защитников. Что они обычно для этого делают? Начинают демонстративно разорять окрестные поселения. Потому что кто обычно сидит за стенами крепостей? Да все те же правители истребляемого населения и уничтожаемого имущества. И что эти правители делают? Кто из жадности, кто из чести, кто из простых человеческих чувств порядочности и сострадания, но они выходят за стены, чтобы дать нападающим все тот же честный бой (в то время, как никто с ними в этот самый честный бой вступать, много раз говорил уже, вовсе не собирается, обходятся боем «бесчестным»). В этих условиях обороняющиеся вынуждены принимать сражение на условиях монголов, т. е. заведомо для них проигрышных. Что может спровоцировать принятие ими такого решения? Конечно же вид небольшого и плохо вооруженного отряда. Сейчас, мол, выйдем, да как поддадим этому сброду! А сброд этот оказывается не так прост, и (как правило) вступив в бой вскоре начинают убегать, заманивая обрадованных преследователей в заранее приготовленную для них засаду. Там их вырезают, а затем спокойно возвращаются и захватывают крепость, лишенную лучшей части своих и без того немногочисленных защитников.

– Но мы-то не правители местных земель, да и поселений в округе раз-два и обчелся. Да и людей мы заранее предупредили и там никого не осталось, иди поищи их на местных просторах.

– Это верно, но выманить гарнизон за пределы крепости они все равно попытаются. Эта хитрость столько раз помогала им, что они уже не мыслят по-иному. Такая попытка обязательно будет предпринята. И если хоть одна курва … только подумает о том, чтобы дернуться со своего боевого поста, я, несмотря на личности, мигом найду им очень хорошую работу – нужники чистить, раз воевать не умеет. Всем ли понятно?

Я обвел тяжелым взглядом присутствующих. Надо, чтобы они хорошо осознали, что я не шучу, и что свой героизм и лихость им придется демонстрировать при иных обстоятельствах.

– Да понятно все. Кто же полезет за пролом, если знает, что это мышеловка?

– Да вот ты первый и полезешь. И люди твои за тобой. Трудно устоять, когда видишь перед собой более слабого противника. Да еще когда он над пленными куражится, тебя оскорбляет и поносит всяко и при этом откровенно на дурь и гордыню твою рассчитывает. Не сдержишься – я не тебя, а тобой заставлю нужники чистить, поскольку и сам ты и люди твои живыми вряд ли вернетесь.

– Да поняли уже все с этим, Михаил Игнатьевич.

– Много таких понятливых вороны клюют. Ну ладно, давайте продолжим. Если выманить защитников в открытое поле не удастся (а это не удастся), то в первый день в свою атаку на крепость монголы, как всегда, не сами пойдут, а пошлют «мясо». Тем более, что основные их силы все еще находятся в пути. Короче, думаю, что они попытаются использовать для нападения на крепость хашар.

Что такое хашар?

Ну вот, пришло время и вам это объяснить. Хашар – это захваченные по дороге пленные. При штурме крепостей монголы заставляют их идти впереди себя, прикрываясь ими, как щитом. Или, в отсутствие леса, заваливают рвы их телами. В нашем случае, полагаю, что хашару дадут в руки какое-никакое оружие и направят на нашу стену. За ним пойдут монгольские стрельцы, которые будут убивать защитников стен, отражающих нападение. Этот варварский способ обычно дает монголам двойной результат. Во-первых, он заставляет защитников крепости израсходовать силы и стрелы, так необходимые им в обороне, а во-вторых, их начинает глодать чувство вины, вплоть до потери воли к сопротивлению, ведь им приходится убивать, в том числе, своих родных и знакомых.

– А что же эти люди, в хашаре этом, не сопротивляются своей участи? А если этот хашар возьмет и не пойдет на штурм?

– Их перебьют.

– А если пойдут, но отступят?

– Если крепость не будет взята, их перебьют. Всех. В пример остальным, что пойдут на штурм следующими. И люди хашара это знают. Поэтому у них одна возможность чтобы остаться в живых – им нужно взять крепость. Часто это оказывается решающим и хашар сражается довольно отважно, несмотря на плохое вооружение и защиту.

