Текст книги "Сладкая любовь (ЛП)"

Автор книги: Белль Аврора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Ты можешь позвать Елену, чтобы она тоже пришла?

Так или иначе, думаю, она любезно откажется. Не то чтобы я винил ее за это. Я засранец. Вместо того чтобы сказать об этом Сиси, я отвечаю:

– Я позвоню ей, обязательно.

Но она не отвечает.

Ни в один из тех восемнадцати раз, когда я звоню.

ГЛАВА 38

Елена

Мне потребовалось больше часа ходьбы, чтобы осознать, что я понятия не имею, где нахожусь. К счастью, мой сотовый, который звонит каждую минуту или около того, находится в моем кармане. Вызываю такси и терпеливо жду его, сидя на каменной ограде роскошного особняка. Какая-то женщина выходит из дома, делая вид, что забирает почту, но вижу, что она смотрит на меня добрым взглядом.

Волна раздражения захлестывает меня, но я подавляю ее. Встав, поворачиваюсь к женщине и улыбаюсь.

– Простите. Я не собиралась здесь сидеть. У меня просто немного болят ноги.

Женщина подходит ко мне. На вид ей лет пятьдесят, глаза добрые.

– Ничего страшного. Сиди, если тебе нужно, куколка.

У меня сжимается горло, и я выдыхаю:

– Я долго шла.

В кармане звонит телефон. Вытаскиваю его.

Звонит Макс.

В отчаянии смотрю на дисплей.

Женщина подходит ближе.

– Ты в порядке, милая?

Этот простой вопрос вызывает у меня бурю эмоций. С вибрирующим телефоном в руке, слезами, заливающими мое зрение, я всхлипываю:

– Я почти уверена, что мой парень только что порвал со мной.

Женщина издает горлом понимающий звук, прежде чем сесть рядом со мной на забор.

– Ах. Юная любовь. – Она гладит мою руку, ее светло-розовые ногти безупречны. – Я уверена, что все будет хорошо. Если нет, то в море полно другой рыбы.

Подавляя очередной всхлип, я шмыгаю носом.

– Но они не похожи на Макса. – Я смотрю на нее. – Это он. Моя сахарная эйфория.

Мой телефон звонит снова и снова, и женщина кивает на сотовый в моих руках.

– Похоже, кто-то очень старается с тобой связаться.

Понизив голос до шепота, я говорю ей:

– Мне сейчас не очень хочется с ним разговаривать.

Она молча сидит рядом со мной, ее присутствие – опора, о которой я и не подозревала, что нуждаюсь от этой женщины, которую даже не знаю.

– Знаешь, когда мы были моложе, у моего Стэна был дар говорить ужасные вещи в гневе. Вещи, которых он не имел в виду, но которые все равно причиняли мне боль.

Я использую свой рукав, чтобы вытереть слезы.

– Что вы делали?

Она улыбается мне, ее глаза полны мудрости.

– Прощала его. Каждый раз.

Я морщу нос.

– Не знаю, смогу ли я это сделать.

Она слегка пожимает плечами.

– Ты когда-нибудь говорила что-то, чего не следовало говорить? Что-то, что причиняло кому-то боль, не желая этого?

Я? Да, было. Не раз. Я киваю, и она спрашивает:

– Как ты себя при этом чувствовала?

– Как дерьмо, – шепчу я.

Она издает тихий смешок.

– Именно. Вот так твой кавалер, Макс, твоя сахарная эйфория, чувствует себя прямо сейчас, ты бы хотела, чтобы он чувствовал себя еще хуже из-за этого?

Я отрицательно качаю головой.

– Я не говорю, чтобы ты бежала к нему с распростертыми объятиями, милая. – Она подмигивает, нитка жемчуга на ее шее блестит на солнце. – Нет ничего плохого в том, чтобы немного испытать чувство вины. Иногда молчание – лучшее наказание, которое женщина может показать мужчине.

Перед домом останавливается такси, и мы обе встаем. Я поворачиваюсь к ней.

– Вы со Стэном все еще вместе?

