Текст книги "Увидеть огромную кошку"

Автор книги: Барбара Мертц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Мисс Беллингем не нуждалась в помощи. Молодой человек, возможно, рассердил её, но в таком людном месте она не подвергалась опасности ни с его стороны, ни с чьей-либо другой. Если это единственный повод, чтобы задержать нас…

– Я ещё не назвал основную причину моего желания поговорить с вами.

– Что ж, говорите.

– Так вот. Я слышал сегодня от месье Масперо, что ваши раскопки в этом сезоне будут ограничены наиболее малоизвестными и наименее интересными гробницами в Долине Царей. – Он вопросительно посмотрел на Эмерсона, который резко кивнул. – Я осмелился заметить месье Масперо, что было бы жаль передать такое важное место менее компетентным археологам, если в его распоряжении имеется самый опытный раскопщик в Египте.

– О, вот как? – Эмерсон, беспокойно переминавшийся с одной ноги на другую, внезапно сел и пристально посмотрел на собеседника. – А что сказал Масперо?

– Он не брал на себя обязательств, – последовал обтекаемый ответ. – Но у меня есть основания полагать, что он с радостью примет ваше заявление, если вы снова его посетите.

– В самом деле? Что ж, я признателен вам за проявленный интерес.

У полковника Беллингема хватило ума оставить всё как есть. Он пожелал нам доброго вечера, и мы смотрели, как он уходит.

– Ну? – спросила я.

– Ничего. Ты же не думаешь, что я последую этому интересному предложению?

– Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы предположить что-либо подобное, – ответила я. – Ты невзлюбил полковника Беллингема, хотя и не могу понять, почему.

– Мне не нужна причина, чтобы испытывать неприязнь к мужчине[71]71
  Игра слов. «Man» в переводе с английского – и мужчина, и человек. Эмерсон говорит о неприязни к человеку, а Пибоди намекает на его патологическую ревность к другим мужчинам.


[Закрыть], – заявил Эмерсон.

– Это правда, – признала я.

Эмерсон удивлённо посмотрел на меня. Выбив свою трубку, он положил её в карман и поднялся.

– Я не знаю, что задумал Беллингем, но его подразумеваемое обещание – полнейшая чушь. У Дэвиса есть фирман[72]72
  Фирман – разрешение на раскопки.


[Закрыть] на работу в Долине Царей, и у Масперо нет причин отменять его. Пошли, моя дорогая, дети уже ждут нас.

Одна из них действительно ждала. Нефрет стояла у входа в отель, глядя на улицу.

– Где остальные? – спросила я.

– Давид отправился искать экипаж. Рамзес... – Она повернулась ко мне лицом и зло выпалила: – Они ушли в сад. Они стояли вместе на верхней ступеньке лестницы – мисс Долли объяснила мне и Давиду, что наше сопровождение нежелательно – и вдруг она бросилась через улицу. Рамзес поспешил за ней.

Сады Эзбекие[73]73
  Эзбекие – огромный сад в европейской части Каира.


[Закрыть] занимают площадь более двадцати акров[74]74
  Акр – земельная мера в Англии и Америке, равная 4047 м². 20 акров – более 8 гектаров.


[Закрыть]. Они предлагают популярный променад в любое время дня; среди достопримечательностей есть кафе и рестораны, а также множество редких растений и деревьев. После наступления темноты, при тусклом газовом освещении, они даже более романтичны, чем Мавританский зал в «Шепарде» – и совсем не то место, куда молодой незамужней леди стоит отправляться даже с сопровождением.

Полковник Беллингем – как я и предполагала, убедившись в тщетности поисков в отеле – поспешил к нам.

– В сад, вы сказали? – воскликнул он. – Боже мой! Почему вы их не остановили?

Не дожидаясь ответа, он бросился вниз по ступенькам.

– Ты за это не в ответе, – заверила я Нефрет. – Уверена, что нет ни малейшего повода для беспокойства, но, возможно, нам лучше отправиться на поиски.

