Текст книги "Увидеть огромную кошку"

Автор книги: Барбара Мертц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Сети мёртв[122]122
  «Сети, он же Гений Преступлений, ранее контролировал сеть добычи незаконных древностей в Египте и торговли ими, является главным противником Амелии и Эмерсона (а также Рамзеса)». (Э. Питерс, «Пруд гиппопотамов». Перевод В. Борисова). В оригинале Гений Преступлений носит прозвище «Сет», «Сетос» – имя древнеегипетского бога ярости, песчаных бурь, разрушения, хаоса, войны и смерти. Но в четвёртом романе, «Лев в долине», указывается, что его истинное прозвище – «Сети», что означает «человек Сета» или «последователь Сета». Поэтому я решил придерживаться первоначальной версии.


[Закрыть].

– Он не мёртв. – Эмерсон развернул меня и взял за плечи. – Ты знаешь, что он не мёртв. Как давно ты это знаешь, Пибоди?

Я невозмутимо встретила его взгляд.

– Эмерсон, ты поклялся, что мы никогда больше не будем упоминать этого человека.

– Я не клялся в этом! Я поклялся... – Он громко застонал и обнял меня. – Моя дорогая, я поклялся, что никогда не усомнюсь в твоей привязанности. Никогда в жизни! Но я… Я не перестану завидовать этому ублюдку, пока не увижу его похороненным на глубине десяти футов! Нет, пока я собственноручно не засыплю его землёй! Пибоди, скажи что-нибудь. Скажи, что прощаешь меня.

Я что-то пропищала. Эмерсон немедленно ослабил хватку.

– Прошу прощения, любимая. Я причинил тебе боль?

– Да. Но не обращай внимания. – Я положила голову ему на грудь, и он прижал меня к себе, осторожно обращаясь с моими ушибленными рёбрами.

– Я заглажу свою вину, – пробормотал он, касаясь губами моего виска.

– Эмерсон, если ты считаешь, что твоё романтическое внимание является достаточной компенсацией за…

– Моё романтическое внимание, Пибоди – это то, что тебе причитается, а мне доставляет удовольствие. Предположим, я найду для тебя проклятую гробницу. Сможет ли это компенсировать мои необоснованные подозрения и ушибы твоих рёбер?

Если вы, дорогой Читатель, принадлежите к женскому полу, вы будете полностью осведомлены о мотивах этого щедрого предложения. (Если вы принадлежите к другому полу, вы также узнаете, но не признаетесь в этом.) Эмерсону до смерти надоели его утомительные гробницы, но он был слишком упрям, чтобы признать, что ему на самом деле очень хотелось ответить на эти таинственные сообщения. Притворяясь, что делает мне одолжение, он тем самым полностью развязал себе руки.

– Ты так добр ко мне, Эмерсон, – пробормотала я, прижимаясь к нему.

ГЛАВА 5

БОЛЬШИНСТВО ИЗ НАС

ТАИТ В СЕБЕ

СЛОЙ ПРИМИТИВНОЙ ДИКОСТИ.

Честно говоря, я не верила, что за тайной гробницы «Двадцать-А» стоит наш старый противник, Гений Преступлений; не хватало его щегольства, его изобретательной смелости, его чутья. Я хорошо знала Сети. Слишком хорошо, по мнению Эмерсона; моё странное взаимопонимание с этим блестящим, измученным человеком служило неиссякающим источником ревности моего мужа. Любовь тут ни при чём – по крайней мере, с моей стороны. Моё сердце было, есть и всегда будет отдано Эмерсону. Однако я не считала, что упоминание этих фактов успокоит мужа, и не горела желанием обсуждать текущее местонахождение Сети или его потенциальную деятельность ни с Эмерсоном, ни с кем-либо ещё.

На следующее утро он – то есть Эмерсон – пребывал в отличном настроении. Как и следовало ожидать, потому что он, судя по всему, собирался выполнить то, что запланировал ранее, и одновременно добиваться признания за то, что якобы уступает моим желаниям.

Он не объявлял о своих решениях за завтраком, но я случайно услышала его конфиденциальную беседу с Рамзесом (оба они ждали на веранде, пока Нефрет отыщет шляпу).

– Твоя мать не сможет сосредоточиться на важной работе, пока мы не воплотим в жизнь её лёгкую причуду, поэтому сегодня придётся провести день в поисках этой воображаемой гробницы Двадцать-А.

– Очень хорошо с твоей стороны, отец, – ровно и невозмутимо произнёс Рамзес.

