Текст книги "Увидеть огромную кошку"

Автор книги: Барбара Мертц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

УВИДЕТЬ ОГРОМНУЮ КОШКУ

Элизабет Питерс

АМЕЛИЯ ПИБОДИ – 9

Перевод с английского Викентия Борисова

Copyright © 1997 by Elizabeth Peters

© Copyright: Викентий Борисов: перевод, комментарии, оформление. 2025

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ СПИСОК РОМАНОВ ИЗ СЕРИИ «АМЕЛИЯ ПИБОДИ»

1. 1884-85, Амарна, Крокодил на песке

2. 1892-93, Долина Царей, Проклятье фараона

3. 1894-95, Мазгунах, Неугомонная мумия

4. 1895-96, Дахшур, Лев в долине

5. Лето 1896 года, Лондон и Кент, Не тяни леопарда за хвост (Деяния возмутителя спокойствия)

6. 1897-98, Затерянный оазис (Судан), Последний верблюд умер в полдень

7. 1898-99, Амарна, Змея, крокодил и собака

8. 1899-1900, Дра-Абу-эль-Нага, Пруд гиппопотамов

9. 1903-04, Долина Царей, Увидеть огромную кошку

10. 1906-07, Долина Царей, Обезьяна, стерегущая равновесие

11. 1907-08, Затерянный оазис (Судан), Страж горизонта (опубликована вне хронологии)

12. 1910, Палестина, Река в небесах (опубликована вне хронологии)

13. 1911-12, Завиет-эль-Ариан, Сокол у портала

14. 1914-15, Гиза, Он станет громом небесным

15. 1915-16, Гиза, Повелитель безмолвия

16. 1916-17, Газа и Дейр-эль-Медина, Золотая Властительница

17. 1919-20, Дети бури

18. 1922-23, Долина Царей, Змей на короне

19. 1922-23, Долина Царей (гробница Тутанхамона), Гробница золотой птицы

20. 1912, Амарна, Раскрашенная королева (совместно с Джоан Хесс) (вне хронологии)

Элизабет Питерс (Барбара Мертц)

Г. П. и его главному помощнику, где бы они (или он?) ни находились[1]1
  Вы поняли, кому посвящён роман? Ну конечно, Гению Преступлений! (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]

БЛАГОДАРНОСТИ

Читателям, которые планируют посетить Долину Царей в ближайшем будущем, не стоит беспокоиться о поисках гробницы «Двадцать-А». Её местоположение утеряно, и мне не удалось убедить ни одного из моих коллег-египтологов заняться её поисками. Даже доктор Дональд Райан, который недавно заново раскопал гробницы номер Двадцать один и Шестьдесят среди других заброшенных гробниц в Долине, был настроен резко против этой идеи. Однако я хотела бы выразить свою признательность за его советы и помощь в бесчисленном количестве других вопросов.

Деннис Форбс, редактор KMT[2]2
  Kmt – журнал о Древнем Египте, ежеквартально издаваемый компанией Kmt Communications. Первый номер вышел весной 1990 года. Журнал издавался в Уивервилле, Северная Каролина и публиковал статьи, отчёты о недавних раскопках, анонсы предстоящих лекций и симпозиумов, а также рецензии на книги. Название журнала происходит от «Кемет» – названия Древнего Египта на иероглифическом языке.
  Kmt прекратил своё существование с выходом зимнего выпуска 2022–2023 годов, отчасти из-за роста цен на почту и марки (согласно сообщению редактора Денниса Форбса на форуме EEF). Однако предыдущие выпуски журнала Kmt всё ещё доступны.


[Закрыть], любезно разрешил мне прочитать гранки его будущей книги «Гробницы, сокровища, мумии», в которой расскажут о семи самых захватывающих находках, сделанных в Долине царей. Джордж Джонсон предоставил бесчисленное количество фотографий и труднодоступных справочников. Я в долгу перед Уилборской библиотекой египтологии Бруклинского музея за копии других вышедших из печати книг, а также перед доктором Рэймондом Джонсоном, директором эпиграфического отдела Восточного института[3]3
  Эпиграфический исследовательский центр – исследовательский центр Восточного института Чикагского университета, расположенный в Чикагском доме в Луксоре. Эпиграфика – вспомогательная историческая дисциплина (прикладная историческая и филологическая), изучающая содержание и формы надписей на твёрдых материалах (камне, керамике, металле и пр.) и классифицирующая их в соответствии с их временны́м и культурным контекстом.


[Закрыть], за предложения о том, как совершить смертельное нападение в Луксорском храме. Я хладнокровно игнорировала все эти прекрасные советы, когда они не соответствовали сюжету.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Издатель рад сообщить миру литературоведов, что недавно вышло в свет новое собрание документов семьи Эмерсон. В отличие от дневников миссис Эмерсон, они не представляют связного повествования, а представляют собой пёстрый набор, включающий письма, фрагменты журнальных записей лиц, пока что не опознанных, а также части рукописей.

Есть надежда (некоторая), что дальнейшие поиски в разваливающемся старом особняке, где и была обнаружена эта коллекция, могут дать дополнительный материал, включая недостающие тома дневников миссис Эмерсон. Как бы то ни было, нынешний издатель рассчитывает, что в последующие годы будет полностью занят сортировкой, сопоставлением, атрибуцией[4]4
  Атрибуция – здесь: установление авторства.


