Текст книги "Пылающий мир (ЛП)"

Автор книги: Айзек Марион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

–Как зовут твоего песика? – спрашиваю я, и кажется, он вздрагивает.

–Эээ... Бадди.

Я сажусь на корточки и хлопаю по коленям:

–Эй, Бадди!

Щенок несется ко мне, вывалив язык. Я треплю его мордашку в надежде, что он не собирается меня кусать. Он нюхает мою руку, смотрит на меня, еще раз нюхает и, по-видимому решив, что я достаточно живой, переворачивается, подставляя живот.

–Нам надо идти, – Джули трогает меня за плечо.

–На собрание? – спрашивает Уолли, и теперь уже мы вздрагиваем.

–Ты об этом знаешь? – спрашивает Джули.

Все уже знают. Они передали по громкой связи, сказали всем послушать. Это из-за вертолетов?

– Ну... да...

–Опять начнется война?

Джули смотрит на меня, потом опять на Уолли. Ему не больше двенадцати лет.

–Остынь, парень, – говорит она. – И бросай играть с пистолетом.

Он смотрит вниз, на оружие в кармане джинсов, понимает, что гладит пальцами пистолет, и, краснея, прячет руки за спиной.

–Мы понятия не имеем, что происходит, – говорит Джули. – Мы знаем только, что эти вертолеты – гуманитарная помощь из Исландии, они везут полные ящики конфет. Так что не будь таким воинственным, – она берет меня за руку. – Пойдем, Р.

Я отпускаю Бадди назад к хозяину и мы идем дальше в город, но мы волнуемся еще больше, чем раньше. Оставьте ребенку кричать о том, о чем мы шепчемся.

–НЕУЖЕЛИ ЭТО самая знаменитая пара Убежища? – кричит Нора с того конца склада. – Рули? Джэр? Вы уже выбрали себе название?

Она в полной медсестринской экипировке: голубая мешковатая униформа, латексные перчатки, маска и стетоскоп на шее. Она пыталась сделать так, чтобы форма сидела лучше, и завязала на талии тонкий поясок, но он совсем потерялся среди черных пятен запекшейся крови, которая стекала по рубашке. Её густые кудри собраны на затылке в тугой пучок, но несколько локонов выбилось и закаталось в ссохшиеся дреды. Но в то же время она как-то очень органично выглядит.

–Ты перестанешь или нет? – ворчит Джули, но улыбается. – И без тебя вокруг какая-то ерунда происходит.

–Спорим, так и есть, – Нора останавливается перед нами и рассматривает меня.

Хорошо выглядишь, Р.

–Спасибо.

–Как живется в провинции? Как тебе быть живым?

–Ну... хорошо?

–Как твои ребятишки? Мне немного неловко.

–Они остались с матерью.

–Улучшений нет?

Я трясу головой и мрачнею.

–В конце-то концов, когда вы расскажете мне, что случилось? Я думала, что с

аэропорта началась революция. Я думала, что вы уехали, чтобы распространять лекарство.

–Всё идет не так... как мы надеялись... – бормочу я.

–Я знаю, что у вас там произошло несколько инцидентов...

–Нора, – перебивает Джули. – Давай поговорим о чем-нибудь другом? Для Р аэропорт не самая веселая тема для разговора.

Нора поднимает руки.

–Конечно. Прости. Просто так рада вас видеть. Я бы вас обняла, но... Она указывает на грязную униформу.

–Что это такое? – спрашивает Джули. – Некоторые из них до сих пор нападают? Нора вскидывает голову.

–Ты что, еще не видела это место? Вы в первый раз у меня на работе? Джули оглядывается по сторонам.

–Возможно.

–Ну, уверена, что у провинциальной домохозяйки не бывает много свободного времени.

Пока Джули не успела ответить, Нора разворачивается и идёт.

–В любом случае, идите сюда, посмотрите. Латать Р было весело, но у него всего лишь было несколько сломанных костей и ножевых ранений, простите, поверхностных колотых ран. Теперь у нас появилось еще больше интересных случаев.

Мы идем к её рабочему месту: огромный склад превратился во что-то напоминающее больницу. Стены из профнастила окрашены в белый цвет, вокруг поддерживающих балок вьются шнуры, питающие рентгеновские аппараты, аппараты ЭКГ и искусственного дыхания, маленькие электропилы. С тех пор, как я в последний раз видел это место, оно значительно видоизменилось, стало организованным и стерильным, но мне всё равно сразу понятно, где я.

