Текст книги "Бог Войны (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Так и будет, так и будет. – Он помолчал и слегка нахмурился. – По крайней мере, я так думаю.

– Но ты был жесток к нему, мой король.

– Жесток? – как будто удивился он.

– Он сказал, что платит двадцать четыре фунта золота, триста серебра и десять тысяч голов скота в год.

– Верно.

– Христианские короли не могут заключить мир, не требуя платы?

– Это не плата, – объяснил он. – На наш остров постоянно нападают. Ирландское море наводняют норвежцы, их корабли приходят с северным ветром, их воины хотят захватить наши земли. Уэльс – маленький и уязвимый край, и на его берега уже нападали. Эти деньги, лорд Утред, идут в оплату за копья, которые защитят Уэльс.

– Твои копья?

– Конечно, мои! Разве Хивел тебе не рассказал? Если на его земли нападут, мы их защитим. Я создаю христианский мир, союз христианских народов против языческого севера, а война стоит денег.

– Но твой мир требует, чтобы слабые платили сильному. Не должен ли ты платить Хивелу, чтобы его армия была сильной?

Этельстан проигнорировал вопрос и хмуро зашагал дальше.

– Мы на острове, и нападение на одно христианское королевство означает нападение на всех. У нас должен быть предводитель, и Господь распорядился, что мы – самое большое королевство, самое сильное, и потому именно мы возглавим оборону против любых язычников, что явятся разорять остров.

– Значит, если норманны высадятся на севере Альбы, ты выступишь на бой с ними? – предположил я.

– Если Константин не сможет защититься сам? Конечно!

– Так Хивел и Константин платят за защиту?

– Почему бы и нет?

– Они ее не просили, – резко ответил я. – Ты навязал ее.

– Потому что им недостает дальновидности. Мирный договор им на пользу. – Он подвел меня к низким каменным стенам и сел, пригласив присоединиться. – В свое время они это поймут. – Он помолчал, будто ожидая ответа, но, когда я ничего не сказал, оживился. – Зачем, по-твоему, я созвал это сборище в Бургэме?

– Понятия не имею.

– Это Камбрия, – он обвел вокруг рукой, сверкающей перстнями. – Земля саксов, наша земля, ее захватили наши предки и столетиями ее пахали. Здесь церкви и монастыри, дороги и рынки, но во всей Британии не сыщешь другого столь же безбожного места! Сколько норвежцев здесь живет? Сколько данов! Оуайн из Страт-Клоты называет эту землю своей, а Константин даже смеет назначать ее правителя! Но какая это страна? Это Нортумбрия! – Он выделил два последних слова, хлопая в такт по камням. – И что сделала Нортумбрия, чтобы выдворить захватчиков? Ничего! Ничего! Ничего!

– Я потерял хороших воинов, победив Скёлля Гриммарсона в Хибурге, – яростно огрызнулся я, – и Мерсия с Уэссексом мне не помогали! Может, потому что я не платил им?

– Лорд Утред! – успокаивающе сказал он. – Никто не сомневается в твоей храбрости. Никто не оспаривает, что мы у тебя в долгу. И, по правде говоря, я пришел заплатить этот долг.

– Вторжением в Нортумбрию? – Я был все еще зол. – Ты клялся не делать этого при моей жизни!

– А ты клялся убить Этельхельма Старшего, – спокойно ответил он, – и не сделал этого. Его убили другие.

Я просто смотрел на него. Его слова были правдивы и в то же время возмутительны. Этельхельм умер, потому что я победил его людей, убил его лучшего воина и заставил его войско бежать. Конечно, Этельстан мне помог, но он вступил в битву лишь потому, что я удержал лунденские ворота Крепелгейт.

– Клятва есть клятва, – сказал он спокойно, но властно. – Ты поклялся убить человека и не сделал этого, и потому клятва недействительна. – Он поднял руку, пресекая мое возмущение. – И клятва язычнику не имеет силы. Нас может связать только клятва именем Христа и его святых. – И снова он поднял руку. – Но все же я пришел вернуть тебе долг.

Один человек, даже лорд Беббанбурга, не может биться с армией трех королевств. Я чувствовал себя преданным, меня в самом деле предали, но мне удалось сдержать гнев.

– Долг, – сказал я.

