Текст книги "Дождь для Джона Рейна"

Автор книги: Барри Эйслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Нет.

– То есть вы не хотели встретиться именно со мной?

– Вы танцевали, когда я приходил первый раз, поэтому я и спросил про вас. Это простое совпадение.

– Если вы не бухгалтер из Америки, тогда кто вы?

– Тот, кто… время от времени оказывает людям определенные услуги. Эти услуги связывают меня с различными представителями общества. Полицейскими и якудза. Политиками. Иногда с разного рода экстремистами.

– И у вас это написано на визитной карточке?

Я улыбнулся:

– Шрифт слишком мелкий, чтобы можно было прочитать.

– Вы кто, частный детектив?

– В некотором роде.

Она посмотрела мне в глаза:

– И на кого вы работаете сейчас?

– Я же сказал, пытаюсь помочь другу.

– Извините меня, но это звучит как полная чушь.

– Согласен, – кивнул я.

– Вы сегодня чувствовали себя вполне комфортно с Мураками.

– Это вас беспокоит?

– Он меня пугает.

– Он и должен пугать.

Наоми взяла бокал с «Хайленд-Парком» и откинулась на подушки.

– Я слышала о нем много нехороших историй.

– Возможно, это правда.

– Его все боятся. Кроме Юкико.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Кажется, у нее есть какая-то власть над ним. Больше никто так себя с этим человеком не ведет.

– Она вам не нравится.

Наоми взглянула на меня, потом отвела взгляд.

– Иногда я боюсь ее так же, как и его.

– Вы сказали, ее устраивают вещи, которых вы не приемлете.

– Да.

– Что-то, связанное с подслушивающими устройствами.

Она подняла бокал и осушила его. Потом сказала:

– Я точно не знаю, есть ли там подслушивающие устройства, но думаю, что есть. У нас бывает много видных клиентов политики, чиновники, бизнесмены. Люди, которым принадлежит клуб, поощряют девушек разговаривать с ними, вытягивать из них информацию. Все девушки думают, что разговоры записываются. Говорят, некоторых клиентов даже снимают на видео в боксах для лэп-дансинга.

Я постепенно завоевывал ее доверие. И по тому, как Наоми говорила, понимал, что смогу вытянуть из нее еще больше. Так игрок часами агонизирует, сомневаясь, поставить ли фишки, скажем, на красное или на черное, а потом, когда крупье запускает рулетку, удваивает или даже утраивает ставку, как бы поддерживая свою веру в то, что поставил правильно. Если бы он делал неверную ставку, разве решился бы он ставить столько денег.

Я показал на стакан:

– Еще?

Мгновение Наоми колебалась, потом кивнула.

Я допил свой виски и заказал еще два. Стены мерцали в свете свечей. Помещение было тесным и теплым, как подземное убежище.

Официант принес напитки. Когда он бесшумно ушел, я посмотрел на нее и спросил:

– Вы ведь не замешаны в этом, правда?

Она смотрела в свой бокал. Прошло несколько секунд.

– Вы хотите получить просто ответ или честный ответ?

– Давайте оба.

– Хорошо, – кивнула она. – Ответ – нет.

Она сделала глоток «Хайленд-Парка». Закрыла глаза.

– А на самом деле честный ответ – это… это…

– Это «еще нет», – тихо проговорил я.

Она широко открыла глаза и уставилась на меня:

– Откуда вы знаете?

Я смотрел на Наоми, чувствуя ее терзания. Похоже, мне удастся добиться своего.

– Вас готовят, – сказал я. – Это долгий процесс, целый набор технологий. Если вы понимаете это хотя бы наполовину, вы уже умнее большинства остальных. И у вас есть шанс что-то с этим сделать, если вы хотите.

– Что вы имеете в виду?

Я отхлебнул из бокала, глядя на отблески янтарной жидкости в свете свечей, вспоминая. «Начинаешь не торопясь. Находишь предельные точки субъекта и держишь его рядом с ними некоторое время. Он привыкает к ним. А через некоторое время предел отодвигается. Никогда не заставляй его выйти за этот предел больше чем на сантиметр. И он решит, что это его собственный выбор».