– Понимаешь, мой мальчик, именно так уживаются с дамами. Небольшие уступки их прихотям время от времени не причиняют вреда и способствуют хорошему самочувствию. Это меньшее, что может сделать мужчина.

Рамзес спросил:

– Но не будет ли месье Масперо возражать против того, чтобы ты искал эту… выдуманную гробницу, отец? Условия твоей концессии ограничивают тебя известными гробницами.

– Если такая могила существует, то она кому-то известна. – Этот софизм[123]123
  Софизм – формально кажущееся правильным, но ложное по существу умозаключение, основанное на преднамеренно неправильном подборе исходных положений.


[Закрыть], достойный самого Рамзеса, вызвал у моего сына восторженный возглас согласия, и Эмерсон, никогда не имевший ни малейшего намерения подчиняться условиям концессии, продолжил: – Самое главное – доставить удовольствие твоей дорогой маме. Взаимное уважение – единственная возможная основа для успешного брака.

– Я буду иметь это в виду, отец.

Я объявила о своём присутствии лёгким покашливанием. Эмерсон схватил свой блокнот и поспешил прочь. Рамзес взглянул на меня и вежливо предоставил мне возможность заговорить, буде я пожелаю. Я не желала. Как сказал Эмерсон, взаимное уважение – единственная возможная основа для успешного брака.

Группа рабочих прибыла из Гурнеха, чтобы присоединиться к нам, и, пока мы шли через плато к долине, Эмерсон отдавал Абдулле распоряжения. Абдулла знал, что лучше не выражать удивление, когда Эмерсон приказал ему послать Селима и нескольких других, чтобы закрыть гробницу 21, но быстро взглянул на меня и поднял брови, когда Эмерсон на мгновение отвёл глаза. Я кивнула. Абдулла кивнул в ответ. Он выглядел явно довольным собой.

Мы послушно следовали за Эмерсоном, шагавшим впереди, в боковую долину, которую посетили в первый день. На сей раз мы были не одни; с дальнего конца, где находилась могила Хатшепсут, доносились голоса и звуки шедшей вовсю работы. По дороге мы встретили рабочего, несущего на плече загруженную корзину. Эмерсон, который обращается с египтянами более вежливо, чем со своими собратьями-англичанами, приветствовал его громким криком: «Салам алейхум»[124]124
  Салам алейхум – мир тебе/вам, традиционное арабское приветствие.


[Закрыть]; мужчина пробормотал что-то в ответ и поспешил мимо нас к устью вади.

– Мистер Картер, должно быть, сегодня серьёзно взялся за своих людей, – заметила Нефрет. – Обычно они всегда готовы остановиться и поболтать.

Эмерсон остановился и что-то промычал.

– Что? – переспросила я.

– Нефрет права. Этот парень слишком торопился. И зачем ему так далеко идти, чтобы опустошить корзину?

Он замедлил ход, пристально оглядываясь по сторонам, но Рамзес первым заметил нечто, торчавшее из-под обломков у подножия утёса.

– Это всего лишь палка или сломанная ветка, – сказала я.

– Сломанная ветка – здесь? – поинтересовался Эмерсон.

Но это была именно она, торчавшая из рыхлой осыпи под углом. Аккуратно обрезанная, без веток и листьев, напоминавшая толстую трость. Мы стояли и смотрели на безобидный предмет так настороженно, словно перед нами лежала свернувшаяся змея.

Эмерсон заговорил первым.

– Это уже слишком. Чёрт побери! Этот парень пытается меня оскорбить?

– Значит, ты думаешь, что это метка? – спросила я.

– А что же ещё? Ад и проклятие, – добавил Эмерсон с большим чувством.

Лицо Нефрет раскраснелось от волнения.

– Начинаем копать!

– Будь я проклят, если соглашусь! – рявкнул Эмерсон.

– Ну, Эмерсон, не уподобляйся капризному малышу, – улыбнулась я. – Что ты думаешь, Абдулла?

Старик изучал местность. Затем медленно произнёс:

– Здесь что-то есть. Камень отличается от остальных, его потревожили.

– Что ж, начинаем, – взглянула я на Эмерсона. Он повернулся спиной и скрестил руки на груди, но приказ не отменил.

Мужчины начали копать там, где указал Абдулла. Сразу же стало очевидно, что здесь уже производили раскопки: каменная насыпь была рыхлой и легко перемещалась. Вскоре я увидела верхнюю часть отверстия у своих ног.

