Текст книги "Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»"
Автор книги: Автор неизвестен Древневосточная литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
О том, как одного человека назвали обжорой
Там же жил один неимоверно хвастливый самурай. Как-то раз вместе с Иккю они пошли обедать. Иккю сказал:
– Ну ты и обжора, однако! – а тот, раззадорившись, отвечал:
– Чего уж там, это разве еда! Когда я был помоложе, собрались мы с друзьями, и на спор попросил истолочь целый то[257]257
То – мера объёма сыпучих и жидких веществ, 10 сё:, т. е. около 18 литров.
[Закрыть] риса на лепёшки-моти, съел, и всё равно ещё не наелся. Тогда умял ещё и всё множество просяных лепёшек, какие там были, живот так раздуло, что побежал я к реке, плюхнулся рядом с большим судном, да реку и запрудил!
Иккю послушал его и сказал:
– Вот уж действительно, можешь ты поесть! О таком обжорстве я и не слышал. Однако же был у меня знакомый ямабуси, и он, тоже на спор, умял два то лепёшек подчистую, живот у него раздулся, и он побежал к сосновой роще, выворотил сосенку в три обхвата и присел на неё отдохнуть. Смотрит – небольшая змея проглотила большую лягушку и мучается, поела какую-то необычную травку, и живот у неё сразу опал. «Как хорошо, что я её заметил!» – обрадовался ямабуси, наелся той травы, тут-то и подвела его судьба. Человек от той травы исчезает, так что исчез и монах, остались лишь два то рисовых лепёшек, а на них – шапочка-токин, конопляная ряса, раковина-хорагай да паломнический «алмазный посох».
Тот самурай переменился в лице и ушёл, а больше уж не приходил.
Вообще говоря, не дело это – бахвалиться обжорством, потому-то Иккю и подшутил над ним.
8О том, как Иккю изгнал призрака
В той же земле, где-то на окраине, в одном старом святилище был большой каменный фонарь. По ночам он стал сам собой зажигаться, а вокруг него ходил кругами огромный монах, и не было таких, кто бы его не видал, и таких, кто не устрашился бы, и, лишь мельком завидев его, каждый старался более его не видеть. Прослышал об этом Иккю и сказал:
– Нынче же ночью изгоню его!
Возрадовались местные жители, не могли дождаться вечера, собрались у того места посмотреть, что же будет, и ночью, как обычно, тот монах там кружил, как мельница. Все говорили:
– Хоть Иккю и говорил, что избавится от него, но что-то пока толку не видно! – так всяк на свой лад осуждали его, когда появился ещё один, и стали они кружить там той ночью вдвоём. Поздней ночью все разошлись по домам.
С утра пришли они к жилищу Иккю:
– Всё не так, как вы говорили! Давешним вечером призрак пришёл и ходил кругами, как обычно, а потом появился ещё один, и они там кружили вдвоём! – так наперебой голосили они, а Иккю, выслушав их, сказал:
– Тот другой – это был я. Целую ночь ходили мы друг за другом, но в конце концов я его переходил и сказал ему дважды и трижды, чтобы он больше не появлялся. Поэтому он уже не придёт! – так известил он жителей, и те захлопали в ладоши от избытка чувств.
Говорят, что тем же вечером пошли они смотреть, и призрак уж больше не появлялся. Это было более, чем удивительно!
9О поэтическом намёке на бобы
Иккю был остёр на язык, и пошёл представиться жене местного управляющего. Там его обступили со всех сторон: «Расскажите нам что-нибудь!» – и приготовились слушать.
«Как удачно складывается!» – подумал Иккю и принялся рассказывать. Тамошние дамы расчувствовались:
– Какие интересные истории вы рассказываете! Как жаль, что они такие короткие. Расскажите что-то подлиннее, так, чтобы нам даже наскучило! – попросили они.
– Хорошо же, как вам будет угодно! – ответил Иккю и принялся за долгий рассказ.
