Текст книги "Золотая рыбка в мутной воде (СИ)"

Автор книги: Билли-Боб Торрентон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

Часть 12. Холодный ветер

В далеких лесах затерялось озеро, вокруг только шумный город.

Но завершился ли путь идущего на самом деле?

У него на сей счет есть большие сомнения.

Да и просто – имеется много вопросов. И снова

кожа его чувствует странный холод.

Сначала я понимаю, что лежу. На чем-то мягком. Потом чувствую шелк и тяжесть одеяла. Понемногу в тишине прорезаются какие-то звуки… голоса? Наверное, но пока ничего не разобрать. Тьма начинает все больше напоминать кофе с молоком, причем молока постепенно прибавляется. Кажется, прошла целая вечность… или одно сильно затянувшееся мгновение.

Страж? Ты где? Что, вокруг безопасно?

Нет ответа.

Голоса тоже стихают. Кофе снова чернеет.

Потом опять звуки и тусклый свет.

Это повторяется, не знаю, сколько раз. Как не знаю, сколько длится беззвучная чернота в паузах.

Я… кто я? Не помню. Опять? Почему опять? Я уже терял память? Да. Терял. Минимум раз. И по-прежнему не помню, кем был до того. Ладно, до того – это до того. А после? Вспомнил. Таннер. Шай Таннер. Имя, которым меня называли. Не родное, но уже почти его заменившее.

Почему я здесь? Пытался предотвратить покушение на императора Антара Третьего и его сына. Очень опасным способом. Кажется, получилось.

Где я? А вот это вопрос. Но если моя кожа действительно ощущает шелк, то я точно не в камере смертников.

Больничная палата? Видимо, да. Или что-то, ее изображающее.

Ладно, подробности потом. Пробую шевельнуться. Тело отзывается возмущенной болью, но слушается. Так, руки-ноги гнутся, вроде ничего не сломано, шея тоже поворачивается, хоть и с трудом. Вот только сил на простые движения уходит столько, словно ворочаешься в каком-то полузастывшем киселе. Ага, не привязан. То, что жив, хорошо, а с этим и вовсе замечательно.

Глаза видят лишь молочную муть, уши фиксируют только тихий монотонный звон, пропущенный сквозь вату. То есть я еще далек от полного восстановления. И рядом, похоже, никого.

Ага, никого – слышится сильно приглушенный скрип и что-то похожее на вздох. Видимо, сиделка или еще кто. И опять только тихий звон.

Снова проваливаюсь в глухое темное безвременье.

Ощущение щелчка. Снова слышен прежний звон, только гораздо четче. И его время от времени перекрывают другие звуки – далекие шаги, скрипы, шепот ветра за окном. И… я вижу само окно – кровать стоит так, что, открыв глаза, я смотрю прямо на него. Понятно, почему в этот раз обошлось без "молока" – сейчас ночь. Откуда сбоку идет тусклое зеленоватое свечение. Ага, в дальнем углу – стол, на нем лампа, накрытая абажуром, рядом на диванчике прикорнула женщина в чем-то белом. Наверняка сиделка. Больше вроде никого. Охрана, видимо, за дверью. Рядом с кроватью тумбочка и стул. Причем стул поставлен слегка небрежно, словно кто-то сидел недавно и ненадолго вышел.

Прислушиваюсь к ощущениям. Слабость во всем теле. Пожалуй, пробовать вставать пока не стоит. Все-таки, как долго я здесь?

Так, что с тем, что было загнано поглубже? Ура, никуда не подевалось, и, похоже, никто до него не докопался. А вот следы того, что меня касались руки не только лекарей, имеются. Чуть-чуть не добрались. Ну что, выпускать или подождать? Организм вроде сам справляется, пусть и медленно. Пожалуй, подожду. Кто знает, получится ли быстро спрятать снова в моем нынешнем состоянии – вопрос. Если вообще получится. И неизвестно, не поднимется ли тревога, если я вдруг попытаюсь хотя бы вторым зрением оглядеться. Решено, ждем.