– А если они сдадутся гарнизону?

– Стрельцы за их спинами не позволят им этого. Да и сам гарнизон не станет рисковать. Защитники крепостей в таких случаях будут убивать (и убивают) весь хашар без разбора.

– А нам что делать?

– Во-первых, помнить зачем монголы направят на нас этот самый хашар. А захотят они, кроме всего прочего, с его помощью выяснить численность защитников нашей крепости, разведать возможности нашей обороны. Ну и, если получится, опять же выманить защитников крепости за стены, чтобы иметь возможность уничтожить их. Значит, мы должны показать им свою малочисленность и слабую вооруженность. А вот из крепости – ни ногой. Пусть считают, что нас мало даже для вылазки.

– Может быть, наоборот, продемонстрировать, что нас достаточно много, что у нас достаточно не только мечей и копий, но и луков и стрел. Тогда они будут ждать подхода всех сил, и мы выиграем день, а может и два.

– Не выиграем. Они просто изменят свою тактику и, не снимая осады, сразу начнут искать другие пути, в том числе, пути обхода. Нам же нужно, чтобы они тупо потеряли здесь три или четыре дня. Наш главный союзник и защитник – наступающее тепло. Вон, капель каждый день. Оно бежит нам на помощь. Его стрелами не остановишь. И, главное здесь то, что монголы это очень хорошо понимают, а потому, с одной стороны, торопятся и надеются успеть «проскочить» к Новгороду, а с другой – если утратят уверенность в этом, то просто отступят, что нам и надо. Кроме того, увидев сразу все наши заготовки, они примут меры и, пока их основные силы подтягиваются, понаделают больших и тяжелых щитов, которыми потом прикроются и этим сильно ограничат наши возможности нанесения им урона. Так что нельзя все «подарочки» для них сразу выкладывать. Тем более, отбивая хашар.

– И что же мы должны будем сделать?

– Во-первых, основную массу наших стрельцов в первый день спрятать. Оставить на лицевой стене полсотни человек. Или пусть стрельцы разделятся на партии по 5 десятков и в ходе боя подменяют друг друга. Основной задачей для них поставить уничтожение монгольских стрельцов, ну и тех монголов, что пойдут вместе с хашаром. Этих будет нетрудно отличить по вооруженности и защите. Сам хашар придется уничтожить. Что вскинулись? Здесь рисковать нельзя. Не тот случай. Убивайте всех.

– А как же невинная кровь христианская?

– Знаешь, около тридцати лет назад крестоносцы осадили небольшой французский городок Безье и предложили всем католикам этого городка покинуть его. Однако те отказались, поскольку речь шла не только о борьбе католиков с катарами, но и о сохранении независимости города от Франции. Легат Арнольд Амальрик приказал крестоносцам немедленно начать штурм. Тогда лыцари спросили его как отличить при штурме добрых католиков от катаров (которых они рассматривали как злейших врагов христианства, не достойных жизни)? Не станешь же спрашивать о вере каждого встречного. Так вот, на это легат заявил: «Убивайте всех. Господь потом отличит своих от чужих».

– Так это католики…

– Отказавшись выйти из городка, католики Безье сделали свой выбор. За пленных, оказавшихся у монголов, выбор тоже был сделан, помимо их воли, но тоже сделан. Значит, на то была Господня воля. Если мы не будем истреблять хашар, их все равно убьют. Потом монголы перебьют всех способных оказать сопротивление во всей округе. Или хашар убьёт нас. Зачем нам вводить хашар в соблазн? Тем более, что это не сделает хашар свободными и не убережет его от монгольских сабель. Так что у нас тут выбора особого просто нет. А грех – не на нас, а на тех, кто этот хашар на нас направит.

– Стрельцам бить по хашару?