– Доброе утро! – крикнул весёлый голос. Я повернулась и увидела приближавшегося Говарда Картера. – Один из рабочих сказал мне, что вы здесь, – продолжил он. – Я так и знал, что вы найдёте что-то, что я пропустил, когда исследовал этот вади в прошлом сезоне. Но… – Он наклонился над раскопками и посмотрел вниз. – Но боюсь, что это всего лишь ещё одна яма без надписей. Вы не нашли лестницы?

– Пока нет, – ответил Рамзес. – Однако... – Он спустился в яму, глубина которой к тому времени сравнялась с его ростом. – Однако есть интересная особенность. Деревянная дверь.

– Невозможно! – воскликнул Говард. – Египтяне устраивали деревянные двери в некоторых гробницах, но это…

– Не древняя, – перебил Рамзес. – Похоже, её сколотили из более мелких обломков. Думаю, я смогу вытащить один из них, если вы, мистер Картер, сэр, передадите мне это долото рядом с вашей ногой.

– Минутку, – прервал Эмерсон. – Ты уверен, что она современная?

Рамзес выпрямился.

– Да, сэр. Работали современными инструментами. Следы довольно чёткие.

– Всё равно, осторожнее. – Эмерсон одной рукой протянул ему долото, а другой крепко сжал плечо Нефрет. – Там, внизу, для тебя нет места, Нефрет. Тебе придётся подождать вместе с нами.

Долго ждать не пришлось. Кусок дерева оторвался со скрежетом и комментарием Рамзеса: «Железные гвозди, отец». После того, как он зажёг свечу, которую нёс с собой в кармане, Рамзес просунул её в отверстие вместе со своей головой.

– Ну? – требовательно спросила Нефрет.

Рамзес ответил не сразу. После долгой паузы он заметил:

– Любопытно. Действительно, очень любопытно.

– Что любопытного? – не отставала Нефрет. – Чтоб ты провалился, Рамзес!

Рамзес вытащил голову.

– Там мумия.

– И что в этом любопытного? – удивилась я. – Мумии часто можно найти в гробницах. Для этого вообще-то и предназначены гробницы – хранить одну или несколько мумий.

– Совершенно верно, – рассмеялся Говард. – В прошлом сезоне я нашёл две штуки в могиле через дорогу.

– И у них были длинные золотые волосы? – спросил Рамзес.

Если он и надеялся на сенсацию, то ничего не вышло – на этот раз. Говард снова засмеялся.

– Да, собственно говоря. Золотой оттенок был, конечно же, результатом бальзамирования поседевших от возраста волос.

Рамзес взял руку, которую протянул ему Эмерсон, и снова поднялся по каменистому склону с невероятно загадочным выражением лица.

– Боюсь, мистер Картер, что ваши два случая не аналогичны. Эта женщина не была пожилой. И её покровы – не древние.

Эмерсон пристально посмотрел на него, но ничего не сказал. Говард снисходительно улыбнулся.

– Да ну, Рамзес. Как ты мог определить возраст покрывал при свете единственной свечи?

– Потому что, – ответил Рамзес, – они усыпаны цветами, вышитыми шёлком.

***

Говард согнулся пополам от смеха.

– Как здорово, молодой человек! У тебя невероятное чувство юмора.

– Глупости! – воскликнула я. – Глаза обманули тебя, Рамзес.

Нефрет, извиваясь в объятиях Эмерсона, крикнула:

– Как мужчина может разобраться в шёлковой вышивке? Дай мне посмотреть.

Эмерсон ответил:

– Только с моего разрешения, юная леди.

Взгляд Рамзеса встретился со взглядом отца.

– Понадобятся фотографии, прежде чем мы её вынесем, сэр. Это довольно... необычное зрелище.

– Вот как,– протянул Эмерсон. – Значит, ты рекомендуешь раскопки?

– Я считаю, – ответил Рамзес со странной интонацией, – у нас нет иного выбора.

Он отказался описать увиденное, заметив, что никто из нас всё равно не поверит ему на слово. Хотя это заявление, несомненно, рассчитывало спровоцировать Нефрет (и меня), но было правильным; мы все хотели убедиться лично. Итак, Эмерсон спустился в яму и помог спуститься мне.

Свеча давала слабый свет, но его вполне хватило. Закутанная фигура лежала возле входа, ступнями к двери. Эмерсон глубоко вдохнул и выдохнул, прошептав молитву.

Рамзес был прав насчёт шёлковых цветов. Ткань покрывала тело, как льняное полотно, которое древние бальзамировщики применяли в качестве последнего внешнего савана. В древности использовали льняные полоски, чтобы перевязать саван на лодыжках, коленях, плечах и шее. Здесь же завязки были выцветшими атласными лентами – некогда синими, а теперь болезненно серыми. Лицо закрывала такая тонкая марля, что виднелись его черты, а волосы были аккуратно уложены, обрамляя голову длинными вьющимися прядями бледного золота.

