Текст книги "Бог Войны (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Ты их видел? – спросил я.

– Видел дым, господин.

– Встань с колен, – раздраженно сказал я. Далеко впереди я видел лишь серые кучевые облака на западном горизонте. Был ли там дым, понять я не мог. – Говоришь, ты видел дым, а что еще?

– Народ бежал, господин. Говорили, их целая орда.

Но орда кого? Другие беженцы поведали ту же запутанную историю. На западных склонах холмов распространялась паника, и единственный факт, который мне удалось выжать из перепуганных людей, заключался в том, что они пришли сюда, на юг, чтобы найти дорогу, которая приведет их к сомнительной безопасности стен Эофервика. А значит, Константин все еще грабит Камбрию далеко к северу от мерсийской границы.

Финан согласился со мной.

– Ублюдки должны бы продвигаться быстрее. Вряд ли они встречают сильное сопротивление.

– Годрик и Альфгар, – напомнил я.

– У них недостаточно людей. Этим глупцам лучше отступить.

– Может, Этельстан прислал подкрепление?

– Тогда об этом знал бы архиепископ.

– Вульфстан не может решить, на чьей он стороне.

– Он не обрадуется, если придет Анлаф.

– Константин его защитит.

– А может, Константин отступает? Щелкнул Этельстана по носу и считает, что этого достаточно?

– Не похоже на то. Константин не дурак. Он знает, что врага не щелкают по носу, а выпускают ему кишки и мочатся на его труп.

Мы встали лагерем около Сциптона, маленького городка с двумя полуразвалившимися церквями. Неподалеку были фермы данов, и местные сказали, что большинство из них ушло на запад. Но с кем они собрались сражаться? Я подозревал, что они присоединялись к войску Константина, и многие, слыша, сколько моих людей говорит по-норвежски или по-датски, думали, что мы намерены поступить так же.

На следующий день мы продолжили путь на юго-запад, продолжая встречать беженцев, разбегавшихся с дороги. Мы поговорили с некоторыми из них и получили в ответ все ту же историю: они видели дым и слышали о громадной армии скоттов, с каждым рассказом становившейся все больше. Одна женщина с двумя цеплявшимися за ее юбку детьми заявила, что видела всадников-чужаков.

– Сотни, господин! Их сотни!

На севере и западе все так же висели серые облака, и я убедил себя, что более темные полосы – это клубы дыма.

Я торопился, преследуемый пророчеством епископа Вульфстана, что битва уже состоялась. Все больше и больше беженцев теперь двигалось в одном направлении с нами, не пытаясь уже пересечь холмы, а на юг, к каменным стенам Меймкестера. Я выслал вперед разведчиков, расчистить после беженцев дорогу, покрытую навозом их скота.

На следующий день мы достигли Меймкестера. При нашем приближении стражники захлопнули ворота, испугавшись, что мы – люди Константина, и лишь после утомительного спора удалось убедить их, что я – Утред Беббанбургский и им не враг. Командир гарнизона, некто Эдвин, наконец сообщил мне первую достоверную новость с тех пор, как в Беббанбург прискакал Кенвал.

– Была битва, господин, – мрачно сказал он.

– Где? Что там произошло?

– На севере, господин. Олдермен Годрик убит. Олдермен Альфгар сбежал.

– Где на севере?

Он махнул рукой.

– Где-то там, господин.

В Меймкестере уже появились беглецы из разбитого войска саксов, и Эдвин подозвал троих. Они рассказали, как Альфгар и Годрик, которых Этельстан назначил олдерменами Камбрии, собрали свои силы и выступили на север, чтобы сразиться со скоттами.

– Это было на реке, господин. Мы думали, она их остановит.

– Но этого не случилось?

– Ирландцы обошли нас слева. Эти дикари так завывали!

– Ирландцы!

– Норвежцы, господин. У них были соколы на щитах.

– Анлаф, – резко сказал Эгиль.

Это было первое подтверждение тому, что Анлаф пересек море, и мы имеем дело не просто с армией скоттов, а с союзом Константина и ирландских норвежцев. И если Анлаф уговорил островных лордов, нам предстоит встретиться с ульфхеднарами с островов Судрейяр и Оркнейяр. Короли севера пришли уничтожить нас.