– Стрельцам – стрельцы. Хашаром займутся меченосцы и копейщики. Пусть потренируются в боевой обстановке обороне стен и смены друг друга, а главное – в своевременной уборке трупов. Нужно попрактиковаться быстро убирать павших, чтобы не мешали. Или убивать так, чтобы тела врагов падали за стену. Да, предупреди, чтобы каждой вражине, что окажется по эту сторону стены «похоронная команда» для верности дополнительно наносили по смертельному удару. А то очухается такой, да начнет по лагерю бродить, греха не оберешься. Сулицы завтра не применять. Они еще пригодятся для более серьезных противников. Выделить людей санитарам, пусть оттаскивают в сторону раненых. Тела наших мертвых – под навес за кавалерийской казармой, тела врагов пусть пока сбрасывают в овраг.

Теперь вот что…

Но закончить я не успел. По крепости объявили тревогу. Было понятно, что появился монгольский авангард. Захотелось на все это взглянуть, и мы поднялись на стену. На дороге, у кромки не вырубленного леса топталось с десяток всадников. Из-за их спин появлялись новые. Они недолго совещались и по дороге в сторону воротной башни нашей крепости поскакало несколько человек. Им навстречу со стены в их сторону вылетела только одна стрела, которая, как мне показалось, летела ужасно долго, но ударила точно. Один из нукеров вывалился из седла со стрелой в горле. Отличный выстрел, надо будет отметить стрельца. Остальные монголы стали заворачивать коней. Закинув за спины щиты, они поскакали к своим, причем не заботясь ни о своем товарище, ни о его коне. Со стороны крепости больше никто не стрелял. Команды не было.

Не успели мы вернуться, как воин на посту постучал в дверь и сообщил, что от монгол подъехал к крепости переговорщик. Причем, вроде славянин. Меня это сильно не удивило. Я знал, что монголы могли вступать в переговоры с противником, в том числе для большей убедительности используя в качестве переговорщиков представителей местной знати. На время совещание было прервано и, одевая на ходу шапку и шубу, я пошел на стену. Действительно, внизу меня ждал монгольский посланец. Он предложил встречу «трое на трое». Я не возражал.

– Тогда, приготовьтесь, как только послы подъедут, сразу и встретитесь Я буду переводить.

– У меня и свой переводчик есть.

Действительно, был такой. Он еще с битвы на Калке попал к монголам, знал их язык и обычаи, и я с большим трудом выкупил его у монгольских купцов. Перед деньгами и они не устояли.

– Бери и ты своего.

– Да ладно, я тебе верю. А ты откуда сам, где языкам научился?

– Долгая песня рассказывать.

– Пока один – что посоветуешь?

– Разговаривайте поуважительнее. Кто знает, может в плен попадете, тогда вам все припомнят. Долго и страшно умирать будете, как ваш князь Василько.

– Ну-ну, поезжай, а то твои хозяева тебя не так поймут, еще заподозрят в сговоре с нами.

– Не заподозрят. Мне обратного пути нет. И давно уже. И они это знают.

– Ну ты меня не жалоби. Поезжай давай.

В общем где-то часа через полтора встретились мы с монгольскими посланцами. И они и мы – на лошадях. Но встреча территориально была ближе к воротам моей крепости. Похоже, что монголы были уверены в себе и нас не очень-то опасались. Послом от ордынцев был человек уже, по тем временам, в годах, но, похоже, молодящийся. Я назвал его для себя Старшим, хотя было ему лет 40, не больше. На нем был яркий (видимо шелковый) халат, под которым было одето что-то вроде теплого тулупа. Взгляд притягивал его шикарный кожаный пояс с набором разнообразных и многочисленных серебряных деталей, а также непонятных мне бляшек из золота и нефрита. Элементы декора – растительный орнамент. По левую руку от него – уже знакомый мне переводчик, а по правую – смазливенький такой и тоже, как и посол, весь наряженный, с богато украшенной саблей на боку и достаточно молодой воин, причем явно не монгольских кровей. Может быть тюркских? Я назвал его для себя Молодым. Понятно, что это были не Бату-хан и не Субэдэй богатур.