Я взглянул на нее:

– Вы говорили, что, когда впервые попали в клуб, были стеснительной и с трудом передвигались по сцене.

– Да, это правда.

– Тогда вы ни за что не согласились бы исполнить танец на коленях.

– Правильно.

– А теперь можете.

– Да. – Ее голос был тих, почти как шепот.

– Когда вы впервые исполняли танец на коленях, возможно, вы говорили себе, что никогда не позволите клиенту прикоснуться к вам.

– Так и было. – Ее голос стал еще тише.

– Разумеется. Я могу пойти дальше. Могу рассказать, что с вами будет через три месяца, через шесть месяцев, год. Двадцать лет, если продолжать идти той же дорогой, что и сегодня. Наоми, вы считаете, все это случайность? Это наука. Есть эксперты, прекрасно знающие, как заставить других завтра делать такие вещи, о которых сегодня они даже помыслить не могут.

Несмотря на учащенное дыхание, девушка молчала. Мне показалось, она с трудом сдерживает слезы.

Прежде чем отступить, нужно сделать несколько шагов вперед.

– Хотите знать, что вас ожидает в ближайшем будущем?

Наоми посмотрела на меня, однако промолчала.

– Вы знаете, что девушек из «Розы Дамаска» используют, чтобы компрометировать политиков? Другие девушки шепчутся об этом. К вам уже обращались, правильно? Не прямо, но обращались. Говорили что-то вроде: «Есть один интересный клиент, которому, думаем, ты должна понравиться. Мы бы хотели, чтобы ты пошла с ним и показала, как можно провести время. Если ему понравится, мы хорошо тебе заплатим». Возможно, у них снят люкс в отеле, в который вы должны были его привезти. Там они записали бы и звук, и видео. Думаю, вы отказались. Однако на вас не давили. Зачем? Они знают, что со временем вы ослабеете и сдадитесь.

– Вы ошибаетесь! – неожиданно воскликнула Наоми, чуть не воткнув мне в лицо палец.

Я посмотрел на нее:

– Если бы я ошибался, вы бы так не отреагировали.

Теперь девушка смотрела на меня обиженными и злыми глазами, губы ее трепетали, как будто она старалась найти нужные слова.

Достаточно. Пора проверить, достиг я ожидаемого эффекта или нет.

– Ну, – мягко произнес я, но она не подняла глаз. – Ну же. – Я взял ее за руку. – Извините.

Слегка сжав ее ладонь, я отпустил ее.

Наоми подняла голову и посмотрела на меня:

– Вы думаете, что я проститутка. Или что ею стану.

– Я так не думаю, – ответил я, покачав головой.

– Откуда же вы все это знаете?

Пора дать честный, но достаточно неопределенный ответ.

– Много лет назад, правда в другом контексте, я прошел через то, что сейчас происходит вокруг вас.

– Что вы имеете в виду?

На секунду я представил себе Чокнутого Джимми. И тряхнул головой, чтобы показать ей, что у меня нет желания говорить об этом.

Некоторое время мы сидели молча. Потом Наоми кивнула:

– Вы правы. Я бы не отреагировала так резко, если бы то, что вы говорили, было неправдой. Есть вещи, о которых я много думаю, но у меня никогда не получалось быть настолько честной с собой, как у вас сейчас. – Она потянулась и взяла меня за руку. Сжала ее. – Спасибо.

Я ощутил странную смесь эмоций: радость, что мои манипуляции сработали; сочувствие из-за того, с чем она вынуждена бороться; неловкость за то, что пользуюсь наивностью Наоми.

И кроме прочего, меня влекло к ней.

– Не благодарите меня, – сказал я, не поднимая взгляда и не отвечая на ее пожатие.

Через мгновение она убрала руку.

– Вы действительно хотите помочь другу?

– Да.

– Я бы помогла вам, если бы знала как. Но все, что мне известно, я уже вам рассказала.

