Текст книги "Увидеть огромную кошку"

Автор книги: Барбара Мертц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 11

МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ СВОЙСТВЕННО

ПРИСТРАСТИЕ К МУЧЕНИЧЕСТВУ,

ОСОБЕННО СЛОВЕСНОМУ.

Дональд пригласил нас поужинать вместе с ним и Энид, но я предпочла отказаться. Миссис Джонс объяснила, что она всегда «постилась и медитировала в одиночестве, прежде чем призывать духов»; этот перерыв предоставил нам необходимую возможность для заключительной личной встречи с медиумом. Поужинали мы рано, и, лишь только появился Сайрус, отправились на дахабию, где мальчики уже ожидали нас.

Сайрус, как и всегда, был одет чрезвычайно элегантно: снежно-белый льняной костюм, безупречные перчатки, бриллиант в заколке галстука – хотя и скромных размеров, но чистейшей воды. Я высказала ему несколько комплиментов по поводу внешнего вида, но добавила:

– Боюсь, остальные не отдадут вам должное, мой друг. Как видите, мы остались в рабочих костюмах; я посчитала целесообразным сохранить готовность к любым непредвиденным обстоятельствам, поскольку мы не в силах предсказать, что может произойти.

– Вы и мисс Нефрет прекрасно выглядите в любой одежде, которую выберете, – галантно ответил Сайрус. – И вижу, что зонтик при вас, а это достаточная защита от любой опасности. Однако у вас должно быть хоть какое-то представление о том, что будет происходить.

– Некоторое, да, но мне нужно поговорить с Рамзесом. Он ушёл сегодня днём, прежде чем я успела узнать, какие планы согласовали они с Энид.

Конечно, нам пришлось дожидаться Рамзеса. На дахабии нас встретил Давид; когда я выразила нетерпение, он сообщил, что Рамзес почти готов, и предложил пойти и поторопить его. Я сказала ему, что сама займусь этим, но, как только постучала в дверь и объявила о себе, Рамзес предстал перед нами, и вскоре мы уже переправлялись через реку.

– А теперь, – поправила я шаль, – расскажи нам, что произошло сегодня днём.

Наклонив голову набок, Рамзес, казалось, обдумывал вопрос, и я нетерпеливо продолжила:

– Я не хочу выслушивать очередное пространное и подробное описание каждого сказанного слова и каждой мысли, пришедшей тебе в голову, Рамзес. Просто относящиеся к делу факты.

– А, – кивнул Рамзес. – Хорошо, матушка. Во-первых, что касается костюма. Мне удалось приобрести у Мустафы Камеля довольно симпатичные имитации старинных украшений – воротник из бисера, браслеты, серьги и тому подобное. Основная одежда, как всем известно, довольно проста. Достаточно простыни, аккуратно задрапированной; а ещё я купил длинный шарф с бахромой, чтобы повязать его вокруг талии. Основная трудность заключалась в волосах – не в цвете, а в стиле. Копии сложных древнеегипетских париков не продаются на суках[203]203
  Сук (шук) – арабский базар, рынок.


[Закрыть].

– Чёрт возьми, я так и знала, что нужно было пойти с тобой! – воскликнула Нефрет. – Уж я бы подобрала то, что выглядит достаточно подлинным.

– Загвоздка не в этом, – возразил Рамзес. – Требовалась причёска, которую можно быстро изменить.

– Совершенно верно, – согласилась я. – Ей придётся выскользнуть из гостиной в коридор, а затем в спальню миссис Джонс, из которой она выйдет в образе Ташерит. Сможет ли она переодеться достаточно быстро и без посторонней помощи, Рамзес?

– Рассмотрев различные альтернативы, – ответил Рамзес, – мы пришли к выводу, что этот костюм лучше носить под свободной одеждой – кажется, она называется чайным платьем. Миссис Фрейзер наденет платье и костюм после обеда.

– А как насчёт волос? – спросила Нефрет.

– Она их распустит. Они очень густые и длинные, – сообщил Рамзес. – Почти до талии.

– Хорошо, – кивнула я. – Дональду понравится этот романтический образ; он не знаток древнеегипетских причёсок. Мы должны сделать так, чтобы в комнате было почти темно, даже темнее, чем вчера вечером, и провести что-то вроде отвлекающего манёвра, чтобы Энид появилась незаметно для Дональда.

Эмерсон предложил устроить диверсию[204]204
  Игра слов: «diversion» означает и «диверсия», и «отвлекающий манёвр».


