Текст книги "Дождь для Джона Рейна"
Автор книги: Барри Эйслер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
8
Я принес конверт домой и принялся изучать. Сел за стол и разложил бумаги. Выделял абзацы. Записывал мысли на полях. Что-то читал. Что-то пропускал. Пытался понять структуру, схватить суть.
Объект звали Мураками Рию. Досье впечатляло базовой информацией, с которой Тацу уже кратко ознакомил меня, но было поверхностным в части реальных деталей, которые мне нужны, чтобы ближе подобраться к этому типу. Где он живет? Где работает? Что у него за привычки, какой распорядок дня? Где он бывает? С кем общается? Одни прочерки или слишком неточная информация, чтобы быть полезной.
Мураками не был призраком, но не был и гражданским лицом. У гражданских лиц есть адреса, места работы, налоговая история, зарегистрированные автомобили, медицинские карты. Отсутствие всего этого у Мураками само по себе важная информация. Она давала основу, но не целостную картину.
Ладно, нормально. Начнем с основы.
Нет информации – значит, осторожный человек. Серьезный. Реалист. Человек, который не действует наудачу, осторожен в движениях, от него нельзя ожидать большого количества ошибок.
Я отложил бумаги. Даже его партнеры по организованной преступной деятельности были из разных семей. Мураками не занимался патронатом исключительно одной из гуми якудза. Он был свободным художником, одиноким волком, связанным со многими мирами, но не принадлежавшим ни к одному из них.
Как я.
Кажется, ему нравятся бары с хостессами. Его видели в некоторых, как правило – высшего класса, где он за ночь мог потратить двадцать тысяч долларов.
Не как я.
Кутил запоминают. В моем бизнесе быть осторожным – значит стараться, чтобы тебя не запомнили. Признак импульсивности? Недостаток дисциплины? Возможно. И все же в поведении Мураками не было структуры. Не было следа, по которому можно пойти. Но что-то оно должно было означать, это периодическое выставление напоказ. Я решил обдумать это позже, потом закрыл глаза и попытался связать все, что мне было о нем известно, в более широкую картину.
Бои. Это общая тема. Но информация Тацу о том, где проходят подпольные бои, когда и под чьим покровительством, была отрывочной.
Полиция накрыла несколько, в разных местах. То, что полиция вообще накрывала бои, означало, что ей не платят за то, чтобы она этого не делала. Из чего, в свою очередь, следовало, что организаторы хотят сохранить полную секретность ценой нескольких случайных провалов. Это демонстрировало трезвость их суждений и, возможно, некоторую скупость.
Для меня это было очень плохо. Если бы полиции платили, имелись бы утечки. Утечки, о которых Тацу наверняка стало бы известно.
«Подумай еще о боях», – сказал я себе, пытаясь визуализировать картину. Бои. Это не работа для такого парня. Он киллер. Для него это развлечение.
Каковы же должны быть призовые фонды? Сколько нужно заплатить двум бойцам, чтобы они вышли на ринг, зная, что уйти оттуда скорее всего сможет только один из них?
Сколько зрителей? Сколько они платят за то, чтобы увидеть, как два человека бьются насмерть? Какие ставки делают? Сколько зарабатывает заведение?
Зрителей должно быть немного. Иначе пойдут разговоры, и вмешается полиция.
Это скорее всего энтузиасты. Поклонники. Может быть, человек пятьдесят. С каждого по сотне или две тысяч иен за вход. Ставки бесплатно. Масса денег меняет хозяев.
Я откинулся в кресле, сцепив пальцы на затылке и прикрыв глаза. Победитель получает двадцать тысяч долларов в иенах. Проигравший – пару тысяч за труд, если, конечно, останется в живых. Если нет, еще пара тысяч идет команде, которая избавляется от тела. Минимальные накладные расходы. В карманах заведения оседает около восьми штук. Не так мало за один вечер.
Мураками нравится драться. Черт, «прайда» ему должно быть мало. Ему нужно больше. И не из-за денег. «Прайд», с его маркетингом и «платой за просмотр» приносил бы гораздо больше и победителям, и побежденным.
