Текст книги "Бог Войны (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Вас защитит Один! – вскричал он, на сей раз на родном датском. – Тор метнет могучую молнию, чтобы истребить этот сброд! – Он остановил коня совсем рядом с моим и улыбнулся. – Так лучше, господин?

– Мне нравится, лорд епископ.

– Сожалею о случившемся с твоим сыном, – очень тихо добавил он.

– Я тоже, – угрюмо ответил я.

– Он был храбрым, господин.

– Храбрым? – переспросил я, вспоминая страх сына.

– Он бросил тебе вызов. Для этого нужна смелость.

Я не хотел говорить о сыне.

– Когда начнётся битва, лорд епископ, держись позади, и подальше. Норвежцы любят выпускать стрелы, а ты – соблазнительная мишень.

Он был в епископском одеянии, расшитом крестами, хотя я заметил по горловине, что внизу надета кольчуга.

– Когда начнётся битва, лорд Утред, – улыбнулся он, – я останусь рядом с королём.

– Тогда проследи, чтобы он не направился в передний ряд.

– Никакие мои слова его не остановят. Он приказал принцу Эдмунду держаться сзади.

Эдмунд, единокровный брат Этельстана, был его наследником.

– Эдмунд должен драться, – сказал я. – Этельстану доказывать нечего, а Эдмунд – другое дело.

– Он храбрый юноша, – ответил Ода.

Я фыркнул в ответ. Особой нежности к Эдмунду я не испытывал, но, говоря по правде, знал его лишь капризным ребёнком, а теперь о нём отзывались неплохо.

– Ты видел, что скотты начали перестраиваться? – спросил Ода.

– Что, Этельстан послал тебя сказать это мне?

Он улыбнулся.

– Да.

– Они строят три svinfylkjas, лорд епископ. – Мне не было нужды пояснять дану Оде значение этого слова. – А мы намерены устроить им бойню.

– Ты говоришь так уверенно, господин.

Ему явно хотелось получить подтверждение.

– Я боюсь, лорд епископ. Впрочем, как и всегда.

Он вздрогнул, услышав мой ответ.

– Но мы победим! – произнёс он, хотя прозвучало это неубедительно. – Твой сын сейчас на небесах, господин, и хотя Господь и так знает, что сегодня стоит на кону, твой сын расскажет ему еще больше. Мы не можем проиграть! На нашей стороне небеса!

– Ты сам-то в это веришь? – спросил я. – Разве скоттам священники не твердят то же самое?

На эти вопросы он не ответил, только руки крепче сжали поводья.

– Чего они ждут?

– Хотят дать нам время их сосчитать. Хотят, чтобы мы боялись.

– И у них получается, – совсем тихо произнёс он.

– Передай королю, что за правый фланг он может не беспокоиться. – Я тронул свой молот, надеясь, что так и есть. – А насчёт остальных... Молись.

– Неустанно молюсь, господин. – Он протянул мне руку, и я пожал её. – Храни тебя Бог, господин.

– И тебя, лорд епископ.

Он поскакал назад к Этельстану, восседавшему на коне посреди нашего войска, в окружении дюжины телохранителей. Король не сводил глаз с врагов, и я заметил, как он резко дёрнул повод, его конь сделал шаг назад, а потом всадник нагнулся и похлопал его по шее. Я обернулся – посмотреть, почему король вздрогнул.

Враги подняли щиты, опустили копья.

И наконец-то пошли вперёд.

Они приближались медленно и продолжали колотить мечами по щитам. Шли медленно, потому что хотели сохранить стену щитов, их линия была ровной, насколько это возможно. Однако они тоже беспокоились. Ведь даже когда превосходишь противника числом, когда у тебя преимущество в высоте и победа почти твоя, страх все равно тебя не покидает. Внезапный выпад копья, удар топора, острие клинка способны убить и в момент триумфа.

Мои люди вставали на место в стене щитов. Застучали щиты, соприкасаясь друг с другом. Воины в переднем ряду держали мечи или топоры, по своему выбору. Копейщики стояли во втором ряду. Третий готовился метнуть копья, прежде чем извлечь меч или замахиваться топором. Четвёртый ряд был жидковат, нам не хватило людей, чтобы его заполнить.