Эмерсон схватил Нефрет, когда она бросилась вниз по лестнице.

– Рамзес найдёт её и вернёт, – убеждал он. – Я вижу, что Давид поймал кэб; уезжайте, милые.

Нефрет не хотела садиться в коляску.

– Пожалуйста, сэр, отпустите мою руку, – умоляла она. – Вы делаете мне больно.

– Ты сама делаешь себе больно, дитя, – фыркнул Эмерсон с нарастающим раздражением. – Прекрати свои попытки вырваться. Как ты думаешь, я позволю тебе одной войти в это тёмное логово беззакония? Ну ладно, мы дойдём до входа, но ни на шаг дальше. Чёрт всех раздери!

– Что случилось? – с тревогой спросил Давид.

– Ничего, – ответила я. – Мисс Беллингем ушла в сад, и Рамзес последовал за ней, вот и всё. Я не могу понять, что случилось с Нефрет. Обычно она более разумна.

– Думаю, нам следует пойти с ними. – Давид предложил мне руку.

Отгоняя нищих и разносчиков сомнительных товаров, избегая экипажей, верблюдов и прогуливающихся туристов, мы пробирались по оживлённой улице. У входа в сад собралась небольшая толпа; когда мы поспешили к ней, я услышала крик Нефрет, взывавший к нам, и громкий ответ Эмерсона. К сожалению, ругательство. Мне пришлось пустить в ход свой зонтик, чтобы пробраться сквозь кольцо зевак, и я считаю, что наше прибытие спасло Эмерсона от нападения присутствовавших джентльменов. Он обеими руками обнимал Нефрет, которая колотила его по груди и требовала, чтобы он пустил её в сад.

– Позор! – воскликнул один из зрителей. – Кто-нибудь, вызовите констебля!

– Думаю, обойдёмся, – процедил другой мужчина, сжимая кулаки. – Лапы прочь от леди, мистер.

– Будь я проклят, если позволю, – огрызнулся Эмерсон. – О, вот ты где, Пибоди. Может, ты в состоянии вразумить… Нефрет! Боже мой, девочка, не падай в обморок.

Её руки теперь спокойно лежали на его груди, и она перестала сопротивляться.

– У меня нет ни малейшего намерения падать в обморок, – бросила Нефрет и повернула голову, чтобы взглянуть на своих защитников. – Ну, и какого дьявола вы на меня пялитесь? – рявкнула она.

Англичанин и американец переглянулись.

– Похоже, это семейная драка, – сказал последний.

– Именно так. Не наше дело, а?

– Вы можете меня отпустить, сэр, – сказала Нефрет Эмерсону. – Я не убегу.

– Слово?

– Да, сэр.

Эмерсон осторожно ослабил хватку. Нефрет пригладила волосы и достала зеркало из вечерней сумки.

Я подняла зонтик и обратилась к изумлённым наблюдателям.

– Некоторые люди, к сожалению, проявляют наглый интерес к чужим делам. Разойдитесь, пожалуйста. Спектакль окончен.

Однако этого не произошло.

Все взгляды привлекло движение по окутанной тенями тропе, ведущей в сады. Зрители отступили, когда некая фигура появилась из тени и двинулась вперёд в мерцании газовых фонарей. Рамзес потерял шляпу. Ничего необычного. Что было немного необычным даже для Рамзеса – кровь, заливавшая одну сторону его лица и запятнавшая розовую шёлковую юбку девушки, которую он нёс на руках. Казалось, она без сознания, хотя я подозревала, что Долли Беллингем – умелая притворщица. Её голова лежала на его плече, а распущенные волосы серебряным дождём падали ему на руку.

– Прошу прощения за то, что так долго, – произнёс Рамзес. – Уверяю вас, что задержка была неизбежной.

***

– Очевидно, беспокойство полковника о своей дочери было небезосновательным, – заметила я.

