Текст книги "Пылающий мир (ЛП)"
Автор книги: Айзек Марион
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Парящие глаза. Чеширский кот. Огни ускоряются, приближаются, и завывание двигателя стирает мои причудливые воспоминания.
Это фары.
Я думал, за нами будет большая погоня, – бормочет Эйбрам и прибавляет газу. Такая скорость опасна даже на скоростном шоссе, что уж говорить об усеянной листьями проселочной дороге. Я слышу, как позади меня щёлкают ремни безопасности.
Наши преследователи упорно приближаются. Скоро я уже могу рассмотреть контуры их автомобиля – он новее и быстрее. Это мятный Порше.
Почему они на грёбаной спортивной тачке? – визжит Нора. – Ты столько лет
на них работал, а водишь этот кусок дерьма?
Мне нужно, чтобы ты заткнулась, – цедит Эйбрам сквозь стиснутые зубы. Он пытается не потерять управление, но скрипучая подвеска старого Форда не может смягчить бесконечные выбоины, и я чувствую, как стучит моя челюсть. Двигатель ревёт как раненый медведь.
Порше подъезжает почти вплотную и мигает дальним светом, как дружеское замечание от водителей: «Эй, приятель, у тебя габариты не работают». Затем он идёт на таран.
Этот предупредительный удар уносит нас в занос всего на мгновение, но на такой скорости это очень страшно. Спраут в панике начинает плакать короткими вхлипами, и Джули обнимает её.
В свете фар Порше, отраженного от нашего багажника, я замечаю длинную стальную трубку, прикрепленную к их капоту, от которой в багажник идут два шланга. Я поворачиваюсь к Эйбраму, который отчаянно пытается сконцентрироваться на дороге впереди. Не знаю, как помягче преподнести эту новость, поэтому просто говорю:
У них есть огнемёт.
Он издаёт смешок, на секунду закрывает глаза, собирается с силами, выворачивает руль вправо и даёт по тормозам. Порше пролетает мимо. Эйбрам бросает мне на колени пистолет, и я смотрю на него, как на инопланетную технологию, экзотическую лучевую пушку.
Я не могу.
Что, чёрт возьми, значит «не могу»?
Я не могу стрелять, – я дрожащей рукой протягиваю пистолет Джули, но она успокаивает Спраут и не замечает. Порше делает разворот. Нора хватает ружьё с оружейной стойки и перелазит в кузов через заднее окно. Она садится на одно колено и целится в шустрый Порше, который рисует на дороге букву U и возвращается к нам. Перед тем, как они врезаются в нас, она успевает выстрелить только один раз и падает на спину. Но стекло у водительского сиденья внезапно окрашивается в красный цвет. Порше останавливается. Эйбрам топит в пол педаль газа, и Порше отстаёт от нас на то время, что меняются водители, но потом снова оживает.
Нора, лезь внутрь! – кричит Джули.
Минуточку, – отвечает Нора, прицеливаясь. – Я в этом деле очень хороша. Она стреляет. Переднее колесо Порше шипит и начинает трепыхаться... потом
дыра запечатывается, и шина надувается снова.
Это нечестно, – бурчит она.
Нора, лезь! Они хотят...
Второй удар выбивает слова из губ Джули и роняет Нору на пол кузова. Когда она поднимается на колени, дуло огнемёта смотрит ей в лицо, а его горелка трепещет на ветру, как факел. Она поспешно прыгает в окно и, извиваясь, заползает на сиденье, а Джули задвигает стекло, когда задняя часть автомобиля вспыхивает оранжевым пламенем.
Отличный способ прекратить захватывающую погоню. Когда оконные уплотнители тают, а женщины кричат и прижимаются к спинкам передних сидений, чтобы защититься от жара, я вижу впереди старую заправку – место, где усталые путники перед тем, как продолжить путешествие по дикой местности, могли купить какой-нибудь вяленой говядины и наполнить баки топливом. Задние шины лопаются. Пикап кренится, теряет управление, и я вижу, как на нас надвигается бензоколонка. Перед тем, как мы врезаемся в столб, у меня хватает времени только на одну мысль: «Слава богу, мы пристегнулись», потом мой ремень безопасности выдёргивается из ржавого замка, и я вылетаю через лобовое стекло вперёд головой.
ЯЛЕЧУ.