– Сейчас, лорд Утред, сейчас. – Он встал и начал мерить шагами маленькую площадку, огороженную развалинами стен. – Камбрия – место, где нет закона, ты согласен?

– Да.

– Но все же это часть Нортумбрии, верно?

– Да.

– А Нортумбрия – английское королевство, так?

Я все еще привыкал к этому слову, так же как свыкался с названием Инглаланд. Некоторые предпочитали название Саксонланд, но западные саксы, пытавшиеся объединить всех, кто говорит по-английски, предпочитали называть страну Инглаланд. Слово охватывало не только саксов, но и англов, и ютов. Мы больше не будем саксами или англами, только англичанами.

– Нортумбрия – английская, – признал я.

– Но сейчас в Камбрии больше говорят на языках норманнов, чем на нашем!

Я поколебался и пожал плечами.

– Да, многие говорят.

– Три дня назад я охотился и остановился поговорить с лесником. Он говорил по-норвежски! С тем же успехом я мог бы говорить с ним по-валлийски, и это в английской-то стране!

– Его дети будут говорить на нашем языке, – заметил я.

– Будь они прокляты, его дети! Они вырастут язычниками!

Я оставил это заявление висеть в воздухе, глядя, как Этельстан ходит туда-сюда. В основном он прав. Нортумбрия редко показывала свою власть над Камбрией, хотя та и была частью королевства, и норвежцы, видя такую слабость, высаживались на побережье и строили фермы в долинах. Они ничего не платили Эофервику, и только мощные бурги на мерсийской границе мешали им совершать набеги в земли Этельстана. И слабость Камбрии чуяли не только норвежцы. О Камбрии мечтала Страт-Клота, лежавшая у ее северных пределов, как и Константин.

Как и Этельстан.

– Если не нравятся норвежцы, и ты хочешь, чтобы Камбрия стала английской, зачем держать королем в Эофервике Гутфрита?

– Ты его не любишь.

– Никчемный человек.

Этельстан кивнул и снова сел лицом ко мне.

– Мой главный долг не в том, чтобы убивать норманнов, хотя Богу известно, что я убью их всех до одного, если на то будет Его воля. Мой главный долг – обратить их. – Он помолчал, ожидая моего ответа, но я ничего не сказал. – Мой дед, – продолжил он, – учил, что те, кто служит Господу – не саксы и не даны, не англы и не норвежцы. Они едины во Христе. Посмотри на Ингилмундра! Некогда норвежец и язычник, а теперь христианин, оказывающий услуги мне, своему королю.

– И тот, кто встречался с Анлафом Гутфритсоном на острове Мон, – резко сказал я.

– По моему приказу, – немедленно парировал Этельстан. – Почему бы и нет? Я послал Ингилмундра с предупреждением Анлафу, что, если его честолюбивые замыслы коснутся этого острова, я сдеру с него шкуру и сделаю из нее седло. Надеюсь, предупреждение сработало, поскольку знаю, что Анлафа манит Камбрия.

– Она манит всех, включая тебя, мой король.

– Но если язычников Камбрии обратить, – продолжил он, – тогда они будут сражаться за своего христианского короля, а не за какого-то язычника-авантюриста из Ирландии. Да, Гутфрит мерзкий человек, но благодать Христа действует и через него! Он согласился покреститься. Он позволит мне построить в Камбрии бурги, оставить там гарнизоны, которые будут защищать храбрых священников, проповедующих необращенным. Он согласился, что в Камбрии будут править два олдермена-сакса, Годрик и Альфгар, их войска будут защищать наших священников. Язычники послушают Гутфрита, он для них свой, он говорит на их языке. Я сказал ему, что Камбрия должна стать христианской, если хочет остаться королем. И подумай, что будет, когда Гутфрит умрет.

– Женщинам будет спокойнее.

Этельстан проигнорировал это заявление.

– Его родня правит в Ирландии, но они считают, что должны править и Дифлином, и Эофервиком. Если Гутфрит умрет, Анлаф попытается забрать Нортумбрию. Он потребует ее по праву рождения. Лучше терпеть пьяного глупца, чем биться с талантливым воином.

Я нахмурился.

– Почему бы просто не убить Гутфрита и не провозгласить себя королем? Почему не заявить, что Нортумбрии больше нет, и все здесь – теперь Инглаланд?