– В глубине души, да. – Она грустно улыбается. – Он умер девять месяцев назад, и я очень по нему скучаю. – На ее лице появляется искреннее выражение грусти. – И все бы отдала, чтобы снова услышать его голос, даже если бы это были те обидные слова, потому что я бы простила его снова и снова. Думаю, можно сказать, что Стэн был моей собственной сахарной эйфорией.

Мудрая женщина. Я протягиваю ей руку.

– Меня зовут Елена.

Она мило улыбается и нежно берет меня за руку.

– Я Марта Мэй. Но, пожалуйста, зови меня Мэй.

Я сжимаю ее руку.

– Спасибо за беседу.

Когда я иду к такси, она кричит:

– Елена, любовь – это не гордыня. – Когда я поворачиваюсь, она добавляет, слегка наклонив голову: – Иногда тебе приходится отбросить свою гордость ради любви. Но те времена, с правильным человеком, полностью стоят того. Помни об этом, дорогая.

Мягко улыбаясь, я сажусь в такси и сообщаю адрес своей квартиры. Когда такси отъезжает, Мэй, улыбаясь, машет мне рукой. Я прислушиваюсь к словам мудрой женщины.

Любовь – это не гордыня.

Макс

Ник пристально смотрит на меня, мускул на его челюсти тикает.

– Мэдди? Мама Сиси? Эта Мэдди?

Я киваю, потягивая пиво. Подношу его к губам и произношу:

– Она самая. – Прежде чем сделать глоток.

Когда мне не удалось связаться с Еленой, я спросил Сиси, не хочет ли она пойти поиграть с девочками. Конечно, у меня были скрытые мотивы. Мне нужно было поговорить с братом. Мне нужен был совет, и если кто-то знает, как лучше исправить то, что я испортил, так это Ник.

Пока Тина, Сиси и малышки бездельничают на диванах, смотря детский фильм, мы с Ником сидим на заднем дворике, подальше от маленьких ушей. Мой брат хмурит брови, глядя на меня.

– Почему ты так спокойно к этому относишься?

Я не спокоен. Мне больно, очень больно, но не так сильно, как кажется больно Елене.

– Сиси познакомилась со своей мамой. Дело сделано. Эта с*ка не хочет иметь с ней ничего общего. Держу пари, ее семья даже не знает о Сиси. – Я качаю головой. – Сиси была в отчаянии, Ник. Никогда раньше я не видел своего ребенка такой расстроенной.

Он потягивает пиво.

– Могу себе представить. Я бы точно с катушек слетел.

– А я и слетел, – признаюсь я. – Наговорил Елене кучу гадостей. – Оборачиваюсь и вижу, что Ник внимательно смотрит на меня. – Я облажался.

Ник ухмыляется:

– Добро пожаловать в клуб. Мне было интересно, когда ты присоединишься к нам.

Я свирепо смотрю на него.

– Не смешно, чувак.

Его улыбка исчезает.

– Ты прав, не смешно, но, возможно, все не так уж плохо. Что ты ей сказал?

Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю.

– Что встречаться с ней было ошибкой. Что она не мать Сиси. Что она не имеет права делать то, чего даже не делала. – Я замолкаю на секунду. – Она сказала, что любит меня, чувак. Вчера вечером.

Ник молчит, и я знаю, что это плохо. Если бы это было не так, он бы дразнил меня. Его молчание говорит мне, насколько все это серьезно. Как сильно я облажался. Через некоторое время он спрашивает:

– Ты звонил ей?

Я усмехаюсь:

– Около сотни раз.

– Писал?

– Я не собираюсь извиняться перед ней в гребаном сообщении. – Делаю глоток пива и бормочу: – Она заслуживает лучшего.

– Ходил к ней?

Я отрицательно качаю головой.

– Попросил Эша убедиться, что она благополучно добралась до дома. – Постукиваю пальцем по стенке бутылки. – После того, как он пригрозил отрезать мне яйца и скормить их мне, позвонил позже и сказал, что она вернулась домой, примерно через пару часов после ее ухода от меня.

Ник прищуривается и смотрит на меня.

– Ты любишь ее?

Никаких колебаний.

– Всем сердцем.

Он выпрямляется в своем кресле.