Я чуть приподнял в ножнах Вздох змея, хотя, если решу спешиться и присоединиться к стене щитов, то скорее воспользуюсь Осиным жалом, моим саксом. Я извлёк его, поглядел, как свет блестит на коротком клинке, достающем от ладони до локтя. Острие у сакса тонкое как игла, лезвие настолько острое, что им можно бриться, а горбатая ломаная спинка – толстая и крепкая. Я подумал, что Вздох змея – оружие благородное, достойное лорда, а Осиное жало – коварный убийца.

Я вспомнил, какой восторг испытал у лунденских ворот Крепелгейт, вонзая Осиное жало в живот Вармунда, когда он задохнулся от боли и зашатался, а по клинку полилась его кровь. Благодаря той победе Этельстан получил трон. Взглянув налево, я увидел короля на коне, позади мерсийского войска – мишень для лучников и копейщиков. Подле Этельстана, рядом со знаменосцем, был и епископ Ода.

Алдвин нёс мой флаг с головой волка и размахивал им из стороны в сторону, давая знать приближавшимся скоттам, что они столкнулись с воинами-волками Беббанбурга. У Эгиля был свой флаг с парящим орлом. Торольф, его брат, стоял в центре переднего ряда – высокий, чернобородый, с боевым топором в правой руке. Теперь враги находились уже в трёх сотнях шагов от нас, я разглядел синий крест на флаге Константина, флаг Домналла с красной рукой, держащей ещё один крест, а слева от них – чёрное знамя Оуайна.

– Шесть рядов, – сказал Финан, – да ещё проклятые лучники.

– Давай отправим лошадей назад, а сами приблизимся, – предложил я.

Я обернулся и поманил к себе Рэта, младшего брата Алдвина.

– Неси мой щит!

За Рэтом, на дальнем конце моста, стояли люди, явившиеся из Честера поглазеть на битву. Глупцы, думал я. Этельстан запретил им соваться к мосту, но такие приказы бессмысленны. Стражники у городских ворот должны были не выпускать народ, но там стояли старики или раненые, они не в силах справиться с возбуждённой толпой. Некоторые женщины даже привели детей, и если наша армия проиграет и нам придётся бежать, начнётся хаос и паника, тогда у детей и женщин не останется шансов добраться до городских ворот живыми. Там стояли и священники, воздевая руки в мольбе пригвождённому богу.

Рэт споткнулся под тяжестью щита. Я слез с коня, забрал щит у мальчишки и отдал ему поводья Снаугебланда.

– Веди его назад, к мосту, – приказал я, – но жди моего сигнала! Он может мне снова понадобиться.

– Да, господин. А можно мне поехать на нём, господин?

– Езжай! – разрешил я.

Рэт взобрался в седло, улыбнулся мне и ударил пятками – короткие ноги не доставали до стремян. Я похлопал коня по крупу и присоединился к четвёртому ряду.

И снова стал ждать. Я слышал крики врагов, видел их лица над верхним краем щитов, блеск мечей, готовых нас убивать. Противник ещё не сформировал кабаний клин, враги выжидали, хотели ошеломить нас, но я увидел, как командир ближайшего к реке отряда поместил самых крупных и сильных воинов в центре переднего ряда, где выделялись три здоровяка с секирами, они-то и станут острием клина. Все трое что-то ревели, распахнув рты, глаза сверкали под нижним краем шлема. Они схлестнутся с людьми Эгиля. Осталось две сотни шагов.

Взглянув налево, я увидел, что в стене щитов идут норвежцы Анлафа. Наверное, чтобы мы поверили, будто главный удар придет оттуда, с их левого фланга. Враги уже спустились на равнину между реками, их ряды сжимались, становились плотнее. Я видел Анлафа на коне, позади своих воинов. Его шлем сиял серебром, на чёрном флаге парил белый сокол. В центре виднелось знамя Ингилмундра с летящим вороном. Клинки стучали по щитам, крики делались громче, большой боевой барабан отбивал смертоносный ритм, но враги по-прежнему не спешили. Им хотелось нас устрашить, чтобы мы увидели приближение своей гибели, они хотели заполучить наших женщин, наши земли и серебро.

Осталась сотня шагов, и со стороны врага полетели первые стрелы.

– Щиты! – крикнул я, хотя это было уже ни к чему: передний ряд укрылся за щитами, второй поставил щиты поверх щитов первого ряда, а третий завершил стену. Раздался громкий стук стрел, несколько проскользнули в просветы между щитами.