Нет. Для этого парня деньги не главное. Дело в ощущениях. Близости смерти. Кайфе, который можно получить, только убивая человека, делающего все, чтобы убить тебя.
Мне знакомо это чувство. Оной восхищает, и вызывает отвращение. И у очень немногих людей, которые могут жить и оставаться верными своей природе только в роли крутейших наемников, оно становится непреодолимой тягой.
Эти люди живут, чтобы убивать. Убийство для них – единственная реальность.
Я знал одного из них. Это мой лучший друг. Чокнутый Джимми.
Я вспомнил, как Джимми отрывался после возвращения с задания. Он бушевал, и не только морально – казалось, весь его организм бурлил и пенился, а горячий воздух колебался над его телом. Лишь в такие моменты Джимми бывал разговорчивым. Когда он рассказывал, как прошла миссия, глаза его наливались кровью, а рот искажала маниакальная ухмылка.
Он показывал трофеи. Скальпы и уши.
«Они мертвы! Я жив!»
В Сайгоне он всех угощал пивом. Покупал шлюх. Закатывал попойки. Чтобы праздновать, Джимми нужна была компания.
«Я жив! Они мертвы, а я жив, вашу мать!»
Я подался вперед в кресле и прижал ладони к поверхности стола. Открыл глаза.
Счета из баров!
Ты только что убил и выжил. Это нужно отпраздновать. Тебе заплатили наличными. Веселись как можешь.
Похоже на правду. Кажется, я начал понимать этого парня, и вот-вот нащупаю ниточки, по которым смогу подобраться к нему поближе.
Он любит бои. Его тянет к кайфу. Но он человек серьезный. Профессионал.
Отрабатываем назад. Он должен тренироваться. И не по месячному абонементу в зальчике-додзо по соседству. Даже не в одном из более серьезных мест, таком как Кодокан, где оттачивают свои навыки дзюдоисты из полиции. Ему нужно нечто более серьезное, и он обязательно должен это найти.
Найди это место, и ты найдешь его.
Я пошел прогуляться вдоль реки Окава. Громадный контейнер для мусора бессмысленно и вяло покачивался на зеленой воде. Летучие мыши проносились мимо, охотясь за насекомыми. Двое мальчишек свесили удочки с бетонной набережной, бог знает что надеясь вытащить из грязной жидкости.
Я дошел до таксофона и набрал номер, который дал мне Тацу.
Он снял трубку после первого же звонка.
– Можешь говорить? – спросил я его.
– Да.
– Наш человек тренируется перед боями. Не в обычном додзо.
– Думаю, ты прав.
– Есть ли у тебя информация, где бы это могло быть?
– Ничего, кроме того, что было в конверте.
– Ладно. Вот что мы ищем. Небольшой спортивный зал. На триста квадратных метров или около этого. Не в престижном районе, но и в не слишком отдаленном. Малоизвестный. Без рекламы. С крутой клиентурой. Организованная преступность, байкеры, торпеды. Люди, которых знают в полиции. Склонные к насилию. Слышал о подобных местах?
– Не слышал. Но знаю, где можно проверить.
– Сколько времени тебе понадобится?
– День. Может быть, меньше.
– Что бы ни нашлось, помести на доску объявлений. Пришли сообщение на пейджер, когда будешь готов.
– Хорошо.
Я повесил трубку.
Сообщение пришло на следующее утро. Я отправился в интернет-кафе в Умеда, чтобы проверить доску объявлений. Послание Тацу состояло из трех фрагментов информации. Первый – адрес: Асакуса, 2-тёмэ, номер 14. Второй – человека, похожего на Мураками, видели там. И третий – покойный качок был одним из организаторов того, что в этом додзо могло происходить. Первый фрагмент информации подсказал мне, куда идти. Второй дал понять, что это стоит сделать. Третий подал идею, как пробраться внутрь.