– Норвежцев были сотни! – сказал один из беглецов. – Безумные, как черти!

Эти трое до сих пор не могли отойти от поражения. Один из них видел, как убили Годрика, а его тело под норвежскими топорами превратилось в кровавое месиво. Альфгар сбежал с поля боя верхом еще до того, как битва закончилась, а его выживших воинов окружили скотты и норвежцы.

– Мы тоже сбежали, господин, – признался один из троих. – Я до сих пор слышу крики. Этим бедолагам не было спасения.

– Где была битва?

Они знали лишь то, что Годрик вел их на север два дня, нашел речку, которую посчитал препятствием для захватчиков, и там погиб.

– У него осталась вдова, – мрачно сказал Эдвин. – Бедняжка.

Эдвин ничего не слышал об Этельстане. Он уговаривал меня остаться в Меймкестере и добавить моих людей к его гарнизону, поскольку получил приказ удерживать Меймкестер всеми силами. Несомненно, такой же приказ был послан каждому бургу на северной границе Мерсии, но это ничего мне не давало. Мне требовалось узнать, где сейчас Этельстан и куда направляются Константин и Анлаф. Планируют ли они ударить на восток, в сердце Мерсии, или продолжат идти на юг?

– На юг, – сказал Эгиль.

– Почему?

– Если Анлаф здесь...

– А он здесь, – мрачно вставил Финан.

– ...они будут держаться близко к морю. Флот Анлафа будет снабжать их провизией.

– Там и так полно еды, – сказал я. – Урожай был хороший.

– Анлафу нужно иметь путь к отступлению, если дела пойдут худо, – добавил Эгиль. – Он не захочет слишком отдаляться от кораблей.

Это было разумно, хотя, если Эгиль прав, что станет делать Анлаф, когда достигнет Честера? Побережье там резко уходило на запад, в Уэльс, и если он пойдет дальше на юг, то потеряет связь со своим флотом.

– Честер, – сказал я.

– Честер? – озадаченно посмотрел на меня Эгиль.

– Вот куда они направляются. Захватят Честер, и у них будет опорная крепость и путь в сердце Мерсии. Они идут в Честер.

Порой кажется, что мысль приходит непонятно откуда. Чутье, рожденное целой жизнью в кольчуге и стенах щитов? Или размышления о том, как поступил бы я на месте Анлафа и Константина? Мы не знали, где они, не знали, что планирует Этельстан, я лишь понимал, что держать людей за стенами Меймкестера бесполезно.

– Отправь на юг гонца, – приказал я Эдвину, – скажи, чтобы нашел Этельстана и передал ему, что мы идем к Честеру.

– А если они явятся сюда? – тревожно спросил Эдвин.

– Не явятся. Они идут в Честер.

Потому что Константин и Анлаф хотели унизить Этельстана. Они хотели разрушить его планы по созданию Инглаланда и помочиться на его труп.

И я не сомневался, что сделать это они попытаются в Честере.

Глава двенадцатая

Земли к северу от Мерза пришли в упадок. Фермы были заброшены, амбары опустошены, скот угнан на юг, хотя пять раз нам встретились стада, гонимые на север. Ни одного большого, в самом маленьком было семь, в самом крупном – пятнадцать коров.

– Это норвежцы, – сухо сообщил Финан, расспросив пастухов первого стада.

– Боятся фуражиров из Честера? – предположил я.

– Наверняка, – ответил он. – Или собираются продать молоко и мясо Анлафу. Забрать их скот на юг?

– Пускай идут.

Мне не хотелось замедлять темп из-за животных, и меня не волновало, что Анлафу достанется немного говядины, поскольку направляющееся на юг войско наверняка уже собрало достаточно скота и будет неплохо питаться. Я обернулся в седле и увидел курящийся дым, который отмечал горящие усадьбы саксов. Без сомнения, к северу от нас находилось вторгшееся войско, но, похоже, оно остановилось по меньшей мере на расстоянии дня пути от Мерза.

Я много времени провел в Честере и хорошо знал этот край, полоску непокорной холмистой земли. Наполовину её заселяли саксы, не ладившие с соседями – данами и норвежцами, которые в ту пору, когда я командовал честерским гарнизоном, любили пробираться в Мерсию и красть скот. Мы не оставались в долгу и много раз с ними дрались, и я как раз вспоминал жестокие схватки, как вдруг увидел, что впереди возникла проблема.