Я кивнул, думая о Конторе и Ямаото и о том, что их связывает.

– Позвольте мне кое-что спросить у вас. Много ли европейцев бывает в вашем клубе?

Наоми пожала плечами:

– Довольно много. Может быть, десять, двадцать процентов от всех клиентов. А что?

– Вы видели, чтобы Мураками общался с ними?

Она покачала головой:

– Нет.

– А Юкико?

– Не думаю. Она довольно плохо говорит по-английски.

Неубедительно. Наоми ничего не известно. Я уже начал сомневаться, будет ли от нее вообще толк.

Я взглянул на часы. Почти пять. Скоро начнет вставать солнце.

– Пора идти, – сказал я.

Она кивнула. Я заплатил по счету, и мы вышли.

На улице было сыро, но дождь прекратился. Уличные фонари на Роппонги-дори создавали в медленных завихрениях тумана сияющие световые конусы. Улица в этот предрассветный час была пуста.

– Проводите меня домой? – спросила Наоми, глядя на меня.

– Конечно, – кивнул я.

На полпути до ее дома опять начался дождь.

– Черт! – воскликнула она. – Я забыла зонтик в «Тантре».

– Shoganai, – ответил я, поднимая воротник. – Что теперь сделаешь.

Мы пошли быстрее. Дождь усиливался. Я провел рукой по волосам и почувствовал, как ручейки потекли за воротник. Оставалось еще около полукилометра, когда раздался оглушающий удар грома и начался настоящий ливень.

– Que merda! – воскликнула она смеясь. – Мы пропали! Мы бросились бежать, но без толку. Добежали до ее дома и укрылись под навесом у заднего входа.

– Meus deus! – смеялась Наоми. – Боже! Я так не промокала ни разу в жизни!

Она расстегнула промокшее насквозь пальто, посмотрела на меня и улыбнулась.

– Когда совсем промокаешь, становится даже приятно.

Сквозь влажное платье я ощутил тепло ее тела.

– От вас прямо пар идет, – заметил я.

Наоми посмотрела на меня. Отбросила назад прядь мокрых волос.

– От этой пробежки я согрелась.

Я вытер рукой воду с лица и подумал: «Пора идти».

И остался.

– Спасибо за прекрасный вечер, – сказала она после паузы. – Вы не такой плохой парень для профессионального преследователя.

Я ответил полуулыбкой.

– Все это говорят.

Наступила неловкая пауза. Потом Наоми сделала шаг, обняла меня и прижалась лицом к плечу.

Я был поражен. Рефлекторно мои руки обхватили ее.

«Всего лишь дружеская поддержка, – подумал я. – Ты был груб с ней. Пусть у нее останутся к тебе добрые чувства».

Сквозь мокрую одежду я чувствовал жар ее податливого мягкого тела.

А, черт!

Наоми подняла лицо от моего плеча. Ее рот оказался совсем близко от моего уха. Она прошептала:

– Пойдем ко мне.

Последняя женщина, с которой я был близок, хотя следовало рассматривать ее только как составную часть операции, была Мидори.

«Не повторяй еще раз такую глупость, – подумал я. – Не приближайся к ней. Не переступай черту».

Но мои мысли жили отдельной жизнью. Казалось, никто их не слушает.

«Она девушка из бара. Откуда тебе знать, что у нее на уме?»

Звучало неубедительно. Никто не направлял ее против меня – это я преследую ее. Никто не заставлял предупреждать меня насчет жучков. Интуиция подсказывала мне, что она не обманывает.

Наоми положила мне руку на грудь:

– Вы не были… ни с кем очень долго.

Я напомнил себе, что, вероятно, именно поэтому я так долго прожил.

– Почему вы так считаете?

– Вижу. По тому, как вы смотрите на меня. – Ее рука прижалась сильнее. – Я чувствую ваше сердце, – сказала она.

Я выглянул на улицу. Дождь лил косыми серыми струями. Моя рука потянулась к ее щеке. Я закрыл глаза. Кожа ее была мокрой от дождя, а я подумал – от слез.