[Закрыть] и составлением окончательных комментариев к этим интригующим фрагментам. Релевантность[5]5
  Релевантность – здесь: соответствие ожиданий результатам.


[Закрыть] многих из них дневникам миссис Эмерсон в настоящее время вызывает сомнения; она требует интенсивного текстового анализа и путешествий в далёкие места, чтобы определить хронологическое место этих фрагментов в саге. Однако некоторые записи, обозначенные как «Рукопись H», судя по содержанию, укладываются в последовательность настоящего тома. Издатель рад предложить их вашему вниманию.

ГЛАВА 1

МУЖЬЯ НЕ ЛЮБЯТ, КОГДА ИМ ПРОТИВОРЕЧАТ.

И Я НЕ ЗНАЮ НИКОГО,

КТО ПРИДЕРЖИВАЛСЯ БЫ

ПРОТИВОПОЛОЖНОГО МНЕНИЯ.

– Признаться честно, – вздохнула я, – Каир в наши дни наводнён туристами, и многие из них – отнюдь не лучшие образцы человеческой породы! Мне жаль видеть, что в таком прекрасном отеле, как «Шепард», позволяют зевакам мужского пола болтаться у входа и строить глазки дамам-гостьям. Их поведение абсолютно возмутительно.

Муж вынул трубку изо рта.

– Поведение драгоманов[6]6
  Драгоман – устный, письменный переводчик и официальный посредник между турецко-, арабо– и персоязычными странами и державами Ближнего Востока и европейскими посольствами, консульствами, вице-консульствами и торговыми факториями. Драгоман должен был знать арабский, персидский, турецкий и европейские языки. В контексте романа – местный уроженец, назойливо предлагающий услуги гида и посредника иностранным туристам.


[Закрыть] или постояльцев-дам? Между прочим, Амелия, на дворе двадцатый век, и я часто слышал, как ты пренебрегаешь строгим моральным кодексом, на котором настаивала Её покойное Величество[7]7
  То есть королева Великобритании Виктория (1819 – 1901 гг.). В частности, в то время в семьях царили патриархальные порядки. Одинокая женщина с ребёнком становилась отверженной из-за широкого распространения представления о женском целомудрии. Сексуальность подавлялась, повсюду царили жеманство и ханжество. Правила поведения и мораль были очень жёсткими, и их нарушения резко осуждались. В семьях и учебных заведениях считались нормой тяжкие телесные наказания.


[Закрыть].

– Этому столетию исполнилось всего три года, Эмерсон. Я всегда твёрдо верила во всеобщее равноправие, но часть людей относится к тому типу, к которому следует стремиться весьма избирательно.

Мы пили чай на знаменитой террасе «Шепард-отеля». Яркий ноябрьский солнечный свет лишь слегка затуманивали облака пыли, поднимаемые колёсами транспортных средств и копытами ослов и верблюдов, проезжавших по Шариа Камель[8]8
  Шариа Камель – улица в Каире, где расположено много заведений с европейскими товарами.


[Закрыть]. Два черногорских швейцара-гиганта в ало-белой униформе с пистолетами, засунутыми за пояс, лишь умеренно преуспевали в защите приближавшихся гостей от назойливости продавцов мухобоек, поддельных скарабеев, почтовых карточек, цветов и фиг – а также от драгоманов.

Независимые туристы часто нанимали кого-то из драгоманов, чтобы те устраивали для них поездки и присматривали за слугами. Все они говорили на одном или нескольких европейских языках – в своём роде – и очень гордились своей внешностью. Элегантные галабеи[9]9
  Галабея – длинная рубаха с широкими рукавами, свободная мужская одежда.


[Закрыть], замысловатые тюрбаны или бедуинские головные уборы придавали им романтический вид, который не мог не понравиться иностранцам – особенно, насколько я могла судить, иностранкам.

Я увидела пару, которая вышла из кареты и направилась к лестнице. Они могли быть только англичанами; у джентльмена – монокль и трость с золотым набалдашником, раздражённо отвешивавшая удары оборванным торговцам, толпившимся вокруг. Дама шествовала, поджав губы и задрав кверху нос, но, проходя мимо одного из драгоманов, она бросила на него быстрый взгляд из-под полей шляпы с цветочной отделкой и выразительно кивнула. Он поднёс пальцы к губам, окаймлённым бородой, и ответно улыбнулся ей. Встреча назначена или подтверждена – у меня сомнений не осталось, а идущий рядом муж, очевидно, ничего не заметил.

– Вряд ли можно обвинить даму в том, что она предпочитает мускулистого, хорошо сложенного парня, вроде этого, своему заурядному английскому мужу, – заметил Эмерсон, вместе со мной наблюдавший за пантомимой. – Здоровяк – просто оживший памятник. Представь себе, каков он в…

– Эмерсон! – воскликнула я.