Последнее, самое крупное стадо шло на север. Погонщики отказались убрать скот с дороги, высокая и крупная женщина раскричалась на наш авангард – Эгиля с парой десятков воинов. Я пришпорил Снаугебланда, чтобы посмотреть, как женщина ругается и плюётся в норвежцев. Данка, видимо, потребовала сказать, куда мы идём, и, услышав, что в Честер, стала обзывать нас предателями.

– Вы должны драться за старых богов! Вы же норвежцы! Думаете, Тор позволит вам выжить? Будьте вы прокляты!

Люди Эгиля заволновались, и, чтобы их успокоить, подъехавший ко мне Эгиль ответил женщине, что она ничего не понимает.

– Наши враги тоже христиане, женщина. Или ты думаешь, Константин носит молот?

– Константин сражается вместе с нашими людьми!

– А мы сражаемся за нашего лорда, – возразил Эгиль.

– Христианина? – усмехнулась крепкая краснолицая женщина лет сорока-пятидесяти от роду.

Остальные полдюжины пастухов были либо стариками, либо мальчишками, а значит, ее муж и другие здоровые мужчины отправились на север, к войску Анлафа.

– Плевала я на вашего лорда, – сказала она. – Пусть захлебнется своей христианской кровью.

– Он язычник, – сказал скорее позабавленный, чем оскорбленный Эгиль, указывая на меня, – и славный человек.

Женщина уставилась на меня и, вероятно, разглядела мой молот. Она сплюнула.

– Идешь к саксам?

– Я сакс, – произнес я на ее родном датском.

– Тогда я проклинаю тебя, – сказала она. – Проклинаю за то, что предал богов. Проклинаю тебя небом, морем и землей, что станет тебе могилой. – Ее голос становился все громче. – Проклинаю огнем, водой, пищей, что ты ешь, и элем, что ты пьешь! – На каждой фразе она тыкала в меня пальцем. – Проклинаю твоих детей, пусть умрут в муках, пусть черви подземного мира грызут их кости, пусть ты будешь вопить в Хеле во веки веков, пусть кишки твои сводит бесконечной болью, пусть...

Ей не удалось закончить. Позади меня раздался крик, и я увидел всадника, отделившегося от группы слуг, которые вели наших вьючных лошадей. Крик был женский. Всадница в черном плаще с капюшоном подскакала к ней, спрыгнула с седла и, не переставая кричать, повалила более крупную противницу на землю. Я ничего не понимал, но ярость различил безошибочно.

Это была Бенедетта. Она уселась на свою противницу и колотила ее по лицу кулаками, продолжая яростно вопить. Мои люди подбадривали ее. Я тронул пятками Снаугебланда, но смеющийся Эгиль остановил меня.

– Оставь ее, – сказал он.

Застигнутая врасплох данка тяжело дышала, но уже приходила в себя. К тому же она была намного тяжелее Бенедетты. Она поднатужилась, пытаясь сбросить более слабую соперницу, но Бенедетте удалось её оседлать, и, продолжая кричать, она молотила кулаками по багровому лицу противницы, уже залитому кровью из разбитого носа. Данка ударила Бенедетту, к счастью, та заблокировала удар предплечьем, однако умолкла, внезапно осознав опасность. Я снова подался вперед, и Эгиль снова остановил меня.

– Она победит, – сказал он, хотя я не представлял как.

Бенедетта оказалась сообразительнее меня. Она нащупала на краю дороги камень и ударила им женщину в висок.

– Ой, – ухмыльнулся Финан. Мои люди, и норвежцы, и саксы, хохотали и улюлюкали, и улюлюканье стало громче, когда оглушенная данка повалилась, разинув рот, а в ее жидких волосах показалась кровь.

Бенедетта что-то рычала по-итальянски. Я немного выучил этот язык и, кажется, узнал слова «мыть» и «рот», а потом она зачерпнула правой рукой пригоршню влажного коровьего навоза.

– О нет, – ухмыльнулся Финан.

– О да! – обрадовался Эгиль.