– Потому что я уже здесь король, потому что это, – топнул ногой он, – уже Инглаланд! Гутфрит присягнул мне, я его сюзерен, но, если я уберу его, то рискую навлечь на себя месть его ирландской родни, а если ирландские норвежцы нападут с запада, подозреваю, что Константин атакует с востока. И тогда норвежцам Камбрии и данам Нортумбрии захочется присоединиться к захватчикам. Даже валлийцам, несмотря на обещание Хивела! Никто из них нас не любит! Мы для них сайсы, и они страшатся нашей мощи, хотят ослабить нас, и война со всеми нашими врагами будет ужаснее, чем любая из войн, в которых сражался мой дед. Я не хочу этого. Я хочу навести в Нортумбрии порядок. Я не хочу больше хаоса и кровопролития! И держа Гутфрита на коротком поводке, я обращу северных язычников в законопослушных христиан и объясню врагам, что в Нортумбрии нет возможностей для честолюбцев. Мне нужен мирный, процветающий, христианский остров.

– Управляемый Инглаландом, – мрачно сказал я.

– Управляемый Господом Всемогущим! Но если Господь назначил Инглаланд самым могущественным королевством в Британии, то да, Инглаланд должен править.

– И чтобы достичь этого, ты доверяешь пьяному глупцу обратить нас, язычников? – язвительно спросил я.

– И чтобы держать в узде Анлафа.

– И велишь пьяному глупцу потребовать с меня дань.

– Ты живешь на этой земле, почему ты не должен вносить свою долю в казну? Почему не присягнешь ему в верности? Ты живешь в Нортумбрии, разве нет? – Я был так поражен предложением присягнуть Гутфриту, что ничего не сказал, хотя негодование наверняка отразилось на лице. – Ты выше закона, лорд Утред? – сурово спросил Этельстан.

– У Гутфрита нет закона, – огрызнулся я. – Платить ему дань? Почему я должен платить за его шлюх и эль?

– Лорд Элдред будет держать в Эофервике гарнизон. Он удостоверится, чтобы твое серебро тратилось с умом. А что касается клятвы, ты станешь примером другим.

– Будь они прокляты, эти другие, – зло сказал я, а потом враждебно накинулся на него: – Я слышал, что лорд Элдред, – почти выплюнул это имя я, – стал олдерменом.

– Да.

– Олдерменом чего?

Этельстан помолчал.

– Нортумбрии, – наконец сказал он.

До этого момента я ему верил. Он говорил горячо и страстно, ведомый не только честолюбием, но и искренней верой в своего бога, но этот односложный ответ был уклончив, и я решительно бросил ему вызов.

– Я олдермен Нортумбрии.

Он улыбнулся, возвращая себе хладнокровие.

– Но в беззаконной стране нужна власть, а власть исходит от короля посредством его знати. Этот король, – он тронул золотой крест на груди, – решил, что Нортумбрии нужно несколько олдерменов, чтобы ее укротить. Лорды Годрик и Альфгар на западе, а еще двое, ты и Элдред, на востоке. Но прежде чем возражать, вспомни, что я пришел заплатить тебе долг.

– Лучшей платой будет, если ты оставишь меня в покое, – проворчал я. – Я стар, я сражался со времен твоего деда. У меня есть хорошая женщина, хороший дом, и больше мне ничего не нужно.

– А если я отдам тебе весь Вилтунскир? – спросил он.

Я пораженно уставился на него и не нашел, что сказать. Когда он смотрел на меня, казалось невозможным, что это я его вырастил, защищал, даже любил как сына. Он обрел уверенность и ничем не напоминал мальчика, которого я знал. Он стал королем, и его амбиции простирались на всю Британию, а может, и дальше.

– Вилтунскир – одно из богатейших графств Инглаланда, – снова заговорил он. – Ты можешь получить его, а с ним бо́льшую часть земель Этельхельма. – Я продолжал молчать. Этельхельм Младший, олдермен Вилтунскира, был моим врагом и человеком, оспаривавшим права Этельстана на трон Уэссекса. Этельхельм проиграл и умер, и его состояние перешло к королю. Громадное состояние, и Этельстан предлагал мне бо́льшую его часть, огромные поместья во всех трех королевствах, огромные дома, полные дичи леса, пастбища и сады, города с преуспевающими торговцами. Мне только что предложили все это или бо́льшую часть. – Ты станешь величайшим после короля лордом Инглаланда, – улыбнулся Этельстан.