Но организм категорически протестует против ожидания. Я осторожно сажусь, свесив ноги с кровати. На мне самая натуральная пижама. Не помню, носил ли я такое когда-нибудь – но точно не в последние месяцы. Очень недешевая, как мне кажется. Синий шелк. Однако никаких гербов. Хм, и никаких тапочек не видно. Ладно, пол вроде не холодный…

Ступни касаются паркета… и я вдруг понимаю, что к двери кто-то подходит и она сейчас откроется. Едва успеваю нырнуть обратно под одеяло. Матрас, хвала богам, без пружинных наворотов, потому вошедший вряд ли что-то заметил.

Закрыв глаза, я не могу определить кто это. Судя по звуку шагов и дважды произнесенному шепотом слову или имени, он проверяет, спит ли женщина. Потом подходит ко мне, склоняется надо мной, проводит рукой, к чему-то прислушивается и усаживается на тот самый стул возле тумбочки. Затихает. Лишь время от времени меняет положение, судя по шорохам и скрипам.

Выждав, осторожно приоткрываю глаза. Хм, а он, похоже, тоже подремывает. Ну-ка, я его знаю?

Демон меня пережуй, да это же лекарь графа Урмарена! Ну что, рискнуть раскрыться сейчас или подождать до утра? Подождать? А смысл? Вряд ли удастся прятаться при свете дня.

– Кравер?

– Что… Кто… Таннер?

Лекарь трет сонные глаза.

– Когда…

– Пока вас не было. Как долго я здесь? И где мы?

– А… Вечером три дня было как. Это… императорский дворец. Какая его часть – не скажу, сначала все было в такой суматохе, а потом я никуда не выходил из отведенных нам покоев… А…

– Кравер, мне бы…

Надо отдать должное сонному лекарю, он сразу понимает, о чем я. Когда я снова забираюсь под одеяло, он, усевшись рядом и немного успокоившись, спрашивает:

– Что вы помните, Таннер?

– То, что тот человек… – пожалуй, я не должен знать его имя и титул, мне Сенгира никто не представлял, – … зачем-то выхватил револьвер и навел его на императора. А я попытался его остановить, и, кажется, у меня получилось. Если я ничего не путаю.

– Не путаете, Таннер. А теперь, простите, я должен позвать графа.

– Но ведь…

– Да, сейчас четыре часа утра. Но его светлость приказал будить его в любое время, если вы очнетесь. Тем более, что он тут рядом. Так что…

– Ясно. Зовите. Постараюсь не уснуть.

Граф появляется очень быстро – минут через десять-пятнадцать. Выглядит он не лучшим образом, что, впрочем, неудивительно, учитывая и время суток, и все предшествующие события. Он задает мне тот же вопрос, что и Кравер, и получает тот же ответ. Но продолжение разговора, естественно, отличается.

– У вас получилось, Таннер. Император и наследный принц живы. Вы знаете, почему потеряли сознание?

– Нет, – на самом деле знаю, но зачем же в этом вот так сразу признаваться?

– Маркиз Сенгир, министр двора – тот, кого вы остановили – видимо, был ходячей магической бомбой. Как вы поняли, что он собирается атаковать?

– Мне очень не понравился его взгляд. Но чем – хоть убейте, не объясню.

– Мда, нас опять спасло ваше фантастическое чутье на опасность.

– А что случилось?

– Мы пока не знаем, какая магия была использована, и к чему привел ваш удар, но маркиз не просто умер на месте, он еще и превратился в камень…

– Камень?

– Да. Знатоки из Гильдии пока не могут сказать ничего определенного. Или что-то очень древнее, или наоборот – новодел. Главное – что им такая магия неизвестна. И, видимо, какая-то часть заряда этой бомбы все-таки вырвалась наружу, если можно так сказать. Задело, кстати, не только вас. Граф Лейсен, адъютант Его Величества, сейчас в Главном военном госпитале. Говорят, неделю еще точно проваляется. Хотя, как по мне, у него ничего серьезного. Маркиз Легрелен тоже пострадал, но ему повезло больше. Он даже вчера вышел на службу… Кравер, вы ничего не рассказывали Таннеру?

– Нет, ваша светлость.

– Хорошо. Помните, Таннер, как вы предположили, что герцогу Сентерскому наплевать на внука, но вряд ли он не позаботился о родной дочери?