[Закрыть]. После небольшой и крайне тревожной заминки я тактично ответила:

– Мы обсудим это с миссис Джонс. У неё, вероятно, есть хорошие идеи.

Вопрос о том, как незаметно добраться до гостиной миссис Джонс, разрешился легко. Я всегда знакомлюсь с зонами обслуживания отелей и других заведений, так как никогда не знаешь – вдруг тебе понадобится куда-нибудь проникнуть тайком. Таким образом, именно я возглавила нашу группу, обогнув красивые сады Луксора и войдя в узкий проход, ведущий в небольшой двор рядом с кухней. Я была рада, что надела прочные туфли вместо вечерних тапочек[205]205
  Evening slippers—декоративные тапочки, которые часто называют «Принц Альберт» в честь принца Альберта, сделавшего этот тип обуви известным. Обычно такие тапочки сделаны из бархата и имеют бант из грубого материала. Часто на них можно увидеть инициалы владельца, а подошвы сделаны из кожи. Считаются более дорогими, но при этом обеспечивают комфорт и позволяют сделать заявление благодаря своему стилю.


[Закрыть]. Месье Паньон, управляющий отелем, делал всё возможное, чтобы поддерживать надлежащие стандарты гигиены, но земля вокруг была завалена мусором.

Двое кухонных мальчиков курили у задней двери. Наш внешний вид сильно их поразил; они застыли, глазея, и даже не ответили на моё дружеское приветствие. Такое же потрясение охватило обитателей кухни, когда мы появились там. Один из официантов уронил тарелку супа (кажется, чечевичного), но этой катастрофой всё и ограничилось.

Лестница для персонала была без коврового покрытия и очень грязной. Мы никого не встретили, и когда я открыла дверь, ведущую в коридор второго этажа, то обнаружила, что он пуст. Большинство гостей спустились ужинать. Комнаты Фрейзеров находились в передней части отеля, с видом на сад. Я тихонько постучала в дверь гостиной миссис Джонс. Она открыла почти сразу, но ровно настолько, чтобы виднелся лишь один настороженный глаз. Узнав меня, она распахнула дверь.

– Входите, быстрее, – прошептала она. – Мистера Фрейзера охватило нервное возбуждение, и я не знаю, сможет ли жена занять его до назначенного времени.

Сайрус счёл нужным пожать ей руку, и пока они обменивались приветствиями, я с большим интересом рассматривала её платье из лилового шёлкового крепа. Это было одно из новых «реформаторских» платьев[206]206
  Речь идёт об одном из фасонов, созданным викторианским движением за реформу одежды (также известным как движение за рациональную одежду). Возникло в середине и существовало практически до конца викторианской эпохи. Его возглавляли различные реформаторы, которые предлагали, проектировали и носили одежду, считавшуюся более практичной и удобной, чем мода того времени. В континентальной Европе эти веяния появились позже.


[Закрыть], свободного покроя, напоминавшее средневековый плащ. Длинная накидка из вышитого бархата ниспадала с плеч до ног. Этот ансамбль придавал достоинство невысокой, крепкой фигуре миссис Джонс и имел оттенок экзотики, как нельзя лучше подходящий для данного случая. Не говоря уже о том, что он казался очень удобным. Я напомнила себе попозже спросить, где она раздобыла эту одежду. Может быть, в «Либерти»[207]207
  «Либерти» – универмаг Liberty’s в Лондоне. Основан в 1875 году Артуром Либерти.


[Закрыть]? Это заведение прославилось подобными фасонами.

Когда мы все вошли, миссис Джонс заперла дверь на засов. Женщина отнюдь не постилась: на столе стояли наполовину опустошённая тарелка с печеньем и бокал вина. Она заметила мою реакцию и, прежде чем унести улики в свою спальню, ответила на мой сардонический взгляд весёлой, невозмутимой улыбкой.

– Приступим, – резко начала миссис Джонс. – Миссис Фрейзер, очевидно, знает, что ей делать. Сегодня днём мы смогли коротко переговорить. Я пообещала ей поставить ширму перед дверью, чтобы свет из коридора не был виден, когда она выскользнет. Джентльмены, кто из вас может...?

– Было бы проще разбить лампочки в коридоре, – перебил Эмерсон, проявлявший достаточно тревоживший интерес к происходящему.

Мы отговорили его от этой непрактичной идеи, и Рамзес объяснил, что нашёл способ справиться с трудностью. Вынув из кармана молоток и пригоршню гвоздей, он попросил одолжить на время одеяло или покрывало с постели миссис Джонс.

