Текст книги "Тени сумерек"

Автор книги: Берен Белгарион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 81 страниц)

– Нет, – голос Келебримбора дрогнул. – Я… Я умоляю вас сказать мне правду.

– Ради твоего дяди? – спросил Айренар. – Королевне Лютиэн я обязан жизнью – а ему?

– Говори или мы заставим тебя! – крикнул один из нолдор.

– Как? – приподнял брови Айренар. – Вы можете угрожать нам чем угодно, феаноринги, но мы воистину не знаем, где сейчас Лютиэн Тинувиэль.

– Мы можем не только угрожать, – сказал тот же нолдо.

– Оставь, – оборвал его Келебримбор. – Послушайте, мы желаем ей только добра.

– Что вы понимаете под словом «добро»?

– Спасение жизни. Эти места опасны даже после падения Тол-и-Нгаурот. Посмотрите на себя: кто из вас сможет ее защитить, если нападут враги?

– У нее есть защитники.

– Но я обязан ее найти. Вы знаете, куда она пошла? Наверняка знаете, и это… это очень близко – если бы у нас не было надежды ее догнать, вы бы не запирались.

Он подумал, немного прищурив глаза, а потом приказал своим воинам:

– Река! Если есть лагерь, то там!

Какое-то мгновение он колебался, но тут Айренар словно бы в ужасе вскрикнул:

– О, нет! – и это решило дело.

Когда всадники скрылись с поляны, Элвитиль и Айренар, мгновенно переглянувшись, поняли друг друга без слов. Надолго обмануть Келебримбора не удастся. Он узнает, что Лютиэн в лагере нет и узнает, что она там была. Никто ему ничего не скажет, и он продолжит поиски вверх по течению притока… Если повезет, они найдут Берена и Лютиэн раньше, чем Келебримбор, а до темноты совсем недолго. В темноте же они смогут водить феанорингов за нос до утра и если посчастливится – доберутся до войска Ородрета.

Этот обмен мыслями длился мгновение, а потом оба сорвались с места и что есть духу побежали в том направлении, где скрылись Берен и Лютиэн.

* * *

Красавец благородный олень застыл на миг, словно давая себя рассмотреть, а потом помчался прочь, размазанным пятном движения в серебристой листве, а за ним погнали коней Келегорм и Куруфин. Их спутники, зная своих сюзеренов, не стали ни удерживать их, ни гнаться. Охотничий азарт братьев не был утолен, Лютиэн маячила неясной тенью где-то в недосягаемом пока отдалении, а дикий нрав требовал действия. Сломя голову феаноринги мчались по редколесью, перескакивая ручейки, низкие кусты и небольшие овражки, наслаждаясь биением встречного ветра, чересполосицей лучей червонного золота в колоннаде тонких стволов и опасностью бешеной скачки по незнакомой холмистой местности. Они скакали, не сбавляя скорости, даже тогда, когда поняли, что потеряли оленя – ради скачки, ради ветра и опасности.

Что ни говори, а удача все еще была с ними. Погиб соперник в борьбе за Сильмарилл и руку дочери Тингола, погиб Финрод, и теперь Нарготронд должен был сам упасть к ним в руки – ясно было, что слабый духом Ородрет его не удержит, а его надежда выдвинуться в качестве военного вождя пропала втуне: в лучшем случае он разделит славу с Ирмегилом и людскими князьями Хитлума. После смерти Берена люди, скорее всего, изберут своим князем Роуэна, а тот вассал Майтимо. Впереди последняя битва – славная битва, в которой решится все, и черная корона падет, а три Сильмарилла вернутся к тем, кому они принадлежат по праву… И, словно в подтверждение тому, что удача смотрит прямо на братьев, им открылся широкий луг, и на лугу они увидели медленно идущих, взявшись за руки, Берена и Лютиэн.

Увидев этих двоих, братья слегка опешили. Они как-то уже успели привыкнуть к мысли, что Берен убит.

Первым пришел в себя Куруфин.

– Смотри-ка, братец… – сладким голосом произнес он. – Смотри, кого посылает нам Владыка Судеб! Не иначе как это Берен, предатель, пособник Врага, дважды покусившийся на принадлежащее дому Феанора: на Сильмарилл и твою невесту. Неужели мы потерпим, что такая мразь поганит лик Арды?

