Текст книги "Когда отцветают розы"
Автор книги: Барбара Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Барбара Майклс
Когда отцветают розы
Ребекке Мерц-Шиа 3 января 1991 года с любовью от Эмми
Но, ах! Уйдет весна и с розами увянет,
И книгу юности закрыть пора настанет.
Эдвард Фитцджеральд. «Рубайат» Омара Хайама
Часть первая
Маскарад
Глава первая
Хотя, быть может, роза – это всего-навсего колючий кустарник, ей более место в окружении самых изысканных цветов мира, нежели средь прочих шипов и терний.
«Травник» Жерара (1597)
С приближением грозы краски окружающего пейзажа приобрели металлический отлив. Края тревожных низких туч своим серо-зеленым оттенком напоминали старую бронзу; молодая поросль в полях по обе стороны дороги болезненно поникла. Руки крепко держали поводья, ноги упирались в пол, но все равно ее немилосердно бросало, когда колеса повозки попадали на многочисленные неровности избитой дороги. Дождь хлестал третий день подряд. Вскипая пеной, рядом с дорогой несся мутный поток, чтобы влиться в простиравшуюся за подножьем холма бухту. Дорога вдруг круто свернула, и впереди она увидела мост. Узкий и горбатый, он словно вырастал из грязной воды, потому что поток в этом месте покидал обычное ложе и пересекал дорогу. А рядом, почти полностью в воде… Лошадь мучительно пыталась встать: ее ноги не находили опоры в грязи и бились железом подков в опасной близости от недвижимого тела.
* * *
С приближением грозы краски окружающего пейзажа приобрели металлический отлив. Тревожно низкие облака зеленели над головой как покрытая патиной бронза. Пальцы до боли вцепились в руль, но все равно ее бросало из стороны в сторону, когда колеса машины попадали на неровности избитой проселочной дороги. Дождь хлестал третий день подряд. Вскипая пеной, рядом с дорогой несся мутный поток, чтобы влиться в…
Диана резко нажала на тормоз. Колеса машины заклинило, и ее понесло по грязной жиже. Почти весь гравий с дорожного полотна смыло, и проселочная дорога стала скользкой, словно ее покрывал лед. Чертыхаясь про себя, она сумела остановить автомобиль прежде, чем он мог по инерции завалиться в кювет. Что заставило ее сделать эту глупость? Быть может, заяц выскочил на дорогу? Нет, перед нею не возникло ни малейшего препятствия.
Следующий поворот она миновала даже медленнее, чем намеревалась. Она увидела мост: узкий и горбатый, словно вырастал из грязной воды, потому что поток в этом месте покидал обычное ложе и пересекал дорогу. А рядом, почти полностью в воде…
Водитель вошел в этот вираж на слишком большой скорости. Машину вынесло на обочину, и она нырнула капотом вниз. Дверь водителя оказалась под водой, другая была заперта. И никаких признаков жизни.
Диана плавно остановилась в метре от края водного потока. Стоило ей распахнуть дверь и выбраться наружу, как небо пересекла вспышка молнии и следом прокатился пушечный раскат грома. Оглушительный звук заставил ее отшатнуться, и несколько мгновений она сидела, вцепившись в край двери, напуганная и растерянная. Почему она затормозила за считанные секунды, прежде чем увидела эту машину? Ей как будто что-то подсказало, что нужно остановиться.
Дежа вю, внутреннее зрение, провидение, или она наделена встроенным рентгеном, как Супермен? «Неважно, – сказала она самой себе. – Времени на рассуждения не осталось. Там, возможно, человек без сознания захлебывается мутной жижей».
Диана побежала, шлепая подошвами. Вода оказалась глубже, чем можно было предполагать, и доходила почти до пояса, когда она приподнялась на цыпочки и попыталась дотянуться до ручки двери. Только нащупав ее, она поняла, что автомобиль необычный. Уже после этого она обратила внимание на другие детали – странный изгиб бампера и удлиненную форму кузова сзади. Боже! Автомобиль, должно быть… Как это называется? Старинный или антикварный? Ни ей самой, ни водителю ничего хорошего это не предвещало. Старые машины тяжелее, крепче собраны. Такую мощную дверь ей просто не открыть, особенно сейчас, когда даже не во что упереть ноги. Ее пальцы шарили по скользкому мокрому металлу. Как, черт возьми, эта штука открывается. Дернуть на себя, нажать или крутить? А что, если просто-напросто заперт замок?