– Тогда почему ты здесь хандришь, как гребаная киска?

Я открываю рот, чтобы ответить, но ничего не выходит. Пытаюсь снова и ненавижу слабость своего голоса.

– Потому что я не знаю, как это исправить. А что, если она меня не простит?

– Такие женщины, как Елена, не нуждаются в широких жестах. Я знаю, потому что она больше похожа на Тину, чем на Нат. Хочешь знать, как это исправить? – Я смотрю на него и как только киваю, он закатывает глаза. – Поднимай свою задницу, иди туда и приложи гребаное усилие.

У меня внутри все сжимается.

– Даже не знаю.

– Зато я знаю. – Ник толкает меня в плечо, встряхивая. – Ты собираешься отпустить ее без боя?

Черт, нет.

Я знаю, что должен сделать. Не говоря больше ни слова, встаю и иду к двери.

– Молодчина, Макс. Иди за ней! – кричит Ник.

Елена

– Я не хочууу быть... совсееем однааа... – пою я. Вот он. Конец. Набив полный рот мороженого, я выдавливаю из себя искаженное: – Не хочууу (прим. перев.: All by Myself в исполнении Celine Dion).

Мой телефон чирикает. Звонит Нат. Я двигаю экран и отвечаю с полным ртом мороженного:

– Что?

Ее тихий смешок звучит в моем ухе:

– Систер, стены очень тонкие.

Ой. Кажется, мое личное выступление неосознанно превратилось в концерт. Широко раскрыв глаза, я шепчу в ответ:

– Прости. Принято к сведению.

Теперь веселье исчезло из ее голоса, она осторожно спрашивает:

– Ты в порядке, шлюшка?

Когда я наконец вернулась домой, меня ждал Ашер. Он спросил, не хочу ли, чтобы он сделал Макса постоянным сопрано. Я с улыбкой ответила, что нет, но поцеловала его в щеку и поблагодарила за предложение, а еще попросила его не говорить Нат о том, что случилось, и пообещала, что расскажу ей, когда буду готова. Он обнял меня за плечи, и я проводила его до двери.

Он выглядел так, словно хотел что-то сказать, но в то же время молчал. Через мгновение он выпалил:

– Мужчины все портят. И мы часто это делаем. Слава богу, есть женщины, которые любят нас, иначе мы были бы одинокими мешками дерьма. – Он закатил глаза. – Не думаю, что Макс достаточно хорош для тебя, но это не потому, что Макс плохой парень. Макс – один из лучших парней, которых я знаю. Причина, по которой не уверен, что он достаточно хорош для тебя, та же самая – я не достаточно хорош для Нат. Это потому, что ты заслуживаешь лучшего, чем самое лучшее. Знаю, что это твой выбор, с кем ты встречаешься, но есть вероятность, что мне не понравится ни один из них. И они мне понравятся гораздо меньше, чем Макс.

Не дожидаясь ответа, он поцеловал меня в лоб и ушел домой.

Улыбаюсь беспокойству в голосе Нат.

– Я в порядке. Мне кажется, я просто скучаю по дому.

Она колеблется.

– Ты ведь не собираешься возвращаться домой, правда?

– Нет, не собираюсь, – отвечаю я, хотя сегодня задумывалась об этом. Но это была глупая шальная мысль. – Пока работа идет хорошо, это мой дом.

Она издает невеселый смешок.

– Слава богу. Мне нравится, что ты здесь. Если ты вернешься домой, я буду разбита вдребезги.

Вау. Нат никогда не выставляет чувств напоказ. Я тронута и улыбаюсь.

– Я бы тебя не бросила. Кто убережет тебя от неприятностей?

Она смеется.

– От тебя почти столько же хлопот, сколько и от меня.

– Вовсе нет.

– Вовсе да.

Раздается стук в дверь, и я закатываю глаза, понимая, что ей нужно обсудить этот спор лицом к лицу.

– Сто раз нет.

Я подхожу к двери, а она бойко говорит:

– Бесконечное количество раз да.

Дерьмо. Что может сравниться с бесконечностью?

Отперев дверь, я распахиваю ее и ухмыляюсь:

– Вовсе нет!