Пока я смотрела, как загипнотизированная, меня посетило навязчивое чувство deja vu[125]125
  Deja vu – «уже виденное» (фр.), психическое состояние, при котором человек ощущает, что когда-то уже был в подобной ситуации или в подобном месте, однако, испытывая такое чувство, обычно не может, несмотря на его силу, связать это «воспоминание» с конкретным моментом из прошлого.


[Закрыть]. Мне не потребовалось много времени, чтобы идентифицировать воспоминание, вызванное этим зрелищем. Я никогда не видела такой мумии. Поскольку подобной мумии никогда не существовало, разве что в художественных произведениях. Герои романтических новелл постоянно натыкались на прекрасно сохранившиеся тела древних египтян или, в некоторых случаях, обитателей затерянной цивилизации. Эти останки всегда были женскими, удивительно красивыми, и обёрнутыми прозрачной тканью, едва скрывавшей их прелести. Несчастного молодого джентльмена, нашедшего их, мгновенно охватывала безнадёжная страсть.

– О Боже, – пробормотала я.

– Как всегда, mot juste[126]126
  Mot juste – меткое выражение, нужное слово; здесь: в яблочко (фр.).


[Закрыть], Пибоди. – Эмерсон убрал руку и протянул мне свечу. Взяв кусок доски, который вытащил Рамзес, он наложил её на отверстие и плотно вбил на место кулаком. Что вызвало возмущение Нефрет, стоявшей на краю ямы и смотревшей вниз.

– Скоро всё сами увидите, – бросил Эмерсон, вытолкнув меня из ямы и поднимаясь, чтобы присоединиться ко мне. – Абдулла, пусть люди… Нет. С места не двигайся, пока я не вернусь. Пибоди, оставайся с ним и убедись, что никто здесь не появится. Остальные пойдут со мной.

Последние слова он выпалил на ходу, шагая по разбитой земле так, что мог бы опередить иного бегуна. Остальные поспешили за ним. Нефрет держала Рамзеса за руку и засыпа́ла его вопросами.

Я стряхнула пыль с камня и села.

– Он не хотел, чтобы вы шли вместе с ним, – объяснила я Говарду, который неуверенно попытался двинуться вслед за Эмерсоном. – Не желаете ли глоток холодного чая?

– Нет, спасибо. – Говард перевёл взгляд с меня на Абдуллу, который устроился на земле, приподняв колени и скрестив руки, и, не мигая, смотрел на меня. – Куда он ушёл? Что там? Почему он…

– Вам лучше выпить чаю, – перебила я, исследуя корзину с едой, которую приказала принести. – Апельсин? Сэндвич? Варёное яйцо?

Я бросила ему яйцо и передала корзину Абдулле. Он взял её, не сводя глаз с моего лица, и я отвернулась, опасаясь грядущего разочарования. Бедняга! Он знал, что Эмерсон не отреагировал бы так, если бы находка не была действительно выдающейся, но для Абдуллы это слово подразумевало археологическую находку. Он пропустил мимо ушей то, что для него ничего не значило – описание Рамзесом шёлковой вышитой одежды; он надеялся на безмятежное захоронение, ещё более прекрасное, чем захоронение Тетишери, сверкающую золотом мумию, могилу, наполненной чудесными вещами.

– Эмерсон пошёл за определёнными материалами, – объяснила я, недоумевая, как лучше всего сообщить плохие новости Абдулле. – Он также должен уведомить полицию, но, насколько я знаю Эмерсона…

Абдулла хрюкнул, как человек, получивший удар в живот. Говард воскликнул:

– Почему, чёрт возьми, он должен уведомить полицию?

– Вы без надобности затянете мой рассказ, если продолжите перебивать меня, Говард. Придётся вызвать власти, потому что… – Я не могла смотреть на Абдуллу. – Потому что описание Рамзесом длинных золотых волос и шёлковых покрывал, к сожалению, было точным. Мумия в этой гробнице не принадлежит древнему египтянину. Это мумия человека, который встретил свою смерть в течение последних нескольких лет; вернее, в течение последнего десятилетия.

Тихо и медленно, с достоинством трагической музы, Абдулла склонил голову на скрещённые руки.

– Но…но… – пробормотал Говард. – Это вряд ли может быть мумией, если она настолько свежа. Вы имеете в виду тело… труп… скелет?

