355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Тумасов » Мстислав » Текст книги (страница 30)
Мстислав
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 05:45

Текст книги "Мстислав"


Автор книги: Борис Тумасов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

2

Уводил Мстислав дружину, топтали копыта уже прихваченную первой изморозью траву, гнали скот, табуны. Удачен поход черниговцев. Вступив на Русь, раздавали, не скупясь, скот смердам, бахвалились победой.

А вслед за дружиной крались печенежские лазутчики. Убедившись, что Мстислав покинул степь, лазутчики поспешили к Булану. Хан немедля повёл орду на старое становище в низовья Дона, где мёртвых печенегов клевали коршуны и валялись разбитые двухколёсные повозки, сгоревшие вежи. Орда вернулась на зимовье.

Собрались у Булана в юрте ханы и беки. Хан угощал их кумысом и варёным мясом. Сидели кружком на кошме. Играли дудки по всему становищу, печенеги пили кумыс, веселились. Начинался месяц приплода, когда пополнялись стада молодняком и печенег передыхал, отсыпаясь в веже.

Пили и ели мурзы и беки, не вспоминали, как бежали от черниговцев. Но старый мурза вдруг заговорил:

– Великий хан, и вы, его достойные, конязь Мстислав отыскал дорогу к нашему улусу, и кто поручится что он снова не придёт сюда, чтобы угнать наши табуны.

– Что ты этим хочешь сказать, Маджар разом заговорили мурзы и беки. – Какой совет подашь.

Старый Маджар поджал губы, пожевал:

– Далеко, где солнце кончает свои бег и цепляется за горы Угорские, за Бугом-рекой стоит улус хана Мамлыка, и туда не достают урусы, но они достают урусов и булгар. Не лучше ли нам откочевать за Днепр?

– Хе, – удивился Булан, – ты, Маджар, рассуждаешь, как малый ребёнок. Если урусы пришли к нам сюда почему они не придут за Днепр?

– За Днепром, великий хан Булан, в степь может прийти Ярослав, но часто ли он появлялся в ней. у конязя Ярослава глаза смотрят вслед уходящему солнцу, где города урусов повоевал король ляхов.

– Ты умно говоришь, Маджар, но как мы бросим нашу степь? Она кормила наших отцов и кормит нас!

– Но вы забыли, что кроме урусов сюда приходили половцы. Их вежи могут появиться здесь, и тогда наши жены станут их жёнами и они будут рожать им детей, а мы пасти их табуны.

– Нет, Маджар, такое время ещё не наступило. Половцы помнят, как мы поступили с ордой Мустая. И не кажется ли тебе, что когда мы бросим эту степь и перекочуем за Днепр, столкнёмся с улусом хана Мамлыка?

– Всё может быть, великий хан, всё, – закачали головами мурзы и беки. – А чтобы не повторился поход Мстислава, мы выставим на окраине степи зоркие караулы.

На Тамани прошёл слух: Мстислав Черниговскую землю оставил и намерен пробиться в Тмутаракань, но на его пути встали печенеги, и князь вернулся в Чернигов. Однако не навсегда, а на время, и самое большее – летом будущего года снова сядет на княжение в Тмутаракани.

Посмеялся Ян Усмошвец такому известию: для того ли Мстислав Тмутаракань покидал?

А Савва слуху поверил, обрадовался. Даже намерился отказаться от поездки в Чернигов, но повстречал в церкви воеводу, и тот сказал:

– Нет, торговый человек Савва, навсегда сел князь Мстислав на черниговское княжение. Не давай веры вымыслу…

Весна на Тамани началась ранняя, с выгревом и солнечными днями. Море, уставшее от зимних штормов, утихло, стало мирным и ласковым.

Погрузили Савва с Федькой Аршином рогожные мешки с вяленой рыбой да бочки с балыками и икрой. Глубоко осела ладья. Горластый кормчий встал на корме во весь рост, прокричал:

– То-овсь! Ии, рразз!