Словно в ответ на ее безмолвные вопросы, дверь распахнулась с такой неожиданной силой, что ее отбросило в сторону. Она старалась удержаться на ногах, но ее промокшие насквозь туфли не смогли найти опоры. С громким всплеском она опрокинулась назад. Задыхаясь, ловя ртом воздух, она пыталась понять, что показалось из опрокинутой машины.
Это была собака. Огромная собака. Огромная зеленая собака.
Лапы расставлены, на морде выражение изумленного идиотизма. Она выскочила нелепыми прыжками и бухнулась в воду.
– Выбирайся отсюда, глупое животное! – крикнула Диана. – Давай, давай, шевелись!
Собака, конечно, только казалась зеленой в странном отсвете грозового неба. На самом деле она была белой. С трудом вскарабкавшись на багажник, она с любопытством уставилась на молодую женщину. Тем временем из открывшейся двери показалась голова, а затем и плечи.
Будь этот человек ранен или хотя бы насквозь мокр, она смогла бы сдержаться. Волосы его действительно растрепались, а очки слегка съехали набок, но его мятая рубашка была абсолютно сухой. Диану он сначала даже не заметил. Выбравшись на более мелкое место, он заорал:
– Черт бы тебя подрал, старая развалина! Мне оставались какие-то жалкие полмили!
Сверкнула молния, грянул раскат грома. Собака взвыла и попыталась снова влезть в автомобиль. Последовала короткая и нелепая потасовка, в результате которой пес обвился вокруг хозяина, спрятав морду у него на груди. Диана как раз успела восстановить дыхание.
– Если вы закончили свои игры с собакой, – сказала она ледяным тоном, – может быть, поможете мне?
– Боже милостивый! – он смотрел на нее как на привидение… – Кто вы та… Как вы здесь… Вы давно вот так сидите в воде?
Избавившись от пса, он оперся о крыло машины и выпрямился. На нем были застиранные почти добела джинсы с модным разрывом чуть ниже колена, которое показалось, когда он потерял опору, двинувшись к ней.
– Вы ушиблись? – спросил он, подавая ей руку.
– Нет. Я просто не могу… Грязь такая скользкая.
Помогая ей, он оставил собаку, и та разразилась душераздирающим воем. Уровень мутного потока несколько спал, и Диана смогла открыть глаза. Не без легкого злорадства она увидела, что спаситель плюхнулся рядом. Теперь он был такой же мокрый, как и она. Грязная вода струилась по его лицу, а волосы налипли на глаза. Несколько мгновений он сидел совершенно неподвижно. Потом сплюнул струйкой отвратительной жидкости, ладонью отбросил назад пряди с лица и после безуспешной попытки протереть очки снял их. Собака же теперь премило плескалась в воде в паре метров от них.
– Ну что, раз-два, попробовали встать еще раз?
Ей было совсем не до смеха, но его жизнерадостный тон настолько контрастировал с внешним видом (и, как она догадывалась, с ее собственным), что удержаться было невозможно. Поднимаясь на ноги, он окинул ее весьма критичным взглядом.
– У вас, леди, неординарное чувство юмора. Если мы не утонем или не умрем от простуды, нас, вероятно, поразит испепеляющий удар молнии. Это ваша машина?
– Да. Но я как раз увидела вашу и…
– И бросились на выручку? – он взял ее за запястья и помог встать. – Вам нужно было остановиться подальше. Вода все прибывает, и придется разогнаться, чтобы пересечь поток.
– Да вам просто чертовски повезло, что я вообще смогла остановиться. И, между прочим, чья бы корова мычала…
– Вынужден согласиться, что здесь вы отчасти правы. И даже не только отчасти, – с этими словами он взобрался на крышу своего автомобиля, а потом опрокинулся головой вниз на переднее сиденье.