– Но не удивится ли мистер Фрейзер, почему в этот раз комната намного темнее? – спросила Нефрет.

Рамзес, стоя на стуле, деловито заколачивал гвозди.

– Должно быть темно, если миссис Фрейзер хочет ускользнуть незамеченной, – объяснил он. – Наше оправдание будет заключаться в том, что, как известно всем изучающим оккультизм, большое напряжение материализации требует полной темноты.

– Во всяком случае, он в это поверит, – цинично изрекла дама. – Вы, профессор и мистер Вандергельт, должны крепко держать его за руки и не позволять ему вырваться от вас. Самый опасный момент будет в конце, когда она простится с ним навеки. Он может попытаться помешать ей уйти. Надеюсь, миссис Фрейзер готова к этой возможности?

– Она знает свои реплики, – бросил Рамзес, не оборачиваясь.

– Ей потребуется время, чтобы переодеться в обычную одежду и вернуться в комнату, – промолвил Эмерсон. – Если бы мы устроили небольшую драку, Фрейзер и я, и я бы повалил его на пол…

– Нет, Эмерсон, – отрезала я.

– Нет, если в этом не возникнет необходимости, – поправила миссис Джонс.

Она сидела на диване и потягивала стакан минеральной воды, который ей налил Сайрус. Я заметила:

– Вы кажетесь абсолютно безмятежной, миссис Джонс. А вчера вечером только и говорили о расстроенных нервах.

Женщина подняла ноги в тапочках на пуф и откинулась назад, олицетворяя уверенность и спокойствие.

– Я привыкла работать в одиночестве, миссис Эмерсон, и вся ноша ложилась на мои плечи. А это новый опыт для меня, и я наслаждаюсь им. Осмелюсь сказать, что ни у одного шарлатана никогда не было таких способных и услужливых помощников!

Сайрус усмехнулся.

– Стальные нервы, – выпалил он восхищённо.

Она повернулась и смерила его взглядом. Голос и лицо были смертельно серьёзными.

– Не совсем, мистер Вандергельт. Сегодня мы отчаянно рискуем. Если наше выступление не увенчается успехом, мистеру Фрейзеру может стать хуже, чем раньше. Самое меньшее – его решимость останется неизменной. И, – добавила она с улыбкой, – если он продолжит поиски гробницы, мне придётся таскаться с ним вверх по скалам и вниз по вади. Мои измученные ноги долго не выдержат.

Как она и предсказывала, Дональд пришёл на десять минут раньше. Неуверенный стук возвестил о его прибытии, и, услышав его, миссис Джонс глубоко вздохнула.

– По местам, дамы и господа, – сказала она, бросилась на диван, закрыла глаза и сложила руки на груди. Я подошла к двери.

Дональд был один. Его лицо было бледнее обычного, а глаза скользили по мне, как будто перед ним стояла горничная. Слабым, дрожащим голосом он промямлил:

– Она готова?

– Она всё ещё отдыхает, – отступила я, чтобы он мог войти. – Молчите. Вам не следовало приходить так рано, Дональд.

Дональд вошёл на цыпочках. Примерно с той же ловкостью, как и Эмерсон. С призраком своей старой улыбки он заметил:

– Вы тоже не смогли дождаться.

Его наивное заявление напомнило о нашем главном преимуществе. Потребность Дональда верить была настолько сильной, что он без вопросов мгновенно принимал всё соответствовавшее этой вере. Более подозрительный человек, увидевший, что все уже в сборе, задумался бы, какого чёрта мы явились заблаговременно. А Дональд лишь приглушённо поздоровался с присутствовавшими и сел.

Миссис Джонс вышла из «медитативного состояния», уселась на диване, и тут к нам присоединилась Энид. Её чайное платье из розового крепдешина, похоже, сшили для той цели, которой оно должно было послужить нынешним вечером: длинные пышные рукава, высокий вырез и удобные застёжки спереди. В его объёмных складках было достаточно ткани, чтобы спрятать двух женщин её размера – что в каком-то смысле соответствовало истине!

Мы договорились о рассаживании: Энид – между мной и Рамзесом на конце стола, ближайшем к двери; Дональд – между Эмерсоном и Сайрусом в дальнем конце. Дональд не подверг сомнению ни это, ни что-либо ещё – даже покрывало, прибитое к двери. Я начала задаваться вопросом, почему мы приложили столько усилий, чтобы создать иллюзию; Дональд, вероятно, не стал бы возражать, даже если бы миссис Джонс потребовала, чтобы он улёгся лицом вниз под стол, пока принцесса не соизволит материализоваться.

