Текст книги "Верховный суд СССР"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Уместно заметить, что перед советским судом Клейст предстал, имея судимость за злодеяния, чинившиеся его войсками на территории Югославии (в августе 1948 года югославский суд приговорил его к 15 годам лишения свободы).

И Шернер, и Клейст перед советским судом защищались фактически одинаково, хотя Шернер в отличие от Клейста после оглашения обвинительного заключения признал себя виновным. Оба утверждали, что ни о каких злодеяниях на временно оккупированных их войсками советских территориях они не знали и что эти злодеяния чинили не войска, а СС, СД и гестапо, а то, что делали войска, вызывалось военной необходимостью либо было совершено по приказу свыше.

Как установил суд, войска Клейста производили не вызывавшиеся военной необходимостью разрушения промышленных предприятий, транспорта, школ, больниц и детских учреждений, расхищали и уничтожали материальные и культурные ценности, занимались грабежами, изымали скот и продовольствие, угоняли советских граждан в рабство в Германию, зверски подавляли партизанское движение, особенно в Крыму, где в районах действия советских партизан создавались «мертвые зоны». Карательные органы при соединениях, находившихся под командованием Клейста, истребили много невинных советских граждан. Например, только в Краснодарском крае немецко-фашистские захватчики, в том числе войска, действовавшие во исполнение преступного приказа Клейста об «экономическом очищении» Кубани, истребили более 61 тыс. мирных советских граждан, уничтожили 63 тыс. промышленных и хозяйственных строений, разграбили и отобрали у колхозов и отдельных граждан более 500 тыс. голов различного скота, сожгли десятки станиц, уничтожили около миллиона гектаров посевов, разрушили 1334 школы, 368 театров и клубов, 377 лечебных учреждений.

Такой же след на советской земле оставили и войска под командованием Шернера. Только в Эстонской ССР, например, было истреблено около 30 тыс. советских граждан, полностью уничтожены предприятия сланцевой и металлообрабатывающей промышленности, сожжено или разрушено 9200 домов, отобрано у крестьян и вывезено в Германию 107 тыс. лошадей.

В декабре 1941 года вблизи деревни Лилихамари на Мурманском фронте по личному приказу Шернера было расстреляно около 160 советских военнопленных. Во время «акции» Шернер с группой офицеров находился позади команд, производивших расстрел. Этот факт наряду с другими доказательствами установлен показаниями пленных немецких военнослужащих, в том числе Гинша, руководившего одной из трех групп солдат, осуществлявших «акцию».

Вопреки неопровержимым фактам Клейст и Шернер пытались все отрицать. Клейст отрицал эти факты даже тогда, когда не мог спрятаться за спину СД и гестапо. Например, на территории Кабардино-Балкарской АССР, как это признал и сам Клейст, ни СД, ни гестапо не действовали. Однако и здесь немцы истребили более 2000 мирных советских граждан, разрушили Баксан-ГЭС, другие крупные предприятия, элеваторы, больницы, школы, детские учреждения, причинили крупный ущерб сельскому хозяйству республики. Эти факты были установлены актом республиканской чрезвычайной комиссии, составленным на основании показаний многочисленных свидетелей, актов государственных и общественных организаций и фотодокументов. Председательствующий оглашает акт и спрашивает Клейста, признает ли он, что эти злодеяния совершили подчиненные ему войска. Клейст отрицает все и заявляет, что подобных фактов вообще не было и что акт чрезвычайной комиссии составлен на основании ложных показаний.

Шернер в этом отношении оказался покладистее Клейста, хотя он также старался уйти от ответственности. «Я неоднократно знакомился с актами государственных чрезвычайных комиссий и признаю эти документы... Я изучал военную историю и считаю, что злодеяния немецких войск, чинимые ими над советскими военнопленными и мирными гражданами, были самыми страшными в истории человечества». Шернер даже нашел мужество признать, что «командующий войсками должен отвечать за действия своих подчиненных, даже если и не знает об этих действиях».

По мере исследования доказательств суд все больше убеждался в том, что Клейст и Шернер не только знали о злодеяниях, чинившихся на оккупированных территориях гестапо, ОС и СД, но и поощряли их деятельность, а в ряде случаев и сами отдавали войскам приказы преступного характера.