Наоми подняла голову, и я почувствовал, как ее щека соприкоснулась с моей. Она медленно двигала головой вверх-вниз, как будто в такт музыке, которую я почти слышал.

«Не делай этого, не будь дураком».

Я слушал собственное дыхание.

Потом начал высвобождаться, попытался оторвать свою мокрую щеку от ее. Наоми положила мне руку на затылок и остановила меня. Слегка приподняла мне голову. Уголки наших губ были совсем рядом. Я чувствовал ее дыхание у себя на щеке.

Потом мы поцеловались. Губы Наоми были горячими и мягкими. Наши языки соприкоснулись, и я одновременно думал: «О, долбаный идиот!» и «О, как хорошо!»

Я положил руки ей на талию. Наоми взяла мое лицо в ладони, и ее поцелуй стал настойчивее.

Я сжал ее бедра, потом мои руки поднялись по дуге ее ребер к грудям. Его тело излучало жар. Я услышал свой стон – звук капитуляции.

Наоми сделала шаг назад и открыла сумочку. Достала ключ и посмотрела на меня. Глаза черные, дыхание тяжелое.

– Пойдем, – сказала она и, повернувшись, вставила ключ в замок.

Дверь открылась, и мы вошли.

Пока лифт поднимался на пятый этаж, мы продолжали целоваться. Идя по коридору, мы стаскивали друг с друга одежду.

Наконец вошли в квартиру. Прихожая, в конце короткий коридор. За ней – гостиная. Все залито тусклым серым светом с улицы.

Наоми захлопнула за мной дверь и прижала меня к ней. Снова начала меня целовать, расстегивая пуговицы моей рубашки. Обычно я не чувствую себя, если не успел осмотреть все вокруг, но узкий коридор, Наоми между мной и потенциальным противником – едва ли удачный вариант для засады. Я не ощущал никаких опасных вибраций, по крайней мере тех, которых стоит опасаться. К тому же изобретение Гарри блаженно молчало.

Я стащил пальто с плеч Наоми, оно мягко упало на пол. Она целовала меня в шею, грудь, пока пальцы расстегивали ремень и брюки. Я дотянулся и начал расстегивать молнию на ее платье. Сдвинул бретельки, и платье бесшумно соскользнуло на пол. Наоми сбросила туфли.

Она пыталась снять с меня блейзер, но мокрая ткань прилипла к телу. Я освободился от него, снял рубашку. На несколько секунд Наоми положила теплую ладонь мне на живот, будто желая, чтобы я застыл в таком положении. Я чувствовал холод ее бриллиантового браслета. Потом она опустилась ниже и стала снимать с меня брюки. Остановив ее, я снял туфли и носки. Стоять в спущенных штанах – самое беспомощное положение.

Я шагнул из брюк и трусов, отбросив их в сторону. Наоми снова прижала меня к двери, обхватив руками за бедра. Ее груди и живот были теплыми, мягкими, безумно зовущими, и в тот момент мне было все равно, чего это мне может стоить. Чего это может стоить ей.

Я нежно взял ее лицо в ладони и мягко отклонил ее голову назад. Посмотрел в глаза. В тусклом свете прихожей, казалось, у них свое мягкое свечение.

Ее руки упали к моим бедрам, и она опустилась передо мной на колени. Дыхание участилось. Голой спине стало холодно, но когда ее рот поглотил меня, на какое-то время я перестал чувствовать все, кроме этого.

Рукой она прикоснулась к моему животу, я сжал ее, потом отпустил. С мягким стуком мой затылок ударился о дверь. Жесткие волосы коснулись бедра. Я чувствовал каждый из них, словно это были нити накаливания.

Я опустил руку, нащупал мочку ее уха, линию щеки, подбородка. Я громко выдыхал, напрягая живот так, что в легких не оставалось воздуха, потом делал резкий вдох через нос.

И попытался поднять ее.

Она откинула голову и посмотрела на меня:

– Я хочу закончить.

