Текст книги "Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»"
Автор книги: Автор неизвестен Древневосточная литература
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
О том, как один человек написал табличку с правилами, а Иккю дописал на ней
Где-то жил человек, ничем не примечательный и вздорный. И при том был он богат и ни в чём не знал недостатка. Служило у него множество людей. Желая выразить свою волю, он установил у дверей в дом табличку с правилами для работников. На ней было написано:
Запрещается
Льстить и подхалимничать на службе,
Использовать людей до истощения, объедаться,
Выпрашивать подачки от вышестоящих.
Однажды пригласил он к себе Иккю. Они поговорили о разных делах, и в конце разговора Иккю спросил:
– Странная табличка перед дверью у вас. Это правила для работников?
– Так и есть! – ответил хозяин.
Иккю развеселился и перед уходом написал на ней:
Чем выслуживаться
И в довольстве жить,
Не выслуживаться
И жить в бедности
Куда как проще.
Хэцураитэ
Таносики ёри мо
Хэцуравадэ
Мадзусики ми косо
Кокоро ясукэрэ
Бумагу с написанным он прикрепил к табличке с правилами и пошёл домой.
3О том, как один отшельник задавал Иккю вопросы о буддийском учении
В столице был один отшельник. Однажды пришёл он в сплетённую из трав хижину к Иккю, чтобы выразить ему своё почтение.
Преподобный тогда болел и передал ему: «Извините, но сейчас я никого не могу принимать, а если у вас ко мне какое-то дело, приходите попозже», но тот монах сказал: «Понимаю, вы больны. Но хотел бы повидать вас, хотя бы и стоя[240]240
То есть нанести короткий визит, не усаживаясь.
[Закрыть]».
Иккю был прямодушным монахом, а потому подумал: «Я ему сказал, что никого не принимаю, – может быть, он решил, что я его стесняюсь?» – и вышел к нему.
Тот монах сказал ему:
– Я обитаю в столице, изучаю буддизм школы Тэндай, как он есть. Однако же кое-что мне непонятно, и я хочу спросить вас, господин монах.
Иккю отвечал:
– Что же вас беспокоит? Я сам неумён, даже азбуку ироха[241]241
Азбука ироха – стихотворение буддийского содержания, в котором использованы все буквы старой японской азбуки.
[Закрыть] – и ту разъяснить не сумею, настолько я глуп. Так что даже не надеюсь развеять ваши сомнения.
Тогда тот монах сказал:
– Как понимать, что буддами станут и деревья, и травы?
Иккю отвечал:
– Чем думать о деревьях и травах, подумай, как ты сам станешь буддой.
Тот монах вновь вопрошал:
– А где же появляется этот становящийся будда?
Иккю на это:
– Разгляди это в своей душе! – так изволил ответить, и тот монах тут же ушёл, не найдя слов.
– Не зная о просветлении в собственном сердце, ищет его у других, – что за глупец! Всё равно как если б слепой рассуждал о чёрном и белом, или обезьяна принялась бы ловить отражение луны в воде. Вступая на путь, стоит задуматься о важных вещах – о жизни и смерти, о том, как вырваться из круга перерождений, – вот о чём нужно думать тому, кто вступил на путь. Не понимая себя, спрашивать других, – что за глупость! – потешался Иккю.
Преподобный тогда болел и передал гостю: «Извините, но сейчас я никого не могу принимать, если у вас ко мне какое-то дело, приходите попозже», но тот сказал: «Понимаю, вы больны. Но хотел бы повидать вас, хотя бы и стоя».
4О том, как женщина написала Иккю благодарственное послание
В краю Идзумо, в местности, что называется Оохара, есть человек, которого зовут Юрурия Фудзи-таю. Долго он жил в Киото, но был родом из Идзумо и потому уехал назад и увёз домой с собой жену из Киото.
Эта жена, пока обреталась в Киото, прежде, до того, как обручилась с тем человеком, переписывалась с другими мужчинами.