Я услышал проклятия – кого-то задело, но ни один не упал. Две стрелы ударили в мой щит, третья скрежетнула по железному ободу. Я поднял щит выше и из-под нижнего края увидел, что неприятель ускорил шаги. Справа от меня начал выстраиваться svinfylkjas, воины переднего ряда спешили вперёд, на его острие. Потом я увидел второй клык, прямо передо мной, нацеленный в моего сына. Четвёртая стрела задела нижнее ребро моего щита и рикошетом пролетела всего в дюйме от шлема.

Став олдерменом, я никогда не стоял в заднем ряду стены щитов, но в этот день мои люди ждали, что я останусь позади. Я стар, им хотелось меня уберечь, и это было проблемой, поскольку воины уже оглядывались, проверить, не сразила ли меня стрела – теперь они градом сыпались на воинов Этельстана. В центре нашего строя, где на мерсийцев надвигались норвежцы с островов, стрелой ранило лошадь, ее круп заливала кровь. Я ненавидел стоять в заднем ряду. Командующий должен быть впереди. Я вдруг ощутил уверенность, что норна Скульд, которая выбирает жертв, летая над полем битвы, накажет меня, если я останусь в тылу.

Я уже спрятал Осиное жало, решив, что сакс не понадобится. Но теперь опять его вытащил.

– С дороги! – прокричал я. Будь я проклят, если позволю своим людям сражаться с svinfylkjas без меня. И я протискивался между рядами, орал на людей и наконец оказался между моим сыном и Вибрандом, высоким фризом с утяжелённым свинцом топором. Пригнувшись за щитом, я выставил вперед Осиное Жало.

– Отец, ты не должен здесь находится, – сказал Утред.

– Если меня убьют, позаботься о Бенедетте, – ответил я.

– Конечно.

Увидев меня в переднем ряду, враги радостно зашумели. Убить такого человека означало завоевать славу. Выглядывая из-за края щита, я видел на их бородатых лицах гнев, страх и решимость. Они жаждали моей смерти. Хотели славы. Хотели, чтобы в залах Шотландии слагали песни о гибели Утреда. Потом полетели копья, и «кабаний клин» разразился боевым кличем.

Битва началась.

Глава пятнадцатая

Из задних рядов скоттов посыпались копья, ударив по нашим щитам. Мне повезло: когда я готовился встретить атаку «кабаньего клина», копье с такой силой вонзилось в верхнюю половину щита, что наконечник пробил древесину насквозь, но под собственной тяжестью копьё упало к моим ногам. Враги шли на нас орущей лавиной: разинутые в крике рты, вытаращенные глаза, занесенные топоры, тяжелые копья готовы нанести удар. И наконец, они оказались у наших ям.

На острие клина шел настоящий гигант, его борода закрывала кольчугу на груди, рот с остатками зубов изрыгал проклятья, глаза уставились прямо на меня, исцарапанный шлем был украшен серебряным крестом, топор сверкал, а на щите красовалась красная рука Домналла. Он поднял топор и явно собрался зацепить мой щит и опустить его вниз, а потом ударить меня шипом в навершии, но в этот момент его правая нога попала в яму. Его глаза округлились, он споткнулся, попав в наш капкан, ударился о собственный щит, скользнул вперёд по мокрой земле, и стоявший справа от меня Вибранд нанёс удар своим утяжеленным свинцом топором, пробив шлем и череп. Выплеснулась первая яркая кровь.

Остаток клина распался. По меньшей мере трое упали, теперь и другие спотыкались о них, размахивали щитами, пытаясь удержать равновесие, а мои люди делали шаг вперёд, совершали выпады и рубили. Совсем скоро клин превратился в месиво из крови, трупов и корчащихся людей. А задние ряды напирали, ввергая передних во всё больший хаос.

Юнец с едва пробившейся бородой, похожей на рыжий пух, сумел устоять на ногах и неожиданно оказался прямо передо мной. Он выглядел перепуганным, яростно взвыл и, широко замахнувшись правой рукой, нанёс мечом нелепый удар, который я принял на щит. Мальчишка позабыл всё, чему его обучали – в замахе всем телом развернулся влево, а вместе с ним развернулся и щит, и оказалось совсем легко ткнуть Осиным жалом ему в живот. Кольчуга на нём была ржавая и старая, с прорехами, стянутыми верёвкой. Должно быть, его отец просто избавился от нее. Удерживая врага щитом, я рванул клинок вверх и провернул, выдергивая. Юнец повалился мне под ноги, хныча и задыхаясь, и чтобы покончить с ним, мой сын ткнул саксом вниз. Юнец умолк.