– Ну, об этом я не могу сказать без детального изучения, – ответила я, ударив яйцом о камень и принявшись сдирать скорлупу. – Однако останки, по-видимому, настолько сохранились, что последнее слово, по крайней мере, не соответствует действительности. Я отчётливо видела очертания носа под марлей, скрывающей лицо. У скелетов, как вы знаете, нет носового придатка. Он состоит из хряща, который…

– Миссис Эмерсон! – завопил Говард. Я замолчала и укоризненно посмотрела на него. – Прошу прощения, – продолжил он более сдержанно. – Мне не следовало кричать на вас, но это самая странная вещь, которую я когда-либо слышал.

– Нет, – послышался приглушённый голос. – Ничего странного. Она их часто находит. Свежих мертвецов.

– Отнюдь не специально, Абдулла. Во всяком случае, этот нашла не я. А Рамзес. Съешь варёное яйцо, это пойдёт тебе на пользу. Честно говоря, это один из самых необычных трупов, с которыми я сталкивалась. За исключением волос, которые не перевязаны лентой, а заплетены в старинную причёску. Более или менее, – поправила я и замолчала, чтобы откусить от яйца. – Внешнее покрытие выполнено из шёлковой парчи и обвязано атласными лентами. Как вам обоим известно, древние египтяне не знали шёлка. Эта ткань несколько потускнела, но первоначальные цвета всё ещё различимы, и она, без сомнения, современного производства.

Мои товарищи пришли в себя. Абдулла угрюмо чистил апельсин, а у Говарда первоначальное удивление сменилось очевидным интересом.

– Что побудило вас предложить срок менее десяти лет – состояние ткани? – уважительно спросил он.

– Нет. Я узнала узор. Мистер Уорт[127]127
  Чарльз Фредерик Уорт (1825 —1895 гг.)– французский модельер английского происхождения, основатель дома моды House of Worth, один из первых представителей высокой моды.


[Закрыть], знаменитый кутюрье, расшил им бальное платье, которое создал для... кажется, для леди Бёртон-Ли[128]128
  Я не знаю, реален ли этот персонаж. Леди Изабель Бёртон, позже известная как леди Бёртон – английская писательница, исследовательница – скончалась в 1896 г., так что с учётом времени действия романа вряд ли речь идёт о ней. А других сведений в Интернете нет.


[Закрыть]... восемь лет назад. Он был... потому что его уже нет среди нас – он занимал ведущее положение в мире моды, поэтому раньше упомянутого времени этого узора попросту не существовало.

– Невероятно! – воскликнул Картер.

– Мой дорогой Говард, это только один из выводов, который может сделать опытный наблюдатель. Я знаю, например, что владелица этого предмета одежды была богата. Даже если шёлк купили не у мистера Уорта, а попозже у подражавших ему модельеров, сама ткань стоит дорого. Это не означает, что тело – обязательно владелица платья. Покойная могла его украсть. Однако останки принадлежат женщине со светлыми волосами, а поскольку цвет одежды был лазурным, можно предположить, что платье принадлежало ей. – Увидев растерянное выражение лица Говарда, я объяснила: – Синий – это оттенок, который предпочитают светловолосые женщины.

– Вы меня поражаете, миссис Эмерсон!

Долгая прогулка и волнение от находки возбудили у меня аппетит. Я развернула бутерброд с помидорами.

– Проблема с вами, мужчины, в том, что вы отвергаете «женские штучки» как легкомысленные и неважные. Гораздо меньше преступлений осталось бы нераскрытыми, если бы во главе Скотланд-Ярда стояла женщина!

***

Когда Эмерсон вернулся, его сопровождали несколько наших верных людей, а также посторонние лица, часть из которых оказалась туристами. Услышав бурю красноречивых ругательств, кое-кто удалился, но большинство устроилось в некотором отдалении и, распаковав корзины с ланчем, приготовилось наблюдать. Один из драгоманов принялся вещать своей группе на ужасном немецком языке:

– Meine Dame und Herren, hier sind die Archaeologer sehr ansgezeichnet, Herr Professor Emerson, sogennant Vater des Fluchen, und ihre Frau[129]129
  Meine Dame und Herren, hiersinddieArchaeologersehransgezeichnet, HerrProfessorEmerson, sogennantVaterdesFluchen, undihreFrau – Дамы и господа, перед вами известнейшие археологи: профессор Эмерсон, именуемый «Отец Проклятий», и его жена (искаж. нем.).


[Закрыть]...