Но это не Нат. Это Макс.

Мое сердце бешено колотится.

Он выглядит почти так же плохо, как и я.

– Итак, по твоему молчанию я догадываюсь, что выиграла этот раунд, – говорит Нат.

Я качаю головой и говорю в телефон:

– Извини, мне нужно идти. Макс здесь.

Она мурлычет в трубку.

– О, понятно. – И Нат поет: – Позволь мне лизать тебя вверх и вниз, пока ты не скажешь «стоп» (прим. перев.: Silk – Wanna Get Freaky With You).

Я борюсь с истерическим смехом и бормочу:

– Как я уже сказала, мне пора.

Но она игнорирует меня, напевая громче:

– Позволь мне поиграть с твоим телом, детка, сделать тебя по-настоящему горячей.

Я вешаю трубку и с трудом сглатываю.

– Привет.

Макс открывает рот, чтобы заговорить, но Нат невозможно игнорировать. Она кричит сквозь стену:

– Позволь мне делать все, что ты хочешь. – Я прикрываю рот рукой, краснея, когда она заканчивает свое соло. – Потому что сегодня вечером, детка, я хочу поразвлечься с тобой. – Мгновение спустя она раздраженно кричит: – Заткнись, Ашер!

Мое лицо покраснело как свекла, я кусаю щеку изнутри, чтобы не улыбнуться, и смотрю на Макса.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю спокойно.

Он смотрит себе под ноги и скрещивает руки на груди в самой оборонительной позе.

– Можно мне войти? – Он смотрит на меня и мягко добавляет: – Пожалуйста?

Я открываю дверь шире и отступаю в сторону, когда он входит, выглядя неловко и неуместно. Закрываю за нами дверь и иду на кухню. То, что он накричал на меня, обвиняя в том, что случилось сегодня утром, не значит, что я не могу быть вежливой.

– Хочешь что-нибудь выпить? – Он качает головой. Я открываю холодильник. Макс всегда голоден. – Что-нибудь поесть?

Он вздыхает, наморщив лоб.

– Нет. Спасибо.

Возможно, я просто оттягиваю неизбежное, но это своего рода защитный механизм.

– Ты уверен? – спрашиваю, закрывая холодильник, и он теряет терпение.

– Господи, перестань. Пожалуйста. Я просто хочу поговорить с тобой!

И вот и оно. Официальное расставание. Избегая его взгляда, подхожу к дивану и сажусь. Играю пальцами, все еще не желая смотреть в эти великолепные золотистые глаза. Чувствую, как подушка рядом со мной опускается, и его нога прижимается к моей.

– Елена, посмотри на меня.

Я так и делаю. Только потому, что если этого не сделаю, то не поверю, что это действительно произошло, а я не хочу жить в отрицании. Макс протягивает руку и берет меня за ладошку. Я борюсь с закатыванием глаз.

О, отлично, он держит меня за руку. Это всегда плохой знак. Просто сделай это уже. Избавь меня от страданий.

– Сиси рассказала мне, что случилось. Я знаю, что ты не имеешь никакого отношения к появлению Мэдди. – Реабилитирована. Ну, по крайней мере, хоть что-то. Он добавляет: – В пылу разговора я сказал тебе ужасные вещи. Вещи, которых не имел в виду, и должен извиниться за них.

Если я посмотрю ему в глаза, пока он извиняется, то расплачусь. Я опускаю подбородок. Макс пальцами сжимает мой подбородок, приподнимая его, пока мы не смотрим друг другу в глаза. Он долго изучает мое лицо, прежде чем искренне произнести:

– Прости меня, Кексик. – Его голос становится хриплым. – Мне очень жаль.

Мои глаза наполняются слезами, но не позволяю им пролиться.

– Все нормально, – шепчу я.

Его глаза сверкают.

– Это не нормально. Если бы кто-нибудь еще заговорил с тобой так, как я, я бы, бл*дь, убил их.

Мои глаза сами собой закрываются.