– Вы с ума сошли?! – закричала Диана. – Нам нужно как можно быстрее выбираться отсюда.
Последние ее слова поглотил раскат грома. Ноги незнакомца болтались в воздухе, пока он весь снова не показался из машины. В руках он держал нечто, напоминающее монстра из фильма ужасов. Во все стороны торчали остро отточенные иглы.
– Ну-ка подержите, – сказал он.
Она сумела ухватиться за проволоку, служившую ручкой для горшка, который он почти бросил ей. Затем было извлечено другое растение, еще более крупное и колючее.
– Вот и все, – он бережно держал второе чудовище. – Пошли, Фифи, и вы тоже… э-э-э, мисс.
Фифи решительно не хотела ехать сзади вместе с кактусами. Диана с молчаливым негодованием видела, как собака яростно отряхнулась, забрызгав грязью ее великолепные чистые чехлы. Она бы ничего не сказала вслух, но молодой человек предложил ей сесть на заднее сиденье вместе с Фифи.
– Она просто хочет положить голову кому-нибудь на колени. В грозу она нервничает, – объяснил он невозмутимо.
– Вот пусть и кладет голову на колени к вам, – сказала Диана.
– Но мне ведь вести машину.
– О нет! Машину поведу я. С одним образцом вашего водительского искусства я уже знакома.
– Моей вины здесь не было! Тормоза подвели. Нужно заменить колодки. И, по-моему, все-таки лучше будет, если…
– Садитесь сзади!
– Нет никакой необходимости орать, – сказал ее попутчик обиженно.
Между прочим, Диана в грозу тоже нервничала. От особенно мощного удара грома она вздрогнула, и ее нога надавила на педаль газа сильнее, чем она хотела. Машина рванулась к мосту под аккомпанемент воя с заднего сиденья – собачьего и человеческого. Вода по обе стороны автомобиля расступилась, как библейское Красное море, и Диана могла бы поклясться, что все четыре колеса на мгновение оторвались от земли. Стук, удар, всплеск, легкий занос, и они благополучно миновали препятствие, оказавшись на сравнительно сухой дороге, которая вела вверх по склону холма.
– Только, ради всего святого, не останавливайтесь, – донесся до нее слегка потрясенный голос сзади. – Подъем нужно преодолевать…
– Заткнись, – беззлобно выдавила из себя Диана.
Он бы и обиделся еще сильнее, но в этот момент хляби небесные окончательно разверзлись, и на землю обрушился водопад. Гром шарахнул так, что звякнули окна, а Фифи испустила истошный визг. Дворники сновали по лобовому стеклу, но без особого эффекта. Можно было разглядеть только огни окон дома, выросшего перед ними. Она легко притормозила и позволила машине проскользить до полной остановки.
– Я вижу, вы уже познакомились с моим сыном, – сказала миссис Николсон. Это было утверждение, а не вопрос, и потому Диана только улыбнулась и опять отхлебнула из кружки горячего чая. Ее одели в махровый халат, такой длинный, что он не только скрывал ее голые ступни, но и ложился складками на пол. Вещь принадлежала не хозяйке, а хозяину. Миссис Николсон была ростом всего метр пятьдесят и всей своей фигурой напоминала подвижного мальчишку. В лице ее, однако, ничего мальчишечьего не было. Маленькая леди с розовыми щечками, украшенными глубокими ямочками. Серебристые волосы сложно завязаны в эдвардианский узел с завитками и локонами внизу.
В ее реплике могла послышаться некоторая доля сарказма, но зато во взгляде, которым она окинула сына, была заметна неподдельная нежность. Он усмехнулся ей в ответ и приподнял чашку в приветственном жесте.
Когда они ворвались в дом, насквозь промокшие и трясущиеся от холода, миссис Николсон не стала тратить время на знакомство и светский разговор. Она моментально наполнила для них горячие ванны, предложив своему мужу заниматься четвероногой гостьей. Диана в этот миг от души желала, чтобы он обошелся с собакой пожестче. Мистер Николсон был высок, худощав, с густой седой шевелюрой и умными голубыми глазами. Они-то и оглядели молодого человека весьма критически, но без какой-либо нежности.
