Текст книги "Бог Войны (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Такова воля короля, – сказал Элдред.

– Так здесь написано! И отец согласен!

– Твой отец понял мудрость королевской воли.

– Неужели? И в чем эта мудрость, Элдред?

– Король считает, что нельзя позволить скоттам взять эту крепость силой.

– Конечно, отец с этим согласился бы. И отец считает, что его собственный гарнизон не способен справиться с этой задачей?

– Я видел ваш гарнизон, – вызывающе сказал Элдред. – Праздные, грязные воины, не приученные к дисциплине!

– Выглядят они позорно, – весело согласился мой сын, – но сражаться могут!

– Король желает, чтобы Беббанбург надежно охранялся, – возразил Элдред.

– Ну надо же, Элдред! Как мудро со стороны короля! – Сын откинулся в кресле и съел кусок сыра. – Он должен надежно охраняться, воистину так! Именно поэтому отец приложил свою печать к королевскому письму?

– Конечно, – напряженно ответил Элдред.

– И ты видел, как он это сделал?

После едва заметной заминки Элдред кивнул.

– Видел.

– И ты правда лорд? Не просто гонец?

– Я лорд.

– Лживая ты жаба, а не лорд, – улыбнулся мой сын. – Бесчестная, лживая жаба. Даже хуже, ты – жабье дерьмо, лживое жабье дерьмо. Отец не ставил свою печать на этом письме.

– Ты назвал меня лжецом!

– Именно так.

Доведенный до бешенства Элдред положил ладонь на рукоять меча и шагнул вперед, но его остановил лязг мечей, вынимаемых из ножен.

– Вызываю тебя на бой! – рявкнул он моему сыну.

– Вызываю тебя на бой! – передразнила его Алайна, и Элдред внезапно понял, что девчушка до сих пор стоит позади него, повернулся, увидел, что она повторяет его жесты, и бросился вперед. Он с силой ударил ее, Алайна вскрикнула и упала на каменный пол.

Я вышел из-за шторы.

Один из спутников Элдреда выругался, но помимо этого, пока я пересекал помост и спускался вниз, в зале были слышны лишь вздохи ветра и топот моих шагов. Я подошел к Элдреду.

– Значит, ты не только лжец, но и бьешь маленьких девочек.

– Я... – начал он.

Но не закончил, потому что я его ударил. Я тоже разозлился, но это была холодная ярость, и мой удар, нанесенный ладонью наотмашь, был точным, внезапным и жестоким. Может, я и старик, но каждый день практикуюсь с мечом, а это придает сил. Элдред пошатнулся и почти удержался на ногах, но я толкнул его, и он упал. Никто из его людей не двинулся с места, и это неудивительно, потому что зал наполнили сорок моих воинов в блестящих шлемах и кольчугах, и выставили копья.

Я наклонился и подал Алайне руку. Смелая девчонка не плакала.

– Все зубы на месте? – спросил я.

Она поводила во рту языком и кивнула.

– Вроде да.

– Только скажи, если какой-нибудь выпал, я вырву зуб у этой жабы, тебе на замену. – Я стоял над Элдредом. – Ты не лорд Беббанбурга, – сказал я ему. – Лорд Беббанбурга – это я. И прежде чем мы обсудим письмо короля, снимайте мечи. Быстро!

Один за другим они отдали мечи моему сыну. Только Элдред не шевельнулся, поэтому сын просто выдернул его клинок из ножен. Я велел своим людям притащить столы и скамьи и усадил Элдреда и его спутников. Я потребовал воск и свечу, поставил свою печать на обрывке, который оторвал от письма Этельстана, и показал его священнику вместе с печатью на письме.

– Они одинаковые?

Священник с несчастным видом уставился на них и наконец покачал головой.

– Не похоже, господин, – пробормотал он.

– Церковь знает толк в подделках, – безжалостно произнес я. – Обычно, чтобы захватить землю, церковники предъявляют документ, подписанный каким-нибудь королем, умершим двести лет назад, добавляют копию печати этого бедняги и заявляют, что он даровал им столько-то хайдов ценных пастбищ. Именно это произошло в Бургэме? Печать подделали?

– Откуда мне знать, господин? – продолжил бормотать священник.