– Не потерпим, – осклабился Келегорм. – Я затопчу его конем, а ты хватай Лютиэн на седло. Вперед!

И братья понеслись на всем скаку к беспечной паре.

Дальнейшие события показали, что если Намо и устроил эту встречу на поляне, то имел в виду совсем другое.

На веку Берена это была не первая попытка затоптать его конем.

– Беги! – сказал он Лютиэн, толкнув ее в сторону ближайшего леска и бросаясь в другую.

Она не тратила время на глупости вроде «Нет, я останусь с тобой!». Если Берену суждено драться с двумя, то пусть хотя бы по очереди, а не сразу.

Поэтому братьям пришлось разделиться. Куруфин догнал и подхватил Лютиэн. Берен бросил в ноги лошади Келегорма свою ношу, связку мечей, и на бегу краем глаза отметил удачу: конь споткнулся и упал, эльф перелетел через его голову и грохнулся о землю.

Берен, все свои силы вложив в бег, догнал Куруфина, который пытался снова разогнать свою лошадь с ее двойным грузом, и одновременно справиться с отчаянно отбивающейся Лютиэн, и, бросив посох, в прыжке обеими руками вцепился в перевязь его меча, так что и Куруфин, и его пленница сшиблись наземь. Королевна осталась лежать без движения, а Берен за все ту же перевязь оттащил Куруфина в сторону от Лютиэн и смачно, с замахом от плеча, дважды треснул по лицу. Эльф лишился чувств. Берен выдернул из ножен его меч, выхватил его кинжал – и повернулся к Келегорму, который уже успел свистом подозвать коня и вскочить в седло. Теперь он летел навстречу, отводя копье для броска. Копье Берен отбил мечом, лезвие отсекло наконечник – затес вышел длинный и гладкий. Келегорм отбросил копье и снова развернул коня – на этот раз вытаскивая меч. Пешему против конного с мечом очень неловко – так что Берен бросил меч и, схватив обломок копья, встречным тычком сшиб Келегорма с седла.

Феаноринг был в бешенстве. Противостоял им всего один человек, какой-то жалкий смертный с одной дубинкой, и вот уже Куруфин лежит на земле без сознания, а у него, Келегорма, от повторного удара о землю все двоится в глазах. Берен не поднял меча, он ждал, держа дубинку за середину, прямым одноименным хватом. По заносчивости своей Келегорм не знал, что дортонионские пастухи предпочитают посох любому другому оружию, и один умелый боец может отбиться им от двоих-троих с мечами – правда, если речь идет о не слишком умелых мечниках. В другой раз, может, Келегорм и одолел бы – но после двух падений он был ослаблен, а Береном владел тот убийственный дух, что провел его через восемь кровавых лет Дортониона. Эльф напал, Берен вывернулся из-под удара – и в следующий миг правая рука Феаноринга онемела от плеча до кисти, пальцы разжались и выпустили меч: размашистой «мельницей» Берен сломал ему ключицу. Келегорм сделал шаг назад – и упал: человек ударил его палкой по бедру и вернулся в исходное положение. Келегорм сделал движение левой рукой к мечу – посох метнулся как жало скорпиона, Келегорм вскрикнул от боли, правой рукой хватаясь за левую.

– Не скули, нолдо, – тихо сказал Берен. – Финрод умирал без стона.

– Мразь, – прохрипел Келегорм. – Ты поднял руку на сына Феанора…

– И опустил. И еще опущу. Ты знаешь, почему я не взял ни твой меч, ни меч Куруфина? Потому что для такой сволочи как ты смерть от меча – слишком почетная смерть. Если ты еще раз дернешься – я забью тебя насмерть дубиной, как пастух забивает волка или бешеную собаку. Это будет достойный тебя путь в чертоги Мандоса.

С этими словами Берен слова ударил Келегорма – на этот раз в живот. Эльф скорчился и откатился в сторону.

Он увидел, что Лютиэн уже поднялась с земли и смотрит на них.

– Ты позволишь ему?! Ты позволишь?! – застонал он, отползая.

– Теперь ты у нее просишь защиты? – с этими словами человек вытянул Келегорма по спине.