Впрочем, нам было не до смеха. Последнее, что я видела перед тем, как погас свет – налитое кровью лицо Дональда и глаза, буквально вылезавшие из орбит. Теперь, когда уже было слишком поздно, я пожалела, что не осмотрела его и не убедилась, что с его сердцем всё в порядке. Впрочем, чрезмерные физические нагрузки Дональда за последние недели не имели никаких отрицательных последствий, что обнадёживало. Оставалось только надеяться на лучшее.

Миссис Джонс превзошла себя. Она стонала, задыхалась и что-то лепетала. Рамзес не объяснял, о каких репликах они с Энид договорились (честно говоря, по моему приказу), поэтому я была поражена не меньше Дональда, когда стоны женщины внезапно прервал голос моего сына:

– Смотрите! Что это за окном?

Атмосфера была настолько мрачной, что я на мгновение вообразила, будто увидела аморфную бледную фигуру на фоне тёмных драпировок. (Позже я узнала, что действительно видела её – длинную белую ленту, которую Давид, сидевший ближе всех к окну, держал в вытянутой руке.) Затем Энид, вытащив свою руку из моей, с тихим шорохом скользнула под покрывало.

– Ничего, – последовал ответ Давида. Его голос звучал так, будто он читал заученную речь, как и было на самом деле.

Миссис Джонс уловила реплику и испустила пронзительный крик, который снова привлёк к ней внимание Дональда. Её отрывистые фразы перемежались душераздирающими стенаниями и резкими вздохами:

– Слишком тяжело... боль... О боги подземного мира...

Дональд попытался освободиться. Я слышала, как Эмерсон мягко, но яростно увещевал его, напоминая ему об опасностях для медиума и принцессы, если материализацию прервут.

Энид, похоже, не сразу смогла справиться с пуговицами или гребнями: призывы миссис Джонс к богам подземного мира пришлось повторить несколько раз, прежде чем дверь за её спиной распахнулась, открывая… Энид, завёрнутую в простыню и обвешанную дешёвыми украшениями, освещённую со спины единственной лампой.

Но Дональд видел не это, и на короткое мгновение я увидела то же самое, что и он – стройную женскую фигуру, очерченную светом сквозь полупрозрачную мантию, яркий блеск металла на шее и на запястьях, иссиня-чёрные локоны, ниспадавшие на белые плечи.

На несколько секунд воцарилась настолько глубокая тишина, что слышалось шипение пламени на ламповом фитиле. Я затаила дыхание. Наступил решающий момент. Сможет ли Энид запомнить свою речь и убедительно её произнести? Поверит ли Дональд в это видение? Лицо Энид скрывали тусклый свет и тонкая белая вуаль (хорошая идея, я мысленно напомнила себе поблагодарить Рамзеса за то, что он подумал об этом). Но может ли мужчина не узнать черты своей жены? И она не должна задерживаться. Как ей уйти незамеченной?

Все эти спутанные мысли мгновенно промелькнули в моей голове. Затем сдерживаемое Дональдом дыхание со всхлипом вырвалось наружу. Он попытался произнести имя – имя Ташерит – но смог выдавить только первый слог.

Энид прочистила горло.

– Приветствую тебя, мой господин и давно потерянная любовь, – начала она. – Я перенесла утомительное путешествие сквозь тьму Аменти...

«О боже, – подумала я. – Она похожа на школьницу, пытающуюся изобразить трагическую героиню. Должно быть, Рамзес – автор этого ужасного текста. Каких бредней он начитался?»

Это было комичное, постыдное – и жалкое зрелище. Дональд рыдал. Размеренный, застенчивый голос Энид бессвязно вещал о богах подземного мира, о боли, связанной с обретением плоти и тому подобной ерунде. Я почувствовала, что больше не выдержу ни слёз Дональда, ни банальности прозы Рамзеса. Энид давно пора было замолчать и дематериализоваться. Чего она ждала?

Не осмеливаясь говорить вслух, я нащупала на столе руку Рамзеса, намереваясь ритмично нажимать на неё, чтобы передать сообщение. Единственное, что мне пришло в голову – SOS; это явно соответствовало ситуации. Я нашла его руку, но, прежде, чем успела подать сигнал, его пальцы крепко сжали мои. Я поняла его требование. Он приказал соблюдать тишину и спокойствие.

Затем я увидела, что Энид скользнула дальше в комнату. Внезапным движением она откинула вуаль с лица и протянула руки:

– Милостью Божьей я вернулась к тебе. Мы снова едины, она и я, и пребудем с тобой в этом цикле... брмп!