Рванули весла воду, выгребли от причала. Подняла ладья белые паруса и лебедем поплыла в Русское море. Ей предстояло обогнуть Таврию, зайти в Херсонес и уже с попутными гостями пуститься в дальнейший путь.

Савва смотрел, как отдаляется берег, а на нём церковь и дома, рыбацкие выселки и касожская слобода, выросшая после возвращения касогов из Чернигова. Белая Тмутаракань, какая всегда провожала купца Савву, когда он плавал по торговым делам, и встречала по-доброму.

И вспомнилось Савве, как много лет назад приплыли они с Давидом из Царьграда и молодому Савве открылась Тмутаракань грозными стенами и башнями, бухтой и рыбацкими байдами и ладьями.

Рядом с Саввой тогда стоял Давид, он сказал.

– Нет краше места, чем Тмутаракань, богатая и сытая…

Теперь плечом к плечу стоял с Саввой Федька Аршин, но оба молчали, об одном думали: когда-то доведётся возвратиться?

По всему Таврическому побережью нет удобней гавани, нежели херсонесская. Потому и выбрали её древние греки, высадившиеся в Таврии.

Множество рабов привезли греки, возвели мощные каменные укрепления, поставили порт и строили дома и церкви из камня и мрамора. Его они привозили в трюмах своих кораблей вместо балласта, а здесь, в Таврии, загружались отборным зерном, скифской пшеницей, покупали невольниц и золотые украшения, какие местные мастера делали столь искусно, что с ними не могли соперничать греческие золотых дел умельцы.

Из Херсонеса в Киевскую Русь пришло христианство. Первой его приняла княгиня Ольга и несколько её близких бояр, а внук Ольги, великий князь Владимир, овладев Херсонесом, потребовал в жены сестру базилевсов Византии Анну, и вместе с ней языческая Русь приняла крещение. Херсонесом правили византийские наместники – катапаны. У них свой флот, своя армия. В Херсонесе невольничий рынок, где торгуют рабами Сколько русских рабов продали печенеги в Херсонесе. Их увозили в Византию и страны Востока.

Власть катапана распространяется не на всю Таврию. От Керчева и далеко вглубь степей – владения Тмутаракани. Катапаны не осмеливаются нарушить невидимую границу, слишком памятны походы русских князей, не раз стоявших под стенами не только Херсонеса, но и самого Царьграда…

Херсонес с трёх сторон окружали виноградники. Херсонесские греки делали лучшее вино. Его пили во дворцах базилевса и византийской знати, его покупали русские князья и бояре. Вино пополняло казну катапанов.

Ладья тмутараканских гостей причалила, как раз когда два византийских торговых судна готовились отплывать в Киев. Пока ладейщики пополняли запасы пресной воды и продовольствия, Савва отправился к ювелиру. Шёл мощённой плитами улицей, минуя торговые лавки и ремесленные мастерские. По стенам каменных домов, крытых красной черепицей, полз плющ, тянул лозу распятый на стойках виноград, а стройные кипарисы подпирали синее небо.

Дворики обнесены каменными заборами с низкими калитками. Вон за той лавкой мастерская золотых дел мастера, какой делал колты и разные украшения для жены катапана.

У мастерской Савва остановился. Дверь закрыта, и по всему, давно. Вокруг всё поросло травой. Постоял Савва, помянул мастера добрым словом и повернул к пристани.

Май, травень-цветень, начался тёплым дождём. Он щедро напоил землю, и смерд Пётр смотрел, как бежали дождевые потоки, говорил довольно:

– Быть урожаю.

Оксана дождю и радовалась, и огорчалась. Она ожидала приезда Мстислава, но по такой погоде он не появится. Вдвоём с князем они уходили в лес, бродили по укромным местам, и Мстислав рассказывал ей, как жил в Киеве в палатах отца, великого князя Владимира, о Тмутаракани, солнечном городе, где море солёное и вода то чёрная, то зелёная, а чаще синяя…

Могла ли она, дочь смерда и сестра Смерда, не видавшая ничего, кроме обжи, да несколько раз побывавшая на черниговском торгу, знать, что могут быть такие благодатные места?