– Все нормально, – повторяю. – Я прощаю тебя. Знаю, что ты попал в стрессовую ситуацию. Мало того, что твоя дочь пострадала, так ты еще и решил, что я предала тебя после того, как ты сказал мне, что мама Сиси – больная тема, – подчеркиваю свою убежденность, повышая голос. – Я понимаю. Правда. – Открываю глаза и делаю прерывистый вдох. – Но я бы никогда этого не сделала. Не предала тебя.

Его лицо становится страдальческим.

– Я знаю, что ты бы этого не сделала, детка.

Что ж. Вот и все. Встаю и иду в свою комнату. Достав то, что я приготовила, вернувшись домой, выношу и протягиваю ему сумку. Он смотрит на нее в замешательстве, прежде чем встать, возвышаясь надо мной, сверкая глазами. Макс забирает у меня сумку и отбрасывает ее в сторону. Она с глухим стуком падает на пол. Широко раскрыв глаза, он нежно кладет руки на мою шею, заглядывает в лицо и заявляет:

– Я не позволю тебе порвать со мной. Так что можешь пойти и положить это обратно в свой шкаф.

Где-то у меня в голове визжит пластинка. Что? Чтобы я порвала с ним?

Прежде чем я успеваю вставить хоть слово, он продолжает, умоляюще глядя на меня:

– Детка, пожалуйста, прости меня. Клянусь, не имел в виду то, что сказал. Я говорил все это, потому что мне было больно. Ты никогда не была ошибкой. Ты лучшее, что есть в моей жизни со времен появления Сиси. И я знаю, что ты не ее мама, но, – он говорит так тихо, что я задаюсь вопросом, не послышалось ли мне это, – но сейчас для нее ты гораздо важнее. Она любит тебя. – Он колеблется, прежде чем признать тихим голосом: – И я люблю тебя.

«Любовь – это не гордыня».

У меня внутри все трепещет. Положив свои руки поверх его, я прижимаюсь лбом к его подбородку и шепчу:

– Повтори.

Он целует меня в лоб и бормочет:

– Мне так жаль, детка.

Я смотрю на него со слезами на глазах.

– Не это. Ту часть, где ты сказал, что любишь меня.

Макс слегка улыбается.

– Я люблю тебя.

– Правда?

Его ямочка врезается в щеку, когда он наклоняется, чтобы запечатлеть влажный поцелуй на моих губах.

– Я боролся с этим. Не хотел этого. Но я будь проклят, если ты попытаешься отнять это у меня. У нас есть что-то хорошее, но мы можем получить что-то невероятное. – Его губы в миллиметрах от моих. – Я люблю тебя, Елена. Очень люблю.

Внезапно его тело замирает, и он отстраняется, выглядя неуверенным в себе.

– Ты все еще любишь меня, Кексик?

Закатываю глаза и сильно бью его по руке. Он морщится, и я усмехаюсь:

– Да, я все еще люблю тебя. Идиот.

Он торжественно кивает, но улыбается, потирая руку.

– Ладно. Я это заслужил. – Мы стоим и улыбаемся друг другу. – Ну, и что теперь?

Я пожимаю плечами.

– Теперь ничего.

Он поднимает бровь.

– У нас первая серьезная ссора, мы признаемся друг другу в любви, – хихикает он, потирая затылок, – а затем расходимся по домам, и ничего не будем делать? – Он качает головой. – Это как-то не правильно.

Я моргаю, глядя на него.

– Я слышала, что в моде примирительный секс.

Он смотрит через мое плечо, задумчиво уставившись в стену, потирая подбородок.

– Примирительный секс говоришь? – Через мгновение он выпрямляется. – Я готов попробовать.

Оказывается, примирительный секс – действительно такой, как о нем говорят. На самом деле, когда мы лежим на моей кровати голые, задыхающиеся и потные, я знаю, что буду готова вызвать несколько споров в наших отношениях, просто чтобы примириться позднее.

ГЛАВА 39

Елена

Если бы три месяца назад вы спросили меня, хочу ли я иметь отношения, я бы громко рассмеялась и погладила по вашей милой головке. Мой страх относился не к отношениям в целом, а к отношениям с неправильным человеком. И теперь, когда сижу на коленях у Макса, его рука лежит на моих бедрах, а он целует меня в плечо, понимаю, что отношения с правильным человеком не страшны. Это потрясающе.