Я лечу на самолёте. Я лечу в бронированном самолёте, все места заняты пожилыми мужчинами, а один из них сидит напротив меня за столом и улыбается. Он что-то объясняет мне о необходимости и о целях, оправдывающих средства, – он думает, что мне до сих пор нужны какие-то оправдания, что я всё еще хочу верить, что я хороший человек. Он думает, что такие молодые люди, как я, не могут быстро понять правду о мире, но он ошибается. Я делаю глоток виски и слушаю его бормотание...
Старик исчезает, и я оказываюсь на самолёте поменьше, он терпит бедствие. Океан вечнозелёных растений протирается под нами, блондинка бросает на меня последний взгляд – возможно, это прощание. Джули зовёт меня по имени, деревья раздирают самолёт...
Гравий царапает мне плечи, и я качусь кубарем, пока моё тело не врезается в мусорный бак. Я тут же поднимаюсь на ноги, готовый сражаться с врагами и защищать друзей, но потом вспоминаю – теперь я чувствую боль. Я слабый и уязвимый. Я человек. Я только что вылетел через лобовое стекло. Стекая, кровь попадает мне в глаза, и голова начинает ныть. Я чувствую каждый сантиметр моих повреждений, но прокладываю путь сквозь них. Неровной походкой направляюсь к автомобилю.
Эйбрам выползает из машины и открывает заднюю дверь со стороны Джули. Я
чувствую приступ неприятных эмоций – он спасает женщину, которую я люблю, в то время, как я представляю собой спотыкающуюся бесполезную массу, но Эйбрам тянется через Джули и вытаскивает свою дочь. Он садит Спраут на траву на безопасном расстоянии, и когда снова оглядывается на пикап, я уже там. Джули и Нора выглядят целыми и невредимыми, но немного оглушёнными ударом о передние сидения. Заднее окно превратилось в конфорку, воздух пахнет палёными волосами.
Я вытаскиваю Джули, Нора выскакивает следом, и мы бежим к заправке, чтобы спрятаться от неминуемого взрыва. Мужчина в бежевой куртке выходит из темноты с огнетушителем. Он покрывает машину пеной и укоризненно смотрит на нас, – нам должно быть стыдно за то, что мы натворили.
Джули, Нора и Эйбрам ощупывают себя, будто проверяя, не оставили ли дома ключи и кошельки. Но всё оружие осталось в пикапе.
Из дыма выходят ещё двое солдат Аксиомы с ружьями наготове. Первый кладёт огнетушитель и присоединяется к своим товарищам, и я замечаю у него под верхней одеждой серый галстук. Он выглядит нелепо на фоне грубой униформы.
Галстук – это ранг. Цвет – это его функция. Вместе они показывают...
«Заткнись, – огрызаюсь я, заставляя мысли повиноваться. – Ты этого не знаешь».
Серый Галстук достаёт свой пистолет, но не утруждается брать нас на мушку.
Мы уже и так пойманы.
– Ну? – говорит он с нетерпением. – Руки вверх?
Мы поднимаем руки. Я чувствую влагу на затылке. Моя кровь еще не горячая, но теплее температуры окружающей среды. Хотя тёплая кровь – слабое утешение.
Паркер, – говорит Эйбрам. – Ты совершаешь ошибку.
Паркер моложе Эйбрама, ему двадцать с небольшим. Он сутулится и лениво улыбается. Выглядит скучающим.
Этих троих, – он указывает на меня, Джули и Эйбрама, – мы забираем в Купол. Он указывает на Нору.
Эту можно убить.
Чего? – возмущается Нора. – Нет, вы не можете! По телевизору сказали:
«Найдите их и верните обратно».
По телевизору показали клетки для этих троих, – говорит Паркер. – Это значит «поймать». А для тебя был аквариум с рыбой, это значит «убить».
Аквариум – та же клетка, идиот! Вы должны поймать нас всех!
Паркер смотрит на своих коллег.
Я точно уверен, что аквариум значит «убить». Ну, типа, «кормить рыб».
Боже мой, ваши шифры полный отстой, – стонет Нора. Паркер пожимает плечами.
Если я ошибаюсь, то делаю тебе одолжение. Ты ведь всё равно не хочешь идти туда, куда пойдут твои друзья.
Паркер, послушай меня, – говорит Эйбрам, делая шаг вперёд. Остальные солдаты вскидывают ружья, но он не обращает на них внимания. – Аксиома – это неуправляемый поезд. Беги, пока можешь.