– И ты отдашь все это язычнику?

Он улыбнулся.

– Прости, но ты стар. Ты будешь наслаждаться богатством год или два, потом его унаследует твой сын, а он христианин.

– Который сын? – резко спросил я.

– Тот, которого ты зовешь Утредом, конечно. Его здесь нет?

– Я оставил его командовать гарнизоном в Беббанбурге.

– Он мне нравится! – с воодушевлением сказал он. – Всегда нравился!

– Вы росли вместе.

– Именно так! Мне нравятся оба твоих сына.

– У меня только один сын.

Этельстан пропустил это мимо ушей.

– И я представить не могу, чтобы твой старший хотел унаследовать что-нибудь материальное. Епископ Освальд желает не земного богатства, а только милости божией.

– Тогда он весьма необычный священник, – проворчал я.

– Да, он такой, и он достойный человек, лорд Утред. – Он задумался. – И я ценю его советы.

– Он меня ненавидит.

– И кто в этом виноват?

Я хмыкнул. Чем меньше я буду говорить о епископе Освальде, тем лучше.

– А что ты получишь взамен богатств Вилтунскира? – спросил я вместо этого.

Он на мгновение замешкался.

– Ты знаешь, чего я хочу.

– Беббанбург.

Он поднял обе руки.

– Ничего не говори, лорд Утред! Ничего сейчас не говори! Но да, я хочу получить Беббанбург.

Я повиновался его приказу ничего не говорить и порадовался этому, потому что первым порывом было гневно отказаться. Я нортумбриец и посвятил свою жизнь возвращению Беббанбурга, но одновременно с этим порывом пришли и другие мысли. Король предлагал мне такое огромное богатство, что Бенедетта будет всегда жить в роскоши, которой она достойна, а сын унаследует состояние. По всей видимости, Этельстан почувствовал мое замешательство, поскольку поднял руки, призывая к молчанию. Ему не нужен был скоропалительный ответ, он хотел, чтобы я подумал.

Он так и сказал.

– Подумай об этом, лорд Утред. Через два дня мы разъедемся. Короли уедут, монахи вернутся в Дакор, а я отправлюсь на юг, в Винтанкестер. Завтра мы закатим большой пир, и ты дашь мне ответ. – Он встал и подошел ко мне, протягивая руку, чтобы помочь встать. Я позволил ему поднять себя на ноги, и он обхватил мою руку ладонями. – Я в большом долгу перед тобой, лорд Утред, возможно, в большем, чем когда-нибудь смогу выплатить, и я хочу, чтобы в то время, что тебе осталось на этой земле, ты был рядом, в Уэссексе, был моим советником! – Он улыбнулся, давая волю своему обаянию. – Как ты когда-то заботился обо мне, – мягко сказал он, – я позабочусь о тебе.

– Завтра, – хрипло каркнул я.

– Завтра днем, лорд Утред! – Он хлопнул меня по плечу. – И приводи с собой Финана и твоих ручных братьев-норвежцев! – Он зашагал к лошадям, оставленным у слуги за стенами старого форта. Внезапно он обернулся. – Обязательно возьми своих друзей. Финана и норвежцев! – Он ничего не сказал о том, что Эгиль сопровождал меня вопреки королевскому приказу привести только тридцать человек. Казалось, он не возражал. – Приводи всех троих! – крикнул он. – А теперь – охота!

Христиане рассказывают, как дьявол привел их пригвожденного бога на вершину горы и показал ему все царства мира. Все они будут принадлежать ему, пообещал дьявол, если он просто преклонит колено и поклянется в верности. И мне, в точности как пригвожденному богу, предложили богатство и власть. Пригвожденный бог отказался, но я – не бог, и меня одолевало искушение.

* * *

Я понимал, что Этельстан будто играл в тафл. Он двигал фигуры по клеткам, чтобы захватить самую главную фигуру и выиграть, но, предлагая мне Вилтунскир, он также пытался убрать меня с доски. И конечно, меня одолевало искушение. Во время охоты он продолжил меня соблазнять, небрежно сказав, что я останусь лордом Беббанбурга.

