Текст книги "Дождь для Джона Рейна"

Автор книги: Барри Эйслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Я вспомнил стихотворение Басё, бродячего барда, которое тронуло меня, когда мама впервые прочла его во время моего первого посещения города. Она взяла меня за руку, когда мы стояли на высокой террасе храма Киёмидзу, глядя на распростершийся под нами тихий город. Мама вдруг поразила меня, с акцентом продекламировав по-японски:

 
Kyou nite mo kyou natsukashiya…
И в Киото я тоскую по Киото…
 

Однако смысл стихотворения, некогда наполненного невосполнимой тоской, изменился. Как и сам город, оно сейчас звучит горькой иронией.

Я печально улыбнулся, подумав, что, если бы хоть что-нибудь из этого было моим, я смог бы распорядиться лучше. Вот что получаешь, когда доверяешься правительству.

Зажужжал пейджер. Посмотрев на него, я увидел код, который установили мы с Тацу, а также телефонный номер. Я ожидал чего-нибудь подобного, но не так быстро. «Черт! – подумал я. – Мир так тесен».

Я спустился на лифте в холл, вышел на улицу. Найдя в подходящем малолюдном месте таксофон, сунул в него телефонную карту и набрал номер Тацу. Я мог бы просто проигнорировать его, но трудно представить, что Тацу сделает в ответ. Лучше узнать, что ему нужно, сохраняя внешние атрибуты сотрудничества.

Всего один гудок, после чего я услышал его голос.

– Привет, – сказал он, не называя себя.

– Привет, – ответил я.

– Ты все там же?

– А зачем мне уезжать? – Я хотел, чтобы он почувствовал сарказм.

– Я подумал, что после нашей последней встречи ты можешь захотеть… снова отправиться путешествовать.

– Могу. Но еще не дошел до этого. Думал, ты в курсе.

– Я стараюсь уважать твое уединение.

Мерзавец. Даже когда Тацу занят разрушением моей жизни, ему всегда удается выжать из меня улыбку.

– Я ценю это, – ответил я.

– Мне бы хотелось еще раз с тобой встретиться, если ты не против.

Я колебался. Он уже знает, где я живу. Если хочет добраться до меня, ему нет смысла договариваться о встрече где-либо еще.

– Дружеская встреча?

– Как скажешь.

– Дружеская встреча.

– Хорошо.

– Когда?

– Я буду в городе вечером. Там же, где и в прошлый раз?

Я снова заколебался, потом сказал:

– Не уверен, что удастся туда попасть. Тут недалеко есть отель с весьма неплохим баром. Заведение моего типа. Понимаешь, о чем я?

Я имел в виду бар в «Осака Ритц-Карлтоне».

– Думаю, я смогу его найти.

– Встретимся в баре в то же время, что и в последний раз.

– Да. Буду ждать встречи. – Пауза. Потом: – Спасибо.

Я повесил трубку.

7

В Осаку я вернулся на экспрессе «Ханкай» и сразу направился прямо в «Ритц». Хотел быть уверен, что окажусь на месте хотя бы на несколько часов раньше на случай, если там появится кто-то, кого мне не хотелось бы увидеть. Заказал сыр с фруктами и чай «Дарджилинг».

Тацу был пунктуален, как всегда. Он чрезвычайно учтив – двигается медленно, чтобы я видел: никаких сюрпризов не приготовлено. Сел напротив меня на обитый тканью стул. Посмотрел вокруг – на светлые деревянные панели, канделябры и подсвечники.

– Мне снова нужна твоя помощь.

Предсказуемо. И прямо в точку, как всегда. Но ему придется подождать, прежде чем я отвечу.

– Хочешь виски? – спросил я. – У них отличный «Крагганмор» двадцатилетней выдержки.

Он покачал головой:

– Я бы присоединился к тебе, но доктор советует воздерживаться от таких соблазнов.

– Не знал, что ты слушаешься доктора.

Тацу надул губы, как бы готовясь совершить признание.

– И жена тоже стала плохо относиться к таким делам.

Я посмотрел на него и улыбнулся, слегка удивленный образом крутого парня, который по-овечьи подчиняется жене.

– В чем дело? – спросил он.