Я составил сообщение, в котором попросил Гарри проверить, звонил ли мой бывший партнер по занятиям тяжелой атлетикой и получал ли вызовы на свой мобильный через ближайшую к адресу на Асакуса ретрансляционную вышку. На основании информации Тацу я хотел надеяться, что да. Если так, то подтвердится и факт, что мой качок проводил время в этом додзо, и его должны здесь знать. В таком случае я смогу на него сослаться. Я также спросил Гарри, не слышал ли он в последнее время чего-нибудь от агентов, работающих на правительство США. Загрузил сообщение на доску объявлений и послал сигнал на пейджер.
Через час на пейджер пришел ответ. Я проверил доску объявлений и открыл сообщение. Никаких неожиданных визитов, рядом с этой новостью – веселая рожица смайлика. И список звонков тяжелоатлета, которые обрабатывались вышкой на Асакуса. Мы снова были в деле.
Я сообщил Тацу, что намерен ознакомиться с местом и расскажу ему о том, что обнаружу. Написал, чтобы он оказал поддержку Араи Кацухико, имя которого я использовал в клубе тяжелоатлета. Араи-сан наверняка был из провинции, чем объяснялся недостаток у него контактов здесь. Небольшая отсидка в местной тюрьме, скажем, за драку, была бы большим плюсом. Трудовой стаж в какой-нибудь местной компании, но без прямого контроля со стороны бандитов – идеальный вариант. Любой, кто бы ни решил проверить меня – а я был убежден, что если все пойдет, как я надеялся, то так и будет, – увидит простую историю человека, который решил порвать с прошлым и приехал в большой город, чтобы начать все сначала.
Я сел на скоростной экспресс и прибыл на Токийский вокзал около полуночи. На этот раз остановился в «Империал-отеле» в Хибия – еще одной гостинице в центре, компенсирующей отсутствие стиля свойственного, скажем, «Сейю Гинза», «Чинзансо» или «Марунучи фор сизонз», размером, анонимностью, множеством входов и выходов. «Империал» – последнее место, где я был с Мидори, но выбрал я его исключительно из соображений безопасности.
На следующее утро я проверил доску объявлений. Тацу обеспечил меня всеми необходимыми личными данными, а также сообщил, в какой секции автоматических камер хранения на токийском вокзале я смогу найти соответствующие документы. Я прочитал сообщение несколько раз, запомнил его, а потом удалил.
Я проделал ПОС, которая прошла через токийский вокзал, где я изъял необходимые мне документы, и закончилась на станции Тораномон полиции Гинза – старейшей подземной линии метро города. Там я пересел на поезд в направлении Асакусы. Асакуса, на северо-востоке города, – это то, что осталось от ситамачи – центральной части древнего Токио.
Асакуса 2-тёмэ располагается на северо-западе от станции, поэтому я прибыл к нему через Сенсодзи, храмовый комплекс района Асакуса. Я вошел через Каминаримон, Врата Грома, которые, говорят, защищают Каннон, богиню милосердия, поклонению которой и служит весь комплекс. Родители привозили меня сюда, когда мне было пять лет, и вид трехметрового красного бумажного фонаря на воротах – одно из моих самых ранних воспоминаний. Мама настояла, чтобы мы отстояли очередь в магазине Токивадо за каминари окоси, характерными для Асакусы сладостями. Отец был недоволен тем, что пришлось томиться из-за этого туристического нонсенса, но мать не обращала на него внимания. Каминари были восхитительны – хрустящие и сладкие, – пока мы их ели, мама смеялась и все спрашивала меня: «Oichi, ne? Oichi, ne?» («Вкусно? Вкусно?»)
Я остановился перед храмом Сенсодзи и огляделся. Вокруг бурлил водоворот восхищенных туристов, торговцев, зазывающих потенциальных покупателей, визжащих школьников, отбивающихся от банды голубей, для которых комплекс стал родным домом. Кто-то потряхивал омикудзи, кружкой-прорицательницей, полной монет достоинством в сто иен, брошенных туда в надежде на хорошие вести. Ароматный дым от гигантской медной курильницы окоро струился в прохладном воздухе, одновременно сладковатый и кисловатый. Группы людей толпились вокруг курильницы, обмахивая дымом те части тела, которые надеялись исцелить с помощью его волшебных свойств. Старик в рыбацкой шляпе собирал клубы дыма у себя в паху, с удовольствием смеясь при этом. Гид пытался организовать групповое фото, но волны прохожих постоянно отгораживали его от туристов. Огромные Врата Ходзомон молча взирают на все это, погруженные в раздумье, благородные, привыкшие за десятилетия к гомону туристов, безумным фотографам, помету, скопившемуся на свесах крыш, как воск от жертвенных свечей.