О том втайне проведал один человек и передал Фудзи-таю. Он взял те письма и спрятал. Думал он: «Я грамоты не знаю и что теперь делать – не ведаю; кому бы их показать?» – А показать-то и некому, так что в тот день ничего не вышло.
Как раз тогда Иккю пребывал неподалёку от этого Фудзи-таю, и тот подумал: «Какой хороший случай!» – достал те письма и попросил:
– Господин монах! Скажу вам по секрету – у меня хоть глаза и есть, но я неграмотен, всё равно что слепец. В этих письмах – важные для меня подробности, – не могли бы вы их мне прочесть одно за другим?
Иккю просмотрел письма и прочитал их так, как будто это были обычные послания. Тогда Фудзи-таю сказал:
– Что ж, ничего предосудительного в этих письмах нет. Тот человек всё наврал. Может, дать ещё кому-нибудь почитать, чтоб окончательно развеять сомнения? Впрочем, не думаю, чтобы преподобный прочитал неправильно и обманул меня.
И он перестал беспокоиться по поводу этих писем.
А та женщина на следующий день на радостях написала преподобному такое послание:
В земле Синано,
На дороге в Кисо,
Бревенчатый мост,
Когда на него вступаешь —
Душа затрепещет[242]242
В данном стихотворении строка кисодзи ни какэси – «устроенный на дороге в местности Кисо» напоминает ки ни какэси – «заставляет волноваться», и фумимиси – «попробовать ступить» можно прочитать как «увидеть письмо».
[Закрыть].
Синано нару
Кисодзи ни какэси
Марукихаси
Фумимиси токи ва
Аяукариси о
Так она написала от великой радости и послала Иккю. А он отвечал:
5
Письмо увидав:
«Что написано там?» —
Вопрошал Фудзи-таю,
Когда ему прочитали,
Успокоился он.
Миси токи ва
Ика нару кото то
Toy таюу
Ёмиоваритэ ва
Кокоро юрури я
О том, как Иккю и астролог шутили
В столице живёт один учёный астролог. Как-то пришёл он в келью к Иккю. Тот его встретил:
– Давно вас не видно было, куда это вы уезжали?
– Да вот, по просьбе одного человека уезжал в Южную столицу[243]243
Южная столица – г. Нара, бывший столицей с 710 по 784 гг.
[Закрыть]. Вернулся только два-три дня назад.
Преподобный спросил:
– И что, не слыхали ли чего удивительного там?
Учёный отвечал:
– Как же, слышал я удивительную историю!
– Что же за история?
– Там, на спуске Ханнядзака[244]244
Местность у храма Ханнядзи, находящегося в восточной части г. Нара, севернее Тодайдзи.
[Закрыть], живёт один зубодёр. Говорят, что за один зуб берёт он два мона[245]245
См. сноску № 86.
[Закрыть]. У одного человека болел зуб. В одночасье так заболел он, что боль отдавалась во всём его теле, так, что невозможно терпеть. Услышал он о том зубодёре и пошёл к нему вырывать зуб. Тот ему и говорит: «За один зуб беру два мона!» – а этот просит: «Я услышал о вас и пришёл издалека. Не сбросите ли цену до одного мона?» – «Нет, скидок я не делаю. Как надумаете рвать, приходите в любое время», – но так и не уменьшил цену. Тот человек уж было думал, что делать нечего, нужно идти домой, но потом, верно, решил: «Как же это я, пришёл в такую даль – и вернусь ни с чем!» – и сказал: «Если уж ни в какую не хотите сбрасывать цену, то, может, два зуба за три мона вырвете?» Зубодёр отвечал: «Надо же, как вы торгуетесь! Ладно, так и быть, такую скидку я вам сделаю!» – и вырвал ему два зуба за три мона. Тот очень был доволен собой, что ему удалось сбить цену, и ушёл, а люди вокруг говорили: «Ну и ну, какую штуку выкинул этот давешний больной! Попросил вырвать не только тот зуб, который нужно было, а ещё и другой тоже! Пожалел один мон – и вырвал здоровый зуб, который не болел и можно было его оставить! Что ни говори, а много есть в этом мире удивительных людей. О таких, наверное, и говорят, что ради небольшой выгоды согласны на большие потери!» – так они потешались. Вот какое удивительное дело слышал!
