Текст книги "Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»"
Автор книги: Автор неизвестен Древневосточная литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
О том, как Иккю рассказывал о мышах
В северной части столицы жил Камэя Рокуэмон, был он прихожанином Иккю, частенько захаживал к нему в храм, вёл разговоры о десяти тысячах вещей и тем утешался.
Как-то раз пришёл он к преподобному и рассказывал:
– Вот, преподобный, пребываю в тоске я, сколько ни раздумываю, с какой стороны ни смотрю, а нет печальней доли, чем человеческая. Самое грустное то, что, чего бы я ни пожелал, а ничего не выходит, оттого грустно мне, печально пребывать в этом мире, тяжело, и хочется скорее умереть, – с такими мыслями влачу каждый день, лишь жалуюсь впустую. Почему бы это так одолевает меня бедность? Слышал я, что Дайкоку[189]189
Дайкоку (санскр. Махакала) – изначально, вероятно, ипостась Шивы, символизирующая всепожирающую силу времени. Позднее в буддизме стал одним из «гневных божеств», защитников учения, в народных верованиях Японии трансформировался в одного из богов благополучия и достатка.
[Закрыть], бог благополучия и достатка, исполняет желания живых существ и дарует благосостояние. Что ж, может, и мне с завтрашнего дня стоит попробовать молиться ему?
Преподобный ответил:
– Нет-нет, сколько ни молись Дайкоку, если нет у тебя кармы, идущей из прошлых рождений, ничего не выйдет. Расскажу-ка я тебе лучше интересную историю, а ты послушай.
У мыши родилась дочь, и подумала мышь: «Наверное, вырастет моя дочь такой красавицей, что с ней не сравнится никто в Поднебесной! Надо найти ей подходящего жениха!» Так она гордилась дочерью и решила: «Добродетель Солнечного владыки[190]190
Солнечный владыка (яп. Ниттэнси, санскр. Сурья) – солнечное божество индуистского пантеона, в буддизме – одно из божеств – защитников учения, в японских синкретических верованиях его соотносят с Аматэрасу, иногда с Каннон.
[Закрыть] озаряет весь мир, вот бы его мне в зятья!» – и наутро, как вышло солнце, обратилась к нему: «У меня есть дочь, первейшая из всех красавиц. Прекрасна она статью, и лицом нежна. Не возьмёшь ли её в жёны?» – а солнце ответило: «Действительно, моя добродетель освещает весь мир, но, как встречу я тучу, исчезает мой свет, бери в женихи тучу!» – изволило сказать солнце. «И правда!» – подумала мышь и, увидев чёрную тучу, рассказала, чего она хочет. «Да, есть у меня такая способность – скрывать солнечный свет, но, как подует ветер, я рассеиваюсь и исчезаю, так что возьми в зятья ветер!» «И точно!» – подумала мышь и обратилась к подувшему с горы ветру. Тот отвечал: «Способен я рассеивать тучи, сгибаю я деревья и травы, но, как встречусь с глинобитной стеной, не хватает мне на неё силы. Так что бери в зятья стену!» – и тогда мышь рассказала стене, чего она хочет, а та говорила: «Не справляется ветер со мной, но вот мыши точат меня, и вот этого я снести не могу!» И подумала мышь: «Получается, что нет в мире сильнее мышей!» – и выдала дочь свою замуж за мышь.
О монахе Кукабо
Этот Кукабо – монах, который прислуживает преподобному Иккю, – сколько бы съестного ни съел, а никогда не наедается досыта, и как поест, так через небольшое время снова ест, и из-за того прозвали его «Бездонный Монах».
Когда он ещё был в миру, то на праздник брал миску в один сё и пять го[191]191
Ок. 2,7 литра.
[Закрыть], наполнял сакэ, приговаривал: «Выпьем пару глоточков, и ещё три!» – и выпивал. От такого обжорства проел он весь дом и теперь служил в этом храме.
Как-то Иккю, чтоб не уснуть, сложил стихи:
17
Только ведь поел —
Всё равно он снова ест,
Этот Кукабо.
Кукабо ест так, что видно —
В пустоте нет пустоты.
Кё: куутэ
Куутэ мо куу ка
Куукабо:
Куука га куу ва
Куу ни куу наси
О лавке кистей «Юусигэ»
Иккю часто захаживает в лавку «Юусигэ», где продают кисти, а там их делают не очень-то искусно, и получаются они так себе.