– Зато бесчестная жаба должна знать, – сказал я, глядя на Элдреда. Сказать ему было нечего, и он избегал встречаться со мной взглядом. – Уж конечно, храбрый воин, бьющий девочек, знает. – Я подстрекал его, но он все равно молчал. – Можешь передать королю, что я оставлю Беббанбург себе, а еще, что я не заключал никаких союзов со скоттами и никогда не заключу.

Священник глянул на Элдреда, но было очевидно, что тот ничего не скажет.

– Что, если будет война, господин? – нервно спросил священник.

– Смотри, – я показал на балки, с которых свисали истрепанные флаги. – Этими знаменами размахивали враги саксов. Одни сражались с Альфредом, другие с его сыном, третьи – с его дочерью. И почему, по-твоему, они здесь висят? – Я не дал ему времени ответить. – Потому что я победил их. Я их убил.

Священник снова посмотрел наверх. По правде говоря, флаги были такие рваные и выцветшие от дыма, что он едва ли мог что-то разглядеть, но все же узнал треугольные знамена норвежцев среди флагов олдерменов-саксов, и с легкостью мог сосчитать, как их много. Вороны, орлы, олени, топоры, кабаны, волки, кресты – символы моих врагов, чьей наградой за злобу стал лишь земли клочок саксов для могилы. – Проезжая через ворота, ты видел черепа. Знаешь, чьи они?

– Твоих врагов, господин, – прошептал он.

– Моих врагов, – согласился я, – и я с радостью добавлю туда еще несколько черепов. – Я встал и умолк. Ждал, растягивая паузу до тех пор, пока, наконец, Элдред не выдержал и не посмотрел на меня. – У Беббанбурга есть только один лорд, – сказал я ему, – а ты можешь проваливать. Мечи вам вернут перед выходом из крепости.

Они вышли в полной тишине, подавленные и напуганные, и проходя через ворота, над которыми их ждали вороны, пробираясь мимо луж крови и забитого скота, наверняка заметили, что караульные одеты в сияющие кольчуги и держат начищенные до блеска копья. Не проронив ни слова, они в полной тишине сели на лошадей, молча взяли мечи и проскакали через ворота Черепа, которые с грохотом закрылись за спинами всадников.

– Беда, – радостно заявил Финан. Он подошел к ведущим на стену ступеням. – Помнишь вопрос Домналла?

– Какой из них?

– Сколько у тебя союзников?

Я поднялся по ступенькам вместе с ним, и мы провожали взглядом Элдреда и его воинов.

– У нас есть Эгиль, – мрачно ответил я, – если он еще жив.

– Ну, конечно, он жив, – продолжал веселиться Финан. – Чтобы убить Эгиля, нужен кто-то посерьезней куска дерьма вроде Элдреда! Так что, выходит, мы с Эгилем против всей Британии?

– Точно, – согласился я. Финан был прав. Мы остались без союзников, и весь остров – наши враги. Я унизил Элдреда и создал себе опасного врага, ведь у него есть доступ к королю, и Этельстан может воспринять моё неповиновение как вызов и оскорбление. Монарх всей Британии может счесть меня врагом.

– Думаешь, нужно было пресмыкаться?

Финан задумался.

– Если бы ты пресмыкался, господин, они могли решить, что ты слаб.

Он редко называл меня господином, и только если хотел, чтобы я его последовал его совету.

– Так мы пойдем против них?

– Вилтунскир тебя не соблазняет?

– Не нравится мне там, – сказал я. – Это место годится только для мягких и жирных, там слишком легко жить. А ты хотел бы там поселиться?

– Нет, – признал он. – Мне нравится Нортумбрия. Почти так же прекрасна, как Ирландия.

Я улыбнулся.

– Так что же мне делать?

– Естественно, то же, что и всегда. А что мы всегда делаем? Мы сражаемся.

Мы смотрели вдаль, пока Элдред и его всадники не скрылись из вида.

И мы остались одни.

Часть вторая
Западня

Глава седьмая

Остались не совсем одни, поскольку Эгиль был жив. Он скакал изо всех сил, опережая преследователей, и оказался дома на полдня раньше Элдреда.

– Он приехал после полудня, – сказал мне Эгиль, – взглянул на двести воинов на стенах и исчез в южном направлении.