Со мной выехали из крепости Ерема и Митяй.

Разговор начал я:

– Сайн байна уу. Здравствуйте.

Я знал, что это произведет впечатление на представителей врага, но оказалось, что не меньшее впечатление это произвело на мое собственное окружение.

– Ерема, рот закрой.

И уже обращаясь к посольству:

– Би Монголоор ярьж чадахгүй. Я не говорю по-монгольски. Просто выучил по случаю несколько ваших фраз.

Переводчик перевел мои слова Старшему, но похоже, что тот ему (и мне) не сильно поверил. Тем не менее, он довольно скоро взял себя в руки, заговорил и переводчик стал быстро и почтительно переводить нам его слова:

– И тебе здравствовать.

Он назвал имя старика, но, несмотря на ситуацию, я с одного раза его не запомнил, а переспрашивать было не камильфо.

– Пока не пущена первая стрела, мы еще можем договориться.

Я знал, что такая традиция у монголов действительно существовала в те времена, поэтому не стал уточнять, что первая стрела все-таки уже была выпущена. Да и убитый все еще валялся на дороге. Потом Старший говорил еще довольно долго и общий смысл его слов сводился к следующему: «У нас по тысяче воинов на одного вашего и потому ваше сопротивление бесполезно. Нужно склонитесь перед силой и волей покорителей мира. Если захотим, то мы можем вступить в их ряды. Им нужны опытные и отважные воины. Не хотим – можем уйти в леса с их дороги. Великий Бату хан предлагает нам жизнь. Нам нужно открыть ворота. Они заберут наше зерно и сено и уйдут. Что сказать великому хану?»

Ну что сказать. Я ответил в том духе, что мы не можем уйти и будем драться до тех пор, пока либо не победим (здесь «старикан» даже позволил себе после перевода моих слов хихикнуть), либо не умрем. Мы отлично понимаем, что упрямый Новый Торг отнял у монголов две последних недели зимы. Скоро весеннее солнце начнет топить лед, по рекам не пройдешь, по болотам – увязнешь. Для нападения на Новгород время будет упущено и монголам дорого будут стоить промедление у нашей крепости даже на несколько дней. А что скрывать, все по-честному.

Видимо переводчик как-то по-своему перевел «дорого будет стоить», потому что старшой у монголов при этом скверно усмехнулся и неприкрыто попытался нас подкупить. Стал обещать нам столько серебра, сколько сможет увезти на санях наша самая сильная лошадь. Немало. Это, как минимум, полтонны. Хорошо видать отоварились гады в славянских землях.

На это я ответил, что нам не следует портить репутацию воина, что надо не забывать мудрую монгольскую пословицу, которая гласит «Муу амьд явахаар сайн үх», что означает «Лучше умереть с хорошей репутацией, чем жить с плохой». (Я эти фразы неделю учил). И что Пласкынь, то есть предателей, среди нас нет[16]16
  В 1223 году Плоскыня, воевода бродников (жителей вольных поселений на южных границах Руси) со своим воинами присоединился к походу русских князей против монголов. После разгрома основных сил русских на Калке бродники укрепились вместе с киевским полком на холме, окруженном частоколом. Монголы не могли взять его трое суток, но Плоскыня с подручными ночью схватили князя Мстислава и открыли врагу проход в частоколе. Киевский полк был вырезан.


[Закрыть]
.

Тут переводчик глаза опустил, губешки свои поджал. Да хрен на тебя.

Старикан снова посмотрел на меня с удивлением и даже с каким-то таким выражением на лице, будто он меня в первый раз увидел. Но потом он видимо решил, что я просто торгуюсь. Лицо его снова стало непроницаемым, и он, улыбаясь, предложил дать мне и моим воинам не один, а три воза серебра и пообещал беспрепятственно отпустить нас в любую сторону, куда бы мы ни пожелали уйти. Видя, что мы молчим, добавил, что нам не о Новгороде, и не о репутации нашей, а о жизнях своих думать надо. Что стоит принять их предложение и все мы уйдем очень богатыми людьми, что гарнизон не может быть большим и на каждого достанется чуть ли не столько же серебра, сколько он сможет унести.