Оксана по крестьянской мудрости переживала за Мстислава, за этого пожившего немало князя, кому не дано иметь наследника, по-своему жалела Добронраву. Оксана мечтала родить сына от Мстислава, но теперь убеждена: ни она, ни Добронрава не повинны, что не может быть детей у князя.

Отчего? На такой вопрос Оксане трудно ответить, видно, правду сказывал отец, на всё воля Божья. Человек живёт по воле Божьей. Перст судьбы, перст Господень. В этом Оксана убеждена. Разве не тем объясняется, что один родился князем, другой смердом? У князя киевского сколько детей, а у черниговского был один, и того не стало…

В тот день Мстислав в обже не появился. Не приехал он и на второй, и на третий день, а когда появился, сказал.

– Ярослав послал воеводу Александра чудь повоевать, дань не хотят платить.

Где та земля Чудь, Оксане неведомо, однако не спросила. А Мстислав сообщил:

– Намерился я в Киев ехать.



3

Низовья Днепра встретили торговых людей разливом. Широкий и полноводный рукав, а по сторонам, куда глаз хватало, вода и заросли. На плёсах птичья толчея.

– Что плавни на нашей Кубани, – заметил Савва.

Но кормчий с ним не согласился:

– Ты плавней не знаешь, а я их исходил. Там, коли тропы неведомы, считай, твоя погибель.

Их ладья плыла первой. Позади тянулись корабли византийцев. На седьмые сутки услышали отдалённый рокот, будто раскаты неумолкающего грома.

– Пороги, – тревожно заметил кормчии. – Ворчит зверь.

Савва и без него знал, что это за шум. Он нарастал и нарастал, как нарастали и тревоги. Не мог забыть Савва, как едва не погиб на порогах от печенегов. И не смерть страшила, а рабство…

– Подкрепимся, ребята, – сказал кормчии, и все принялись за трапезу.

Ели икру с лепёшками, запивали днепровской водой. Молчали. Да и не до разговоров. Но вот покончили с едой, и кормчий промолвил:

– С Богом!

Ладейщики спустили паруса, грозным гулом они предупреждали об опасности. Чем ближе, тем больше нарастал гул, бушевал и наконец взревел дико.

– Эко зверь! – перекрестился кормчий.

Мечется Днепр в скалистых берегах, бурлит на валунах, на каменных грядах, зализанных стремительным течением. Пенится, окатывает брызгами.

Шепчут ладейщики молитву. Сколько бед подстерегает их впереди: Ессупи и Неясыть, Напрези и Шумный, Крарийская переправа и засады хищных печенегов…

Кормчий крикнул и, разоблачившись, мореходы кинулись в реку. Садня в кровь руки и ноги, потянули ладью. В проходах толкали, придерживая, чтоб не разбило днище. Мореходов сбивало течением, волокло по камням.

Ночами, выставив караулы, передыхали. То и дело ждали печенежской засады, и только когда миновали Крарийскую переправу, вздохнули. Кажется, пронесло…

Когда опасности остались позади, кормчий сказал Савве:

– Вернусь в Тмутаракань, больше по Днепру не поплыву. Лучше в Царьград дважды сплавать.

– А разве на море буря лучше? – спросил Савва.

– И то так, – согласился кормчий. – Морехода смерть повсюду подстерегает. Вот проскочили пороги и будто сызнова на свет народились. Это ль не счастье?

За семь лет, что не бывал Савва в Киеве, разросся город, похорошел. Поднялась Святая София, церквей во множестве. Как ударят колокола, поди, звон на всю Русь слышится…

Кроме главного торга в разных концах ещё малые образовались. Улицы камнем мостили и дома из камня строили. Рядом со старым городом новый вырос.

Федька Аршин красоте Киева поражался, а Савва говорил степенно:

– Каким ещё и быть надлежит Киеву, когда он мати городов русских?

Полюбовались гости тмутараканские стольным городом да и отплыли в Чернигов.

Отправляя воеводу Александра в Чудь, Ярослав наказывал:

– Где чудь, там и ливы. Киевская Русь прочно станет на море Варяжском.