Не выдержали проверки доказательствами ссылки подсудимых на соображения военной необходимости, которыми они пытались оправдать массовые разрушения и разграбление материальных ценностей. Рухнул и последний довод их защиты – ссылка на то, что они были исполнителями приказов Гитлера и верховного командования. Да, они были исполнителями, но исполняли и явно преступные приказы. В Законе №10 Контрольного Совета в Германии, на основании которого их судили, было прямо сказано: «Тот факт, что какое-либо лицо действовало во исполнение приказов своего правительства или вышестоящего над ним начальника, не освобождает его от ответственности за преступления, но может служить смягчающим обстоятельством при определении наказания».

Нелишне, видимо, напомнить, что эта норма не была «изобретена» специально для немецких военных преступников. Закрепленный в ней принцип уголовной ответственности известен законодательству многих государств. В военно-уголовном кодексе Германии 1940 года также имелась норма, которая гласила, что исполнитель преступного приказа наказывается как соучастник преступления.

...Судебное следствие завершено. Каждому из подсудимых предоставляется последнее слово.

Клейст верен себе: «Я считаю, что со стороны советских органов власти ко мне не могут быть предъявлены никакие жалобы на злодеяния подчиненных мне войск».

Иначе выступил Шернер: «За время нахождения в тюрьме я понял все, и теперь мне тяжко сознавать, что на протяжении всей своей жизни работал напрасно и что в числе других оказался виновником того, что немецкий народ находится сейчас в таком тяжелом состоянии. Я также виновен в том, что в эту войну была вовлечена Россия, народы которой понесли большие жертвы. Но я прошу Высокий Суд учесть разницу между человеком, совершившим преступление несознательно, и преступником, который знает, что он совершает преступление».

И вот – приговор: Клейст и Шернер признаются виновными и осуждаются к лишению свободы сроком на 25 лет каждый.

Приговор, как вынесенный высшим судебным органом, обжалованию не подлежал. Но это не лишало осужденных права подать ходатайство о помиловании. И Шернер таким правом воспользовался. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1952 г. его ходатайство было частично удовлетворено: назначенный ему срок наказания был снижен наполовину и зачтено время пребывания его в плену. Благодаря этому Шернер вскоре получил возможность вернуться на родину. Клейст 15 октября 1954 г., в возрасте 73 лет, скончался в тюрьме.

На Западе до сих пор слышны голоса тех, кто хотел бы предать забвению и поставить под сомнение сами гитлеровские зверства, реабилитировать германский милитаризм и представить приговоры над фашистскими военными преступниками как расправу победителей над побежденными. Вот почему так важна правда о войне, объективно отраженная в судебных документах.

ИНОСТРАННЫЕ РАЗВЕДКИ ПЕРЕД СУДОМ

А. Г. МАЗАЛОВ, начальник отдела Верховного Суда СССР

Этот процесс стал уже достоянием истории, но его уроки настолько поучительны и злободневны, а вызванный им общественно-политический резонанс был настолько велик, что кажется, будто он состоялся совсем недавно.

7-11 мая 1963 г. в Москве, в зале судебных заседаний Верховного Суда СССР, в присутствии представителей трудящихся Москвы, советских и иностранных корреспондентов состоялся судебный процесс по делу советского гражданина О. В. Пеньковского и подданного Великобритании Г. Винна.

Состав суда возглавлял председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР генерал-лейтенант юстиции В. В. Борисоглебский, народными заседателями были генерал-майор И. С. Цыганков и генерал-майор С. К. Марасанов. Государственное обвинение поддерживал Главный военный прокурор генерал-лейтенант юстиции А. Г. Горный. Защиту осуществляли члены Московской городской коллегии адвокатов К. Н. Апраксин и Н. К. Боровик.

Пеньковский, работавший до его задержания с поличным заместителем начальника иностранного отдела Управления внешних сношений Государственного комитета при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ, обвинялся в сборе и передаче английской и американской разведкам шпионской информации экономического, политического и военного характера, или, говоря языком закона, в измене Родине.

Винну же, который до ареста был директором двух компаний и вел коммерческую деятельность, было предъявлено обвинение в том, что он в течение полутора лет исполнял роль связного: получал от Пеньковского шпионские материалы, принимал участие в организации его конспиративных встреч с представителями английской и американской разведок, вручал ему пакеты с инструкциями разведцентра, фотографиями разведчиков, технические средства для фотографирования, контейнеры для передачи шпионских материалов, готовил побег Пеньковского из Советского Союза.

Жизненные пути этих людей скрестились в декабре 1960 года, когда Винн прибыл в Москву вместе с делегацией английских специалистов. Именно в это время Пеньковский настойчиво искал возможность установления контакта с одной из иностранных разведок. Из бесед с Винном, с которым он неоднократно встречался по службе, Пеньковский понял, что он может ему довериться. Поэтому при очередном визите Винна в нашу страну в первых числах апреля 1961 года Пеньковский прямо сказал ему о своем желании сотрудничать с английской разведкой, заявив, что имеет большие возможности по сбору интересующих ее материалов. При этом он вручил Винну письмо с просьбой передать его английской разведке, а также сказал, что ранее обращался с аналогичным предложением к американцам, но ответа от них не получил.

Буквально через несколько дней Пеньковский стал сотрудничать с английской разведкой: 20 апреля он вылетел в командировку в Англию и в лондонском аэропорту вручил встречавшему его Винну два пакета с различной информацией. Вечером того же дня в одном из номеров гостиницы «Маунт ройял» он встретился с четырьмя американскими и английскими разведчиками. Здесь Пеньковский скрепил своей подписью акт вербовки, не забыв оговорить, что «в случае необходимости» просит предоставить ему гражданство США или подданство Великобритании.

Перед Пеньковским была поставлена задача собирать самые разнообразные сведения политического, экономического и военного характера. Его «вооружили» первоклассным радиоприемником, средствами тайнописи, шифровальными блокнотами, фотоаппаратами «Минокс» и другой шпионской техникой, обучили методам приема передачи по радио шпионских сообщений, оборудования тайников, зашифровки и расшифровки текстов и другим тайнам шпионского ремесла. Между Пеньковским и представителями английской и американской разведок состоялась договоренность о возможности перехода Пеньковского на нелегальное положение.

Пеньковский фотографировал технические отчеты Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ и другие секретные материалы, выяснял данные военного характера у своих знакомых военноелужащих, описывал те виды вооружения, включая ракетное, с которыми ознакомился во время службы в армии, собирал другие сведения, которые, по заключению экспертов, составляли государственную и военную тайну.

Некоторые из этих сведений он сумел передать во время своих командировок за границу. Английская и американская разведки были заинтересованы в постоянной и надежной связи с ним. Таким связником стал Винн.

Ответ на вопрос, почему выбор пал именно на него, дает сам Винн в книге «Человек из Москвы», которую он написал по возвращении в Англию. Как утверждает Винн, английская разведка считала, что постоянный агент в Советском Союзе для контакта с Пеньковским не годится, «Требовался совершенно новый человек, который мог бы передвигаться, не вызывая подозрений, и работа которого в Советском Союзе была бы освящена доброй волей. Выбор со всей очевидностью выпадал на бизнесмена, преимущественно такого, который уже много путешествовал и приезд которого в Советский Союз был бы естественным делом. Таких людей было много, но они не были подготовлены для разведки, а никакая поспешная подготовка не может дать человеку того, в чем он больше всего нуждается в момент кризиса, – опыта».

Винн полностью удовлетворял этим требованиям. Он – бизнесмен и в качестве представителя нескольких английских фирм бывал во многих странах Европы, в том числе в Советском Союзе. Во время второй мировой войны, когда Винн был мобилизован в армию, он уже служил в английской . разведке. В 1955 году ему предложили возобновить сотрудничество с «Интеллидженс сервис». На первых порах ему не поручали какого-либо конкретного «дела» и требовали лишь одного – чтобы он продолжал свои визиты в европейские социалистические страны и в Москву. Одновременно он прошел шпионскую подготовку на специальных курсах: его обучили кодированию, магнитной записи, пользованию средствами связи, запоминанию физических примет людей, их имен и рода занятий, способам передачи секретных материалов, подбору тайников и многому другому, необходимому профессиональному разведчику. Эту сторону своей «деятельности» Винн, разумеется, тщательно скрывал. В суде, как и в ходе предварительного следствия, он продолжал утверждать, что является всего лишь «честным бизнесменом». На этом же настаивали и английские власти, а также буржуазная печать по обе стороны Атлантики, поднявшая шумиху в защиту «невинно пострадавшего» дельца.

Но, как ни изворачивался Винн, под давлением бесспорно установленных фактов ему пришлось пройти в суде путь от фактического отрицания своей вины до полного ее признания.

Скрупулезно исследовав собранные по делу доказательства, суд установил, что в апреле 1961 года Винн сообщил ответственному дипломату посольства Великобритании в Москве о высказанном Пеньковским во время беседы с ним в гостинице «Националь» желании сотрудничать с английской разведкой. Действуя по указанию этого дипломата, Винн на очередной встрече с Пеньковским предложил ему написать автобиографию и изложить свои возможности по части собирания секретной информации о Советском Союзе.

Письмо Пеньковского о согласии сотрудничать с английской разведкой и его автобиографию он по возвращении в Лондон передал английскому разведчику Аккройду.

20 апреля 1961 г. Винн встретил в лондонском аэропорту Пеньковского, прилетевшего в Англию в составе советской делегации, и получил от него пакеты с совершенно секретными сведениями, которые передал затем английскому разведчику Аккройду.

В Лондоне Винн организовал встречу Пеньковского с представителями английской и американской разведок.

27 мая 1961 г., вновь прибыв в Москву якобы по делам своей фирмы, Винн получил от Пеньковского фотопленки, на которые Пеньковский сфотографировал секретные научно-технические материалы, и письмо, исполненное тайнописью.

В тот же день Винн, действуя по заданию английской разведки, встретился со вторым секретарем посольства Великобритании в Москве Р. Чизхолмом и вручил ему материалы, полученные от Пеньковского. Р. Чизхолм передал Винну для Пеньковского инструктивное письмо английской разведки и фотопленки к фотоаппарату «Минске».

Во время вторичного пребывания Пеньковского в Англии, с 18 июля по 8 августа 1961 г., Винн получили передал по назначению доставленные Пеньковским секретные сведения научно-технического характера и пять раз доставлял Пеньковского на конспиративные квартиры для встреч с английскими и американскими разведчиками. Здесь Пеньковского познакомили с разведчицей Анной Чизхолм, женой второго секретаря посольства Великобритании в Москве Р. Чизхолма, с которой он впоследствии поддерживал шпионскую связь в Москве.

В августе 1961 года Винн в Москве получил от Пеньковского письмо и сфотографированные им секретные материалы, а ему передал новый фотоаппарат «Минске», фотопленки, инструкцию разведки и коробку из-под конфет, приспособленную для передачи шпионских донесений Анне Чизхолм.

20 сентября 1961 г. по заданию английской разведки Винн встретил в Париже Пеньковского, прибывшего туда в составе советской делегации; на своей автомашине несколько раз отвозил его на конспиративные квартиры для встреч с английскими и американскими разведчиками, водил Пеньковского в рестораны и ночные клубы Парижа и оплачивал все расходы, связанные с таким времяпрепровождением.

2 июля 1962 г. якобы по делам фирмы Винн вновь прибыл в Москву, получил от Пеньковского шпионское донесение и передал его Р. Чизхолму, а тот послал Пешконскому через Винна дополнительные инструкции, сигнальные открытки с условным текстом и 3 тыс. руб.

Суд установил также, что Винн готовил побег Пеньковского из Советского Союза.

В июне 1962 года Винн обратился в Государственный комитет по координации научно-исследовательских работ с письмом, в котором писал, что оборудует несколько фургонов для демонстрации фильмов, показа диапозитивов и чтения лекций на технические темы. «Я бы очень хотел, чтобы в описок городов, предназначенных для посещения, была включена и Москва...»