– Ti pulisco la bocca! – взвизгнула Бенедетта и шлепнула пригоршню навоза прямо в открытый рот женщины. Та начала отплевываться, и Бенедетта, не желая забрызгаться навозом, встала. Она наклонилась и вытерла руки об юбку женщины, затем повернулась ко мне.

– Ее проклятья не сработают. Она говорит дерьмо? Пусть поест дерьма. Я затолкала все зло обратно ей в глотку. Все кончено! – Она повернулась, плюнула на женщину и снова села на лошадь. Мои воины продолжали веселиться. Какой бы ущерб костлявая женщина ни нанесла людям Эгиля, Бенедетта все исправила. Воины любят драки, обожают победителей, и Бенедетта превратила дурное предзнаменование в доброе. Она подъехала ко мне.

– Видишь? Я нужна тебе. Кто еще сможет отвести зло?

– Тебе здесь не место.

– Я была рабыней! – воинственно заявила она. – И всю жизнь мужчины говорили мне, что делать. Теперь ни один мужчина не может мне приказывать, даже ты! Но я защищаю тебя!

– Я сказал своим воинам, что они не могут взять с собой женщин, – сказал я.

– Ха! Со слугами идет много женщин! Вы, мужчины, ничего не знаете.

Что, вероятно, было правдой и, откровенно говоря, меня согревало ее присутствие.

– Но если будет битва, держись в стороне! – настаивал я.

– А если бы я осталась в Беббанбурге? Кто защитил бы тебя от проклятий той женщины, а? Скажи!

– Тебе не победить, – весело заметил Эгиль.

Я дотронулся до щеки Бенедетты.

– Спасибо.

– А теперь поехали, – гордо заявила она.

И мы поскакали дальше.

Если победа Бенедетты над данкой стала первым предзнаменованием, второе оказалось более зловещим. Мы добрались до первого брода через Мерз, уже смеркалось, и, оставив реку за спиной, мы снова повернули на запад и направились по знакомой дороге к Честеру. Небо на востоке уже потемнело, а на западе умирающие лучи заходящего солнца подсвечивали темные облака. С этого полыхающего темным огнем неба дул ледяной ветер, забирался под плащи и лошадиные попоны.

– Пойдет дождь, – сказал Эгиль.

– Даст Бог, успеем доехать до Честера, – буркнул Финан.

Прямо в этот миг чёрно-красное небо на западе расколола огромная зазубренная белая молния, сияние полыхнуло во весь горизонт, и на мгновение всё вокруг стало ярким и черно-белым. Спустя ещё мгновение раздался звук, гневный рёв Асгарда загремел над нашими головами, сокрушая своим грохотом.

Снаугебланд вскинул голову, задрожал, и мне пришлось его успокаивать. Я дал коню постоять немного, ощущая его тревогу, и опять направил вперёд.

– Она грядет, – сказал Эгиль.

– Что? Буря?

– Битва.

Он тронул свой молот.

Над Виреалумом сверкнула молния. Что значило это предзнаменование? Что опасность пришла с запада? Из Ирландии, где Анлаф победил своих врагов и жаждал заполучить Нортумбрию? Я пришпорил Снаугебланда, желая достичь стен Честера до того, как с моря придет шторм. Еще одна молния скользнула к земле, на этот раз поменьше, но гораздо ближе, где-то среди низких холмов и богатых пастбищ Виреалума, расположенной между рек земли. Зарядил дождь. Сначала лишь несколько тяжелых капель, но вскоре он обрушился ливнем с таким грохотом, что мне пришлось кричать Эгилю:

– Здесь кладбище! Римское! Оставайтесь на дороге!

Мои люди прикасались к молотам и крестам, молились, чтобы боги не потревожили мертвых в давно остывших могилах. Еще одна расколовшая небо молния высветила стены Честера впереди.

Несколько долгих минут мы мокли под дождем, пока не убедили стражей на высоких римских стенах, что мы друзья. Вообще-то, пришлось вызвать на боевую площадку над огромной аркой ворот моего сына-епископа, прежде чем стражники неохотно открыли ворота.

– Кто здесь командует? – крикнул я одному из них, когда мы скакали сквозь арку ворот, освещенную двумя потрескивающими факелами.

– Леоф Эадриксон, господин.