На его попытку зондирования численности нашего гарнизона я и ухом не повел, а на слова его возразил только одно:

– Такие обещания раздавать легко. Стоит нам выйти, и вы нападете на нас. Да тут же и заберете и наши жизни, и ваше серебро.

В ответ переводчик перевел слова Старшего так:

– Посол обещает тебе, что этого не произойдет. Говорит, что слово его верное, что он готов поклясться тебе в этом любыми богами, которыми ты пожелаешь.

Я, как бы раздумывая, замолчал. При этом я игнорировал переводчика и непроизвольно переводил взгляд со Старика на смазливого воина и обратно. Присутствие Молодого на встрече такого уровня несколько удивляло, тем более что по внешнему виду он никак не мог быть со Старшим родственниками. Это не осталось незамеченным. Те переглянулись, но промолчали.

Но переговоры надо было вести дальше и я, наконец, дал ответ:

– Обмануть хочешь, дурилка картонная? Как на Калке? Там вы тоже клялись, а как вышли наши из-за частокола, да стали уходить, так вы и набросились на них, да всех и перебили на марше. Нет, ну ты, аксакал, сам подумай, чего будут стоить наши жизни, да еще с тремя возами серебра, как только мы выйдем из крепости? Не ты приказ отдашь, так и повыше тебя ханы есть, все равно нас живыми отсюда далеко не отпустят.

И добавил:

– Не, ну ты нашел дураков, не ну ё-кар-ный ба-бай!

Продолжить я не успел. При этих моих словах молодой схватился за рукоять сабли, а старый позеленел весь, губами шевелит, скулами играет. Нервно дергая повод и злобно что-то шепча, как выплевывая, демонстративно не глядя в мою сторону и не прощаясь, он развернул свою лошадь и ударил ее камчой. Молодой, также поглядывая на меня с откровенной ненавистью, последовал за ним. Переводчик сидел с отвисшей челюстью, но опомнился и попытался тоже рвануть от нас, но я успел ухватить за повод его лошади.

– Да что не так? Разговор только начался.

– Ёкарный бабай – это искаженное «Ё хана бабай!», т. е. «Конец тебе, дедушка!». А на языке тюркских племен это вообще означает «старый дед, который любит мужские зады». Что хочешь, то и выбирай, но в плен попадать не советую. С этими словами он вырвал повод у меня из рук и метнулся следом за «своими».

Мда. Поговорили. Главное – уважительно. Говорила мне мама «Учи, сынок, иностранные языки». Одно хорошо, теперь монголы точно никуда не уйдут. Впрочем, пора было подумать и о собственном бегстве. Действительно, когда за нами уже закрывалась створка ворот в нее с глухим стуком ударило с десяток монгольских стрел. Всё. Переговоры закончены. Теперь только штурм.

Но от атаки сходу монголы все-таки отказались.

К вечеру первый тумен, видимо, пришел полностью. Уже в густых сумерках рев быков и верблюдов, бесконечное конское ржание, блеяние овец и доносившееся даже до крепости крики избиваемых рабов, подтвердили, что подтянулся и их обоз. Застучали топоры и еле видимая от нас замерзшая болотина с множеством мелких «сухопутных» островков, что располагалась где-то в полукилометре от крепости, покрылась тысячью костров, едкий запах которых, смешанных с гарью жареного мяса, долетал и до нас вместе с гортанными криками людей и животных.

К крепости видимо были выдвинуты дозоры. Темные силуэты людей были видны по всей дальней кромке «нашего» леса, впрочем, с помощью своей техники нетрудно было определить, что к полуночи этой сторожи практически не осталось. Такую самоуверенность надо было наказать. Когда в монгольском лагере потихоньку угомонились, я послал свою разведку и те (используя подземный ход, который все-таки удалось сделать) не только притащили богато одетого «языка» (впрочем, мало что нового для меня знавшего), но и несколько раз обстреляли монгольский лагерь с заранее оставленных и прикрытых от монголов лесными завалами обходных троп, так что мало кто у них в эту ночь смог хорошо выспаться. Знай наших, ёкарный бабай!