Прошло больше часа, и мы все собрались в салоне на «Амелии». Мы передали молодую леди отцу, которого вызвали из сада громоподобными криками Эмерсона, и погрузились вместе с Рамзесом в ожидавший нас кэб. Рамзес упорно отказывался отвечать на любые вопросы; то есть он притворялся – далеко не так убедительно, как мисс Беллингем – что чувствует слабость. Она не получила никаких повреждений; кровь на её платье натекла из пореза на предплечье Рамзеса. А новенькая куртка была безнадёжно испорчена и не подлежала ремонту.

Как только мы добрались до дахабии, Рамзес заявил, что чувствует себя прекрасно и не пойдёт со мной, чтобы обработать раны. Поэтому я принесла медицинские принадлежности в салон и с удовлетворением увидела, как Рамзес на мгновение онемел от смущения и ярости, когда мы одолели его и заставили снять куртку и рубашку.

Он, должно быть, всё лето ходил полуодетым, так как верхняя часть его тела была такой же коричневой, как и лицо. Успокоившись, он позволил мне перевязать ему руку, но не разрешил наложить несколько аккуратных стежков на порез, заметив (как я предположила, с юмором), что шрамы считаются у бедуинов признаками мужественности. За лето он приобрёл несколько новых и прекрасную коллекцию разноцветных синяков. Рамзес всегда падал с природных объектов или на них, но некоторые из отметин убедительно сообщали подозрительному уму матери, что он ещё и дрался. Я предположила, что это очередной признак мужественности – и не только среди бедуинов. Однако воздержалась от комментариев и сосредоточилась на очистке ссадин на лице от щебня и другого мусора.

– Ты упал на тропинку? – спросила я, исследуя одну из более глубоких ран.

– Тебе это нравится? – поинтересовался Рамзес.

– Не говори так со своей дорогой мамой, – отозвался Эмерсон, держа его за голову, чтобы он не дёргался.

Рамзес издал звук, похожий на стон или смех, если не считать того, что он почти никогда не смеялся.

– Прошу прощения, матушка.

– Я знаю, что ты не хотел меня обидеть, – заверила я его, стряхивая крупный кусок гравия.

Не знаю, как ему это удалось, но кожа вокруг усов осталась относительно невредимой. У меня возникло искушение отрезать совсем немного – усы были довольно длинными, концы их свисали – но Эмерсон наблюдал за мной с выражением, которое уверяло меня, что он не забыл, как я лишила его заветной бороды после ранения в щеку. Сбрить бороду было абсолютно необходимо, но Эмерсон по-прежнему злился.

– Ну вот, то, что надо, – заключила я. – Нефрет, не достанешь ли ты... Неважно, моя дорогая, сядь и выпей вина – ты по-прежнему бледна.

– От злости, – бросила Нефрет. Она окинула Рамзеса холодным взглядом хирурга, пытающегося решить, где именно нанести разрез скальпелем. Затем обратила такой же холодный взгляд на Давида. – Ты тоже так выглядишь?

Давид схватился за воротник, как будто опасаясь, что она снимет с него рубашку.

– Как кто? – осторожно спросил он.

– Неважно. Вероятно. Мужчины! – Нефрет взяла бокал, который я ей вручила, и передала Рамзесу.

– Не думаю… – начал он.

– Никакого виски, – отрезала я.

Рамзес пожал плечами и осушил бокал. Вообще-то там было довольно неплохое шпатлезе[75]75
  Шпатлезе или Шпетлезе (нем. Spätlese – поздний сбор) – маркировка вина, изготовленного из винограда позднего сбора урожая.


[Закрыть], заслуживающее более уважительного отношения, но я не стала ни комментировать, ни возражать, когда Эмерсон, вопросительно взглянув на меня, снова наполнил бокал.

Отчистив медицинские инструменты и приведя себя в порядок, я выпила виски с содовой, которое Эмерсон приготовил для меня, и уселась.

– Похоже, – повторила я, – беспокойство полковника Беллингема за свою дочь не было беспочвенным. Лучше тебе рассказать нам, что именно произошло, Рамзес, чтобы мы могли точно оценить сложившееся положение.

– Чёрт возьми, – рявкнул Эмерсон. – Я отказываюсь оценивать ситуацию или втягиваться в неё.