– Крепость и поместье навеки твои, лорд Утред, я лишь прошу позволить мне оставить там гарнизон и командующего. И только пока мы не заключим мир со скоттами! Как только эти разбойники докажут, что будут соблюдать свою клятву, Беббанбург навеки отойдет твоей семье! Всё будет твоим!

Он одарил меня ослепительной улыбкой и пришпорил коня.

Так что меня мучил соблазн. Я сохраню Беббанбург, но буду жить в Вилтунскире, распоряжаться землями, людьми и серебром. Я умру богатым. Следуя за Этельстаном и наблюдая, как ястребы набрасываются на куропаток и голубей, я думал о небрежном обещании, что он заберет Беббанбург только на время, пока мы не заключим мир со скоттами. Звучало убедительно, пока я не вспомнил, что мира со скоттами никогда не было и вряд ли будет.

Даже говоря о мире, скотты готовились к войне, да и мы говорили им те же гладкие слова, а сами в это время ковали копья и делали щиты. Этой вражде нет конца. Но Вилтунскир? Богатый, плодородный Вилтунскир? Однако что король дал, то может и забрать, и я вспомнил слова Хивела, что его наследники могут не считать себя связанными соглашением, которое он заключил с Этельстаном. Будут ли наследники Этельстана считать себя связанными любым соглашением, заключенным со мной? А сам Этельстан? Зачем я ему, когда он завладеет Беббанбургом?

И все же он взял меня за руку, посмотрел мне в глаза и обещал заботиться обо мне так же, как я заботился о нем. Мне хотелось ему верить. Возможно, лучше провести последние годы среди пышных пастбищ и садов Вилтунскира, с мыслью о том, что мой сын, мой второй сын, обретет принадлежащее ему по праву рождения после того, как скотты преклонят колено.

– Заключат ли скотты когда-нибудь мир с нами? – спросил я Финана в тот вечер.

– Возляжет ли когда-нибудь волк с ягненком?

– Мы ягнята?

– Мы волчья стая Беббанбурга, – гордо ответил он.

Мы сидели с Эгилем и его братом Торольфом у костра. Яркий полумесяц скрылся за высокими быстрыми облаками, а от резкого и холодного ветра с востока искры от костра летели вверх. Воины пели, рассевшись вокруг костров. Иногда нам приносили эль, хотя Этельстан прислал бочонок вина. Торольф попробовал его и сплюнул.

– В самый раз для чистки кольчуги, – сказал он, – а больше никуда не годится.

– Уксус, – согласился Эгиль.

– Этельстану это не понравится, – вставил Финан.

– Он же не стал пить это вино, – сказал я. – Так какая ему разница?

– Ему не понравится, если ты останешься в Беббанбурге.

– И что он сможет сделать?

– Осадить крепость, – неуверенно предположил Эгиль.

– У него достаточно людей, – проворчал Торольф.

– И кораблей, – добавил его брат.

Последние два года мы постоянно слышали о том, что Этельстан строит новые улучшенные корабли. Его дед Альфред построил флот, но те корабли были тяжелые и неповоротливые, а по слухам, Этельстан строил такие, что даже норманны позавидуют.

Финан разглядывал кружившиеся на ветру искры.

– Не могу поверить, что он осадит Беббанбург, господин. Ты добыл ему трон!

– Я больше ему не нужен.

– Он перед тобой в долгу!

– А епископ Освальд льет ему в уши ненависть, – напомнил я.

– Лучшее, что можно сделать с епископами, – кровожадно сказал Торольф, – это выпотрошить, как летнего лосося.

Все помолчали, а потом Финан поворошил костер веткой.

– Так что ты будешь делать?

– Не знаю. В самом деле не знаю.

Эгиль отпил еще глоток вина.

– Я даже кольчугу этой козлиной мочой чистить не буду, – скривился он. – Ты дал ответ королю Константину? Разве он его не ждет?

– Мне нечего ему сказать, – сухо ответил я.

Может, Константин и ждет ответа, но я считал, что мое молчание вполне его заменит.

– А Этельстан не спрашивал тебя об этом?

– С чего бы?

– С того, что ему об этом известно, – сказал Эгиль. – Он знает, что скотты навещали тебя в Беббанбурге.

Я уставился на него сквозь пламя.

– Знает?

– Ингилмундр сказал. Он спрашивал, принял ли ты предложение Константина.