– Двести! – воскликнул я. – Да у тебя нет двухсот воинов!

– Дай женщине копье, господин, скрой грудь под кольчугой, спрячь волосы под шлемом, и как ты ее отличишь? Кроме того, некоторые мои женщины даже свирепее мужчин.

Итак, от Эгиля Элдред поехал в Беббанбург, а потом на юг к Эофервику, где, как мы слышали, поселился больше чем с сотней западносаксонских воинов во дворце Гутфрита. Еще больше западных саксов разместилось гарнизоном в Линдкольне, а значит, Этельстан усиливал свою хватку на горле Нортумбрии.

И это значило, что он, безусловно, зажмет Беббанбург в тиски, хотя шло лето, а нас никто не беспокоил. У нас было время заполнить кладовые, укрепить и без того крепкие бастионы и беспрерывно патрулировать южные земли.

– Когда они явятся? – спросила меня Бенедетта.

– После сбора урожая, естественно.

– А вдруг не придут?

– Придут.

Мои друзья из Эофервика обязательно предупредят, если смогут. И друзей у меня много. Ханна, дочь Оллы, хозяина таверны, вышла замуж за Берга. Как и любой трактирщик, Олла слышал сплетни, а его шлюхам нашептывали тайны прямо в уши. А еще одноглазый Болдар Гуннарсон, охранявший Гутфрита. Священники, служившие архиепископу Хротверду. Все они и десяток других находили способы отправить мне весточку. Их послания приносили путники и торговые корабли, а с тех пор как я унизил Элдреда, в них говорилось одно и то же. Он жаждет мести.

От Гутфрита пришло письмо, но стиль выдавал, что оно написано западным саксом. Он требовал от меня клятвы в верности, а если я откажусь преклонить колено, обещал разграбить мои земли, чтобы забрать то, что я задолжал.

Я сжег письмо, послал предупреждение Ситрику, командовавшему гарнизоном в Дунхолме на моей южной границе, и сообщения в каждое поселение на моих землях, но ничего не произошло. Никто не прискакал из Эофервика, не сожгли ни одной фермы, не увели ни одной овцы или коровы.

– Он ничего не предпринимает! – презрительно сказала Бенедетта. – Может, боится тебя?

– Он ждет приказа Этельстана.

Король находился далеко на юге, в Винтанкестере, и, несомненно, Элдред не хотел выступать против меня без его одобрения. Похоже, такое одобрение было получено, поскольку в конце лета мы услышали о четырех западносаксонских кораблях, привезших в Эофервик еще сотню воинов и громадный сундук серебра. Деньги пошли кузнецам Эофервика, ковавшим копья, и священникам, что объявили в своих проповедях Беббанбург логовом язычников. Архиепископ Хротверд мог бы пресечь этот вздор. Он был славным человеком, из-за дружбы со мной и отвращения к Гутфриту он отговаривал Элдреда от войны между Эофервиком и Беббанбургом, но Хротверд серьезно заболел. Монах, принесший мне это известие, дотронулся средним пальцем до лба.

– Бедный старик не понимает, какой нынче день, сегодняшний или Троица, господин.

– Он не в себе? – спросил я.

Монах кивнул. Вместе с тремя спутниками он вез Евангелие в монастырь в Альбе и попросил в Беббанбурге приюта на ночь.

– Иногда он забывает одеться, господин, и едва может говорить, куда уж там проповедовать. Руки у него трясутся, приходится кормить его кашей с ложки. В городе сейчас новые священники из Уэссекса, господин, очень ярые!

– Хочешь сказать, они не любят язычников?

– Не любят, господин.

– Епископ Освальд среди них?

Он покачал выбритой головой.

– Нет, господин. В соборе обычно проповедует отец Цеолнот.

Я невесело рассмеялся. Я знал Цеолнота и его брата-близнеца Цеолберта с детства и не любил их так же, как и они меня. У Цеолберта хотя бы была причина для ненависти – я выбил ему бо́льшую часть зубов, и воспоминания об этом доставляли мне радость. Но на исходе лета радостные моменты стали редки. Начались набеги.