– И что же? – когда это я ему такое мог сказать? Почему не помню?

– Вышло с точностью до наоборот, как вы говорите.

– То есть? Простите, ваша светлость, я пока плохо соображаю.

– Императрица Альтея мертва, – встревает лекарь, граф лишь утвердительно кивает.

– Но как?!

– Если помните, Сенгир успел выстрелить…

– Дважды, по-моему…

– Да. Первая пуля ушла в потолок, отбив кусок штукатурки, который, к счастью, никого не задел – всего лишь повредил люстру. Зато вторая пуля, которая срикошетила от пола, попала императрице в глаз и прошла сквозь мозг, все там разворотив. Фантастическое невезение. Альтея умерла на месте. Личный маг императора ничего не мог сделать. Он известен как очень сильный целитель, но тут, скорее, некромант требовался. И то не факт, что помог бы. В том смысле, что вряд ли смог бы вернуть ее к полноценной жизни.

– Невероятно… Императрица мертва…

– Что делать, власть предержащие тоже смертны.

– Герцог знает?

– Уже да. Предупреждаю ваш следующий вопрос – он пока не предпринял ничего, поскольку о смерти императрицы еще не объявлено.

– Не предпринял? А что он может сделать? Он же арестован, насколько я помню.

– Нет, он сейчас в своем замке, недалеко от Тероны.

– Его отпустили?

– Да. Вы же помните, он позаботился о том, чтобы мы не нашли никаких следов. Герцог – не крестьянин из глуши, его нельзя держать взаперти бесконечно, если нечего предъявить суду. Конечно, прикрываясь следствием, мы не спешили его отпустить, но едва императрица узнала о его аресте…

– Понимаю, ваша светлость. А когда его освободили?

– Накануне приема у императора. Не знаю, как Альтея узнала, но Его Величество не смог ей отказать. Единственное, чего мы смогли добиться – чтобы Вальдеру было запрещено покидать свой замок до окончания следствия.

– О каком замке вы говорите, ваша светлость?

– Тарпефур. Это к северу от столицы. Совсем недалеко, не больше десятка тиг от городской стены. А почему вы спрашиваете?

Хм, похоже это ТОТ САМЫЙ замок. Даже у герцога не может быть дюжины таких владений вокруг столицы. Но пока я об этом говорить не буду.

– Я предположил, что он уехал в Норос, – в общем-то, я действительно так подумал в первый момент.

– Нет, иначе он бы еще ехал и ничего не знал. Хотя меня такой вариант вполне устроил бы. Увы, он засел гораздо ближе и вполне способен доставить нам немало новых неприятностей.

– Ясно. Скажите, а заговор действительно полностью подавлен?

– Как ни печально в этом признаваться… я не уверен, Таннер. Упреждая ваш вопрос – нет, газеты ничего не напишут. Свидетелей случившегося немного, их уже допросили и даже снабдили новыми воспоминаниями…

Мда, магия – благо, при грамотном использовании.

– … Так что самое большее, что выяснят нащи враги – что свидетели, возможно, помнят не то, что видели. Но доказать ничего не смогут, как и выяснить, что случилось на самом деле. Обычно так не делается, но это не обычная ситуация.

– И как долго смерть императрицы будет оставаться тайной?

– Недолго. Но чтобы создать устраивающую всех версию случившегося, нужно немного больше, чем пять минут.

– Ладно, это детали, которые мне знать необязательно. Скажите лучше – что теперь будет со мной?

– А это действительно вопрос, Таннер, – загадочно ухмыляется граф. – Большой вопрос. На который у меня нет ответа. Зато есть встречный вопрос – неужели вы всерьез думали, что сумеете затеряться на бескрайних просторах империи – после того, что успели натворить?

– Наверное, смог бы – если бы в тот злополучный вечер не встретил Ксивена.

– Хм, возможно… Да нет, пожалуй, вы правы. Этот момент действительно был последней точкой, где вы могли отвернуть. Даже если бы заговор не удался, поднялась бы такая муть, что… Разве что мы с бароном не смогли бы отблагодарить вас даже деньгами.

– Деньги, ваша светлость, были бы в этом случае не самой большой проблемой.