– Прошу тебя, Эмерсон. Позволь Рамзесу продолжить.

Сехмет заползла к Рамзесу на колени и принялась мурлыкать.

– Существо просачивается, как пушистый слизняк, – сказал Рамзес, глядя на него без какой-либо благосклонности. – Хорошо, матушка. История не займёт много времени.

Я не предполагала, что это соответствует реальности, поскольку краткость никогда не была сильной стороной Рамзеса. К моему удивлению, он сдержал слово.

– Мы с мисс Беллингем стояли на середине лестницы и разговаривали, – начал Рамзес. – Внезапно она повернулась и указала на сады. «Посмотри туда, – воскликнула она. – Разве это не мило!» – Или что-то в этом роде. Я не видел ничего и никого, подходящего под определение… э-э… «милого», но, натурально, когда она убежала, я последовал за ней. Она бежала очень быстро. Я не смог поймать её до того, как она углубилась в сад. Было темно. Казалось, что газовые фонари погасли...

– Или были разбиты, – перебила я. – В порезах остались осколки стекла.

Рамзес искоса посмотрел на меня.

– Я знал, что ты заметишь. Продолжим. Она стояла неподвижно, вглядываясь в тени под большим экземпляром Euphorbia pulcherrima[76]76
  Euphorbia pulcherrima – молочай красивейший, или пуансеттия. Вечнозелёный кустарник, достигающий 3 м в высоту.


[Закрыть], когда я заметил её. Она начала говорить мне, что кто-то её преследует, но я оборвал её, поскольку был рассержен таким безрассудным поведением. Я пытался убедить её немедленно вернуться, но тут кто-то выскочил из-за куста и сбил меня с ног. Нет, матушка, я не успел разглядеть его ни тогда, ни позже; он, естественно, носил маску, и вокруг было, как я уже говорил, очень темно. Я упал и ушибся довольно сильно, но не в такой степени, как он, по моим предположениям, надеялся, потому что почти сразу сумел подняться. Мне удалось отразить его первую атаку с минимальным ущербом для меня. Он отступил, а затем мисс Беллингем начала кричать – на мой взгляд, с некоторым запозданием. Он убежал. Она упала в обморок. Я поднял её и вернулся.

Он допил вино, и я недоверчиво спросила:

– Это всё?

– Да.

ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ: Читателю может почерпнуть много полезного, сравнивая версию Рамзеса с другим описанием, которое встречается в одной из рукописей в недавно обнаруженной коллекции документов семьи Эмерсон. Авторство фрагмента пока не установлено, но можно достаточно обоснованно заключить, что он создан либо самим мистером Рамзесом Эмерсоном в манере художественной литературы (в подражание матери), либо кем-то, кто пользовался бо́льшим доверием, чем его родители – вероятно, в таких случаях, как нижеописанный. Выдержки из этой рукописи в дальнейшем будут обозначаться «Из рукописи H».

***

Они стояли на верхней площадке лестницы, примыкавшей к террасе, и глядели на Шариа Камель, заполненную даже в этот час извозчиками и повозками, ослами и верблюдами, а также случайным автомобилем. На другой стороне оживлённой улицы газовые фонари садов Эзбекие мерцали в тёмной листве, как упавшие звёзды. Долли Беллингем о чём-то болтала; он мало обращал внимания на её слова, но ему нравился мягкий голос с причудливым иностранным акцентом. Интеллектуальная беседа не относилась к достоинствам Долли. Но голос, большие карие глаза и нежные ручки...

Затем Рамзес понял, что эти маленькие нежные ручки хватают его за рукав, а мягкий голос говорит то, что заставило его обратить на девушку всё своё внимание.

– Давай убежим и заставим их искать нас. Разве не весело?

– Убежим? Куда?

– Ну, скажем, прогуляться по этим красивым садам. Они, должно быть, просто великолепны по ночам.

– Ну да, но вряд ли это место для…

– С вами я буду в полной безопасности, – пробормотала она, цепляясь за его руку и глядя ему в лицо.