Страсть придала Дональду достаточно сил, чтобы вырваться из рук державших его людей. Он бросился к Энид и сжал её в объятиях, от которых у неё перехватило дыхание и – слава Богу! – прервалась речь.

Я пыталась высвободиться из хватки Рамзеса, но он продолжал сильно сжимать мою руку.

– Свет, – бросил он.

Люстра у нас над головами ярко вспыхнула, и мы, ослеплённые, моргали, не в силах двинуться с места. Дональд поднял Энид на руки, пошатнулся, овладел собой и направился к двери. Он так пристально смотрел ей в глаза, что врезался бы головой в покрывало и дверь, если бы Рамзес не опередил его. Ловко, как хорошо обученный дворецкий, он отвёл занавес в сторону и широко распахнул дверь. Даже не взглянув на него, Дональд прошёл в дверной проём и исчез.

– Здорово! – воскликнула я. Больше мне ничего не пришло в голову.

Рамзес закрыл дверь. Схватив покрывало, он резко рванул его, выдернув гвозди из дверной коробки, и швырнул ткань на кресло. Затем вернулся на своё место за столом.

– Я думаю, – слабо пробормотала миссис Джонс, – что мне не помешал бы бокал вина.

И остальным тоже. Затем все заговорили одновременно – все, кроме Давида, который, очевидно, всё время пользовался доверием Рамзеса.

– Почему ты меня не предупредил? – настойчиво расспрашивала я.

Эмерсон рычал:

– Из всех треклятых сюрпризов! Боже мой, Рамзес...

– Похоже, сработало, – неохотно признала Нефрет. – Но ты мог бы...

Сайрус без остановки качал головой и издавал характерные американские восклицания, а миссис Джонс заметила:

– Молодой человек, вы один из самых...

Из вежливости Рамзес ответил мне первым.

– Ты приказала мне не вдаваться в многословные подробности.

– Господь Всемилостивый! – возопила я.

– Мне казалось, – объяснил сын, – что этот сценарий решил многие дилеммы, с которыми мы столкнулись: возможность того, что мистер Фрейзер узнает свою жену, трудности с её возвращением в комнату незримо для него, и величайшую опасность – что он может сломаться или впасть в истерику, когда она оставит его навсегда.

– Так это была твоя идея? – поинтересовалась я.

– Мы решили это вместе, миссис Фрейзер и я.

Эмерсон хмыкнул, пронзительно взглянув на Рамзеса.

– Что ж. Будем надеяться, что этот вопрос улажен. Оставим миссис Джонс наедине с бутылкой и печеньем?

– Каковы ваши планы? – спросила я у дамы.

Она встретила мой взгляд с холодным вызовом.

– Мне лучше спросить вас, миссис Эмерсон, каковы ваши планы на меня. Я покину Египет как можно скорее – одна или под стражей, как вы решите.

– С этим не стоит особо торопиться, – невозмутимо заметил Сайрус. – Почему бы вам, ребята, не оставить нас? После этого представления миссис Джонс требуется больше, чем погрызть несколько крекеров. Если она согласна, у нас состоится небольшой поздний ужин и приятная долгая беседа.

После этого представления и других изнурительных дневных занятий я была не в состоянии фехтовать с такой женщиной, как миссис Джонс, поэтому с удовольствием предоставила её Сайрусу. Когда Эмерсон выводил меня из комнаты, я заметила, что Сайрус удобно развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и что миссис Джонс наблюдает за ним, как дуэлянтка, вставшая в исходную позицию.

– Обопрись на меня, дорогая, – обнял меня Эмерсон за талию. – Тебя беспокоит лодыжка?

– Вовсе нет, – решительно замотала я головой. – Сказать по правде, Эмерсон, я до сих пор ошеломлена неожиданной развязкой. Классический стиль Рамзеса – обрушить на нас события именно таким образом! Сможет ли он когда-нибудь преодолеть свою привычку к скрытности?

Молодые люди, опередив нас, шли на некотором расстоянии.

– Хм-мм, – двусмысленно протянул Эмерсон. – Признайся, Пибоди, это была гениальная идея.

– Я полагаю, что это пришло в голову Энид. Да, должно быть, ей; на днях я прочитала ей небольшую лекцию, и она, очевидно, приняла её близко к сердцу.

Рука Эмерсона сжалась, и он нежно сказал:

– Молодец, Пибоди. Но сможет ли она сохранить тайну?