– Тебе больно, эльф? Не стесняйся признаться. Я вот признаюсь, что мне было больно, когда меня били на дворе Черной Башни. И Финроду было больно, хоть он и старался не подавать виду. И Эдрахилу. И Аэглосу. Тебе перечислить всех поименно? По удару за каждого – не много? А по удару за каждого из Бретильских Драконов? Ты не выдержишь, феаноринг, хоть ты и эльф. Ты сдохнешь. Мерзавец, что ты хотел сделать с Лютиэн? Почему ты послал на нее воинов, как на вражьего лазутчика? Ты знаешь, сколько наших полегло от их стрел?

Эльф лежал на спине, закрыв глаза. Стоя над ним, Берен поднял дубину, направив ее стесанным концом вниз, в лицо Келегорма. Лютиэн что-то кричала, но он не слышал. Весь страх за нее, вся ревность, что его измучила за эти недели, все пережитое унижение и вся боль утраты сошлись в этом стесанном конце древка. Саурон ушел от расплаты, Моргот был недосягаемо далек, но Келегорм был здесь, у его ног, и он ответит. И тут эльф заставил себя смотреть в лицо смерти, открыл глаза. Огромные, серебряные – они сковали все внимание Берена. Он уже почти чувствовал, как в одно из этих озер света погружается заостренное дерево… Лица он уже не видел – только глаза. Яркие, светло-серые глаза потомка Финвэ…

Глаза Финрода…

Зажмурившись, чтобы справиться с наваждением, он опустил древко и сделал шаг назад. Ярость ушла и выпила всю силу. В глазах потемнело, и, чтобы не упасть, он оперся на древко.

– Живи…

Крик Лютиэн – «Берен! Берен!!!» – наполнился другим страхом. Огромная серо-белая тень закрыла мир, Берен ощутил страшный удар в грудь, пролетел сколько-то ярдов, приложился спиной о землю и обнаружил, что лежит глядя в золотые, каждый – с плошку, собачьи глаза. Тяжеленные лапы, утвердившись на плечах, намертво прижимали его к земле, с мраморно-белых полупрозрачных клыков хрустальной нитью тянулась слюна.

– Хуан… – прошептал Берен.

Пес защищал хозяина, данного ему богами.

Кряхтя и постанывая, Келегорм поднялся с земли. Подковылял к своему мечу, оттолкнул Лютиэн и, припадая на одну ногу, поплелся обратно.

– Нет! – закричала Тинувиэль, но, поняв бесполезность уговоров, побежала и схватила меч Куруфина. Не успеет, подумал Берен. Он не чувствовал ни страха, ни горечи – только глухую досаду: обидно умирать от руки недобитого феаноринга…

Келегорм встал прямо над ним, широко расставив ноги и подняв меч – острием книзу. Лезвие было слепяще ярким. И наверняка острым. Пройдет через кости лица как сквозь масло. «Я даже не успею понять, что мне больно. Как Ильвэ».

Шерсть на брюхе Хуана, длинная и густая, мазнула Берена по лицу, когда собака подалась вперед. Следующим прикосновением был взмах хвоста. Хуан встал перед своим хозяином, глухо и громко рыча, защищая теперь Берена точно так же, как только что он защитил Келегорма.

– Ты совсем спятил? – крикнул эльф, делая шаг назад. – Хорошо, разорви ему глотку сам!

По Хуану было видно, что рвать Берену глотку он не собирается. Горец поднялся с земли, стряхивая собачью шерсть. Лютиэн, подбежав, отбросила меч и обхватила Берена за шею.

– Все, mell, – он осторожно погладил ее по волосам. – Уже почти все. Кажется, убить друг друга нам не дадут.

– О, нет, смертный, – прохрипел Келегорм, обходя Хуана по солнцу. – Между нами не может быть мира. Я убью тебя даже если мне придется сначала убить Хуана. Я знаю, что ему напророчено, но теперь не боюсь пророчеств и проклятий. Прочь, Хуан, предатель. Я хочу свести с этим смертным счеты, а ты мне мешаешь. Прочь, или я зарублю тебя.

– И меня? – Лютиэн встала рядом с собакой.

– Отойди, Тинувиэль, – Келегорм хрипел и сплевывал кровь.