В битве наступает момент, когда вдруг осознаешь, что все не так понял, что враг тебя перехитрил и вот-вот победит. Тебя затапливает ужас, и именно это я сейчас и ощутил. Я смотрел на Эгиля, а мой разум пытался осознать его слова.

– Я думал сказать что-нибудь, – признал я, – но он не спросил, и поэтому я промолчал.

– Что ж, он знает! – мрачно сказал Эгиль.

Я выругался. Я хотел сообщить Этельстану о послах скоттов, но решил промолчать. Лучше ничего не говорить, чем тыкать спящего хорька палкой.

– И что ты сказал Ингилмундру? – спросил я Эгиля.

– Что ничего об этом не знаю!

Я был глупцом. Так значит, Этельстан, обещая мне богатство, знал, что Константин сделал мне предложение, а я об этом не сказал. Мне следовало бы помнить, что двор Константина кишит шпионами Этельстана, точно так же, как король скоттов имеет своих шпионов среди людей Этельстана. Так что теперь думает Этельстан? Что я намеренно обманул его? И если я скажу сейчас, что не отдам Беббанбург, он, безусловно, решит, что я планирую вступить в союз с Константином.

Я слышал пение монахов и видел ту же маленькую группу, что и вчера, во главе с человеком, несущим фонарь, они медленно обходили лагерь.

– Мне нравится мелодия, – сказал я.

– Ты тайный христианин, – ухмыльнулся Финан.

– Я был крещен трижды.

– Это против законов церкви. Одного раза достаточно.

– Ни разу ничего не вышло. А во второй раз я едва не утонул.

– Вот жалость-то, – продолжил ухмыляться Финан. – Отправился бы прямиком в рай, сидел бы сейчас на облаке, играл на арфе.

Я ничего не ответил, потому что поющие монахи повернули на юг, к валлийскому лагерю, и один из них украдкой покинул группу и приближался к нам. Я поднял руку, чтобы все замолчали, и кивнул в сторону монаха в капюшоне, похоже, идущего прямо к нашему костру.

Так и было. Капюшон полностью скрывал лицо, темно-коричневое одеяние было подпоясано веревкой, на груди висел серебряный крест, руки сложены в молитвенном жесте. Он не поприветствовал нас, не спросил, можно ли присоединиться, а просто сел напротив меня, между Финаном и Эгилем. Он надвинул капюшон еще ниже, и я так и не увидел его лица.

– Пожалуйста, присоединяйся к нам, – язвительно предложил я.

Монах ничего не ответил. Пение затихало, удаляясь на юг, ветер высоко раздувал искры.

– Вина, брат? – спросил Финан. – Или эля?

Монах покачал головой в ответ. Я увидел отблеск костра в его глазах, но более ничего.

– Пришел нам проповедовать? – кисло поинтересовался Торольф.

– Я пришел сказать, чтобы вы покинули Бургэм.

Я затаил дыхание, чтобы сдержать закипающий гнев. Это был не монах, нас почтил визитом епископ, и я узнал голос. Епископ Освальд, мой сын. Финан тоже узнал его, поскольку взглянул на меня, прежде чем повернуться обратно к Освальду.

– Не нравится наше общество, епископ? – тихо спросил он.

– Здесь рады всем христианам.

– Но не твоему язычнику-отцу? – горько спросил я. – Который возвел твоего друга и короля на трон?

– Я предан своему королю, – очень спокойно сказал он, – но мой главный долг всегда перед Богом.

Я едва не сказал какую-нибудь резкость, но Финан предупреждающе положил мне руку на колено.

– Ты здесь по божьему делу? – спросил ирландец.

Несколько мгновений Освальд молчал. Я так и не видел его лица, но чувствовал, что он смотрит на меня.

– Ты заключил соглашение с Константином? – наконец спросил он.

– Нет, не заключил, – твердо сказал Финан.

Освальд подождал моего ответа.

– Нет, – сказал я, – и не заключу.

– Король боится, что ты это сделал.

– Тогда можешь его успокоить.

И снова Освальд поколебался и впервые с тех пор, как подошел к нам, заговорил неуверенно:

– Он не должен узнать, что я с тобой говорил.

– Почему это? – вызывающе спросил я.

– Он посчитает это предательством.

Я оставил эти слова висеть в воздухе и повернулся к своим спутникам.