– И то верно… Но неужели вы не предчувствовали ничего, когда тащили его в мой дом?

– Честно? Нет. Зато была мысль, что если я этого не сделаю, будет еще хуже. Нет, конечно, скрыться в этой, как вы говорите, мути, было бы проще. Но вот выжить, причем достаточно долго и относительно благополучно – вряд ли. Наоборот, в случае успешного подавления заговора, если бы все успокоилось, не успев взволноваться – никому не было бы до меня дела. Кроме вас, разве что. Ну, и тех, кого я могу считать своими друзьями – после того, что мы пережили вместе за эти месяцы.

– Что ж, Таннер, это хорошее объяснение, – граф откидывается на спинку стула, тот жалобно скребет ножками по полу.

Мы оба молчим, не зная, о чем бы еще поговорить. Вроде ничего срочного и важного больше не вспоминается. Видимо, придя к тому же мнению, Урмарен поднимается со стула.

– Ладно, Таннер, досыпайте. Утром вас, наверное, осмотрит врач, приставленный императором. Да и Дорвит – это личный маг Его Величества, вы могли видеть его на приеме – тоже хотел с вами побеседовать. Но это будет после завтрака… и после того, как мы с вами еще раз побеседуем.

– Согласен, не хотелось бы ляпнуть лишнего.

– Вот-вот, даже героям не все позволено, – хмыкает он, прежде чем взяться за дверную ручку.

Кравер снова занимает пост у моей кровати. Я засыпаю, так и не решив, волноваться мне по поводу визита мага или нет. Единственное, что понятно, так это то, что выздоравливать придется естественным путем – пока я здесь. Дорвит или еще кто наверняка учует даже легкие штрихи магического вмешательства.

Утро начинается спокойно. Завтрак, визит приставленного ко мне императорского лекаря, который вроде бы доволен моим состоянием. Потом меня утаскивает к себе граф. Еще раз проходимся по недавним событиям, конструируя удобоваримую "официальную версию". Получается неплохо – минимум умолчаний, еще меньше откровенной сказки. Немного жаль даже, что этот маленький шедевр нельзя будет скормить газетам. Но правильно – незачем приучать население к мысли о самой возможности подобных потрясений.

– Ладно, Таннер, – смотрит граф на часы, – пора идти к Дорвиту. Надеюсь, он еще не заждался.

Полчаса с Дорвитом пролетают как один миг. Знакомство с личным магом императора оставляет у меня двойственное впечатление. С одной стороны, передо мной умный и, если надо, безжалостный боец. По-настоящему сильный маг, каких я еще не видел. Советник императора. Что он за пассы он выделывал руками вокруг моей головы, я до конца так и не понял, но боль и усталость вдруг ушли. Совсем. Я словно снова оказался на берегу безымянного озера тем далеким утром. Но почему тогда он ничего не почувствовал? Или сумел не выдать себя? Если первое – что я такого сделал, пряча свою силу, что маскировка стала абсолютной? Если второе – друг он мне или враг? Точнее, счел ли он меня естественным союзником или намерен использовать в своих интересах?

Нет ответа. Пожалуй, придется подождать "естественного развития событий".

Мы возвращаемся в покои графа. Молчаливый слуга наливает нам вина и отходит в сторону. Интересно, чему граф улыбается так загадочно?

Причина проясняется через минуту – двери распахиваются, и в комнату входит барон Фогерен, а следом – Киртан и Хонкир. Рукопожатия, объятия, радостные возгласы. Все тот же слуга, повинуясь взгляду графа, наливает вина и вновь прибывшим. Обычный, видимо, набор тостов, в который вплетается пожелание мне долгих лет и крепкого здоровья. Что ж, и то, и другое мне пригодится.

Впрочем, причина, по которой я вижу сейчас барона и моих бывших напарников, имеет немного грустный оттенок. Венкрид завтра уезжает к отцу – заговоры заговорами, а к свадьбе готовиться надо без суеты. Собственно, он должен был уехать еще позавчера. Но раз уж так все сложилось, ему хотелось убедиться, что я в порядке.