Никогда о нем не слышал. Я надеялся, что в городе будет командовать человек, которого я знаю, с кем когда-то вместе сражался, и он поможет нам найти пристанище. Я понял, что это будет непросто: город наводнили беженцы и их скот. Мы протолкались сквозь стадо, я соскочил с седла на знакомой площади перед большим домом Честера и отдал поводья Алдвину.

– Подождешь меня здесь, пока мы не найдем жилье. Финан! Эгиль, Торольф, за мной. Ты тоже! – крикнул я своему сыну.

Я взял и Бенедетту. Стражник у внешней двери не хотел ее пускать, но поспешно отступил под моим злобным взглядом. Я проводил Бенедетту в просторный зал, построенный еще римлянами, где в главном очаге пылал огонь. В зале находилось около сотни мужчин, и все они хмуро наблюдали за нами.

– Женщина! – неодобрительно воскликнул один из них. – Только служанки могут входить в зал для воинов! – Это произнес высокий худой человек с растрепанной седой бородой и настороженным взглядом. Он указал на Бенедетту. – Она должна уйти!

– Кто ты? – спросил я.

Он посмотрел еще более возмущенно, будто я должен знать его имя.

– Я должен спросить то же самое у тебя! – с вызовом ответил он, но тут услышал, как позади шепчут мое имя, и его поведение внезапно переменилось. – Господин, – выговорил он, и на мгновение мне показалось, что он сейчас рухнет на колени.

– Леоф Эадриксон? – спросил я. Он кивнул. – Мерсиец? – Он снова кивнул. – А с каких это пор в зал нельзя женщинам?

– Это зал для воинов, находиться здесь – честь, господин.

– Она только что выбила все дерьмо из данки, – сказал я, – а значит, она воин. И у меня еще три сотни мокрых, голодных и усталых воинов.

Я усадил Бенедетту на скамью поближе к яростно пылавшему огню. Высокая крыша в нескольких местах протекала, а где-то вдалеке по небу раскатился новый удар грома.

– Три сотни! – воскликнул Леоф Эадриксон и умолк.

– У тебя есть для них место?

– Город переполнен, господин.

– Значит, они будут спать здесь вместе со своими женщинами.

– Женщинами? – Он выглядел потрясенным.

– Именно с женщинами. – Я повернулся к сыну. – Приведи их. А слуги подержат лошадей.

Он ухмыльнулся, но тут дверь зала открылась, и вошел мой старший сын-епископ в мокром одеянии. Он посмотрел на брата, начал что-то говорить, но затем поспешил ко мне.

– Отец! – воскликнул он. Я молчал. – Ты пришел! – В голосе звучало облегчение. – Значит, отец Эдвин добрался до тебя?

– Кто такой отец Эдвин?

– Я послал его неделю назад!

– Ты отправил христианского священника в путь по Нортумбрии? Значит, ты послал его на смерть. Молодец. Что тут происходит?

Последние слова я адресовал Леофу, но он, по всей видимости, не мог ответить. Вместо него наконец отозвался мой сын-епископ, хотя ни он, ни кто-либо другой почти ничего не знали о том, что делается за стенами Честера, кроме того, что так называемый друг Этельстана Ингилмундр разграбил все земли вокруг города.

– Ингилмундр! – с горечью произнес я.

– Я никогда ему не доверял, – сказал мой сын.

– Как и я.

А вот Этельстан доверял Ингилмундру, считая красавца-норвежца примером того, что язычника можно обратить в верного христианина. Но Ингилмундр, должно быть, много месяцев плел заговор вместе с Анлафом, а теперь грабил скот и зерно, жег фермы, и, что хуже всего, он захватил маленький бург на южном берегу Мерза.

– Он взял Брунанбург? – поразился я.

– Я приказал гарнизону уйти, – признался Леоф. – Людей было слишком мало, они не смогли бы отразить атаку.

– Значит, ты просто отдал крепость? Даже не разрушил стены?

– Мы разбили частокол, – попытался оправдаться Леоф. – Но важнее всего удержать Честер до прихода короля.

– А когда он придет? – спросил я. Никто не знал. – Вы ничего не слышали об Этельстане? – Опять никто не ответил. – Он знает об Ингилмундре?

– Конечно, мы отправили гонцов, – сказал Леоф.

– А вы отправили людей сразиться с Ингилмундром?