Я ответил правду:

– Всегда приятно видеть тебя, мерзавца.

Он улыбнулся в ответ, вокруг глаз возникла сеточка морщин.

– Взаимно.

Тацу подозвал официантку и заказал ромашковый чай. Раз он не пьет, я тоже воздержался от «Крагганмора». Жаль. Тацу повернулся ко мне:

– Как я уже сказал, мне снова нужна твоя помощь.

Я постучал пальцами по стакану:

– Я так понял, ты имел в виду дружескую встречу.

Он кивнул:

– Я лгал.

Мне это уже было известно, и он догадался, что я знаю. И все же.

– Мне показалось, ты говорил, что тебе можно верить.

– В важных вещах – конечно. Опять же, разве на дружеской встрече нельзя попросить о любезности?

– Так вот что тебе нужно? Любезность?

Тацу пожал плечами.

– Ты больше ничем мне не обязан.

– Обычно, когда я оказывал людям любезность, мне весьма неплохо платили.

– Мне приятно, что ты употребил слово «оказывал».

– Раньше я мог употреблять его еще более обоснованно.

– Я могу продолжать?

– Если только мы с самого начала договоримся, что здесь нет никаких обязательств.

Он снова кивнул:

– Как я и сказал.

Тацу сделал паузу и вынул из внутреннего кармана пальто коробочку с ментоловыми пастилками. Открыл, протянул мне. Я покачал головой. Он вытащил пастилку и поместил в рот, не опуская головы и не прекращая поглядывать по сторонам. Не в привычках Тацу отводить глаза от того, что происходит вокруг, и это заметно как в мелочах, так и в более значимых проявлениях.

– Качок оказался важной шишкой, – сообщил он. – Правда, похож на неандертальца, но на самом деле он часть новой генерации японской организованной преступности. Его специализацией, в которой, кстати, он проявил себя на удивление сведущим, было создание легальных и жизнеспособных компаний, за стенами которых могли укрываться его менее прогрессивные коллеги.

Я кивнул. Эта новая генерация, поняв, что татуировки, яркие костюмы и агрессивная манера поведения дают весьма ограниченные возможности роста в обществе, постаралась изменить криминальный имидж и начала вторгаться в легальный бизнес, такой как недвижимость и индустрия развлечений. Более старому поколению, все еще состоящему в интимных отношениях с наркотиками, проституцией и контролем над строительным бизнесом, пришлось положиться на этих выскочек в вопросах отмывания денег, ухода от налогов и других подобных услуг. И в то же время новички все еще обращались за помощью к своим предшественникам, когда конкурентные сложности бизнеса можно было облегчить своевременным применением некоторых традиционных инструментов – подкупа, вымогательства, убийства, – на которых старшее поколение продолжало специализироваться.

– Качок создал действенную систему, – продолжал Тацу. – Все традиционные гуми пользовались его услугами. Законность, которую предлагала система гуми, делала их менее уязвимыми перед правосудием и более влиятельными в политике и залах заседаний. По сути – более влиятельными в обществе в целом. Наш общий знакомый, Ямаото Тоси, стал слишком зависимым от организации нашего качка.

Гуми означает «группа» или «банда». В контексте якудза слово относится к организованным преступным семьям, японскому эквиваленту семьи Гамбино или вымышленных Корлеоне.

– Не вижу, какое значение может иметь его отсутствие, – сказал я. – Разве не найдется кто-нибудь, чтобы занять его место?

– В длительной перспективе – да. Если есть достаточный спрос, кто-нибудь обязательно займется предложением. Но на время цепь разрушается. Качок был главным звеном в работе своей организации. Он не подготовил преемника, опасаясь, как это бывает с сильными личностями, что наличие наследника может сделать факт наследования более вероятным. Теперь, когда его не стало, в организации начнется борьба. Активы и связи, которые пока не видны, выйдут наружу. Криминальное влияние на легальные организации уменьшится.

– На какое-то время, – сказал я.

– На какое-то время, – согласился он.

Я вспомнил, что говорил Канезаки о «Сумерках».

– Не так давно я столкнулся кое с кем из ЦРУ, – сообщил я. – Он упомянул нечто, о чем тебе было бы небезынтересно узнать.

