Текст книги "Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»"
Автор книги: Автор неизвестен Древневосточная литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
О «сюсэки»
Неподалёку от Мурасакино обитал один отшельник, которому уж перевалило за сорок, а грамоте он так и не выучился. Временами он обращался к Иккю с разными просьбами.
Как-то раз пришёл он к Иккю, встал перед ним и сказал:
– Из всех искусств человека нет такого, которое бы сравнилось с умением хорошо писать. Страдаю я оттого, что не ведаю о «тростниках в бухте Нанива»[278]278
То есть не различает прекрасного и безобразного. Слово аси, «тростник», созвучно слову «плохой», ёсиаси, «хороший тростник», также может быть воспринято как «хорошее и дурное». Бухта Нанива упомянута, вероятно, оттого, что стихотворение об этой бухте использовалось на первых этапах обучения письму.
[Закрыть]. Слышал я, что «если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть»[279]279
Цитата из книги «Беседы и суждения», гл. 4 «Ли жэнь».
[Закрыть]. Дни мои близятся к закату, спешу я отыскать Путь, так не напишете ли что-нибудь для меня, чтобы я этому выучился?
Иккю отвечал:
– Простое дело! – написал что-то азбукой и иероглифами и вручил ему.
Отшельник почтительно принял написанное, удалился в свою келью и принялся неустанно учиться.
Через день-другой наутро направился он в храм к Иккю и повстречался с его учениками.
– Господин монах, мы слышали, что вы изволите учиться письму! Какая чудесная настойчивость! А есть ли «сюсэки»?[280]280
Буквально «следы рук», что-нибудь, собственноручно написанное. Монах неграмотен, и потому решил, что речь идёт о еде.
[Закрыть]
Отшельник отвечал:
– Только что съел!
– Да нет, я сказал «есть ли сюсэки»!
– Спасибо, я, пожалуй, откажусь! – сказал тот монах.
10Об игре в «передачу огня»
Недалеко от того места, где жил Иккю, жили люди, проводившие церемонию «ожидания солнца»[281]281
Согласно древнему китайскому поверью, в 57-ю ночь шестидесятеричного цикла, когда соединяются циклические знаки Обезьяны и «старшего брата металла», три червя, живущие в теле человека, во время сна выползают из него и докладывают о грехах человека Небесному владыке, который соответственно тяжести грехов укорачивает жизнь. Чтобы избежать этого, в такую ночь до утра предавались увеселениям, чтобы не уснуть. В «Записках у изголовья» Сэй-Сёнагон также упоминаются «увеселения для ночи Обезьяны», проводимые при дворе.
[Закрыть]. Как смеркалось, развлекались они играми в го, сугороку, сёги, а потом пели песни имаё и маи, шумно танцевали.
Кто-то из них предложил:
– Вот что, а давайте-ка сыграем в «передачу огня»![282]282
Игра, при которой зажжённую палочку благовоний или лучину передают друг другу, говоря слово, которое начинается со слога хи – «огонь».
[Закрыть]
– Давайте! – согласились все, и тот, кто был с краю, начал:
– Хи-дзиримэн![283]283
Хи-дзиримэн, хи-дзая, хи-дансу – названия видов тканей с указанием цвета – хи, «алый». Хабутай – ткань, которую делали только белого и чёрного цвета, поэтому слово хи-хабутай для игравших звучало бессмыслицей.
[Закрыть]
Другие продолжили:
– Хи-дзая!
– Хи-дансу!
Так они играли, а один из них, который умом не блистал, сказал:
– Хи-хабутай!
Иккю тоже был среди игравших, и он сказал:
– Слово «хи-хабутай» я не знаю!
Тогда тот недотёпа обиделся:
– Как же это, «хи-дзиримэн», «хи-дзая», «хи-дансу» вы говорить можете, а мне нельзя сказать «хи-хабутай»?
На том это и замяли.
Тот глупец, которого Иккю осадил, разозлился, всё думал, как бы ему поддеть того в ответ. Когда дошла очередь до Иккю, он сказал:
– Хикокуро![284]284
Хикокуро – мужское имя. В игре, похоже, не существовало ограничений на имена собственные.
[Закрыть]
Тогда недотёпа встрял:
– Да разве бывает «хикокуро»?
Иккю на это ответил:
– Как же не бывать, бывает, вон в моём храме привратника зовут Хикокуро!
Непонятно, что там творилось в голове у этого человека, но в свою очередь он сказал:
– Куросукэ!
Ему говорили:
– Что это такое, мы же в «передачу огня» играем, откуда тут взялся Куросукэ?
– Если в его храме бывает Хикокуро, то в моём привратником служит Куросукэ! – отвечал он.
11О том, как Иккю не мог утолить свои горести
О происхождении Иккю уже сказано в предыдущих сборниках, так что здесь мы об этом писать не будем[285]285
В «Рассказах об Иккю» сообщается, что Иккю был сыном императора Го-Комацу.
[Закрыть].
Как-то господин Коноэ зашёл проведать Иккю и увидел в нише токонома каллиграфический свиток с именами Трёх божеств и прорицаниями[286]286
Три божества – Аматэрасу, Хатиман и Касуга, свитки с прорицаниями из их храмов распространились в Японии начиная с периода Муромати.
[Закрыть]. Хорошенько присмотревшись, он увидел, что в «прорицаниях», оказывается, написано: «Вовек не утолишь горести свои, снедающие тебя дни и месяцы».
Удивился господин Коноэ, вернулся во дворец и донёс это до высочайшего слуха. «Может быть, ему чего-то не хватает?» – было сказано ему, и Иккю послали множество разных вещей.
После того снова зашёл господин Коноэ к Иккю, и видит – рядом с «не утолишь горести свои, снедающие тебя дни и месяцы» приписано: «Немного утолил». «Неужто не хватило?» – подумал он, и послали ещё всякого золота и серебра. И опять зашёл господин Коноэ к Иккю, смотрит, а рядом с «немного утолил» приписано: «И снова утолил».
Конец второго свитка
Свиток третий
1О толковании иероглифов
Когда Иккю заболел и ел жидкую кашу «каю», чтобы поддержать здоровье, к нему пришёл человек по имени Хасэгава Ёкити, который гордился своей учёностью, разделил с ним еду и говорил:
– Есть, наверное, какой-то смысл в том, что в иероглифе «каю», «каша», справа и слева пишут знак «лук», а между ними – «рис». Совершенно непонятно. Ведь эта каша готовится так: кладут рис в воду и разваривают, пока не станет совсем мягким. Написали бы «вода» и «рис» или же к знаку «еда» добавили бы знак «кипяток», а по какой же такой причине написали так, как есть?
Так он спрашивал Иккю, а тот отвечал:
– У этого иероглифа есть свой смысл. В старину в Великой Тан были святые владыки Шэнь-нун[287]287
Китайский культурный герой, покровитель земледелия и медицины, которому приписывают создание сельскохозяйственного календаря и древнего фармакологического справочника. «В Великой Тан» в данном случае является не указанием на период, а общим названием Китая, достигшего расцвета в Танскую эпоху.
[Закрыть] и Фу Си[288]288
Также культурный герой, покровитель восточного направления, научивший людей готовить пищу на огне и ловить рыбу.
[Закрыть]. Тогда ещё иероглифы не установились, были иероглифы «рис» и «еда», а вот знака «каша» не было. Тогда Фу Си и Шэнь-нун собрали множество мудрецов и сказали им:
– Когда кладут рис в воду и разваривают, пока не станет совсем мягким, это хорошо для желудка и легко переваривается. Однако же иероглифа для этого у нас нет. Давайте сделаем! Подумайте над этим.
Думали они и так и эдак, да ничего в голову не приходило. Надоело им думать, тогда они сварили каши и раздали всем. Всё равно ничего им не придумалось, когда Шэнь-нун положил палочки на чашку с кашей, и выглядело это вот так . И вот поэтому-то и стали писать иероглиф «каша» как два ненатянутых лука, между которыми рис.
Ёкити всплеснул руками:
– Вот это да, прекрасно придумано! Надо же, в таком написании и особой причины никакой не было, наверное, а вы, о чём ни скажи, всё разъясните! – расхохотался он и сказал: – Раз уж так, непонятно мне ещё вот что. Вы меня рассмешили только что, – а ведь иероглиф «смеяться», насколько я знаю, пишется как «бамбук» вверху, а под ним «собака». Если уж придумывать знак «смеяться», то сделали бы как «рот» и «широкий» или «глаза» и «сужаться». Так по какой же причине сверху «бамбук», а внизу «собака»?
Иккю выслушал его и ответил:
– А это было тогда же, когда придумывали иероглиф «каша». Хотели придумать иероглиф «смеяться», и туда, где собрались те мудрецы, прибежала маленькая собачка с бамбуковой корзинкой на голове, всячески прыгала и развлекала их, и все они смеялись. Именно поэтому этот иероглиф пишется таким образом!
Может, это просто придуманная история, а может, такое и было. Очень хорошо он ответил.
2О том, как в храме в Такиги золото оборотилось духом
Когда Иккю был совсем молод, пошёл он паломничать в землю Ямасиро[289]289
Одна из земель, примыкающих к столице, сейчас находится в южной части округа Киото.
[Закрыть].
В местности, называемой Такиги, был один старый храм. Назывался он Сюонъан[290]290
Храм находится в г. Кётанабэ, в южной части округа Киото. Он был восстановлен Иккю в 1456 г.
[Закрыть]. В храме том давным-давно никто не жил, и он сам собой стал пристанищем нежити, старый мох покрыл стены, заросли скрыли его до крыши, и выглядел он совершенно заброшенным. Местные жители как-то собрались и решили:
– Стал он таким потому, что в нём никто не живёт. Надо пригласить туда подходящего монаха, чтобы там поселился! – и звали туда одного за другим человек шесть или семь монахов, но все они исчезали – кто пропал среди ночи, кто ушёл неведомо куда, никто уже больше туда не ходил, и остался храм заброшенным.
Иккю услышал об этом и сказал:
– Поручите этот храм мне! Наверняка там поселился какой-то дух.
Он тут же направился в тот храм, а жители, услышав это, рассказали ему всё о нём и всячески отговаривали туда ходить. Он же всё твердил:
– Поручите это мне! – и пошёл в одиночку в этот покосившийся старый храм с растрескавшимися стенами, зажёг только маленький светильник и стал ждать, когда придёт ночь.
Вот наступил уже час Мыши[291]291
Полночь.
[Закрыть], как ему показалось, и тут храм затрясся, страшно засверкали молнии, и вдруг из глубины храма вышла к нему юная девушка лет шестнадцати, с прекрасным лицом и приятная на вид, и приблизилась к Иккю.
Иккю, нисколько не испугавшись, сказал:
– Я знаю, кто вы такая, госпожа. Уходите отсюда! – и только он это сказал, она исчезла без следа.
Через некоторое время появился отрок таких же примерно лет, принёс чайник и глиняную чашку и подошёл к Иккю:
– Согрейтесь! Давайте налью вам сакэ!
Иккю же, нимало не робея, сказал:
– Это снова ты? – и отрок тоже исчез.
Пока всё это длилось, вот уже и час Быка[292]292
Время между 1 и 3 часами утра.
[Закрыть], наверное, наступил, в храме всё зашаталось, зашумело, засверкала молния пуще прежнего, и со вспышкой молнии выскочил монах в один дзё[293]293
Ок. 3 метров.
[Закрыть] ростом, с лицом таким, как будто болен желтухой, и с налитыми кровью глазами, которыми он воззрился куда-то под алтарь.
Иккю, увидев его, сказал:
– Надо же, что за глупость – вот и в третий раз ты явился. Убирайся к себе под землю! – и от этих слов тот тут же исчез.
Вот уж начало светать, и местные жители гурьбой пришли к тому храму.
– А ведь об этом Иккю говорили, будто он воплощённый Будда, как жаль, если духи убили его! – говорили они и возглашали имя будды Амиды, подошли на один тё[294]294
1 тё: – 109 метров.
[Закрыть] к храму и стали звать на все лады:
– Иккю, где вы? Господин монах, вы там?
Когда Иккю вышел из ворот, они завопили от радости и некоторое время не смолкали. И вот вместе с Иккю зашли они в тот храм.
Иккю сказал:
– Для начала нужно этот храм сломать, а потом выкопать под алтарём яму в три сяку глубиной и один кэн[295]295
3 сяку – ок. 1 метра, 1 кэн – ок. 180 см.
[Закрыть] в каждую из четырёх сторон.
Тамошние жители услышали это и говорили:
– Хоть вы так и говорите, но ведь уже с очень давних пор стоит этот храм здесь. К чему же ломать-то? – Жалко было им разрушать храм.
Иккю сказал им:
– Если так жалеете этот храм, то мы воздвигнем на этом месте другую буддийскую обитель, ещё лучше прежней!
– Ну, если так, мы сделаем, как скажете! – отвечали жители, разломали храм, стали копать под алтарём, а там оказались три горшка, полные золота.
Найденное золото поделили так: один горшок преподнесли местному начальнику, господину Коноэ, один поделили между жителями, а на один построили чудесный красивый храм.
С тех пор он носит название Сюонъан и подчиняется храму Дайтокудзи. В храме том Иккю провёл долгое время, а потому в нём хранится множество творений кисти Иккю, прочих сокровищ и изваяний будд.
В храме всё зашаталось, зашумело, засверкала молния пуще прежнего, выскочил монах в один дзё ростом, с жёлтым лицом, и воззрился куда-то под алтарь.
3О том, как небо было шляпой для Иккю
Когда Иккю направлялся в Канто, по той же дороге ехал какой-то владетельный феодал-даймё, и то он оказывался впереди, то Иккю его обгонял. А был как раз конец «безводной» луны[296]296
Так называли шестую луну, приходившуюся на июль-август, самое жаркое время года.
[Закрыть], стояла страшная жара, а на Иккю не было даже шляпы.
Тот даймё был человеком добрым, и послал к монаху слугу с такими словами: «В такую жаркую погоду господин монах почему-то без шляпы. К счастью, у меня нашлась лишняя. Немного старая, но примите её, ходите в ней, пожалуйста!» – и передал со слугой небольшую шляпу, сплетённую из осоки.
Иккю, соблюдая приличия, отвечал: «Премного благодарен вам за вашу сердечную заботу. Однако же мне, монаху, небо служит шляпой, и не бывает мне ни жарко, ни мокро».
Слуга вернулся и передал хозяину эти слова, и даймё удивился:
– Что ж, не простой он, видимо, человек. Старайтесь, чтоб не летела на него пыль из-под конских копыт, и двигайтесь так, чтобы монах был в тени! – И двинулись они дальше.
Вот пришла пора остановиться на ночь. Иккю и даймё остановились в одном и том же месте. Даймё послал к Иккю слугу передать: «Я – тот, кто недавно присылал вам шляпу. В дороге было чрезвычайно жарко, вы, наверное, изволили утомиться, так пожалуйте ко мне, преподнесу вам сакэ!» Иккю согласился: «Воспользуюсь вашим великодушным приглашением!» – и слуга проводил его к хозяину.
Вошёл он в покои, и даймё сказал:
– С давних времён в нашей стране повелось, что при встрече с человеком снимают шляпу. Что же вы свою не сняли?
Только он это сказал, Иккю тут же ответил:
– Я бы снял, да повесить некуда!
– Стало быть, вы – Иккю! – догадался даймё и предложил множество угощений. А потом они вели учёные беседы, но о чём говорили, я не слышал, а жаль.
Даймё послал к Иккю слугу передать: «Я недавно присылал вам шляпу. В дороге было чрезвычайно жарко, вы, наверное, изволили утомиться, так пожалуйте ко мне, преподнесу вам сакэ!»
4О том, как Иккю принимал ученика и что он сказал при этом
Был у Иккю один глупый прихожанин. Он часто захаживал к Иккю и слушал, что он рассказывает. Как-то раз он услышал такое поучение: «Если один из детей станет монахом, то девять поколений его семьи возродятся на небесах!» Он глубоко поверил в это и привёл к Иккю своего единственного сына:
– Возьмите его в ученики!
– Это несложно сделать! – отвечал Иккю, обрил мальчику голову, погладил его по голове и сказал: – Станешь золотом, как «золотые шары»[297]297
См. сноску № 151.
[Закрыть] у быка!
Отец мальчика разозлился:
– Это что-то неслыханное! Пусть он не станет буддой, но можно ведь сказать: «Стань бодхисаттвой!» – а что толку от этих «золотых шаров» у быка? – и злобно воззрился на Иккю.
Тогда Иккю рассмеялся:
– Дело в том, что монаху в век Конца закона[298]298
С XI века в Японии распространяется идея о наступлении эры конца Закона – маппо:. Считалось, что буддийская вера со временем угасает, и через 1500 лет после смерти Шакьямуни даже практикующим монахам крайне сложно достичь просветления.
[Закрыть] практиковать трудно, а упасть в адскую пучину легко. Зато мошонка у быка висит, и кажется, что вот-вот упадёт, но никогда такого не было, чтобы она упала. Потому я так и сказал.
Неизвестно, как это понял тот прихожанин, только сказал:
– Интересно вы рассказываете…
5О том, как у проспекта Имадэгава Иккю дал бедняку одежду-косодэ
В конце последней луны года Иккю направился в святилище Ёсида. На обратном пути он увидел голого бедняка, который растянулся у реки возле проспекта Имадэгава.
«Как его жаль!» – сказал Иккю, снял одно косодэ и отдал ему, а тот не выказал ни малейшей радости, вдел руки в рукава и надел подаренную одежду.
Иккю сказал:
– Удивительный ты бедняк! Обычно нищие падают ниц, вымаливая хоть одну-единственную монетку, а по тебе не видно, чтобы ты восторгался или просто обрадовался.
Бедняк отвечал:
– А тебе самому не радостно, что ты дал бедняку одежду?
Тогда Иккю сказал:
– Эк я ошибся! Преподал ты мне хороший урок! Как ни посмотри, а нищий этот – не простой человек. Радостно, что наставил в заблуждении глупого монаха! – сложил перед собой руки и прикрыл глаза, а когда он их открыл, бедняка нигде не было, только косодэ осталось лежать на том месте. Удивительное происшествие!
Иккю увидел голого бедняка, который растянулся у реки возле проспекта Имадэгава. «Как его жаль!» – сказал Иккю, снял одно косодэ и отдал ему.
6О том, как Иккю в детстве давал посмертное наставление-индо
Однажды, когда Иккю было всего лет десять, Касо ушёл куда-то в деревню, а пока его не было, скончался один из прихожан. Тут же принесли его и попросили прочитать посмертное наставление-индо. Узнав, что монаха сейчас нет, сказали:
– Ну, вы ведь его ученик, так прочитайте, просим вас! – и внесли покойника в храм. Именно тогда там не оказалось никого старше Иккю, и он сказал:
– Понятно, хорошо! – сделал все приготовления и, обратившись к гробу, где находился покойник, молча показал на него пальцем, потом показал пальцем на себя, а после этого развёл руки в стороны и произнёс:
– Кацу!
Во время всего этого вернулся Касо и украдкой подсмотрел за тем, что происходило, а потом спросил у него:
– И что же значило твоё наставление?
Иккю отвечал:
– Это было вот что – когда я показал на него пальцем, это значило «из-за тебя». Когда показал пальцем на себя – «я». Когда развёл руки в стороны, это значило «не оберусь великого стыда», вот что это было!
7О том, как в порту Сакаи слагали стихи
Когда Иккю был в бухте Сакаи, там была гостиница для путников. В ней обитала дева веселья, которую звали Ад. Узнав Иккю, она написала ему:
Если ты монах —
То повыше, глубоко в горах,
Лучше тебе жить
Здесь же «Сакаи» —
Пределы бренного мира.
Яма исэба
Мияма но оку ни
Сумиёкаси
Коко ва укиё но
Сакаи тикаки ни
Иккю на это отвечал:
Для меня, Иккю,
Я сам не так уж значим,
Хоть на рынке жить,
Хоть в хижине горной —
Не всё ли равно?
Иккю га
Ми о ба ми ходо ни
Омованэба
Ити мо ямага мо
Онадзи сумика ё
Преподобный подумал, что это не обычная женщина ему пишет, расспросил тамошних людей, а ему сказали: «Её тут все знают, это дева веселья по прозвищу Ад», и тогда Иккю тут же сложил:
Что же это за «Ад»?