Я шел в западном направлении. Шум спал, уступив место странной, гнетущей тишине, повисшей надо мной, словно дым. В стороне от подпитываемой туристами активности Сенсодзи создавалось впечатление, что Асакуса смертельно поражен десятилетним спадом Японии.
Я продолжал идти, вертя головой по сторонам, рассматривая окружающее. Справа грустил парк развлечений Ханаясики, его пустое колесо обозрения бесчувственно вращалось на фоне пепельного неба. Пешеходная эстакада позади была отдана нескольким голубям, прилетевшим сюда со стороны храмового комплекса; редкое хлопанье крыльев эхом отдавалось вокруг. То тут, то там попадались кучки бездомных, собирающих окурки. Почтальон вынул несколько писем из почтового ящика и заторопился дальше, словно опасаясь, что может заразиться какой-то болезнью, которая уже уничтожила население района. Владелец кофейного магазинчика тихонько сидел в глубине своего пустого заведения в ожидании давно исчезнувшей клиентуры. Даже салоны пачинко были пусты, а искусственно веселая музыка продолжала нестись из дверей.
Я повернул за угол в конце улицы, которую искал. Крепко сложенный парень-японец с бритой головой и глазами, спрятанными под темными очками, стоял, прислонившись к стене. Я понял, что это часовой. Точно, с другой стороны улицы должен быть его близнец.
Пройдя мимо парня, через несколько шагов я, как бы случайно, обернулся. Парень смотрел на меня и что-то говорил по рации. Улица тихая, а я не похож на пенсионера, обитающего по соседству. Переговоры, наверное, были рутинными: кто-то идет, не знаю кто.
Наконец я нашел нужный дом – неприметное двухэтажное здание с оштукатуренным фасадом. Дверь старая, из толстого металла. Три ряда крупных болтов пересекали ее горизонтально, возможно, с внутренней стороны они были закреплены на поперечных балках. Болты словно говорили: «Посетителей не принимаем».
Я оглянулся по сторонам. Позади меня виднелся синий гофрированный сарай, совсем дряхлый, с ввалившимися внутрь окнами, напоминавшими глаза у трупа. Справа – крохотная прачечная-автомат, три стиральные и три сушильные машины выстроились друг напротив друга двумя аккуратными рядами, как будто их приготовили на выброс. Пожелтевшие стены украшены отваливающимися плакатами. На полу – рассыпанный стиральный порошок и окурки. На стене – покосившийся автомат, предлагающий клиентам, которыми могли быть только призраки, мыло по пятьдесят иен за кусок.
На грязной стене справа от двери здания я увидел маленькую черную кнопку, я нажал на нее и стал ждать.
На уровне головы открылась дверца. Пара глаз, слегка налитых кровью, рассматривала меня с другой стороны сквозь металлическую сетку.
– Я здесь, чтобы тренироваться, – сказал я по-японски.
Прошло несколько секунд.
– Здесь не тренируются, – последовал ответ.
– У меня четвертый дан дзюдо. Это место мне порекомендовал мой друг. – И я назвал имя мертвого тяжелоатлета.
Глаза за сеткой сузились. Дверца закрылась. Я ждал. Прошла минута, потом еще пять. Дверца снова открылась.
– Когда Исихара-сан порекомендовал вам этот клуб? – спросил обладатель другой пары глаз.
– Около месяца назад.
– Вы долго сюда добирались.
Я пожал плечами:
– Меня не было в городе.
Глаза наблюдали за мной.
– И как Исихара-сан?
– Когда я видел его в последний раз, был в порядке.
– И когда это было?
– Около месяца назад.
– И вас зовут?..
– Араи Кацухико.
Человек продолжал смотреть не мигая.
– Исихара-сан никогда не упоминал вашего имени.
– А должен был?