– Ты снова говоришь как мужчина, – парировала я. – Это зависит не только от неё. Дональду тоже придётся внести свой вклад. Хм-мм, да. Думаю, мне придётся и с ним поговорить.

Эмерсон рассмеялся. До моих ушей донёсся ответный раскат серебристого смеха; Нефрет оказалась между двумя парнями, и, когда они спускались по лестнице рука об руку, я увидела, что она оживлённо болтает, хотя слов разобрать не могла. Они хорошо смотрелись вместе, все трое. Мне было приятно видеть дружбу, царившую между ними.

Из рукописи H:

– Ты презренный лжец! – воскликнула Нефрет.

Рамзес, растянувшийся на кровати, оторвался от чтения и поднял глаза. Она выглядела как молодая возмущённая богиня, стоявшая у открытого окна, из которого открывался вид на палубу и ночное небо; лунный свет очерчивал прямое, стройное тело девушки и окружал ореолом её волосы. Рамзес подумал, что Нефрет – скандинавская или кельтская богиня, а не египтянка, несмотря на кошку, устроившуюся у неё на левой руке. Только не с этими красно-золотыми волосами.

– Опять окно? – вздохнул он. – Можно было просто подняться по трапу и войти через дверь, обычным способом. А зачем ты привела чёртову кошку?

– Она увязалась за мной и громко вопила. Пришлось взять её с собой, иначе она перебудила бы весь дом. – Нефрет столкнула его ноги с кровати и устроилась на освободившемся месте. Сехмет переползла на Рамзеса, и Нефрет добавила: – Кажется, она влюбилась в Ришу, поскольку большую часть времени проводит в конюшне, любуясь им.

– То есть вечером ты проехалась на Рише.

– Но ведь ты же не против?

– А если бы и был против, что толку? Нет, конечно, я не возражаю. Если ты настаиваешь на том, чтобы ночью в одиночестве бродить по сельской местности, то будешь в большей безопасности на его спине, чем где-либо ещё.

– Где Давид? – спросила Нефрет, игнорируя скрытую критику.

– На палубе, присматривает за «Долиной Царей». Если бы ты пошла другой дорогой, то увидела бы его.

– Ты ожидаешь, что что-то случится сегодня вечером?

– Если что-то произойдёт, мы будем готовы, – уклончиво ответил Рамзес.

Глаза Нефрет сузились.

– Как удачно, что я пришла. Я тоже буду стоять на часах, и вы с Давидом сможете немного поспать.

– Ты не можешь оставаться здесь всю ночь!

– Почему бы и нет? Здесь много места.

Рука Рамзеса легла на кошку. Он автоматически погладил её, слишком взволновавшись, чтобы заметить, что он делает.

– Потому что матушка снимет с нас шкуру заживо, если узнает.

– Она не узнает. – По лицу Нефрет промелькнула материнская нежность. – Бедняжка, сегодня вечером она дошла до полного изнеможения, и её лодыжка очень болела. Но ты же знаешь её: она не признается в слабости даже самой себе. Ну, и я… м-м… я просто позаботилась о том, чтобы она хорошо выспалась.

Рамзес резко сел.

– Господи! Ты подсыпала ей снотворного?

– Просто немного лауданума в кофе. Для её же блага.

Рамзес рухнул на груды подушек, а Сехмет радостно переместилась с колен на грудь.

– Ты начинаешь выражаться в её стиле, – пробормотал Рамзес. – Это было неизбежно, я полагаю, но перспективы меня тревожат. Вы обе… остаётся только надеяться, что та же идея не пришла в голову отцу.

Если бы Рамзес смотрел на Нефрет, то, возможно, заметил бы промелькнувшую на её лице гримасу, но он, почувствовав тяжесть на груди, пытался оторвать от себя Сехмет.

– Итак, – твёрдо заявила Нефрет, – скажи мне правду для разнообразия.

– Я не лгал тебе.

– Ну, возможно, не напрямую, но есть такая вещь, как ложь посредством умолчания. Вам с Давидом известно нечто, о чём вы мне не сказали. Так что же, по твоему мнению, произойдёт сегодня вечером?

Рамзес вздохнул и прекратил попытки избавиться от кошки. Все двадцать её когтей вцепились в его рубашку.

– Сегодня вечером, может и ничего. Однако существует высокая вероятность, что вскоре он снова попытается. Он вряд ли откажется от своей цели, и чем чаще ему мешают, тем более нетерпеливым он становится.