В мой щит с такой силой ударил топор, что ивовые доски раскололись. Увидев в дыре недавно заточенный клинок, я понял, что топор застрял. Я дёрнул щит на себя и вместе с ним потянул врага, а потом ткнул Осиным жалом снизу вверх. Дело привычное, результат многолетней практики, к тому же облегчённое беспорядком в рядах врага. Извиваясь после удара саксом в живот, противник потянул свой топор. Я дёрнул щит, топор высвободился, и тогда я ударил врага стальным умбоном щита в лицо, а потом вонзил Осиное жало ему в пах.

Всё это заняло не больше пары мгновений, а напавшие на нас скотты уже запаниковали. Те, кто ещё стоял на ногах, спотыкались о тела убитых и раненых и пополняли собой вал из павших. Воины в задних рядах уже знали про ямы-ловушки и, видя кровавое месиво впереди, шли осторожнее.

Они больше не выкрикивали оскорблений, а старались обходить мертвецов, их щиты теперь не соприкасались, и от этого им приходилось быть ещё осторожнее. Опасения вызывают у воина беспокойство, и враги лишились единственного преимущества тех, кто атакует в стене щитов – безотчётной ярости, движимой гневом и страхом.

– Копья! – прокричал я.

В нашем первом ряду теперь нужно больше копейщиков. Скотты больше не могли нападать, они лишь осторожно обходили засыпанные травой ямы, своих мертвых и умирающих, став уязвимыми для выпадов наших копий с ясеневыми древками.

Первая атака была отбита, передняя шеренга скоттов понесла тяжелые потери, и теперь стала кровавой преградой для прочих воинов, которые предпочитали выжидать, а не спотыкаться о мёртвых и умирающих, продираясь к моей монолитной стене щитов. Они снова начали выкрикивать оскорбления и колотить по щитам клинками, но напасть мало кто решался, да и эти немногие отступали, когда мы доставали их копьями. Я увидел Домналла – с разъярённым видом он сгонял своих воинов в новый первый ряд. Но неожиданно меня ухватили за ворот кольчуги и оттащили назад. То был Финан.

– Вот старый дурак, – проревел он, выволакивая меня за последний ряд. – Хочешь умереть?

– Они разбиты, – ответил я.

– Это ж скотты, пока живы, они не разбиты. Они снова придут. Эти ублюдки всегда возвращаются. Пускай с ними разбираются те, кто моложе.

Он повлёк меня дальше за стену щитов. Стрелы ещё падали с неба, но не особенно эффективно, поскольку лучники стреляли навесом, стараясь не попадать в своих. Взглянув налево, я увидел, что стена щитов Этельстана держится по всей длине, хотя правое крыло Анлафа, где мы ждали главной атаки, ещё не нанесло удар.

– Где Этельстан? – спросил я.

Я заметил его лошадь с приметным чепраком, но короля не было видно.

– Он такой же глупец, как ты, – сказал Финан. – Встал в мерсийскую стену.

– Он выживет, – ответил я, – у него есть телохранители, да и сам он неплох.

Я остановился, выдернул пригоршню жёсткой травы и очистил клинок Осиного жала. Один из моих лучников обмакнул стрелу в коровью лепешку, а потом послал её поверх нашей стены щитов.

– Побереги стрелы, – велел я ему, – до тех пор, пока сволочи опять не атакуют.

– Они вроде бы особо не рвутся? – Финан, кажется, был слегка разочарован врагом.

Это верно. Войско скоттов приложило отчаянные усилия, чтобы проломить мою стену щитов, но сперва попалось в вырытые нами ямы, а потом их ошеломили потери. В кабаньи клинья встали их лучшие, самые свирепые воины, теперь большинство из них были мертвы, и остатки воинства Константина осторожничали, ограничиваясь угрозами, но не спешили снова попытаться проломить нашу стену.