Закрой рот, Кельвин, – наконец, Паркер поднимает пистолет. – Шаг назад. Эйбрам шагает вперёд.
Не говори, что не заметил изменений. Мы слишком торопимся, захватываем территории, которые нам не нужны и которые не можем удержать. Ты не слышал ни слова о том, когда игра закончится.
Игра закончится? – с издёвкой говорит Паркер. – Ты хренов пилот, Кельвин. Оставь «игру» игрокам.
А кто здесь игрок? Те, кто у власти, и те, кто посадил их туда? Ты хоть знаешь, кто сейчас президент?
Паркер смотрит в сторону, раздумывая.
Мы получаем приказы от боссов, а те от своих боссов, но если ты спросишь, кто сидит наверху, то в ответ получишь только пустой взгляд. Спроси у этих долбаных «пичменов» хоть о чём-нибудь, и ответом будут только пустые взгляды.
Паркер пожимает плечами.
Хорошо, согласен, они немного жуткие. Я слышал, это результат новых методов обучения, – он щурится. – А что ты считаешь?
Я считаю, что теперь здесь небезопасно! – он делает ещё шаг, но, судя по отчаянию в его голосе, это не уловка, чтобы отвлечь Паркера. Он верит каждому своему слову. – На кого мы работаем? Что мы предлагаем? Если ты не можешь ответить на эти вопросы, то ни о какой безопасности в компании речи быть не может. Что если «наверху» нет никого? Вдруг Аксиома – это обезглавленная курица, которая, следуя оставшимся импульсам, царапает грязь, пока истекает кровью?
Паркер внимательно смотрит на него, потом разражается хохотом.
Ух ты, Кельвин. Я слышал от тебя разную хрень, но это что-то свеженькое. Как тебе удалось отработать у нас половину жизни и даже ни разу не надеть Коричневый Галстук?
Паркер...
Пустая трата времени. Если бы ты научился выполнять работу молча, ты бы уже стал начальником.
Паркер, послушай...
Так, всё, – Паркер указывает пистолетом на Порше. – Лезь в машину, пока я еще раз не поразмыслил над шифром и не решил, что птица с клеткой тоже значит
«убить».
Эйбрам скрипит зубами и не двигается.
Паркер переводит пистолет с головы Эйбрама на Спраут.
Знаешь, о твоём ребенке в передаче не упоминалось. Думаю, мне решать, что с ней будет.
Папочка? – хнычет Спраут, глядя в дуло пистолета, и Эйбрам напрягается, будто по его телу бежит ток.
Отвали от моей дочери, – рычит он.
Или что, Кельвин?
Или я пойду сквозь пули, вцеплюсь тебе в горло и буду душить, пока не умру от потери крови.
Паркер медлит, потом фыркает, чтобы скрыть, что спасовал, и отводит пистолет.
Ты залезешь в чёртову машину? Мне скучно. Эйбрам берёт дочь за руку и притягивает её к себе.
Ты дурак, Паркер.
А ещё я человек в галстуке и с пистолетом, мне пообещали жильё на Манхэттене, а ты отправляешься за решётку.
Эйбрам плюёт на землю и идёт в сторону Порше. Паркер машет пистолетом нам с Джули.
И вы двое, ребятки.
Мы делаем несколько нерешительных шагов. Другие солдаты идут рядом, направив на нас ружья. Паркер толкает Нору пистолетом в спину и говорит:
В кювет, пожалуйста.
Разреши ей уйти! – кричит Джули, её глаза начинают блестеть. – Она им не нужна, она не имеет к этому никакого отношения! Забирай нас, но отпусти её!
Ты... новенькая, так? – хихикает Паркер. – Аксиома никого не отпускает. Нора спускается в грязную от засохших масляных потёков канаву
бензоколонки. Паркер обходит её сзади, может, чтобы следить за нами, а может, чтобы обеспечить себе беспрепятственный обзор. Джули смотрит на Нору безмолвно и беспомощно. У Норы равнодушное лицо, но она тихонько кивает Джули, словно освобождая её от ответственности за то, что сейчас произойдёт.