– Да?

– Его зовут Томохиса Канезаки. Он американец, этнический японец. Он упомянул программу ЦРУ, «способствующую реформам и устраняющую препятствия для них». Нечто под названием «Сумерки». Звучит прямо как в Средние века.

Некоторое время Тацу ритмично кивал головой, потом попросил:

– Расскажи мне об этой программе.

Я начал пересказывать то немногое, что мне было известно. И тут до меня дошло.

– Ты знаешь этого парня, – сказал я.

Тацу сделал неопределенный жест:

– Они с приятелем обратились в Управление муниципальной полиции, чтобы им помогли тебя разыскать.

Превосходно.

– А кто приятель?

– Преемник Хольцера на должности шефа токийского отделения ЦРУ. Джеймс Биддл.

– Никогда о нем не слышал.

– Он довольно молод для занимаемого поста. Сорок с небольшим. Возможно, представитель новой генерации в Конторе.

Я поведал о том, как состоялась моя встреча с Канезаки и его эскортом, умолчав о подробностях, связанных с Гарри.

– Как им удалось тебя найти? – спросил он. – У меня на это ушел целый год, учитывая местный ресурс и доступ к сети «Юки-Нет» и камерам.

– Изъян в моей системе безопасности, – ответил я. – Но я уже все исправил.

– А «Сумерки»? – спросил он.

– Только то, что я тебе рассказал. Я не знаю деталей.

Он постучал пальцами по столу.

– Не важно. Не думаю, что Канезаки-сан смог сообщить тебе больше, чем уже известно мне.

– И что тебе известно?

– Правительство США щедро снабжает деньгами различных японских реформаторов. Подобную программу ЦРУ проводило после войны, когда поддерживало либерально-демократическую партию в качестве оплота борьбы с коммунизмом. Изменились только получатели.

– А как насчет «устранения препятствий»?

Он снова пожал плечами:

– Могу предположить, что имел в виду Канезаки-сан. Может быть, для этого им и понадобилась твоя помощь?

Я рассмеялся:

– Иногда эти парни настолько самонадеянны, что в них проявляется даже некоторый шик.

Тацу кивнул:

– Либо они по недоразумению убеждены в том, что ты как-то связан с гибелью Уильяма Хольцера. Как бы там ни было, лучше держаться от них подальше. Думаю, мы оба знаем, что им нельзя доверять.

Я улыбнулся, возможно, даже намеренно, когда он сказал «мы», как будто Тацу и я – партнеры.

– Ладно. Расскажи мне о любезности, которая тебе нужна.

– Еще один ключевой актив Ямаото. Он же человек, который за примитивной маской скрывает изощренный ум и высокий профессионализм.

– Кто он такой?

Тацу посмотрел на меня:

– Тот, кого ты должен неплохо понимать. Убийца. Киллер.

– Да ну? – проговорил я, изображая безразличие.

Официантка принесла чай и поставила перед Тацу. Он приподнял чашку в безмолвном приветствии, потом сделал глоток.

– Странный человек, – продолжил он, пристально глядя на меня. – На основании его биографии можно сделать вывод, что он настоящее животное. Правонарушения в детстве. Драки в школе, рано проявившиеся садистские наклонности. Он бросил среднюю школу, чтобы заняться сумо, но так и не смог набрать необходимую массу. Потом занялся тайским боксом, но профессиональная карьера получилась у него короткой и невпечатляюшей. Около пяти лет назад увлекся спортом без правил, так называемыми боями «прайд». Знаешь о таких?

– Конечно, – ответил я.

Чемпионат по борьбе «прайд» – японской смеси боевых искусств – транслируют по телевидению каждые пару месяцев. Идея так называемых смешанных боевых искусств, или СБИ, – свести воедино традиционные боевые дисциплины: бокс, джиу-джитсу, карате, кепмо, кун-фу, муаи-таи, самбо, классическую борьбу. Популярность чемпионата неуклонно росла, а с ней рос и интерес к сопутствующим мероприятиям, таким как «Король клетки» в Великобритании и «Экстремальный борцовский чемпионат» в США. Однако у их организаторов возникли проблемы со спортивными чиновниками, которым гораздо спокойнее видеть, как до потери сознания избивают боксера, чем официально допустить до соревнований парня из СБИ.