– Скаддер? – спросила Нефрет. Рамзес кивнул, и она сухо продолжила: – Ты немного помешал ему, не так ли? А не приходило ли тебе в голову, мой мальчик, что, возможно, он сейчас охотится за тобой? И считает, что с большей лёгкостью достиг бы цели, если бы ты ему не мешал?

– Это приходило мне в голову, да.

– Он знает, что ты был Сайидом?

– И вновь буду Сайидом, если потребуется. Сегодняшний вечер – как раз один из таких случаев. Я как раз собирался превращаться в него, и тут появилась ты. Не могла бы ты выйти, пока я гримируюсь?

– Нет, не могла бы. Я хочу посмотреть, как ты это делаешь.

– Я поражаюсь, как отцу удалось сохранять рассудок все эти годы, – пробормотал Рамзес. – Хорошо, девочка моя, не ругайся. Если хочешь, можешь посмотреть, а то и послушать, для разнообразия, пока я объясняю, что мы с Давидом собираемся делать, и если ты будешь очень-очень хорошей девочкой, я, так уж и быть, разрешу тебе помочь.

Он избавился от Сехмет, щекоча её живот, пока она не ослабила хватку и не перевернулась. Оставив возмущённую кошку в одиночестве на кровати, он подошёл к стулу и стал расстёгивать ботинки. Обхватив руками поднятые колени, Нефрет с интересом наблюдала, как он снимал рубашку, ботинки, чулки и закатывал штанины.

– Разве ты не будешь снимать брюки? – спросила она, когда он натянул поношенную галабею.

– Не при тебе. – Быстро и ловко он намотал на голову длинное полотно тюрбана и повернулся к зеркалу.

– На борту всего три человека, – объяснил он, не прекращая трудиться. – Остальные живут в Луксоре или на Западном берегу и ночью уходят домой. К полуночи все трое будут храпеть; до этого момента я не ожидаю каких-либо действий. Сайид ждёт меня на берегу, где его разместил Беллингем.

– Это не очень разумно! – воскликнула Нефрет. – Скаддер может увильнуть от Сайида простым способом – вплавь или на небольшой лодке. О чём думал полковник?

– Полковник очень хорошо знает, что делает, Нефрет.

Рамзес отвернулся от зеркала, и она ахнула.

– Господи! Что ты... Стой спокойно, я хочу взглянуть на тебя.

– Морщины нарисованы, – сказал Рамзес, когда Нефрет рассмотрела его лицо с неудобно близкого расстояния. – Сети, тот самый, о котором я тебе рассказывал, разработал несколько разновидностей жирной краски; я же применяю водорастворимый тип, иначе краску чертовски трудно удалить, а у матери глаза, как у сокола. Бородавки созданы из другого вещества, изобретённого Сети; оно держится, как клей, если не подвергается длительному погружению в воду.

– И что ты делаешь – суёшь голову в ведро? – поинтересовалась Нефрет, вопросительно проводя пальцем по брови.

– Или умывальник. И нет, ты не будешь смотреть, как я это делаю. Брови и усы я осветлил другой краской – Сайид начинает седеть, а более светлый цвет по краям бровей делает их менее тяжёлыми. Моё лицо длиннее и тоньше, чем у Сайида, поэтому я вставляю подушечки, чтобы округлить щёки. – Он послушно открыл рот в ответ на её исследующий палец. – Пятно на зубах удаляется спиртом. Видишь ли, в точном сходстве нет необходимости; Беллингем никогда не смотрит на лица слуг, и настоящая уловка состоит в том, чтобы имитировать осанку и манеры Сайида.

Он согнул локоть и почесал себе бок когтистыми пальцами.

– Точь-в-точь как он, – признала Нефрет. – А можешь показать мне, как...

– Если тебе так хочется, – кивнул Рамзес. И быстро отвернулся от милого нетерпеливого лица, смотревшего на него снизу вверх.

Однако, отойдя на безопасное расстояние, он вспомнил о шаркающей походке Сайида, и Нефрет благодарно рассмеялась:

– Отлично. Подожди немного; мне нужно кое-что достать из комнаты.

– Что?

– Другой мой нож. Я оставила его в шкафу.

– Он тебе нужен?

– Безусловно. Я присоединюсь к вам сию секунду.

– Не ко мне, я собираюсь встретиться с Сайидом. Иди к Давиду. Возможно, тебе удастся убедить его поспать несколько часов, хотя я в этом сомневаюсь.

– Спасибо, мой мальчик. – Она улыбнулась ему и направилась в свою комнату. Рамзес хлопнул дверью перед мордой Сехмет и вышел, сопровождаемый её печальными воплями.