Уже первые известия от воеводы радовали: киевляне сопротивления не встретили.

Не не Чудь заботила Ярослава, а червенские города, захваченные Болеславом. Киевский князь следил, что творится в королевстве Польском, как скандальное польское рыцарство начало борьбу за королевский трон. Шляхта на саблях доказывала, кому сидеть королём после Болеслава. Едва провозгласили Бестрина, как появился Мешко. Мешко тоже трон не удержал, на него пошёл войной Мечислав, сын Болеслава. Шляхетская усобица холопам руки развязала…

Ярослав ещё прошлым летом собирался вернуть Червень и Перемышль, но печенеги под Киевом встали. Пора забрать Червенскую Русь. Ко всему, Германская империя не будет поддерживать королевство Польское, слишком опасным оно стало. Со времени Болеслава расширяет свои владения. Рассказывают, император Германской империи зло пошутил над толстым Болеславом:

– Польский король сделался сальным, пожирая чужие земли.

Болеславу те слова передали, и он гневно потряс кулаком:

– Я вытрясу из этой тощей собаки её вонючие кости…

О том, что творится в королевстве Польском, Ярославу многое известно от посла Германской империи епископа Котбургского. Посол хитёр, и Ярослав разгадал: Генрих не прочь втянуть Киевскую Русь в войну с Польшей и тем ослабить королевство. Что же, здесь интересы Германской империи и Руси совпадают…

Встанет Киевская Русь у моря Варяжского, вернёт Червенскую Русь, а там, даст Бог, с Черниговским княжеством воссоединится, тогда кто укажет на государство, подобное Руси? Германская империя, того и гляди, рассыплется, Византия хоть с виду и могуча, а изнутри рыхлая. Не её ли спасал великий князь Владимир?..

Как-то завёл митрополит разговор с Ярославом. О Черниговском княжестве речь повёл, одна-де голова у Руси должна быть, и она в Киеве, о том пора уразуметь князю Мстиславу.

Но Ярослав от разговора ушёл, сказав:

– Брат он мне, владыка, одна кровь у нас…

Никому, даже Ирине, неведомы тайные думы Ярослава. А мечтает он, чтобы Русь с иноземными странами в родстве была через его, Ярослава, детей. Женить и замуж отдавать их, брачные союзы заключать. И ещё тревожила мысль, как бы сыновья дело его не погубили…

Ярославу стало известно: Мстислав удивлён, почему киевский князь умолчал, что на Чудь намерился? Ярослав поспешил его успокоить, написав ему, что дружине Мстислава после похода в степь отдых требовался, а впереди у них червенские города, на которые они пойдут будущим летом…

Пров гадал, отчего князь не послал его в Чудь. Сам он новгородец, и земля Чудь ему известна, ушкуйничал в тех краях. Улучив время, спросил о том Ярослава, на что тот ответил:

– Тебе иное припасено.

Давно не бывал Пров в Новгороде, и когда доведётся побывать там, кто знает. Иногда сойдутся с Кузькой, вспоминают, как жили дома, а паче всего о школе, как учитель ругал Прова за нерадение. Поглядел бы он нынче на Прова-воеводу. В Киеве Пров человек известный, ему и бояре кланяются, а боярин Василий норовит дочь свою перестарку Прову всучить. Но воевода цену себе знает, да и к чему жениться, девок хоть пруд пруди. Как– то на торгу загляделся на вдовую молодку, она сама его и покликала. Теперь частенько к ней забегает. Сочна молодка и пригожа, на любовь зла.

А Кузька жениться намерился, купца Герасима дочь берет. Пров сокрушался:

– Уж ли тебе, Кузьма, хомут надеть захотелось?

– Зри, Пров, моя шея тонка, не для хомута, а вот когда тя оженим, на твоей толстой славно сядет, – отшутился Кузьма.

Но однажды, когда Пров томился от безделья, Ярослав сказал ему:

– Собирайся, воевода, в Новгород отправишься, а оттуда по весне новгородскую рать приведёшь, червенские города воевать станем.