Эмерсон одарил меня широкой, бесстыдной улыбкой и взглядом, который напомнил мне – если и требовалось какое-то напоминание – что он отнюдь не заурядный английский муж ни в этом, ни в каком-либо другом смысле. Эмерсон преуспел как в выбранной им профессии египтолога, так и в роли преданного супруга. В моих любящих глазах он оставался точно таким же, как в тот далёкий день, когда я встретила его в одной из гробниц Амарны[10]10
  См. первый роман – «Крокодил на песке».


[Закрыть]: густые тёмные волосы, сияющие голубые глаза, мускулистая и внушительная фигура, как у драгомана – за исключением бороды, от которой он избавился по моей настоятельной просьбе. Отсутствие бороды явило свету сильный подбородок Эмерсона и ямочку или расщелину на подбородке – черту, придающую его красивому лицу дополнительную выразительность. Его улыбка и пристальный лазурный взгляд, как всегда, смягчили меня; но я не хотела, чтобы он обсуждал эту тему в присутствии нашей приёмной дочери (даже если бы я сама завела разговор об этом).

– У неё хороший вкус, тётя Амелия, – вмешалась Нефрет. – Он самый красивый из всех, тебе не кажется?

Обернувшись к ней, я внезапно испытала согласие с ужасным мусульманским обычаем закутывать женщин с головы до пят в чёрные покрывала. Нефрет была удивительно красивой девушкой с золотисто-рыжими волосами и глазами цвета незабудки. Я справилась бы с неизбежными последствиями её внешности, если бы она была хорошо воспитанной молодой англичанкой, но первые тринадцать лет своей жизни Нефрет провела в отдалённом оазисе в Нубийской пустыне, где, что не удивительно, приобрела своеобразное мировоззрение. Мы спасли её и вернули ей наследство[11]11
  См. шестой роман – «Последний верблюд умер в полдень».


[Закрыть], и она была дорога нам, как родная дочь. Я бы не стала так сильно возражать против её странных представлений, если бы она не выражала их так открыто!

– Да, – продолжала она задумчиво, – можно понять привлекательность здешних мужчин, удивительно бравых и романтичных в экзотических одеждах и тюрбанах, особенно для приличных, хорошо воспитанных дам, чья жизнь так упорядочена и так скучна.

Эмерсон редко прислушивается к чему-либо, не связанному с египтологией, его профессией и его главной страстью. Однако опыт нескольких последних лет научил его: лучше обращать внимание на то, что говорит Нефрет.

– Клятая романтика, – проворчал он, вынимая трубку изо рта. – Их интересуют только деньги и… другие услуги, которые они получат от этих глупых женщин. У тебя достаточно здравого смысла, чтобы не интересоваться подобными людьми, Нефрет. Я надеюсь, ты не считаешь свою жизнь упорядоченной и скучной?

– С вами и с тётей Амелией?[12]12
  Здесь нет противоречия. В английском языке слово «you» обозначает одновременно и «ты» и «вы», без разделения на единственное, множественное число и вежливое обращение, как в русском; ко всем обращаются одинаково, различие проявляется в иных деталях. Но по контексту романа складывается впечатление, что Нефрет перешла с Амелией на более близкий стиль общения, а вот в отношениях с Эмерсоном она сохраняет дистанцию, периодически обращаясь к нему: «Профессор».


[Закрыть] – Она засмеялась, вскинула руки и подняла лицо к солнцу в порыве радости. – Всё просто замечательно! Каждую зиму провожу на раскопках в Египте, узнаю что-то новое, всегда в компании самых дорогих мне людей – вас и тёти Амелии, Рамзеса и Давида, а также Бастет и…

– Где он, чёрт возьми? – Эмерсон вынул часы и взглянул, нахмурившись. – Он должен был приехать уже два часа назад.

Он имел в виду, естественно, не кошку Бастет, а нашего сына Рамзеса, которого мы не видели шесть месяцев. В прошлом году в конце сезона раскопок я, наконец, уступила уговорам нашего друга шейха Мохаммеда.

– Пусть поживёт в моём племени, – настаивал чистосердечный старик. – Я научу его ездить верхом, стрелять и повелевать людьми.

Обещанное показалось мне достаточно необычным, а в случае с Рамзесом – тревожным. Этим летом Рамзесу исполнилось шестнадцать, и он, по мусульманским обычаям, стал взрослым. Вряд ли нужно говорить, что я придерживалась иного мнения. Воспитание Рамзеса приобщило меня к вере в ангелов-хранителей; только сверхъестественное вмешательство могло объяснить, как он дожил до своего нынешнего возраста, не прикончив себя и не будучи убитым одним из бесчисленных людей, которых умудрился обидеть. На мой взгляд, ему требовалось приобщиться к цивилизации, а не изощряться в развитии нецивилизованных навыков, в которых он и без того был слишком искусен. Что до идеи Рамзеса, ведущего других за собой[13]13
  Игра слов. Leader, лидер (англ.) – и повелевающий людьми, и ведущий их за собой.


[Закрыть]... Разум отказывался мне повиноваться.

Однако и сам Рамзес, и его отец решительно отклонили мои возражения. Единственным утешением было то, что с Рамзесом остался его друг, Давид. Я надеялась, что этот египтянин-подросток, которого фактически удочерили младший брат Эмерсона и его жена, сможет предотвратить самоубийство Рамзеса или разрушение стойбища.