– Э-э…да, конечно, – согласился Рамзес в некотором замешательстве. – Но ваш отец…

– О, он будет на меня сердиться. Но мне всё равно, я всегда смогу его уговорить. Вы ведь его не боитесь, правда?

– Нет. Но моя матушка тоже не одобрила бы этого, а вот её я боюсь.

– Пугливый котёнок!

– Прошу прощения?

Он ожидал, что она продолжит умолять его, и начал получать удовольствие от происходящего. (Не забывайте, что в этой игре он был новичком.) И Долли застала его врасплох, когда воскликнула: «О, смотрите!» – и бросилась вниз по лестнице, оборачиваясь и смеясь над ним. К тому времени, как он пришёл в себя, она уже опасно лавировала сквозь транспорт, заполнивший улицу.

Рамзес решил было, что уже поймал её, но она грациозно увернулась от руки, которую он пытался положить ей на плечо, и метнулась прямо в тёмный вход. Привратник перехватил его, когда он попытался последовать за ней; ругаясь почти с таким же красноречием, как и отец, он шарил в кармане в поисках монеты. Задержка дала девушке достаточно времени, чтобы ускользнуть от него, но это явно было не то, чего она хотела; проблески развевающегося розового шёлка и серебристые переливы смеха вели его дальше, от одной извилистой тропинки к другой. Сначала дорожки были заполнены посетителями, но люди расступались перед бегущей парой с улыбками и смехом. Одна женщина – судя по голосу, американка – воскликнула: «Разве они не милые?»

Рамзес совсем не чувствовал себя милым (если он правильно понял слово). Он мог только надеяться вернуть испорченную маленькую особу обратно в отель, прежде чем кто-либо заметит их пропажу, и молиться, чтобы никто из удивлённых зрителей не оказался другом его родителей или её отца. Экипажи встречались редко. Девушка убегала от кафе и ресторанов в более тёмные, менее населённые места.

На несколько долгих секунд он потерял её из виду. Затем в свете лампы впереди засиял розовый шёлк, и он свернул на боковую дорожку, с облегчением выругавшись и вновь начиная гневаться. Она была там, всего в нескольких футах от него – теперь уже не бежала, шла медленно и оглядывалась по сторонам. Больше вокруг никого не было. Он побежал, догнал её, схватил за плечи и развернул к себе лицом.

– Из всех глупых, дурацких трюков... – начал он.

Она схватила его за лацканы и прислонилась к нему.

– Там кто-то есть, – прошептала она. – В кустах. Он преследовал меня.

– Ну да, – сказал Рамзес.

– Я боюсь. Обними меня.

Дрожащий розовый рот приблизился к его лицу.

«Она, должно быть, стоит на цыпочках», – подумал Рамзес.

Это была его последняя связная мысль. Она плотно прижалась к нему – он никогда раньше не находился в таком тесном контакте с девушкой в корсете – а нежно-розовые губы были намного опытнее, чем казались.

Пауза длилась бы до бесконечности, если бы её не прервал грохот разбитого стекла. Пламя ближайшей лампы – единственной на этом участке пути – вспыхнуло, зашипело и погасло.

Хотя Рамзес ничего не видел, но слышал звуки из кустов и знал, что они означают. Он попытался оторваться от цепких рук Долли, но она ещё крепче сжала его шею и уткнулась лицом ему в грудь. Он поднял руки, пытаясь освободиться, когда из кустов показалась неясная фигура, схватила девушку и пнула его по ногам. Он услышал придушенный крик Долли и сумел повернуться в воздухе, так что с твёрдой землёй резко соприкоснулась лишь половина лица, а не нос и лоб. Когда он сумел встать, его глаза уже немного приспособились к темноте. Он видел мерцание светлого платья Долли и бледный овал её лица. И задавался вопросом, почему она не кричит.

Парень отпустил её и бросился на Рамзеса. Тот заблокировал удар, но почувствовал резкую боль в предплечье. Рамзес не видел ножа. Одновременно он нанёс собственный удар, резкий удар левой рукой, который пришёлся нападавшему в голову и отбросил его назад.