Не ожидал Мстислав гостей, а особенно Добронрава. Недуманно-негаданно приплыл Савва в Чернигов. Князь и княгиня Савву и Федьку Аршина потчевали в трапезной, расспрашивали. Прочитал Мстислав письмо от Яна Усмошвеца, загрустил. Вспомнилось и как на Тамань добирался, и как княжил. Поединок с Редедей на память пришёл. Едва не осилил его касожский князь, сильный и честный борец оказался.

Спросил у Саввы:

– Дружны ли тмутараканцы с касогами?

– Слободой вокруг города селятся, – ответил Савва.

– То и добро. Им верить надо, не обманут.

Налил кубки, поднял:

– За Тмутаракань!

– За Чернигов! – сказали Савва и Федька Аршин.

Закусывали грибами солёными и запечёнными рёбрами вепря. Мстислав похвалился:

– Сам взял. А прошлой зимой медведя поднял.

Тут Федька Аршин вставил:

– В плавнях вепря развелось.

Добронрава о весенней путине расспрашивала. Савва такого вопроса ожидал, рассказал, что рыба на нерест пошла отменно, но зимой её не брали, рукав не замёрз, а в плавнях лёд был тонок. Но белугой и осётром они не обижены, и ей, княгине, Тмутаракань кланяется балыками и икрой.

– Ты, княгинюшка, поди, не забыла, как сама засаливала, – спросил Савва, – и какой икрой свежепробоиной угощала?

Запечалилась Добронрава, Мстислав разговор перевёл:

– Воевода пишет, не та жизнь в Тмутаракани, и купцов поубавилось, и у Византии интерес потерян. Ошибается воевода, может нынче базилевсам и не до Тмутаракани, но к Тамани и Корчеву они руки протянут. Византия хотела бы видеть в Тмутаракани не воеводу русского, а катапана, подобно херсонесскому.

Передали купцы ларец с гривнами и золотом, которые Давид завещал черниговскому собору и на помин души, сбыли товар город посмотрели и закупив лен и полотно, пеньку и канаты, в Тмутаракань засобирались.

Надумали Ярослав с Мстиславом воевать с королевством Польским за червенские города. Мстислав согласен, Червонная Русь к Киевской Руси отойдёт, но что Чернигов от той войны иметь будет?

Чернигову не земли нужны, ему гривны требуются, эвон на какое строительство замахнулись, детинец, хоромы каменные, собор заложили… А казна черниговская оскудела, печенеги левобережья разоряли, Переяславль сожгли, и его строить пришлось, да и в степь ходили – и на всё из скотницы деньги…

И решил Мстислав ехать в Киев рядиться с Ярославом о дани, какую возьмёт Чернигов с короля.

Проводив тмутараканских гостей, Мстислав отправился в Киев, позвал с собой и Добронраву.



4

Лето жаркое, и на небе ни облачка. Вдали перекатывалось марево, а по седому ковылю гуляли волны. Колючий репейник цвёл ало. Гудели шмели.

Окраиной степи ехал сотник Белибек. Его воины стерегли границу с Русью. Ехали осторожно, того и гляди, на засаду наскочишь. Белибек считал князя Мстислава достойным противником, смелым и решительным, чего не хватало хану Булану.

Зорко оглядывали степь печенеги. За беспечность прошлой сторожи пострадал улус, сколько кочевников полегло под русскими мечами, утонуло в Дону, сгорели вежи.

Сотник не любил хана Булана, он подл, как шакал. Разве не по-шакальи он убрал Демерчея, окружил себя сворой трусливых собак? Если бы Демерчей был ханом, урусы не подкрались бы незаметно к становищу. Булан не принял боя, бежал, а тумен Затара, потерявший под Киевом половину воинов, мог ли отбить Мстислава?

Нет, Демерчей не убежал бы за Дон, он встретил бы Мстислава и дал ему бой. Тогда степь не услышала бы победных криков русичей.

Неожиданно Белибек насторожился, приподнялся в стременах. Ему послышался топот множества копыт. Остановились печенеги. Показался табун. Дикие кони уходили вглубь степи, распушив хвосты, а впереди уводил табун красавец жеребец.