Сначала незначительные. У южной границы угнали скот, сожгли сарай, испортили сети, и всегда налетчиками были норвежцы и даны, ни один не имел на щите кабана Гутфрита, ни один не был западным саксом. Я отправил на юг, в Дунхолм, сына с тридцатью воинами на помощь Ситрику, но земли мои были обширны, враги осторожны, и мои люди никого не обнаружили. Затем кто-то напал на рыбацкие лодки, сети и улов украли, корабли лишили мачт. Никого из моих людей не убили и даже не ранили.

– Это сделали два корабля саксов, – рассказал мне один из рыбаков, когда я привел Спирхафок на юг вдоль побережья.

– У них на носу были кресты?

– Ничего не было, господин, но это были саксы. Пузатые такие! – У кораблей южной постройки были раздутые бока, ничего общего со стройными обводами Спирхафока. – Сволочи, взявшие нас на абордаж, говорили не по-нашему, но это корабли саксов.

Я посылал Спирхафок на юг каждый день, обычно под командованием Гербрухта, а брат Эгиля Торольф привел на помощь Банамадр, но снова они ничего не нашли. Угоны скота продолжались, священники читали злобные проповеди, утверждая, что любой, кто платит языческому лорду, обречен вечно гореть в аду.

И все же никого не убили. Угоняли скот, опустошали кладовые, сжигали фермы, а корабли лишали мачт, но никто не погиб. Элдред провоцировал меня, видимо, хотел, чтобы я пролил кровь первым и позволил ему открыто объявить войну Беббанбургу. С приближением зимы набеги стали масштабнее – сожгли больше ферм, через западные холмы пришли норвежцы и напали на моих арендаторов с верхних земель. И опять никто не погиб, хотя мы дорого за это заплатили. Пришлось отменить арендную плату, срубить лес для починки разрушенных построек, заменить животных и семена. Пришло второе письмо с печатью Гутфрита и с заявлением, что я должен ему пятнадцать фунтов золота. Я сжег его, как и первое, но оно натолкнуло меня на мысль.

– Почему бы не дать ему то, чего он хочет? – предложил я.

Мы сидели у огромного очага, где трещали и плевались ивовые поленья. Зимним вечером через дымоход задувал ледяной ветер. Бенедетта посмотрела на меня, будто я обезумел не меньше бедняги Хротверда.

– Отдать ему Беббанбург? – пораженно спросила она.

– Нет, – сказал я, вставая. – Пойдем.

Я повел Бенедетту, Финана и своего сына через дверь, открывавшуюся с помоста. За ней располагалась наша спальня – охапка шкур, на которых спали мы с Бенедеттой, и я пинком отодвинул их, открыв пол из толстых досок. Я послал сына за железным прутом и, когда он его принес, велел поднять доски. Он навалился на лом, Финан помог, и вместе они выломали одну доску. Громадный кусок дерева, фут в ширину и два шага в длину.

– Теперь остальные, – сказал я. – Их семь.

Я не раскрывал никаких секретов. Бенедетта знала, что лежит под нашей кроватью, а Финан и мой сын и раньше видели это отверстие, но даже они ахнули, когда оттащили последние доски и дыру осветил фонарь.

Они увидели золото. Драконье сокровище. Добычу всей моей жизни.

– Господи Иисусе, – сказал Финан. Пусть он и прежде видел это золото, но зрелище все равно впечатляло. – Сколько здесь?

– Более чем достаточно, чтобы соблазнить Элдреда и отвлечь Этельстана.

– Отвлечь? – Бенедетта неотрывно всматривалась в блеск сокровищ.

– Этельстан заключил своего рода мир со всей Британией, кроме меня. Нужно дать ему другого врага.

– Другого врага? – озадаченно переспросил сын.

– Увидишь, – сказал я и полез в дыру – естественную пещеру в скале, на которой построен Беббанбург.

Я вынул сокровища. Большой золотое блюдо, на котором поместится задняя нога быка. По его краю гнались друг за другом люди с козлиными ногами. Высокие канделябры, несомненно, украденные из церкви, которые я забрал у Скёлля. Слитки, золотые цепи, кувшины, кубки и чаши. Кожаный мешок, наполненный брошами, застежками и изысканными украшениями для ножен. Рубины, изумруды, браслеты и грубый золотой обруч, который носил Хэстен. Золотые монеты, маленькая римская статуэтка женщины в короне из солнечных лучей и деревянный сундук, полный рубленого серебра. Какую-то часть золота собрал еще мой отец, еще больше – его брат, мой вероломный дядя, но бо́льшая часть – это сокровища моих врагов, которые я хранил на черный день.