– Когда я пошёл для вечерней беседы к одному человеку, к чаю подали упаренные сладкие бобы. Кто-то рядом сказал: «Давайте об этих бобах скажем что-нибудь поэтическое, прежде чем есть?» – «Давайте!» – согласились все и стали один за другим говорить: «Обезьяньи бобы», «Упорные, как бобы», «Стойкие, как бобы» и так далее, а потом вышел человек, по виду – не из тех, что блещут умом, и сказал: «Госпожа направляется в паломничество в Ёсино» – и с этими словами взял бобы и съел. Те, услышав, насели на него: «Что это, при чём здесь к бобам какая-то госпожа, направляющаяся в Ёсино?» – а он отвечал: «Как, вы не знаете? Подобно лягушке, что живёт в колодце, а моря не видала! Как вам всем известно, этой весной супруга моего господина отправилась в паломничество в Ёсино, и я её сопровождал. По дороге осмотрели известные в старину места – реку Саогава, деревню Идэ, реку Тамамидзу[258]258
Река Саогава находится в преф. Нара, деревня Идэ – в округе Киото. Саогава славится своими куликами, Идэ – пением лягушек у реки Тамагава (также Тамамидзу), названия этих мест встречаются в японской классической поэзии.
[Закрыть] и прочие, налюбовавшись, вступили в Ёсино, а горы там были белы от цветов, как будто в снегу. Обошли мы все святилища и храмы, а потом поднялись на вершину и любовались видами, когда вдруг подул сильный ветер, сорвал с госпожи лакированную шляпу и унёс в долину. Тогда я, остерегаясь, будто заглядывая в бездну или ступая по тонкому льду, перебираясь со скалы на скалу, спустился и подобрал её. Шляпа немного потёрлась, и госпожа, увидев её, сказала: „Как жаль!“ Потом она осмотрела достопримечательности Тацута, Хорюдзи, Нара, Хасэ, посетила Три горы, Дарумадзи, Таэма[259]259
Здесь перечисляются достопримечательности земли Ямато. Тацута – святилище бога ветра, Нара – здесь, вероятнее всего, храм Тодайдзи и статуя Большого Будды, Хасэ – храм Хасэдэра в Нара. Три горы, или «Три горы земли Ямато», – горы Аманокагуяма, Унэбияма, Миминасияма. Дарумадзи – храм школы Риндзай-дзэн, Таэма – храм, основанный младшим братом принца Сётокутайси, все они находятся в нынешней преф. Нара.
[Закрыть] и прочие места, прибыла в столицу, там её встречали дамы из той же семьи, а она к ним вышла в хорошей шляпе. По этому поводу она вспомнила о другой и приказала: „Отнеси шляпу заново покрыть лаком!“ – пошёл я к лакировщику, а тот сказал: „Три мона серебром!“ – а хозяйка, как услышала, и говорит: „Нет уж, такие деньги я платить не стану! Тогда пускай уж просто закрасят!“ – и дала две связки медяков, каждый размером не больше бусины в чётках. Вообще говоря, госпожа придирчива, и сказала: „Что-то они мелкие, не больше боба!“ Потому-то мой намёк на бобы – лучший в Трёх государствах![260]260
См. сноску № 49.
[Закрыть]»
Так рассказывал Иккю, а дамы заскучали и нахмурились.
10О том, как Иккю беседовал с тэнгу в Касима
Чтобы осмотреть постройки святилища Касима, Иккю пошёл туда на паломничество. Когда подошёл он совсем близко к святилищу, из чащи, откуда-то из-за деревьев, вдруг выскочило невесть что, похожее на монаха-ямабуси в семь сяку[261]261
Ок. 210 см.
[Закрыть] ростом, и, обратившись к Иккю, спросило:
– Что такое Закон Будды?
– Это то, что в груди, – отвечал Иккю.
– Если так, сейчас разрежем и посмотрим! – сказал тот, выхватил меч, сверкавший подобно льду, и приставил его к груди Иккю, туда, где находится сердце.