– Тебе мало того, что ты предал Финрода? – Лютиэн шагнула к феанорингу. – Тебе мало, что твои воины погибли? Уйди, Келегорм. Забирай брата и беги отсюда. Я хочу спасти тебя только потому, что убийство мне еще более отвратительно, чем ты. И потому что не желаю навлекать на Берена кровную вражду с домом Феанора. Убирайся. Не испытывай терпение дочери Мелиан.

– Нет, дурочка, – феаноринг улыбнулся. – Нас двое, тех, кто ищет твоей руки и Сильмарилла – и один умрет. Только что мне было все равно кто. А теперь, смертный, я знаю, что это будешь ты. Спрятаться за ее юбки тебе не удастся.

– На ней штаны, – Берен оглянулся. – А ты изрядный сукин сын, Келегорм, не в обиду леди Нерданэль будь сказано.

В землю между ними вонзилась стрела с серым гусиным оперением.

– Брось оружие, Беоринг, и сделай пять шагов назад, – властный голос принадлежал эльфу из свиты Келегорма. Дюжины две эльфов в черном и алом виднелись против заходящего солнца темными силуэтами, неслышно появившимися из едва подернутого зеленой дымкой леса.

– Много болтовни. – Берен вонзил меч в землю и отступил. – Проклятое горское трепачество…

– Вы не тронете его, нолдор! – Лютиэн метнулась к Берену, заслоняя его собой. – Разве еще не довольно убийств? Или вы снова хотите проливать кровь друзей?

Берен прищурился, увидел знакомое лицо.

– Хисэлин, – сказал он. – Я рад, что ты жив… Пришел доделать то, что начал?

– Нет, – нолдо опустил лук. Некоторые лучники Келегорма тоже дрогнули, но остальные остались тверды. Они слишком далеко зашли, чтобы сейчас оставлять свидетеля. Берен, пятясь, отступал влево – пусть стреляют в него, а не в нее…

– Брось меч и ты, Келегорм, – раздался голос от опушки. – Опустите луки, феаноринги: наши тоже натянуты, и нас больше.

Берен оглянулся – по левую руку стоял неровный длинный ряд лучников, появившихся так тихо и неожиданно, как это умеют только эльфы. Вперед на гнедом коне выехал Ородрет. С седла одного из рохиров короля соскочил сидевший сзади Айренар. Еще двое всадников показались среди деревьев, и у одного из них волосы струились по плечам таким же чистым золотом, как и у Финрода. Облаченная в доспех, сестра сейчас разительно походила на погибшего брата.

Келегорм выругался и швырнул меч в Берена. Тот, не сдвинувшись с места, равнодушно проследил полет клинка шагах в трех справа от него.

Ородрет, приблизившись, спешился. Нолдор из свиты братьев подняли Куруфина, очумело поводящего глазами.

– Что же здесь произошло? – спросил король Нарготронда.

– А что тебе неясно, король Ородрет? Я шел с Лютиэн, увидел двоих мерзавцев, они были верхом и при мечах, я – пеший и безоружный, – дай, думаю, сведу с ними счеты. И подло напал. Ну, Келегорм, Куруфин! Разве не так все было!?

– Чтоб тебе бегом бежать к самой мучительной гибели, смертный… – пролепетал Куруфин, сплевывая кровь.

– Разве ты не знаешь, король, кто перед тобой? – процедил сквозь зубы Келегорм. – Разве тебе неизвестно, что он предал твоего брата, оставил его на милость Саурона? Что он пособничал Врагу?

– Королю многое известно, – через линию лучников прошел высокий эльф в истрепанной дорожной одежде.

– Даэрон… – никогда еще Берен не радовался так своему второму сопернику.

– Ты ведь Лютиэн искал, Келегорм? – продолжал менестрель.

– А почему нет? – взвился сын Феанора. – Я должен был позаботиться о том, чтобы она не попала к Врагу, раз уж безумная страсть погнала ее в самое пекло!

– Твои дружинники убили моих людей! – закричал в ответ Берен. – Твой вассал прикончил моего оруженосца, безоружного, желавшего остановить бойню! Ему было всего пятнадцать, но в свои годы он лучше тебя знал, что такое мужество и верность!

Ородрет в изумлении смотрел то на одного, то на другого.