Глава 11. Битва

«И поиде (хан Батый) к Великому Новуграду, и за 100 верст не доходя возвратился, нападе на него страх, инии глаголют, яко Михаила Архангела виде со оружием путь ему возбраняюще»

Новгородская летопись.

Битва. День первый

Начало следующего дня выдалось по зимним меркам просто замечательным. Ветра почти не было, солнце светило по-весеннему и, несмотря на легкий морозец, обещало значительное потепление днем и появление капели. Тихо и безмятежно. Хороший день, чтобы умереть.

Всю идиллию разрушил прибежавший чем-то изрядно испуганный посыльный:

– Михаил Игнатьевич, тебя там это… поединщик вызывает.

– Кто? Поединщик? И куда вызывает? На поединок? Кто такой?

– Да, этот, который вчера с вами встречался. Который помоложе. Саблей своей машет, кричит чего-то не по-нашему, но ясно, что поносит всяко. Повернулся к крепости… эта… спиной, штаны снял, по заду себя бьет. Ближе не подъезжает, а туда стрелой не достать. Тебя требует. Там ихнего народу толпа собралась. Гогочут. Какой-то гадостью (похоже, навозом) в нашу сторону кидают. Тоже схватки требуют. По всему получается, сразиться тебе с этим … надо. Десятник к тебе послал, а сотники кричат, что ни за что тебя из крепости не выпустит, что те специально бойца послали, чтобы нашу оборону обезглавить.

– Ладно, иди к себе. Скажи, будет им битва, а оборону нашу они не обезглавят. Я и из крепости и выходить не буду.

– Это как же?

– Передай, что велено.

После этого пошел я в свою коморку в средней башне, там снял чехол со своей СВД, набил магазин патронами с черно-зеленой маркировкой на наконечнике (специальных снайперских патронов у меня не было, а у этих уменьшенная скорость пуль, как раз для использования глушителя), ну и сам глушитель поставил, чего шуметь-то. После этого отодвинул задвижку у окна да стал внимательно рассматривать в прицел что там у леска происходит. Вчерашний Молодой, видя, что я не появляюсь, расходился не на шутку и куражился, как только мог. Вообще-то он меня очень удивил. Насколько я помню, согласно монгольской Ясе, т. е. знаменитому уложение Чингисхана, которое, по преданию, постоянно подтверждалось его преемниками, подобные дуэли и проявления «личного мужества» были запрещены под страхом смерти, поскольку нарушали дисциплину в войске. По этой причине даже факт поединка Пересвета с Челубеем перед Куликовской битвой некоторыми современными мне историками подвергался сомнению. Что-то тут не то. Стал, не торопясь, рассматривать «поле битвы». Ага, судя по тому, что около Молодого было не больше сотни легко вооруженных и плохо защищенных воинов, а за леском хорошо просматривалось два отряда тяжеловооруженных нукеров, уже сидящих в седле и готовых по первому приказу выскочить из-за леса с двух сторон, стало понятно, что нас опять стараются выманить в открытое поле. Задумано неплохо, но ничего нового.

Так как подобное поведение Молодого, без ответа с моей стороны, могло бы вызвать, скажем так, негативное влияние на боевое настроение моего войска, я долго ждать не стал. Как только Молодой развернулся в сторону крепости и хохоча своей очередной шутке в мой адрес отклонился в седле назад, я нажал на курок. Ведение огня из СВД возможно только одиночными выстрелами, но и одного выстрела хватило. Пуля вошла прямо в смеющийся рот наглеца (хотя, похоже, и выбила ему при этом передние зубы), прошла через мозг и вынесла затылочную часть черепа, забросав мелкими костяными осколки и кусочками мозга круп его лошади и лица тех, кто еще недавно смеялся его шуткам. Молодого вышибло из седла, как от хорошего удара копьем на встречном конном разгоне, перевернуло в воздухе и неожиданно грузно впечатало в уже утоптанный людьми и животными снег. Толпа у его тела ошарашено замолчала. Не прилетели ни стрела, ни камень, но невидимое копье даже не показавшегося всадника как бы походя, просто убило молодого нукера. Да как убило!