Как-то преподобный написал им письмо, в котором подробно всё изложил, и приписал:
«В следующий раз постарайтесь делать кисти получше. Возьмёшься писать – а из них волос лезет, неудобные, неприятно от этого, а вы сделайте так, чтоб почувствовалось – вот настоящая кисть, и как хорошо пишется такой кистью!» – а в конце письма написал:
Лавка Юусигэ —
Кисти, сделанные там,
Запаршивели,
Каждый раз, как ими пишешь,
Лезут волосы у них.
Юусигэ га
Юутару фудэ ва
Касаатама
Каку табигото ни
Кэ ва нукиникэри
Так посмеявшись над ними, послал он это письмо, а в лавке потешались: «Господин монах не впервой уж над нами шутит!»
Конец второго свитка «Рассказов об Иккю, собранных в разных землях»
Свиток третий
1О том, как Иккю спас фазана
Когда Иккю жил в храме Сёрэндзи в земле Ооми, как-то ночью приснился ему удивительный сон.
У Какусукэ, жившего в соседней деревне, был отец, которого звали Ёсисукэ, он умер три года назад. При жизни он был слеп на один глаз, и вот явился он к Иккю во сне и сказал:
– Я после смерти переродился фазаном. В такой-то час такого-то дня владелец этих земель выедет на охоту, и тогда мне будет трудно спастись. Как буду спасаться в вашем храме, спрячьте меня. Буду вас благодарить во многих рождениях в любых мирах. Как вы знаете, я был на один глаз слеп, а в этот раз к вам, возможно, слетится немало фазанов, – узнаете меня по тому, что у меня и сейчас одного глаза нет, и поможете мне! – так с жалобным видом просил он, проливая слёзы, и показался тот сон Иккю необычным, а на следующий день, как и было сказано, владелец той земли выехал на соколиную охоту. Один фазан прилетел в храм.
Преподобный подумал, увидев его: «Уж не этот ли фазан мне снился?» – пригляделся, а у фазана, как тот во сне и говорил, нет одного глаза. Посадил он фазана в котёл, прикрыл крышкой и делал вид, что ничего не случилось. Охотники зашли в храм, высматривали там и сям, но пришлось им уйти ни с чем.
Преподобный достал из котла фазана и рассказал как было, от начала и до конца всё наследнику, Какусукэ. Тот обливался слезами, принял фазана и кормил его до самой смерти. Удивительный это был случай!
2О том, как Иккю упал в реку Кацура
Когда Иккю переправлялся через реку Кацура, так получилось, что он упал в воду и его понесло течением.
Тогда много людей собралось, чтоб переправляться. «Что это! Что это!» – ахнули они, но не нашлось среди них никого, кто бы сказал: «Я его вытащу!»
Протащило его больше одного тё, а ниже по течению зацепился он за какой-то пень и со временем выкарабкался наверх. «Надо же, видели мы, как этот монах попал в реку и его понесло, а ему всё-таки удалось выбраться! Чудом спас он свою жизнь!» – так на все лады удивлялись люди. Иккю же сказал:
– Мне бы не повезло быть унесённым и потом выбраться, если б сначала не угораздило свалиться в реку!
Слышавшие то люди громко засмеялись:
– Какой мастак пошутить этот монах!
Когда Иккю переправлялся через реку Кацура, так получилось, что он упал в воду и его понесло течением.
3О том, как Иккю ответил на вопрос
Один человек, знающий толк в житейских хитростях, принёс к Иккю воробья и спросил:
– Ответьте-ка, господин монах, этот воробей жив или мёртв?
Иккю изволил ответить:
– Му![192]192
Ответ, который буквально означает «нет!», встречающийся в дзэнских (чаньских) беседах. Точнее говоря, он скорее значит «ни да, ни нет». См. также первый коан «Собака Чжаочжоу» в [Мумонкан 2000].
[Закрыть]
Тот человек удалился, не попрощавшись.
Неизвестно точно, что он думал, но, наверное, если бы Иккю ответил: «Жив!» – то он воробья убил бы, а если бы сказал: «Мёртв!» – то выпустил[193]193
Этот сюжет позднее был использован в пьесе театра Кабуки «Девушка в храме Додзёдзи».
[Закрыть].
А потом Иккю сам пришёл к нему, ступил одной ногой в дом и позвал: «Хозяин! Хозяин!» – и тот к нему вышел.
Иккю спросил:
– Я уже в дом вошёл или ещё нет? – а хозяин кое-что понимал, а потому ничего не ответил, только хлопнул в ладоши и рассмеялся.