Я наклонился и нашел грубой работы чашу, которую отдал Финану. Она выглядела так, будто ее вырубили каменным молотом, шершавая и помятая, но из чистого золота.

– Помнишь те могилы к западу от Дунхолма? – спросил я. – Три могилы?

– В холмах?

– В горной долине. Там был высокий камень.

– Долина дьявола! – вспомнил он. – Три могильных холма!

– Долина дьявола? – крестясь, спросила Бенедетта.

Финан ухмыльнулся.

– Так ее называл прежний архиепископ Эофервика. Как его звали?

– Вульфер, – сказал я.

– Вульфер! – кивнул Финан. – Скрюченный старый ублюдок. Он проповедовал, что в могилах скрываются демоны, и запрещал к ним приближаться.

– А потом послал своих людей раскопать могилы, – продолжил я, – но мы их обогнали.

– И разрыли холмы сами? – спросил мой сын.

– Конечно, – ухмыльнулся я и тронул чашу. – И мы нашли только это.

– Еще кости, – добавил Финан, – но никаких демонов.

– Однако пришло время, чтобы могилы наполнились золотом и охранялись демонами, – сказал я.

Я поставлю капкан. Предложу Гутфриту больше золота, чем он когда-либо мечтал, и дам Элдреду то, чего он хочет – убийство. Потому что я убью первым, и убью жестоко, но чтобы капкан сработал, его нужно правильно поставить и держать в тайне.

Приготовления заняли большую часть зимы. Более старые и грубые предметы, вроде той чаши, оставили как есть, так же как слитки, а часть остальных – подсвечники, римские блюда, превратили в бесформенные комья. Этельстан в числе прочей дани потребовал от Хивела двадцать четыре фунта золота, и к тому времени как мы закончили, в крепком деревянном сундуке лежало больше ста фунтов. Мы работали тайно, помогали только Финан и мой сын, и потому из Беббанбурга не могла просочиться весть о золоте.

Нападения Элдреда так и не прекратились, хотя стали редкими. На рассвете появлялись всадники, сжигали амбар или сарай и уводили скот. Но так никого и не убили, не захватили рабов, а жертвы всегда говорили, что это были норманны. Они говорили на датском или норвежском, носили молот, а не крест, на их щитах не было ничьей эмблемы. Набеги стоили мне серебра, но не наносили большого урона. Постройки можно заменить, зерно, скот и овец присылали из Беббанбурга. Мы продолжали патрулировать южную границу, но я приказал, чтобы никто не заходил на земли Гутфрита. Это была война без смертей, даже без сражений, и, на мой взгляд, она не имела смысла.

– Так зачем они это делают? – сердито спросила Бенедетта.

– Потому что этого хочет Этельстан.

Вот и все, что я мог сказать.

– Ты посадил его на трон! Это несправедливо!

Я улыбнулся ее негодованию.

– Его жадность превосходит благодарность.

– Ты его друг!

– Нет, я сила внутри его королевства, и он должен показать, что обладает большей силой.

– Напиши ему! Скажи, что ты ему верен!

– Он не поверит. Кроме того, это превратилось в соревнование, кто дальше пустит струю.

– Фу-у-у! Ох уж эти мужчины!

– А он король, он должен победить.

– Так покажи ему!

– Покажу, – мрачно сказал я, и, чтобы исполнить обещание, в конце зимы, когда в тенистых пещерах в горах еще лежал снег, отправился на юг с Финаном, Эгилем и десятком воинов.

Вместо римской дороги мы пробирались холмистыми тропами, находя приют в тавернах или на маленьких фермах. Мы говорили, что ищем землю, и, может быть, нам даже верили, а может, и нет, но мы не щеголяли роскошными одеждами и золотом, имели простые мечи и тщательно скрывали имена. Мы платили за постой рубленым серебром. До Долины дьявола мы добрались за четыре дня, и она оказалась в точности такой, какой я ее помнил.