– Король Ородрет, – опережая брата, заговорил Куруфин. Язык его еще заплетался, но голова уже работала. – Здесь очевидцы тех событий, Хисэлин и Даэрон, они подтвердят мои слова… Да, наши дружинники искали Лютиэн. Не могли же мы допустить, чтоб она попала к Саурону. Да, они напали на отряд Берена – но он умолчал, что его люди были одеты как воины Моргота. Откуда нашим воинам было знать тогда, что предательство Берена – не более чем военная хитрость? Им ничего не оставалось, кроме…

– Кроме как напасть на них, потому что их пленницу вы приняли за Лютиэн. Ваш разведчик утратил чутье, а вы не пожелали, чтобы барды исцелили его. Довольно, – усталым голосом проговорил Ородрет. – Я знаю, как все было на самом деле. Посмотрите вокруг, сыновья Феанора: половина тех, кто целится в вас из луков, одеты в цвета вашего Дома. Услышав свидетельство Даэрона, они отреклись от службы вам и присягнули мне. Есть ли позор больший для потомка Финвэ?

Хисэлин отбросил оружие и, спешившись, подошел к Ородрету, преклонив перед ним колено. Его примеру последовали прочие спутники Келегорма и Куруфина.

– Если ты готов нас простить, – сказал Хисэлин. – Мы тоже присягнем тебе, король. Если ты не готов простить нас – мы примем наказание. Отрекаясь от своих лордов, мы не отрицаем своей вины…

– Встаньте, – Ородрет коснулся пальцами его плеча. – Я подумаю, как быть с вами.

Келегорм выхватил из-за голенища кинжал. Как он намеревался поступить с ним – осталось неизвестным: его схватили, выдернули оружие и бросили на колени, заломив руки за спину.

– Итак, вы напали на них, а он защищался, – подытожил Гвиндор, стоявший среди своих лучников. Лицо его выражало безмерное презрение. – И он один, пеший, с обломком копья, одолел вас двоих. Может, это был нечестный бой, но победа была честной. Я думаю, государь, что мечи и кони братьев принадлежат Берену по праву. Ангрист, кинжал гномской работы, что режет сталь – тоже, ведь им Келегорм хотел Берена заколоть.

– Я согласен, – кивнул Ородрет. – И, кроме всего прочего, Берену принадлежит право назначить виру за нападение, а Лютиэн – за нарготрондский плен. Говори, сын Барахира, что мне делать с этими двумя и с их слугами. Как скажешь ты, так мы и поступим.

– Давай, смертный, – голос Келегорма звучал как скрежет оселка по ржавому железу. – Отыграйся за все. Или я буду до конца твоих дней преследовать тебя, а потом – твоих детей… Если они у тебя будут.

Берен посмотрел на этих двоих, едва ли не злейших своих врагов – после Моргота и Саурона. Несколько минут назад он хотел смерти и Келегорму, и Куруфину, смерти не такой мучительной, на которую обрек эльфов и Финрода Саурон – но позорной. Теперь же, когда бешенство схлынуло, он задумался о последствиях для себя и Ородрета.

– Государь Ородрет, если я приговорю к смерти этих двоих, между Домом Беора и Домом Феанора начнется кровная вражда, распадется едва-едва созданный союз и все труды твоего брата, государя Финрода, пойдут прахом. Вдвойне бессмысленной станет его смерть, ибо он умер ради того, чтобы Союз Маэдроса был создан и нанес удар по Врагу. Сердце подсказывает мне, что если оставить их живыми, то я или дети мои сильно пожалеем об этом, но убийства утомили меня. Виру за нападение на себя я возьму, как и сказал лорд Гвиндор, оружием и конями. Виру за свое пленение пусть королевна назначает сама. В остальном я не вправе решать что-либо. Мой король был братом тебе – решай ты.

– Я прощаю их, – ответила Лютиэн на немой вопрос Ородрета. – Решай их судьбу без меня.

– Я не хочу иметь никаких дел с феанорингами, – качнул головой Ородрет. – Келегорм и Куруфин, я не подниму на вас руки – груз Проклятия и без того слишком тяжел. Но и терпеть вас в Нарготронде не намерен. Вы получите коней, припасы – и уедете сейчас же. Скачите к Маэдросу и скажите: сыновьям Феанаро заказан путь в земли Нарготронда. Я не приму ни послов, ни беглецов. Нам не о чем говорить и нечего вместе делать.