Самым удивительным было то, что я скучала по малышу. Сначала я наслаждалась тишиной и покоем, но через некоторое время стало скучно. Ни приглушённых взрывов в комнате Рамзеса, ни криков новых горничных, которые наткнулись на очередную мумифицированную мышь, ни визитов разъярённых соседей с жалобами на то, что Рамзес испортил их охоту, сбежав с лисой, ни споров с Нефрет...

Двое мужчин протиснулись сквозь толпу и подошли к террасе. Оба – высокие и широкоплечие, но на этом сходство заканчивалось. Один из них был симпатичным молодым джентльменом в хорошо скроенном твидовом костюме и с прогулочной тростью в руке. Он явно находился в Египте не первый день, о чём свидетельствовало загорелое лицо красивого орехового цвета. Его спутник был облачён в белоснежный халат и бедуинский головной убор, который подчёркивал черты типичного араба: тяжёлые тёмные брови, выдающийся ястребиный нос и тонкие губы, обрамлённые колючими чёрными усами.

Один из гигантских швейцаров выступил вперёд, желая задать вопрос. Жест араба заставил его отступить, широко раскрыв глаза, и мужчины начали подниматься по лестнице.

– Ну, знаете! – воскликнула я. – Чёрт побери, куда катится «Шепард»? Они не должны позволять драгоманам…

Но моя фраза так и осталась незавершённой. С восторженным воплем Нефрет вскочила со стула и, уронив по дороге шляпку, стремглав бросилась в объятия бедуина. В течение нескольких мгновений единственной видимой её частью осталась красно-золотая головка, ибо широкие рукава мужчины почти полностью закрыли стройное тело.

Эмерсон, сорвавшийся с места почти одновременно с Нефрет, оттащил её от бедуина и принялся энергично трясти его руку. Нефрет повернулась к другому молодому человеку. Тот протянул руку. Она, смеясь, оттолкнула её и обняла его, как Рамзеса.

Рамзес? Малыш? Рамзес никогда не был нормальным маленьким мальчиком, но случались времена (обычно во время сна), когда он казался нормальным. Спящий херувим с копной соболиных кудрей и маленькими босыми ножками, невинно торчащими из-под подола белой ночной рубашки, стал этим… этим усатым мужчиной! Безусловно, превращение это не могло произойти в одночасье. И теперь, когда я подумала об этом, я вспомнила, что он год от года рос, как и любой другой. Сейчас он стал почти таким же высоким, как его отец, добрых шести футов[14]14
  Английские меры длины: 1 ярд – примерно 0,91 метра. 1 ярд = 3 фута. 1 фут – примерно 30,5 см. 1 фут=12 дюймов. 1 дюйм – примерно 2,54 см.


[Закрыть] ростом. С этим ещё можно было бы примириться. Но усы...

Надеясь, что мой паралич сочтут за величественную сдержанность, я осталась сидеть в кресле. Эмерсон настолько забыл о своей традиционной британской сдержанности, что обнял сына за плечи, чтобы подвести его ко мне. Смуглая от природы кожа Рамзеса от солнца и ветра потемнела до оттенка даже более коричневого, чем у его молодого друга-египтянина, а лицо осталось столь же невыразительным, как и всегда. Он наклонился надо мной и почтительно поцеловал в щёку.

– Добрый день, матушка[15]15
  В предыдущих романах Рамзес обращался к родителям «Dad» и «Mom», по-русски – «пап» и «мам», но я переводил это как «папа» и «мама». Теперь обращения сменились на «Father» и «Mother», то есть «отец» и «мать» – так сказать, более взрослая манера. Однако обращение «мать» мне кажется формальным и не соответствующим характеру персонажа, поэтому я заменил его на «матушка».


[Закрыть]. Ты хорошо выглядишь.

– Не могу сказать то же самое о тебе, – ответила я. – Эти усы…

– Не сейчас, Пибоди, – прервал его Эмерсон. – Боже мой, у нас настоящий праздник. Важно то, что оба вернулись живыми и невредимыми.

– И чертовски поздно, – заметила Нефрет, усаживаясь на стул, пододвинутый ей Давидом. Официант протянул ей шляпу; она небрежно нахлобучила её на голову и продолжила: – Вы пропустили утренний поезд?

– Нет, отнюдь, – ответил Давид. Его английский теперь был почти таким же чистым, как мой собственный; только при волнении в его речь вкрадывался след родного арабского. – Профессор и тётя Амелия, вероятно, услышат жалобы от пассажиров: племя устроило нам подобающие проводы, проскакав галопом вдоль поезда и стреляя из винтовок. Наши соседи по купе, съёжившись, рухнули на пол, а одна дама закатила истерику.

Глаза Нефрет заискрились от смеха.

– Хотела бы я оказаться там. Это так дьявольски – извини, тётя Амелия – это так несправедливо! Если бы я была мальчиком, отправилась бы с вами. Провести шесть месяцев как бедуинская женщина – нет, это бы мне явно не понравилось.