Спустя несколько минут я вдруг ловлю себя на странном ощущении. Как-то участвую в разговоре – шучу сам, улыбаюсь в ответ на шутки других, вспоминаем совместные приключения, но мысли мои словно где-то далеко. Похоже, в какой-то момент Урмарен замечает, что со мной что-то не так, и, списав это на последствия пережитого, очень аккуратно намекает Венкриду, что пора бы и попрощаться. Прощальный тост и троица едва ли не самых близких мне людей уходит. От мысли, что я их довольно долго не увижу, становится грустно.

– Мне тоже будет их не хватать, – говорит граф, правильно истолковав мое выражение лица и наливает еще вина.

Но едва приятное тепло разливается по телу, приходит отрезвляющая мысль, далеко назад отодвигающая грусть расставания – а мы точно все обговорили до встречи с Дорвитом?

– Скажите, ваша светлость, – говорю я, вспомнив странный жест императора, адресованный кому-то за моей спиной, за несколько мгновений до того, как Сенгир начал действовать не по протоколу, – какой все-таки сюрприз должен был ожидать меня на приеме?

– Ладно, так и быть, скажу, – отвечает граф, задумчиво глядя куда-то в сторону. – Его Величество намеревался не только наградить вас орденом и дать вам дворянство, но и сделать вас бароном. Хотя тот момент, что никто не знает, кто вы и откуда, его здорово смущал, не скрою. Однако император не собирался отступать от своего слова. И тут вскрылось одно обстоятельство.

– Какое же?

– Помните, Таннер, наш давний разговор, еще на пути в Мелату, когда я объяснял вам, кем вы можете быть – с моей точки зрения? Я тогда назвал вам не все варианты. Вернее, все, но один из них имел, скажем так, оттенки, а у меня возникла одна мысль, которую следовало проверить, прежде чем озвучивать. И, по ряду причин, я не мог заняться этим делом до прибытия в столицу. Честно говоря, я предполагал, что могу найти что-то в этом роде, но такого результата я и сам не ожидал, – граф делает паузу, собираясь с мыслями, а я старательно пытаюсь вспомнить, что именно тогда он говорил. – Так вот, Таннер. Мой друг Мерген очень неплохо рисует. Поэтому, когда вы появились на пороге моего дома с умирающим Ксивеном на плечах, я не просто вспомнил о своей непроверенной идее, но и, когда для этого нашлась минутка, попросил Мергена изготовить ваш портрет…

Опаньки. А я-то надеялся, что пока никто не запечатлел меня для истории.

– … и он прекрасно справился с моим поручением. Настолько прекрасно, что едва я увидел этот портрет, у меня сразу возникло ощущение, что лицо, на нем изображенное, кого-то мне напоминает. Причем очень сильно.

И он туда же… Забавно, если Урмарен и герцог Сентерский подумали об одном и том же человеке. Вот только кого они имели в виду?

– Скажите-ка, Таннер, вы никогда не встречали барона Танорена?

Хм, Танорен, Танорен… Барон Ургис Танорен. Память выдала к имени два портрета. На первом, из более старого справочника – мужчина лет сорока, с волевым лицом. Рядом с ним жена – похоже, ровесница – и дети. Два мальчика – старшему лет четырнадцать-пятнадцать, младшему не больше семи – и девочка, совсем кроха. На втором, из недавнего издания – тот же мужчина, только постаревший на три десятка лет. Рядом с ним – сын, причем явно младший, ибо выглядит ровесником отца на первом портрете. Жена, возможно, умерла. Дочь – вышла замуж. За кого? Ладно, потом… А где старший из сыновей? К слову, я никак не могу быть этим отсутствующим персонажем – младшему из тех мальчиков на старом портрете сегодня должно быть лет больше, чем мне. Он даже старше Венкрида Фогерена. Не говоря уже о том, что мое сходство с представителями данного семейства – если граф намекает именно на это – кажется мне весьма сомнительным. Однако, надо ответить.

– Нет, ваша светлость, не встречал. А мог? Интересно, где?

– Откуда же мне знать, где вас носило до того, как память отшибло.

– И то верно…

– Значит, не знаете его?