Сотник залюбовался конём. Такого бы да объездить, но он даже заарканить себя не даст.

Дикие табуны печенегу на удивление, их не мало в степи, и они не подпускают человека близко.

Кто-то из печенегов засвистел, и табун распластался в беге. Рукавом халата сотник стер с лица пот, тронул коня. Над степью запел, затрепыхал жаворонок. Поднял глаза Белибек, но птичку так и не увидел. А жаворонок заливался, веселил печенегов.

Вдали блеснула река, и сотник, пустив коня в рысь, решил сделать привал Спешившись, Белибек поел вяленого, отбитого под седлом мяса. Разбросав на траве потник и намотав повод на руку, лёг.

Чутко спал сотник, слышал, как хрумкает траву стреноженный конь, переговариваются караульные, бьёт хвостом рыба… Пробудился, когда звёзды гасли и небо засерело. Вскочил, запахнув халат и нахлобучив войлочный колпак, подседлал коня. Суетились печенеги, садились в седла, спешили за сотником.

Через две ночи Белибек вывел их к Дону. Дальнейший путь продолжали по течению реки. Так, следуя за ней, печенеги выедут к своему улусу.

Когда они вернутся в орду и сотник доложит тысячнику, а тот темнику, Белибек отправится в свою вежу, напьётся вдосталь кумыса и ляжет спать, а к нему придёт его любимая жена, которую он привёз из Таврии.

Посмотрел Белибек на ту сторону Дона и глазам не поверил: из-за дальней гряды холмов выехало десятка три всадников. Сначала сотник принял их за печенегов, но когда всмотрелся, понял: это половецкий разъезд. Сначала они ехали в том направлении, что и печенеги, потом повернули к следующей гряде и вскоре скрылись.

Гикнул Белибек, погнал коня. Он догадался, за этими придёт орда. Половцы многочисленны, и они одолеют печенегов, завладеют их богатством…

Белибеку в уме не откажешь. Пока конь нёс его к становищу, он думал о том, что когда половцы придут в степь и покорят печенегов, для урусов это обернётся большей бедой, чем набег печенегов, потому как половцы многочисленнее и сильнее. С ними много кочевых народов из-за Итиля и гор Урала. А потому надо бы печенегам и урусам объединиться против половцев. Но поймут ли это урусские князья и согласится ли хан со своими советниками?

Великая опасность подстерегает улус хана Булана, и как избежать её?

И снова собрались мурзы и беки в юрте хана. Тревожную весть привёз сотник.

Обвёл Булан медленным взглядом хмурые лица советников, спросил:

– Половцы объявились, что делать будем?

Молчали мурзы и беки, никто не хотел начинать первым, да и какой совет подать? Но вот нарушил тишину старый мурза Маджар и напомнил всем, о чём говорил в прошлый раз: об улусах печенегов, какие кочуют от гор Угорских до Днестра и Буга. Потом на половцев речь повернул:

– Разве могли вы, перебив орду Мустая, не знать, что это была совсем малая часть половцев? Завтра они явятся сюда всей большой ордой, и ваши глаза будут выклёвывать хищные коршуны…

– Мудрый Маджар, мы ждём твоего совета, а ты пугаешь нас. Разве нам не известно, что ждёт нас?

Прикрыл веки старый Маджар, покачал головой, прежде чем заговорить снова:

– Я предлагал вам, мурзы и беки, откочевать на правый берег Днепра, но вы посмеялись надо мной. Вы заявили, что не оставите эту степь. Но теперь бросите её, потому как, оставаясь здесь, вы лишитесь жизни. Только за Днепром мы найдём себе спасение. Если и сегодня вы не примете мой совет, горько взрыдают ваши жены.

Замолчал старый Маджар, притихли мурзы и беки, и только слышно, как сопит Булан. Насупив брови, он думал. Наконец заговорил:

– Ты, мудрый Мурза Маджар, долго жил и много видел. Ты был уже воином и ходил вместе с моим отцом на Русь, когда я лишь сравнялся с колёсной чекой. Сегодня ты говорил истину, мы уведём орду за Днепр, и хотя там мы можем столкнуться с улусом Мамлыка, это меньшая опасность, чем половцы. Собирайтесь, мурзы и беки, нам предстоит нелёгкая дорога.