– Они не настолько ограничены в правах, как ты думаешь, – возразил Давид. – Я был удивлён тем, сколько свободы позволено женщинам племени; в их стане они не скрывают лиц и выражают своё мнение с откровенностью, которую одобрила бы тётя Амелия. Хотя ей могло бы прийтись не по вкусу то, как молодые незамужние девушки проявляют интерес к… – Он резко замолчал, смущённо взглянув на Рамзеса. Лицо последнего осталось таким же невозмутимым, как всегда, но нетрудно было сделать вывод, что он подал Давиду сигнал – возможно, пнув его под столом – воздержаться от продолжения.

– Ну-ну, – усмехнулся Эмерсон. – Так почему вы так поздно?

– Мы задержались в магазине «Мейер и компания» на Муски[16]16
  Улица Муски, больше известная под названием Аль-Муиз, считается одной из старейших городских магистралей Каира. Её протяжённость составляет примерно 1 км.


[Закрыть], – пояснил Рамзес. – Давид захотел новый костюм.

Давид застенчиво улыбнулся.

– Честно говоря, тётя Амелия, ни у кого из нас не осталось приличной одежды. Я не хотел смущать вас, появившись одетым не так, как полагается.

Я хмыкнула, глядя на сына, который в ответ вежливо посмотрел на меня.

– Как будто нам на это не наплевать! – воскликнула Нефрет. – Заставить нас ждать, ёрзать на стульях и беспокоиться часами из-за такой глупости!

– Действительно? – поинтересовался Рамзес.

– Суетились и беспокоились? Не я! А профессор и тётя Амелия… – И тут её хмурый взгляд сменился ослепительной улыбкой; с изящной, импульсивной дружелюбностью, которая была неотъемлемой частью её натуры, она протянула руки, по одной каждому парню. – Если хотите знать, я отчаянно скучала по вам. А теперь вижу, что мне придётся играть роль компаньонки; вы оба стали настолько высокими и красивыми, что все маленькие девочки вокруг примутся строить вам глазки.

Рамзес, державший Нефрет за руку, разжал ладонь, как будто ему пришлось схватить раскалённый брусок.

– Маленькие девочки?

Как часто, дорогой Читатель, небольшой, казалось бы, незначительный инцидент является началом череды событий, неумолимо перерастающих в трагическую кульминацию! Если бы Рамзес не решил появиться в этом эффектном костюме; если бы импульсивное приветствие Нефрет не привлекло взгляды всех окружающих; если бы Рамзес не возвысил свой возмущённый баритон... А в результате мы оказались причастны к одному из самых загадочных и причудливых уголовных дел, которые нам когда-либо приходилось расследовать.

С другой стороны, не исключено, что то же самое произошло бы в любом случае.

***

Рамзес взял себя в руки, и Нефрет мудро воздержалась от дальнейших провокаций. Они с Рамзесом действительно были лучшими друзьями – когда не ссорились, как избалованные младенцы – и её просьба успокоила его.

– Сможете ли вы убедить месье Масперо[17]17
  Гастон Камиль Шарль Масперо (1846 – 1916 гг.) – французский египтолог. Состоит в длинном списке тех, кого Эмерсон не переносит.
  В романах Э. Питерс наряду с вымышленными персонажами действуют реальные исторические личности, количество которых с каждой книгой постепенно увеличивается. Я посчитал необходимым указать в сносках, кто из действующих лиц существовал на самом деле.


[Закрыть] позволить мне осмотреть мумии в музее? – спросила она. – Он несколько дней откладывает своё решение. Можно подумать, что я предложила что-то незаконное или шокирующее.

– Вероятно, он был шокирован, – улыбнулся Давид. – Ты не можешь винить его, Нефрет; он думает о дамах как о нежных и привередливых существах.

– Захочу – и буду обвинять. Он позволяет тёте Амелии делать всё, что она хочет.

– Он к ней уже привык, – объяснил Рамзес. – Мы пойдём туда вместе: ты, я и Давид. Он не сможет устоять перед всеми нами. О каких именно мумиях ты говоришь?

– В первую очередь о той, которую мы нашли в гробнице Тетишери три года назад[18]18
  См. восьмой роман – «Пруд гиппопотамов».


[Закрыть].

– Святые небеса, – пробормотал потрясённый Давид. – Я понимаю, почему Масперо... Эээ… ну, ты должна признать, Нефрет, что это особенно отвратительное тело. Без савана, безымянное, связанное по рукам и ногам...

– И похороненное заживо, – закончила Нефрет. Она упёрлась локтями в стол и наклонилась вперёд. Прядь золотисто-рыжих волос сорвалась с её высокой причёски и отвлекающе завивалась на виске; щёки пылали от возбуждения, а голубые глаза сияли. Посторонний наблюдатель мог предположить, что она обсуждает моду или флирт. – По крайней мере, мы так предполагали. Я хочу ещё раз взглянуть. Понимаете, пока вы бродили по пустыне, я улучшала своё образование. Прошлым летом я прошла курс анатомии.

– В Лондонской медицинской школе для женщин? – с интересом спросил Рамзес.

– Где же ещё? – Голубые глаза Нефрет вспыхнули. – Это единственное учреждение в нашей просвещённой стране, где обычная женщина может получить медицинское образование.