Долина располагалась высоко в холмах. Эти холмы круто вздымались на восток, запад и север, но отрог на юге спускался в более глубокую речную долину, где прямо с востока на запад шла римская дорога. То там, то сям в долине росли сосны, а края ручья все еще были покрыты льдом. В центре по прямой линии возвышались три могильных кургана, трава на них побелела от инея. В курганах виднелись глубокие борозды, показывающие, где мы копали много лет назад и где, без сомнения, с тех пор копают жители речной долины. Высокий камень свалился с южного края кургана и лежал на чахлой траве.

– Летнее пастбище, – пнул траву Эгиль, когда мы шли к краю долины. – Больше ни на что не годится.

– Вполне годится для поисков золота, – сказал я.

Мы остановились у южного края, холодный ветер трепал наши плащи. Ручей переливался через выступ, устремляясь к реке, блестевшей под зимним солнцем далеко внизу.

– Должно быть, это Теса, – указал я на реку. – Граница моих земель.

– Значит, это твоя долина?

– Моя. Все, что до берега реки, мое.

– А за рекой?

– Земли Гутфрита. Или Элдреда. Точно не мои.

Эгиль всматривался в более широкую долину. С высоты мы ясно видели дорогу, деревню, тропу, ведущую от поселения к северному берегу Тесы, и вторую, сбегающую к противоположному берегу – явный знак, что Тесу можно перейти вброд.

– Куда ведет эта дорога? – спросил Эгиль.

Я показал на восток.

– Где-то там она сливается с большой римской дорогой, а потом идет в Эофервик.

– Далеко отсюда?

– Два дня верхом. Три, если не торопиться.

– Тогда здесь отличное место для форта. – Эгиль обвел рукой место, где мы стояли. – Есть вода, и видно приближающихся врагов.

– Для поэта и норвежца, ты невероятно умен, – медленно произнес я.

Он ухмыльнулся, не совсем понимая, что я хотел сказать.

– Я еще и воин.

– Несомненно, друг мой. Форт! – Я посмотрел вниз и увидел овечью тропу, круто сбегавшую по склону. – Сколько времени потребуется, чтобы добраться до той деревни верхом? – Я указал на поселение у реки, над которым поднимался легкий дымок. – Немного?

– Немного.

– Финан! – позвал я, и когда он подошел к нам, указал на деревню. – Это там не церковь?

Финан, обладавший самым острым зрением из всех, кого я знал, посмотрел вниз.

– На крыше крест. Что еще это может быть?

Я много размышлял о том, как показать золото, которое мы зароем в могилах, но предложение Эгиля дало мне ответ.

– Весной мы построим здесь форт. – Я указал на чахлые сосны. – Начни делать из этих стволов частокол. Купи в деревне еще бревна, эль, провизию. Ты будешь главным.

– Я? – переспросил Финан.

– Ты христианин! Я дам тебе человек сорок или пятьдесят, христиан. И ты попросишь священника благословить форт.

– Который не будет достроен.

– Который никогда не будет достроен, потому что ты покажешь священнику золото. И дашь ему немного золота!

– И через неделю, – медленно сказал Эгиль, – каждый человек в долине Тесы будет знать о золоте.

– Через неделю Гутфриту и Элдреду станет известно о золоте, – сказал я и повернулся, глядя на погребальные курганы. – Остается только одна проблема.

– Какая? – спросил Финан.

– Мы очень далеко от Шотландии.

– Это проблема? – поинтересовался Эгиль.

– Но может, это не имеет значения.

Мы поставим капкан, но не на одного короля, а на троих. Этельстан предрекал, что новая война в Британии будет ужаснее всех предыдущих, и заявлял, что не желает ее, и все же начал войну против Беббанбурга. Странную, без убийств и большого ущерба, но все же войну, и именно он ее развязал.

А теперь я ее закончу.

* * *

Когда весна повернула на лето, явился епископ Ода. Он прибыл с молодым священником и шестью воинами с драконом и молнией Этельстана на щитах. День занимался необычайно жаркий, но когда Ода въехал в ворота Черепа, с моря принесло первый в этом году туман.

– Утром мне даже не требовался плащ, – пожаловался Ода, приветствуя меня, – а теперь этот туман!

– Туман, который вы, датчане, называете хааром, – отозвался я.