Неужели это правда случится? Жизненный путь Норы Грин пролегал через долгие километры опасностей, горестей и одиночества, и оборвётся в этой канаве, потому что мужчина, которого она никогда раньше не встречала, увидел в телевизоре рыбу? Мой разум отказывается это принимать даже тогда, когда Паркер приставляет ей ко лбу пистолет. Даже тогда, когда Джули бросается к Норе, а солдаты отталкивают её к машине. Даже тогда, когда у меня перед глазами всё начинает плыть...
Но когда Паркер отворачивается, чтобы защититься от брызг крови, из темноты за его спиной появляется фигура. Огромная рука обвивает его вокруг шеи, а большая ладонь опускается на пистолет. Перед тем, как приятели Паркера открывают огонь, ему даются две сладкие секунды, чтобы осознать поворот судьбы. Затем рука разворачивает его к ним лицом, и он становится мясистым мягким щитом для человека, управляющего им, словно куклой. Пока люди Паркера набивают его грудь пулями, его пистолет делает то же самое с их головами, пока рука на его шее, наконец, не разжимается, и трое солдат не падают на землю.
Огромная рука принадлежит огромному мужчине. Высокому и грузному.
Бородатому и лысому. Его белая футболка запачкана грязью, потом и древесным соком, а теперь еще и залита кровью.
Вспомнил, – говорит М, вытряхивая пистолет из безжизненной руки Паркера.
Раньше был рестлером, морским пехотинцем, наёмником... много жестокости, – он с лёгким изумлением разглядывает тела, валяющиеся вокруг него. – Забавно. Всегда думал, что я поэт или что-то в этом духе.
Внутри меня происходит необыкновенное редкое явление. В груди появляется пузырь теплоты. В моей гортани возникают спазмы – я смеюсь.
М поворачивается к Норе.
Ты в порядке?
Она слишком перепугана, чтобы отвечать, так что просто кивает.
Закройте уши.
М растаптывает ногой головы дёргающихся тел, выполняя обязанность перед обществом, потом выходит из канавы с улыбкой на шрамированных губах.
Привет, Арчи.
Я бегу к нему и обнимаю. Он хлопает огромными ручищами мне по спине, выбивая воздух из лёгких.
Рад тебя видеть, М.
Это Маркус.
Боялся, что ты ушёл, чтобы...
Да ну.
Этого ответа достаточно. Я, улыбаясь отступаю назад.
Откуда ты взялся? – говорит Джули, убирая ладони от глаз Спраут. – Я думала, ты пошёл в лес.
Я собирался, – он пожимает плечами. – Но природа скучна. На лице Норы появляется робкая улыбка.
Спустился к заправке, чтобы найти пива... нашёл, – он морщится и потирает лоб. – Хотел проспаться... а вы шумите, ублюдки... – он разводит руками, показывая на забрызганный кровью Порше, сломанный догорающий пикап и трех мёртвых мужчин в бежевых куртках. – Какого чёрта?
Маркус, – Нора трогает его за плечо. – Пока ты был в походе, столько всего произошло...
МЫ
ВНЕБЕ ОЧЕНЬ тихо.
Если подняться достаточно высоко, тишина становится практически полной.
Нет ощущений, воспоминаний, разговоров на миллионах перекрывающих друг друга языках. Это место – одно из немногих на планете, где толком ничего не происходит. Даже птицы и насекомые ведут свои дела у поверхности земли. Шум пришёл сюда ненадолго лишь однажды, когда люди научились летать, когда они доверили свои жизни стратосфере и наполнили её страхами и фантазиями, ссорами и примирениями, сексом в туалете и паническими атаками. Но эта эпоха прошла как одиночный крик в кафедральном соборе, разнёсшийся эхом и затихший через секунду. Небо снова стало спокойным.
Некоторые из нас любят прятаться здесь. Наши середнячковые книги, апатичные жизни, не побеспокоенные агонией или экстазом, скучные жизненные моменты и воспоминания, – некоторым из нас нравится плыть сквозь новорождённые облака, купаться в пустоте, спасаясь от суматохи Библиотеки, и вздыхать.
Но кое-что нарушает их покой, разрывает мягкую тишину.
Радиоволны. Безмолвные в течение многих лет, они начинают настойчиво вибрировать. Впервые за десять лет бессмысленные записи и визг помех обретают значение.
Мы настраиваемся на их частоту и слушаем. Волнуются даже те, кто, вздыхая, прятались в тишине. Это музыка? Это послание надежды? Голоса, которые пытаются прийти к согласию и построить всё заново?