Мои люди, воодушевившись успехом, дразнили врагов и приглашали прийти и умереть. Я видел в задних рядах Константина, верхом на сером коне и в ярко-синем плаще. Король смотрел в нашу сторону, но бросить людей вперёд не пытался. Как я догадывался, он хотел прорваться сквозь мою стену и доказать Анлафу, что его войско может выиграть битву без помощи диких норвежцев Ирландии. Однако попытка не удалась, и армия скоттов понесла большие потери.

Ту же осторожность, что и скотты, проявляли и остальные воины Анлафа. Не сумев пробиться ни через моих людей, ни сквозь гораздо более многочисленное мерсийское войско, они держались теперь вне досягаемости наших копий. Да, они кричали, некоторые пытались атаковать и сразу же отступали, когда мерсийцы отбивали атаку. Град стрел утихал, стороны обменялись лишь парочкой копий.

Первая атака была яростной, как я и ждал, но отпор как будто лишил врага куража, и, едва начавшись, битва замерла на всём протяжении стены щитов, что казалось мне очень странным. Первое столкновение стен щитов – это обычно самый жестокий момент боя, где яростно звенят клинки, а противники пытаются одолеть друг друга, прорываясь сквозь ряды неприятеля. Эта первая стычка жестока, поскольку гонимые страхом люди пытаются побыстрей с ней покончить. А после, когда первый порыв, не достигнув успеха, спадает, а стена щитов не пробита, нападавшие делают шаг назад, чтобы собраться с духом, выработать план новой атаки и снова идут на приступ. Но в этой битве враги врезались в нас, не сумели сломить и поспешно отступили, явно чего-то ожидая вне досягаемости наших копий.

Они ещё угрожали нам, оскорбляли, но не стремились начать вторую атаку. Потом я заметил, что враги постоянно поглядывают направо, на пологий склон, где по-прежнему медлили грозные норвежцы Анлафа.

– Он совершил ошибку, – произнёс я.

– Константин?

– Анлаф. Он рассказал воинам о своем плане, и они не хотят умирать.

– Кто не хочет? – спокойно переспросил Финан, но, похоже, всё же заинтересовался.

– Все те люди, – я махнул саксом в сторону застывшей вражеской стены щитов. – Они знают о планах Анлафа победить с помощью норвежцев на правом фланге. Тогда зачем им погибать до этой атаки? Они ждут, пока она посеет в нас панику и сломит, тогда и сами снова нападут. Хотят, чтобы норвежцы выиграли битву за них.

Я был уверен в своей правоте. Неприятеля убедили, что норвежцы Анлафа, грозные ульфхеднары из Дифлина, которые выигрывали битву за битвой, расколют левый фланг Этельстана, и это уничтожит всю нашу армию. И теперь враги дожидались, когда это произойдёт, не желая погибать прежде, чем бойцы из Дифлина добудут для них победу. Над долиной по-прежнему стоял шум. Орали тысячи воинов, грохотал большой барабан, но не слышалось настоящих звуков сражения – криков, звона клинков, ничего такого. Этельстан отдал нам приказ не идти в атаку, а защищаться, стоять на месте и удерживать неприятеля, пока он не сломит свой строй. До сих пор наша армия исполняла этот приказ.

Кое-где ещё звенели мечи – там, где враг набирался храбрости для атаки и случались короткие стычки, но стена Этельстана держала строй. Если ее кто-то и сумеет прорвать, то только люди Анлафа, и всё войско неприятеля дожидалось этой яростной атаки, но норвежцы Анлафа ещё оставались в сотне шагов от левого крыла армии Этельстана. Вероятно, Анлаф сам сдерживал их, надеясь, что Этельстан ослабит незадействованное крыло, усилив свой центр, но этого не произойдёт, если не случится какой-нибудь беды с мерсийским войском. Значит, думал я, Анлаф скоро бросит в бой своих ульфхеднаров, и тогда сражение возобновится.

И тут Торольф решил, что способен выиграть бой.

Эгиль, как и я, находился позади войска, командовать стеной щитов он поставил брата. Они разгромили один кабаний клин, оставив перед собой кучу окровавленных тел, и теперь скотты, стоявшие напротив, ограничивались оскорбительными выкриками, но свои тела к этой куче добавлять не желали. Их стена щитов сжалась, и не только из-за того, что часть воинов погибла в первой атаке, но и потому, что стены щитов склонны смещаться вправо. Когда сближаешься с врагом, и мечи, копья и топоры так и ищут щели между щитами, невольно жмешься вправо, чтобы тебя прикрыл щит соседа.