В своей книге Винн пишет, что «в одном из прицепов имелось потайное место, достаточно просторное, чтобы вместить лежащего человека, а я, если представится возможность, должен вывезти его (Пеньковского) на Запад. Лондон (то есть те, на кого я работал) очень хотел спасти Пеньковского».

2 ноября 1962 г., когда Винн со своими фургонами находился на территории Венгерской Народной Республики, органы госбезопасности этой страны, действуя по просьбе Генерального Прокурора СССР, в соответствии со ст. 54 Договора между СССР и Венгерской Народной Республикой «Об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам» арестовали Винна и на другой день выдали советским властям. Несколькими днями раньше был арестован Пеньковский.

Супруги Чизхолм были не единственными, чье имя называлось в ходе процесса. Суд установил также, что в проведении шпионажа Пеньковокому и Винну содействовали сотрудники посольства Великобритании в Москве: второй секретарь Г. Кауэлл и его супруга Н. Е. Кауэлл, помощник военно-морского атташе Дж. Л. Варлей, атташе Ф. Стюарт, служащий посольства А. Рауселл и работники посольства США в СССР: второй секретарь У. Джонс, атташе X. Монтгомери, помощник военно-воздушного атташе А. Дэвисон, атташе Р. Карлсон и секретарь-архивист Р. Джэкоб. Последний был задержан с поличным в момент изъятия содержимого тайника в подъезде дома №5/6 по Пушкинской улице.

Объединив свои усилия, американская и английская разведки рассчитывали на то, что деятельность их агентов, прикрывавшихся дипломатическими паспортами, останется нераскрытой. Однако их надежды не оправдались. Приговор Военной коллегии и ее частное определение, специально посвященное закулисной стороне деятельности этих «дипломатов», сорвали маску оскорбленной невинности, которую перед началом процесса усиленно напяливали на себя и МИД Англии, и государственный департамент США.

Опубликование в советской прессе сообщений об аресте Пеньковского и Винна и о причастности к шпионажу ряда дипломатов Англии и США вызвало серию официальных и неофициальных заявлений, в которых начисто отрицались выдвинутые обвинения. Особенно раздувался тезис о якобы развязанной в Москве кампании антиамериканской и антианглийской шпиономании.

С началом процесса, когда суду были представлены неопровержимые доказательства упомянутой «деятельности» иностранных дипломатов, «опровергателям» пришлось умолкнуть. Все солидные органы буржуазной печати, а также телеграфные агентства, корреспонденты которых присутствовали на судебном процессе, были вынуждены признать неопровержимость улик, предъявленных государственным обвинением Пеньковскому и Винну.

...Выслушаны объяснения подсудимых и показания свидетелей, исследованы материалы проведенного в ходе следствия следственного эксперимента, заслушаны заключения экспертов, осмотрены многочисленные вещественные доказательства, изъятые при аресте Пеньковского и Винна: миниатюрные фотоаппараты «Минске», шифроблокноты, дневники, инструкции шпионских центров, многочисленные письменные документы.

Государственный обвинитель, учитывая степень участия Винна в совершенных преступлениях, не счел возможным просить о назначении ему максимального наказания, предусмотренного за шпионаж, – смертной казни.

«Что же касается подсудимого Пеньковского, то где найти меру тяжести и подлости совершенных им деяний?.. Есть такие преступления, которые уже нельзя ничем искупить. Я не вижу в этом вопросе никакой альтернативы, никакого выбора. Предателю и шпиону, продавшему свое Отечество, нет места на земле, и я требую приговорить Пеньковского к смертной казни».

Заслушав речи адвокатов и последние слова подсудимых, суд удалился в совещательную комнату и 11 мая 1963 г. огласил приговор: Пеньковский был признан виновным в измене Родине и приговорен к смертной казни – расстрелу, а Винн – в шпионаже и приговорен к восьми годам лишения свободы с отбыванием первых трех лет в тюрьме, а последующих – в НТК строго режима.

Со времени проведения процесса прошло более десяти лет. За это время многое в мире изменилось. Окончательно обанкротилась пресловутая политика «балансирования на грани войны» и «устрашения с позиции силы».

В результате активной внешней политики Советского Союза и других стран социалистического содружества, настойчивой борьбы всех людей доброй воли в международных делах все больше утверждается ленинский принцип мирного сосуществования, укрепляется тенденция взаимовыгодного сотрудничества стран с различным социальным строем.

Но, отмечая известное ослабление напряженности в мире, нельзя в то же время забывать, что агрессивная сущность империализма не изменилась. Не приходится сомневаться, что империалистические разведки будут и впредь пытаться вести свою подрывную работу в Советском Союзе, засылать своих агентов и использовать всякие иные способы добывания разведывательной информации.

В этих условиях надежнейшей гарантией успешного строительства коммунизма в нашей стране, гарантией мира может явиться высокая бдительность советских людей. Быть всегда начеку, неустанно повышать революционную бдительность – вот о чем напоминает нам и сегодня процесс над Пеньковским и Винном.

НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ – 

НАРУШИТЕЛИ ЗАКОНОВ ОБ ОХРАНЕ ТРУДА

Г. В. КАЗНИН, член Верховного Суда СССР, 

Н. Н. ОСОКИН, старший консультант Верховного Суда СССР

В августе 1972 года Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР рассмотрела в открытом судебном заседании в г. Минске уголовное дело по обвинению лиц, виновных в производственной аварии с человеческими жертвами в цехе футляров Минского радиозавода, происшедшей 10 марта 1972 г.

К уголовной ответственности по этому делу были привлечены работники радиозавода: директор Захаренко Л. Г., главный инженер Куцер М. Я., главный энергетик Замюйский С. Н., начальник цеха Хомив Н. И. и энергетик Доштер А. П. Вместе с руководителями завода перед судом предстали ответственные должностные лица Ленинградского государственного проектного института Министерства радиопромышленности СССР: директор Никитин В. В., главный инженер Нефедов П. К. и его заместитель Еськов Б. И., а также инженеры Деменков Н. Е., Загребин О. А. и Гершанович И. В.

Заслушав показания подсудимых и свидетелей, заключение экспертов – работников ряда научно-исследовательских институтов, Судебная коллегия Верховного Суда СССР установила, что причиной аварии явился взрыв мелкодисперсной пыли полиэфирного лака, образующейся при шлифовании и полировании деревянных футляров для радиоприемников и телевизоров. Авария произошла спустя четыре месяца после фактической приемки цеха в эксплуатацию и начала выпуска продукции. Запыленность воздуха в помещении превышала в несколько раз допустимую санитарными нормами концентрацию. Зная о создавшемся в цехе ненормальном положении, Захаренко, Куцер, Хомив и Доштер не приняли надлежащих мер для создания здоровых и безопасных условий труда, как это предусмотрено, в частности, ст. 57 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о труде.

В судебном заседании выяснилось, например, что незадолго до аварии была проведена проверка на эффективность вентиляционных систем в цехе футляров. Проверка подтвердила наличие грубых нарушений при монтаже и эксплуатации вентиляционных установок: способы очистки рукавных фильтров не соответствовали требованиям эксплуатационного паспорта, 17 из 42 вентиляторов на фильтрах не работали или в результате неправильного подсоединения к электросети вращались в обратную сторону, фильтры очищались от пыли нерегулярно. Были также выявлены грубые нарушения правил технической эксплуатации, что нередко приводило к загоранию скопившейся пыли.

По результатам проверки был издан приказ о проведении мероприятий, направленных на устранение выявленных нарушений. Однако основные меры, которые могли бы оказать влияние на улучшение санитарного состояния в цехе, фактически остались невыполненными.

Суд также установил, что при проектировании цеха футляров были допущены существенные нарушения норм и правил проектирования: помещение шлифовально-полировального участка, в котором при производстве работ выделяется взрывоопасная пыль полиэфирных лаков, неправильно отнесено к категории и классу пожароопасного производства, а не взрывоопасного, как это следовало по нормам и правилам проектирования. Неправильное определение категории в свою очередь повлекло за собой выполнение проекта вентиляции и электроустановок на этом участке не во взрывобезопасном исполнении. В вентиляционных системах вместо предусмотренных в проектном задании пылеуловителей типа циклон применены рукавные фильтры, предназначенные для текстильного производства и непригодные для очистки воздуха от пыли полиэфирных лаков.

Указанные нарушения явились следствием того, что главный инженер проекта подсудимый Деменков недобросовестно отнесся к своим обязанностям, а директор института Никитин и главный инженер Нефедов практически устранились от руководства разработкой данного проекта.

Не организовали должного технического руководства и контроля за правильностью технических решений при проектировании вытяжной вентиляции на шлифовально-полировальном участке цеха футляров также начальник отдела отопления и вентиляции института подсудимый Загребин и главный специалист отдела Гершанович. Они, в частности, дали согласие на замену циклонов фильтрами без проверни эффективности и безопасности их работы в условиях данного производства. При этом о замене Загребин и Гершанович не поставили в известность руководителей института и министерство, утвердившее проектное задание. Заместитель главного инженера института Еськов не обеспечил должного технического руководства и контроля за работой подчиненного ему отдела отопления и вентиляции, в результате чего допущенные отделом нарушения норм и правил проектирования не были устранены.

Судебно-техническая экспертиза, отвечая на вопрос суда, указала в заключении, что выбор пылеочистного устройства для шлифовально-полировального участка цеха футляров и, в частности, фильтра ФТ-2 произведен Ленинградским государственным проектным институтом без полного учета физико-химических свойств пыли, образующейся в процессе производства. Таким образом, авария находится в прямой связи с допущенными нарушениями норм и правил проектирования.

Ошибки проекта вентиляции были усугублены руководством Минского радиозавода при строительстве цеха. По указанию Захаренко и Куцера в помещении, предназначенном для цеха футляров, размещен еще цех пластмасс, с возведением при этом стены, что повлекло за собой изменения проекта в части компановки вентиляционных систем, схемы размещения технологического оборудования и усугубило последствия аварии.

Самоуправное изменение проекта не встретило возражений со стороны института. Зная об этих изменениях, Никитин, Нефедов и Деменков, а затем Загребин, сменивший Нефедова на посту главного инженера института, и Гершанович, назначенный начальником отдела отопления и вентиляции, не потребовали от Захаренко и Куцера прекратить незаконные действия. Впоследствии авторский надзор был вообще прекращен, хотя строительство цеха еще не было окончено.

Строительно-монтажные работы в цехе фактически продолжались до ноября 1971 года. Ответственность за монтаж вентиляционных систем и электрооборудования была возложена на главного энергетика завода Замойского, руководство работами – на энергетика цеха Доштера. Монтажные работы осуществлены по чертежам завода, при этом изменения в технологическую, сантехническую и энергетическую части проекта были внесены без согласования с проектным институтом.

В мае 1971 года при опробовании смонтированной технологической линейки выявилась непригодность вентиляционной системы и фильтров, о чем Захаренко поставил в известность Никитина, Загребина и Гершановича. Созданная в связи с этим комиссия с участием Куцера, Замойского, Доштера и Деменкова вместо глубокого исследования . возможностей использования спроектированной вентиляционной системы в условиях данного производства ограничилась составлением перечня мероприятий, включающего частичную реконструкцию фильтров и наладку систем. Эти мероприятия, как установлено судебным следствием, не устранили недостатков фильтров, что делало невозможным наладку вентиляционных систем до их расчетной производительности.

Захаренко, Купер, Замойский, Хомив и Доштер, зная о выявленных недостатках фильтров и о том, что вентиляционные системы не обеспечивают очистку воздушной среды в цехе, допустили эксплуатацию этих систем в промышленных условиях.

На вопрос суда, почему руководство завода пошло на это нарушение, не сообщило институту о том, что и после выполнения его рекомендаций не достигалась проектная производительность вентиляционной системы, Захаренко пояснил, что переписка с институтом могла задержать выпуск продукции. Завод своими силами предполагал исправить недостатки проекта, в частности заменить фильтры на циклоны.

Выпуск продукции – только это волновало руководителей завода. Никто из них не думал, что дело может кончиться аварией, никто не вдумывался в смысл совенского закона о соблюдении техники безопасности на производстве, согласно которому сама постановка рабочего в опасные условия работы считается оконченным преступлением.