В жаркие летние дни крепость окутывал густой туман с Северного моря. Почти всегда солнце сжигало туман, но, если с моря дул восточный ветер, туман постоянно выносило на берег, и он мог продержаться весь день, иногда такой плотный, что из главного дома нельзя было разглядеть прибрежные бастионы.

– Я привез тебе подарок, – сказал Ода, когда я проводил его в зал.

– Голову Элдреда?

– Подарок от короля. – Ода проигнорировал мою глупую шутку и протянул руку к молодому священнику, а тот дал ему обернутый кожей сверток, который Ода, в свою очередь, передал мне.

Я разорвал веревку. Внутри мягкой кожи лежала книга.

– Книга, – уныло произнес я.

– Да! Но не пугайся! Это не Евангелие. Король не хочет метать бисер перед свиньями. Милая леди! – Он поднял руки, тепло приветствуя идущую к нам Бенедетту. – Ты прекрасней, чем когда-либо. – Ода целомудренно обнял ее. – Я и тебе привез подарок от короля – книгу!

– Книгу, – так же уныло повторил я.

– Нам нужны книги, – сказала Бенедетта и хлопнула в ладоши, подзывая слуг. – У нас есть вино, епископ, и даже хорошее!

– Твои друзья в Эофервике, епископ, – язвительно сказал я, – пытались помешать кораблям торговать с нами. Но корабли все же приходят и привозят вино.

Я отвел Оду на помост, подальше от ушей шестерых стражников, послушно отдавших свои мечи и усаженных за стол в нижнем конце зала, где им подали хлеб, сыр и эль.

– Это отец Эдрик, один из моих капелланов, – представил Ода молодого священника. – Ему не терпелось с тобой познакомиться, господин.

– Добро пожаловать, отец Эдрик, – без особого восторга сказал я.

Он был тощий, бледный, с испуганным лицом, почти мальчишка. Юнец то и дело поглядывал на молот на моей шее, будто никогда не видел ничего подобного.

– Отец Эдрик нашел книгу для короля. – Ода дотронулся до фолианта, который я положил на стол, так и не открыв. – Расскажи о ней лорду Утреду, отче.

Эдрик открыл и закрыл рот, сглотнул и попробовал еще раз.

– Это De Consolatione Philosophiae, господин, – заикаясь, сообщил он и остановился, будто боялся продолжать.

– И это переводится?.. – мягко подтолкнул его Ода.

– «Утешение философией» Боэция, – ответила вместо него Бенедетта. – Он итальянец.

– Умный итальянец, – сказал Ода, – как и ты, милая леди.

Бенедетта открыла книгу, и ее брови удивленно поднялись.

– Но это же язык саксов!

– Ее перевел сам король Альфред. А он ведь был другом лорда Утреда, верно?

Вопрос был адресован мне.

– Я ему никогда не нравился. Просто был нужен.

– Ты ему нравился, – настаивал Ода, – только не нравилась твоя религия. А вот король Этельстан тебя боится.

Я уставился на него.

– Боится!

– Ты воин, господин, и не повинуешься ему. Люди это замечают, а если ты так можешь, то смогут и другие. Как Этельстану быть королем, помазанником Божьим, если лорды ему не подчиняются?

– Говоришь, я ему не повинуюсь? – взревел я. – Да я сделал его королем!

– И король убежден, – спокойно сказал Ода, – что ему Богом уготовано стать Monarchus Totius Brittaniae. Его уверили, что он избранник Божий, коему суждено принести мир и изобилие в Британию.

– И потому он заставляет Элдреда грабить мои земли.

Ода проигнорировал мои слова.

– На земле существует иерархия, так же, как и на небесах, – с тем же спокойствием продолжил он. – И как Господь Всемогущий восседает превыше всех созданий небесных и земных, так и король должен быть выше всех людей, живущих на его земле. Константин из Альбы покорился Этельстану, Хивел из Дифеда целовал ему руки, Оуайн из Страт-Клоты склонил голову, Гутфрит из Нортумбрии стал его слугой. И только Утред из Беббанбурга отказался принести клятву.

– Утред из Беббанбурга поклялся защищать Этельстана, – с горечью ответил я. – И защищал, пока он был ребенком, учил сражаться, посадил на трон. Я сдержал эту клятву, и нет нужды давать ему другую.