– Хотя мы не были официально представлены, – сказал он сухо, – я смею предположить, что вы та самая Диана Рид, прибытия которой мы ожидали нынешним вечером. А вы, должно быть, уже поняли, что я – Чарльз Николсон. Теперь прошу любить и жаловать: моя жена Эмили и ее сын, Эндрю Дэвис.
– Очень приятно, – кивнула Диана.
– Не обращайте на него внимания, – со смешком сказала миссис Николсон. – Это «обломок» викторианской эпохи. Всю свою жизнь он изучал писателей той поры и читал о них лекции, так что поневоле усвоил их манеру говорить. Глупо блюсти пустые формальности, если нам предстоит долгая совместная работа. Для вас я просто Эмили, или Эмми, если вам так больше нравится. Моего мужа зовите Чарльз. Я называю его Чарли, или Чарли-дорогуша, или…
– Эмили, умоляю тебя!..
– Да, конечно, Чарли-дорогуша, я говорю не о том, как всегда. – Она повернулась к Диане: – Нужно научиться концентрировать внимание на основном. Вам теперь тепло, деточка? Давайте, я налью вам еще горячего чаю. Берите печенье.
– Спасибо, мне ничего не надо. Следовало бы извиниться, что я появилась у вас в таком виде, наследила вам тут и вообще…
– Не беспокойтесь, я знаю, кто в этом виноват, – перебила Эмили Николсон. – Я совершенно уверена, что сами по себе вы бы добрались сюда в полном порядке.
Эндрю Дэвис до этих слов хранил молчание, с легким интересом следя за разговором и поглощая печенье. Он переоделся в сухое, но одежда явно больше годилась для мусорной корзины: майка была мятая и совершенно потеряла первоначальный цвет, а в джинсах оказалось даже больше дыр, чем в прежней паре. Теперь наконец он решил вставить словцо:
– Ты всегда и во всем винишь меня, а я здесь ни при чем. Произошло вот что…
– Мне совершенно не хочется слушать твои оправдания, – прервала его матушка.
– Зато мне интересно, – вмешался ее муж. – Истории Эндрю увлекательны, как рассказы о привидениях. И то, что за редким исключением они правдивы, только усиливают их притягательность. Впрочем, сюжетная канва сегодняшней саги мне в общих чертах ясна. Тот факт, что они оба прибыли в машине мисс Рид, позволяет предположить, что у Эндрю случились неприятности на дороге – а это вовсе не редкость. Мисс Рид была достаточно любезна, чтобы подбросить его домой. Присутствие же этого нервного пса, которого, насколько я припоминаю, ему было строжайше запрещено привозить сюда, приводит меня к умозаключению, что и машина была одной из тех, на которых Эмили запретила ему приезжать. Стало быть, Эндрю только что вновь вернулся с охоты за тем, что смехотворно именуется «старинными автомобилями».
– Извините, сэр, но вы даже представить себе не можете, какую ценность имеют…
– Нет уж, это вы извините меня, Эндрю, но мне это прекрасно известно. И точно так же я умею отличать старую машину, которую можно восстановить, от кучи металлолома. А вот вам разница, похоже, не знакома. Единственной загадкой для меня остается, как вы оба ухитрились так вываляться в грязи.
Диана слушала и поражалась череде выражений, сменявшихся на лице Эндрю. Его черты были просты и неброски: карие глаза, слегка загнутые вверх брови, прямой нос, широкий подвижный рот. Но это неприметное лицо искрилось жизнью. Брови взлетали и опадали, губы вытягивались и сжимались в гримасе протеста, глаза то щурились злостью, то широко раскрывались с видом оскорбленной невинности. Когда отчим закончил говорить, все это сложилось в милую улыбочку.
– Достойная отповедь, – признал он.
– Я всегда говорила, Чарли-дорогуша, что тебе нужно писать детективы, – сказала миссис Николсон. – У тебя великолепный аналитический склад ума.
– Эмили, пожалуйста!
– Ну хорошо, хорошо, – проговорила Эмили.
– Что хорошо? Это уже четвертая псина, которая с его помощью оказывается у нас на попечении, не говоря уже о шести кошках.