– От нас он этого не узнает, – сказал я, а Финан, Эгиль и Торольф кивнули. – Почему предательством? – спросил я уже мягче.

– Порой королевский советник должен делать то, что считает правильным, а не то, чего хочет король, – все так же неуверенно ответил Освальд.

– И это предательство?

– В некотором смысле да, но по большому счету – нет. Это верность.

– И чего хочет король? – тихо спросил Финан.

– Получить Беббанбург.

– Он сказал мне об этом сегодня днем, – небрежно сказал я, – но если я не хочу отдавать его, Этельстану придется пробиваться через стены.

– Король считает иначе.

– Иначе?

– Где терпит неудачу сила, поможет коварство.

Я вспомнил, как хитроумно Этельстан захватил Эофервик, заставив Гутфрита в панике бежать, и ощутил холодок страха.

– Продолжай, – сказал я.

– Король убежден, что ты заключил договор с Константином, – сказал Освальд, – и он намерен вам помешать. Он пригласил вас завтра на пир. Пока вы будете есть и пить, лорд Элдред поведет по Нортумбрии двести человек, – как будто через силу сказал он. – И Элдред возьмет письмо к моему брату, письмо от короля. Король Этельстан и мой брат – друзья, брат поверит письму и пустит людей короля в крепость, а Элдред станет лордом Беббанбурга.

Финан тихо выругался и подбросил хвороста в костер. Эгиль откинулся назад.

– Почему король верит в эту ложь? – спросил я.

– Потому что советники убедили его, что Константин и лорд Утред заключили союз.

– Советники! – прорычал я. – Ингилмундр и Элдред?

Освальд кивнул.

– Он не хотел им верить, но сегодня ты ничего не сказал о встрече с людьми Константина в Беббанбурге, и это его окончательно убедило.

– Потому что мне не о чем было говорить! – зло сказал я и снова подумал о том, каким же был глупцом, что промолчал. – Встреча была, но соглашения мы не заключили. Нет никакого союза. Я отослал его людей обратно с козьим сыром в качестве подарка. Вот и всё.

– Король считает иначе.

– Значит, король... – начал я, но сдержал оскорбление. – Ты говоришь, он посылает Элдреда?

– Лорда Элдреда и две сотни воинов.

– И Элдред назначен олдерменом Беббанбурга?

Темный капюшон кивнул.

– Да.

– Еще до того, как я поговорил с королем?

– Король был уверен, что ты примешь его предложение. Оно было щедрым, верно?

– Весьма, – неохотно буркнул я.

– Можешь пойти к нему вечером и принять его? – предложил Освальд.

– А Элдред станет лордом Беббанбурга?

– Лучше он, чем Ингилмундр, – сказал Освальд.

– Лучше я, чем любой из них! – гневно выпалил я.

– Согласен, – удивил меня Освальд.

Во время недолгого молчания Финан поворошил костер.

– У Ингилмундра земли в Виреалуме, так?

– Да.

– Это в твоей епархии, да, епископ?

– Да, – коротко ответил он.

– И?

Освальд встал.

– Я уверен, что он предатель. Молю Господа, чтобы я ошибался, но при всем снисхождении не могу ему верить.

– А король верит.

– Король верит, – ровно ответил он. – Ты придумаешь, как поступить, отец, – сказал он, резко повернулся и ушел.

– Спасибо тебе! – крикнул я вслед. Он не ответил. – Освальд! – И снова нет ответа. Я встал. – Утред! – Так его звали, прежде чем я от него отрекся, и на звук этого имени он обернулся. Я подошел к нему. – Почему? – спросил я.

К моему удивлению, он откинул темный капюшон, и в свете костра я увидел его лицо, такое бледное и худое. И старое. Короткие волосы и подстриженная борода поседели. Я хотел что-нибудь сказать о прошлом, попросить у него прощения. Но не произнес ни слова. – Почему? – снова спросил я.

– Король боится, что скотты захватят Нортумбрию.

– Беббанбург всегда противостоял им. И всегда будет.

– Всегда? Вечна лишь благодать Божия. Когда-то наша семья правила всеми землями до реки Фойрт, а теперь скотты считают своими все земли севернее Туэде. И хотят получить остальное.