Скотты так и сделали, открыв небольшой проем в самом конце своего строя, рядом с оврагом, по которому бежала река. Шириной просвет был всего в два-три шага, но туда-то и устремился Торольф. Он побил всех лучших воинов, каких мог выставить против него Константин, и теперь увидел шанс обойти врага с фланга. Если бы он сумел провести людей через эту щель, ударить во фланг и расширить проход, то напал бы на скоттов с тыла, посеяв панику, и стена начала бы распадаться.

Торольф не спросил ни Эгиля, ни меня, просто двинулся вместе с кучкой лучших своих людей к правому флангу, подобрался к стене щитов и стал дразнить скоттов, вызывая любого сразиться с ним. Не решился никто. Торольф выглядел устрашающе – высокий и широкоплечий, из-под блестящего шлема, увенчанного орлиным крылом, виднелись нависшие брови. Он держал щит с орлом, гербом их семьи, а в правой руке сжимал любимое оружие – тяжёлую боевую секиру на длинной рукояти, которую звал Кровопийцей. Шею Торольфа украшало золото, на массивных предплечьях сияли браслеты, и он выглядел тем, кем и был – знаменитым норвежским воином.

Проходя вдоль шеренги скоттов, он внезапно повернулся и бросился в брешь, крикнув своим людям, чтобы следовали за ним. И они подчинились. Первого же воина Торольф уложил, нанеся Кровопийцей такой мощный удар, что топор сбил щит вниз и вонзился врагу в шею, разрубив до самого сердца. Торольф с рёвом побежал дальше, но его секира застряла в ребрах первой жертвы, и тут копье ударило его в бок. Торольф вскрикнул от гнева, и крик перешёл в вопль – он споткнулся, а подходили всё новые скотты.

То была часть резерва армии Константина, и король поспешно их выдвинул. Разили копья, мелькали мечи, и Торольф Скаллагриммрсон погиб возле самого берега – кольчугу разрубили и проткнули, кровь стекала в заросли камыша у бурлящей воды. Первый скотт, пронзивший Торольфа копьем, вырвал из его руки Кровопийцу, замахнулся и с такой силой рубанул по щиту следующего норвежца, что тот свалился в овраг. Скотты забросали его копьями, и он скатился в реку, где под весом кольчуги тело сразу ушло под красную от крови воду.

Те, кто следовал за Торольфом, в спешке отступили, и теперь настала очередь скоттов оскорблять и насмехаться. Убивший Торольфа копьеносец размахивал Кровопийцей, вызывая нас на смерть.

– Этот мой, – сказал Эгиль, когда я подошёл к нему.

– Сожалею, – произнёс я.

– Он был славным воином. – В глазах Эгиля стояли слёзы. А потом он извлёк Гадюку, свой меч, и указал на скотта, похвалявшегося секирой Торольфа. – Он мой.

И тут большой барабан, скрытый где-то за войском Анлафа, начал сотрясать воздух в новом быстром ритме, раздались призывные крики, и норвежцы Анлафа двинулись вниз по склону.

* * *

Они неслись безумной ревущей лавиной, многие из них, ульфхеднары, считали, что непобедимы. Они верили, что напором, силой и яростью разобьют хорошо укреплённый левый фланг западных саксов. Тогда я не знал, что Этельстан лично поскакал туда и взял на себя командование. Увидев, что норвежцы пошли в атаку, он отдал приказ отступить.

Отступление – одна из самых сложных задач, с которой приходится столкнуться любому командиру. Чтобы при отступлении сохранять стену щитов единой, нужен жёсткий порядок, делая шаг назад, воины не должны разорвать линию щитов, видя, как мчатся на них вопящие угрозы враги. Но западные саксы – одни из наших лучших воинов, они неуклонно шагали назад под звуки голоса, задающего ритм.

Тем воинам, что стояли ближе к маленькому ручью, приходилось тесниться из-за оврага, и крайние ряды там ломались, выстраивая новый ряд за тремя старыми, стена щитов Этельстана выгибалась как лук. Отойдя назад шагов на двадцать, они остановились, застучали смыкающиеся щиты, и в них врезались норвежцы. Первыми на западных саксов нападали храбрейшие, они яростно бросались на стену щитов, будто рассчитывали нахрапом пробиться через ряды Этельстана, но их встретили копья, а щиты со стуком сомкнулись. Западные саксы держались стойко.