Быть самой собой и иметь кого-то, кто любит тебя, – это удивительно. Если бы знала, что так будет, то никогда не стала бы с этим бороться. Я бы с радостью приняла это. Но в этом-то и загвоздка, не так ли? Нужно рисковать, чтобы выиграть. Я сделала свой прыжок веры, и это окупилось сполна. Получила самую лучшую награду, о которой только могла мечтать. У меня есть Макс и Сиси.

Повернувшись к нему на коленях, я наклоняюсь и нежно целую его губы. Как всегда, бабочки порхают у меня в животе.

Неужели так будет всегда? Втайне я на это надеюсь.

Его взгляд скользит вниз к моей шее. Потянувшись, он берет мою цепочку в руки, разглядывая свисающее с него кольцо.

– Ты не обязана его носить всегда, детка.

Кольцо Макса. Как будто я когда-нибудь его сниму. Это было не совсем предложение. Скорее обещание того, что должно произойти.

– Я никогда его не сниму, – обещаю я.

После того, как Макс сказал мне той ночью четыре недели назад, что любит меня, мы были неразлучны. На следующий же день он подарил мне свое кольцо. Покраснев, он пробормотал:

– Ты не обязана его носить или что-то в этом роде. Просто хочу, чтобы оно было у тебя.

Это было восхитительно. И глубокомысленно. И я любила его еще больше за это чувство. Конечно, учитывая, что у Макса гигантские пальцы, я не могла носить его традиционным способом. Но нашла цепочку из белого золота, надела на нее платиновое кольцо и не снимала. Ни разу. Когда Сиси заметила кольцо, она выглядела слишком счастливой. Переводя взгляд с меня на Макса, она произнесла:

– Ты собираешься выйти замуж за моего папу?

Шутки в сторону. Она сделала это нарочно, маленькая проныра. Прежде чем я успела ответить, Макс обнял меня за плечи.

– Когда я спрошу, она скажет «да».

Уверенность в этом заявлении прямо сочилась из него, и мне захотелось его стукнуть. Но тут меня осенило. То, что он только что сказал.

«Когда» он спросит. Не «если» он спросит.

Мое сердце взвизгнуло, а разум потерял сознание. Сиси опустила взгляд на стол, мысленно прикидывая.

– Значит, когда ты выйдешь замуж за папу, ты станешь моей мачехой, да?

Я тепло улыбнулась ей.

– Да, дорогая, так и будет.

– Круто, – выдохнула она.

И это ударило меня прямо в живот. Она хотела, чтобы я стала ее мачехой. По правде говоря, уже тогда была к этому готова. И однажды, может быть, мы добавим еще одного ребенка к этой смеси. Когда речь заходила о Максе и Сиси, все происходило само собой. Я доверяла своей интуиции и знала, что с какими бы трудностями мы ни столкнулись, мы сделаем это вместе, как команда. Как семья.

Макс улыбается, сжимая руки вокруг моей талии.

– Никогда не снимешь? Неужели? Никогда в жизни?

Я нежно целую его в щеку и обещаю:

– Никогда в жизни.

Макс

Три месяца спустя…

Это гребаное кольцо прожигает дыру в моем кармане. Предложение руки и сердца на семейном ужине, вероятно, не тот способ, которым я должен был это сделать. Елена обходит мамину кухонную стойку, держа в руках две миски с салатом. Проходя мимо меня, она наклоняется, и я инстинктивно прижимаюсь губами к ее губам в быстром поцелуе. Когда мы расходимся, она подмигивает мне. И я чувствую это всей душой. Больше не могу ждать. Должен попросить ее выйти за меня замуж. Мне нужно, чтобы она сказала «да». Я должен быть уверен, что эта женщина останется со мной навсегда.

Она мне просто необходима.

Мама выходит из кладовки и кричит:

– Обед готов! Все за стол!

Ее взгляд останавливается на мне, когда все уходят, и мама подмигивает мне. Конечно, я должен был рассказать маме. Сказать, что она была взволнована тем, что Елена станет настоящим членом нашей семьи, было бы преуменьшением. В какой-то момент мне показалось, что мама хочет сделать предложение вместо меня.