Поднявшись на палубу, Нефрет увидела в лунном свете тёмный неподвижный силуэт Давида. Она тихо кашлянула, чтобы предупредить его о своём приближении, иначе тихую ночь сотряс бы испуганный крик.

– Рамзес сказал мне, что ты здесь, – не оборачиваясь, буркнул Давид.

– Ты меня тоже будешь ругать? – ответила она тем же полушёпотом и подошла к нему.

– Что толку? Но я не собираюсь ложиться спать и оставлять тебя здесь одну.

– Я не одна. Внизу находятся Хасан, Мустафа и ещё несколько человек. Мои глаза так же остры, как и твои.

– Луна светит ярко. – Давид по устоявшейся привычке избегал споров. – Отсюда можно увидеть даже голову пловца.

Нефрет кивнула.

– Когда-если ты его увидишь, что будешь делать? Звать на помощь?

Он повернул голову, чтобы посмотреть на неё, и она увидела сверкание белых зубов.

– Мяу, – ответил он.

– Что?

– Мяу. Или мья-ау? Все знают о кошках Луксора; мяуканье одной из них предупредит Рамзеса, не отпугнув нашего посетителя.

– О Боже, – охнула Нефрет.

– Что случилось?

– Вернусь через минуту.

Сехмет было отчётливо слышно даже через закрытую дверь. Она глупа, подумала Нефрет с печальным весельем – окно открыто настежь. Анубиса или Бастет давно бы и след простыл. Причём без единого звука.

Вой прекратился, как только Нефрет открыла дверь. Сехмет принялась ластиться к ногам вошедшей, и девушка наклонилась, чтобы поднять кошку.

– Что же мне с тобой делать? – задумалась она. – Если я закрою тебя в шкафу, ты развопишься так, что тебя услышат за милю вокруг.

С кошкой на руках она вернулась к Давиду, которому совсем не понравилось это зрелище.

– Тебе придётся избавиться от неё, – настаивал он. – Рамзес прикончит её, если она сорвёт его план.

– Он на такое не способен. Она будет молчать, пока кто-нибудь из нас держит её.

– Иншаллах[208]208
  Иншаллах (Иншалла, Иншааллах) (араб.– «если на то есть воля Божья», «если Бог пожелает») – ритуальное молитвенное восклицание, используемое в арабских и других мусульманских странах. Сопровождает высказывание верующего о его планах или событиях, которые должны произойти в будущем. Также может указывать на желание того, чтобы что-либо произошло, или надежды на благословение от Бога в каком-либо предприятии в будущем. Иногда произносится как вежливый отказ, в ответ на вопрос или просьбу, которую трудно или невозможно выполнить; в таких случаях примерно может означать: «То, о чём вы меня просите, к сожалению, неосуществимо, если только не вмешается Бог». Исламский богослов Ибн Аббас (619—686 гг.) сказал, что произнесение иншаллах является обязательным для мусульманина в том случае, когда речь идёт о совершении каких-либо дел в будущем. Если, по небрежности, фраза не была произнесена вовремя, то её можно произнести и позже.


[Закрыть], – мрачно проронил Давид.

Ночь продолжалась. На палубе другой дахабии не было никаких признаков движения, и гладкая серебристая дорожка света через воду оставалась нетронутой. Тишину изредка нарушали лишь топот или фырканье Риши, ожидавшего на берегу без пут и привязи, а также далёкий вой шакалов и дворняжек. Хриплое мурлыканье Сехмет смолкло; она заснула на сгибе руки державшего её Давида. Нефрет подавила зевок. Давид обнял её свободной рукой, и девушка прислонилась к нему, благодарная за силу, тепло и нежную поддержку. Её веки тяжелели, а ночной воздух постепенно становился всё холоднее.

Он гораздо более открыт, чем Рамзес, сонно подумала Нефрет. Полагаю, Рамзес не может не сдерживаться, бедный мальчик: англичане не обнимают друг друга, да и тётя Амелия почти никогда не обнимает его и не целует. Тётя тоже не позволяет себе открыться – разве что перед профессором. Но все они дороги мне, хотя и по-разному. Возможно, если бы я вела себя дружелюбнее с Рамзесом...

Она дремала, положив голову Давиду на плечо, и вдруг почувствовала, как оно затвердело. В гладкой ряби залитой лунным светом воды не мелькало ни единого тёмного пятнышка. Давид смотрел на берег, где в тени передвигалась какая-то бледная фигура. Рамзес? Контуры фигуры угадывались неясно, но халата на ней явно не было.