Вслед за норвежцами пошла в атаку вся стена щитов Анлафа, битва словно проснулась, зазвенели мечи и щиты, и снова раздались крики. Чёрные щиты из Страт-Клоты сцепились с моими воинами, скотты пытались убрать убитых и добраться до нас, ими командовал воин с секирой Торольфа.

– Вот говнюк, – произнёс Эгиль.

– Не стоит... – начал я, но Эгиль уже шёл вперёд и кричал своим, чтобы расступились и дали дорогу.

Скотт с секирой заметил его приближение, на его лице мелькнула тревога, но он тут же что-то вызывающе завопил, поднял окрашенный синим щит и замахнулся секирой на выпрыгнувшего из переднего рядя Эгиля.

Этот скотт оказался глупцом. Он умело владел мечом и копьём, но секира была для него непривычным оружием, и он широко размахнулся, рассчитывая сбить щит Эгиля, но Эгиль вовремя отпрянул от удара, и секира пролетела мимо, а пока скотт отчаянно пытался развернуться, Гадюка Эгиля метнулась вперед и вошла скотту в живот. Враг согнулся от боли, и Эгиль треснул его по голове щитом с символом орла, провернул меч и выдернул, выплеснув кишки глупца на труп Торольфа. Секира упала в воду, а Эгиль снова и снова наносил удары Гадюкой, рубя плечи и голову, пока скотты не бросились к нему, спеша отомстить, и Эгиля не оттащил назад один из его людей.

– От меня в бою никакого толку! – проворчал я, обращаясь к Финану.

– Оставь это молодым, – терпеливо повторил Финан. – Ты же сам их учил.

– Мы тоже должны сражаться!

– Если им и потребуются старики, – сказал Финан, – так только когда дело пойдёт совсем плохо. – Он обернулся и посмотрел на западных саксов Этельстана. – А они хорошо держатся.

Западные саксы всё еще отступали, но сохраняли строй. Двигаясь назад, они увлекли за собой и мерсийцев, стоящих в центре стены. Видимо, Анлаф уже считал битву выигранной. Его превосходящие силы еще не сломали стену щитов Этельстана, но заставили отступать, скоро мы будем зажаты у большой реки. Теперь я увидел Анлафа, он объезжал свои ряды на огромном вороном коне, призывая атаковать. Он тыкал в нашу сторону мечом, и его угрюмое лицо искажала ярость. Анлаф знал, что победил, его план сработал, но нас еще нужно добить, и ему не терпелось это сделать. Он приблизился к Константину, прокричал ему что-то, чего я не смог разобрать из-за грохота битвы, но Константин пришпорил коня и помчался вперёд, призывая своих людей атаковать.

И они снова шли в атаку. Кто же первым нас сломит? Это был теперь вопрос чести. Норвежцы ударили по Этельстану слева и в центре, и скотты тоже должны были доказать, что могут сравняться со свирепыми воинами Анлафа. Я увидел Домналла с топором в руке, прорывавшегося в первый ряд, на Эгиля, а принц Келлах выступил против моих людей, его воины с криками бросались в атаку, некоторые опять попали в ямы-ловушки, других подталкивали сзади соратники, и они спотыкались о трупы, но шли вперёд, наставив на нас копья и сжимая сверкающие топоры. Взглянув на западный гребень, я больше никого не увидел и направился к своим людям, которых теснили скотты.

Берг, возглавивший мой левый фланг, кричал, приказывая твёрдо держать щиты, но скотты в ярости напирали. Я увидел, как упал Ролла – его шлем раскололи топором, и как Келлах вступил в брешь в стене и сразил Эдрика, который когда-то был моим слугой. А за Келлахом последовали другие. Меч у принца был весь в крови, он схватился с Осви, который принял выпад на щит и выставил вперед сакс, сейчас же отброшенный в сторону щитом охваченного боевым угаром Келлаха.