Так и не мигнул.
– В нашем клубе есть обычай. Если член клуба говорит о нем не члену, он также называет имя не члена в клубе.
Я выдержал его взгляд.
– Я не знаю ваших обычаев. Исихара-сан сказал, что для меня это самое подходящее место. Могу я здесь тренироваться или нет?
Он посмотрел на мою спортивную сумку.
– Вы хотите тренироваться прямо сейчас?
– Для этого я и приехал.
Дверца снова закрылась. Через мгновение дверь распахнулась.
За ней находилась небольшая прихожая. Шлакобетонные блоки, отваливающаяся серая краска. Владелец глаз еще раз бегло осмотрел меня. Я не произвел на него впечатления. На таких никто не производит впечатления.
– Вы можете тренироваться, – сказал он.
Он был босиком, в шортах и футболке. Метр восемьдесят ростом и около восьмидесяти кило весом. Плотного сложения, короткие черные с проседью волосы, на вид около шестидесяти. Чувствуется, что в прошлом он был опасным противником, да и сейчас он все еще выглядит крепким парнем.
– Sore wa yokatta, – ответил я. – Хорошо.
Позади плотного человека, справа от него, стоял жилистый экземпляр небольшого роста, слишком темнокожий для японца, с головой, выбритой до синевы. Я узнал налитые кровью глаза – эта же пара в самом начале наблюдала за мной сквозь сетку. Невысокий по сравнению с первым, он излучал что-то напряженное и непредсказуемое.
Этот парень казался опасным. Не имея возможности использовать для устрашения рост, таким приходится учиться драться. Знаю, сам был такой, пока не заматерел в армии.
Прихожая примыкала к прямоугольному помещению метров семь на десять, пропахшему застарелым потом. На полу, почти полностью покрытом татами, полдюжины мускулистых экземпляров занимались чем-то вроде рандори – спарринга. На них были шорты и футболки, как на человеке, открывшем мне дверь, а не дзюдоги – кимоно для дзюдо. В одном из углов татами кто-то практиковался в ударах локтями и коленями на манекене в рост человека. Голова манекена, его шея и грудь были облеплены клейкой лентой.
В другом углу на толстых цепях свисали две тяжелые груши. Большие, килограммов по семьдесят, не меньше. Над ними работала пара ребят с толстыми шеями и перманентом в стиле якудза; на руках у них не было ни перчаток, ни бинтов, удары не резкие, но крепкие. Так! так! так! – звуки реверберировали в замкнутом пространстве.
Отсутствие повязок на запястьях заинтересовало меня. Боксеры бинтуют их, чтобы не повредить. Но ты начинаешь зависеть от бинта и уже не знаешь, как нанести удар без него. Даже Майк Тайсон однажды сломал кисть, когда в ночной драке ударил другого боксера голой рукой. В настоящей драке если ломаешь руку – проигрываешь бой. И если бы ты дрался за жизнь, потерял бы и ее.
Отсутствие дзюдоги также интересно, особенно в приверженной традициям Японии. Пурист скажет, что тренировка в дзюдоги более целесообразна, чем без него, потому что, в конце концов, люди редко дерутся голыми. Однако современные наряды – футболка, например, – часто воспринимаются как отсутствие одежды, не то что плотное ги с поясом. Поэтому тренировка в ги все же не обязательно будет вершиной реализма.
Все эти признаки указывали на то, что передо мной люди серьезные.
– Переодеться можно в раздевалке, – сказал «соль с перцем». – Разомнитесь и можете попробовать немного рандори. Посмотрим, почему Исихара-сан думал, что это походящее для вас место.
Я кивнул и направился в раздевалку. Сырое помещение, на полу грязный серый ковер. Полдюжины потертых металлических шкафов разместились с каждой стороны солидной наружной двери с номерным замком. Я надел холщовые штаны для дзюдо и футболку, а куртку оставил в сумке. Лучше смешаться с толпой.
Вернувшись в зал, начал разминку. Никто, казалось, не обращал на меня никакого внимания, кроме темнокожего парня, который наблюдал, как я разминаюсь.
– Рандори? – спросил он тоном, в котором было больше вызова, чем приглашения.