– У него слишком много воинов, – с несчастным видом ответил Леоф.

Я посмотрел на его людей и увидел, что некоторым стыдно, но большинство испуганы не меньше своего командира, хмуро наблюдавшего, как мой промокший отряд в сопровождении десятка женщин набивается в зал.

– Было время, когда мерсийцы умели сражаться, – сказал я. – Ингилмундр присоединился к врагам, вы должны были его уничтожить.

– У меня недостаточно людей, – жалобно отозвался Леоф.

– Тогда будем надеяться, что у меня достаточно, – сказал я.

– Может... – неуверенно начал мой сын-епископ и запнулся.

– Что?

– Леоф прав, отец. Главная задача – удержать Честер.

– Главная задача, – рявкнул я, – удержать ваш драгоценный Инглаланд. Почему, по-твоему, взбунтовался Ингилмундр?

– Он язычник, – с вызовом ответил сын.

– И заперт в Виреалуме. Подумай об этом! У него только две возможности сбежать, если Этельстан придет с армией. Уплыть на корабле или попытаться уйти на север мимо Честера.

– Нет, если сюда придет королевская армия, – настаивал Леоф.

– И он это знает. У него недостаточно людей, чтобы победить Этельстана, так почему он сражается? Потому что знает – скоро за его спиной будет армия. Ингилмундр не дурак. Он взбунтовался, потому что ему на помощь идет армия, а вы позволили ему собрать зерно и мясо, которыми он станет ее кормить.

Ничего другого не приходило мне в голову. Сюда идет армия рассерженных скоттов, жаждущих мести, и орда норвежских язычников, жаждущих добычи. Наутро я поеду посмотреть, прав ли я.

* * *

К рассвету буря прошла, оставив холодное сырое небо, хлеставшее наши лица короткими ливнями по пути в Виреалум. Старая римская дорога вела по центру полуострова от Честера к окруженной болотами гавани на северо-западном побережье. Виреалум, который я хорошо знал, представлял собой длинный кусок земли между реками Ди и Мерз, его побережье окаймлено глинистыми и песчаными отмелями, земля изрезана речушками, но благословлена хорошими пастбищами и низкими лесистыми холмами. Северную половину заселяли норвежцы, притворявшиеся христианами, а южная, ближе к Честеру, принадлежала саксам, но в последние дни всех саксов выгнали, фермы сожгли, амбары опустошили, а скот угнали.

А сейчас я вёл три сотни воинов сквозь ветер и дождь не по римской дороге, на большей части пути пролегавшей в просторной низине меж пастбищ, обрамленных поросшими густым лесом холмами. Из-за тех деревьев враги могли наблюдать за долиной, там могли укрываться воины, чтобы напасть на нас. Я подозревал, что нас уже заметили, ведь Ингилмундр не глупец и наверняка наблюдал за Честером. Я предпочёл скрываться, не облегчая ему задачу, а потому повёл своих людей лесом, вдоль восточного гребня.

Мы медленно продирались сквозь заросли дуба и бука, впереди шли пешие Эадрик, Осви и Ролла. Эадрик, как самый старший – почти мой ровесник – шел по центру хребта. Мой лучший разведчик имел сверхъестественные способности скрываться и замечать врагов, которые тоже прячутся. Лунденскому сироте Осви недоставало знаний о местности, которыми владел Эадрик, но он был хитёр и умён, а дан Ролла – зорок и осторожен, пока дело не доходило до драки, тогда он делался злобным, как ласка. Ролла шёл по восточному краю гребня, и он первым увидел врагов. Он настойчиво замахал руками, и я поднял руку, останавливая своих людей, спешился и вместе с Финаном подошел к Ролле.

Финан откликнулся первым.

– Господи Боже, – выдохнул он.

– Немало их тут, да? – сказал Ролла.

Я прикидывал, сколько врагов в колонне, следовавшей по дороге к Мерзу. Хвост был ещё скрыт из виду, но мы уже видели примерно четыре сотни всадников, следующих вглубь страны. Слева от нас возвышались руины Брунанбурга, крепости, которую Этельфлед велела выстроить на берегу Мерза.

Возможно, Леоф был прав, с сожалением думал я, в гарнизоне Честера недостаточно воинов, чтобы противостоять норвежцам Ингилмундра.