Нет.
Это вторжение. Захват. Неуклонно распространяющийся яд. Это военные, передающие информацию нелепым шифром, транслирующие злые намерения мультфильмами и картинками. В то же время, это охота. Мобилизация. Когтистая рука тянется, чтобы душить.
«Найдите их и верните обратно».
Далеко под облаками мы видим крошечный свет.
Маленький автомобиль, полный людей. Каждый из них связан с тысячами наших книг. В нескольких километрах позади них начинается преследование. Рации пробиваются через статические помехи, выкрикивая проклятья и отдавая приказы.
Вздыхающие собираются с силами и покидают тишину облаков. Они присоединяются к остальным, тем из нас, кто разозлён, возмущён, обижен и убит, самоотвержен и отважен. Тем и нас, которые чувствуют боль других и хотят это прекратить.
Мы спускаемся все вместе. Движемся вслед за крошечными людьми, наблюдаем и ждём, припадая ухом к шумным нитям жизни.
Время тишины прошло.
МУСТРАИВАЕТ КОЛЕНИ на приборной панели и делает всё возможное,
чтобы ужаться в размерах. Переключая передачи, Эйбрам нечаянно задевает его живот костяшками пальцев, и они обмениваются неловкими взглядами. Джули сидит в центре заднего сиденья и держит на коленях Спраут, обхватив её руками, как ремнём безопасности, а я сижу рядом с ней, упираясь коленями в спину М. Я смотрю в окно, пока Нора рассказывает ему о новом мрачном пейзаже наших жизней.
Дождь закончился. Небо излучает слабый серебристый свет. В последние несколько дней мы с Джули много времени провели без сознания, но когда в последний раз по-настоящему спали? Не могу представить, что обмороки после пыток очень способствуют отдыху. Моё тело всё ещё не очень нуждается в человеческих потребностях, – не помню, когда в последний раз я чувствовал голод, и неделя без сна для меня обычное явление, но я волнуюсь за Джули. Я никогда не видел её такой измученной. Она не такая разговорчивая, как обычно, и позволяет Норе рассказывать о событиях. Джули придерживает искалеченную руку, морщась на каждой дорожной кочке, и мне так хочется забрать её домой, снять бинты, смыть с её тела кровь и грязь. Но с каждой пройденным километром понятие «дом» становится всё абстрактнее.
Ну... – говорит М, когда история Норы подходит к печальному настоящему, в котором мы убегаем от трех мёртвых солдат в неопределённое будущее. – Ясно.
В машине тихо, только грохот мостовой да ровный «тик-тик-тик»
застрявшей в покрышке пули.
Эйбрам, – говорит Нора.
Он молчит со времени перестрелки. Смотрит на дорогу – наверное, это мудрое решение, поскольку скорость перевалила за 140 км/ч.
Куда мы едем?
Подальше от них.
От кого? От тех парней, которых мы убили? Он смотрит на неё через зеркало.
Скажи, ты ведь не думаешь, что на них всё закончилось?
Нет, я...
Они дадут Паркеру примерно десять минут, чтобы отчитаться, а потом отправят другую группу. Если мы сбежим и от них, они отправят две. Потом три и так далее, – он сжимает руль, лавируя между выбоин, и едет прямо по ним, если их становится слишком много. – Всё, как он сказал. Аксиома никого не отпускает.
Почему они так убеждены в том, что мы важны? – бормочет Джули себе под нос. – В этом нет смысла.
Для новой Аксиомы не обязательно, чтобы в их действиях был смысл.
А для старой было обязательно? – спрашиваю я.
Он смотрит в зеркало,чтобы вспомнить того, кто задал вопрос. Со времени нашей встречи он услышал от меня меньше двадцати слов.
Мы были умными, – говорит он, возвращаясь к дороге. – Мы никогда не были добрыми, забирали, что хотели у любого, кто этим владел, но мы пытались построить безопасный мир и, идя к этой цели, принимали стратегические решения. А сейчас просто пожираем всё, что видим. Так не может продолжаться.
Не ответил на вопрос Норы, – говорит М.
Куда мы едем? – повторяет она. – Я не мешала тебе вести, потому что думала, что у тебя есть план.
План, – он выезжает на автостраду. – Я планировал уехать за пару сотен миль от побережья, высадить вас в каких-нибудь выбранных вами развалинах, увезти дочь в отцовский домик в Монтане и переждать там, пока Аксиома не взорвётся. А у тебя какой план?