–Здесь... – начинаю я, но слова заканчиваются. – Вы раньше...

–Да, – отвечает Нора не останавливаясь. – Раньше здесь проводились вскрытия зомби. В основном, мы пытались узнать, какими еще способами можно вас убить, но еще проходили медицинскую подготовку. Вы, ребята, отличный материал для практики.

Джули хмурится, но молчит.

–Нам нужно было слегка прибраться, но оборудование в большинстве своем

осталось тем же, так что имело смысл сделать зомбибольницу. До того, как всё изменилось, мы называли это место Моргом, а теперь... тоже Моргом, но уже с иронией.

Она ведёт нас к другому концу сооружения, где, кажется, идёт самая бурная деятельность. Мужчины, женщины и дети в разной степени разложения лежат на операционных столах. Картина очень похожа на ту, что я видел раньше, но с основным отличием: молодые врачи не расчленяли трупы, а собирали их.

Бледная молодая женщина не требует пристального внимания врачей. Одна из медсестёр останавливается проверить её пульс и работу жизненно важных органов, но в основном девушка просто лежит и в замешательстве оглядывает комнату.

Как дела, Эмбер? – спрашивает её Нора. Девушка медленно растягивает губы в улыбке.

–Лучше, – шепчет она.

Рядом с Эмбер лежит мужчина. Он совсем немного подгнил, но в него несколько раз стреляли, и раны начинают кровоточить. Когда две медсестры склоняются над ним, доставая пули из старых ран, на его лице смешиваются волнение и страх. Я смотрю на него с сочувствием.

–Мистер Т примерно в таком же состоянии, в котором был ты, – говорит Нора. – Поэтому, ты, наверное, знаешь, через что ему приходится проходить.

Ещё бы. Я помню, как я медленно, словно алкоголик после пьяного забытья, начал осознавать, какого чёрта произошло прошлой ночью. Когда меня ударили ножом в плечо? Когда в меня успели четыре раза выстрелить? Когда я упал с крыши и переломал себе почти все кости? Я помню, как тогда был рад, что не чувствую боли – неожиданный подарок в виде естественной анестезии. Но почему– то думал, что когда раны заживут, я начну чувствовать.

–Как вы лечите разложившиеся части? -спрашивает Джули. – Пересадкой кожи?

А вот это самое странное. Позволь представить тебе миссис А.

Нора направляется к столу, стоящему в углу отдельно от других пациентов. Обнаженная женщина лежит на клеёнке, на полу постелена еще одна, на которую стекают жидкости из сгнившего тела. Эта женщина умерла очень давно. У неё темно– серая кожа, сморщенная, как у старушки. Она рассохлась и в нескольких местах отошла от костей. Если бы в те дни, когда я скитался по аэропорту, я столкнулся с этой женщиной, то держался бы от неё подальше, ожидая, что она начнет рычать, шипеть и выцарапывать себе глаза. А потом в её костях появился бы тот гул...

Они крайне редко приходят к нам, когда всё зашло так далеко, – говорит Нора. – Представить не могу, как эта женщина вырвалась на свободу, но посмотрите на неё. Смотрите, как сильно она борется.

Самым странным в женщине были её глаза. Всё тело сгнило, но они остались невредимыми. Она напряженно смотрит в потолок, как-будто где-то внутри себя поднимает огромные тяжести. Вытаскивает из глубины человеческой души тысячи тонн воспоминаний – людей, места, случаи из жизни.

Её радужка серого металлического цвета – обычное явление, но я не отрываясь смотрю её в глаза и вижу, как они мерцают. Я вижу проблеск, похожий на вкрапления золота в песке глубокой реки.

–Что это? – спрашивает Джули, но она не смотрит миссис А в глаза. Она наклоняется и показывает на зияющую дыру в прогнившей грудной клетке. – Вы это видите?

–Что-то сверкнуло? – спрашивает Нора. – Как будто солнце попало на маленькое зеркало?

–Да... Но всего на полсекунды. Я думала, мне показалось. Нора кивает.