– Ну, как вам сказать… Мне известно это имя, я даже представляю, как он выглядит и, наверное, узнал бы при встрече. Но чтобы где-то наши пути пересекались… нет, не помню такого.

– Пожалуй, да, за то время, что мы с вами знакомы, возможности встретить его вам не выпадало. Насколько мне известно, барон Танорен за послевоенные годы покидал замок хорошо если больше трех раз. И последний из них – задолго до нынешнего лета.

– Тогда о чем речь?

– Дело в том, что у барона было четверо детей. Трое сыновей и дочь.

Трое сыновей?

– …Дочь барона вышла замуж пятнадцать лет назад, с полного одобрения отца, живет сейчас в Кардее, счастлива в браке, растит двоих детей и больше ничего интересного я вам о ней не скажу. Теперь о сыновьях. Старший, Виргел – капитан, командир пехотной роты – погиб в самом начале войны. Жениться он успел, а вот обзавестись детьми – нет. Вдова Виргела вышла замуж через пять лет после войны, ее нынешний муж – тоже военный. До сих пор поддерживает отношения со старым бароном, навещает его не реже двух раз в год. С этими линиями все, переходим к среднему сыну, Геркусу, который сейчас считается официальным наследником барона. Этот любимчик своей матери предпочел чиновничью карьеру. Женился в первый год войны, у него две дочери, старшая в прошлом году вышла замуж, младшая обзавелась женихом, но точная дата свадьбы не определена. С отцом отношения у Геркуса, скажем так, прохладные – во многом из-за отношения Геркуса к военной службе. Старый барон – вояка в демон знает каком поколении, ушел в отставку из-за подкосившегося здоровья, и очень переживал, что врачи не разрешили вернуться на службу, когда началась война…

Демон меня пережуй, это что же должно было произойти с младшим сыном барона, если его нет ни на одном из портретов, а граф начал настолько издалека?

– …Так что барон наверняка оставил бы Геркусу лишь положенную часть наследства, если бы вообще оставил, но никак не титул, если бы младший был жив.

– А что случилось с младшим? – осторожно интересуюсь я.

– В отличие от Геркуса, воротившего нос от военной службы, он мечтал стать офицером, как отец и старший брат. Когда началась война, ему было двенадцать. Парень трижды сбегал на фронт. Третий раз – в предпоследний год войны, в конце лета. Он не просто добрался до Лариньи, там его поймали всего в десятке тиг от передовых позиций. Его уже собирались отправить домой, но именно в этот день аркайцы прорвали нашу оборону на том участке.

– Сын барона погиб?

– Ну как вам сказать… Там было нечто страшное. Натуральная мясорубка. Погибло очень много людей, и военных, и гражданских, прежде чем подошли подкрепления и аркайцев отбросили назад. Стояла жара и погибших пришлось хоронить, не теряя время на опознание. У военных хотя бы были жетоны, у местных жителей – свидетели из родственников или соседей. Но и неопознанных останков хватало. А парня там никто не знал, документов при нем не было. Так бы и сгинул бесследно, но уцелела запись о задержании и готовящейся отправке. Капрал из Красной Стражи, занимавшийся его делом, вроде бы опознал труп, и об этом была составлена и отправлена соответствующая бумага. Тело отправить родителям не успели – аркайцы снова пошли в наступление. Их отбили, но от поселка остались только пепелища и свежие могилы. Капрал тот тоже погиб. После второго прорыва там мало кто уцелел.

– То есть, ваша светлость, все говорит о том, что мертвым младшего Танорена никто не видел?

– Именно так. Ургис добился все-таки признания сына пропавшим без вести, а не погибшим – не столько потому, что сам надеялся на его возвращение, сколько ради жены. Она тогда чуть не сошла с ума от горя, потеряв двух сыновей. Но тут Геркус подарил им вторую внучку, потом еше и дочь вышла замуж. В общем, баронесса нашла в себе силы справиться с горем. Но в то, что младший сын жив, верить не перестала. Верила до самой своей смерти семь лет назад.

– Понятно… Сколько сейчас барону?

– Семьдесят шесть.

– И вы решили представить ему меня как пропавшего сына?

– Почему нет?

– Но ведь это…

– Маленький штрих, Таннер. Нынешний наследник барона сейчас под следствием. Вам не сложно будет догадаться, по какому делу?