4О женщине, которая убила своего мужа
Одна замужняя женщина в горной деревне тайком встречалась с другим, очень полюбили они друг друга, и сильна была та любовь.
Как-то ночью говорили они: «До каких пор мы будем скрываться! Как-нибудь убьём нынешнего мужа и тогда сможем встречаться друг с другом, когда захотим!» Так они сговорились, всё обдумали, и однажды вечером она так напоила мужа сакэ, что он упал и уснул, а поздно ночью, когда все люди легли спать, вдвоём с любовником вбили они мужу в голову гвоздь и так убили, потом подожгли дом и сожгли его в нём, а чтобы ни у кого не вызвать подозрений, жена вцепилась в обгоревшее тело мужа и принялась громко рыдать.
В то время проходил там Иккю, услышал рыдания той женщины, подивился и расспросил людей, которые были поблизости, а они рассказали – так, мол, и так.
Иккю выслушал их и сказал:
– Рыдает она так, будто чего-то боится, а горя не слышно. Удивительно! – с этими словами он пошёл дальше.
А потом рассказывали: «Давешний подвижник – не человек. Это Великий Учитель, распространяющий Учение[194]194
Монах Ку:кай (774–835), основатель школы Сингон, был известен учёностью, и с его именем связан ряд легенд в различных регионах Японии. Был удостоен почётного титула Ко:бо:-дайси (Великий Учитель, распространяющий Учение).
[Закрыть], явился самолично, чтоб обличить тех, кто от страстей своих забывает о сострадании!» Другие соглашались: «Точно, это приходил Великий Учитель! Только по голосу он ясно понял, в чём дело! Необычайно редкий по проницательности монах во все века!» – так все удивлялись.
О том, что случилось, когда Иккю было одиннадцать лет
Наставник-монах уехал по делам, и как раз тогда, когда он был в отъезде, прибыла заказанная им ваза. Иккю случилось её надбить, а когда прибыл наставник, ему пришлось представить её ему.
А наставник тоже был скор на ответ:
– «Полная луна не может быть ущербной» – а где же ущербная часть? – а Иккю, уже в ту пору наделённый мудростью, отвечал:
– «Её скрыло облако!» – и вернул надбитую часть.
Смысл сказанного наставником таков: «Полная луна кругла и у неё не бывает ущерба. Ваза тоже должна быть подобна луне и не иметь надбитости, так почему же у неё не хватает края?» – а ответ Иккю: «Её скрыло облако!» – значит, что «скрылось в облаках и есть вот здесь», на что наставник рассмеялся: «Какой находчивый послушник!» – и подарил ему ту вазу.
6О том, как Иккю гулял по Восточной горе
Иккю вместе с двумя-тремя прихожанами пошёл любоваться цветами на Восточной горе, Хигасияма. Тогда как раз была середина весны, деревья были в полном цвету, и гуляющих было много. В одном месте собрались четверо-пятеро человек, хлопали в ладоши, подпрыгивали и громко смеялись. «Что вас так веселит?» – спросили у них, и оказалось, что те пускали ветры. Один из прихожан сказал:
– Это они, должно быть, перепили сакэ, потому так и развлекаются, пуская ветры.
Иккю на это говорил:
– Не скажите, это, должно быть, и вправду весело, вон ещё в старину считалось увлекательным, даже вот в театре Но: «Как радостны весенние ветры, о, весенние ветры, как радостны вы!»[195]195
Цитата из пьесы Но «Тамура», в пьесе «весенние ветры» (харубэ) – весна, весеннее время, весенние пейзажи.
[Закрыть] – раз так поют, то в пускании ветров по весне, наверное, что-то есть!
О том, как мужчина и женщина, живущие в горах, превзошли постигающих Путь
Когда Иккю проходил горную деревню в земле Сэццу, он видел двоих горных жителей. Один распластался на земле, а другой вскапывал огород. То были отец и сын. Когда Иккю приблизился, то увидел, что сын лежал, укушенный змеёй, и уже умер.
Отец же, не выказывая никаких горестных чувств, обратился к Иккю:
– Дальше по дороге будет дом. Я там живу. Оттуда должны принести обед. Сын неожиданно помер, так что скажи: «Неси еду на одного!»
Иккю подошёл к нему и спросил:
– Когда смерть разлучает сына с отцом, люди печалятся. Отчего же ты не выказываешь сожалений? – а тот ему отвечал:
– Как говорится, птица с птенцом ночует в лесу, а назавтра они разлетятся.
А смысл тут такой, что связь родителей и детей подобна узам между птенцами и птицами, которые вместе ночуют в лесу, а наутро, как закончится ночь, улетают кто куда.
Иккю оттуда пошёл в указанный дом и передал женщине, оказавшейся там, то, что сказал ему тот человек.
– А, вон оно что… – И от приготовленной на двоих еды отложила часть, оставив еды на одного, и вышла из дома.
Иккю спросил:
– Кем вам приходится тот человек, что погиб?
– Это был мой муж! – так она отвечала без тени сожаления.
Иккю сказал:
– В этом мире, даже если умирает посторонний человек, то грустят и печалятся, а тут умер ваш муж, как же вы, слабая женщина, так к этому относитесь? – а она отвечала:
– Как говорится, муж и жена – как люди на рынке, сделали дело и разошлись, – и с этими словами пошла своей дорогой.
А смысл этого такой, что связь между мужем и женой такая же, как между людьми, которые повстречались на рынке, сделали дело, за которым пришли, и расходятся.
Очень удивился Иккю: «Надо же, в такой глуши, в горной деревне, нашлись мужчина и женщина, которые так хорошо осознали непостоянство жизни и смерти!»
8О Змеином храме
В Сага[196]196
Район в западной части Киото, где находились загородные усадьбы аристократов и храмы.
[Закрыть] жил один подвижник по имени Рёи. И с каких-то пор к нему приползала змея, обвивалась вокруг шеи и не уползала. И так он пытался, и эдак, в конце концов удавалось ему её с себя снять, но на следующую ночь она приползала к нему и обвивалась. Был он мудрым монахом, и когда каждый день ходил в столицу с чашкой для подаяния, то прятал змею, намотав на шею промасленную ткань так, чтобы её не было видно. Такое его положение приносило ему одни страдания, а тут в Сага, в храме Двух Почитаемых – Нисонъин[197]197
Храм, построенный в сер. IX в. монахом Эннином по распоряжению императора Сага. Полностью разрушен пожаром в смуту О:нин (1467–1477), через 30 лет был отстроен заново.
[Закрыть], обретался Иккю, и этот монах пошёл к нему и всё рассказал о своих горестях.
Иккю выслушал его и сказал:
– Наверняка такую форму обрела женская страсть. Поэтому уходи-ка отсюда на гору Коя. А если не уйдёшь, никак от этого не избавишься, – так он ему посоветовал.
Обрадовался монах, пошёл взбираться на гору Коя, и на склоне Фудо, Фудодзака, эта змея исчезла.
Рёи возрадовался, что наконец-то избавился от неё, три года прожил на горе Коя, пока тот случай со змеёй не стал забываться, а потом, скучая по родным местам, вернулся в Сага. Два-три дня ничего не происходило, а потом ночью снова приползла змея и обвилась.
Если бы он остался на горе Коя, жил бы себе счастливо, а он отчего-то вернулся на родину, и в Сага снова это с ним случилось. Печально было видеть, сколь неотвратимы последствия кармы!
Сейчас ещё можно увидеть место, где жил тот монах. Люди прозвали его «Змеиный храм».
В Сага жил один подвижник. С каких-то пор к нему приползала змея, обвивалась вокруг шеи и не уползала. Такое его положение приносило ему одни страдания. Он пошёл к Иккю и всё рассказал о своих горестях.
9О том, как женщина возродилась собакой
У Иккю была собака. Как-то раз принесла она пятерых щенков. Одного из этих пятерых мать-собака невзлюбила, к соску не подпускала, рычала на него и кусала.
Слуги за это злились на неё и пинали, а как-то ночью она явилась во сне Иккю и сказала:
– В прошлой жизни я была куртизанкой по имени Касива, и у меня было пятеро мужчин. Четверо, если что случалось, относились ко мне с большой любовью. А один постоянно лгал и много раз заставлял меня страдать, а мне, хоть и не нравился он, но приходилось быть с ним. Эти пять щенков – пятеро моих мужчин, четверых за их доброе отношение в прошлом я пою молоком и ласкова с ними. А того, из-за которого я страдала, мне и кормить не хочется, не люблю я его, потому так с ним и обращаюсь! – так подробно рассказала она о минувшем, а Иккю рассказывал о том прихожанам.
10О монахе по имени Тикурин
В земле Ооми есть храм, который называют Тикуриндзи – Храм в Бамбуковой роще. Тамошний настоятель был ростом всего в три сяку[198]198
Примерно 90 см.
[Закрыть].
Был там где-то мальчик, который понравился настоятелю, он раз за разом принимал его, и они развлекались, а потом почему-то мальчик к нему охладел и перестал приходить, а Тикурин в расстроенных чувствах оставил всё, закрылся в спальне, лежал ничком, жаловался прислуге, бросался подушками и всячески злословил. Тут-то пришёл к нему Иккю. А с Тикурином они были издавна дружны.
– Что это ты тут такое говоришь, на кого злишься? Давай, успокойся сначала. Что это ты, неужто расстроился и лежишь тут? Ну-ка рассказывай! – спрашивал его Иккю, и Тикурин отвечал:
– Вот такое дело со мной случилось. И теперь он ко мне охладел и не приходит. Хочу его позвать, но приходится скрывать чувства перед его родителями и братьями. Как бы так по-хитрому сделать, чтобы спросить его: «Почему ты равнодушен и не приходишь?» Вы умом превосходите прочих, помогите чем-нибудь!
Иккю отвечал:
– Есть множество способов спросить что-нибудь у человека втайне от прочих, ты заверни в бумагу немного съедобной травы, рисовых отрубей и монет.
Тикурин спросил:
– А к чему это?
– В этом будет вот какой смысл: «На» – травы, «дзэни» – монеты, «конука» – отруби, а всё вместе – «Надзэ ни кону ка?» – «Почему не приходишь?» – И Тикурин обрадовался:
– Как это у вас интересно получается!
– Ну вот, а сегодня вот льёт дождь, и оттого так печально. Вчера я от одного человека получил немного выдержанного сакэ. Выпей немного. А я тоже присоединюсь! – И стали наливать друг другу, пели и танцевали, и посреди одной песни Иккю встал и начал плясать:
«Почему ты не пришёл?» —
Разве ведомо подушке?
Не бросай подушкою,
Нет на ней вины!
Тикурин Тикурин
Тинрикурин,
От горшка два вершка —
Веселей пляши!
Вот так – тясэн я коро са!
Кими га кону тотэ
Макура га сиро ка
Макура на нагэ со
Тога ва наси
Тикурин тикурин
Тинрикурин
Саа тикурин дзя ходо ни
Кисонна одори ва нан ё
Сатэ тясэн я коро са
Так он спел и ушёл. Смешно это было.
11О том, как Иккю спас крестьян из деревни Торияма, что в земле Ооми
В то время деревня Торияма в земле Ооми находилась во владении кого-то из семьи Рокудзё, и управлял ей Кудзэ Матауэмон, а человек он был безмерно жадный и отбирал у крестьян всё, что было, а сверх того ещё и утварь для возделывания земли, так что собирать урожай они не могли, а потому и жить им там стало невозможно. Стали они потихоньку пропадать один за другим, и в конце концов осталось их совсем немного. Тяжко им было, и вот собрались они, стали шуметь, решать, как им быть.
Один сказал:
– Пусть мы всего лишь крестьяне, но разве можно нас до такого доводить! Забрали даже земледельческую утварь, как мы теперь будем работать на поле? Даже если и останемся здесь, поделать ничего не сможем. Раз нам всё равно помирать, то пойдём пожалуемся, а там будь что будет! А вы как думаете?
Другой говорил:
– Нет, можно обойтись и без таких крайностей. Вот что я скажу: военные – это другое дело, а лучше бы подать жалобу тому, кто носит одежду с длинными рукавами! Надо сначала составить жалобу и ему преподнести. Так будет лучше всего. Вот только никто из нас по-письменному не умеет, и, как эту жалобу писать, мы тоже не знаем, и попросить нам некого. Что будем делать? – так рассуждал и печалился он, когда как раз проходил Иккю с чашкой для подаяния.
– Господин монах, напишите нам жалобу! – попросили они.
Иккю, услышав это, спросил, в чём дело, а они рассказали, так, мол, и так.
– Да ну, для такого дела и жалобы никакой не нужно! Вот возьмите это и отнесите господину Рокудзё! – сказал он, написал стихотворение и вручил им.
Снова и снова
Берёт, а ему не хватает,
В целой деревне
Утвари уж не оставил
Этот Кусэ в Торияме!
Мата мо мата
Торитэмо кикану
Хитомура но
Но:гу нокорадзу
Кусэ я Торияма
Такое стихотворение он сложил и отдал крестьянам, а они ему:
– Даже не знаем, что из этого может получиться!
Иккю им сказал:
– Непременно подайте это! – с тем и ушёл к себе.
Судили-рядили они, что делать, но были они чумазые крестьяне, только и знающие, как надрываться в поле, – как ни рассуждали, ничего толкового придумать не смогли, делать было нечего, и они поднесли те стихи. Господин Рокудзё, прочитав, сказал:
– Удивительная жалоба! Крестьянам такого вовек не придумать. Наверняка ведь попросили кого-то, а он вам так написал. Рассказывайте всё как есть! А солжёте – накажу.
Они отвечали:
– Нам это написал Иккю.
– Ах вон оно что! В нашем мире не найдётся другого шутника, который бы эдакое сочинил! – подивился он и, говорят, стал относиться к крестьянам с заботой.
Крестьяне поднесли господину стихи. Господин Рокудзё, прочитав, сказал: «Удивительная жалоба! Крестьянам такого вовек не придумать. Наверняка ведь попросили кого-то, а он вам написал. Рассказывайте всё как есть!»
12О том, как Иккю продолжал начальные строки стихов и какое стихотворение вышло
В северной части Сага живёт Нихон[199]199
Нихон, или Ниппон – японское название Японии.
[Закрыть] Саэмон, первый в Японии мастер позлословить, скорый на язык. Дошли до него разные разговоры о сметливости Иккю. «Пойду-ка к нему как-нибудь, придумаю какую-нибудь строчку позаковыристее, чтоб он продолжил, посмотрю, как он выкрутится!» – так всё собирался он, потом вдруг решился и пошёл к Иккю.
Иккю к нему вышел:
– Хорошо, что пожаловали! – стал его угощать.
Говорил ему Иккю:
– Наверное, нет другого такого человека с таким именем! – а тот ему:
– Точно, такого большого имени ни у кого быть не может!
– Что вы, бывает ещё большее, есть ведь Танский Саэмон[200]200
Фудзи Саэмон – конкретный человек неизвестен, фамилия Фудзи в китаизированном японском чтении читается так же, как Тан, т. е. Танская империя.
[Закрыть], так что ваше имя ещё так себе.
Тот человек ему говорил:
– Вот ещё что, преподобный. Я давеча придумал скороговорку. Господин преподобный сам скор на выдумки, однако же тут про мирские дела, не связанные с буддийским учением!
Иккю тогда спросил:
– И что же это за скороговорка? Сначала скажите, а потом я скажу что-нибудь об этом.
Тогда тот человек сказал:
– Сейчас скажу!
«Вначале, как водится в мире, солнечный свет освещает[201]201
Здесь и далее в качестве сказуемых использованы омонимичные глаголы сасу, имеющие разнообразные значения – освещать, править лодкой, протыкать и т. д.
[Закрыть] горы. Перевозчик веслом движет лодку, и птицелов хватает добычу. Веером в танце машут налево и направо, колют иглой, чтобы пустить кровь больной лошади, иглой протыкают чирьи и нарывы. Служанка прокалывает ткань, когда шьёт носки».
Так он продолжал говорить свою скороговорку.
Иккю сказал:
– Ясно!
«Итак, когда протекает крыша, её латают[202]202
Здесь также использованы глаголы сасу – латать, закрывать (дверь), раскрывать зонт и т. д.
[Закрыть] досками. От дождя закрываются зонтом. Цветы ставят в вазу. Разные вещи промасливают. Наливают немного сакэ в еду. Мешают делать что-то. Показывают пальцем. Закрывают дверь. Шьют циновки. Хозяин рисовой лавки взвешивает рис. Книга с пьесами Но указывает тон голоса. Самшитовый гребень втыкают в причёску» – так он сложил. – Кстати, вот ещё что сложилось:
Закрываешь —
Не закрывается,
Будто зовёт гостей,
Дверь из палисандра.
Не хочешь налить,
А наливаешь
Снова и снова сакэ
В чашку любимой.
Сасу ё: дэ
Сасану ва
Хитоматиёй но
Каракидо
Сасану ё:
Дэ сасу ва
Мата омоу нака но
Сакадзуки
Так он ответил, а тот человек подумал: «Надо же, удивительный монах! Я этим занимаюсь каждый день, а так сразу найтись с ответом не смог бы, а он, хоть и не ожидал такого, на одном дыхании ответил, – такой он один нынче, да и до конца времён вряд ли появится подобный!» – и сказал:
– Нет, не переговорить мне такого скорого на язык монаха, а если вы меня что-то такое же спросите, не оберусь позора, так что вернусь-ка скорее к себе, пока ещё не стемнело и видно дорогу.
С такими словами он подвернул полы кимоно за пояс и убежал.