– Не следует смотреть на это в одном лишь мрачном свете, Чарли. Мальчик мог вдребезги разбить машину и покалечиться сам. Да и животные мне не досаждают, у нас достаточно места. Но только, Энди, дорогой мой, в самом деле, не надо притаскивать сюда все эти кактусы. Ты же знаешь, я их не люблю.
– Это редкий экземпляр Echinopsis eyriesii, – сказал ее сын с мрачным упрямством.
– Если ты так уж хочешь дарить мне колючие растения, милый, почему бы не привезти роз?
– Это ее профессия, – сказал Энди.
Три пары глаз устремили взгляды на Диану.
Она предвидела, что это мгновение наступит. Ей казалось, что она к нему готова. Она зазубрила названия, даты, факты и не забыла их, но в ее мозгу они превратились в запутанный клубок, потому что до конца она полностью не понимала, как излагать их конкретным людям, а не смутным абстракциям.
Чарльз Николсон, шестидесяти лет, в прошлом преподаватель истории. Его жене Эмили пятьдесят семь. Она бывшая учительница латыни. Это, скорее, в манере ее отца – он всегда воспринимал своих клиентов не как личности, а как юридический казус, который нужно интерпретировать к их и своей выгоде. Отчасти такой подход себя оправдывал, иначе трудно было бы сохранять хладнокровный профессионализм. Она испытала это на собственном опыте, когда начала практиковать, однако, по всей видимости, двух лет оказалось недостаточно, чтобы по-настоящему очерстветь.
Николсоны не были ее клиентами или отвлеченными абстракциями. С юмором, дружелюбно и доверчиво они сразу начали пробивать бреши в той стене, которую она заранее пыталась возвести между ними и собой, разрушать стереотипы, которые она мысленно себе рисовала. Учительницы латинского языка в ее представлении не должны были иметь ямочки на щеках. Как и не предполагала она, что почтенный пожилой преподаватель может под столом держать руку жены.
Глаза Энди подозрительно сощурились, или это ей только показалось?
– Даже старые розы колются, – заметил он. – И вообще, кому нужны старые цветы, когда можно завести молодые?
– Не надо дразнить бедную девочку, Энди, – сказала Эмили. – Если твое невежество действительно так глубоко, как ты стараешься продемонстрировать, то иди-ка в библиотеку и почитай что-нибудь из книг по этому предмету. Я не позволю тебе допрашивать нашу гостью, которая вынуждена сидеть в халате Чарли, потому что ты чуть не утопил ее. Оставь это по крайней мере до ужина.
– Я ничего не имею против, – сказала Диана. Вмешательство Эмили дало ей возможность собраться с мыслями. Если это экзамен, лучше сдать его сразу. – Мнения по поводу старых, или наследственных, роз сильно расходятся. Многие утверждают, что таковыми являются любые разновидности, существовавшие до того, как в 1867 году вывели первый гибрид чайной розы – Ла Франс. Перед старыми розами у чайных гибридов было одно несомненное преимущество: они цвели все лето и почти до поздней осени. У большинства видов старых роз недолгий век. Поэтому чайные приобрели такую популярность и захватили рынок. До недавнего времени практически невозможно было найти питомник, где бы выращивали старые сорта.
– А мне всегда нравилось определение, данное Тревором Гриффитом, – вмешалась Эмили. – Старая роза – любая из тех, что не современны нам.
Диана помнила имя этого новозеландского специалиста, несколько трудов которого она проштудировала. Она понимающе кивнула и продолжала слушать Эмили.
– Чайные гибридные розы красивы, но так однообразны! Все похожи одна на другую. А среди старых роз попадаются как одиночные, так и целые кусты с множеством пышных цветов. А какие окраски! Не вульгарные ярко-желтые или оранжевые. Нежные оттенки розовато-лилового, фиолетового, синего, как на антикварных гобеленах. Какое счастье, что опять появилась возможность их выращивать! Я хочу иметь все.
– Но как же все-таки… – начал было Энди, но был прерван.