– Подожди-ка! – сказал Иккю, нимало не смутившись, и произнёс:
Каждую весну
Расцветают в Ёсино
Горные сакуры,
Разруби-ка дерево —
Не найдёшь ли там цветы?
Хару гото ни
Саку я Ёсино но
Ямадзакура
Ки о варитэ миё
Хана но ару ка ва
Когда он так сказал, тот оборотень пропал неведомо куда. Ну разве не удивительна ли такая находчивость?
Тэнгу спросил Иккю: «Что такое Закон Будды?» «Это то, что в груди», – отвечал Иккю. «Если так, сейчас разрежем и посмотрим!» – сказал тот, выхватил меч и приставил его к груди Иккю.
11О том, как Иккю подарил управляющему земли повязку-ситаоби
Когда Иккю пребывал в Одавара, что в земле Сагами, то, говорят, жил он в хижине одного ронина, которого звали Катаока Ядаю. Управляющий той земли, услышав о том, направил к нему посыльного, чтобы тот передал: «Вы, наверное, устали от долгого путешествия. Ничем не примечателен мой дом, но приходите, отдохнёте с дороги!»
Иккю сказал: «Хорошо!» – и отправился в дом управляющего вместе с посыльным. Управляющий взялся за дело всерьёз, угощал его разными лакомствами, какие только бывают в горах или в море.
И вот, когда подали сакэ, расспросив Иккю о делах, тот попросил:
– Неловко даже спрашивать, но не могли бы вы что-нибудь написать для меня?
Иккю, выслушав, согласился:
– Это легко! Вот как вернусь к себе, так и отправлю вам! – и пошёл туда, где он жил. С ним отправили посыльного со словами:
– Вы давеча пообещали что-нибудь написать, отдайте этому человеку.
А Иккю был, наверное, очень занят. Взял он лежавшую тут же бумагу, на которой Ядаю что-то писал, и отдал посыльному.
Он обрадовался, вернулся и показал это управляющему. Тот развернул, посмотрел – почерк Ядаю. «Удивительное дело! Верно, это посыльный всё напутал», – решил управляющий, вызвал его и расспросил.
– Это он сам мне передал из рук в руки! – отвечал посыльный.
– Наверное, просто растерялся от неожиданности… – И вновь послал того человека с посланием: «Давешняя записка написана почерком Ядаю. Прошу вас, напишите что-нибудь своей рукой!»
– Так он меня настойчиво просил, и почему это я перепутал… – сказал Иккю и передал тщательно перевязанный свёрток.
Посыльный обрадовался, вернулся и передал это управляющему. Тот разорвал свёрток, а там оказалась старая набедренная повязка-ситаоби[262]262
Мужское нижнее бельё, то же, что фундоси. «Повязывать фундоси» – решительно взяться за дело, подобно русскому «засучить рукава». Кроме того, «завязывать, повязывать», каку, омофонично слову «писать». Смысл данного послания, вероятно, в том, что Иккю всерьёз собирается создать каллиграфический свиток для управляющего.
[Закрыть]. Управляющий всплеснул руками и рассмеялся.
А потом, перед тем как идти дальше, в землю Осю, он написал большой иероглиф «Ива» и подарил Ядаю. А ещё была у Ядаю старая ширма, на которой было нарисовано не пойми что. Он спросил у хозяина, что бы это могло быть, а тот сказал:
– Старая она уже, непонятно, что там нарисовано. Родители говорили, не то лошадь, не то бык.
– Если бык, то должны быть рога. Рогов нет, значит, это должна быть лошадь, – заметил Иккю.
Хозяин попросил:
– Кстати, не надпишете ли эту картину?
– Это легко! – сказал Иккю и написал крупными знаками:
«Говорят, что это лошадь».
Ту картину и сейчас очень любят и берегут, как сокровище.