Наконец мы выбираемся из скользкой гнили леса на бетонное плато И-5, и Эйбрам разгоняет Порше до скоростей, на которых наверняка не гонял в своей жизни до апокалипсиса. Тогда машины были просто дорогими знаками могущества,
полными неиспользуемой мощи.
Сейчас её можно использовать на всю катушку – спидометр показывает 160.
Он не сработает, – говорю я. – Твой план.
Я жду возражений, но Эйбрам ничего не отвечает.
Ты не сможешь от них убежать. У них есть самолёты.
Их не так много, чтобы тратить на охоту за нами, – слабо протестует он.
У них есть вертолёты. Он молчит.
Они найдут нас. Скоро. Тишина.
Эйбрам. Ты не доберешься до своего домика.
Я знаю! – насупившись, огрызается он, глядя на меня в зеркало. – Но спасибо, что объяснил это моей шестилетней дочери.
Спраут смотрит на меня. Тревога в её глазах приближается к точке росы.
Они поймают нас?
Нет, малыш, – говорит Эйбрам. – Посмотри, как мы быстро едем. Они нас не поймают.
Р, – говорит Джули, видя, как переживает Спраут. – Почему ты так говоришь?
Я смотрю вперёд, разглядывая пейзаж, расстилающийся перед нами от леса до равнин и древних индустриальных руин.
Нам нужно ехать туда, где они нас не увидят.
Каждые несколько секунд Эйбрам бросает взгляд на зеркало, проверяя плоское пространство автострады. Свет отражается от машин позади нас, но двигается только наш автомобиль.
Например?
Вдали на горизонте, в розовой дымке рассвета, на вершине радиовышки мигает синий огонёк.
Дом, – низким басом говорит М.
Аэропорт? – спрашивает Джули, отслеживая мой взгляд, но не совсем понимая мои намерения.
Аэропорт, – повторяет Эйбрам. – Ты хочешь спрятаться в самом большом муравейнике на западном побережье.
Я закрываю глаза, собираясь с мыслями.
Аксиома не пойдёт за нами.
Он недоверчиво смеётся.
Им и не надо! Мы умрём прежде, чем они узнают, куда мы залезли.
Ты не понимаешь, – говорит Джули. – Там безопаснее, чем ты думаешь.
Это значит, что там безопаснее, чем они думают, – добавляет Нора. Эйбрам вздыхает, словно его внезапно окружили дети.
Вы говорите про «лекарство»? Про мёртвых без категорий? Хотите сказать, что Мёртвые в аэропорту «меняются», и теперь всё тихо-мирно?
Вообще-то нет, – говорит Джули. – Это... сложно объяснить.
Не сложно. Зомби – это двигающиеся ткани, отвечающие на примитивные голодные импульсы. Они не умеют думать, не могут меняться. Ничто не указывает на излечение.
Как ты, чёрт подери, в себе уверен, – Джули подаётся вперёд и хмурится, глядя ему в затылок. – Если они не могут думать, как они отличают человеческое мясо от мяса животных? Почему не едят друг друга? Почему охотятся в группах? Откуда они знают, где у нас находятся мозги?
Пальцы Эйбрама впиваются в кожаную оплётку рулевого колеса.
У них есть базовые инстинкты, но они не осознаны. Они не обладают самовосприятием.
И ты можешь сказать это, просто глядя на них? Ты можешь заглянуть к ним в души?
В глазах Эйбрама блеснула ярость.
У них нет душ! Кем бы они ни были прежде, они исчезли!
Джули смотрит, как он злится, а потом внезапно ласково спрашивает:
Почему ты так сильно хочешь в это верить? Эйбрам не отвечает.
Р, – говорит она. – Покажи ему.
Я боялся этого момента, но знал, что он наступит. Я закатываю штанины, просовываю ноги между сидений и кладу ботинки на колени М. Мне понадобилось много времени, чтобы их обнаружить, потому что они были спрятаны в таком месте, которое редко видишь. Я не обращал на них внимания даже когда раздевался в душе и разглядывал своё воскресшее тело. Я всегда думал, что умер от естественных причин, пока впервые не разделся перед Джули. Сначала мне показалось, что она тихо охнула, восхищаясь моим достоинством, и почувствовал прилив уверенности – может, я буду хорош в этом деле. Но потом увидел, куда она смотрит, и первая
наша попытка сблизиться провалилась.
Эйбрам не охает, но когда он понимает, что это за круглые раны на моих икрах
два ряда высохших, но не заживших проколов ни с чем не спутаешь, – его лицо выглядит немного напряжённым.
Не знаю, есть ли у меня душа, – говорю я. – Но точно знаю, что не исчез.
М задирает свою футболку, показывая шрамы от зашитых пулевых ранений.
Как он и сказал.
Взгляд Эйбрама скользит по нашим телам, отмечая наши многочисленные шрамы во внезапно изменившемся контексте. Это не бесспорное доказательство, но очень убедительное. Зачем кому-то врать, что он Мёртвый?
Лекарство существует, – говорит Джули. – Это не обман. Они не впали в спячку. Они возвращаются.
Эйбрам переводит взгляд на дорогу и молчит. Я не могу расшифровать его эмоции – их одновременно так много.
– Мёртвые в аэропорту застряли между жизнью и смертью, – продолжает Джули. – Они могут попробовать убить нас, а могут и нет. Но если мы останемся здесь, на открытом пространстве, твои друзья точно это сделают.
Эйбрам перестал одержимо проверять зеркало. Может быть, его больше не волнует погоня, а может, он нам поверил. Он смотрит прямо перед собой, на поднимающуюся из-за горизонта башню авиадиспетчеров.
Если мы сможем прятаться до тех пор, пока наш след не потеряется, – говорит Нора. – У нас есть шанс от них оторваться.
И даже если они проследят за нами до аэропорта, – добавляет Джули. – Они будут психами, если последуют за нами. Они увидят, что это место кишит зомби, и решат, что мы погибли. И ты тоже.
У Эйбрама серьёзное безэмоциональное лицо. Он смотрит на въезд к выходу из аэропорта, и, хотя это была моя идея, я слышу, как трус внутри меня умоляет его не ехать туда. Мои воспоминания об аэропорте так же мрачны, как воспоминания о камере пыток, но их больше. Может, я бы предпочёл попасть в плен, нежели снова видеть это место. Но ритм мигающего огонька на вышке успокаивает меня, как маяк необдуманной надежды и пересмотренных сновидений, и Эйбрам выбирает аэропорт.
ЭТО БЫЛ ОТЛИЧНЫЙ день для спасения мира!
Р и Джули, держась за руки, бежали вниз по ярко-зелёному склону, их щёки разрумянились, глаза сияли. Над головами светило солнце и мелодично смеялись птицы. Внизу, в долине, как прекрасная жемчужина, сверкал аэропорт. Он был полон зомби, которые бродили, вытянув перед собой руки, и врезались друг в друга, хрипя: «Мозгииииии!» как смешные старички.
Мы вылечим их! – смеялась Джули.
Мы уничтожим чуму! – ликовал Р.
Любовь всё преодолеет! – объявило сияющее солнце.
Р и Джули с бандой своих лучших друзей вприпрыжку забежали в аэропорт. Несколько страшных скелетов пытались их остановить, но Р и Джули взялись за руки, и облако розовых сердечек превратило Кости в бабочек.
Теперь вы нам не страшны! – сказала Джули, и все засмеялись.
Р вместе с друзьями обежали вокруг аэропорта под весёлую музыку, расклеивая на окна милые картинки и веселя зомби, и тогда зомби сказали:
«Давайте снова станем людьми!». Их серая кожа стала розовой, а серые глаза превратились в голубые, парни влюбились в девушек, и все переженились.
Я изменил свои взгляды! – сказал папа Джули.
Я снова жива! – сказала её мама.
Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что! – сказала Джули, глядя в
прекрасные голубые глаза Р, и они поцеловались. Друзья зааплодировали, – это был прекрасный день.
А потом электричество выключилось. Огни погасли. Фрэнк Синатра невнятно забормотал и затих: «Что-то прекрасное случается летоммммм....» Р несколько раз моргнул и заметил, что его старые друзья рвут глотки новым, новые друзья стреляют в головы старым, а бежевый пол аэропорта стал чёрно-красным. Р увидел свою жену, которая пряталась сзади, он увидел, как его дети, испуганно и голодно озираясь, поднимают оторванную руку, он увидел панику на лицах Живых и растерянность на лицах Мёртвых. Р и Джули бросились бежать прочь от этого плохого места, задаваясь вопросом: «Это был сон?»