Черт возьми, я даже позвонил семье Елены, чтобы спросить благословения. Похоже, мне нужно было получить разрешение не только от ее отца. Мне нужно было разрешение от них всех. Включая Ашера. После получасовой беседы по телефону о том, почему буду хорошим зятем, отец Елены дал мне свое благословение, и я был готов действовать.

Делаю глубокий вдох и выхожу на улицу, чтобы найти Нат, сидящую за столом по одну сторону от Лены, и Сиси, сидящую по другую сторону, в то время как Лена и Нат кормят детей Нат и Ашера, Уиллоу и Даниэлу, они же Лоу и Дэнни.

Я хмурюсь. Это не входило в планы. Мне нужно сидеть рядом с ней, чтобы сделать предложение. Я нахожу свободное место рядом с Ником и мамой. Сажусь, надув губы.

И что теперь?

Смотреть, как Лена кормит Уиллоу – это нечто особенное. Она смотрит на девочку так, словно та – самое дорогое существо на свете. Передо мной вспыхивает образ Лены, держащей на руках малыша с темно-каштановыми волосами, с ее пухлыми губами и моими золотистыми глазами. Улыбаюсь про себя.

Все вокруг меня двигаются, наполняя свои тарелки, но я не могу отвести от нее глаз. Когда Эш забирает Уиллоу, Елена дуется. Моя улыбка становится еще шире. Она встает, наполняет тарелку моей дочери, а когда заканчивает, ставит тарелку перед Сиси, приглаживает волосы моей малышки и целует ее в макушку. Моя улыбка превращается в ухмылку.

Подняв свою тарелку, она начинает накладывать на нее еду, и прежде, чем осознаю, что делаю, встаю и лезу в карман. Через стол я открываю коробку с кольцом и протягиваю ей. Елена продолжает наполнять свою тарелку. Улыбаясь, как последний идиот, громко спрашиваю:

– Елена, ты выйдешь за меня замуж?

Несколько женских вздохов, затем нас окружает тишина. Замерев с ложкой салата, она ошеломленно смотрит на меня поверх стола. Глядя на кольцо, быстро приходит в себя. Немного пожав плечами, она произносит:

– Конечно да. – Потом она улыбается мне. – Передай мне картофельный салат, детка.

Я улыбаюсь так сильно, что у меня болят щеки.

– Конечно, Кексик. – Поставив открытую коробочку с кольцом на стол, беру миску с картофельным салатом и протягиваю ей. Елена берет его, закусив губу, чтобы скрыть улыбку. Небольшой взрыв аплодисментов, несколько одобрительных возгласов, а затем все продолжают то, что они делали. Мы занимаем свои места по разные стороны стола, улыбаясь друг другу, как пара идиотов.

Она одними губами говорит:

– Люблю тебя.

Я отвечаю одними губами:

– Люблю тебя больше.

И это правда.

Я действительно безумно люблю ее.

Позже тем же вечером мы с Сиси бездельничаем на диване, пока Елена делает наш праздничный банановый сплит. Я поворачиваюсь к дочери и смотрю на нее.

– Ты счастлива, детка?

Сиси с улыбкой поворачивается ко мне.

– Да, очень.

Я киваю.

– Это все, что мне нужно было услышать.

Мы продолжаем смотреть в тишине, прежде чем Сиси тихо спрашивает:

– У меня будут братья и сестры?

Не ожидая такого вопроса, поднимаю брови.

– Ты хочешь брата и сестру? – Она кивает. Пряча улыбку, я кричу:

– Эй, Кексик.

Через несколько секунд в гостиную заглядывает Елена.

– Да?

Взяв горсть попкорна, я спрашиваю:

– Ты хочешь детей?

Она стоит, как вкопанная, переводит взгляд с меня на Сиси и обратно. Потом улыбается.

– Хочу.

Не дожидаясь ответа, она возвращается на кухню. Я снова смотрю на телевизор, но поднимаю руку. Когда Сиси дает мне пять, я ухмыляюсь.

Лучше и быть не может.