– Эти ублюдки пытаются обойти нас? – спросил Финан.

Я покачал головой.

– Даже если кто-то видел, как мы покидаем Честер, у них не было времени, чтобы собрать столько воинов.

– Надеюсь, ты прав, господин, – буркнул Ролла.

– Их все больше и больше! – заметил Финан, наблюдавший, как из-за руин крепости появляется новая группа копейщиков.

Я отправил своего сына и еще шестерых предупредить Честер, что пять сотен вражеских всадников направляются вглубь страны.

– Леоф будет сидеть сложа руки, – проворчал Финан.

– Он может предупредить ближайшие поселения, – сказал я.

Колонна медленно исчезала. Они остались на прибрежной тропе между пастбищами и отмелями, где копошились чернозобики, кулики-сороки и кроншнепы. Был отлив. Я подумал, что если бы они хотели поймать нас в ловушку, то пошли бы по другому хребту, прячась за деревьями, чтобы потом пересечь широкую долину и отрезать нам путь к отступлению.

– Мы идем дальше, – сказал я.

– Если он отправил пять сотен воинов вглубь страны, сколько же у него осталось? – спросил Эгиль, когда я вернулся к всадникам.

– Может, слишком мало, – свирепо отозвался его брат Торольф.

Эгиль, старший из трех братьев, был статным, худым и веселым. Он сражался, будто играл в тафл, осторожно, вдумчиво, пытаясь найти слабые стороны врага, прежде чем ударить со стремительностью змеи. Торольф, двумя годами моложе, был истинным воином: здоровенный, чернобородый, мрачный. Ничто не радовало его больше, чем длинный боевой топор в руке. Он шел в бой, как разъяренный бык, уверенный в своей силе и мастерстве. Берг, которого я спас, самый младший, больше походил на Эгиля, но ему недоставало острого ума брата. Пожалуй, из этих троих надежных, располагающих к себе и умелых воинов он лучше всех обращался с мечом.

Мы продвигались вглубь Виреалума, все три брата ехали рядом со мной. Про правую руку от нас тёк широкий Мерз, грязевые отмели были белы от птиц. Богатые пастбища слева сменились пустошью, которую рассекала прямая, словно копьё, римская дорога. Мы миновали последние разрушенные поместья, впереди виднелись уцелевшие фермы, это значит, что мы пересекли невидимую границу между саксонской частью полуострова и норвежскими поселениями.

Некоторое время казалось, что в Виреалуме царит мир. Мы больше не видели вооруженных людей.

На мгновение весь простор стал безмолвен и тих, как могила. Грачи летели в сторону Мерза, слева вдали девочка гнала трёх коров к обнесённой частоколом усадьбе, а в долине поблёскивала паводковая вода. Над потоком, извивавшимся меж глубокими илистыми берегами, пронёсся зимородок. Мутная и бурлящая вода высоко поднялась после недавнего дождя. Дальний гребень густо порос деревьями, золотились дубы, горели красным буки, и в безветренном воздухе повисли тяжелые и неподвижные листья.

Это был странный момент, как будто мир затаил дыхание. Я смотрел на мирные пастбища, плодородную зеленую землю, которую все хотели присвоить. Некогда эти земли принадлежали валлийцам, они видели, как пришли и ушли римляне, а потом саксы с мечами и копьями залили все кровью, и валлийские имена исчезли. Саксы захватили эту землю и дали ей собственное имя.

Они назвали ее Виреалум, что означает «пастбище, где растет болотный мирт», и я вспомнил, как Этельстан еще мальчишкой убил человека у ямы, заросшей болотным миртом, и как дочь Альфреда Этельфлед однажды попросила меня собрать его листья, потому что они отпугивают блох. Но норвежцев ничто не могло отпугнуть. Они приползали на коленях, умоляя дать им самую плохую землю, клялись жить в мире, и оба, Этельфлед и Этельстан, даровали им пастбища и фермы, поверив их клятвам и решив, что придет время, когда они преклонят колени перед пригвожденным богом. Мы никого из них не видели, за исключением гнавшей коров девочки.

– Может, все ушли на восток, – предположил Эгиль.

– Пятьсот человек, чтобы вторгнуться в Мерсию?

– Не забывай, они норвежцы, – беспечно ответил он.