Но в противовес наступившей с этого края растерянной тишине, через пару секунд в крепости раздался оглушительный рев восторга. Люди уже не понимали, что именно они кричат, каждый показывал другому пальцем на павшего и что-то объясняя другому, а затем снова, не справляясь с эмоциями, начинал нет не кричать, а орать что-то восторженное и невразумительное. Нервишки, они и в средневековье нервишки. Куда от них денешься. Я приказал Митяю пробежаться вдоль стены и передать командирам, чтобы они прекратили крик своих подчиненных, чтобы не демаскировать нашу численность. Но успокоились не сразу. Похоже, что сами командиры и орали громче других.

Но возникшая передышка оказалась недолгой. Из лесной чащи стала вываливаться отдельными группами толпа смертников хашара. Ну что я говорил! Интересно, что термин хашар в современном мне таджикском и тюркских языках означает день добровольного безвозмездного труда (так сказать, субботник) в помощь одному из членов общины в постройке, например, жилища или его ремонте. Я еще помню, как в советское время в наших восточных союзных республиках так строились, например, школы. Только тогда я не знал еще того кошмара, что несло в себе это слово в ХIII веке.

Меня насторожило одно обстоятельство. Я точно знал, что монголы не могли захватить в окрестностях так много пленных. Мы предупредили всех местных жителей, и они ушли. Но рабов выходило из леса все больше и больше. У одних в руках, кроме незамысловатого оружия, были длинные лестницы, у других я рассмотрел волосяные веревки с железным крюком на конце. Лица угрюмые, друг на друга не смотрят. Я так понимаю, что их смогли сюда собрать не меньше тысячи, а то и больше. А позади них виднелась темная полоса из ордынцев (все-таки оптика – это великое дело). Их сразу выдают коричневые малахаи. Среди монголов в основном стрельцы, которых прикрывают нукеры со щитами и саблями.

И опять крепость затихла. Понятно, что сейчас вся эта толпа рванет на нас и нам надо будет ее убивать. Я видел, как командиры стрельцов деловито отводили своих людей в глубину стрелецких площадок, оставляя на первом плане оговоренные пять десятков, как десятники на нижней боевой площадке еще раз что-то выговаривали стоявшим в две линии меченосцам и копейщикам. Я не волновался, все команды отданы, все командиры знают, что делать, все отработано не одну сотню раз. Но внутренний мандраж не отпускал и я, чтобы не смущать остальных, опять ушел к себе в каморку.

Наконец, проваливаясь в рыхлом подтаявшем снегу, страшно воя, рыча и поскуливая от страха, дикого ужаса смерти и беспомощности, хашар тронулся на штурм, подстегиваемый обреченными криками своих же, убиваемых сзади за нерасторопность. И вот уже этот вал падающих, поднимающихся и снова бегущих и по-звериному рычащих тел захлестнул всю поляну перед крепостью и приблизился к первой моей отметке – расстоянию в 170 метров от стены. Это предельное расстояние, с которого начинается наша стрельба из луков, но не навесом по «площадям», а по конкретным целям. Зазвенели спущенные тетивы и, нет не хашар, но монголы за его спиной, получили стрелы от первого и единственного залпа моих стрельцов.

Единственного не потому, что мои стрельцы больше не стреляли. Просто команда «бей!», напомню, могла быть подана только один раз и означала начало стрельбы. При этом действительно получался своеобразный залп. А дальше – то, что называют стрельбой «по готовности». Похоже, что такие первые потери (а легло сразу не меньше двух десятков молодцов в малахаях) монголов несколько обескуражили, но бой только разворачивался.