И только тогда Долли завизжала. Звук поразил обоих мужчин; Как позже заметил Рамзес, это было похоже на взрыв снаряда прямо возле уха. Нападавший развернулся и нырнул в кусты.

Рамзес инстинктивно пустился в погоню. Возможно, она бы увенчалась успехом, если бы Долли не остановила его, преградив путь и изящно упав в обморок прямо ему под ноги.

Её крики привлекли внимание. К ним приблизились запоздалые гуляки и принялись задавать вопросы. Так что не осталось ни малейшего шанса догнать нападавшего, даже если бы Рамзеса не обременяла лишившаяся сознания девушка.

Рамзес бесцеремонно поднял Долли на руки и пошёл обратно, вежливо отклоняя предложения помощи от любопытствующих прохожих, попадавшихся на пути:

– Спасибо, нас ждут друзья… она невредима… испугалась темноты… вы же знаете, эти женщины...

«Слава Богу, – благочестиво подумал он, – матушка не слышала меня». Он не осмеливался даже предполагать, что услышит от матери. «Ещё одна рубашка испорчена?» [77]77
  Фраза, которую Пибоди постоянно повторяет, ибо рубашки Эмерсона вечно приходят в негодность, хотя и по разным причинам.


[Закрыть] Не говоря уже о новом костюме, которому и двух суток не исполнилось. И всё платье Долли запятнано кровью. А выглядело оно очень дорогим.

Его семья ждала у входа в сад. Он не был удивлён; матушка обладала сверхъестественным инстинктом появляться не в том месте, но в нужное время. Все смотрели на него – все, кроме Нефрет, уставившейся в маленькое ручное зеркало. Затем она обернулась к нему и покачала головой, улыбаясь, как при виде выходки непослушного маленького мальчика.

Конечно, именно так она и думала о нём.

Поскольку казалось очевидным, что Бог не намерен оказать ему услугу и поразить молнией на месте, он отчаянно пытался сообразить, что бы такое сказать, чтоб не выглядеть бо́льшим идиотом, чем ощущал себя сам.

– Э-э… я прошу прощения за то, что так долго. Уверяю вас, что задержка была неизбежной.

– Предполагаемый похититель, должно быть, каким-то образом привлёк её внимание и увёл в сад, – размышляла я. – Отсюда её восклицание. Разве она не рассказала тебе, что видела?

– Не было времени. – Рамзес пристально глядел на пустой бокал.

– Во что он был одет?

– Амелия, – процедил мой муж. – Могу я прервать вашу беседу?

– Конечно, дорогой. Ты хочешь о чём-то спросить Рамзеса?

– Я не хочу ни о чём его расспрашивать. Я не хочу, чтобы ты его расспрашивала. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было его расспрашивал.

– Но, Эмерсон…

– Меня не волнует, кто охотится за дочерью Беллингема, Пибоди, – если действительно охотится. Мы не несём ответственности за неё. И миссис Фрейзер… – от улыбки Эмерсона некоторые слабонервные женщины могли бы с рыданиями выбежать из комнаты, – не наша ответственность. Мы несём ответственность, Пибоди, за наших детей – и, разумеется, за Давида – и друг за друга, и за нашу работу! Я настолько твёрдо убеждён в этой истине, что решил немедленно покинуть Каир. Мы отбываем завтра.

Я ничуть не расстроилась, так как ожидала чего-либо подобного от Эмерсона. Он всегда жалуется на перерывы в нашей работе, вмешательство в чужие дела и так далее. И прекрасно знала, что в конечном итоге вмешаться в чужие дела нам всё-таки придётся, вне зависимости от его попыток предотвратить это, поэтому только и сказала:

– Мы не можем уехать так скоро, Эмерсон. Портной ещё не закончил обшивать Рамзеса, и если и дальше всё пойдёт в том же роде, ему непременно потребуется изрядное количество одежды. Эта куртка испорчена, а у него осталось меньше...