– Неужели всё так строго? – не унимался Рамзес. – У меня сложилось впечатление, что Эдинбург, Глазго и даже Лондонский университет…

– Чёрт тебя побери, Рамзес, вечно ты разрушаешь мою пламенную риторику своим педантичным уточнением деталей!

– Прошу прощения, – покорно склонил голову Рамзес. – Твоя точка зрения – несправедливая дискриминация женщин во всех областях высшего образования – не меняется из-за наличия нескольких исключений, о которых я упомянул, и трудности с получением квалификации для медицинской практики, по моему мнению, почти так же велики, как и пятьдесят лет назад. Я восхищаюсь тобой, Нефрет – твоей стойкостью в подобных неблагоприятных условиях. Позволь мне заверить тебя, что я на сто процентов на твоей стороне и на стороне других женщин.

Она рассмеялась и сжала его руку.

– Я знаю, Рамзес, дорогой. Я только поддразнивала тебя. Сама доктор Олдрич-Блейк[19]19
  Луиза Брандрет Олдрич-Блейк (1865 – 1925 гг.) – хирург-новатор и одна из первых британских женщин, вошедших в мир современной медицины.


[Закрыть] разрешила мне посещать свои лекции! Она считает, что у меня есть способности...

Будучи довольна их дружеским согласием, я следила за разговором так пристально, что не заметила приближения молодой леди, пока та не заговорила – не с кем-либо из нас, а со своим спутником. Невозможно было не услышать её; они остановились у нашего столика, и её голос был резким и пронзительным:

– Я же сказала тебе оставить меня в покое!

Я не заметила её приближения, в отличие от Рамзеса. Он мгновенно поднялся. Сняв кафию[20]20
  Кафия (кефия, куфия) – традиционный головной платок, который носят арабские мужчины и женщины.


[Закрыть] – любезность, которой не удостаивались женщины его семьи – он произнёс:

– Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Призывно взметнув руки, девушка повернулась к нему.

– О, благодарю, – выдохнула она. – Прошу вас, вы можете заставить его уйти?

Её спутник уставился на девушку. Длинная челюсть и кривой нос омрачали в целом приятное лицо. Он был чисто выбрит, с серыми глазами и волосами неопределённого желтовато-коричневого цвета.

– Послушай, Долли, – начал он и протянул руку.

Не думаю, что он хотел схватить её, но так ли это, узнать мне не удалось. Рамзес ухватил мужчину за запястье. Движение казалось обманчиво лёгким, захват – без видимого давления, но молодой человек вскрикнул, и колени его подогнулись.

– Боже мой, Рамзес! – воскликнула я. – Немедленно отпусти его!

– Конечно, – кивнул Рамзес. Он ослабил хватку, но, должно быть, сделал что-то ещё, чего я не заметила, потому что несчастный юноша рухнул на землю с глухим стуком.

Унижение – более эффективное оружие против молодёжи, чем физическая боль. Юноша поднялся и отступил – но не раньше, чем бросил на Рамзеса угрожающий взгляд.

Конечно, он считал Рамзеса ответственным за случившееся. Как мужчина, он был слишком туп, чтобы понять – в отличие от меня – что девушка сознательно спровоцировала инцидент. Теперь её маленькие ручки покоились на руке Рамзеса, и она, запрокинув голову, с восхищением смотрела ему в глаза. Лицо обрамляла грива кудряшек, таких светлых, что казались почти белыми, и она была одета по последней моде. Я предположила, что ей не больше двадцати, а может, и меньше. Американские девушки – национальность выдавал акцент – гораздо более искушённые и более избалованные, чем их английские сёстры. Я не сомневалась, что у этой молодой дамы имелся богатый родитель. Она прямо-таки сверкала бриллиантами – совершенно неуместными для времени суток[21]21
  Считается, что украшения с бриллиантами уместно носить в вечернее время. Также не рекомендуется надевать их ежедневно. Этот камень изначально располагает к торжественности. Поход в магазин, отдых на пляже, прогулка с собакой и т. п. к таковым не относятся.


[Закрыть] и её возраста.

Я сказала:

– Разрешите вам представить моего сына, мисс Беллингем. Рамзес, если мисс Беллингем чувствует слабость после пережитого ею ужасного испытания, я советую тебе предложить ей стул.

– Спасибо, мэм, со мной уже всё в порядке. – Она повернулась ко мне, улыбаясь так, что на щеках появились ямочки. У неё было красивое лицо без каких-либо отличительных черт, за исключением очень больших карих глаз с поволокой, составлявших разительный контраст с серебристо-светлыми волосами. – Я знаю вас, конечно, миссис Эмерсон. О вас и вашем муже в Каире болтают на всех углах. Но откуда вам известно имя такого незначительного существа, как я?

– Мы встречались с вашим отцом на прошлой неделе, – ответила я. Эмерсон зарычал, но обошёлся без комментариев. – Он упоминал свою дочь и называл её «Долли». Очевидно, это прозвище?[22]22
  Dolly – куколка (англ).


[Закрыть]

– Как и Рамзес[23]23
  Рамзес II Великий – фараон Древнего Египта из XIX династии, правивший приблизительно в 1279–1213 годах до н. э. Сын Сети I и царицы Туйи. Урождённый Уолтер Пибоди Эмерсон получил своё прозвище из-за невероятного сходства характеров (см. предыдущие романы), и никто не называет его по имени.