– Насколько серьезно он вляпался?

– Увы. Бесплатную доставку на известные вам острова Геркус Танорен уже заработал. И это при том, что следствие по его делу еще не закончено.

– Хм, а чем это грозит его семье?

– Старшей дочери, полагаю, ничем. У младшей вполне может расстроиться свадьба. С супругой Геркуса несколько сложнее. Хотя, скорее всего, для нее это тоже не будет иметь серьезных последствий.

– Почему же?

– Потому что муж ее, как говорится, везде успел. И в заговор вляпался, и… любовницу завел. Правда, жена оказалась шустрее нас – выследила его еще весной. Накрыла на горячем. И приперла, что называется, к стенке. Громкого скандала не случилось, поскольку ей он тоже был ни к чему, и супруги решили развестись тихо и, к тому же, не сразу, а на следующий год после свадьбы младшей дочери.

– Чтобы соблюсти внешние приличия…

– Верно. Правда, при этом по письменному соглашению она уже получила половину имущества Геркуса. И чтобы не видеть муженька-изменщика, и чтобы ему лишний раз досадить, перебралась к свекру в замок. Тот ей не отказал, и внучку тоже приютил.

– То есть, можно полагать, что об участии мужа в заговоре она не имела понятия?

– Лично я в этом не сомневаюсь.

– Почему же Геркус подписал то соглашение?

– Да потому что шуры-муры он закрутил не с какой-нибудь безвестной девицей, а с замужней дамой, уж простите, не стану говорить, чьей женой, – граф закатывает глаза к потолку, намекая на высокое положение таинственного рогоносца.

– Ясно, не надо. И что теперь?

– Если относительно вышеописанной ситуации, то это вопрос к Коронной палате. А что касается вас, то… Знаете что, Таннер? А давайте вы встретитесь со стариком, а? Если не признает он в вас сына, получите дворянство волей императора. И титул тоже. Это дело решенное. Если признает – подумайте, что плохого в том, что вы скрасите ему последние годы жизни? Кому какое дело, где Сайнел Танорен был эти восемнадцать лет, если не погиб тогда? Никто уже не помнит, каким был младший сын барона. Одни старики умерли, у других проблемы с памятью. Кто помоложе – тоже нечасто Сайнела вспоминал. А что не вспоминается, то забывается. Баронесса умерла, ей уже, простите, все равно. А старик жив, нелюбимый сын вот-вот покроет его имя позором. Вы же можете доставить ему такую радость, какую себе и представить не можете. Надеюсь, побочные положительные эффекты такого решения вам объяснять не надо?

– Вы о разнице между сомнительным получением дворянства за участие в разгроме заговора среди аристократии и чудесным возвращением пропавшего наследника старинного титула – с точки зрения высшего общества?

– Длинно, но верно, – ухмыляется Урмарен.

– Хорошо. Согласен. Я встречусь с бароном Танореном. Только если он все-таки признает во мне пропавшего сына, то пусть сделает это сам. Никаких подсказок, внушений, тем более – магии.

– Договорились. Кстати, могу вас заверить – использование магии исключается. Или вы думаете, слова и подписи барона Коронной палате будет достаточно? Они обязательно проверят, не находился ли барон Танорен под магическим или иным внушением. Хотя, если честно, я подозреваю, с учетом всех обстоятельств, можно смело все без утайки ему рассказать – старик все равно предпочтет вас Геркусу.

– Не понимаю, почему.

– Вспомните нера Линденира. Тот же случай. Готов критиковать любой чих императора, но за державу жизнь отдаст. Сначала врага, потом свою.

– То есть, он будет рад обмануться?

– Как ни трудно вам в это поверить. Кстати, а почему вы не допускаете мысли, что вы и есть Сайнел Танорен? Вам же нечем доказать обратное?

Хм, а мне ведь действительно не приходило в голову, что я могу быть таким вот пропавшим наследником. Если подумать, то лучше пусть моей вдруг обретенной родней станет барон Танорен, а не герцог Сентерский. Сильно подозреваю, что в этом случае проживу гораздо дольше. Да и просто герцог мне не понравился, что уж тут скрывать. Как и обстоятельства нашего знакомства.