Я наклонился, подхватил ее под мышки и поднял на ноги. Одной рукой обхватил за шею, второй – взял под бедра, шагнул вперед и оторвал от пола. От удивления Наоми рассмеялась и обняла меня за шею.

– Я тоже хочу кое-что закончить, – сказал я.

Гостиная соседствовала с крохотной кухонькой и маленькой спальней. Я направился в последнюю. На полу лежал футон – хлопчатобумажный матрац. Став на него, я аккуратно положил Наоми на спину. Ее руки скользнули с моей шеи и стали гладить лицо. Обеими руками я взялся за ее стринги, она приподняла бедра, и трусики соскользнули по округлостям ягодиц. Я сорвал их с ее щиколоток и отбросил в сторону.

Упершись руками в футон, я целовал ее шею, груди, живот, пробираясь к изгибу бедер. Она схватила меня за волосы на затылке и больно потянула, но я заставил ее подождать, прежде чем сделать то, чего она жаждала.

Когда наконец это произошло, она сделала резкий выдох и еще крепче вцепилась мне в волосы. Я подтянул колени выше, обеими руками взялся за ее ягодицы и поднял их над футоном. Я слышал, как она говорила: «Еще, еще, продолжай», – чувствовал, как она обхватила меня за шею второй рукой. Подняв глаза, увидел, что мышцы ее живота напряглись, груди слегка колышутся от движений моей головы и рук.

Я не торопился. Она была чистой, соленой и одновременно сладкой на вкус. Ее пальцы перебирали мне волосы, иногда дергая, иногда вцепляясь в них, в такт моим прикосновениям. Я не суетился, несмотря на то что ее руки подгоняли меня.

Я слышал, как Наоми снова и снова повторяла «еще». Ее ноги поднялись у меня за спиной, бедра обхватили голову, закрыв уши, поэтому голос доносился до меня издалека, как из-под воды. Ноги Наоми напрягались все сильнее, пальцы продолжали сжимать мне голову. И вдруг ее тело расслабилось и в комнату вернулся звук.

Я опустил ее на футон и посмотрел на нее. В комнате стало немного светлее. Я заметил зелень ее глаз и, не задумываясь, сказал:

– Ты прекрасна.

Наоми приподнялась и взяла мое лицо в свои руки.

– Agora, venha aqui, – произнесла она на португальском. – Иди сюда.

Я приблизился к ней. Она потянулась ко мне, но у меня был свой план.

Я просунул руки ей под мышки и охватил ладонями лицо. Опустил голову и закрыл глаза – так меня когда-то учили молиться. Я чувствовал ее губы на своем лице, губы, шепчущие безмолвные слова.

Прошла минута, может быть, две. Наши движения – вперед и назад – замедлились, как волны, набегающие на берег и отступающие от него. И я понял, что готов.

Она изогнула шею, ее поцелуи стали требовательнее. Казалось, она издает что-то вроде урчания.

– Давай же, – уловил я. Ее губы тянулись к моим.

Сейчас. Все сейчас.

Она ударилась об меня, не сдерживаясь, не останавливаясь. Я держал ее лицо в руках и продолжал безудержно целовать. Она подняла колени, я почувствовал, как бедра и лодыжки скользят по мне. Мы двигались все быстрее. Наоми обхватила ногами мою спину. Я слышал, как она стонет. Спина моя изогнулась, кончики пальцев уткнулись в футон, и я дал себе разрядиться с долгим возгласом «Куссу!», в котором звучали и боль, и сладость.

Силы вытекли из моего тела, неожиданно я почувствовал себя тяжелым. Я лежал на футоне рядом с Наоми, глядя на нее, моя рука покоилась у нее на животе.

Она повернула ко мне голову:

– Это было восхитительно.

– Да, – согласился я улыбаясь. Мои конечности, казалось, превратились в желе.

Наоми положила свою ладонь поверх моей и сжала ее. Какое-то время мы не двигались. Потом она заговорила:

– Могу я что-то спросить?

– Конечно.

– Почему ты сначала сопротивлялся? Уверена, ты этого хотел. И знал, что я тоже хотела.