[Закрыть], – ответило незначительное существо, протягивая ему руку в перчатке. – Мне очень приятно познакомиться с вами, мистер Эмерсон. Я тоже слышала о вас, но понятия не имела, что вы такой... Благодарю вас. Я высоко ценю вашу галантность.

– Вы не присоединитесь к нам? – спросила я, как того требовала вежливость. – И позвольте мне представить мисс Форт и мистера Тодроса.

Взгляд Долли скользнул по Давиду, как будто он был невидимкой, и ненадолго остановился на каменном лице Нефрет.

– Добрый день. Боюсь, я не смогу. Вот папа – опоздал, как всегда, ужасный человек! Он рассердится на меня, если я заставлю его ждать.

Бросив на Рамзеса последний томный взгляд, она удалилась.

Мужчина, ожидавший на верхней площадке лестницы, был в старомодном сюртуке и снежном галстуке. Поскольку его воинское звание, как мне сообщили, получено в результате службы в южных войсках во время Гражданской войны в США[24]24
  Гражданская война в Соединённых Штатах Америки (1861– 1865 гг.)– война, которая велась между Союзом («Севером») и Конфедерацией («Югом»). Конфедерация южных штатов образовалась в 1861 г. в результате выхода (сецессии) 13 южных рабовладельческих штатов из состава Соединённых Штатов Америки.


[Закрыть], ему должно было быть не менее шестидесяти лет, но выглядел он моложе. Прямая осанка и тощие конечности выдавали кавалериста, а белые волосы, гораздо длиннее, чем было принято, сияли, как серебряный шлем. Аккуратно подстриженные борода и усы напомнили фотографии генерала Ли[25]25
  Роберт Эдвард Ли (1807 – 1870 гг.) – американский военный, генерал армии Конфедеративных Штатов Америки, один из самых известных военачальников XIX века.


[Закрыть], публиковавшиеся в газетах, и я предположила, что он намеренно культивировал это сходство.

Однако доброжелательность, исходившая от героя Конфедерации, отнюдь не была заметна на лице полковника. Похоже, он наблюдал за встречей – как минимум, за её частью – и бросил на нас долгий взгляд, прежде чем схватить девушку за руку и увести.

– Интересно, – заметил Рамзес, вновь усаживаясь. – Судя по твоей реакции на упоминание его имени, я понимаю, что предыдущая встреча с полковником Беллингемом была не совсем дружеской, отец. Что именно он сделал, чтобы спровоцировать твой гнев?

Эмерсон выпалил:

– Этот тип набрался наглости предложить мне должность своего наёмного лакея. Он – очередной из тех богатых дилетантов, которые развлекаются, притворяясь археологами.

– Ну, Эмерсон, тебе известно, что это не было его настоящей целью, – возразила я. – Его предложение профинансировать нашу работу – что, признаю, с его стороны было ошибкой – смахивало на взятку. На самом деле его беспокоило...

– Амелия[26]26
  Как правило, Эмерсон всё время называет жену именно «Пибоди», а «Амелия» – только если разозлится свыше всякой меры.


[Закрыть], – процедил Эмерсон, с силой выпуская воздух из ноздрей. – Я уже говорил, что отказываюсь обсуждать эту тему. Особенно в присутствии детей.

– Pas devant les enfants?[27]27
  Pas devant les enfants – не при детях. Ироническая переделка классической фразы «Pas devant les domestiques» – не при слугах (фр.). Хозяева не желали обсуждать важные вопросы в присутствии слуг, но, чтобы не ранить самолюбие последних, упоминали об этом по-французски.


[Закрыть] – с иронией поинтересовалась Нефрет. – Профессор, дорогой мой, мы больше не «enfants»[28]28
  Enfants – дети (фр.).


[Закрыть], и держу пари, что догадаюсь, чего хотел полковник. Сопровождающую, или гувернантку, или няню для этой кукольной девицы! Да, они ей не помешали бы.

– По словам полковника, ей нужен телохранитель, – вставила я.

– Пибоди! – взревел Эмерсон.

Один из официантов уронил поднос с чаем, который держал в руках, а все, кто находился рядом, умолкли, повернулись и уставились на нас.

– Это бесполезно, Эмерсон, – хладнокровно произнесла я. – Нефрет не догадывается; ей известны цели полковника, хотя я и думать не желаю, как это произошло. Подслушивание...

– Порой дьявольски полезно, – завершила Нефрет. Она по-дружески улыбнулась Рамзесу, и тот ответил лёгким изгибом губ (своей версией улыбки). – Не ругайте меня, тётя Амелия, я не подслушивала. Я случайно проходила мимо салона, когда вы беседовали с полковником, и не могла не услышать комментарии профессора. Нетрудно было сделать вывод о предмете разговора. Но не могу поверить, что эта маленькая дурочка в опасности.

– С чьей стороны? – спросил Рамзес. – Явно не со стороны того парня, который был с ней?