–Вот об этой странности я и говорю. А насчет твоего вопроса о лечении разложения... посмотри поближе.

Мы с Джули наклоняемся и видим, что дыра в боку женщины вроде бы стала... меньше.

Нора кивает.

−Вот об этой странности я и говорю. А насчет твоего вопроса о лечении разложения... посмотри поближе.

Мы с Джули наклоняемся и видим, что дыра в боку женщины вроде бы стала... меньше. Края раны посветлели и появились розовые пятна.

−Что это? – благоговеющим шёпотом спрашивает Джули.

−Понятия не имею. Никогда раньше не была в большем замешательстве. Мы называем это Мерцанием. Каждый раз, когда это... происходит, мертвые немножко оживают.

Меня пронизывает странное чувство. Дрожь от ужасного осознания. Я чувствовал это Мерцание. В глазах, в голове, в хрупких сломанных костях. Я чувствовал его вокруг меня, оно спускалось вниз к ногам, настойчиво ведя меня вперед. Я посмотрел в широко открытые взволнованные глаза женщины.

−Ты не мертвая, – прошептал я.

−Так это их лечит? – спрашивает Нору Джули.

−Я думаю, что да.

−Тогда зачем им нужна медицинская помощь? Почему просто не дождаться, пока Мерцание вылечит их?

Еще одна странность. Оно не лечит раны, только гниение.

Что ты хочешь сказать?

Оно может оживить погибшие клетки и затянуть огромную отвратительную дыру, – она указывает на грудь миссис А. – Но оно пропускает раны.

Специально, что ли?.. Нора пожимает плечами.

Иногда кажется, что так и есть. Временами смотришь на расползшуюся склизкую гнилую плоть и даже не знаешь, что в этой каше есть рана, пока Мерцание не восстановит ткани. А потом внезапно там оказывается пулевое отверстие, свежее и кровоточащее, как будто Мерцание помнит, что оно там было, и оставляет его лечение нам.

Джули хмурится и смотрит на дыру, которая, кажется, стала еще меньше, пока мы отвлеклись.

–Не вижу никакого смысла.

Раны – это не чума, – обе девушки подпрыгнули, как будто забыли, что я здесь. – За повреждения, которые мы нанесли сами себе, отвечаем тоже сами.

Нора подняла брови и выпятила нижнюю губу.

–Ух ты, Р. Твой английский стал намного лучше.

Миссис А вздрагивает. Краем глаза я замечаю поток золотых искр, которые пропадают перед тем, как я успеваю сфокусироваться на них. Её кожа становится упругой. Морщины исчезают, возвращается естественный цвет, настоящее лицо оказывается довольно молодым, – ей около тридцати. Глаза цвета жидкого свинца становятся темно-синими.

–Она возвращается, – шепчет Джули, наклоняется еще ближе и внезапно её голос начинает дрожать. – После стольких лет.

Нора стоит с каменным лицом. Она надевает маску и защитные очки, и когда я слежу за её взглядом, то понимаю, зачем. Красная кровь хлынула из зияющих ран по всему телу женщины. Те участки, которые были черными и сморщенными, когда мы пришли, превратились в свежие красные раны, и её новая жизнь утекала вместе с кровью.

Эту ногу придется отрезать, – бормочет Нора. Она смотрит, что осталось от

бедра, из которого хлестала полузапекшаяся кровь, и тянется за пилой.

Что ты хочешь... – начинает Джули, но Нора перебивает её.

Лучше отойдите.

Она не стала дожидаться, пока мы послушаемся. Нора дергает стартер пилы и мы уворачиваемся от потока крови, рисующего линию на стене.

Когда я выпрямляюсь, Нора уже формирует культю. Я вижу, что лицо Джули уже не светится надеждой.

–Это какая-то издёвка? – говорит она. – Они оживают, чтобы умереть?

Взгляд Норы невозможно понять из-за очков и брызг крови. Когда она заканчивает с ногой, то продолжает зашивать раны на теле миссис А, но очень быстро становится очевидным, что женщина уже не жилец.

–В чем тогда смысл? – слабым голосом говорит Джули. – Если мы не можем их спасти, в чем смысл?

Некоторых мы спасаем, – Нора быстро зашивает укус на бицепсе. – Ты возвращаешься в то же состояние, в котором умер, так что если тебя просто укусили, то всё в порядке. Если была излечимая травма, то мы всё исправим. Но если ты умер от пули в сердце, или тебя сильно обглодали... – она делает паузу и пробегается глазами по безнадежному телу женщины. – То это просто эпилог.

Она возобновляет работу с тем же упорством.

–Если ты можешь выбраться из этого Чистилища, как наш друг, – прекрасно.

Уверена, на Небесах ты получишь бонусные очки. Но пока ты еще мёртв.

Чума не бессмертна, – бормочу я себе под нос. – Она не продлевает жизнь. Просто затягивает смерть.

Охрененное красноречие, Р. Кто бы знал, что ты у нас станешь поэтом? Она заканчивает с одной раной и переходит к следующей.

–Быть зомби не значит найти лазейку в правилах, – она говорит уверенно, но по быстрым движениям становится понятно, что ей хочется оказаться неправой. – Мерцание – это не какое-то там чудесное воскрешение, – она обрезает нитку и проверяет свою работу. – Умереть значит умереть.

Миссис А похожа на остров в красном море. Её дыхание на какую-то секунду становится быстрым и отрывистым и снова замедляется. Всего несколько минут новой жизни, и она снова умирает.

–Добро пожаловать обратно, миссис А, – говорит Нора, натягивая самую утешительную улыбку. – Простите, я не могу... – она больше не может улыбаться, её губы дрожат. – Простите, я ничем не могу вам помочь.

Я смотрю в глаза миссис А. В них нет ни упрёка, ни страха, нет даже печали. Её тело напоминает ужасное кровавое месиво, но лицо безмятежно. Она слегка поворачивает голову и открывает рот, как будто хочет что-то сказать мне, но не издает ни звука. Тогда она оставляет попытки, улыбается дрожащими губами и закрывает глаза. Кровь в ранах перестает пульсировать.

Джули и Нора тихо стоят над мертвым телом, как скорбящие на похоронах.

Удивительно видеть, что у Джули от слез блестят глаза. Когда её отец погиб ужасной смертью, она заплакала только через несколько дней. Тогда почему на неё так действует смерть незнакомки?

–Джули? – мягко зову я. Она не отвечает. – Ты в порядке?

Она отворачивается от трупа и украдкой смахивает слезы, но я вижу её красные глаза.

–Нормально. Просто грустно.

Нора снимает маску и очки, швыряет их на пол и отворачивается, чтобы помыть руки, но я успеваю заметить, что она тоже плачет. Что я пропустил? То, что я видел, было ужасно и трагично, это да. Но в то же время прекрасно. Я видел женщину, которая вытащила себя из могилы. Я видел женщину,которая спасла свою душу. А что видели они?

ПОКА наша троица идёт в общественный центр, мы почти не

разговариваем. Обычно я отмалчиваюсь, когда девушки общаются, и тихонько плетусь позади, но сегодня они молчат, потому что говорить не о чем. Это так неловко, что я уже собираюсь сказать что-нибудь идиотское, например, прокомментировать погоду, но в итоге Джули нарушает молчание.

–Между прочим, Нора, – она говорит так, будто шёл активный диалог. – не могла бы ты перестать говорить «вы, ребята», когда речь идёт о зомби? Р – не зомби.

Нора хихикает, но не отвечает.

–Нора. Я серьёзно.

–Р, я тебя обидела? – с насмешкой спрашивает Нора. Я пожимаю плечами.

–Ты меня обидела, – говорит Джули. Нора вздыхает.

–Прошу прощения у вас обоих. Р – ты не зомби, я уверена, у тебя каменный стояк.

Джули останавливается.

–Тебя что-то не устраивает?

Нора останавливается в нескольких шагах впереди.

–Я даже не думала, что вас может обидеть такая банальщина.

–Для него это не банальщина.

–Он пожал плечами, разве нет?

–Да он всегда так делает! Но он упорно боролся, чтобы вытащить себя из этого

ада, он до сих пор борется. Каждый день. Ты могла бы быть полюбезнее и звать его человеком.

Нора поджимает губы. Она выглядит виноватой, но что-то не даёт ей уступить.

–Ладно. Р, прости, что я тебя обесчеловечиваю, – она показывает оставшиеся четыре пальца на левой руке. – Съешь несколько и закончим с этим?

Она уходит, не дожидаясь ответа, и мы смотрим ей в спину. Когда мы виделись в последний раз, она помогала Россо решать проблемы города и готовилась работать в Морге. Она переживала, тревожилась, но это были радостные волнения. Как и Джули, как любой из нас, она видела поток оживающих мёртвых, возвращающихся в город, и считала, что это начало революции против жестокого режима Смерти. Как любой из нас, она была полна надежд и не могла дождаться начала битвы. Но с тех пор, как мы видели её в последний раз – две недели, может, три назад? – что-то изменилось. Может, сказалось перенапряжение на новой работе? Ведь она – студентка-практикантка, которая попала в самое жуткое отделение скорой помощи в истории. Хотя я сомневаюсь, что всё так просто. За свою жизнь Нора повидала столько ужасов, что наверняка справилась бы со стрессом на работе.

–Что ж, – вздыхает Джули, когда Нора исчезает в дверях общественного центра.

День отлично начался.

Гул вертолетов вдалеке стал похож на искаженный смех.

* * *

Стадион не проектировался как город. Начиналось всё с появления нескольких испуганных людей, которые спали на одеялах прямо на земле, потом они построили несколько хижин, затем ещё и ещё, и в итоге появилось множество примитивных многоэтажек, но плана строительства никогда не было. Все сооружения в городе построены без нормального проекта и логики, особенно общественный центр, который представляет собой этакую архитектурную химеру, слепленную из кусков разных зданий. Нет двух одинаковых стен: одна стена конференц-зала очевидно принадлежала Макдональдсу – нарисованный черноглазый клоун соседствует с армией продуктов-мутантов. Во время собраний это здорово отвлекает, но в наше время строители не могут сказать «нет» ни одной бесхозной стене.

Если не обращать внимания на эту пёструю конструкцию и тот факт, что собрание проходит на футбольном поле, то удивительно, насколько это похоже на настоящий общественный культурно-спортивный центр. Здесь есть и волейбольный

корт, и стол для настольного футбола, и детский уголок, полный плачущих ребятишек, чьи родители могут вернуться, а могут и нет; здесь даже стоит автомат по продаже средств контрацепции. Центр выполняет все стандартные функции, обеспечивая место для сборов молодежи и играет роль ратуши для обсуждений текущих вопросов среди взрослого населения. Теперь здесь обсуждаются вещи посерьёзнее, чем раньше. «Нужна ли в парке новая беседка?» превратилось в

«Хватит ли нам провианта на предстоящую зиму?»

Джули участвовала в большинстве таких собраний, сначала как дочь Генерала Гриджио, а потом уже самостоятельно, поэтому здесь её любят как родную.

–Добрый день, Джули.

–Рад тебя видеть, Джули.

–Сожалею о вашей потере, мисс Гриджио.

Друзья Россо, её отца и несколько её собственных. Обычно Джули не испытывает проблем с общением с разными поколениями, но я вижу, что сегодня она вся в напряжении. Все продолжают соболезновать, хотя со дня самоубийства её отца прошло уже два месяца. Её улыбка похожа на гримасу. Эти люди из того времени, когда смерть еще не была ежедневным фактом. Они думают, что Джули сломается, а может, даже хотят, чтобы это произошло, но она здесь не для того, чтобы плакать.

–Спасибо, Тэйлор, – говорит она. – Спасибо, Бритни. Так что насчет тех вертолетов?

Когда мы проходим в зал заседаний, нас окружают её знакомые примерно одного с ней возраста. Это подростки из приемных семей, двадцать с чем-то человек из команды спасателей и несколько непонятных человек вроде меня, чей возраст я не могу определить.

В отличие от меня, у каждого человека здесь есть своё место и история. Я завидую тому, как они легко общаются.

–Привет, Джули.

–Джулез, как дела?

–Давно не виделись, Каберне.

Я напряженно вспоминаю их имена. Если когда-нибудь мне удастся стать частью мира Джули, мне нужно это уметь. Её жизнь не такая короткая, как моя первая глава, но история уже пишется, наполняется незнакомыми персонажами и запутанными сюжетными линиями.

Зэйн? Лурдес? Кто-то на «Кс»...