На секунду я закрыл глаза, заигрывая со сном.

– Возможно, я боялся.

– Боялся чего?

– Не знаю точно.

– Это мне надо бояться. Когда ты сказал, что хочешь что-то закончить, я чуть не подумала, что ты снова собираешься меня отшлепать.

Я улыбнулся, все еще с закрытыми глазами.

– Я бы так и сделал, если бы ты это заслужила.

– Если бы я тебя огорчила.

– Но ты сделала наоборот. Ты сделала меня счастливым.

Я услышал ее смех.

– Отлично. Но ты так и не сказал мне, чего боишься.

Я задумался. Дремота накрывала меня, словно одеяло.

– Привязанности. Как ты сама поняла, я давно ни с кем не был.

Наоми снова рассмеялась:

– Как мы можем привязаться? Я даже не знаю, кто ты такой.

С усилием я открыл глаза и посмотрел на нее:

– Ты знаешь это лучше, чем многие.

– Может быть, именно это тебя и пугает, – предположила она.

Я чувствовал, что если останусь здесь еще хотя бы ненадолго, то обязательно засну. Я сел и провел рукой по лицу.

– Ладно, – сказала она. – Я знаю, что тебе нужно идти.

Она права, конечно.

– Разве? – спросил я.

– Точно, – ответила она. Пауза. Потом: – Мне хотелось бы увидеться еще. Но не в клубе.

– В этом есть смысл, – согласился я, возвращаясь к своему обычному режиму безопасности. Она нахмурилась, услышав мой ответ. Я понял свою ошибку, улыбнулся и постарался исправить ее. – После сегодняшнего вечера не думаю, что мне удастся соблюдать правило «не ниже талии».

Наоми рассмеялась, но смех не был искренним.

Я воспользовался ванной, потом вернулся в прихожую, где натянул на себя все еще мокрую одежду. Она была холодной и липкой.

Наоми подошла, когда я завязывал шнурки. Она успела расчесать волосы и надела темный фланелевый халат. Ее взгляд был долгим и задумчивым.

– Попробую тебе помочь.

– Не знаю, что ты на самом деле можешь сделать.

– Я тоже. Но я хочу попробовать. Я не хочу… Я не хочу завязнуть там, откуда не смогу выбраться.

Я кивнул:

– Это хорошая причина.

Наоми сунула руку в карман халата и достала листок бумаги. Протянула руку, чтобы передать его мне, и я снова увидел бриллиантовый браслет. Я взял ее за запястье, нежно.

– Подарок? – с любопытством спросил я.

Она покачала головой:

– Это мамин.

Я взял бумажку и увидел, что на ней написан номер телефона. Я положил листок в карман и дал ей номер моего пейджера. Мне хотелось, чтобы она могла со мной связаться, если что-то обнаружится в клубе.

Я не пообещал: «Я позвоню». Не обнял – одежда слишком мокрая. Лишь быстро поцеловал, повернулся и ушел.

Тихо пробираясь по коридору к лестнице, я думал о том, что Наоми вряд ли рассчитывала снова меня увидеть. И допускал, что она права. Осознание этого было таким же слякотным, как и мокрая одежда.

Спустившись до первого этажа, я какое-то время смотрел на выход из дома. На секунду представил себе, как Наоми обнимала меня здесь. Казалось, это было так давно. Я чувствовал неприятную смесь благодарности и желания, приправленную чувством вины и сожаления.

И подобно внутренней вспышке, с холодной чистотой прорезавшейся сквозь туман моего изнеможения, до меня вдруг дошло то, что я не решался сформулировать раньше – даже самому себе, – когда она спросила, чего я боюсь.

Именно сейчас ко мне пришло осознание того, что все закончится плохо, и если не в это утро, то в следующее. Или в то, которое наступит после следующего.

Я вышел через задний ход, где не было камеры. На улице все еще лил дождь. Первый свет нового дня был серым и немощным. Я долго шагал в мокрых туфлях, пока не поймал такси, в котором и доехал до гостиницы.