Преподобный покатывался от смеха:
– И правда, интересная история! Вот точно так же и прочие люди в этом мире стремятся к своей выгоде, чтоб непременно выиграть хоть что-нибудь, не знают закона причин и следствий, не ведают о грядущей расплате!
Так они говорили о многих вещах, а потом Иккю по какому-то делу выходил через заднюю дверь, обращённую на запад. Астролог, видя это, тут же сложил:
Что творится!
Рассветное солнце
Восходит на западе!
Икабакари
Ниси ни асахи но
Идзуру кана
А Иккю тут же ответил:
И что же скажет об этом
Учёный астролог?
Тэммон хакасэ
Икага миру ран
Астролог всплеснул руками, рассмеялся и ушёл, забыв даже попрощаться.
6О том, что такое люди
Один человек спросил Иккю:
– В этом мире есть такое существо, которое называется «человек». Каков же тот, кого можно называть человеком?
Иккю отвечал:
– Что же, я – монах, откуда бы мне знать о людях? Однако же, когда юноша, взыскуя знания, любезно спрашивает, неуместно было бы сказать: «Не знаю!» Когда-то довелось мне слышать мудрых людей, так что попробую ответить. Для начала скажу, что есть такие, кто обладает всем для того, чтобы называть их людьми, и такие, кому для этого кое-чего не хватает, а потому тех, кого должно, и называют людьми. Например, соколы хорошо ловят других птиц, потому такие птицы и называются соколами. Если же сокол не ловит других птиц, а охотится на мышей, то такую птицу называют коршуном среди соколов. Соколом её назвать трудно. Кошку, которая хорошо ловит мышей, называют настоящей кошкой. А если она мышей не ловит, а ворует и ест рыбу, то её называют мышью среди кошек. Трудно такую кошку назвать кошкой. Настоящий человек – это тот, кто ведёт себя как человек.
Тот спросил:
– Что такое «заимствование» чужих знаний?
Иккю отвечал:
– Об этом я тоже не очень хорошо знаю, но попробую ответить. «Заимствование» это вот есть, например, на перекрёстках Четвёртого и Пятого проспектов мелочные лавки, в них на одной полке лежат самые разные вещи, и торговцы продают, что кому нужно. Если вы закажете им какую-нибудь вещь, вам скажут: «Ничего из этого мы сами не производим, лишь продаём вещи тех мастеров, которые хорошо это умеют делать. Если вам нужно, мы закажем им, чтобы они сделали»; и точно так же со знаниями, таким же образом многие заимствуют знания. Редко кто создаёт новые знания. Обычно берут Лао-цзы, Чжуан-цзы, мыслителей Ста школ, перемешивают это и рассуждают, и называют себя мыслителями, хотя они – как продавец той мелочной лавки. Для покупателя он полезен, но сам – не ремесленник. Гораздо ценнее те, кто хорошо осознают хоть одно слово или высказывание, и могут практиковать на этой основе, но очень мало таких.
Тот человек внимательно его выслушал и восхитился:
– До чего же складно вы говорите!
Ноборумати, у Второго проспекта и ТэраматиДоски изготовлены Сёбэем
РАССКАЗЫ ОБ ИККЮ, СОБРАННЫЕ В КАНТО
Предисловие
Было это в 11 году эры Камбун[246]246
1671 г.