– И он считает, что я не стану сражаться с ними? Я поклялся защищать Этельстана и сдержал эту клятву.

– Но ему больше не нужна твоя защита. Он самый сильный король в Британии, и его советники льют яд ему в уши, убеждают, что тебе больше нельзя доверять. Он хочет, чтобы на бастионах Беббанбурга развевался его флаг.

– А ты этого не хочешь?

Он помолчал, собираясь с мыслями.

– Беббанбург наш, – наконец сказал он, – и хотя я осуждаю твою религию, но верю, что ты будешь защищать его яростнее, чем любые воины Этельстана. А кроме того, его войска нужнее в другом месте.

– В другом месте?

– Король считает, что если его мирный план не сработает, то Британскому острову придется пережить самую ужасную войну в истории, и если это случится, отец, то битва будет не в Беббанбурге.

– Да?

– Скотты могут победить нас, только если к ним присоединятся язычники, а самые сильные язычники – норвежцы из Ирландии. Мы знаем, что Константин послал дары Анлафу. Он прислал жеребца, меч и золотое блюдо. Зачем? Затем, что желает союза, и если ирландские норвежцы решат напасть всеми силами, то изберут самый короткий путь. Они высадятся на западе. – Он помолчал. – Ты сражался у Этандуна, отец?

– Да.

– Норманнов вел Гутрум?

– Да.

– А христиан – Альфред?

– Я тоже сражался за него.

Он проигнорировал мои слова.

– Значит, если придет Анлаф, это будет война внуков. Внук Гутрума против внука Альфреда, и эта война разразится далеко от Беббанбурга.

– Так ты говоришь, что я должен идти домой и защищать этот дом.

– Тебе виднее, что делать. – Он коротко кивнул и снова надел капюшон. – Доброй ночи, отец.

– Утред! – окликнул я его вслед.

– Меня зовут Освальд.

Он ушел, и я его не остановил.

Некоторое время я в одиночестве стоял в темноте, обуреваемый нежеланными чувствами. Вина перед отвергнутым сыном, гнев из-за того, что он мне рассказал. Я почувствовал жжение слез, взревел и пошел обратно к костру, где на меня вопросительно уставились три пары глаз. Дав, наконец, волю гневу, я пинком опрокинул бочонок, и вино, а может, козлиная моча, с шипением пролилось в костер.

– Ночью мы уезжаем, – сказал я.

– Сегодня? – спросил Торольф.

– Сегодня и тихо, но уезжаем!

– Господи Иисусе, – сказал Финан.

– Король не должен видеть наших приготовлений к отъезду, – сказал я и повернулся к Финану. – Мы поедем первыми, ты, я и наши люди. – Потом я обратился к Эгилю и Торольфу: – А вы со своими уйдете перед рассветом.

Некоторое время все молчали. Вино все еще бурлило и шипело на углях костра.

– Ты правда думаешь, что Этельстан планирует украсть Беббанбург? – спросил Финан.

– Я знаю, что он хочет его заполучить! И еще хочет, чтобы мы четверо завтра были на его пиру, а пока мы там, его воины поскачут в Беббанбург с письмом к моему сыну, а мой сын с Этельстаном давние друзья, и он поверит всему, что будет в письме. Он откроет ворота Черепа, и люди Этельстана войдут в Беббанбург и захватят его.

– Тогда нам лучше ехать прямо сейчас, – сказал Финан, вставая.

– Мы поскачем на юг, – сказал я ему, – потому что неподалеку есть римская дорога в Хибург.

– Ты точно знаешь? – удивился он.

– Я знаю, что к югу от Хибурга есть дорога. По ней возят свинец и серебро в Лунден. Надо просто найти ее, и Этельстан не догадается, что мы воспользуемся этой дорогой. Он сочтет, что мы поедем на север к Кайр Лигвалиду и вдоль стены на восток.

– А по этой дороге поедем мы? – спросил Эгиль.

– Да.

Эгиль привел в Бургэм намного больше людей, чем я, и я надеялся, что Этельстан поверит, будто мы все скачем по римской дороге на север, и пошлет погоню по ней, пока мы с Финаном как демоны помчимся через холмы. – Выступайте перед рассветом, – велел я Эгилю, – и скачите быстро! Он пошлет за вами людей. Оставьте здесь костры, когда уедете. Пусть думают, что мы все еще здесь.