– Достаточно, – сказала Эмили твердо. – Никаких разговоров, пока не поужинаем. Накрывай на стол, а я проверю кастрюли. Здесь, в Вирджинии, мы живем по-деревенски, Диана, и называем ужином то, что в других краях принято считать поздним обедом.
Диана предложила свою помощь, но ею не воспользовались, со смехом указав на ее неуклюжий наряд.
– Вы запутаетесь в этих полах, моя дорогая, да и рукава слишком длинны. Лучше вам просто посидеть. Вы мне сейчас напоминаете маленькую девочку, вырядившуюся в отцовскую одежду. Эти ваши огромные с поволокой глаза, прелестные спутанные локоны…
– Ты смущаешь мисс Рид, Эмили, – вмешался Чарльз. – Она вовсе не девчонка, а взрослая женщина и профессионал.
– Но разве у нее не чудесные волосы? «Каштановый каскад, подсвеченный огнем» – так, кажется, у поэта, или я путаю?
– Перестань, мама, – сказал сын. – У тебя ужасающая привычка разговаривать с людьми, словно им нет еще и трех лет. Со мной ты так беседуешь постоянно.
Последовала перепалка, которая, к неописуемому облегчению Дианы, отвлекла внимание от ее особы. Первый экзамен, по всей видимости, ей удалось сдать. Однако по мере развития этой маленькой семейной сцены она поняла, что ей не демонстрируют такт или принятие в свой круг. Эти люди вели себя совершенно естественно. Им нравилось спорить. Они обожали разговаривать друг с другом. Никого из троих нельзя было отнести к молчунам. Слова лились, как водный поток вдоль дороги. Порой это было остроумно, иногда даже блестяще, но всегда беспрерывно. Он политики к поэзии с легкими экскурсами в область кино и телевидения, потом бейсбол, эссе Ральфа Валдо Эмерсона, новые шторы для библиотеки, диета Энди, которая, по словам его матери, состояла в основном из многочисленных разновидностей макаронных изделий. Последнее утверждение вызвало бурю энергичных протестов.
У Дианы не было возможности рта раскрыть, даже если бы она захотела. Преодолев вспышку взыгравшей совести, она теперь не без некоторого цинизма подумала, что болтливость Николсонов ей на руку. Чем больше они говорят, тем меньше необходимости говорить ей самой, а значит, уменьшается опасность ляпнуть что-нибудь не то.
К ужину подали тушеную курицу с грибами и овощной салат. Энди расправился с основным блюдом, а потом и с яблочным пирогом с таким аппетитом, что уже этим мог бы опровергнуть мнение матери о своих пристрастиях в еде. Он явно принадлежал к числу тех людей, которые никогда не полнеют. Он был тощ, как огородное пугало, – локти и коленки торчали одинаково остро.
Потом было предложено перейти с кофе в библиотеку. К тому времени Диана уже достаточно освоилась, чтобы обратить внимание на абсурдность последовавшего шествия. Энди нес поднос, отчим топал позади, отпуская замечания по поводу того, как он его несет, Диана обеими руками придерживала полы халата, а Эмили прыгала вокруг, стремясь помочь и восхищаясь формами ее ступней и лодыжек. Когда все устроились в креслах, Диана приготовилась для дальнейшей беседы.
Она чуть отсрочила неотвратимое, вслух поразившись прекрасным интерьером библиотеки. Правда, не все здесь было завершено. Полки с книгами грудились в беспорядке, обои со стен сорваны, стены оштукатурены, но голы. Камин выполнен в викторианском стиле – вполне добротно, в готических очертаниях, но едва ли он подходил для дома, построенного в конце восемнадцатого столетия.
– Этого здесь скоро не будет, – объявила Эмили. – На одном из аукционов мы нашли потрясающий мраморный камин. Как только закончим со стенами, построим новые книжные шкафы. Мы пока не решили, покрасить ли нам стены, купить современные обои или обить старинными панелями.
Естественно, что после этих слов вспыхнул новый спор. Чарльз настаивал на покраске, а Энди, чью точку зрения никто не пытался выяснить, требовал панелей, причем из «аристократического особняка». Где их взять, он не сказал, но тем не менее был готов ответить на ехидный вопрос отчима, зачем нужны панели, если стены будут почти полностью скрыты книжными шкафами? Конец дебатам положила Эмили:
– Диане совершенно неинтересно, как мы собираемся обустраивать свой дом. Она ландшафтный архитектор, а не…
– Напротив, мне очень интересно. Я обожаю старые дома.