Братьев отпустили, подвели им коней. Куруфин отыскал кого-то взглядом в толпе одетых в алое и черное.

– Келебримбор! – крикнул он. – Садись в седло и следуй за мной.

Келебримбор – он был среди тех, кто стоял за Ородретом – покачал головой. Они стояли друг напротив друга, отец и сын, и было видно, что неукротимый нрав Феанора проснулся в сыне так же, как и в отце.

– Я не пойду с тобой, – сказал он. – Финарато был тебе другом. Он приютил нас, когда пришлось бежать, а ты на совете восстановил против него город. Мне было противно участвовать в пленении королевны, но из сыновней верности я это делал. Мне было противно травить ее как зверя, но я и тут последовал за тобой, потому что решил – лучше ей быть пленницей в Нарогарде, чем в Ангбанде. Еще час назад я желал выследить ее, ибо не знал, что Берен жив. Но вы знали, вы видели их вместе – и пожелали довести до конца дело Саурона… Я не могу больше следовать за тобой, отец, ибо ты идешь путем бесчестия.

Куруфин сплюнул кровью.

– Я надеюсь, ты передумаешь, сын.

Келебримбор снова покачал головой.

– Ну так будь ты проклят. Будь и ты проклят, Ородрет, слишком слабый, чтобы позволить себе роскошь быть мудрым. Когда-нибудь ты горько пожалеешь, что связался со смертными. И тебе, Беоринг, мое проклятье: я не жалею ни о чем, кроме того, что Саурон все-таки тебя не убил. Предвижу, что умрешь ты скоро и нелегко. И тебя, Хуан, предатель, я проклинаю, и желаю поскорее встретить своего волка.

– Какая бы смерть меня ни ждала, – сказал Берен, – с тобой я не поменяюсь, потому что свой неотступный палач – ты сам, и пытке твоей длиться всю жизнь, а у вас она долгая.

Куруфин промолчал, не спеша садиться в седло.

– Как я понял, – к Берену и Лютиэн подошел Даэрон. – Ты и собаку успел переманить…

– Нет, – Беоринг подсадил возлюбленную в седло коня Келегорма. – Хуан – трофей Лютиэн. Кажется, он сам выбрал ее хозяйкой.

Подтверждая его слова, небесный пес ткнулся носом в стремя принцессы Дориата.

– Куда вы теперь? – спросил менестрель Тингола. – Ты не забыл, что клятва твоя еще не исполнена?

– Ступай к моему отцу, Даэрон, – ответила за Берена принцесса. – Может быть, я еще вернусь в Дориат, но только вместе с Береном. Может быть, лорд Келеборн с Галадриэлью захотят вернуться… Проси о них отца…

Даэрон коротко поклонился принцессе, Ородрету, Галадриэль – и исчез в лесу, словно растворился снова. Лютиэн вздохнула еле слышно.

– Прощай, государь, – Берен поклонился новому королю Нарготронда. – Раз ты здесь, я передаю тебе твоих подданных, спасенных со мной вместе, и ухожу со своими. И… прости меня.

– За что? За то, что ты не сумел уберечь или спасти Финарато? В этом моя вина не меньше твоей, и у кого просить прощения – я не знаю. Прощай, сын Барахира. И удачи тебе. Если не боишься вступать в союз с феанорингами – удача тебе будет нужна. Прощай, принцесса Лютиэн. Я не смог помешать твоему заточению – простишь ли?

Лютиэн улыбнулась и кивнула.

…Они направили коней к опушке, плечом к плечу, Берен и Лютиэн. Беорингу не хотелось оглядываться, чтобы лицо не выдало его. Но любопытство пересилило – и, пойдя на детскую хитрость с самим собой, Берен склонил голову, чтоб боковым зрением уловить происходящее на поляне.

…И увидел, как Куруфин выхватил лук и стрелы у одного из воинов Гвиндора, пробежал несколько шагов и выстрелил в Лютиэн.

Хуан прыгнул, перехватывая стрелу в воздухе зубами – ни дать ни взять обычный пес, щелкающий челюстью на мух… К Куруфину рванулись одновременно со всех сторон – и Гвиндор, и его эльфы, и слуги Ородрета. Первого, кто успел, феаноринг сбил наземь ударом в лицо, потом пробежал еще немного вперед, на ходу накладывая стрелу, и снова прицелился… За оставшиеся доли мгновения Берен не успевал ничего. Кроме одного – оказаться на линии выстрела.