– Не обращай на них внимания, Эмерсон, – посоветовала я кипящему от ярости супругу. – Чем больше ты суетишься, тем больше они будут убеждены в том, что мы совершили важное открытие. Просто дай нам всем разделаться с ланчем. Если мы ничем не будем заниматься, кроме еды, чёртовым туристам станет скучно, и они уйдут.

Остальные собрались вокруг, ожидая приказов. После минутного размышления Эмерсон неохотно кивнул.

– Ты, как всегда, права, Пибоди. Подождём двадцать минут. Но сегодня мы должны вытащить оттуда эту клятую… э-э… бедняжку. К вечеру ложные слухи о богатой находке дойдут до каждого грабителя гробниц на Западном берегу. – Он повернулся, чтобы посмотреть на одного из расхитителей – молодого члена печально известной семьи Абд-эр-Рассул, который бесхитростно улыбнулся ему в ответ – а затем перевёл взгляд на Говарда Картера.

– Что вы тут забыли? Разве у вас нет собственных раскопок?

– Он только хочет помочь, – объяснила я. – В конце концов, Эмерсон, он – главный инспектор Верхнего Египта. И обязан находиться здесь, тем более с учётом необычных обстоятельств.

Эмерсон хмыкнул, принимая чашку чая.

Говард бросил на меня благодарный взгляд.

– Необычные – едва ли подходящее слово. Миссис Эмерсон сказала мне, что останки современны – по её словам, им не более десяти лет.

– Потише, – прорычал Эмерсон.

– Как ты пришла к такому выводу, матушка? – спросил Рамзес.

Я скромно молчала, пока Говард повторял ему мои слова. Мне было очень приятно видеть выражение лица Эмерсона. Он вечно дразнил меня из-за моего интереса к моде. И, конечно, почувствовал себя обязанным выразить сомнения по поводу моей теории.

– Снова поспешные выводы, Пибоди. Ткань может быть современной, но…

– Я считаю, отец, что мы должны принять её выводы, – перебил Рамзес. – По крайней мере, временно.

– Ценю твою снисходительность, Рамзес, – отозвалась я.

– Как вы можете так хладнокровно это обсуждать? – спросила Нефрет, стремительно вскочив. Её щеки слегка побледнели, а глаза пылали. – Это ужасно! Мы должны немедленно вытащить её оттуда.

– Если она пролежала там десять лет, то ещё несколько часов не имеют значения, – буркнул Эмерсон. – Ты должна развивать безучастность, Нефрет, иначе никогда не станешь археологом.

– Понятно, я должна подражать Рамзесу, – пренебрежительно бросила девушка. – Он невосприимчив к сантиментам.

Конечно, выглядело именно так. Рамзес, сидевший на земле со скрещёнными ногами и поедавший хлеб с сыром, только приподнял бровь и продолжил есть.

Публика никуда не делась. Во всяком случае, число зевак увеличилось, и Эмерсон заявил, что дальнейшие промедления не имеют смысла. Плотник Ибрагим начал прибивать доски, которые принёс с собой, и мужчины вернулись к разборке завалов.

Под рыхлым камнем виднелись ступеньки – числом двенадцать, ровные, высеченные в скале. Рабочие могли бы очистить их в кратчайшие сроки, если бы Эмерсон не настаивал на том, чтобы мы проверяли каждый квадратный дюйм убранного мусора на наличие посторонних предметов. Это было его неизменным правилом, но в данном случае имелась ещё и дополнительная причина. Убийца мог оставить ключ к разгадке.

– Какой убийца? – набросился на меня Эмерсон, услышав мою похвалу. – У нас нет доказательств совершения преступления.

– А, значит, таково твоё оправдание причины того, что ты немедленно не уведомил власти?

– К чёрту оправдания! – рявкнул Эмерсон. – На данный момент мы знаем только одно: в этой яме находится то, что выглядит как мумифицированное тело. Оно может быть или не быть древним; оно может быть или не быть человеком. Это может быть даже извращённая шутка, устроенная современным туристом или одним из моих профессиональных врагов. Кое-кто из этих типов – я не называю имён, Пибоди, но ты знаешь, кого я имею в виду – спят и видят, как я выставляю себя дураком из-за связки палок или мёртвой овцы. Уоллис Бадж…

– Да, дорогой. – Я пыталась его успокоить. Когда Эмерсон говорит о своих профессиональных соперниках, особенно о Уоллисе Бадже, хранителе египетских древностей в Британском музее, необходимо немедленно прервать его. – Ты прав. Мы не должны делать поспешных выводов.