Эадрик поманил нас вперед. Мы все дальше углублялись в земли норвежцев. Нас пока скрывали осенние деревья, но выдавали птицы, разлетавшиеся при нашем приближении. Я беспокоился. Враг превосходит нас числом и мог окружить, заманить в ловушку, но вокруг не было никаких следов врага. Птицы не вспархивали с деревьев на дальнем хребте, по римской дороге вдоль Мерза не скакали всадники. И тут снова вернулся Ролла.

– Господин, тебе нужно это увидеть.

Мы последовали за ним к краю леса, посмотрели на побережье за Мерзом и увидели корабли.

– Господи Боже, – снова выдохнул Финан.

С севера приближался целый флот. Я насчитал сорок два корабля, но их могло быть и больше. Ветра почти не было, поэтому они шли на веслах, подвозя людей к краю полуострова. Ближайшие корабли находились уже на расстоянии полета стрелы от берега.

– Дингесмер, – сказал я. – Вот они куда направляются, в Дингесмер.

– Дингесмер? – переспросил Эгиль.

– Бухта, – ответил я, – и большая.

Обращенная к морю часть Виреалума по большей части представляла собой поросшие камышом топкие берега, смесь болота с морем, хитрое переплетение каналов и песчаных отмелей. Но Дингесмер довольно велик и глубок, и даже целому флоту хватит глубины в самый сильный отлив.

– Хочешь, я пойду погляжу, господин? – спросил Эадрик.

Мы находились ещё чересчур далеко, чтобы видеть обширные болота на краю полуострова. Я подозревал, что там собрались уже сотни врагов, и не хотел рисковать своими людьми, ведя их в гнездо шершней. Но мне нужно было узнать, подошло ли уже войско к Дингесмеру.

– Это может быть слишком опасно, – неохотно сказал я Эадрику, – думаю, армия уже там.

– Скоро будет, – сказал Эгиль, глядя на дальние корабли.

– Они меня не увидят, господин, – уверенно заявил Эадрик. – Там полно оврагов, где можно спрятаться.

Я кивнул. Я едва не велел ему быть осторожнее, но это была бы пустая трата слов – Эадрик всегда был осторожен. И хорош.

– Мы подождем тебя там, – кивнул я в сторону хребта.

– Я вернусь нескоро, господин!

– Мы подождем.

– Может, уже на закате, – предупредил он.

– Иди уже, – улыбнулся я.

Мы ждали, наблюдая за далекими кораблями.

– Они идут не из Ирландии, – заметил Торольф. – Они все с севера!

Он прав. Корабли все продолжали появляться и шли с севера, а не с запада. Один ирландский норвежец еще мог, пересекая море, взять чересчур далеко на север, но куча норвежцев такой ошибки не совершит.

– Армия Константина, – сказал я, – вот что это. Там скотты.

– На кораблях норвежцев? – буркнул Торфинн. Далекие корабли несли на носах звериные головы, а не кресты, и корпуса у них были стройнее, чем у тяжёлых кораблей скоттов.

– Они союзники, – сказал я. – Анлаф перевозит армию Константина.

– Но зачем? – спросил Эгиль. – Почему скотты не идут пешком?

– Из-за крепостей. – Я объяснил, что Этельфлед построила вдоль северной границы Мерсии цепь бургов. – Сколько людей привел Константин?

– Пятнадцать сотен? – предположил Финан. – Может больше, если с ними черные щиты.

– И все они пойдут мимо тех бургов, растянувшись в длинную цепь. Он боится, что гарнизоны нападут на них. – Я развернул Снаугебланда. – Мы отойдем примерно на милю.

Если я прав, и корабли Анлафа переправляют войска скоттов в Виреалум, тогда собственная армия Анлафа уже где-то на берегу, а мы находились слишком близко к оконечности полуострова. Пока я мог только ждать Эадрика, но хотя бы буду чуть ближе к Честеру. Мы отошли по осеннему лесу назад и, выставив часовых наблюдать за северной стороной, спешились и стали убивать время. Ветер посвежел, и дальние корабли подняли паруса. К середине дня мы уже увидели кораблей сто пятьдесят, а далеко на востоке поднимался дым от поселений, которые жгли ранее встреченные нами всадники.