– И как впечатление? – спросил он.

Я пожал плечами:

– Участники сильные. Хорошая подготовка. Много эмоций. То, что мне пришлось видеть, ближе к настоящей драке, хотя и называется спортом. Вот только насчет «без правил» – так это просто маркетинг. До тех пор пока они не разрешат кусаться, выдавливать глаза и бить по яйцам, пока не разложат вокруг ринга разные виды оружия на выбор бойцов, все так и останется не по-настоящему.

– Интересно, что ты об этом сказал. Потому что личность, о которой мы говорим, беспокоило то же самое. Он ушел из спорта в подпольные бои, где правил действительно нет, и борьба идет до конца.

Я слышал о таких боях. Однажды встречался с парнем, который в них участвовал, американцем по имени Том. Какое-то время он занимался дзюдо в Кодокане. [7]7
  Кодокан (институт Кодокан) – штаб-квартира мира дзюдо в Токио.


[Закрыть]Крутой на вид и удивительно четко выражающий свои мысли. Он поделился со мной интересными и важными философскими понятиями борьбы без оружия. Я победил его в раунде дзюдо, но не уверен, как бы все обернулось, не договорись мы заранее о формате боя.

– Очевидно, этот тип добился успеха в подпольных соревнованиях, продолжал Тацу. – И не только в боях с людьми. Еще и с животными. Собаками.

– Собаками? – удивился я.

Он хмуро кивнул:

– Эти мероприятия организует якудза. Навыки нашего друга, его жестокие наклонности не могли пройти мимо внимания организаторов. Они поняли, что у него более высокое призвание, чем убивать на ринге за деньги.

Я кивнул:

– Он мог бы убивать и во внешнем мире.

– Совершенно верно. И в течение последнего года именно этим и занимается.

– Ты говорил, у него разнообразные навыки.

– Да. Думаю, ему удалось развить такие способности, которыми, как я предполагал, обладаешь только ты.

Я ничего не ответил.

– В последние полгода, – продолжал он, – произошли две смерти, очевидные самоубийства. Обе жертвы высокопоставленные руководители, президенты двух банков, которым предстояло слияние. Оба спрыгнули с крыши здания.

Я пожал плечами:

– Судя по тому, что я читал о состоянии банковской сферы, удивительно, что спрыгнули всего двое. Я ожидал бы не меньше пятидесяти.

– Возможно, двадцать или даже десять лет назад так и было бы. Но искупление грехов через самоубийство в сегодняшней Японии скорее идеал, а не практика. – Он глотнул чая. – Теперь предпочитают извинение в американском стиле.

– «Сожалею о совершенных ошибках», – улыбнувшись, сказал я.

– Иногда даже не «сожалею», а «с сожалением сообщаю».

– По крайней мере они не заявляют, что взяточничество это болезнь и им нужно пройти курс лечения.

– Да, пока еще нет, – усмехнулся Тацу, сделав еще глоток чая. – Ни один из прыгунов не оставил предсмертной записки. А еще я узнал, что каждый из них опасался, что реальные размеры недействующих ссуд противоположной стороны на самом деле больше, чем объявлялось.

– И?.. Всем известно, что проблема займов намного серьезнее, чем утверждают банкиры и правительство.

– Верно. Но эти люди боялись раскрывать данные, способные помешать слиянию, которое с деловой точки зрения было необоснованным, но тем не менее поощрялось некими силами в правительстве.

– Очевидно, не самый мудрый шаг.

– Можно я у тебя кое-что спрошу? – Он смотрел мне прямо в глаза. – Гипотетически. Можно ли реалистично сбросить человека с крыши дома и сделать так, чтобы было похоже на самоубийство?

Я совершенно точно знаю, что можно, однако решил принять приглашение Тацу оставить все на «гипотетическом» уровне.

– Зависит от того, как потом будет проведено патологоанатомическое исследование, – ответил я.

– Допустим, очень тщательно.