– Ха, – фыркнул Эмерсон.

Он явно находился не в своей тарелке, поэтому я перешла к Нефрет, осматривавшей предметы, найденные при раскопках. Невзрачная коллекция – хрупкие кости и фрагменты грубой керамики.

– Животное? – спросила я, беря кусок кости.

Нефрет наморщила красивую бровь и отложила кость в сторону.

– Конечно, не человек. Возможно, коза.

Наступило самое жаркое и самое сонное время дня. Сухой воздух был совершенно неподвижен. Небо стало бледно-голубым. Я с трудом держала глаза открытыми, тем более что в коллекции артефактов не нашлось ни одного интересного предмета, даже пуговицы от воротника.

Через некоторое время Эмерсон вырвал меня из полудрёмы. Рухнув рядом со мной, он провёл рукавом по мокрому лбу и спросил, есть ли чай. Я не стала напоминать ему про носовой платок и не спрашивала, что случилось с его шляпой. Перед выходом я удостоверяюсь, что Эмерсон начинает свой день с пробковым шлемом на голове и красивым чистым белым носовым платком в кармане. К полудню он обычно теряет и то, и другое.

– Значит, ты прекращаешь работу? – спросила я, потому что Рамзес присоединился к нам, и люди отложили свои лопаты и корзины.

– Ненадолго, – ответил Эмерсон, – там творится что-то странное.

Посмотрев в указанном им направлении, я поняла, что он имел в виду. К полудню большинство туристов разошлись по своим отелям, и даже археологи и египтяне прервали работу. Однако толпа зевак, сдерживаемых нашими людьми, явно увеличилась, и между собой соревновались уже сразу два лектора.

– … знаменитый мистер профессор Эмерсон и его семья... un sepulcre nouveau[130]130
  Un sepulcre nouveau – новая гробница (фр.).


[Закрыть]... что откроется, когда двери распахнут... tresor d'or magnifique[131]131
  Tresor d'or magnifique – великолепное золотое сокровище (фр.)


[Закрыть]...

Последняя фраза переполнила чашу терпения Эмерсона, который вскочил на ноги, сжав кулаки. Я схватила его за лодыжку.

– Сядь, Эмерсон, ради Бога. Можешь обвинять свою репутацию, – добавила я, когда Эмерсон, ворча, как громовые раскаты, вернулся на место. Я протянула ему стакан чая. – Наше последнее открытие обеспечило заголовки в каждой газете западного мира. Бедные доверчивые создания ожидают чего-то столь же сенсационного. Но как же эта новость распространилась так быстро, интересно?

– Дауд, скорее всего,– предположил Рамзес. – Сами знаете, как он любит болтать налево и направо. Но, может быть, кто-нибудь другой, а то и один из рабочих мистера Картера. Я только надеюсь... – Он сдержался, но его взгляд, направленный на меня, был весьма красноречив.

Непроизвольный испуганный вздох сорвался с моих губ. Я знала – пожалуй, лучше всех – как факты можно исказить и украсить сплетнями, и не сомневалась, что наши рабочие подслушали, как Рамзес описывал то, что лежало в гробнице. Неудивительно, что собралась толпа любопытствующих! Длинные золотые волосы, шёлковые повязки – к настоящему времени описание, вероятно, включало золотые диадемы и инкрустированные драгоценностями украшения. Если бы Дональд Фрейзер узнал об этом, то преисполнился бы уверенности, что мы нашли его воображаемую принцессу. Необходимо срочно переговорить с ним и с Энид, прежде чем слухи дойдут до них.

– Эмерсон, – спросила я, – не лучше ли отложить изъятие мумии, чтобы мы могли опровергнуть слухи и уменьшить интерес публики? Просто её вид, как мне кажется...

Эмерсон покачал своей непослушной чёрной головой.

– Промедление только возбудит любопытство, а дикие слухи увеличат ожидания наших соседей из Гурнеха, клятых свиней, разоряющих гробницы.

– Тогда придётся заняться этим, – согласилась я.

Нефрет с помощью Давида фотографировала закрытую дверь и её окружение. Длительные выдержки были необходимы, поскольку Эмерсон отказался использовать для освещения магниевые вспышки или чёрный порох[132]132
  Не углубляясь в технические детали, напоминаю о несовершенстве как осветительной, так и фотоаппаратуры в начале ХХ века.


[Закрыть]. Отражатели из полированного металла хорошо служили нам в прошлом, и будут служить до тех пор, пока вся Долина не будет электрифицирована. Установленный Говардом генератор освещал лишь несколько гробниц.