Келлах ударил Осви щитом, отбросив назад, и принц бросил вызов воинам в третьем ряду. Один замахнулся на него топором, но Келлах отразил удар мечом, атаковал Беорнота, который сумел встретить меч своим саксом, и Келлах опять стукнул его щитом. Осви каким-то образом вывернулся, но удар копья повредил ему правую ногу, и Келлах занёс меч для нового выпада. Его яростная атака, как импровизированный кабаний клин, прорезала два моих передних ряда. Келлаху оставалось только прорваться через Беорнота, и он вместе с группой воинов пройдёт через наш строй. Келлах знал, что тогда наша стена щитов будет пробита, а битва проиграна.

– Ко мне! – призвал я людей Финана, которых мы держали в резерве, и помчался к стене щитов, где Келлах уже вопил о победе, молотя Беорнота стальным умбоном щита.

Оттолкнув Беорнота, я принял удар на щит, отбросив Келлаха. Я крупнее принца скоттов, выше и тяжелее, разъярён не меньше его, и мой щит откинул его на два шага. Принц меня узнал – мы давно знакомы, и он даже неплохо ко мне относился, но сейчас собрался меня убить. В детстве Келлах был моим заложником, это я начинал его обучение. Я учил его владеть щитом и мечом и в конце концов полюбил. Но сейчас я был готов его убить.

Мы пошли вперёд, закрывая брешь, пробитую Келлахом, Финан рядом со мной, позади его люди. Келлах дрался длинным мечом, я сжимал Осиное жало.

– Уходи, мальчишка, – рявкнул я ему, хотя Келлах давно не мальчик – зрелый воин, наследник шотландской короны.

И он мог выиграть этот бой для своего отца и Анлафа, вот только длинный меч для стены щитов не годится. Принц сделал выпад, но я принял его меч на щит, продолжая давить щитом, отталкивал руку Келлаха, принца разворачивало, но я продолжал напирать, а Финан, который теперь находился справа от меня, воспользовался моментом и вогнал сакс Келлаху в бок, пронзив кольчугу.

Келлах машинально опустил щит, чтобы отбить удар Финана, и подставился под Осиное жало. Он взглянул на меня, понимая, что совершил ошибку, и когда мой сакс скользнул поверх края его щита, чтобы рассечь горло, его взгляд почти молил о пощаде. Кровь Келлаха брызнула мне в лицо, на миг ослепив, и Келлах, падая, потянул за собой Осиное жало.

– Вот вам и старики, – сказал Финан и полоснул саксом бородатого залитого кровью воина, попытавшегося отомстить за Келлаха.

Он полоснул врага по запястью, а потом дернул меч вверх, разрубив щёку. Бородач отшатнулся, и Финан этому не препятствовал. Кто-то уволок тело Келлаха за нашу стену щитов. Принц носил дорогую кольчугу, инкрустированные золотом ножны, серебро на поясе и золото на шее, и мои люди знали, что я разделю с ними боевые трофеи.

Воины Финана закрыли брешь в нашей стене щитов, но смерть принца привела скоттов в ярость. Они отступили за груду окровавленных тел, но вернутся, их поведет Домналл. Он появился справа, призывая отомстить за Келлаха. Домналл громаден и обладал репутацией свирепого бойца, и сейчас жаждал сразиться. Он хотел прорубиться через мою стену щитов, желал моей смерти в уплату за Келлаха и с яростным рёвом перепрыгивал через тела. Финан вышел ему навстречу.

Разъярённый огромный скотт с длинным мечом дрался с мелким, вооружённым саксом ирландцем, но Финан был самым быстрым мечником, какого я когда-либо видел. Скотты двинулись было в атаку, но помедлили, чтобы посмотреть на Домналла. Он был их военачальником, назначенным королем, непобедимый воин с грозной репутацией, но сейчас он был в ярости. Как известно, ярость может выиграть битву, но отдельного человека способна ослепить. Домналл замахнулся на Финана огромным мечом, и тот шагнул назад, Домналл ударил щитом, чтобы сбить ирландца с ног, но Финан скользнул в сторону и ужалил саксом в прикрытое кольчугой предплечье. И снова отступил, когда скотт наотмашь ударил щитом, чтобы повалить его наземь, однако ирландец со змеиным проворством скользнул вправо, сакс взлетел, полоснув Домналла по руке со щитом. Продолжая смещаться вправо, Финан метнулся к противнику и вонзил сакс ему в подмышку, пробив кольчугу и кожаный поддоспешник. Домналл отшатнулся – раненый, но еще не побежденный. Его ярость сменилась холодной решимостью.