– Если очень тщательно, то сложно. Но возможно. Самая большая проблема – доставить жертву на крышу так, чтобы этого никто не увидел. Если только не удастся заманить ее туда хитростью или каким-то образом узнать, что она должна там появиться. И если клиент совершает эту принудительную прогулку в сознании, шума не избежать. Потом, если вы будете бороться, останутся свидетельства. Кожа под ногтями. Может быть, клок волос в окоченевших пальцах жертвы. Другие предметы, несовместимые с добровольными действиями. А он будет бороться, не думая о собственной безопасности, невзирая на боль, поэтому следов борьбы останется предостаточно. Ты знаешь, на что способен человек, когда понимает, что борется за собственную жизнь?

– Может, сначала связать?

– Когда кого-то связываешь, тоже остаются следы. Даже если он не сопротивляется.

– А он будет сопротивляться.

– А ты как бы поступил?

– Сначала убить?

– Возможно. Но рискованно. Изменения в теле после смерти проявляются быстро. Застывает кровь. Падает температура. И следы удара на мертвом теле и на живом далеко не одинаковы. Эксперт увидит различия. Кроме того, все равно придется беспокоиться насчет установления настоящей причины смерти.

– А если бы он был без сознания?

– Я бы предпочел этот вариант. Хотя, если клиент без сознания, придется тащить его как труп. А маневрировать с мертвым грузом в семьдесят, а то и сто кило нелегко. Плюс, если ты вырубишь его с помощью наркотика, скорее всего он обнаружится в крови и после смерти.

– А как насчет алкоголя?

– Если он будет пьян настолько, чтобы отключиться, считай, тебе повезло. Многие самоубийцы напиваются, прежде чем спустить курок, то есть в этом ничего подозрительного не увидят. Но как ты заставишь парня накачаться до бесчувствия?

Он кивнул:

– Содержание алкоголя в крови тех двоих было достаточно высоким, чтобы вызвать потерю сознания.

– Может быть, так и есть. Или нет. В этом-то вся прелесть.

– Инъекция?

– Возможно. Но если ввести достаточно алкоголя, обязательно останется заметный след от укола. Плюс в крови есть алкоголь, а остатков, скажем, «Асахи супердрай» в желудке нет. Нехорошо.

– Женщина или еще кто-то подливает крепкий напиток и заставляет его выпить больше, чем он способен выдержать?

– Такое может сработать.

– Как бы ты это проделал?

– Гипотетически?

Тацу посмотрел на меня:

– Разумеется.

– Гипотетически я попробовал бы подобраться к объекту поздно ночью, когда меньше всего людей. Возможно, сделал бы это у него дома, если бы точно знал, что он один, а также имел бы надежное средство попасть туда незамеченным. Я бы переоделся вахтером, потому что на вахтеров никто и никогда не обращает внимания, оглушил бы его рукояткой пистолета, сунул в тележку, какие используют в прачечных, или в большой мусорный контейнер на колесиках – что найдется поблизости. Застелил бы контейнер чем-нибудь мягким, чтобы избежать ушибов, которые нельзя будет связать с падением с крыши. Пришлось бы каждые пятнадцать секунд или около того грохать его по голове, чтобы лежал тихо, хотя, если людей вокруг нет, это не сложно. Доставил бы клиента на крышу, перекатил через бортик и столкнул вниз. Так бы сделал я. Гипотетически.

– Что бы ты подумал, если бы обнаружил маленькую полоску пластика, зацепившуюся за ремешок часов жертвы?

– Что за пластик?

– Пластиковая пленка. Толстая. Типа рулонной, которую используют для упаковки мебели и других больших и недешевых вещей.

Я знаком с несколькими возможностями использования такой пленки, но на пару секунд задумался.

– Твой киллер накачал жертву допьяна. Как – пока оставим. Потом он завернул его в пленку, чтобы не запачкать во время переноски. Подтащил к краю крыши, взялся за край пленки и сильно толкнул. Жертва выкатилась из рулона и полетела вниз. Очень изящно.

– Если только каким-то образом часы жертвы не зацепились за пленку.

– Все возможно.

– Еще был свидетель. Коридорный из гостиницы, где убили одну из жертв, работавший поздно ночью. В три ночи, как раз в то время, когда, по мнению эксперта, произошла смерть, он обратил внимание на швейцара, который поднимался в лифте с большой тележкой. Все произошло в точности так, как изобразил ты.