Пока Нефрет и Давид завершали свою работу, я изучала деревянную дверь, теперь полностью очищенную. В Египте сложно найти большие куски дерева, так как местные деревья маленькие и тонкие. Дверь была собрана из частей, но очень аккуратно, и плотно входила в проём. Ни засова, ни замка; штукатурка заполнила неровные стыки дерева и камня.

Эмерсон вставил конец лома. Абдулла прочистил горло.

– Эмерсон…

– Что? – Эмерсон нажал на лом.

– Проклятие.

– Что? – Эмерсон повернулся и пристально взглянул на бригадира.

– Я знаю, что его не существует, – многозначительно пробормотал Абдулла. – Но Дауд и другие дураки...

– Хм-мм. Абдулла, у нас мало времени. Что, если я завтра первым делом проведу изгнание духов?

Абдулла всем своим видом выразил сомнение. Рамзес откашлялся.

– Я буду счастлив сказать несколько слов, отец.

– Ты? – Эмерсон посмотрел на Рамзеса. Он получает бешеное удовольствие от процедур изгнания демонов (каковыми процедурами и славится в Египте), так что ему очень не нравится, когда его вытесняют.

Нефрет, выглядевшая исключительно торжественно, не смогла сдержать хихиканья.

– Если вы помните, его называют «Аху эль-Афарит». Давай, Рамзес, а я добавлю.

Мне всегда было интересно, какое ласковое прозвище египтяне дали Рамзесу. Я приготовилась к увещеваниям, но Эмерсон опередил меня.

– И побыстрее, – проворчал он, возвращаясь к двери.

Итак, мой сын, также известный как «Брат Демонов», принялся размахивать руками и распевать на смеси языков – от средневекового французского до классического арабского. Однако при этом не спускал глаз с Эмерсона, и когда проход почти раскрылся, внезапно прекратил свои заклинания. Повернувшись к Нефрет, он схватил её за руки и высоко поднял их.

– Услышь благословение дочери Отца Проклятий, сестры Брата Демонов, Света Египта, – произнёс он нараспев, а затем тихо пробурчал по-английски: – Приступай, девочка, нечего стоять, разинув рот.

Первое слово Нефрет было не более чем бульканьем, но она мгновенно пришла в себя, звучно произнеся призыв к молитве и фразу: «Да благословит тебя Всевышний и да сохранит тебя». Однако представление произвело бы большее впечатление, если бы она не закончила словами:

– Как тебе это понравилось, мальчик?

– Возможно, нам с отцом следует оставить дальнейшее на твоё усмотрение, – последовал ответ.

Однако когда мы собрались вокруг открытого портала, наши лица были серьёзными и неулыбчивыми. В этот самый момент, как сверхъестественный намёк на вмешательство Небес, луч солнечного света отразился от жестяного листа, который держал один из мужчин, и упал на голову закутанного существа.

В длинных вьющихся волосах не блеснуло ни единой искры.

В недавнем прошлом были популярны украшения из искусно заплетённых человеческих волос. Ещё более распространённым был обычай помещать прядь волос любимого человека под хрусталь или стекло – в брошь, кольцо или браслет. Когда-то отец подарил мне брошь с чёрным локоном моей матери. Я хранила её как священную реликвию, но никогда не носила. Волосы были сухими, тусклыми и мёртвыми.

Как и эти. Скрытое лицо беспокоило не меньше. Теперь я могла различить детали, которые ранее оставались в тени от пламени свечей – изогнутые скулы, форму полных губ. «Невозможно», – подумала я. Шёлковая ткань, годами прикрывавшая неподвижную грудь и стройные конечности, поблёкла и начала рассыпаться. Мягкая плоть лица не могла остаться неповреждённой.

Я услышала сдавленный всхлип Нефрет. Эмерсон, за грозным фасадом которого скрывается чрезвычайно нежное сердце, громко фыркнул. Каким бы грубым и незаконченным, пустым и бесплодным это последнее пристанище смерти ни было, никто из нас не хотел сделать первый шаг.

Кроме, конечно, Рамзеса. Проскользнув мимо отца, он подошёл к лежавшему телу.

– Обрати внимание на руки, отец. Они вытянуты вдоль тела, лежат рядом с бёдрами.

Эмерсон хмыкнул, отбросив сантименты в пользу профессионализма.

– Подобное расположение традиционно для Двадцать первой династии. Однако это тело определённо появилось позже. Вернись обратно, Рамзес, ты можешь наступить на важные улики-артефакты. Давид, сколько времени у тебя уйдёт на создание эскиза?