[Закрыть], во второй луне всё продолжал лить затяжной дождь, было мне грустно и тяжело на душе, и тут пришли двое-трое друзей и предложили: «Сегодня – пятый день последней декады месяца, в этот день почитают бога Тэндзина. Идём в Китано!»[247]247
Помимо ежегодных праздников, в храмах и святилищах проводились службы в определённый день месяца. Божество Тэндзин, покровителя каллиграфии, стихосложения и учёности, почитают в 25 день лунного месяца. Китано – здесь имеется в виду святилище Китано-Тэммангу, где почитают бога Тэндзина.
[Закрыть] Я и сам об этом подумывал, а потому с радостью пошёл с ними поклониться божеству. На обратном пути по обе стороны ворот собрались какие-то люди, – не иначе как продают лекарство лавки «Торая», о которых нынче все говорят. Подошёл, посмотрел, а оказалось вовсе не то, что подумал, – люди, торгующие книгами о том, что бывало в Китае и Японии, выложили множество сочинений, и среди них были «Рассказы об Иккю». Взял, глянул, а там так описаны шутки и удивительные события, куда там тому, что я слышал! И всё же многого там не было. А особенно скудны сведения о том, что случилось в Канто. Я пожалел об этом, вернулся в свой скудный дом, увитый плющом, и, следуя кисти, записал старые рассказы, полные выдумок. Один, другой, третий, четвёртый, – и тут пришёл человек, который вырезает знаки на берёзовых досках[248]248
Одна из разновидностей берёзы использовалась для печатных досок при печати японских книг.
[Закрыть], увидел это и тут же сказал: «Ах, какие хорошие смешные истории! Вырежем их на берёзовых досках и покажем миру!» Я отказывался, говорил: «Ничего из этого я сам не видел, это старые истории, записал, как услышал, там всё, наверное, не так было», но он меня уговорил, и я сделал пару свитков, которые назвал «Рассказы об Иккю, собранные в Канто». Сразу оговорюсь, что эта книга – развлечение для женщин и детей и вовсе не для серьёзного размышления.
Свиток первый
1О «безумных стихах», сложенных в Яцухаси
Знаменита местность Яцухаси – «Восемь мостов», что в земле Микава, и в старину Нарихира сложил здесь стихи, поставив в начале каждой строки по одному слогу слова «какицубата» – «ирис»[249]249
В «Повести об Исэ», лирическим героем которой является поэт Аривара-но Нарихира, об этой местности сказано: «…С самого начала с ним ехали друзья – один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут «восемь мостов». Зовут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово „лилия“ возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил:
Любимую мою в одеждах // Изящных там, в столице, // Любя оставил… // И думаю с тоской, насколько // Я от нее далек… – так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги» (пер. Н. И. Конрад). В оригинале – какицубата, ирис; для перевода пятистишия переводчик использовал слово «лилия».
[Закрыть]. Иккю, видимо, тоже хотелось полюбоваться этими местами. Кто-то из местных показал ему окрестности, он осмотрелся – восемь мостов позаброшены и исчезли, ирисов тоже нет. Повсюду жмутся друг к другу рисовые поля, и не разобрать, где же были те Восемь мостов. Иккю сложил:
2
Знаменитые
Восемь мостов,
Что в Микава, —
Одни лишь поля вокруг,
Ирисов тоже не видно.
Ото ни кику
Микава ни какэси
Яцухаси мо
Та бакари аритэ
Какицуба ва наси
О «безумных стихах», преподнесённых Горному будде Якуси
В той же земле есть Горный Якуси[250]250
Здесь – храм Явления Феникса, Хорайдзи, расположенный в горах в земле Микава и посвящённый будде Врачевания – Якуси.
[Закрыть] – известное чудесными проявлениями место, и поток паломников, идущих на поклонение, не иссякает ни днём, ни ночью. В местности Яхаги в той земле жил человек, покрытый волдырями; собрался он возносить моления семь раз по семь дней, не пропускал ни дня, уже перевалило за сороковой день, а признаков исцеления всё не было. Разозлился он на Татхагату и ругал его на все лады. Как услышал, что туда прибыл из столицы Иккю, он тут же кинулся к нему и пожаловался на такое дело. Иккю выслушал его и сказал:
– Дело не в том, что у Татхагаты нет чудесной силы. Винить во всём можешь только себя. Однако же я за тебя помолюсь.
Так он ответил, сложил «безумные стихи» и молвил:
– Когда пойдёшь на поклонение нынче ночью, прочти эти стихи!
Больной обрадовался и вечером заспешил на поклонение будде. Как раз был второй день средней декады луны[251]251
12 день лунного месяца – день почитания будды Якуси в храме Хорайдзи.
[Закрыть], а потому среди толпившихся там богатых и бедных одни молились: «Спокойствие в этой жизни, благое рождение в жизни грядущей, покой и счастье даруй нам!» – другие просили: «Славься, Татхагата Якуси, Владыка лазуритового блеска! Помоги нам с этой болезнью, спаси нас от такой-то немощи!» – так громко молился каждый, и было очень шумно, а оттого неспокойно, поэтому он подождал в храме, пока люди не разойдутся. Наконец, к середине ночи храм опустел, остались там лишь монах, поддерживающий огонь в светильниках, и этот больной. Достал он те стихи и прочитал их божеству.
Славься, Якуси!
«Все немощи исцелю!» —
Такой ты обет дал.
Если ты мне не поможешь, —
Как же ославят тебя!
Наму Якуси
Сюбё: сицудзё но
Ган нарэба
Ми ёри хотокэ но
На косо осикэрэ
Как только он это дочитал, всё в храме затряслось и послышался властный голос:
Короткий ливень
Закончится в одночасье,
Так и недуг твой —
Да опадут и осыплются
Струпья на теле твоём!
Мурасамэ ва
Тада хитотоки но
Моно дзокаси
Оногами но каса
Соко ни нугиокэ
«Чудесны будды слова!» – подумал он, пробыл в поклоне ещё какое-то время, а когда встал и осмотрел себя, то оказалось, что все болячки с его тела опали и исчезли бесследно. Пробрало его до костей, преисполнился он почтения к будде, открылось его сердце буддийскому Закону, и с тех пор он подвижничал в разных землях.
Человек, покрытый волдырями, возносил моления семь раз по семь дней, а лучше ему не становилось. Услышал он, что из столицы прибыл Иккю, и тут же кинулся к нему. Иккю выслушал его и сказал: «Дело не в том, что у Татхагаты нет чудесной силы. Винить во всём можешь только себя. Однако же я за тебя помолюсь».
3О том, как Иккю обезумел от любви
Иккю был неравнодушен к мальчикам. Поэтому в разных местах сейчас рассказывают, как он привечал храмовых служек и бродяжек.
Сам я бывал в земле Суруга, там при земельной управе служил юноша по имени Кодама Бэнносукэ, прекраснейший в том краю, и Иккю всячески его уговаривал, писал, что, дескать, угостит его как следует, но тот на послания не отвечал. Тогда Иккю написал «безумные стихи» и послал ему.
Цветы – к корням,
Птицы – к гнёздам
Вернутся,
И лишь человек никогда
Молодым вновь не станет.
Хана ва нэ ни
Тори ва фурусу ни
Каэрэдомо
Хито ва вакаки ни
Каэру кото наси
И приписал: «Господину Бэн посылает никчемный столичный монах», и того, видимо, устыдили эти стихи, он написал прочувствованное письмо в ответ, Иккю тем же вечером его посетил, и сбылись его мечтания.
4О том, как Иккю провёл последние наставления для «разрушительницы крепостей» и для продавца чая
В это время в Акасака жила дева веселья[252]252
Куртизанка. В заглавии названа «разрушительница крепостей» – этот эпитет происходит из китайского исторического сочинения «История Хань» («Хань шу»), указывая на необыкновенную силу женской прелести – «первый взгляд разрушает крепость, второй покоряет государство».
[Закрыть], которую звали Ицуки. Некоторое время болела она, а потом скончалась. Собрались люди, которые был с ней близки, и говорили: «Эту женщину отягчают пять препятствий и три следования[253]253
«Пять препятствий» – буддийский термин, встречающийся, например, в «Сутре Лотоса», гл. 12 «Девадатта»: «…в теле женщины имеется пять препятствий. Во-первых, [она] не способна стать царем неба Брахмы, во-вторых, Шакрой, в-третьих, царем мар, в-четвертых, Святым Царем, Вращающим Колесо, в-пятых, обрести тело будды». «Три следования» – конфуцианское понятие, указывает на подчинение женщины вначале отцу, потом мужу, а впоследствии – сыну.
[Закрыть], была она многогрешна. К тому же из-за блудной жизни ей трудно достичь просветления. Давайте же попросим Иккю, чтобы провёл заупокойную службу!» Пошли они к нему: «Если бы вы изволили произнести посмертное наставление во благо ей, были бы вам очень признательны!» Так упрашивали его, и Иккю с лёгкостью согласился: «Это нетрудно!» – пошёл с ними и провёл наставление:
– Монахи торгуют одеждой, девы торгуют румянами. «Весной зеленеет ива, лепестки сливы алеют!» – как только он это сказал, из гроба, где находилась покойная, разлилось сияние, а тем же вечером явилась она тем людям во сне и возвестила, что стала буддой.
И ещё там же жил человек, который жил тем, что продавал чай проходящим путникам. Он в одночасье скончался. Собрались соседи, отливали его водой, давали лекарство, чтоб привести в себя, но всё напрасно.
Как раз мимо проходил Иккю, и те подумали, что это счастливый случай, и попросили его сделать что-нибудь. Иккю взял в руки черпак для чая и произнёс наставление:
– Жил на одну монету за чашку чая, и смертный час пришёл – как облако пролетело! – так изволил сказать, и тот продавец чая тоже возвестил о своём просветлении.
5О том, как в земле Каи Иккю отвечал на вопрос о рае и аде
Иккю одно время останавливался в земле Каи, пошёл осматривать исторические места, а тамошний управляющий услышал, что туда направляется Иккю, сделал вид, что не знает, кто он такой, подъехал к нему и спросил:
– Эй, монах, а что ты расскажешь об аде и рае?
Иккю насупился и изволил ответить:
– Иди в задницу!
Управляющий разгневался необычайно:
– Как ругается этот дерзкий монах! Заткните ему рот, свяжите его! – приказал он слугам.
– Слушаемся! – отвечали те, подбежали к Иккю, хорошенько его побили и связали. Он сказал:
– Вот это и есть ад!
Управляющий восхитился, тут же спрыгнул с коня, самолично развязал Иккю:
– Благодарю вас за наставление! – поклонился он, посадил Иккю на собственного коня, отвёз к себе домой и не отходил от него с утра до вечера, предлагал ему редкие кушанья и от души угостил его.
– А вот это – самый настоящий рай! – изволил сказать Иккю.
Управляющий подъехал к Иккю и спросил: «Эй, монах, а что ты расскажешь об аде и рае?» Иккю насупился и ответил: «Иди в задницу!» Управляющий разгневался: «Как ругается этот дерзкий монах! Заткните ему рот, свяжите его!»
6О том, как Иккю помог ронину получить должность
Когда Иккю пребывал в земле Каи, один ронин принимал его у себя. «Иккю – воплощённый Будда, и, если его попросить, может, помог бы мне продвинуться по службе?» – так втайне думал он, но всё случай не подворачивался, и не мог он его попросить. Однажды, когда Иккю пребывал в хорошем расположении духа, ронин угостил его сакэ и воспользовался случаем:
– Мои родичи веками служат здесь в разных местах, а я не смог добиться достатка и появиться к ним не могу, стыжусь. Дорожные деньги уже подходят к концу, не знаю, что и делать. Сжальтесь, проявите милость, помогите мне занять подобающее положение! – так упрашивал он, и Иккю его пожалел, кивнул и спросил:
– А какие вы искусства знаете?
Ронин отвечал:
– Не учён я никаким искусствам.
Иккю тогда спрашивал о каждом из искусств – церемонии, музыке, стрельбе из лука, верховой езде, каллиграфии, математике, и тот отвечал, что ничему из этого не учился.
– Что же, вы – ронин, который совсем ничего не умеет? – спросил Иккю и задумался, тогда тот человек сказал:
– Я знаю первую часть танца «Ацумори»![254]254
Песня в жанре ковака-маи, повествующая о трагической гибели юного Ацумори, племянника Тайра-но Киёмори, в битве при Итинотани.
[Закрыть]
– Вот это хорошо! – отвечал Иккю и тут же созвал буянов со всей округи и втайне с ними совещался. Договорился о барабане, устроил зрительные места, установил полотняную ширму вокруг и расставил повсюду таблички с объявлениями:
«Ныне приехал из столицы исполнитель танца ковака-маи[255]255
Ковака-маи – песенный жанр, к которому, в том числе, относятся «танцы дайгасира» (см. примеч. к «Рассказам об Иккю, собранным в разных землях», св. 4, «9. О том, как Иккю исполнял танец дайгасира в горах»).
[Закрыть] для сбора пожертвований. Ответственный за сбор пожертвований – Старый наставник Поднебесной Иккю»
Собрались самураи – это уж само собой, а кроме них, и городские жители, и крестьяне, собрались богатые и бедные с округи в пять-семь ри, и, хоть место для представления было просторное, набились туда так, что чуть не рвали полотнища, которыми была огорожена площадка.
И вот, появился тот ронин, разодетый в богатые одежды, прошёл на сцену, исполнил первую часть танца «Ацумори» и вышел в артистическую уборную. Тут же вышел к сцене человек и сказал:
– Порадовал он нас всех чудесным зрелищем, благодарим! – так он говорил как по-писаному, и сказал: – Что же, что мы попросим исполнить дальше? Высказывайте пожелания! – и тогда многие зрители наперебой стали выкрикивать названия пьес: «Дайсёкукан!», «Сида!», «Такадати!», «Киёсигэ!» – как будто бы заранее сговорились[256]256
«Такадати» – см. сноску. № 228, «Дайсёкукан», «Сида», «Киёсигэ» – названия пьес ковака-маи.
[Закрыть]. А те буяны, о которых раньше шла речь, встали и закричали:
– Нет, хотим «Ацумори»!
Те, кто раньше кричал, возмутились:
– Скучно же смотреть одно и то же во второй раз!
Тогда те буяны закричали:
– Раз уж он так хочет, не нравится ему «Ацумори», так и нечего ему тут делать, давайте-ка спровадим его! – так они кричали, и настояли на том, чтобы снова ронин сыграл «Ацумори», и так он играл четыре или пять раз. После этого зрителям сказал:
– На сегодня я с вами прощаюсь! – и выпроводил их.
В Митогути говорили: «Завтра будет что-то другое!» – эта весть разошлась, и набилось ещё больше людей, чем накануне. Ронина снова заставили исполнять «Ацумори», и так продолжалось семь дней.
Вот так тот ронин занял неплохое положение в тех местах. Говорят, что тамошний управляющий, хоть и слышал о том, но, поскольку то была проделка Иккю, делал вид, что ничего не ведает.
Появился ронин, разодетый в богатые одежды, прошёл на сцену, исполнил первую часть танца «Ацумори» и вышел в артистическую уборную. Тут же вышел к сцене человек и сказал: «Порадовал он нас всех чудесным зрелищем, благодарим!»