Я кивнул, отводя глаза от его тяжелого взгляда. Для меня турнир уже шел полным ходом, и я предпочитаю, чтобы противники меня недооценивали.
Я проследовал за ним на середину мата – покорно и немного испуганно.
Мы ходили кругами, и каждый ожидал, пока другой откроется. Боковым зрением я видел, что остальные прекратили тренировку и наблюдают за нами.
Я зацепил его правую руку левой и нырнул под нее простым и эффективным приемом, который знал с первых боев в школе в Америке. Парень оказался быстрым: бросил свою руку вниз, сжался и по часовой стрелке вывернулся из захвата. Я немедленно перевел атаку на левый край, но он отлично парировал и там. Нет проблем. Ложные выпады, прощупывание защиты – это еще не то, что я умею по-настоящему.
Я вышел из режима нападения и начал выпрямляться. Немедленно увидел, как его нога взлетела вверх, и дуновение воздуха коснулось моего правого виска. Левый хук. Ух ты! Я резко выбросил левую руку в образовавшуюся брешь и наклонил голову вперед. Удар пришелся мне по затылку.
Я сделал быстрый шаг назад.
– Kore ga randori nanoka? Bokushingu janaika? – спросил я. – Мы будем заниматься рандори или боксом?
Я выглядел более озабоченным, чем был на самом деле. Я немного занимался боксом. И не всегда в перчатках.
– Так мы здесь занимаемся рандори, – ответил он усмехаясь.
– Без правил? – спросил я с напускным беспокойством. – Не уверен, что мне это нравится.
– Если не нравится – не тренируйся здесь, дзюдоист, – сказал он, и я услышал, как кто-то засмеялся.
Я посмотрел по сторонам, как будто в замешательстве, но это была обычная проверка того, что меня окружает. Адреналин вызывает туннельное зрение. Опыт и желание выжить расширяют туннель. Лица на татами излучали готовность к развлечению.
– Я не совсем чтобы привык к таким штукам, – сказал я.
– Тогда убирайся с татами! – брызнул он слюной.
Я снова посмотрел по сторонам. На подставу не похоже. Будь это ловушкой, они не танцевали бы со мной поодиночке.
– Ладно, – сказал я, хмурясь, как слабак, пытающийся выдать себя за крутого парня. Разыгрывая из себя жертву. – Пусть будет по-вашему.
Мы снова сошлись. Я наблюдал за его выпадами. Он любит вести правой ногой. Темп ударов постоянный – слабость, которую он, вероятно, компенсирует быстротой.
Ему нравятся удары понизу. Правой ногой – сильный прямой вперед, левой – сбоку наотмашь, и возврат в оборонительную позицию. Я принял два таких удара в правое бедро. Больно. Но терпимо.
Правая нога снова пошла вверх. Когда она была в нескольких миллиметрах над татами, и парень уже готов был нанести удар, я резко рванулся вперед, правой рукой захватил его за шею сзади, а левой – за правую лодыжку. Его шеей я воспользовался для поддержания своего веса, а голову тянул вниз, лишая противника равновесия. Перевернув его, ударил локтем в грудь. С блокированной лодыжкой телу парня некуда было деваться, кроме как вернуться на татами.
При падении я удержал лодыжку, одновременно дернув ее вверх и влево и крутанув по часовой стрелке. Я давил на его бедро, одновременно удерживая лодыжку перед собой. Одним мягким движением зажал ее правым бицепсом, обхватил пальцами левой руки пальцы его ноги и рванул вниз в противоположных направлениях. Лодыжка сломалась со звуком, напоминающим удар киянки по дереву. Освободившееся от захвата бедро отлетело. Порвались сухожилия и связки.
Бедняга испустил громкий крик и попытался отбиться второй ногой. Бесполезно, его нервная система уже была перегружена болью.
Я встал и повернулся к нему. Лицо парня стало зеленым и покрылось маслянистым потом, как будто с ним вот-вот случится конфуз. Он держался за колено покалеченной ноги и огромными глазами смотрел на болтающуюся ступню. Сделал судорожный вдох, еще один, поглубже, а потом испустил громкий вопль.
Повреждения лодыжки болезненные, я знаю. Я видел немало сломанных ног, которым случилось натолкнуться на мои.
Парень вдохнул еще воздуха и снова заорал. Если бы мы были одни, я бы свернул ему шею, только чтобы он заткнулся. Я обвел взглядом помещение, раздумывая, не будет ли у меня проблем с его товарищами.
Один из них, длинноногий парень с фигурой Адониса и коротко подстриженными, обесцвеченными перекисью волосами, выкрикнул «Эй!» и направился в мою сторону.
Человек с черно-белыми волосами преградил ему путь.
– Ii kara, ii kara, – произнес он, подталкивая Адониса назад. – Хватит, хватит.
Адонис отступил, но продолжал сверлить меня враждебным взглядом.
«Соль с перцем» повернулся и подошел туда, где стоял я. На его лице было выражение легкого изумления, совсем не напоминавшее улыбку.
– В следующий раз лучше контролируйте себя, когда примените двойной замок, – произнес он безразличным тоном.
Темнокожий корчился от боли. Адонис и пара других парней подошли, чтобы помочь ему.
– Я бы так и сделал, – пожал я плечами. – Но он сказал: «без правил».
– Это правда. Он, наверное, последний, кто сделал вам такое предложение.
Я посмотрел на него:
– Мне нравится здесь. Кажется, вы ребята серьезные.
– Так и есть.
– Ничего, если я буду тренироваться у вас?
– С четырех до восьми каждый вечер. По утрам тоже, ты сможешь работать с восьми до полудня. Здесь есть взносы, но об этом поговорим позже.
– Вы здесь главный?
– Что-то вроде того, – улыбнулся он.
– Я Араи, – сказал я с легким поклоном.
Кто-то принес носилки. Темнокожий парень стучал зубами и хныкал. Кто-то сделал ему замечание.
– Urusei na! Gaman shiro! Заткнись! Ты должен терпеть боль!
– Васио, – ответил «соль с перцем», поклонившись в ответ. – Кстати, вы не знали, что Исихара-сан недавно умер?
– Нет, не знал. – Я поднял бровь.
Он кивнул:
– Несчастный случай в его спортзале.
– Печально слышать. А спортзал все еще работает?
– Один из партнеров Исихары-сан заменил его.
– Хорошо. Впрочем, у меня такое чувство, что теперь я буду проводить больше времени здесь.
Он усмехнулся:
– Yaroshiki. Я очень рад.
– Yaroshiki.
Вопрос Васио о смерти Исихары не был неожиданным. Смерть тяжелоатлета была очень похожа на несчастный случай. Даже если они сомневались, действительно ли это так, у них не больше причин подозревать меня, чем любого, кто там тренировался.
Конечно, если расспросы на эту тему продолжатся, особенно если они станут более направленными, я вполне могу изменить свое мнение.
Я пришел на следующий день, и на следующий тоже – никаких признаков. Это меня устраивало. Приятно было вернуться в Токио, и я надеялся, что могу позволить себе провести еще несколько дней здесь, если буду осторожен. Кроме того, тренироваться, одновременно делая работу, – это здорово. Не совсем похоже на здоровую жизнь инструктора по аэробике, но если бы вы знали, как иной раз надоедает всю ночь следить за кем-то из фургона, пить холодный кофе и мочиться в пластиковую бутылку!
На четвертый день я пришел вечером. Три раза подряд в одном и том же месте в одно и то же время – это максимум, что могла выдержать моя параноидальная нервная система. Я удивился, снова увидев одни и те же лица. Некоторые из этих экземпляров тренировались по два раза в день. Интересно, чем они зарабатывают на жизнь? Криминалом, наверное. А что? Сам себе босс, расписание свободное.
Я обменялся приветствиями с Васио и теми, с кем успел познакомиться, потом переоделся в раздевалке. Одна из больших груш была свободна, и я начал отрабатывать на ней комбинации локоть – колено. Минута интенсивной атаки – тридцать секунд отдыха. Чтобы следить за временем, я посматривал на небольшие часы на стене.
Со скоростью и силой у меня все в порядке. С выносливостью тоже. Время восстановления, конечно, не то, что раньше, но постоянное употребление жидких аминокислот для мышц, глюкозамина для суставов и когнамина для рефлексов, кажется, оправдывает себя.
Во время одной из пауз я почувствовал, что народ притих и прекратил работу. Общее внимание куда-то переключилось, атмосфера в зале изменилась.
Я обернулся и увидел человека в плохо сидящем темно-синем двубортном пиджаке с широкими лацканами и слишком заметными накладными плечами. Такой пиджак должен придавать развязный и самодовольный вид, даже если стоять не двигаясь. По обеим сторонам от незнакомца два крепких экземпляра, одетых попроще, оба с химией на головах – якудза. Габариты и выправка выдавали в них телохранителей.
Они, наверное, только что вошли. Человек в пиджаке говорил с Васио, который внимательно слушал его, стоя в какой-то очень неловкой позе.
Наблюдая за ними, я заметил, что многие делают то же самое. Новый гость был не выше метра семидесяти, но массивная шея говорила о том, что в нем не меньше восьмидесяти пяти – девяноста килограммов. Уши его представляли собой изуродованную шрамами массу, которая обращала на себя внимание даже в Японии, где скарификация отнюдь не редкость среди бойцов дзюдо и кендо.
Васио показывал на тренирующихся парней. Гость кивал.
Тридцатисекундный отдых закончился, и я снова обратился к груше. Левый локоть. Правый апперкот. Левое колено. И снова.
После очередной минуты тренировки я оглянулся. Васио и гость шли в мою сторону. Телохранители остались у двери.
– Эй, Араи! – позвал Васио, когда они были метрах в двух от меня. – Chotto mate. Постой минутку.
Я поднял полотенце с пола и вытер лицо. Они подошли ближе, и Васио сделал жест в сторону стоящего рядом с ним человека.
– Хочу представить тебя, – сказал он. – Один из попечителей нашего додзо.
Я уже знал, кто это. Описание Тацу было точным: левая щека плоская, с другой же стороны выдавалось нечто, напоминающее кратер с зазубренными краями, размером с мяч для гольфа. Я представил себе, как в это место впивается собака и не отпускает, даже когда ее пытаются оторвать.
Что-то подсказывало мне, что для пса дело закончилось хуже.
Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом – впрыск свежей струи адреналина в сосуды. Моя реакция на драку тонко заточена, и присутствие этого парня для нее – как песня.
– Араи, – представился я с легким поклоном.
– Мураками, – в свою очередь, кивнул он; голос его напоминал рык, ни больше ни меньше. – Васио говорит, ты неплохо дерешься.
На лице его читалось сомнение.
Я пожал плечами.
– Завтра вечером будет бой, – продолжал он. – Мы проводим их время от времени. Большинство платит по сто тысяч иен за вход, но члены додзо проходят бесплатно. Тебе интересно?
Сто тысяч иен – я вплотную приблизился к их экономической кухне. И если этот парень так спокойно выдает приглашение, значит, кто-то должен был меня проверить. Спасибо Тацу, что устроил личную жизнь Араи.
Я снова пожал плечами:
– Конечно.
Мураками посмотрел на меня – глаза его были пусты, словно сфокусированы на чем-то позади меня.
– Бой начинается ровно в десять. Люди приходят чуть пораньше, чтобы сделать ставки. Этот мы проводим в Хигаси Синагава 5-тёмэ. Как раз напротив острова Теннодзу, через канал.
– Район гавани? – спросил я.
Не скажу, чтобы я часто бывал в той части Токио. Это на юго-востоке, рядом мясоперерабатывающие заводы, очистные сооружения, теплоэлектростанция и оптовые склады – следствие функционирования гигантского токийского порта. Полагаю, ночью сие достопримечательное место будет совершенно пустынным.
– Правильно. Адрес – номер восемьсот двадцать пять. Склад, на воротах нарисован иероглиф «транспорт» в большом круге. По другую сторону от яхт-клуба «Леди Кристал». Справа, если идти от монорельса. Найти будет нетрудно.