12О том, как Иккю перевернул тыкву-горлянку
Это случилось, кажется, когда Иккю был ещё учеником. На перекрёстке на Первом проспекте поставил он табличку с таким объявлением:
«Иккю, Старый наставник Японии, обрёл сверхспособности и будет переворачивать тыкву-горлянку! Все, кто желает посмотреть на это, приходите. Будет это в такой-то день этой луны!»
Сделав это, устроил он площадку для представлений в Мурасакино. «Что-то будет!» – решили падкие до зрелищ жители столицы, и вот, стар и млад, мужчины и женщины, знать и простолюдье, беднота и богачи, – со всех ног толпой повалили туда.
И вот, когда площадка заполнилась, выскочил Иккю. Спереди на одежду он прицепил большую тыкву-горлянку, «хётан», в обеих руках держал по палке. Проскакал он с запада на восток, с севера на юг, так несколько раз, а потом громко возгласил:
– Тан-хё-тан-хё-тан-хё… – повторил он раз двадцать, танцуя и подпрыгивая, а как наскакался, сказал:
– Пускай подойдут следующие зрители, пропустите следующих! – и выгнал зрителей с площадки.
Те удивлялись:
– Что это было?
Были и такие, кто разочаровался, а иные ещё говорили:
– Не впервые Иккю нас провёл!
А многие просто долго не могли рот закрыть от удивления.
13О том, как сочиняли стихи на горе Хиэй
Когда Иккю поднимался на гору Хиэй, с ним был Нинагава Синъуэмон. Он сказал Иккю:
– Только что пришли в голову стихи, я вам прочту. Попробуйте придумать продолжение!
По горной тропе на Хиэй
Бредёшь, собирая —
Хиэ но санро о
Хироиюку кана
Не успел он договорить, как Иккю продолжил:
Нить порвалась,
И рассыпались у подножья
Четыре связки монет[263]263
Здесь обыграна омофония слова сикан, которое может обозначать «четыре связки» и «шаматхи-випашьяна» – буддийская практика медитации, практикуемая в школе Тэндай. На г. Хиэй находится известнейший тэндайский монастырь.
[Закрыть].
Саситокэтэ
Фумото ни сикан
Но дзэни о харари
Так он сумел закончить стихотворение в один миг. Потом он, поднявшись гору, проказничал там, но об этом уже написано до нас, и мы это опустим[264]264
Здесь автор отсылает читателя к «Рассказам об Иккю», где описаны стихи, сложенные Иккю на г. Хиэй.
[Закрыть].
Свиток второй
1О том, как Иккю купил рыбу-коти и показывал наставнику
Случилось это, когда Иккю был ещё совсем мал. Когда он впервые встретился с Касо[265]265
Касо – дзэнский монах, один из наставников Иккю. В действительности Иккю начал учиться у Касо в возрасте 21 года, после смерти предыдущего наставника.
[Закрыть], тот сказал ему:
– Дзэн передаётся вне писаний и речей, объяснить его невозможно. Самое главное в нём – просветление!
Иккю спросил:
– А что же это за просветление такое?
Касо отвечал:
– Это примерно как на вопрос, что такое «ветер с востока», «тофу», тут же осознать, что это – «коти», «восточный ветер»[266]266
То:фу: и коти (восточный ветер) – синонимы. То:фу – соевый творог. Здесь Касо, вероятно, намекает на необходимость осознания идентичности пустотной и материальной природы мира, отрешения от конкретных слов и восприятия самой сути явлений. На этом примере он наглядно показывает, как два различных слова могут обозначать одно понятие.
[Закрыть].
Иккю выслушал и ответил:
– Понятно! – а немного спустя к ним зашёл прихожанин, и Касо сказал, обращаясь к Иккю:
– Приготовь-ка тофу, соевый творог!
– Слушаюсь! – отвечал Иккю и тут же помчался на рыбный рынок, купил там рыбу-коти[267]267
Коти – плоскоголов, морская рыба, напоминающая сома.
[Закрыть], принёс и показал Касо:
– Вот вам тофу!
Касо посмотрел и сказал:
– Что это? Это же рыба, а не творог? Что ты творишь?
Иккю же, как ни в чём не бывало, отвечал:
– Вот только давеча от вас слышал, что если услышишь «тофу», нужно отвечать «коти». Но я, вероятно, ослышался.
Тут наставник его не смог слова сказать от удивления.
Касо приказал Иккю: «Приготовь-ка тофу, соевый творог!» «Слушаюсь!» – отвечал Иккю, помчался на рыбный рынок, купил там рыбу-коти, принёс и показал Касо: «Вот вам тофу!»
2О малой выгоде и большом вреде
Когда Иккю был юн, учился он у Касо. А сам Касо очень любил мёд.
Иккю, увидев это, попросил:
– Дайте попробовать и мне!
Касо отвечал:
– Если ребёнок это съест, то захиреет и помрёт. Ни в коем случае даже лизнуть не пробуй!
Как-то раз, когда его не оказалось дома, Иккю попробовал лизнуть, и так это было сладко, что он сам не заметил, как съел всё, и осталось совсем немного. Крепко задумался он: «Когда вернётся Касо, как буду оправдываться?» – так долго думал он и наконец догадался.
Была тогда у Касо любимая чайная чашка, – Иккю её разбил, намазал губы мёдом и налил мёда на голову, сделал вид, будто бы горько плачет. Тут как раз вернулся Касо и спросил:
– Что это с тобой такое?
– Вот как приключилось. Достал я чашку, которую вы так бережно храните, ненароком разбил её и подумал – такое вам огорчение, что я скажу, когда вернётесь? Помнил я, как вы недавно говорили: «Съешь этот яд – умрёшь», и съел его весь, и не умер. Тогда ещё и налил себе на голову!
Касо не стал уж и ругать его, только молча удивлялся.
3О тайной жене Иккю, а также о наставнике
Когда Иккю вернулся из Канто в столицу, неизвестно из каких соображений зазвал к себе жившую у берега на Третьем проспекте бедную женщину, и говорили, что глубока была любовь между ними.
Год миновал, сменялись луны, и появился у них ребёнок, которого они любили, а как-то раз он сказал ей: «Сходи-ка за уксусом!»
Она, ни о чём не подозревая, купила уксуса, принесла, а Иккю полил ребёнка уксусом и укусил за лодыжку, жена испугалась, закричала, забрала ребёнка и исчезла бесследно.
Если подумать, то поймём, что это была уловка, помогающая пресечь привязанности.
О наставнике
В прежних сборниках видим пояснение, что наставником Иккю был Ёсо[268]268
См. примеч. № 12.
[Закрыть], но слышал, что на самом деле то был Касо. Ёсо был старшим соучеником Иккю.
В краю Ооми, у залива Катата, и сейчас есть храм, который основал Касо[269]269
Храм Сё:дзуйдзи, находящийся на западном берегу озера Бива.
[Закрыть]. И ловил креветок Иккю как раз при Касо[270]270
См. «Рассказы об Иккю», св. 4 «3. Как Иккю ловил рыбу…».
[Закрыть]. Иккю в конце концов в Катата не пошёл, а Ёсо унаследовал храм в Катата от Касо.
О том, как упал бог грома
В самый разгар знойного лета жившие неподалёку от Мурасакино шестеро или семеро людей пришли в храм, где жил Иккю, чтобы отдохнуть от жары, как вдруг хлынул ливень.
Иккю тогда был в храме, и он сказал им:
– Заходите сюда, переждите, пока не прояснится!
Они воспользовались приглашением и зашли под крышу.
Пока они ждали, уже и смеркалось. Небо всё больше темнело, и всё сильнее расходилась гроза, гремел гром, не передать словами, как было страшно. Они говорили друг другу:
– Летом гроза – обычное дело, но такой ужасной ещё не бывало! – пугались, вскрикивали, и, когда снова ударяла молния, говорили:
– Того и гляди, сейчас и сюда в храм ударит! Вот-вот разнесёт нас! – перепугались они. И впрямь, точно, как грянет рядом!
– Разве переживём мы это? – так они все ужасались.
Через какое-то время к ним вышел Иккю, чтобы их подбодрить, и они как будто пробудились от страшного сна, говорили:
– Да уж, гроза была страшнее любых, о которых слышали!
Иккю спросил их:
– А что же, вы заметили, какая она была на вид?
– Да вот, такая, как будто у вола выросли крылья! – отвечали ему. А кто-то ещё сказал:
– Нет, это вам показалось! А была она как переносной фонарь, только красного цвета.
Ещё говорили:
– Похожа на петуха!
– Что-то похожее на чёрта! – так говорили они наперебой, а один смельчак, от начала и до конца не терявший присутствия духа, сумел хорошенько разглядеть, и сказал:
– Нет, то, что они говорят, всё неправда. А молния была в виде монаха в шесть сяку ростом, перед собой он держал широкий барабан, и, как упал, тут же загремел барабаном и скрылся в кухне!
Иккю выслушал и рассмеялся, хлопая себя по бокам от веселья. Потом рассказал, – оказалось, что это Иккю полез с миской на крышу, чтобы остановить течь, и, оступившись, свалился с крыши.
Один смельчак, не терявший присутствия духа, разглядел «бога грома» и сказал: «Молния была в виде монаха в шесть сяку ростом, перед собой он держал широкий барабан, и, как упал, тут же загремел барабаном и скрылся в кухне!»
5О том, как Иккю послал в деревню очистки от тыквы
Когда Иккю пребывал в Акасака, останавливался он в храме школы Чистой земли, который назывался Хонэндзи[271]271
Акасака – местность на территории нынешнего Токио. О храме Хо:нэндзи ничего не известно.
[Закрыть]. Тамошний настоятель богато угощал Иккю, тот был очень доволен и продолжал переписываться с ним и после возвращения в столицу.
Как-то раз из Хонэндзи к Иккю прибыл посыльный со словами: «Сейчас один из моих прихожан удостоился продвижения по службе, нужно его поздравить подарком, а здесь, как вы знаете, деревня, и ничего эдакого не найти. Пришлите что-нибудь на ваш выбор, не очень дорогое, чтобы смотрелось хорошо и по количеству выглядело чтобы побольше».
Иккю услышал это и сказал: «Что за мелкая душа у этого монаха!» – заказал три тюка очистков от тыквы и приложил письмо:
«Получив весточку от вас из таких дальних мест, посылаю вам очень много очень дешёвых вещей. Если понравится, могу выслать сколько угодно ещё, только скажите!»
Всё это он отослал монаху, а тот, говорят, более никого не беспокоил корыстными просьбами.
6О том, как Иккю посылал за ступкой для чая
Когда Иккю пребывал в Киото, неподалёку жил редкий среди людей скряга, и раз за разом донимал Иккю. Тогда Иккю послал к нему за мельницей для чая[272]272
Мельница из жерновов с ручкой, предназначенная для изготовления порошкового зелёного чая.
[Закрыть]. Тот скупой монах передал: «Вы присылали за чайной мельницей. Было бы совсем не трудно дать, но если давать её всем, то она изотрётся, потому пришлите лучше сюда чай, чтобы смолоть его». На том в тот раз всё и закончилось.
А через какое-то время тот жадный монах прислал кого-то в тот храм, где жил Иккю, с просьбой одолжить лестницу. Иккю, выслушав просьбу, отвечал: «Было бы совсем не трудно дать, но если давать её всем, то она будет плохо работать, потому приходите сюда и взберитесь по ней».
Жадный монах прислал кого-то в тот храм, где жил Иккю, с просьбой одолжить лестницу. Иккю отвечал: «Я бы дал, но если давать её кому попало, то она будет плохо работать, потому приходите сюда и взберитесь по ней».
7О непринуждённости
Как-то раз житель какой-то деревни в глуши впервые подался в столицу, а сам он всегда делал вид человека бывалого, хотя грамоте был не учён. И в столице он напустил на себя такой вид, а хозяин того дома, где он останавливался, был человек угодливый. Иногда он бывал у Иккю, и тому человеку из деревни он предложил:
– Что же, раз вы впервые прибыли в столицу, нужно бы вам повидать Иккю, который живёт в Мурасакино!
– Конечно! Его и в нашей деревне хорошо знают. А мои родители с ним такие любовники[273]273
В оригинале – тинтин, слово, использовавшееся для обозначения очень близких отношений между мужчиной и женщиной. Слово использовано намеренно неточно, чтобы передать диалект или неучёность говорящего, оно подчёркивает его деревенское происхождение и самоуверенную вольность в обращении со словами.
[Закрыть], не разлей вода! Нужно бы сходить да повидаться с ним.
Так они пошли в Мурасакино вместе с хозяином постоялого двора.
Тогда Иккю как раз был в монастыре и вышел к ним. Тому, кто пришёл из деревни, он сказал:
– Вы, как я слышал, прибыли из деревни. Как приятно, что вы решили зайти ко мне! Вы, должно быть, устали с дороги, так что сделаем «хэйгай»[274]274
Хэйгай – слово китайского происхождения, означающее «вести себя свободно», «быть как дома», «отдыхать» и т. п.
[Закрыть].
Тот деревенский парень подумал, что ему предлагают еду, и ответил:
– Конечно, с удовольствием угощусь!
Хозяин постоялого двора, едва сдерживая смех, попробовал исправить его оплошность:
– Премного вам благодарны за вашу заботу. Для таких безродных, как мы, «хэйгай» будет в самый раз.
А тот деревенщина с таким же уверенным видом сказал:
– А, так это вы о «хэйгае»? Да уж, совершенно верно, в нашем краю мы из всякой лапши обычно едим «хэйгай» и рубленую гречневую лапшу. Мисочка лапши бы не помешала. Пускай несут!
8О бамбуковой веранде
Один человек, который жил у пересечения Второго проспекта и Хорикава, отправился поклониться в святилище Имамия[275]275
Святилище Имамия, посвящённое божествам Оокунинуси, Котосиронуси и Кусинадахимэ, расположено на севере Киото, к северо-западу от Дайтокудзи, где был настоятелем Иккю.
[Закрыть]. Когда проходил он мимо Дайтокудзи, вспомнил об Иккю и послал к нему посыльного со словами: «Сообщаю вам через посыльного, что нахожусь сейчас у ворот вашего храма. Хотел бы осведомиться о вашем здоровье», и так далее, такие слова он учтиво передал ему.
Иккю же и от себя послал монаха передать: «Заходите хоть ненадолго. Сейчас ещё и осенний дождь пошёл, так что приготовлю беседку для встречи, хоть она и не сравнилась бы с жилищем Тэйка[276]276
Иккю здесь упоминает жилище Фудзивара-но Тэйка (1162–1241), названное «Беседка, где пережидают осенние дожди».
[Закрыть]».
Посетитель был неучён, и ни слова не понял из того, что передал Иккю, потому ответил: «Обувь у нас грязна, так что мы пойдём дальше».
Иккю снова послал монаха передать: «Услышал, что вы сказали о грязной обуви. К счастью, у нас есть и бамбуковая веранда – тикуэн[277]277
Веранда, сделанная из бамбука, на которой можно посидеть, подойдя снаружи и не заходя в дом.
[Закрыть]. Заходите, пожалуйста!»
А тот человек решил, что «Тикуэн» – это имя человека, и отвечал: «Благодарю за приглашение. У вас и Тикуэн сейчас? Передавайте и Тикуэну мои наилучшие пожелания» – так он сказал и быстро ушёл по своим делам.
Иккю послал монаха передать: «Заходите хоть ненадолго. Сейчас ещё и осенний дождь пошёл, так что приготовлю беседку для встречи».