Ладно, это все наши с графом фантазии. А что все-таки скажет старый барон?

– И когда я с ним встречусь?

– Сегодня вечером, если вы не против. И не переживайте так. Это будет скромный семейный ужин.

– Простите?

– Дело в том, что барон Танорен – мой дядя, – поясняет граф, с усмешкой глядя в мои явно округлившиеся глаза. – То есть, моя мать – его сестра. Старшая.

Ох ты ж, мы еще и родственниками станем? Какие причудливые формы, однако, принимает порой человеческая благодарность…

И какое же длинное получилось утро.

Графа ждали другие дела, и он, извинившись, ушел, а молчаливый слуга проводил меня в мою комнату. Потом мое уединение ненадолго нарушили Кравер и Стимелен – тот самый императорский лекарь, что осматривал меня утром. Но я и чувствовал себя, и выглядел гораздо лучше, чем даже утром, не говоря уже о накануне, поэтому они надолго не задержались. Кстати, сиделка к моему возвращению исчезла, что, видимо, тоже должно было говорить о том, что я здоров и в присмотре не нуждаюсь.

Других визитеров не было, да я и не ждал – Венкрид меня уже проведал и сейчас готовится к отъезду в родные края, а Тиана вряд ли появится здесь, хотя бы во избежание кривотолков. И как по мне, чем меньше народу будет знать о наших совместных приключениях, тем лучше. Пожалуй, я бы потолковал кое о чем с Мергеном, но его либо вовсе не было во дворце, как и моего приятеля Ладера, либо он сейчас рядом с графом. Так что придется немного побыть в одиночестве – оставшийся при мне слуга уселся на стул у входа и застыл изваянием, и на роль собеседника никак не подходил. Сделать что-то, принести, позвать – да, но поговорить – нет. Все, чего я от него добился, это как его зовут и сколько ему лет, и что он не имеет права отвечать на мои вопросы, если они не касаются его обязанностей. Впрочем, я не стал расстраиваться. Мне было о чем подумать. Наверное, кто другой на моем месте умирал бы от счастья – оказаться почетным гостем императора. Но я никаких сильных чувств по этому поводу не испытывал. Меня больше занимало предстоящее… знакомство с отцом. Наверное, можно так сказать.

Кстати, об императоре. Если Его Величество не знал о затее Урмарена, и просто был согласен с мыслью, что мои, так сказать, подвиги достойны даже титула – как изменилось положение дел после всего, что случилось? Если император уже в курсе, что я не Шай Таннер, наемник без прошлого, а Сайнел Танорен, наследник старинного рода – что он испытывает? Облегчение, что ему не придется наплевать на традиции, ради того, чтобы меня наградить? Недоумение – как же меня теперь награждать, если я уже дворянин, если титул и деньги мне не нужны? И как на все это повлияет смерть Альтеи? Впрочем, что гадать. Посмотрим и увидим.

Я озадачиваю слугу – разбудить меня, когда начнет темнеть, если до того никто не появится – и заваливаюсь спать. Все-таки устаю я пока что слишком быстро.

Казалось, только закрыл глаза – и вот уже этот парень с ничего не выражающим лицом трясет меня за плечо:

– Вы просили разбудить.

– Никто не приходил? – спрашиваю я, протирая глаза.

– Нет, – пауза. – Хотите чего-нибудь?

– Да. Умыться и перекусить. Слегка. Ужинать я буду не здесь.

Он молча кивает и уходит.

Спустя полтора часа я, уже полностью готовый, спускаюсь вслед за графом к карете. На этот раз на ней фамильный герб Урмаренов.

Путь неожиданно недолог – мне почему-то казалось, что он будет гораздо длиннее, даже если мы не покинем пределов Тероны. Короткая остановка, чьи-то голоса, звук открываемых ворот. Через полминуты карета снова останавливается, на этот раз окончательно. Дверца открывается, мы с графом выбираемся наружу и оказываемся у входа в двухэтажный особняк – старый, небольшой, не слишком ухоженный, но все же симпатичный. Нас встречают. Дворецкий оставляет нас в уютной гостиной.