Это не так страшно, как кажется – Берен знал. Его ранили не раз. Сначала ощущаешь только удар. Самое лучшее – удержаться в седле: кони, почуяв кровь, впадают в страх и могут стукнуть тебя копытом. Удержаться в седле не так-то просто: стрела бьет с силой.

Берен еле удержался – он ведь шатнулся, почти прыгнул с седла, чтобы поймать стрелу собой или лошадью, когда древко прошило ему левое предплечье и грудь. Наконечник остановился где-то под лопаткой. Если бы не рука, стрела прошла бы насквозь. Был миг борьбы, когда он еле-еле оставался в равновесии – но тут конь резким движением назад помог ему: Берен вернулся в седло. Да что ж это такое, подумал он в отчаянии… Не успел починить ключицу – снова-здорово…

Куруфина повалили на землю, отобрали лук. Он молча отбивался.

Берену не хотелось дышать. В ушах громом водопада стоял стук собственного сердца. Лютиэн, подъехав, поддержала его в седле.

Пока не дышишь – еще не так больно. Но куда ж денешься, дышать-то надо…

Берен вдохнул.

Расперло грудь изнутри, настырно и зло. Во рту стало сухо, на лбу – мокро.

К ним, спеша, бежал эльф со знаком Дома Финарфина на синей с золотом накидке. Гвиндор.

Обхватив древко стрелы, Берен надавил – изо всех сил, чтобы не пришлось делать этого дважды. В глазах почернело, если бы не Лютиэн – он точно свалился бы. Вытаскивать стрелу нельзя, но и с пришитой рукой оставаться глупо. Наконечник вышел из спины. По счастью, не уперся в ребро. Согнувшись почти до луки седла, Берен обломил оперение и освободил руку.

– Будь проклят весь… феанорский… выводок…

– Уже, – тихо сказал Айренар, подбежавший с другой стороны и готовый подхватить Берена, если тот соскользнет в его сторону. Шутки нолдор порой бывали полны какой-то мрачной истины.

Теперь биение сердца отдавалось во всем теле. Боль расходилась, как круги по воде. Во рту было солоно. Он собрал себя воедино: предстояло еще доехать до ближайшего места, где Тинувиэль могла бы вытащить стрелу. Хотя бы до лагеря на берегу…

– Дай плащ… – в пол-дыхания попросил он. – Знобит…

Гвиндор снял плащ и передал его Лютиэн; тяжелая шерсть легла Берену на плечи. У того не было сил даже поблагодарить.

Вокруг собралась целая толпа. Они не отстали даже после того, как Лютиэн тронула коней. Кажется, там были Галадриэль и Келеборн – он не мог толком понять, так это или нет, потому что полностью сосредоточился на том, чтоб удержаться в седле. На какое-то время в его глазах прояснилось и он действительно увидел рядом Келеборна, а коня его вел в поводу Айренар. У седла висели трофеи – два меча работы Феанора. Когда Берен услышал слова Гвиндора, он подумал, что отдаст эти мечи сыновьям – а хотя бы и дочерям, если они будут таковы, как леди Нэрвен. Теперь – будут ли у него сыновья? Что за стрелами пользовался тот эльф, чей лук подвернулся Куруфину – отравленными или обычными? Скорее всего обычными, если он все еще жив… или… Почему опять так темно в глазах, ведь боль отступила? Нет, это не в глазах… Это солнце ушло в море, чтобы оттуда отправиться в опасный путь по ту сторону рассвета, у корней земли, где живут твари, сам вид которых страшнее смерти… В страну мертвых…

Справа и слева от него зажглись факела. О, сколько же их… Не увязалось ли следом все войско Ородрета? Как же он теперь один, бедняжка… Берен понял, что теряет ясность рассудка. Сколько еще осталось пути?

Всю его вторую половину он преодолел на одной решимости. И, лишь увидев лунную дорожку на волнах Сириона, отдал свое тело во владение слабости. Он упал с седла – но десятки подставленных рук не дали коснуться земли. Закрывая, наконец, глаза, он не знал, откроет ли их снова, и поэтому на всякий случай воззвал к Судье.