– Не думаю, – ответила Нефрет. – Полковник Беллингем сказал, что не может нанять для неё служанку; три женщины подряд заболели или получили ранения при загадочных обстоятельствах. В последнем случае, по его утверждениям, какой-то кучер пытался схватить Долли и затащить её в карету, но горничная помешала ему. Он отрицал, что знает виновника, равно как не знает, почему кто-то хотел бы сбежать с милой малюткой Долли.

– Выкуп? – предположил Давид. – Они, должно быть, богаты; она буквально увешана драгоценностями.

– Месть, – возразил Рамзес. – У полковника могут быть враги.

– Запретная любовь, – пробормотала Нефрет сладким голосом.

Кулак Эмерсона грохнул по столу. Поскольку я ожидала чего-то подобного, то успела поймать падающий чайник.

– Хватит! – рявкнул Эмерсон. – Это как раз тот вид праздных, не относящихся к делу домыслов, которыми обожает заниматься вся семья – за исключением меня! Мне плевать, что всё преступное общество Чарльстона в Южной Каролине и Каира в Египте охотится за девушкой. Даже если это не полная чушь и ерунда – всё равно не наше дело! Телохранитель, скажете тоже. Смените тему.

– Конечно, – согласилась Нефрет. – Рамзес, как ты это сделал?

– Что делать? – Он взглянул на тонкую руку, которую она протянула. – Ах, это.

– Покажи мне.

– Нефрет! – воскликнула я. – Юной леди не следует…

– Я искренне удивлён тем, что ты заняла такую позицию, матушка, – сказал Рамзес. – Я покажу и тебе тоже, если хочешь; уловка может пригодиться, если учесть твою привычку повсюду бросаться, сломя голову... Э-э, хм-м... Просто надо надавить на определённые нервы. – Он взял Нефрет за запястье, приподняв его, чтобы мы могли видеть, где лежат его пальцы. – У тебя слишком узкое запястье, чтобы я мог хорошо его схватить, в отличие от мужского, – продолжил Рамзес. – Большой палец нажимает здесь, указательный палец здесь, и... – С губ Нефрет сорвался лёгкий писк, и Рамзес тут же ослабил хватку и снова взял её руку. – Извини, Нефрет. Я старался оказать наименьшее возможное давление.

– Ха, – отозвалась Нефрет. – А теперь я попробую на тебе.

Вскоре она смеялась и, к сожалению, ругалась, пытаясь повторить его приём – но безуспешно,

– У тебя руки, как я и подозревал, слишком маленькие, – заметил Рамзес, покорно подчиняясь её щипкам и сдавлениям. – Я был бы последним, кто отрицал бы, что женщина может сравниться с мужчиной во всём, кроме физических размеров и силы, но ты должна признать… Чёрт возьми!

Она взяла его руку в свою и поднесла к губам.

– Вот, я поцеловала её, и теперь она здорова.

Давид рассмеялся.

– Браво, Нефрет. Что ты сделала?

– Просто нужно давить на определённые нервы, – скромно пробормотала Нефрет, пока Рамзес уныло смотрел на своё запястье. Даже с расстояния мне были видны следы ногтей Нефрет.

– Довольно, – отрезала я, напоминая себе, что позже следует попросить Нефрет показать мне, как она обнаружила уязвимые места. Чтобы вырвать у Рамзеса крик боли, требовалось нечто большее, чем случайная царапина ногтями. – Мы должны вернуться на дахабию[29]29
  Дахабия – своеобразный «плавучий дом», разновидность плоскодонных полуторамачтовых парусно-гребных судов, использовавшихся для вояжей по реке Нил в 1820—1920 годах зажиточными европейцами.


[Закрыть].

– Да, пойдём домой, где нам наконец-то будет удобно, – вскочила Нефрет. – Какие грубые люди вокруг! Все смотрят на нас. Я хочу снять это нелепое платье и надеть брюки.

– Оно тебе очень идёт, – галантно произнёс Давид.

– Крайне неудобное, – проворчала Нефрет, вставляя тонкий палец в высокий кружевной воротник.

– Ты не носишь корсет[30]30
  Эпохой расцвета корсетов оказался XIX век. Зачастую их шнуровали так сильно, что женщины не могли активно двигаться и оказывались не в состоянии работать. В XIX веке впервые заговорили о вреде корсета. Последствиями ношения этого предмета гардероба называли искривление позвоночника, проблемы с пищеварением, частые обмороки и ранние смерти. К началу XX века появились первые модели платьев, которые можно было носить без корсета. После 1914 года корсет постепенно выходит из моды, оставляя свою доминирующую позицию с началом Первой мировой войны.


[Закрыть], – заметил Рамзес, окинув её взглядом с ног до головы.

– Рамзес, – устало вмешалась я.

– Да, матушка. Мы пойдём вперёд и найдём такси.

Они ушли, взявшись за руки, Нефрет между двумя юношами. Я не могла обвинять зевак в том, что те пялились на столь красивое и необычное трио. Мальчики были почти одного роста; их кудрявые чёрные волосы могли принадлежать братьям. Оба смотрели сверху вниз на Нефрет, чья золотисто-красная корона едва достигала их ушей. Покачивая головой, но улыбаясь, я подняла её шляпу с пола, где она так и осталась лежать, и взяла руку, предложенную мне Эмерсоном.