Минул целый месяц, прежде чем улус Булана стронулся с места. От низовий Дона погнали табуны, ревели стада, скрипели колеса кибиток. Тысячи воинов гарцевали, горячили крепких коней, и там, где прошла орда, оставалась вытоптанной трава и тянулся след наезженной колеи.

Далеко опередив орду, ехал Белибок. Темник Затар велел его сотне ждать улус на переправе.

Мрачен Белибек. Стронулась орда и движется в места малоизвестные. Побывавший за Днепром темник Затар рассказывал, что травы там хуже и раньше выгорают, в Таврию дорога Днепром перекрыта, а в низовье бродов нет. Может, он, Белибек, напрасно поднял тревогу и нет никаких половцев? Но ведь видел же он их, вся сотня смотрела на них. Неспроста они появились в печенежской степи…

На третий день добрался Белибек до Днепра. Теперь он переберётся на правый берег и вёрстах в пятидесяти от Канева станет следить, не появятся ли урусы во время переправы.

Что орда зашевелилась, в Киеве и Чернигове узнали сразу. Из дальних засек сообщили, улус Булана из низовий вышел, в степь идёт. А куда?

К тому времени Мстислав был в Киеве. Гадают князья, что замыслил Булан? Почему в преддверии зимы становище покинул? Добром да в такую пору покинуть обжитое становище мурзы и беки вряд ли согласились бы без причины.

– А что, – предположил Мстислав, – не объявились ли половцы? Не вспугнули ль они печенегов?

Тревожно сделалось князьям. Что сулят Руси новые соседи? Да и приход печенегов на правый берег облегчит Булану набеги на Киев, даже и небольшой ордой бед немало причинят….

У Василька эти же тревоги. Что орда идёт к переправе, в этом нет сомнения, но не повернёт ли Булан после переправы на Киев?

Позвал переяславский воевода десятника Пискуна, сомнением поделился. Тот и предложил:

– Языка добыть надо.

У самого Днепра на пологом берегу расположился Белибек на ночёвку. Стреножили коней печенеги, костры развели, принялись похлёбку варить. Ночь тёмная, и небо в тучах. Сотник думал, что завтра он будет на той стороне, а дня через три подойдёт орда. Нелёгкой будет переправа: тысячи кибиток и стада, да и вода уже холодная, кони неохотно пойдут в реку…

Белибек медленно брёл берегом, разминая уставшие от долгого сидения в седле кривые ноги. Остановился, прислушался. Ему послышалось лошадиное ржание на том берегу, но всё было тихо, только и раздавались голоса печенегов у костров. Белибек доволен, его сотня лучшая в тумене Затара, темник сулил ему, что ждёт его тысяча воинов…

Ой, печенег, не расслабляйся, ведь ты подобен степному волку. Но сотник забылся, и сильный удар свалил его. Белибека связали, заткнули рот и, уложив в дубок, переправили на правый берег. Гридни повезли сотника в Киев. К утру они были под Каневом…

Печенежский сотник подтвердил: орда перекочёвывает, потому что объявились половцы. Их разъезды видели в степи. А ещё Белибек сказал, что половцы многочисленны и урусы в том сами убедятся. Но Мстислав ответил:

– Мы и с печенегами покоя не знали. Вы кочуете Бог знает куда, а мы дружину наготове держим…

Переправилась орда хана Булана, разбила свои вежи на правобережье Днепра, и Ярослав немедля усилил заставы на Ингуле и Ингульце.

Велели князья привести к ним сотника. Сказал Белибеку черниговский князь:

– Мы с князем Ярославом возвращаем те свободу, но ты должен передать хану Булану, коли хочет он жить с нами в мире, то пусть разбоем не промышляет и на Русь дорогу закажет, ино мы его и на новом месте достанем.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю