Текст книги "Пылающий мир (ЛП)"

Автор книги: Айзек Марион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Собственно, и открытого пространства тоже нет – кажется, «архитекторы» Голдмэна постарались заполнить конструкциями каждый квадратный метр Купола. Они сливаются в одну скрипучую массу, которая простирается по окружности от земли до выпуклого потолка. Кажется, улица, на которой мы находимся, является единственной. Она пересекает гротескные соты от одного края Купола до другого.

Пешеходы смотрят на нас с паутины головокружительных узких мостиков, соединяющих две половины улья.

Но нет сирен. Нет прожекторов. Никто с большого экрана не приказывает арестовать нас.

Они послали меня, чтобы я привёл вас на следующую беседу, – Не-Перри ведет нас вниз по улице к ряду утопленных в стены парковочных мест, похожих на гаражи в дешёвых квартирных комплексах. – Я забрал у них рации и запер их в кабинете, но они скоро выберутся, поднимут тревогу и Купол закроется. У нас примерно пять минут.

Он открывает один из пикапов – потрёпанный старый Форд серого цвета с неплохо укомплектованной оружейной стойкой. Джули собирается открыть пассажирскую дверь, но Не-Перри перехватывает её руку.

Нет. Вы все полезайте в кузов.

Почему? – спрашивает Нора.

Там есть несколько верёвок. Привяжите их к запястьям и притворитесь, что вы зомби.

Чёрт побери! – Джули внезапно выходит из прострации. – Кто ты такой?

Он видит холодный блеск в её глазах и понимает, что она на пределе и никуда не поедет до тех пор, пока не получит ответ.

Эйбрам Кельвин, – отвечает он. – Брат Перри. Джули внимательно рассматривает его.

У Перри не было...

Слушай, я сказал, как меня зовут. Сейчас у нас вправду нет времени это обсуждать. Лезь в чёртову машину.

Он прыгает внутрь и захлопывает дверь. Я забираюсь в кузов и девушки следуют за мной. Мы несколько раз обматываем верёвки вокруг запястий и ложимся на ржавый железный пол как связки дров. Я здесь один бледный, но их синяки и

запёкшиеся раны компенсируют отсутствие бледности, тем более, что в этом подземелье довольно тусклый свет.

Автомобиль вылетает из гаража, и я смотрю, как надо мной проплывает потолок Купола. Охранник на одном из нижних мостиков смотрит вниз, видит, что везёт пикап, и плюёт. Его болезненно-зелёная мокрота падает в паре сантиметров от моего уха.

Почти приехали, – кричит Эйбрам через заднее окно. – Заткнитесь и притворитесь мёртвыми.

Я поворачиваюсь к Джули. Наши глаза в нескольких дюймах друг от друга. Мы бьёмся головами об пол кузова. Помнит ли она, как давным-давно я учил её притворяться мёртвой, когда мы впервые пришли в аэропорт? Тогда жизнь была простой – только она, я да несколько смешных трупов.

Не перестарайся, – шепчу я, когда пикап останавливается под ярким фонарём.

Просто двигайся неестественно.

Я слышу, как открывается дверь, и к машине приближаются шаги.

Род деятельности и номер страховки?

Пилот, помощник по снабжению, комбатант, охранник гостей, – отвечает Эйбрам.– 078-05-1120.

Цель прибытия?

Трое мёртвых без категории во вторую кремационную печь.

Я пытаюсь не реагировать на эти слова. Мы и вправду как связки дров. Я знаю, что жечь Мёртвых – обычная практика; я видел, как нас складывали в сочащиеся кучи, обливали маслом и превращали в костры, – Кости любили документировать эту процедуру, чтобы напоминать всем нарушителям о их месте в естественном порядке вещей. Но на короткое время мне показалось, что всё изменилось. Жители Голдмэна с большим интересом наблюдали за происходящим на Стадионе. Они отслеживали наше объединение с Живыми, и, когда Коридор №2 близился к завершению, а договор о Слиянии был почти подписан, казалось, что появилась реальная возможность для распространения лекарства. Разве может всё так легко рухнуть из-за нескольких дураков с большими пушками?

Слишком большая машина для трёх трупов, – говорит охранник. – Здесь есть место минимум для дюжины.

Руководство торопится избавиться от трупов без категорий. Боится, что это начнёт распространяться.

Охранник наклоняется, чтобы взглянуть на нас. Неряшливый мужчина в

шапочке и синей фланелевой рубашке вместо бежевой куртки Аксиомы. Один из настоящих охранников Голдмэна.

Зомби перестают проявлять агрессию? – спрашивает он, разглядывая моё лицо. – Тебя беспокоит, что это распространяется?

Они не «перестают проявлять агрессию», они впадают в спячку. Это обманная тактика чумы. Мы не знаем, к чему это приведет, поэтому действуем наверняка.

Сжигая всех подряд?

Слушай, если у тебя проблемы с новой политикой нашего города, ты можешь донести своё мнение до руководства, а сейчас открывай ворота, чтобы я мог делать свою работу, лады?

Охранник косится на меня. Я сжимаю зубы и издаю тихий низкий стон – голос измученной души в гниющем теле. Я играл эту роль много лет и, наверное, у меня получилось довольно жалостливо, потому что охранник виновато морщится.

Ты хочешь сжечь их живьём?

Они не живые, идиот, они зомби! Открывай чёртовы ворота. Охранник освещает фонариком одно лицо за другим.

Не знаю... Как по мне, эти ребята не похожи на заражённых, – он достаёт рацию. – Я позвоню руководству.

Нора издает драматичный и совсем неубедительный стон, садится, хватает его за голову, бьёт ей об кузов пикапа и кусает его за ухо. Он отпрыгивает и тянется за пистолетом, но Эйбрам уже вышел из машины и прижал к голове мужчины револьвер.

Брось пистолет, брось рацию и открой ворота.

Охранник роняет вещи на тротуар. Его губы начинают трястись. Он бежит в будку, чтобы набрать код от ворот. К тому времени, как он заканчивает с воротами и стальная дверь открывается, его лицо становится мокрым от слёз и соплей.

Просто сделай это, – плачет он, прижимая ствол револьвера Эйбрама к своему лбу. – Я не смогу сделать это сам. И я не хочу причинить кому-нибудь вред.

Наконец, Нора и Джули, которые стонали на все голоса, как нелепые упыри в малобюджетных фильмах, перестают притворяться и разражаются веселым смехом.

Выше нос, солдат, – говорит Нора. – Чтобы подцепить от меня какую-нибудь заразу, сначала тебе придётся купить мне выпить.

Эйбрам бросает пистолет и рацию охранника в кузов пикапа и прыгает за руль.

Когда мы выезжаем на улицы города, я победно улыбаюсь ошеломленному мужчине, а Нора и Джули машут ему на прощание. Он остаётся стоять с открытым

ртом.

МЫ

МЫ НАБЛЮДАЕМ за тем, как Эйбрам Кельвин едет прочь от Купола.

Сквозь нас пробегает волна чувств. Они сложные и противоречивые – радость, печаль, тоска, любовь, – но наши чувства всегда такие. Они наводняют залы Библиотеки как богатый древний напиток, наполненный воспоминаниями. Нечасто случается смотреть на что-то и не впитывать его дух, поскольку всё запоминается как минимум некоторыми из нас. Каждое дерево было опорой, каждый поток – купальней, каждый камень когда-то ранил ноги, разбивал окна или участвовал в строительстве дома. На земле всё имеет для кого-то значение, и не существует человека, которого бы никто никогда не любил.

Если даже у камня есть несколько предназначений, то у человека их тысячи, и мужчина в автомобиле притягивает нас. Мы разделяемся. С наших полок соскальзывает книга. Она тонкая, не имеет обложки, скреплена алой нитью и сильно повреждена. Чернила размылись от слёз, на страницах капли крови. Но в нашей Библиотеке книги могут излечиваться. Они могут расти. Они могут дописать себя.

Некоторые из нас покидают наши просторы. Некоторые из нас наблюдают за Эйбрамом и читают его, в надежде выяснить, кто он. В надежде восстановить страницы, которые вырвал бессердечный мир.

Мы следуем за автомобилем.

Я

ВНУТРИ ЗАЩИЩЁННЫХ СТЕН Коридора №2 я могу представить, что

нахожусь в старом мире. Асфальт здесь гладкий и чёрный, со свежей жёлтой разметкой, полностью очищенный от брошенных автомобилей и обломков рухнувших зданий. Нет кратеров от разорвавшихся бомб, нет трещин и выбоин, а трёхметровые бетонные стены отлично скрывают беспорядок снаружи, так что ничего не нарушает иллюзию жизнеспособности города. Плюс ко всему, они гарантируют, что мои прежние менее просвещённые друзья не смогут окружить нас и съесть.

Затем иллюзия исчезает. Стены растворяются в деревянной опалубке и рассаде арматуры, и мы снова оказываемся на обычной улице, открытой городу и его скрытым угрозам. Несмотря на бесчисленные плюсы безопасной дороги между двумя нашими поселениями, я не сомневаюсь, что одним из первых шагов Аксиомы будет заморозка проекта Коридора, чтобы территории оставались разделёнными между правящими группировками. Когда деспоту было на руку объединение народа?

Тёмные облака начинают сбрасывать свой груз, и Джули и Нора ёжатся, когда холодный дождь начинает поливать нашу маленькую компанию. Я вижу нескольких одиноких зомби. Они смотрят в небо, а капли дождя падают прямо в их немигающие глаза. Мёртвые всегда стремятся в город. Каждое утро они выходят из своих жилищ на окраинах, выполняют свою ужасную работу, а потом возвращаются домой, чтобы подремать несколько часов и начать всё сначала. Не так давно некоторые начали менять этот утомительный ритуал. Молодая женщина с серой кожей в безрукавке и

юбке – она просто потерялась, отбившись от своего охотничьего отряда, или впервые ощутила холод дождя и задалась вопросом: почему? Или испачканный кровью мужчина, бредущий к Стадиону – он идёт туда, чтобы убивать и утолять голод или чтобы попросить о помощи?

Когда мы проезжаем мимо них, они поворачиваются в нашу сторону и шипят.

Их серебристо-серые глаза полны животного голода. Я говорю себе – успокойся. Всё, что может случиться, не случится в одночасье.

Видишь, насколько ты продвинулся, Р? – говорит Джули. – Я знаю, что иногда тебя одолевают сомнения, но посмотри на них и посмотри на себя. Никто и никогда не догадался бы, кем ты станешь.

Как всегда она чересчур великодушна, но я принимаю похвалу. Учитывая, что я, кажется, обманул нашего спасителя, в её словах может быть доля правды.

Нора открывает заднее окно.

Остановись. Мы залезем в машину.

Мне не нравится дистанция, – Эйбрам не отрывает глаз от дороги. – Потерпите ещё пару миль.

Эй! Эта часть города принадлежит мёртвым. Я чувствую себя здесь приманкой для акул. Тормози.

Он проезжает еще два квартала, а потом заворачивает в крытую парковку. Пока мы выбираемся из пикапа, я вижу, как он внимательно прислушивается. Интересно, что он больше боится услышать: голодные стоны моих ребят или рокот вертолётных винтов?

Джули прыгает на пассажирское сиденье, не обращая внимания на нехватку места для ног.

Итак, – говорит она, пристально разглядывая Эйбрама, пока мы с Норой кое– как пытаемся поместиться на заднем сиденье. – Ты готов поговорить?

Эйбрам делает медленный выдох.

Все пристегнулись?

Колени Норы упираются ей в грудь, а мои мне в подбородок.

Даже если мы попадём в аварию, то всё равно никуда не денемся, – отвечает Нора.

Эйбрам выруливает из гаража и едет на юг по шоссе, пробираясь сквозь автомобильный мусор. Дождь барабанит по лобовому стеклу, превращаясь в жирные брызги.

У Перри не было брата, – говорит Джули.

Он плохо меня помнил. Когда мы виделись в последний раз, ему было пять лет. Наша мать не любила говорить о людях, которых мы потеряли. Говорила, что нужно жить настоящим, – он ухмыляется. – Очень удобная точка зрения, когда теряешь сына.

Джули медлит.

Что случилось?

Как обычно. Монстры нападают, люди умирают, семьи разделяются.

Некоторое время я бродил неподалёку, пытался самостоятельно найти их, потом меня подобрала Аксиома. Прежняя Аксиома, которая тогда ещё была всего лишь отрядом ополчения и только выходила на рынок.

Я подаюсь вперёд.

А какие они сейчас? Кажется, вопрос его разозлил.

Другие.

Они люди?

Судя по его взгляду, я обеспечил себе статус идиота.

Кем ещё они могут быть, чёрт возьми?

Джули пытается вернуть беседу в прежнее русло.

Ты вырос среди них? Под их опекой?

Он медлит, потом хихикает и переключает внимание на дорогу.

Думаю, можно сказать и так. Дикий ребёнок, воспитанный волками.

Тогда почему бы тебе не вернуться к ним? – Нора скрещивает руки на груди. – Зачем ты нам помогаешь?

Впереди рассыпалась и перегородила дорогу одна из множества куч сплющенных автомобилей. Эйбрам включает полный привод и направляет машину через груду кузовов. Они, словно смятые пивные банки, ожидают дня переработки, который никогда не наступит.

Если ответить коротко, то я думал, что нашёл свою семью, – дворники протирают лобовое стекло, но дождь снова заливает его. Мир из мягкой размытости вспыхивает отвратительной ясностью и обратно.

В течение многих лет я находил подсказки, которые указывали на Каскадию. Когда я услышал, что мы переезжаем в Убежище, то попросил задание. Я понимал, что шансов мало, даже если учесть, что у меня был свободный доступ к сотням заключённых – простите, я хотел сказать, гостей – и через несколько дней я уже собирался всё бросить. И тут этот парень... – он тычет пальцем в мою сторону. – Этот

парень произнёс его имя. Посмотрел прямо на меня и сказал: «Перри».

В машине наступила мрачная тишина.

Не волнуйтесь, – добавляет он. – Я знаю, что он мёртв.

Откуда? – тихо спрашивает Джули.

Разве моё лицо повергло бы вас в такой шок, если бы он был жив? Как по– моему, это очевидно.

Снова тишина. Я готовлюсь к страшному вопросу: «А как он умер?» Но сейчас Эйбрам меня щадит.

Я полагаю, мои родители тоже погибли, – говорит он, глядя через лобовое стекло.

Джули кивает.

Губы Эйбрама вытягиваются в тонкую линию.

Так что это моё решение.

Мы поднялись на холм на шоссе, и теперь на горизонте позади нас видно Стадион. В заднем окне я вижу, как он удаляется, превращаясь в серый мираж за струями дождя.

А если ответить длиннее? Эйбрам не отвечает.

Ты предал Аксиому и просрал свою жизнь только ради того, чтобы поговорить с человеком, который мог знать твоего брата?

Я вижу его глаза в зеркале заднего вида. Они такие знакомые. Близко посаженные и карие, как у Перри. Но взгляд жёсткий, словно у него было несколько дополнительных веков, а не лет.

Нет, – отвечает он и выезжает из леса по маленькой, никак не отмеченной тропе.

* * *

Улица похоронена под толстым слоем гниющих листьев. Свет от фар скользит по ветхим домам с заколоченными окнами и выпотрошенным автомобилям, утонувшим в высокой траве. Наверное, дома выглядели также ещё до апокалипсиса.

Куда мы едем? – спрашивает Джули.

На сегодня вопросов достаточно, – отвечает Эйбрам.

В конце улицы, рядом с изрешеченным пулями знаком тупика, есть признаки жизни. Мужчины в бежевых куртках движутся в темноте с тусклыми налобными

фонариками.

Они...

Я сказал, заткнись.

Эй, – вклиниваюсь я, подаваясь вперёд, но кажется, это просто формальный жест. Джули смотрит на лицо Эйбрама с каким-то растерянным ужасом. Нет, это не тот парень, которого она любила. Даже не его отголосок.

Когда мы приближаемся ко входу в лагерь, из маленькой палатки выходит мужчина. Он прикуривает сигарету, затягивается и ждёт, пока Эйбрам опустит окно.

078-05-1120, – говорит Эйбрам уставшим тоном. Надоевшая процедура.

Охранник проверяет список в блокноте, кивает, затем светит фонариком на заднее сиденье.

Кто они?

Новички из Голдмэна. У них еще нет номеров.

Он машет нам рукой, сигарета оставляет в воздухе спираль дыма. Мы едем в лагерь.

Яркий свет от наших фар проникает глубоко в темноту, открывая то, что скрывает слабое освещение лагеря. Должно быть, это была какая-то большая семейная община. Шесть домов на одном участке, сарай и несколько хижинок в поле. Мать, отец, их дети и дети их детей, а может, и дети детей их детей – все спрятались в конце этой улицы в глубине леса, чтобы никто не смог тревожить их новостями и ужасами остального мира. Как они, должно быть, удивились, когда узнали, что кастрюля продолжила кипеть даже после того, как они ушли из кухни. Как были потрясены, когда увидели обжигающий поток, приближающийся к их дверям.

Теперь ферма занята новой семьёй с более активной позицией в отношении к несовершенству общества. Кажется, все дома и хижины переоборудованы в казармы. Солдаты Аксиомы входят внутрь и выходят по различным поручениям, приносят или получают оружие и снаряжение. Позади домов по всему полю располагаются десятки палаток, напоминающих лагерь на музыкальном фестивале – жалкий Вудсток войны.

Что мы тут делаем? – шепчет Нора, пропустив мимо ушей наставление Эйбрама. – Разве они нас не ищут?

Здесь очень плохая связь. Зона действия рации едва дотягивает до километра. В лагере ничего не узнают, пока не прибудет посыльный.

Переговоры не планировались, так ведь? – говорит Джули, наблюдая, как

солдаты устанавливают гранатомёт на Тойоту. – Вы бы согласились на Слияние, если бы в этом случае заполучили Стадион, но вы бы всё равно заполучили его, так или иначе.

Губы Эйбрама трогает горькая ухмылка.

Мы предлагаем инновационные решения современных проблем.

Он паркует машину рядом с одной из хижин. Выпрыгивает из автомобиля и идёт внутрь, а мы идём следом.

В хижине жарко и сухо. Неожиданный уют комнате придаёт огонь, потрескивающий в маленькой железной печи. Здесь есть односпальная кровать и два кресла, телевизор и старая ТВ-приставка. Похоже на комнату мужественного мальчика-подростка, который ищет независимости. Застарелые пятна крови на занавесках говорят о том, что его поиски внезапно прекратились.

Сейчас комната занята женщиной и девочкой. Обе сидят напротив телевизора и смотрят, как взлетает самолёт, как кот играет с пойманной птицей,смотрят, как давно умершие певцы исполняют песни для давно умершего жюри. Калейдоскоп изображений разбрызгивает по стенам комнаты странные цвета.

Почти вовремя, – говорит женщина, не оборачиваясь.

Девочка бежит к Эйбраму и обнимает его ногу, но он не улыбается. Ей около шести лет, у неё прямые чёрные волосы и смуглая кожа – румяная блондинка точно не её мать. Один глаз девочки большой и тёмный, а второй спрятан под серо– голубой повязкой с нарисованной маргариткой.

Привет, сорнячок, – говорит Эйбрам, садит её на руку и приподнимает. – Тебе было весело с Кэрол, пока меня не было?

Девочка печально качает головой.

Конечно, нет. С Кэрол тебе скучно.

Она каждые пять минут спрашивала, когда ты вернёшься, – говорит Кэрол. – Я уже готова была сказать, что ты умер, чёртов бездельник.

Выдалась напряжённая неделька.

Я слышала. Ты должен мне пять дней с Люком. Эйбрам качает девочку на руке, рассеянно улыбаясь.

Возможно, какое-то время мне придётся побыть на задании, но когда у меня появятся свободные дни... конечно, – он опускает её на пол. – Спраут, мне нужно, чтобы ты взяла рюкзак и упаковала свои вещи. Мы отправляемся в путешествие.

Кэрол хмурится.

Путешествие? Что за хрень ты несёшь?

Эйбрам начинает бросать еду и одежду в рюкзак, не обращая на неё внимания.

Кельвин! Ты не можешь брать ребёнка на задание...

Спасибо, что присмотрела за Спраут, Кэрол. Если хочешь, можешь идти домой.

Свет на стенах становится красным, и звук телепередачи прерывает сирена.

Эйбрам застывает над своей сумкой.

Вот дерьмо, – Кэрол бросается к экрану, словно начинается её любимая передача. – Наконец-то им это удалось? Мы завладели федеральным телевидением?

На пустом красном экране около двух секунд звучит сирена, затем калейдоскоп возобновляется.

Медведь вытаскивает из реки лосося. В замедленной съемке лев бросается на зебру. По деревне маршируют солдаты.

Это грёбаный шифр, – ворчит Кэрол. – Ты помнишь, что он означает, Кельвин? Я не выучила домашнее задание.

Нет, – спокойный тон Эйбрама противоречит поспешности, с которой он пакует вещи. – Посмотри в инструкции.

Кэрол вытаскивает толстую пачку листов в переплёте и шлёпает его на стол, пока телевизор мигает своей коллекцией изображений-метафор.

Не могу поверить, что мы продолжаем пользоваться этим устаревшим дерьмом, чтобы передавать сообщения, – говорит она, перелистывая ламинированные страницы. – Почему нельзя сказать прямо?

Эйбрам заставляет себя засмеяться.

Если бы мы «говорили прямо», люди могли бы действительно нас понять. Этого допустить нельзя.

Кэрол смотрит на него.

Что?

Это прописано в названии, – он тычет пальцем в сторону бумаг в переплёте, похожих на инструкцию к какому-то старинному промышленному оборудованию. – Эвфемизмы, используемые для предотвращения излишнего понимания.

Кэрол изучает обложку.

Я скажу это снова. Что?

Он застегивает молнию на рюкзаке.

Забудь. Всё равно я уверен, что это просто учебная тревога, – он направляется к двери.

Сквозь фоновую музыку прорывается угрюмый методичный голос.

«Ничего не происходит без причины. Всему есть своё место». Телевизор показывает гориллу, шагающую по клетке в зоопарке.

«Человек – единственное существо, которое ставит это под сомнение».

Горилла исчезает, появляется тёмная фотография, на которой изображено лицо мужчины.

Лицо Эйбрама.

Кэрол таращит глаза и смотрит на Эйбрама.

А вот это достаточно яс...

Эйбрам бьёт кулаком ей в висок. Она падает на пол.

Какого хрена! – кричит Нора.

Он выхватывает пистолет из-за пояса Кэрол и бросает его Норе.

Ты умеешь этим пользоваться, верно?

Нора открывает рот, чтобы ответить, но в это время кадр с плавающей в крошечном аквариуме золотой рыбкой меняется на фотографию Норы, сидящей на полу своей камеры и хмурящейся в объектив, и ничего не говорит.

Что за чёрт? – шепчет Джули, когда картинка с щеглом в клетке исчезает, и появляется тусклая фотография Джули на пыточном стуле.

«Когда человек покидает своё место, когда он противится своей природе и отвергает свою роль, тогда приходят страдания».

Спраут смотрит на няню и хнычет. Эйбрам перекидывает рюкзак через плечо и берёт дочь за руку.

Шевелитесь, – обращается он ко всем присутствующим, а затем выходит.

Мы колеблемся, пытаясь осознать поворот событий, но стон Кэрол приводит нас в себя и мы бежим. Перед тем, как я захлопываю дверь, я бросаю взгляд на телевизор и вижу, как на меня смотрит моё собственное лицо. Я не помню, когда было сделано это фото, но в моей памяти были провалы даже до пыток током и обморока. Несмотря на резкий свет вспышки, я выгляжу на удивление живым. Кожа бледная, но нет фиолетового оттенка, как у Оживающих. Глаза абсолютно нормальные. Коричневые, как грязь, как дерьмо, как глаза шестидесяти шести процентов остальных кареглазых людей планеты (я беру цифры из последних подсчётов, когда они проводились). Как раз то, что я хотел, разве нет? Быть таким же, как любой другой человек, живущий в мире, где страдают дети, подвергаются избиениям женщины, а за рабочими столами сидят дикие животные?

«Когда гвозди выпадают из своих отверстий, – говорит телевизор, – дом рушится. Найдите их и верните на место».

Над моим лицом мелькает кадр с логотипом Аксиомы, экран краснеет и звучит тошнотворный сигнал тревоги. Затем возобновляется обычная телепередача.

Счастливые дети на качели из колеса.

Зелёное стекло Башни Свободы, сияющее над юным Нью-Йорком. Извивающийся червь.

Я ЁРЗАЮ НА переднем сиденье, пока мы мучительно медленно и лениво

выезжаем из лагеря. Это похоже на попытку притвориться мёртвым, пока медведь грызёт твой череп. Я замечаю, как несколько солдат выходят из своих палаток, освещая фонариками лица друг друга, но к тому моменту, когда разворачиваются поиски, мы уже приближаемся к выходу. Я вижу мерцание телевизора внутри палатки охранника и напрягаюсь, но потом замечаю, что сам охранник всё еще стоит снаружи, докуривая сигарету. Он кивает Эйбраму и машет нам рукой.

Господи, спасибо тебе за вредные привычки, – бормочет Джули, наблюдая в заднее окно за облаком дыма.

Как только мы скрываемся из вида, Эйбрам выжимает газ. Старый двигатель грохочет и из выхлопной трубы появляется огонь, но автомобиль ревёт и летит вперёд, расплёвывая горсти мёртвых листьев. Вместо того, чтобы возвращаться на шоссе через холм, он выбирает дорогу, проходящую рядом, но скрытую от глаз авиации толстым потолком деревьев.

Куда мы едем? – спрашивает Джули, наклоняясь к переднему сиденью.

Потом разберёмся, – отвечает Эйбрам. – Сейчас нам надо отъехать подальше. Джули кивает.

Оставайся на этой дороге, она единственная расчищена. Примерно через восемь километров будет хороший асфальт, а потом выезд на шоссе.

Эйбрам, – говорит Нора ему в затылок. – Эта штука по телевизору... это правда канал ЛОТОС?

Раньше он был каналом, который все знали и любили, но теперь у него поменялись продюсеры.

Значит, наши фотографии... это «ордер на арест» или что-то вроде того... Эйбрам кивает.

Они разлетятся по всей стране. Теперь вы официально объявлены в розыск.

Из-за разбитого дорожного покрытия салон автомобиля наполняется равномерным гулом как в самолёте. Дочь Эйбрама зажата между Джули и Норой и выглядит перепуганной. Интересно, что из происходящего она понимает?

Как они это сделали? – спрашивает Джули после минуты мрачного молчания.

Сделали что?

Федеральную телевизионную сеть и радио... люди пробовали настроить их с тех пор, как... девятнадцать? Лет назад был включен сигнал BABL.

Двадцать.

Значит, на протяжении двадцати лет все американцы пытаются взломать эту вещательную систему, и тут появляются твои люди... – её голос дрожит и становится громче, – врываются в наши дома, берут под свой контроль город, и пока происходит вся эта круговерть, ты идёшь вперёд и берёшь Святой Грааль? Единственную рабочую частоту в стране? – она встряхивает головой. – Как?

Я вспоминаю тот краткий перерыв в телепередаче в баре. Камера наблюдения фиксирует помощников пичменов в какой-то странной тёмной комнате. Я слышу тихий стук в дверь в моей голове. Тук... тук... тук...

Она в Стадионе, – бормочу я.

Все, кроме Эйбрама, смотрят на меня.

Та штука, которая отвечает за вещание, находится в Стадионе, – я вижу след горькой улыбки на лице Эйбрама, и смотрю прямо ему в глаза. – Вы пришли именно за ней.

Он пожимает плечами.

Конечно, мы не развлекаться приехали.

Хрень какая-то, – Джули смотрит на него и прищуривается, словно пытается найти подвох. – Люди живут на Стадионе больше десяти лет. Мы вывернули это место наизнанку. Ты говоришь, что вы сидите на частоте ЛОТОСА, которая всё время принадлежала нам, но никто об этом не знал?

Кое-кто знал.

Джули застывает от возмущения. Потом меняет тон.

О чём ты говоришь? – тихим голосом произносит она. Эйбрам вздыхает.

Слушай, я не Главный. Я даже не руководитель, я просто летаю с грузом и присматриваю за заключёнными. Меня не приглашали в курилку обсуждать планы. Но я слышал, что примерно два месяца назад кто-то вклинил в трансляцию своё сообщение.

Джули не отрываясь смотрит на него.

Это было проделано грубо и наспех, но тот, кто это сделал, знал код, как и мы.

Что он сказал? – тихо спрашивает она.

Что на ваш Стадион напали, и нам нужно его защитить. Потому что у вас есть кое-что, что нужно нам.

Джули закрывает глаза. Она принимает случившееся как мученик в ожидании пули – чуть вздрогнув. Я полагаю, что когда её отец пытался её убить, а потом позволил себя сожрать, это был отчаянный заключительный шаг, который не так удивляет, как... предательство, которое ему предшествовало... Годами знать, что у них есть, но предпочесть ни с кем не делиться... Я вижу, что чем больше она думает, тем глубже копается в этом.

Это замечает и Нора, которая пытается сменить тему.

Кстати, Эйбрам Кельвин, – она хлопает по подголовнику его сиденья. – Кажется, ты очень хочешь познакомиться с нами... Меня зовут Нора.

Эйбрам сухо улыбается.

Точно. Имена. Там, откуда я родом, мы ими редко пользуемся.

Он бросает взгляд на Джули, но она, задумавшись, смотрит в окно, и Нора отвечает за неё.

Это Джули. У неё с твоим братом кое-что было.

Улыбка сходит с лица Эйбрама. Как ни странно, но кажется, эта тема его не интересует, поэтому теперь я решаюсь представиться.

Я Р.

Яир?

Р. Просто буква.

Он осматривает меня с ног до головы, как будто необычное имя подразумевает наличие физических дефектов.

Кто носит имя из одной буквы? Я пожимаю плечами:

Я.

Он смотрит мне в глаза – проверка на честность, потом фыркает и переводит взгляд на дорогу.

Кто называет ребёнка «Спраут»? – говорит Нора, и мы подпрыгиваем от неожиданности, когда Спраут отвечает:

Я.

Мы впервые слышим её голос.

Мы назвали её Мурасаки, – вздыхает Эйбрам. – Но однажды я сказал, что она стала большой, как бобовый росток, и по какой-то причине она прицепилась к этому.

Лицо Спраут озаряется улыбкой, обнажающей два неполных ряда зубов, но потом улыбка гаснет, и она снова принимает обеспокоенный вид.

Где её мать? – спрашиваю я. Джули выходит из задумчивости и бросает на меня суровый взгляд. Я вспоминаю урок, который она преподала мне в начале моего становления человеком: если член какой-то семьи отсутствует, никогда не спрашивай, где он. Чёрт возьми, ты и так это знаешь.

К моему облегчению, Эйбрам пропускает мой вопрос мимо ушей.

Между прочим, спасибо тебе, – говорит ему Джули. Она всё еще подавлена, но потихоньку приходит в себя. – У меня еще не было шанса тебя поблагодарить.

Эйбрам оглядывается на неё.

Спасибо? За что?

За то, что вытащил нас из Голдмэна. Учитывая, что это произошло на третий день... – она машет забинтованной рукой. – Догадываюсь, что мы бы не протянули дольше.

Он переключает внимание на дорогу, отрицательно покачивая головой, но Джули продолжает.

Я помню, ты сказал, что у тебя были другие причины бросить Аксиому, но ты по-прежнему сильно рискуешь, таская нас с собой. Если бы ты просто сбежал тайком, может быть, не считался бы сейчас дезертиром... спасибо.

Я сделал это не ради вас, – говорит он с нотками брезгливости. – Зачем бы мне рисковать жизнью ради каких-то незнакомцев в тюрьме? У вас была информация о моей семье, Руководство хотело вас убить. Отличный повод для побега.

Джули хмурит брови.

Знаешь что, задница. Я не говорила, что ты герой. Я просто поблагодарила.

От англ. Sprout – росток; отсылка к детской сказке «Джек и бобовый стебель»

Эйбрам мрачно посмеивается.

Я бросил вас в тюрьму, наблюдал за вашими мучениями, потом увёз сюда, может, здесь бы вас убило моё начальство, а ты говоришь «спасибо», – он снова качает головой. – Я не должен был вмешиваться в естественный отбор. Вам явно не суждено его пройти.

Мои мысли уплывают далеко в темноту за окном, подальше от этой перепалки.

Я представляю одинокого М, бредущего по лесу. Он хватается за голову и стонет, пока прежняя жизнь устраивает в его мозгу гнездо. Может, М бросится в водопад, чтобы положить конец этой неразберихе в своей голове, и напуганная эгоистичная часть меня завидует ему. Завидует его простому поединку, ведь он выходит один на один с самим собой. Я понимаю, что такое внутренний конфликт, но бороться за или против других людей во внешнем мире... намного трудней.

Я смотрю на Джули через зеркало заднего вида в надежде установить какой– нибудь мысленный контакт, обменяться взглядами, которые скажут: «Вот мы вляпались!», но она оцепенело смотрит в окно позади нашего непробиваемого водителя, и молчит. Я пристально смотрю на неё, пытаясь поймать взгляд, но потом замечаю кое-что в окне за её головой. Две точки света проплывают между деревьями. Они появляются и исчезают, потом загораются вновь. Светлячки? Феи? В мое сознание проникают воспоминания, не те, которые прячутся в забытом подвале моей первой жизни, а те, которые появились в начале второй, но уже успели покрыться пылью. Я бродил по лесу в полном одиночестве, ведомый голодным зверем внутри меня. Я пытался собрать воедино кусочки реальности – что такое деревья, что такое животные, кто я такой – но реальность постоянно менялась. В лесу было что-то странное. В воздухе парили руки и тени, они светились, и сквозь отверстия в воздухе на меня смотрели лица. Кажется, это огни из того самого сна.