Сколько б ни слышал раньше,
Ужаснёшься, увидев
Кикоси ёри
Митэ осоросики
Дзигоку кана
А она тут же ответила:
Все, кто пришёл умереть,
Непременно в него упадут.
Си ни куру хито но
Отидзару ва наси
Когда Иккю был в бухте Сакаи, там была гостиница для путников. В ней обитала дева веселья, которую звали «Ад». Узнав Иккю, она послала ему стихи.
8О том, как в земле Каи велась смешная дзэнская беседа
Когда Иккю пришёл в землю Каи, кто-то из местных жителей, будучи наслышан, как легко Иккю ведёт беседы, подумал: «Надо бы самому услышать, насколько он находчив!» – подозвал мальчика-служку, случившегося поблизости, и наказал ему:
– Когда Иккю будет проходить здесь, скажи ему: «Что вы будете делать с тем настоящим, что есть?»[299]299
Здесь употреблено слово иммо, использовавшееся в разговорном языке периода Сун, со значением «так, такое, то, что есть». Встречается в дзэнских текстах. В сочинении Догэна «Сё:бо: гэндзо:» [Догэн 2007] так называется глава 28, которая начинается словами:
Великий учитель Хунцзюэ с горы Юньцзюйшань (Юньцзюй Даоин – примеч. перев.) был воспреемником Дуньшана. Он был воспреемником учения Шакьямуни в 39 колене, и принял школу Дуншань. Однажды он сказал собранию: «Если хотите обрести то, что есть, вам нужно стать тем, кто вы есть. Если вы те, кто вы есть, к чему беспокоиться об обретении того, что есть?»
[Закрыть] Если он что-нибудь ответит, скажи «Кацу!» и убегай!
Мальчик таких слов не знал и ему было трудно запомнить так сразу, поэтому тот человек объяснил:
– «Настоящее» пишется иероглифом «нама», сырое, а «то, что есть», «иммо», похоже на «имо», картофель, так и запоминай.
Стал он с нетерпением ждать, когда же пройдёт Иккю, и вот появился наконец преподобный, тут мальчишка выскочил и спросил:
– Что вы делаете с сырой картошкой? – а преподобный ответил:
– Можно сварить, запечь тоже неплохо…
Когда он так сказал, мальчик крикнул, как его научили:
– Кацу![300]300
Как мы уже отмечали, кацу – слово, используемое в дзэнских беседах, окрик, имеющий целью заставить собеседника осознать происходящее «здесь и сейчас». Звучание его может напоминать кашель или тошноту, что и обыгрывает Иккю.
[Закрыть]
Преподобный тогда спросил:
– Что, сырого обожрался?
Всем, кто это видел, было очень смешно, и они поняли, как Иккю находчив.
9О том, как Иккю отвечал на вопрос о красном рисе
Преподобный Иккю как-то пошёл к одному своему приятелю из мирян, а тому как раз принесли «сэкихан» – красный рис[301]301
Рисовая каша, приправленная красным отваром бобов-адзуки, название состоит из двух иероглифов, сэки – «красный» и хан – «рисовая каша». Иероглиф «застава» также имеет чтение сэки, о чём и говорит дальше хозяин.
[Закрыть], которым он угостил Иккю. Хозяин того дома любил показать свою учёность, и сказал преподобному, ожидая немедленного ответа:
– Вот что, преподобный! Этот «сэкихан» не зря называется «рис-застава», он так просто в живот не пролезет, застрянет в груди. Не стоит безрассудно его поглощать.
Тогда Иккю, ничего не сказав, пододвинул к себе рис, руками слепил из него лепёшку и тут же съел. Хозяин бранил его на все лады:
– Что это вы, ничего не ответили, а съели! Отвечайте!
Тогда преподобный отвечал:
– Так смотрите же! Как раз потому, что услышал о «заставе», я отпечатал на нём свою руку, а с отпечатком руки[302]302
Отпечаток ладони использовался на документах для удостоверения личности, и в эпоху Эдо проездные документы, дающие право проходить через заставы, назывались тэгата – «отпечаток руки».
[Закрыть] сколько угодно можно этого риса съесть! – И тогда хозяину пришлось признать поражение и удалиться к себе.
Иккю пододвинул к себе рис, руками слепил из него лепёшку и тут же съел.
10О Земле высшей радости
Среди последователей Будды в миру, часто посещавших Иккю, был один, который всей душой искренне уповал на перерождение в Чистой земле будды Амиды. Поэтому он во всякий день со всех ног спешил к знаменитым монахам Восьми и Девяти школ[303]303
Шесть школ эпохи Нара – Хоссо:, Куся, Санрон, Дзё:дзицу, Кэгон, Риссю: и две школы эпохи Хэйан – Тэндай и Сингон объединяли общим названием Восемь школ. Вместе с направлением Дзэн их называли Девять школ.
[Закрыть], расспрашивая о возрождении в Чистой земле высшей радости.
Как-то раз он пришёл к Иккю и спросил:
– Неглубока моя вера, рождён я во тьме и заблуждениях, но стремлюсь осознать природу будды, хоть это непросто, занимаюсь всяческими практиками, поскольку искренне хочу в будущей жизни возродиться в Земле высшей радости. Поэтому я хожу к просвещённым монахам, и вот другие учителя говорят: «Край высшей радости далеко, до него сто восемь тысяч ри», а вы, преподобный, говорите: «Ад и Земля высшей радости – перед вами». Ладно бы речь шла о разнице в сотню или две сотни ри, но такое огромное различие сбивает меня с толку. Пожалуйста, сжальтесь, разъясните мне истину! – молил он, проливая слёзы.
Иккю выслушал его и отвечал:
– Вот как обстоят дела – людям, глубоко увязшим в заблуждениях, говорят, что Земля высшей радости находится в сотне десятков тысяч сотен миллионов земель отсюда, но для тех, кто обрёл просветление, она прямо перед ними. В сутре сказано: «Скрыта она недалеко»[304]304
Цитата из сутры Каммурё:дзю:кё: (санскр. Амитаюрдхана-сутра).
[Закрыть] – это как раз об этом.
Так он объяснил, а мирской последователь Будды снова спросил:
– Вы так хорошо всё объяснили, но всё же, как ни вглядываюсь, не могу увидеть изукрашенную семью драгоценностями Землю высшей радости[305]305
Одно из метафорических названий Чистой земли. Семь драгоценностей, описанные в сутре Мурё:дзю:кё: (санскр. Сукхавативьюха-сутра), это золото, серебро, лазурит, горный хрусталь, перламутр, коралл и агат.
[Закрыть]. Велико сострадание ваше, и хотелось бы услышать от вас ещё одно ясное толкование.
Преподобный выслушал его и сказал:
– Хорошо! Дело вот в чём: «Земля высшей радости – перед вами» – это не значит, что она имеет вид именно страны, изукрашенной семью драгоценностями. Что она такое, нельзя выразить в словах так, чтобы людям было понятно. Если люди не стараются постичь себя и достигнуть просветления, отбросив слова, то и не поймут. Постоянно упражняйся в сидячей медитации, тогда и увидишь.
– Благодарю вас! – сказал тот, вернулся домой, уничтожил постель[306]306
Вероятно, для того, чтобы сон не отвлекал от медитаций.
[Закрыть], думал день и ночь, а на рассвете в спешке прибежал к преподобному и сказал, задыхаясь:
– Я нашёл Землю высшей радости, которая перед глазами! Как мне жаль всё то множество бесчисленных существ, которые заблуждаются и не знают о ней! Я достиг просветления! – говорил он, смеясь и пританцовывая от радости.
Иккю, услышав это, спросил:
– Да неужто? Ну, если раскрыл ты глаза своей души, то сомнений у тебя быть не может. И всё же, что тебе открылось?
– Вот что – эта Земля высшей радости достижима для всех, вне зависимости ни от чего, для бедных и богатых, старых и молодых, мужчин и женщин, днём и ночью!
Иккю кивнул:
– Хорошо, хорошо, вот это правильное понимание! И что же лучше всего в этой Земле высшей радости? – спросил он.
– Вот в чём суть – неважно, обладает ли еда изысканным вкусом, или это простая пища, – высшая радость в том, чтобы наедаться, хоть днём, хоть ночью! – отвечал тот с важностью, и, похоже, гордился собой. Иккю всплеснул руками и рассмеялся.