– Он описал этого человека?

– Детально. Изуродованная левая щека – со времен занятий муаи-таи. Странные шрамы на другой щеке, под глазом. Скорее всего от укуса собаки. «Страшное лицо», – сказал коридорный. Очень точно.

– Такой швейцар в гостинице не работает?

– Конечно, нет.

– Что случилось с коридорным?

– Исчез.

– Убит?

– Скорее всего.

– И это все, что у вас есть?

– Есть еще две подобные смерти, но не в Токио. В каждом случае – член семьи ключевых фигур парламента. – Тацу стиснул и разжал челюсти. – И один ребенок.

– Ребенок?

– Да. Никаких эмоциональных или каких-то других проблем в школе. Никаких известных причин для самоубийства.

Я слышал, что Тацу потерял маленького ребенка. Хотел спросить его об этом, но не стал.

– Если смысл этих смертей – предупредить боссов, – заметил я, – то сделано слишком тонко. Если босс сочтет, что это самоубийство, вряд ли его поведение изменится.

Он кивнул:

– У меня была возможность опросить каждого из этих боссов. По их словам, к ним никто не обращайся с намеками, что эти смерти не результат самоубийства. И оба лгут.

У Тацу нюх на такие вещи, и я поверил его заключению.

– Удивительно, что ты не заподозрил моего участия в этом деле, – сказал я.

Прежде чем ответить, он сделал паузу.

– Мог бы. Но, хоть я и не знаю, как ты обстряпываешь свои дела, зато хорошо знаю тебя. Ты не смог бы убить ребенка. Нет, это невозможно.

– Я так тебе и сказал.

– Я не говорю о том, что ты мне сказал. Я говорю о том, что знаю.

Я почувствовал странную признательность.

– В любом случае, – продолжал он, – некоторые из твоих передвижений, записанные камерами слежения в Осаке, подтверждают твое алиби.

Я поднял бровь:

– Ваши камеры достаточно хороши, чтобы выследить меня, и при этом не могут заснять того, кто заворачивает людей в пленку и сбрасывает с крыш?

– Как я тебе сказал, камеры слежения далеки от совершенства. – Тацу нахмурился. – И я не единственный, у кого есть к ним доступ.

Я допил чай и попросил официантку принести еще горячей воды. Некоторое время мы сидели молча.

Я поднял изящную фарфоровую чашку и посмотрел на Тацу.

– Скажи-ка мне кое-что.

– Да.

– Эти вопросы. Ты ведь уже знаешь ответы?

– Конечно.

– Тогда почему спрашиваешь?

Он пожал плечами:

– Я думаю, что человек, с которым мы имеем дело, социопат. Он способен убивать при любых обстоятельствах. Я пытаюсь понять, как может действовать такое существо.

– Через меня?

Он утвердительно кивнул.

– Кажется мне, ты только что говорил, что я не самая подходящая модель. – Мои слова прозвучали слишком резко.

– Из тех, с кем я встречался в жизни, ты больше всех на него похож. Что делает тебя идеальным охотником за ним.

– Что ты имеешь в виду?

– Он осторожен в движениях. Это человек, которого нелегко выследить. У меня есть ниточки, но их надо разрабатывать.

Я сделал еще глоток чая.

– Не знаю, Тацу.

– Да?

– Первый парень, тот, что с бизнес-фасадом, стратег. Здесь все понятно. Но этот, который дерется с собаками, он же сплошной мускул. Почему вы не возьметесь за Ямаото и других тузов?

– До «тузов», как ты их называешь, трудно добраться. Слишком много телохранителей, службы безопасности, все на виду. Ямаото усилил оборону, думаю, из страха, что ты можешь на него охотиться, и теперь к нему пробиться труднее, чем к премьер-министру. А если бы даже это и удалось, таких, как он, в разных группировках – множество, и все ждут своего часа. Они как акульи зубы. Выбей один – и новый десяток готов закрыть брешь. Что для этого нужно? Немного политической проницательности. Способность к рационализации. И жадность. Не самая редкая характеристика. – Он глотнул чая. – Кроме того, этот человек не простой рядовой. Он безжалостен, умен, его боятся. Необычная персона. Лишиться такого – очень тяжелая потеря для его хозяев.