Никто не пытается облегчить мне задачу. Я ловлю только нервные взгляды. Но сегодня не тот день, когда надо заводить друзей, кажется, даже Джули некомфортно и не хочется общаться. В воздухе витают грозовые тучи.

Нора стоит у окна, выходящего на волейбольный корт, скрестив руки и наблюдая за ребятишками, перебрасывающими мяч. Её лицо находится очень близко к стеклу, и я вижу, что она смотрит в отражение на происходящее за спиной. Когда она видит наше приближение, на её лице смешивается растерянность и печаль.

Простите, я вела себя как дрянь, – говорит она, продолжая наблюдать за детьми.

Джули приближается к ней и останавливается почти на интимном расстоянии.

–Опять снился плохой сон? Она оборачивается.

–Давай я просто извинюсь и оставим это?

Девушки смотрят друг на друга: Джули изучающе, Нора уклончиво.

–Ладно, – говорит Джули.

Разговор не закончен, но отложен на потом. Две тонкие руки обхватывают её плечи и сжимают в неожиданном объятии, напряжение сходит с лица Джули, и она оборачивается.

–Проклятье, Элла, ты чересчур бесшумна для старой леди.

–Лоуренс научил меня некоторым приёмам. Как ты, дорогая?

–Держусь.

Она улыбается Элле тепло и искренне. Я подозреваю, что несмотря на популярность Джули, круг её настоящих друзей намного уже. Возможно, не шире, чем угол этой комнаты.

–А как твои дела, Р? – с большим интересом спрашивает Элла.

–Идут неплохо, миссис Дес... Дескон... Она улыбается.

–Десконсадо.

Я встряхиваю головой. Почти каждую неделю я хожу к ней в гости, пора бы уже научиться произносить её имя.

–Всё равно большинство людей зовет меня миссис Россо, – говорит она. – Но я еще раз повторяю – зови меня Элла.

Я прочищаю горло.

–У меня всё хорошо, Элла. Держусь... учусь.

–Рада слышать.

Элла пожилая, но так и светится молодостью. Её темные глаза ясные и зоркие, осанка прямая – результат режима постоянного выживания, который не признаёт пенсионного возраста. Даже в её седых волосах есть черные пряди, и она не завязывает их платком, как бабушки, а перетягивает сзади красной косынкой. Она не старушка. Она женщина.

Нора встает у края нашего треугольника и скрещивает руки на груди.

–Привет, Элла, – тихо говорит она.

–Рада видеть тебя, Нора. В последнее время тебя не видать.

–Я занята, зашиваю зомби.

–Точно.

Джули смотрит на Нору. Нора бросает на неё быстрый взгляд и сразу же отводит глаза.

–Я заметила, что ты проводишь много времени с одним из них, – продолжает Элла, заговорщецки улыбаясь, но Нора не проглатывает наживку.

–Предполагаю, ты говоришь о Маркусе. С ним много работы. Шесть пулевых ранений и раздробленная челюсть.

Элла слегка разочарована.

–А где он сейчас?

–Хороший вопрос, – Нора смотрит на меня. – Где твой друг, Р?

На секунду я задумался. Как ответить на этот вопрос? Я помню долгий подъем во временный дом М ,– он живет на верхнем этаже многоквартирной башни, – и ощущение, словно ты пьян, потому что её фанерные стены раскачиваются на ветру. Я помню, как открыл дверь и увидел, как он заталкивает в рюкзак свои вещи: две белые футболки, охотничий нож, коробку карбтеина и стопку старых порножурналов.

–Я ухожу в поход на какое-то время, – сказал он, и я помню, что он уделял больше времени количеству и плавности слов, нежели их содержанию. Тогда мы только начали оживать, появилась возможность говорить, и от этого кружилась голова. Мы часами могли сидеть в его комнате и произносить слова, соревнуясь в длине предложений.

–Куда? – спросил я. У меня земля ушла из-под ног.

–Пока не знаю. Просто нужно уйти. Побыть одному. То, что происходит... – он

постучал пальцем по лбу. – Причиняет боль.

Я знал, о чем он говорит, хотя ко мне это не относилось. М, как и большинство оживающих Мёртвых, вспоминал прежнюю жизнь. Медленно, маленькими шажками осколки его старой личности проникали в новую, сливались, объединялись и дезориентировали. Некоторые не могли это пережить. Один бросился с крыши Стадиона, крича: «Отцепитесь от меня!», второй убежал в город и пытался примкнуть к «совсем мёртвым», которые зверски отвергли его. Третий просто застрелился. Я слушал эти рассказы как сказки. Я по-прежнему чистый лист, на котором пишет только Джули, и хочу, чтобы всё осталось как есть.

–Удачи, – сказал я, когда М выходил за ворота Стадиона, и он обернулся. М, которого я знал, толкнул бы меня в плечо. Но этот обнял меня. Может, изменения в нём сделали его сентиментальным, а может, это было особенное прощание. Теперь снаружи всё кишит хищниками – людьми, животными и прочими – и «поход» довольно популярный способ самоубийства.

–Увидимся, – бросил он через плечо и вышел в город. И я надеялся – и продолжаю надеяться – что он имел в виду то, что сказал.

–Он ушёл в поход, – говорю я Элле, пока Нора и Джули выжидающе на меня смотрят. Элла потрясена, поэтому я быстро добавляю:

–Он вернется.

–Посмотрим, – говорит Нора.

Элла кивает и медленно опускает глаза.

Должно быть это очень тяжело... возвращаться. Мне сложно представить, через что вам приходится пройти.

Когда ты начнёшь проходить свой квест? – тихим голосом спрашивает Нора. – Разве тебе не нужно уйти в лес и встретиться со своими прошлыми жизнями? Все это делают.

Я смотрю в пол и раздумываю, как бы поскорей закончить этот разговор.

Я не хочу вспоминать прошлые жизни.

Почему нет? – спрашивает Элла.

Джули поднимает брови, смотрит на меня и ждет. Мы уже говорили об этом раньше, и она всегда была деликатна. Она не заставляет меня начать новую жизнь, но и не препятствует старой.

–Потому что я хочу эту, – выдыхаю я, зная, что эта фраза потеряла своё очарование.

Я жду, что Нора поднимет меня на смех, но она все так же стоит, скрестив руки,

смотрит на меня, и я не могу прочесть эмоции на её лице.

–Это мило, – говорит Элла. – Но ты не будешь против мудрого совета пожилой женщины?

Я пожимаю плечами.

–Нельзя быть человеком без прошлого. У всех людей оно есть.

Нора открывает рот, потом закрывает и смотрит в пол. У неё есть мнение по этому поводу, и я его еще не слышал, но, кажется, её вывели из разговора. Мне хочется того же. Джули смотрит на меня. Она хочет увидеть, как я выпутаюсь.

–ТЕСТ, – Россо трижды стучит по микрофону, по залу разносится фонящий визг. – Он включён?

–Боже, – Джули затыкает уши. – Он что, глухой?

–Всё к тому идёт, – говорит Элла. – Я всё время говорю ему, что он уже очень стар, и прошу передать дела Эвану...

–Нет, нет! – перебивает Джули. – Пожалуйста, только не Эвану.

–Ну, он второй по званию.

–Я думала, званий больше не дают.

–Лоуренс их не любит, но нам нужна структура руководства. Все так говорят.

–Тест, тест, -говорит Россо вслед за визгом микрофона.

–Он включён! – кричит Джули, повернувшись в сторону выхода. – Сделай потише, ты, грёбаный металлист!

Элла хохочет. Смех превращается в кашель, и она кашляет дольше обычного. Джули трогает её за плечо.

–Эй... ты в порядке?

–Всё нормально, – отвечает Элла, глубоко дыша. – Это старость.

Джули смотрит, как её приемная бабушка вытирает губы, и не отпускает её плеча.

–Неужели было очень громко? – удивляется Россо, входя в комнату. – Оттуда не понять. Наш звукач полный отстой.

Элла поднимает голову.

–Ты не подозревал, какое шоу тут устроил? Пожалуйста, скажи, что ты не настолько стар, насколько глух.

–Ладно, достаточно, – Россо закатывает глаза и бросает на меня взгляд, говорящий: «Женщины». Поразительно, насколько это меня радует. Я пытаюсь мимикой выразить братское сочувствие, но вместо: «Я понимаю тебя, брат» у меня

получается что-то вроде: «У меня запор».

–Может, я стал несколько хуже слышать, – говорит жене Россо. – Десятки лет стрельб и тяжелого рока сделали своё дело, но это не самое страшное, что может случиться с мужчиной в возрасте, так что отстань.

Элла хихикает. Я рассматриваю этих двух пожилых людей и спрашиваю себя, что они делали не так. Возраст не сломал их, как это бывает с большинством. Россо не такой здоровый, как его жена, он плохо видит и слышит, у него редкие волосы и неповоротливые суставы, но душа у него гибкая, как у Эллы. Я помню, как он смотрел на меня у входа на Стадион, когда Джули умоляла его поверить нам; как он открыл ворота и впустил меня, прекрасно понимая, кто я.

Он не подвержен предрассудкам, как большинство мужчин помоложе. Он всё еще живёт.

–Тебе правда нужен микрофон? – спрашивает Нора. – Здесь обычно бывает всего несколько дюжин человек.

Россо выглядит обеспокоенным.

–Сегодня... ожидается больше народа.

Наступило молчание. Пока мы раздумывали, спросить сейчас или подождать официального объявления, дверь с грохотом открылась и народ повалил.

–Насколько больше? – спрашивает Нора, когда вестибюль заполняется.

–Все.

Россо кивает знакомым лицам, пожимает несколько рук – президент рабочих в запачканном комбинезоне.

–Эээ... Нас двадцать тысяч человек, – говорит Нора. – Зал вмещает пару сотен.

Мы установили микрофоны в системе оповещения Стадиона. Участвовать будут только представители, но слушать смогут все.

Джули выглядит испуганной.

–Это так важно?

–Всё важно. Мы все вместе живём здесь, каждый заслуживает знать, что происходит. Мы больше не будем проводить закрытых собраний. Все видели, к чему это ведёт.

Наша четвёрка выжидающе смотрит на него, и он немного смягчает тон.

–Но да. Это важно.

–Опять конец света? – Джули выдавливает слабую улыбку.

Россо смотрит на неё с каменным лицом, раздумывает над ответом с пугающей

серьезностью.

–Извините, – говорит он и исчезает в толпе.

МЫ

МЫ ПЛЫВЁМ под городом сквозь почву и камни и смотрим вверх на

фундамент небоскребов. Они возвышаются как восклицательные знаки, возвещающие о господстве человека, в конце речи, казавшейся длинной и выразительной. Её писали тогда, когда мы вышли на поверхность, но теперь она больше похожа на лепет ребёнка.

Мы любим этого ребенка с его слюнями и какашками. Он наш, он – это мы, и мы хотим его вырастить.

Поэтому мы движемся вверх, к городу. Мы скользим под ним, проплываем сквозь бесчисленные могилы, движемся от огромных кладбищ к маленьким захоронениям, бережно хранящим семейные кости.

Сегодня мы чувствуем напряжение в земле, сейсмическую активность, которая говорит нам продолжать двигаться, наблюдать, собирать всю информацию, которую можем.

И мы слышим голос.

«Это майор Эван Кёнерли, Стадион. Вызываю Купол Голдмэн, пожалуйста, ответьте».

В большинстве своём паутина проводов под городом неактивна – линии связи между вышками замолчали. Но одна из них – старый кабель, прокинутый через город как детский телефон из консервных банок, – всё ещё пытается работать.

«Купол Голдмэн, пожалуйста, ответьте».

Мы следуем по проводу за этим встревоженным голосом. Мы пересекаем расстояние между одним городом и другим, проплываем под окруженной стенами улицей – Коридором, под ногами строителей, торопящихся по домам. Сигнал выходит из-под земли и оказывается в глубоком подвале Купола, где останавливается. Кабель перерезан. Голос Эвана Кёнерли рассеивается среди окружающих электронов.

Мы оказываемся в тёмной комнате. Трогаем треснувшие почерневшие стены и кучи обгоревшего мусора. Бегло прочитываем страницы её истории: десятки людей кричат в телефонные трубки, проводят унылые сделки, затем планируют нападение и оборону, оборону и нападение... а потом всё. Книги обрываются на полуслове.

Здесь не написано ни одной страницы о чем-то Высоком, только кипы и кипы печальных документов, антологии счетов-фактур в бежевых пластиковых папках... Что-то движется в стенах вокруг нас. Тяжелые массы гнусных фантазий, образующих вмятины в тонкой оболочке мира.