– Ради королевского достоинства, – сказал Ода, – люди должны видеть, что ты покорился.

– Достоинства! – рассмеялся я.

– Он гордый человек, – мягко заметил Ода.

– Тогда скажи этому гордецу, чтобы отозвал своих псов и публично объявил, что я – лорд Беббанбурга, а не Элдред, и пусть заплатит мне золотом за ущерб, который его люди нанесли моей земле, и тогда, епископ, я преклоню колено.

Ода вздохнул.

– Король был убежден, что ты примешь его предложение стать олдерменом Вилтунскира! Оно было щедрым!

– Беббанбург – мой, – твердо сказал я.

– Прочти книгу, господин, – сказал Ода, подталкивая ее ко мне. – Боэций был христианином, но король не пытается тебя обратить. Это книга истин, в ней говорится, что деньги и власть не должны манить добродетельного человека, лишь справедливость, милосердие и скромность могут принести удовлетворение.

– И ее мне посылает Monarchus Totius Brittaniae? – Я запнулся на незнакомых латинских словах.

– Его судьба – быть королем. Человек не может убежать от судьбы.

– Wyrd bið ful ãræd, – резко ответил я, и это означало, что, как и Этельстан, я тоже не могу убежать от судьбы.

Моя судьба – быть лордом Беббанбурга.

Ода печально покачал головой.

– Меня послали с сообщением, господин. Король требует Беббанбург, он нужен ему в качестве щита от скоттов.

– Он уже таков, – возразил я. – И ты вроде бы сказал, что Константин покорился. С чего же бояться скоттов, если они покорены?

– Потому что они лгут. Константин шлет Этельстану заверения в мире, а другой рукой отправляет людей и деньги в Камбрию. Если дело дойдет до войны, король хочет, чтобы норвежцы Камбрии были на его стороне.

Я уже слышал, что Константин соблазняет норвежцев Камбрии землями и богатством.

– Если дойдет до войны, – мрачно сказал я, – Этельстан захочет, чтобы я сражался на его стороне.

– Он хочет Беббанбург, – возразил Ода.

– Или это Ингилмундр и Элдред хотят Беббанбург?

Ода поколебался и пожал плечами.

– Я говорил королю, что тебе следует доверять, и убедил его приструнить Элдреда.

– Я должен быть тебе благодарен?

– И король согласился, – проигнорировал вопрос Ода. – Он повторяет свое предложение. Дай королю разместить в Беббанбурге гарнизон и прими Вилтунскир в качестве своего дома.

– А если я откажусь?

– До сих пор король был милостив, господин. Он отказался послать против этой крепости все свои силы. Но если ты продолжишь противиться ему, он поведет сюда всю армию и флот и докажет тебе, что он истинный Monarchus Totius Brittaniae.

– Но Утред же его друг! – возмутилась Бенедетта.

– У короля нет друзей, госпожа, у него есть подданные. Лорд Утред должен покориться. – Ода посмотрел на меня. – И ты должен сделать это до дня Святого Освальда, господин.

Мгновение я смотрел на него. Мне хотелось высказать многое: как я растил Этельстана, как защищал от врагов и направлял к трону. Или спросить, не доверился ли Этельстан нашептываниям Ингилмундра и Элдреда настолько, что убьет меня. Но вместо этого, почти не веря, я просто спросил Оду, правду ли он говорит.

– Он объявит мне войну?

– Он просто возьмет то, что считает своим по праву, и обезопасит северную границу королевства от скоттов. А ты, господин, если принесешь клятву до дня Святого Освальда, станешь олдерменом Вилтунскира. У тебя есть все лето, чтобы подумать. – Он замолчал, глотнул вина и улыбнулся. – Хорошее вино! Можем ли мы остаться здесь на ночь?

Он и его люди остались ночевать, и перед сном Ода стоял со мной на стене Беббанбурга. Мы вдвоем вглядывались в лунную рябь на море.

– Этельстан попал под влияние Ингилмундра и Элдреда, – признался Ода, – и я сожалею об этом. Но смею сказать, меня он тоже слушает, и, вероятно, поэтому не хочет силой заставлять тебя подчиниться.