* * *
Сейчас мы не спим.
Впереди проступают неясные очертания аэропорта – длинное здание из серого бетона с покрытыми плесенью окнами возвышается как королевская гробница для старого короля. Когда я здесь «жил», это место всегда казалось призрачным, но теперь, когда исчезли Кости и расползся людской муравейник, оно кажется совсем заброшенным. Ни внутри, ни снаружи нет охотничьих отрядов. За терминалом не слоняются одинокие необщительные Мёртвые. Нигде нет признаков движения. Было бы неплохо, если бы они все разошлись и отправились в город, как пациенты Норы или наш сосед Б. Несомненно, кто-то так и поступил, но не все.
Возможно, все так никогда не сделают.
Мы подъезжаем к входу в зал прибытия и паркуем Порше в спрятанном от посторонних глаз тёмном углу зоны погрузки. По большей части это чистая зона, но несколько брошенных автомобилей намекают на слишком печальные истории, чтобы размышлять о них. Кем были те люди, которые бросили семейный минивэн и оставили дорожку из рассыпанных вещей, торопясь на последний рейс из Америки? Куда летел самолёт, и не сбили ли его, когда он прилетел? Превратилась ли владелица этого плюшевого пони в умную и сильную молодую женщину, или она стала пятном пепла в Атлантическом океане?
Я заставляю себя отвлечься от нездоровых мыслей. Эйбрам готовится и к длительному путешествию, и к возможной схватке. Он перекидывает через плечо рюкзак и копается в багажнике Порше, пока не находит вещевой мешок, и передаёт её М, поглядывая на него с осторожностью. М отвечает на испытующий взгляд
радостной улыбкой, немного омрачённой шрамами на его губах.
Оружия хватит на всех, но после вручения Джули – дробовика , Норе – винтовки, а себе – большого ружья, он неуверенно смотрит на меня и протягивает маленький пистолет.
Я пристально смотрю на блестящую чёрную рукоятку. Мышечная память устремляется в мою ладонь. Успокаивающий вес стали, волнующий толчок отдачи, удовлетворение от брызг...
Спасибо, не надо, – говорю я, демонстрируя подрагивающие руки. – Я все еще
«без категории».
Если бы я поверил, что ты заражён, – говорит Эйбрам, – я бы повернул к тебе пистолет другим концом. Шрамы ничего не доказывают
Я пожимаю плечами.
Эйбрам протягивает пистолет М, но М проходит мимо него, лезет в багажник Порше и вытаскивает АК-47.
Вот это мой размер, – говорит он. Эйбрам сомневается.
Ты умеешь им пользоваться?
М отщёлкивает обойму, проверяет патроны, передёргивает затвор, нажимает на спусковой крючок и защёлкивает обойму обратно.
Ага.
Он же сказал, что был морским пехотинцем, тупица, – говорит Нора, выполняя те же действия со своей винтовкой.
В пехоте только два года, – говорит М. – И еще пять в Грей Ривер.
Эйбрам кивает с фальшивым восхищением, возвращая пистолет в свой вещевой мешок.
Значит, ты член семьи Аксиомы. Я так понимаю, в Грей Ривер не давали стоматологическую страховку.
Нам не нужно оружие, – говорит Джули. – По идее, нам даже не стоит его брать, нас могут неправильно понять.
Эйбрам качает головой.
Я не хочу с ней пререкаться, но мои воспоминания об этом месте всё еще живы.
В последний раз, когда...
Всё произошло очень быстро. Мы не дали лекарству времени на распространение. Теперь всё будет иначе.
Я не стал спорить, хотя я не уверен. И Джули оставляет у себя дробовик.
* * *
Тихий аэропорт выглядит как-то неестественно. Аэропорты строились ради переполоха, шума и концентрации человеческой энергии. Нет другого места на Земле, где одновременно сосредотачивалось столько различий в маленьком здании; здесь смешивалось столько культур и языков; люди из разных стран питались одинаковой пищей и использовали одни и те же туалеты, складывали рядом одежду, украдкой наблюдали друг за другом при прохождении рентгена, втискивались рядышком на узкие скамейки у выходов, вдыхали запахи друг друга, все были настороже, волновались, куда-то стремились, – весь мир с его противоречиями сжимался здесь в маленькую точку.