– В самом деле? – Чарльз отнесся к ее невольной реплике куда с большим любопытством, чем она того заслуживала. Тем не менее попытка Дианы вновь отвлечь от себя внимание не удалась. Эмили нравилась роль болтливой пожилой дамы, но она умела ухватиться за тему, если ей того действительно хотелось.
– Ей предстоит работа в саду, – сказала она. – Я от души желаю, чтобы скорее прекратился дождь. Мне так не терпится, Диана, показать вам наши земли. Вы придете в ужас, я думаю. Там уйма дел. Всю зиму мы изучали литературу, и теперь у нас полно идей.
Уж в этом Диана не сомневалась. В распоряжении Николсонов имелась, кажется, вся литература по устройству ландшафтов и садоводству, когда-либо изданная. Кипы книг покрывали столы, некоторые кресла, и в каждой можно было видеть десятки закладок.
Диана взяла один из томов наугад – дорогой фолиант с множеством цветных фотографий – и открыла его на одной из заложенных страниц. Снимок полыхал яркими красками клумбы: анютины глазки, гвоздики, дельфиниумы и еще множество цветов, названия которых она не ведала. Все это было обрамлено деревянным штакетником и располагалось под сенью деревьев. Позади можно было видеть трубы и черепичную крышу английского коттеджа.
– Я предполагала, что вам нужен обычный сад с преобладанием роз, – сказала она с искренним недоумением.
– Я хочу, чтобы было все! – воскликнула хозяйка, подчеркнув свои слова широким жестом руки. – Вечнозеленая растительность, кустарники, розы, травы, деревья, большие деревья, Диана. У меня уже нет времени ждать, пока саженец вымахает в могучий дуб.
Это мрачноватое замечание опять-таки сопровождалось смешком со стороны Чарльза. Он окинул жену странным взглядом, а затем обратил свой пронзительный взор на Диану.
– Однако вы правы. Именно ваши знания о розах дали нам повод думать, что вы-то нам и нужны. Старые розы становятся все популярнее, но на самом деле лишь очень немногие специалисты имеют представление о правильном уходе за ними и способах их размножения.
– Что мы установили на собственном горьком опыте, – добавила Эмили. – Нам пришлось побывать в нескольких фирмах, прежде чем мы нашли Уолта, и он оказался единственным, кто откровенно признался, что ничего не смыслит в реставрации садов колониальной эпохи. Он прекрасный специалист по обычным ландшафтам, но сразу сказал, что для работы над нашим проектом ему понадобится руководство эксперта.
– Я благодарна ему за рекомендацию, – бесстрастно отозвалась Диана, – но все же надеюсь, что ваши ожидания не слишком безграничны. Старые сорта найти нелегко. В наши дни есть всего несколько оранжерей, где их разводят.
– Знаем, – сказал Чарльз.
Еще бы! В этом она не сомневалась. В старых розах он, быть может, не разбирается, но как ученому мужу ему, безусловно, знакомы методы научного поиска. Наверняка он из тех, кто любит во всем быть первооткрывателем. Да, с Чарльзом Николсоном у нее определенно возникнут проблемы.
Его жена продолжала:
– Уолт сделал предварительную раскладку и наметил террасы, но наши совместные с ним планы меня не совсем удовлетворяют.
– Планы были превосходны, пока ты не принялась вносить в них свои изменения, – ехидно заметил сын.
– Просто мой кругозор постоянно расширяется. Теперь мне нужен розарий, пруд с лилиями, белый сад, вечерний сад, пергола – ха, ха! – изумительное название, правда? Означает увитую зеленью беседку. Но я уже хотела ее заиметь, когда даже не знала, что это такое. Я так и представила себе, как показываю ее гостям: «А сейчас пройдемте в нашу…» Ха, ха!
Она рассмеялась совершенно по-детски, и муж еще раз посмотрел на нее скептически:
– Диана поможет тебе создать все твои «ха, ха!», дорогая.