– Ладно, – сказал я. – Что ты мне предлагаешь? Имея в виду, что у меня нет никаких обязательств.

– Я не предлагаю тебе деньги. Даже если бы они у меня и были, сомневаюсь, что я смог бы заплатить столько, сколько тебе раньше платили Ямаото и Контора.

Возможно, этим Тацу хотел вызвать меня на ответную откровенность.

– Извини за прямоту, дружище, но ты просишь меня взять на себя слишком много. Для меня просто находиться в Токио уже рискованно.

Он посмотрел на меня. А когда заговорил, его голос звучал спокойно и уверенно.

– Вряд ли ты рассчитываешь, что риск мести со стороны Ямаото и ЦРУ ограничивается исключительно пределами Токио.

К чему он клонит?

– Здесь риск наиболее ярко выражен, – ответил я.

– Я уже говорил, что Ямаото, с тех пор когда ты в последний раз его видел, решил усилить собственную безопасность. Он сократил количество политических визитов, больше не тренируется в Кодокане, путешествует только в окружении телохранителей. Как мне кажется, он не должен получать удовольствие от этих новых ограничений. Они должны его раздражать. Но больше всего его раздражает их причина.

– Можешь не говорить мне, что у Ямаото есть мотив, – сказал я. – Знаю, что бы ему хотелось со мной сделать. И это не просто бизнес. Такой человек, как он, не может не считать себя оскорбленным, зная, что я помог выкрасть у него диск. Он такого не забудет.

– Да? И разве это не мешает тебе хорошо спать?

– Если я позволю всякому дерьму мешать мне спать, у меня под глазами будут мешки размером с остров Садо. Кроме того, он может иметь сколько угодно мотивов. Я не собираюсь давать ему шанс.

Тацу кивнул:

– Уверен, что не дашь. По крайней мере не по своей воле. Но, как я уже упоминал, я не единственный, у кого есть доступ к «Юки-Нет».

Я смотрел на него, размышляя, не таится ли в его словах угроза. Тацу всегда выражается осторожно.

– Что ты имеешь в виду, Тацу?

– Ничего, кроме того, что, если я тебя нашел, Ямаото тоже сможет. И он не одинок. ЦРУ, как ты знаешь, также жаждет возобновить с тобой знакомство. – Глоток чая. – Если стать на твое место, я вижу два возможных хода. Один – остаться в Японии, правда не в Токио, и попробовать вернуться к прежней жизни. Это, возможно, наиболее легкий ход, но не самый безопасный. – Снова глоток. – Второй – уехать из страны и начать где-нибудь все сначала. Более сложный вариант, но, возможно, более безопасный. В любом случае проблема в том, что ты оставишь незаконченными дела с компаниями, которые не желают тебе добра, компаниями с глобальными связями и длинной памятью, в которых у тебя никогда не будет союзников.

– Мне не нужны союзники, – сказал я, но это возражение прозвучало неубедительно даже для меня.

– Если ты планируешь уехать из Японии, мы можем расстаться друзьями, – проговорил Тацу. – Но если я не смогу сегодня рассчитывать на твою помощь, мне будет трудно помочь тебе завтра, когда это может понадобиться.

Ясно и понятно, как и все у Тацу. Что же мне делать? Бросить все и исчезнуть в Бразилии, даже если приготовления еще не закончены? Может быть. Но меня бесила мысль, что в этом случае я оставлю ниточку, за которую кто-нибудь может зацепиться и достать меня. Потому что, несмотря на очевидный личный интерес Тацу, его оценка ситуации недалека от моей собственной.

Вторая возможность – выполнить эту последнюю работу, сбросить Тацу со следа и спокойно заняться приготовлениями. То, что он предлагал взамен, тоже не тривиально. У Тацу есть доступ к людям и местам, до которых даже хакеру Гарри не добраться. Что бы я ни собрался делать потом, Тацу оставался чертовски важным контактом.

Я подумал еще с минуту. Потом проговорил:

– Что-то подсказывает мне, что у тебя есть конверт.

Он кивнул.

– Дай мне его, – попросил я.