– Очень хорошо, моя дорогая, – по-прежнему мягко промурлыкал Эмерсон. – Завтра утром мы пойдём к портному – мы с тобой вместе, Пибоди, так как я не собираюсь выпускать тебя из поля зрения, пока мы не отправимся в путь. И заберём то, что закончено, а остальное попросим нам переслать.

– Я считаю, что это очень разумное предложение, – бросила Нефрет. – Я говорила о том, что следует уехать как можно скорее. И, кроме того, было бы весьма разумно лечь спать. Спокойной ночи.

Она вылетела из комнаты.

– Почему она так злится? – спросил Давид.

– На кого она злится – было бы точнее. – Рамзес снял кошку с колен и положил на стул. – Я думаю, на меня. Спокойной ночи, матушка. Спокойной ночи, отец. Ты идёшь, Давид?

Давид, конечно, последовал за ним. Он мало говорил – у него редко появлялась возможность сказать что-нибудь, когда мы собирались все вместе – но я знала, что он винил себя в том, что не находился рядом с Рамзесом, когда тому угрожала опасность. Они были самыми близкими друзьями, и Давид слишком серьёзно относился к взятым на себя обязанностям. Насколько я знала, никто не мог надолго уберечь Рамзеса от неприятностей.

– Вот это странно, – заметила я после того, как они ушли.

– Что?

– Я ожидала, что Рамзес останется, размышляя, теоретизируя, болтая и споря. Должно быть, он чувствует себя хуже, чем признавался. Мне лучше пойти и...

– Нет, не лучше. – Эмерсон заключил меня в крепкие объятия.

– Нет, Эмерсон. По крайней мере, не здесь, не в салоне, где люди могут…

– Тогда в другом месте.

– С радостью, любимый. – Когда мы шли – вернее, чуть ли не бежали – к нашей комнате, я продолжила: – Я полностью согласна с твоим решением уехать завтра, Эмерсон. Было бы хорошо снова вернуться на работу. Предполагаю, ты начнёшь с гробницы «Двадцать-А»?

Эмерсон втянул меня в комнату, захлопнул дверь ногой и повернулся ко мне лицом.

– Почему вдруг это пришло тебе в голову?

– Кажется очевидным: многие хотят, чтобы ты работал именно там.

– Что, к дьяволу, за бред, Пибоди? – потребовал ответа Эмерсон. Затем покачал головой. – За все эти годы следовало бы привыкнуть к твоим мысленным круговоротам, но на самом деле чертовски трудно за ними угнаться. Анонимные письма требовали, чтобы я держался подальше от этой гробницы. А помимо этого...

– Эмерсон, ты прекрасно знаешь, что самый верный способ заставить тебя что-то сделать – это запретить тебе это делать. Сегодняшнее предложение полковника Беллингема было более тонким вариантом того же метода. Он предложил тебе поискать неизвестные гробницы, прекрасно зная, что предложение покровительства с его стороны придаст тебе ещё большей решимости продолжить то, что ты изначально планировал – то есть исследовать известные гробницы, включая «Двадцать-A».

Эмерсон открыл рот, собираясь что-то сказать.

– Более того, – продолжила я, – Дональд Фрейзер также попытался – неуклюже, согласна, но он не из хитрецов – отвлечь твоё внимание от менее известных гробниц в Долине, включающих, вряд ли следует вновь заострять на этом внимание, гробницу «Двадцать-A»! Могут ли все эти, казалось бы, не связанные между собой инциденты быть частью единого зловещего плана? В этом не может быть никаких сомнений, Эмерсон. Кто-то пытается затащить тебя в эту гробницу. Единственный вопрос – почему?

Рот Эмерсона по-прежнему был открыт. Затем муж принялся бормотать:

– Всё хуже, чем я думал. Или разум начал меня подводить? Раньше я мог следить... Ну, более или менее... Но это...

Я сочла целесообразным сменить тему и спросила, повернувшись спиной:

– Не поможешь мне с пуговицами, милый?