Расстояние в 170 метров преодолевается вооруженным воином за 30–35 секунд. Пока бегут первые 70 метров, можно выстрелить два (или даже три) раза, но я дал команду на эти метры каждому стрельцу произвести только по одному выстрелу. Это, с одной стороны, продемонстрирует то, что обороняющихся вроде бы совсем немного, а с другой, сделает наступающих монголов менее осторожными. Но главное – сэкономит нам стрелы. Затем – по одной стреле самому хашару (по наиболее активным наступающим и тем, кто несет лестницы), после чего стрельбу снова перенесли на монгольских стрельцов и их защитников. Задача не только их ранить или убить, но и не дать монголам стрелять прицельно. Хотя на расстоянии 50–70 метров каждый из моих стрельцов даже по движущейся цели на тренировках в пяти случаях из четырех попадал в точку прицеливания. Но ведь бой-то первый.

А хашар уже у стены и часть его (как, я надеюсь, посчитают и монголы) – уже в «мертвой» зоне. Пусть так пока и считают. Не для хашара заготовки мои. Смотрю, в ход у них пошли лестницы. Они оказались явно короткими, но к этому, похоже, хашар был готов. Лестницы стали быстро связывать, снова приставлять к стенам и наконец начался сам штурм стены. Похоже, люди уже устали бояться. Они уже умерли внутри себя. Уже нет подбадривающих себя криков, только хриплое дыхание, да короткие всхрапывания из пересохшего горла, да живая мокрая от животного страха толпа, рвущаяся к горлу моих воинов. Вверх полетели крючья с веревками, и по ним, как и по лестницам, словно пауки по паутине, стали подниматься люди. Я был спокоен. Наверху их встретят. Я следил за монголами. Их стрельцы лихорадочно высматривали и, похоже, особо не видели для себя целей. Но это их не останавливало, и они «поливали и поливали» верх крепостной стены обильным дождем своих стрел. Такой подход иногда оправдывает себя. Даже если цель найдет хотя бы одна стрела из сотни. А они, я смотрю, совсем не жалеют свой боезапас. Слава Богу, мы подготовились к подобному варианту.

Наша ответная стрельбы была, скажем так, умеренная, но неожиданно (не только для монголов, но и для меня) очень эффективная. Будто на стене совсем немного лучников, но все они – мастера своего дела. Я знал, что это просто командиры меняют стрельцов после каждого третьего выстрела. Руки не успевают устать до своего предела, а попробовать себя в бою успеют многие. А вот сверху повалились и первые убитые на вершине частокола. На стенах хашар начал рубиться с нетерпением поджидавшим его моим воинством.

Таким образом, хашар прошел свой отрезок от места начала атаки до вершины стены быстрее, чем я рассчитывал. Или мне так показалось? Это надо будет учесть, но сейчас важно не это. Как там идет бой? Даже здесь, в каморке, мне были слышны вопли раненых, какие-то крики, рев, плач, визг, ор, мычание, звон железа, и перекрывающий все жуткий мат, который, а я знаю это не понаслышке, в конце концов, когда дело доходит до непосредственного столкновения (то есть, до рукопашной), всегда заменяет любой даже самый благородный воинский клич или призыв. Когда орешь и кроешь матом, то не так страшно.

Впрочем, похоже, что наверху шла не рубка, а безжалостное избиение хашара. Тела нападавших сыпались непрерывно, одно за другим, сбивая ползущих наверх и с размаху вдавливания и калеча тех, кто не успел увернуться от них внизу. Перемалывание бедных рабов шло быстро и вскоре у стен оказался конец хашара. Но тут что-то там наверху явно пошло не так. Какие-то вопли и мат еще продолжались, но их тон заметно изменился, и звона железа почти не слышно. Они что там, на зубы перешли, пальцами глаза выдавливают? Такое тоже иногда бывает. И стрелки почему-то резко усилили свою стрельбу, так что непосредственно монголы стали отступать назад к лесу. Да что там творится? Я рванул наверх.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю