Текст книги "Дождь для Джона Рейна"

Автор книги: Барри Эйслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Канезаки повернулся к нему с выражением полной неуверенности:

– Ну, вначале я думал, чтобы кто-то не из Конторы сегодня вечером проверил, не следят ли за мной. Так я узнал бы, наблюдают за мной, подставляют или что там еще. Но не вы. Вы же…

– Я из Кэисацутё, – улыбнулся Тацу.

– Правильно. Я бы не хотел, чтобы японское ФБР наблюдало за встречей ЦРУ с японским источником.

– Я думал, сегодняшняя встреча фиктивная, цель ее – проверить твою теорию насчет того, что кто-то желает нанести ущерб твоим источникам.

– Она и есть фиктивная. Но я заполнил все бумаги так, как будто она реальная. Если меня поймают с вами, последствия будут такими же.

Тацу пожал плечами:

– Если кто-то увидит нас вместе, ты можешь сказать, что разрабатываешь меня в качестве источника. Как следствие первого контакта между тобой и шефом Станции Биддлом, когда вы занимались поисками нашего друга.

Канезаки посмотрел на него:

– А может быть, я и разрабатываю вас.

«Тацу знал, что ты можешь это сказать, малыш», – подумал я.

– Видишь, – кивнул Тацу. – Не так уж неправдоподобно.

Я вспомнил о старом выражении игроков в покер: «Если ты смотришь на игроков и не можешь распознать чайника, значит, чайник – ты».

Долгое время все молчали. Потом Канезаки глубоко вздохнул:

– Просто не верю, что я это делаю. Я ведь могу попасть в тюрьму.

– За встречу с потенциально важным источником? – спросил Тацу, и я понял, что сделка совершена.

– Точно. – Канезаки скорее обращался к себе, чем к окружающим. – Это точно.

Мне вспомнилось еще одно выражение: «Легче всего продать продавцу».

Тренинг, нацеленный на то, чтобы убедить источник подписать расписку. Канезаки практически хвастался, насколько искусно хороший оперативник может это проделать. И все же он переступил черту, даже не опустив глаза, чтобы убедиться, что она действительно существует.

Я подумал о красочных описаниях пищевой цепи, когда маленькую рыбу проглатывает рыба побольше, а ту – рыба еще больших размеров.

Взглянув на Канезаки, я подумал: «По крайней мере Тацу не предаст тебя. Если только не будет безусловно обязан это сделать».

18

Мы разошлись. Канезаки отправился на свою «встречу», а Тацу – расставлять людей, чтобы те отработали возможную слежку за ним. Договорились снова встретиться в «Кристи» через два часа. Я спросил Тацу, прежде чем он ушел, не удалось ли ему достать для меня еще один пистолет. Он отрицательно покачал головой.

Я недолго побродил по антикварным салонам в цокольном этаже находящегося неподалеку Ханаэ-Мори-билдинга. Повосхищался изысканными стеклянными камеями в стиле ар-нуво братьев Даум из Нанси и Эмиля Галле. Я потерялся в маленьких мирах, изображенных на этих вазах и бокалах: зеленый луг, с висящими над ним стрекозами; мельницы, спящие под снежными одеялами; лес, деревья которого, казалось, качаются в своих стеклянных гранях.

В «Кристи» я вернулся задолго до нашей следующей встречи, но не стал ждать внутри. Вместо этого проверил места, которыми могла бы воспользоваться команда наблюдателей, если бы кто-нибудь интересовал их в заведении. Удостоверившись, что места не заняты, я, как зловещий токийский ворон, уселся в темноте возвышения справа от кафе, обозревая вход. Только после того как увидел возвращающегося Канезаки, а потом Тацу, и только после того, как убедился, что за ними никто не следит, я спустился и присоединился к ним.

– Мы уже ждем, – сказал Тацу, когда я вошел. – Не хотели начинать без тебя.

– Извините. Меня задержали.

Он посмотрел на меня так, как будто совершенно точно понял, что вызвало мою задержку, потом повернулся к Канезаки:

– Я взял двух сотрудников, чтобы наблюдали за местом, где должна была состояться ваша мнимая встреча. Мы обнаружили там человека, пытавшегося сфотографировать происходящее.

Глаза Канезаки вылезли из орбит.

– Сфотографировать?

Тацу кивнул.

– И что вы сделали? – спросил он.

– Мы задержали этого человека.

– О Боже, – проговорил Канезаки, представляя, наверное, заголовки завтрашних газет. – Официальный арест?

Тацу покачал головой:

– Неофициальный.

– И кто он такой?

– Его зовут Эдмунд Гретц, – ответил Тацу. – Приехал в Токио три года назад в надежде заработать на жизнь в качестве свободного фотографа, с мечтой о шикарных моделях на взлетных полосах. В результате ему пришлось давать уроки английского в разных японских корпорациях. Но неожиданно ему все же удалось найти заинтересованных в его таланте фотографа.

– ЦРУ? – Канезаки побледнел.

– Да. Он на контракте. Полгода назад прошел курс ведения наблюдения, курс борьбы с наблюдением и всяких других тайных штучек. С тех пор Контора обращалась к нему три раза. В каждом случае ему сообщали место и время, где должна была состояться встреча, он должен был фотографировать встречу все время, пока она продолжалась.

– Откуда он знал, кого нужно снимать?

– Ему дали фотографию этнического японца, который всегда должен быть участником встречи.

– Мою.

– Да.

Я покачал головой от удивления и подумал, что слова «козел отпущения» должны быть написаны на его визитной карточке.

– А начальник Гретца… – пробормотал Канезаки.

– Шеф Станции, – подсказал Тацу. – Джеймс Биддл.

– Тот же человек, которому понадобились расписки.

– Точно, – подтвердил Тацу.

– Представляю себе, как этот парень ломал себе голову, чтобы хоть что-то понять, – сказал я.

Тацу покачал головой:

– Гретц всего лишь мелкая сошка с некоторыми навыками по ту сторону объектива. Он ничего не знает. Его главная забота: чтобы никто не выяснил, что мы его подловили. Он не хочет потерять прибыльную халтурку и быть депортированным.

– Вы не смогли больше ничего узнать у него? – спросил Канезаки.

Тацу сделал неуверенное движение:

– Мои люди расспрашивали его не слишком вежливо. Не думаю, что у него осталось еще что добавить.

– Что он делает с фотографиями, после того как заканчивает съемку? – спросил Канезаки.

– Относит снимки Биддлу, – ответил Тацу.

Канезаки застучал пальцами по столу.

– А что он собирался делать с последними фотографиями? Почему он следил за мной?

– У меня, наверное, есть возможность узнать это, – сказал Тацу.

– Как это?

Тацу покачал головой:

– Еще рано. Позволь мне осторожно навести некоторые справки. Я вскоре свяжусь с вами.

Глаза Канезаки слегка сузились.

– Почему вы мне помогаете? – спросил он.

Тацу посмотрел на него.

– У меня есть свои причины стремиться к тому, чтобы скандала не было, – ответил он. – Среди них – желание, чтобы реформаторы, которым вы пытались помогать, в результате всего этого не пострадали.

Канезаки сник. Ему было страшно. Бедняге хотелось верить, что у него есть друг.

– О’кей, – только и проговорил он и встал, чтобы уйти. Потянулся в карман куртки, достал оттуда визитную карточку и протянул ее Тацу. – Прошу вас, свяжитесь со мной, когда узнаете еще что-нибудь, – попросил он.

Тацу тоже встал и в ответ вручил ему карточку.

– Обязательно.

– Благодарю вас, – сказал Канезаки.

Тацу низко поклонился и ответил:

– Kochira koso. Вам также.

Я подождал минутку, пока Канезаки не исчез, потом сказал:

– Пошли.

Тацу понял. Однажды, еще подростком, я вышел победителем в драке. Парень, которого я избил, ушел, а я остался наслаждаться ощущением своего героизма. Беда наступила, когда через полчаса этот парень вернулся, на сей раз с парой друзей. Втроем они выбили из меня всю дурь. Урок того стоил. Тогда я и выучил, что когда встреча окончена, уходи, если не хочешь, чтобы кто-то вернулся к тебе.

Мы пошли в сторону Инокасира-дори, мимо спокойной темноты парка Йоёги по правую сторону.

– Как прошло сегодня? – спросил я, пока мы шли. – С женой твоего человека… его вдовой.

Прошло несколько секунд, прежде чем Тацу ответил.

– Фудзимори-сан, – сказал он, и я не был уверен, говорит ли он о своем погибшем товарище или его жене. – Мне посчастливилось провести всего три таких беседы за все время моей работы в Кэисацутё.

Мы продолжали идти молча. Потом я спросил:

– Удалось найти какой-нибудь след Мураками?

– Нет. – Тацу покачал головой.

– Человек, которого вы допрашивали?

– Пока ничего.

– Почему тебе понадобилось встречаться со мной сегодня?

– Я хотел, чтобы все мои силы были в сборе на случай, если появится горячая информация о Мураками.

– Теперь это личное дело? – спросил я.

– Теперь личное.

Некоторое время мы шли в тишине.

– Кое-что скажу тебе, – заговорил я. – Всякий раз, когда я начинаю пресыщаться, ЦРУ всегда делает что-нибудь действительно удивительное, например, нанимает фотографа, чтобы тот снимал своих же оперативников на случай, если их потребуется провалить. Освежает.

– Нет никакого фотографа, – сказал Тацу.

Я застыл как вкопанный.

– Что?

– Я придумал его, – пояснил Тацу.

Мигая, я замотал головой:

– Гретца не существует?

– Гретц существует на случай, если Канезаки захочет проверить. Мелкий наркодилер, которого я однажды поймал и отпустил. У меня было чувство, что он когда-нибудь может понадобиться.

Я не знал, что и говорить.

– Расскажи мне, Тацу, что я пропустил.

– На самом деле не так много. Я просто предложил Канезаки дополнительное доказательство, что его страхи не простая паранойя, при этом позиционируя себя в качестве его друга.

– Зачем?

– Мне нужно, чтобы он был искренне убежден, что его на самом деле подставляют. У нас еще недостаточно информации, чтобы реально знать, какие действия следует предпринимать. Я хочу, чтобы, встречаясь со мной, он чувствовал себя комфортно.

– А его на самом деле подставляют, как ты считаешь?

– Кто знает? Запрос Биддла насчет расписок выглядит подозрительно, равно как и исчезнувшая радиограмма, но я не берусь притворяться, что понимаю все бюрократические процедуры ЦРУ.

– А с чего Биддлу проявлять такой чрезмерный интерес к встречам Канезаки?

– Не знаю. Но явно не для того, чтобы фотографировать их. Мои люди не обнаружили ничего неожиданного на месте предстоящей встречи. И естественно, никого с фотокамерой.

Тацу удивительно откровенен со мной в смысле своей двуличности. Возможно, таким образом хочет показать, насколько он доверяет мне. Внутренняя группа и внешняя группа. Мы и они.

Мы снова пошли.

– Тогда будем считать везением, что со своими подозрениями парень пришел ко мне, – сказал я.

– А ты ко мне. Спасибо тебе за это.

Я покачал головой:

– Что тебе известно о «Сумерках»? Политики, под которых готовилась программа, – ты работаешь с кем-нибудь из них? Может быть, с теми, кого диск не затрагивал?

– С некоторыми.

– Что же случилось? Из диска ты узнал, что они не входят в сеть Ямаото. Что потом?

– Я предупредил их. Просто поделился информацией о методах Ямаото, рассказал, за кем из них приставлен его осведомитель; после этого они превратились в значительно более мудрые и трудные цели.

– И ты знал, что они получают деньги от ЦРУ?

– Знал о некоторых, но не обязательно обо всех. В моем положении я могу содействовать защите только тех, кто подвергается вымогательствам со стороны Ямаото. Канезаки прав, говоря, что в основанной на деньгах политической системе Японии честным политикам тоже нужны наличные, чтобы противостоять кандидатам, финансируемым Ямаото. А этого я предоставить не могу.

С минуту мы шли молча. Потом он сказал:

– Допускаю, я был удивлен, узнав, что эти люди настолько безрассудны, чтобы подписывать чеки на выплаты им со стороны ЦРУ. И виню себя за недооценку их легковерности. Мне бы следовало знать. Политики как вид бывают поразительно глупыми, даже когда они не продажны. Иначе Ямаото было бы значительно сложнее контролировать их.

Некоторое время я размышлял.

– Извини меня за то, что я так говорю, Тацу, но разве все это дело не пустая трата времени?

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, даже если у этих ребят есть какие-то идеалы, даже если тебе удастся защитить их от Ямаото, даже если у них есть доступ к некоторым суммам, ты знаешь, что они ничего не смогут изменить. Политики в Японии – просто украшение. Парадом командуют бюрократы.

– Наша система странная, ничего не скажешь, – ответил он. – Неудобная комбинация национальной истории и иностранного вмешательства. Бюрократы, несомненно, сильны. Функционально они потомки самураев, со всеми вытекающими из такого происхождения обстоятельствами.

Я кивнул. После реставрации Мэйдзи в 1868 году самураи стали слугами императора, который сам, как считалось, произошел от богов. Такая связь означала высочайший статус.

– Потом система военного времени поставила их во главе промышленной экономики, – продолжал Тацу. – Американская оккупация поддерживала эту систему, чтобы Америка могла править через бюрократию, а не через избранных политиков. Все это вело к накоплению дополнительного престижа, дополнительной власти.

– Я всегда говорил, что власть бюрократии в Японии сродни тоталитаризму.

– Так и есть. Отличие в том, что отсутствует фигура «Большого Брата». Скорее, сама структура функционирует как «Большой Брат».

– Вот что я и имею в виду. Чего ты можешь достичь, защищая горстку избранных политиков?

– В настоящий момент, может быть, и не так много. Сегодня политики действуют в основном как посредники между бюрократами и избирателями. Их задача – добиться, чтобы их составляющая пирога, который контролируют бюрократы, была как можно больше.

– Как лоббисты в США.

– Да. Но политиков избирают. А бюрократов – нет. Это означает, что избирателям остается чисто теоретический контроль. Если они избрали политиков с мандатом держать под контролем бюрократию, бюрократы склонятся, потому что их власть – одна из функций их престижа, а противоречить явному политическому консенсусу было бы риском для этого престижа.

Я промолчал. Я понимаю, что имеет в виду Тацу, хотя подозреваю, что его планирование столь же долговременное, сколь и бесполезное.

Некоторое время мы шагали молча. Потом он остановился и повернулся ко мне:

– Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с Биддлом.

– Я бы с удовольствием. Кажется, Канезаки думает, что Биддл удивился, узнав о смерти Гарри, и я бы хотел в этом убедиться. Проблема в том, как к нему пробраться.

– Шеф Станции ЦРУ представлен правительству Японии. Многие его передвижения не секрет для Кэисацутё.

Тацу забрался в карман пиджака и достал фотографию. Я увидел европейца лет сорока пяти, с вытянутым лицом и длинным носом, коротко подстриженными редеющими волосами песчаного цвета и голубыми глазами за очками в черепаховой оправе.

– Мистер Биддл по рабочим дням пьет послеобеденный чай в «Жарден де Люсейн» в Харадзуки, – сказал он. – Здание два. На Брамс-но-комичи.

– Человек привычек?

– Очевидно, мистер Биддл верит, что четкий распорядок хорошо действует на разум.

– Возможно. Но иногда чертовски плохо отражается на теле.

Он кивнул.

– Почему бы тебе не присоединиться к нему завтра?

Я посмотрел на него:

– Возможно, я так и сделаю.

Расставшись с Тацу, я долго шел пешком. Думал о Мураками. Пытался найти узловые точки пересечения между его своеобразным существованием и более конкретным миром вокруг. Последнего было не так много: додзо, «Роза Дамаска», возможно, Юкико. Но я знаю, что он некоторое время, а может быть, и гораздо дольше, будет держаться подальше от всего этого. Я бы тоже так поступил. А еще я знаю, что он будет вести против меня прежнюю игру.

И все же я предпочел бы держать руку на пистолете. Обычно я не люблю носить при себе настоящее оружие. Пистолеты слишком шумны, а баллистическая экспертиза может связать выпущенную тобой пулю с оружием, которым ты все еще владеешь. Кроме того, быть пойманным с огнестрельным оружием в Японии – это гарантированный билет в тюрьму. Ножи немногим лучше. От ножа получается месиво, в котором оказываешься сам. Любой мало-мальски соображающий деревенский коп, поймавший парня с ножом – даже самым маленьким, – будет обращаться с ним как с опасным преступником, которого необходимо задержать и допросить. Но когда Мураками бродит где-то в поисках меня, соотношение риска и преимущества от обладания оружием несколько меняется.

Интересно, добьется Тацу чего-нибудь полезного от парня, которому я сломал колено? Сомнительно. Мураками знает, что Тацу будет работать в этом направлении, и он изменит свое поведение, чтобы упредить все, что выложит его человек.

Еще важной информацией может владеть Юкико. Мураками, разумеется, предусмотрит и это направление, но его все равно есть смысл проанализировать. После того, что они сделали с Гарри, мой интерес к Юкико перестал зависеть от интереса к ее боссу.

Я представил ее себе – длинные волосы, надменная самоуверенность. После Гарри Юкико наверняка предприняла какие-то меры предосторожности. Мураками даже мог предупредить ее быть осмотрительнее. Но она не представляет собой трудную мишень. Я могу достать ее. И, думаю, знаю как.

Я отправился в магазин шпионских принадлежностей в Синдзюку – купить несколько вещиц, которые могли мне пригодиться. То, что магазин предлагает публике, – просто жуть: камеры с булавочную головку и наклейки для подслушивания телефонов. Тазеры [14]14
  Тазер (Taser) – специальное оружие, используемое полицией, напоминающее электрический фонарик. Выпускает две небольшие стрелки с зарядом в 15 тыс. вольт, которые временно парализуют преступника, не вызывая отдаленных последствий. (Сокращение от «Tom Swift and his Electric Rifle» – по названию детской приключенческой книжки.)


[Закрыть]и слезоточивый газ. Алмазные буры и отмычки. Разумеется, все продается исключительно «для академических целей». Я удовлетворился тактической дубинкой типа «АСП», которой вооружены секретные службы, – неприглядный кусок черной стали, который легким движением запястья складывается до девяти дюймов или выдвигается до двадцати шести.

Следующую остановку я сделал в магазине спортивных товаров. Купил катушку сверхпрочной тридцатифунтовой рыболовной лески-мононити, белый спортивный эластичный бинт, перчатки, шерстяную шапку, кальсоны и фуфайку с длинными рукавами, а также брезентовую сумку. Третья остановка – аптека: дешевый одеколон, полотенце для рук, сигареты и спички. Затем в ближайший «Гэп» за ненавязчивой сменой одежды. Потом магазин дурацких мелочей: страшенный парик и комплект фальшивых челюстей с гнилыми зубами. И наконец лавка упаковочных материалов, где я обзавелся двадцатипятиметровым рулоном полупрозрачной упаковочной пленки. Синдзюку, подумал я, как рекламный ролик. «Все, что вам нужно купить».

Я спрятался в очередном дешевом отеле, на сей раз в Уэно. Поставил будильник на полночь и заснул.

Когда зуммер разбудил меня, я натянул под одежду кальсоны и фуфайку, эластичным бинтом прикрепил дубинку к запястью. Намочил полотенце, отжал его, положил вместе с остальными принадлежностями в брезентовую сумку и отправился к станции, где нашел таксофон. У меня все еще сохранилась карточка, которую я взял в свой первый вечер в «Розе Дамаска». Набрал телефонный номер.

– Hai, «Роза Дамаска», – произнес голос. Слышалась музыка в стиле «джей-поп», и я представил себе танцовщиц на сценах-близнецах.

– Привет, – сказал я по-японски, слегка изменив тон голоса. – Не скажете ли, кто у вас сегодня вечером?

Голос продиктовал с полдюжины имен. Наоми – среди них. Как и Юкико.

– Отлично. Они все будут до трех?

– Hai, so desu. Да, конечно.

– Отлично, – повторил я. – Увидимся позже.

И повесил трубку.

На такси я доехал до Сибуйи, потом провел пешую ПОС до Минами-Аояма. Я помнил адрес Юкико с того раза, когда искал информацию о ней и Наоми из Осаки, и мне не составило труда найти ее многоквартирный дом. Главный вход был спереди. Подземный гараж – сбоку, в стороне, попасть в него можно было только через решетчатые металлические ворота, контролируемые карточным считывающим устройством. Никаких других входов и выходов.

Я подумал о ее белом «М3». Полагаю, та ночь, когда я в нем впервые ее увидел, не была аномалией, это ее автомобиль для разъездов. Но сегодня она не поедет на нем к Гарри, да и Мураками или не будет поблизости, или он велел ей держаться от него подальше. Я прикинул, что предвидится отличная возможность и что Юкико подъедет вскоре после трех.

Рядом я обнаружил здание, отделенное от своего соседа длинным и узким проулком. Я спрятался в его тени и расчехлил сумку со своим добром. Достал пузырек одеколона и щедро смочил ноздри. Потом закрыл сумку, спрятал ее и вышел на сияющий неподалеку Роппонги.

Мне не пришлось долго искать бездомного примерно моих габаритов. Он сидел на бетонном блоке в тени одной из скоростных эстакад Роппонги-дори, прислонившись к своему убежищу из картона и куска брезента. На бродяге были слишком большие для него штаны, перетянутые старым ремнем, застегнутая на все пуговицы грязная рубаха, изношенный шерстяной свитер, который пару поколений назад мог быть красным.

Я подошел к нему.

– Fuku o kokan site kurenai ka? – спросил я, показывая на себя. – Хочешь поменяться одеждой?

Бродяга долго смотрел на меня, как будто пытался увидеть признаки безумия.

– Nandatte? – спросил он. – Что за ерунду ты несешь?

– Я серьезно, – продолжил я по-японски. – Единственный случай в жизни.

Я стянул нейлоновую штормовку и передал ему. Он недоверчиво взял ее, потом без слов стал выбираться из своих лохмотьев.

Через две минуты я был одет в его тряпье. Даже сквозь толстый слой одеколона запах был ужасающий. Я поблагодарил бродягу и направился назад в сторону Аояма.

Оказавшись в проулке, напялил свой жуткий парик и закрепил его на голове шерстяной шапкой, потом вставил фальшивые челюсти. Прикурил сигарету, дал ей прогореть до конца, потом перемешал пепел со слюной и растер по лицу. Зажег спичку и бросил быстрый взгляд на себя в подпиленное стоматологическое зеркальце, которое я всегда ношу с собой на цепочке. Я с трудом узнал то, что увидел, чему и улыбнулся гнилозубой улыбкой.

Натянув перчатки, я подошел к въезду в гараж дома Юкико. Взял рыболовную леску и пластиковую пленку, но оставил сумку и все остальное в проулке. Как раз над решетчатыми воротами гаража была установлена камера. Я обогнул ее по широкой траектории, а потом снова подошел с дальней от улицы стороны. Угол здания чуть-чуть, на несколько сантиметров, выдавался вперед, очевидно, из эстетических соображений. Я соскользнул по стене вниз, используя «выдающийся» дизайн, чтобы частично укрыться за ним. Обычный человек, заезжающий в гараж или выезжающий из него, меня бы не заметил. Тот, кто заметит, решит, что перед ним просто бездомный, возможно, пьяный, спящий или в отключке. Мой наряд – страховка от самого малого шанса, что кому-то придет в голову вызвать полицию. А если кто и захочет провести расследование, моя внешность и запах окажутся для него самым сильным стимулом пожелать мне идти своей дорогой и оставить все, как есть.

Примерно через час я услышал то, чего дожидался: подъехал автомобиль.

Машина остановилась перед воротами, мотор работал на холостых. Я представил себе водителя, опускающего стекло и вставляющего магнитную карту в считыватель. Еще момент – и послышался механический звук поднимающихся ворот. Десять секунд, и машина въехала внутрь.

Снова механический звук. Я отсчитал пять секунд, имея в виду, что с помощью силы тяжести дверь должна опускаться быстрее, чем подниматься. Рванулся из своего укрытия, бросился к двери, упал на бок и прокатился под ней.

Лежа на спине, чтобы мой силуэт был меньше заметен, я поднял голову и осмотрелся по сторонам. Помещение имело форму большого прямоугольника. Перед каждой из четырех стен ряд припаркованных автомобилей, и еще два двойных ряда посередине по всей длине. Машина, которая только что заехала, заняла место в одном из средних рядов. Я перекатился, вскочил на корточки и нырнул за ближайшую машину.

Лифты и дверь с указателем «Лестница» находились на дальней стороне прямоугольника, напротив решетчатых ворот, под которыми я только что проскользнул. Из машины вышла женщина, подошла к лифтам и нажала кнопку. Секундой позже раскрылись двери. Она вошла, и двери за ней закрылись.

Я осмотрелся. Потолок поддерживали расположенные на одинаковом расстоянии бетонные столбы. Съездов не было, поэтому я понял, что гараж одноэтажный. По размеру и расположению можно было сказать, что он предназначен только для жильцов этого дома.

В идеале мне нужно добраться до Юкико, как только она выйдет из машины. Но я не мог знать, какое парковочное место ее. Единственной узловой точкой оставались лифты. Я решил обосноваться там.

Поискав камеры, я обнаружил только одну сдвоенную установку, на потолке как раз напротив лифтов; одна камера направлена на лифты, другая смотрит на гараж. За исключением систем безопасности высокого уровня, где мониторинг телекамер замкнутого цикла ведет служба безопасности в реальном времени, изображение с обычных камер, как правило, записывается на кассету, которая перезаписывается каждые двадцать четыре часа, если только не происходит что-то такое, из-за чего возникает необходимость просмотреть пленку. В жилых комплексах, как этот, можно не сомневаться, что в настоящий момент никто не просматривает изображение из гаража. Но его совершенно точно просмотрят завтра. Поэтому я и вырядился таким образом.

Перед лифтами было установлено металлическое ограждение в форме перевернутой буквы «U» с тремя проемами для прохода. Похоже, кто-то хотел заставить жильцов пользоваться отдельным грузовым лифтом для транспортировки габаритных предметов. Я нашел этим поручням лучшее применение.

Достав рыболовную леску, я привязал один конец к левой верхней части U на уровне колен. Потом протянул леску под нижними точками к правой верхней части U, чтобы каждый из трех проемов был перекрыт. Слегка закрепив леску клейкой лентой, я двинулся к ближайшему столбу, разматывая по пути леску.

Присев на корточки, достал свою цепь с ключами и одним из них перерезал леску. Положил катушку с леской, а также рулон клейкой ленты в карман, а конец лески обмотал вокруг руки в перчатке. Потом встал и установил стоматологическое зеркальце так, чтобы из-за столба можно было незамеченным наблюдать за воротами гаража.

Так я прождал около часа. Дважды я слышал, как открывались и закрывались гаражные ворота, и посматривал в зеркальце. В первый раз это был голубой «сааб». Затем черный «ниссан». Третий был белым. «БМВ М3».

Сердце застучало сильнее. Тихо дыша, я крепче взялся за леску.

Было слышно, что машина все ближе и ближе. Она остановилась всего в нескольких метрах от меня. Хорошее место. Наверное, за него приходится больше платить.

Я услышал, как открылась, а потом захлопнулась дверца. Потом – чип-чип автоматического замка дверей. Я посмотрел в зеркало, чтобы убедиться, что приехала Юкико, и это была она. Одна. Я оказался прав по обеим статьям.

На ней был черный плащ спортивного покроя и туфли на высоком каблуке. Сумочка на длинном ремне переброшена через плечо. Я заметил, что ее правая рука обхватывает маленький баллончик. Думаю, «Мейс» [15]15
  «Мейс» – фирменное название баллончиков со слезоточивым газом.


[Закрыть]или перечный спрей. Женщина, поздно ночью, в подземном гараже – ничего необычного. Но у меня появилось чувство, что она думает о Гарри и обо мне. Что ж, хорошо.

Юкико шагала быстро. Я увидел, как она подошла к периметру металлического ограждения. Дыхание вырывалось у меня изо рта неслышными легкими толчками. Раз. Два. Три.

Я резко рванул леску. Она отскочила от липкой ленты, взлетев на уровень колен, и я услышал удивленный крик. Юкико могла бы восстановить равновесие, но модные высокие каблуки были на моей стороне. Я вышел из-за столба как раз в тот момент, когда она упала на землю.

Сунув ключи в карман, я бросился к ней. Когда я уже был рядом, Юкико встала на четвереньки. Баллончик все еще был у нее в руке. Я наступил ей на запястье, и она вскрикнула. Я нагнулся и выхватил баллончик. Быстрый взгляд: экстракт стручкового перца, семнадцать процентов. Перечный спрей. Хорошая штука. Сунул ее в карман, а девицу потащил к ближайшей машине, подальше от камер.

Грохнул ее спиной к пассажирской двери. Юкико выглядела испуганной, но по глазам я видел, что она не узнает меня. Видимо, решила, что я грабитель или насильник.

– Ты не помнишь меня, Юкико? – спросил я. – Мы встречались в «Розе Дамаска». Я друг Гарри. Был его другом.

На мгновение бровки Юкико нахмурились, она пыталась сопоставить увиденное с услышанным. Потом ей это удалось. Рот раскрылся, но из него не донеслось ни звука.

– Где Мураками?

Она закрыла рот. Я почти восхищался ее самообладанием.

– Если хочешь жить, ты должна сказать мне то, что я хочу знать.

Юкико молча смотрела на меня.

Я ударил ее апперкотом в живот. Довольно сильно, чтобы было больно, но не особенно. Нужно, чтобы она могла говорить. У Юкико перехватило дыхание, и она сложилась пополам.

– Следующий будет в это милое личико, – предупредил я. – Когда я закончу с твоим носом, зубами и глазами, твоим танцевальным денькам конец. Сейчас я хочу знать одно: кто его убил? Ты или Мураками?

На самом деле мне было плевать, что она ответит. Конечно же, я не поверю ничему, что бы она ни сказала. Но я хотел дать ей возможность хоть немного оправдаться, поверить, что я оставлю ее в живых, если она скажет, где ее босс.

– Это… это был он, – выдохнула она.

– Хорошо. Скажи, где я могу его найти.

– Не знаю.

– Тебе бы придумать что-то получше.

– Его трудно найти. Я не знаю, как с ним связаться. Он просто иногда приходит в клуб.

Она взглянула мне за спину, в сторону ворот гаража. Я покачал головой:

– Знаю, о чем ты думаешь. Если ты протянешь время достаточно долго, чтобы приехала еще одна машина, мне придется убежать и оставить тебя в покое. Или, может быть, кто-то увидел в камеры, что тут происходит, и они уже на пути сюда. На самом деле ты поняла все наоборот. Если кто-то появится, а ты не успеешь сказать мне то, что я хочу услышать, именно тогда я тебя и убью. Так где же он?

Юкико покачала головой.

– У нас заканчивается время. Я дам тебе еще один шанс. Скажи мне, и будешь жить. Не говори, и умрешь. Прямо здесь.

Сжав челюсти, она смотрела на меня.

Черт, а она крепкий орешек. Мне бы это понять, когда я видел, как ей удается справляться с нитроглицериновым характером своего босса.

– Ладно, – сказал я. – Ты выиграла.

Я нанес еще один удар в область грудины, на сей раз достаточно сильный. Юкико снова сложилась, тщетно пытаясь вздохнуть. Потом зашел ей за спину, взялся одной обтянутой перчаткой рукой за голову, другой – за подбородок и свернул ей шею. Она была мертва еще до того, как упала на пол.

До этого я ни разу не делал ничего подобного с женщинами. Секунду я думал о том, что сказала Наоми о подстрекательстве к совершению преступления и что Мидори назвала искуплением. Но кроме отвлеченного наблюдения на предмет относительной легкости маневра вследствие меньшей мышечной массы, я ничего не почувствовал.

– Передай привет Гарри, – сказал я.

Чтобы создать видимость того, что Юкико оказалась жертвой случайного ограбления, я поднял ее сумочку, потом собрал леску и клейкую ленту и пошел по лестнице на первый этаж. Выходил я, низко пригнув голову, чтобы не попасть в поле зрения камеры. Завернув за угол в проулок, снял шапку и парик, выплюнул фальшивые зубы, влажным полотенцем стер пепел с лица. Потом снял одежду бездомного, кальсоны и фуфайку, переоделся в то, что купил в «Гэпе». Все остальное сунул в сумку.