– Только если найдется достаточно крутой склон, – ответила Диана, довольная возможностью продемонстрировать знание хотя бы одного экзотического термина. – Нам не удастся построить «ха, ха!», если нет небольшого обрыва.
– Здесь больше ста акров, – радостно заверила ее хозяйка. – Я просто сгораю от желания все вам показать, услышать ваши идеи, в особенности что касается роз. Мы составим новые планы, но пока самое главное – осуществить уже задуманное. Вам, моя дорогая, будет трудно поверить в это, пока не убедитесь сами. Я видела все воочию, но и для меня невероятен тот как бы потаенный сад посреди пустошей, невесть как сохранившийся и Бог знает с каких времен. Это было впечатляющее зрелище, когда мы впервые осмотрели его прошлым сентябрем. Листья были покрыты черными пятнами и изъедены жучками, и всего несколько цветков. Я не знала тогда, что большинство старинных роз цветут лишь раз в году – в начале лета. И тут я увидела его – одинокий побег с шелковистыми бутонами…
Щеки ее раскраснелись, глаза сияли. Диана вновь испытала угомонившееся было угрызение совести. Если бы она на самом деле была тем экспертом, за которого себя выдавала, ей следовало бы разделить энтузиазм пожилой женщины и знать, как не дать ему померкнуть.
– Вы ведь преподавали латынь? – спросила она, чтобы сменить тему и скрыть смущение.
– Целых тридцать проклятых лет, дорогая моя. Если бы на меня не свалилось богатство, я бы и сейчас вдалбливала спряжение глаголов в упрямые молодые головы. Но я что-то заболталась. Уже поздно, и вы, должно быть, устали.
Диана с радостью ухватилась за эту мысль.
– Да, мне действительно уже пора отправляться в мотель. Моя одежда наверняка высохла.
– Девочка моя дорогая, вы просто не сможете выбраться отсюда сегодня! – воскликнула хозяйка. – На улице все еще льет как из ведра, и вода в заливе, вероятно, поднялась выше моста. Где вы остановились?
– Я еще не зарегистрировалась в мотеле, – пришлось признаться Диане. Это был один из уязвимых пунктов (Боже, как их было много!) в ее «легенде», а потому она затараторила: – Мотели в апреле обычно совершенно свободны, туристы еще не понаехали, а меня к тому же задержала непогода. Мне не хотелось к вам опаздывать, и потому я…
– Вот и отлично! Если чемодан с вещами при вас, последняя проблема решена, – весело сказала Эмили.
– Я принесу ваш чемодан, мисс Рид, – тут же вызвался Энди.
– Ты, стало быть, тоже собираешься здесь ночевать? – спросил его отчим сухо.
– Перестань, Чарли, что ему остается делать? Или ты хочешь сам отвезти его домой?
– Домой… – эхом повторил Чарльз, и в его тоне слышалось, что он слишком тактичен, чтобы обсуждать некоторые обстоятельства. Диане не составило труда умозаключить, что Энди бывал в этом доме чаще, чем хотелось бы Чарльзу.
– Нет, – продолжал последний, – меня не слишком прельщает перспектива шестьдесят миль тащиться по дождю, да к тому же в кромешной тьме.
…Для приличия Диана вяло попыталась отказаться от гостеприимства хозяев, но ее протесты были легко подавлены. И в самом деле, разыгравшаяся стихия дала ей возможность легко уступить.
Пожелав доброй ночи Чарльзу, она последовала за Эмили наверх. Когда она поднималась по изогнутой лестнице, ее опять озарила вспышка дежа вю или что это там еще могло быть. Возможно, воспоминания об уроках истории или, что вероятнее, о прочитанных исторических романах. Великолепная лестница, как и вся центральная часть дома, относилась к восемнадцатому столетию, а стало быть, дамы, поднимавшиеся и спускавшиеся по ней, должны были придерживать подолы платьев в точности, как она сейчас придерживала полы чужого халата. Дочери, жены, сестры владельцев-аристократов и даже обычные горничные… Нет, прислуга пользовалась «черным» ходом.
