Текст книги "Башня Близнецов 2 (СИ)"

Автор книги: Артем Лунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Это ты неплохо придумала, тварь, похвалил Хегор и вообразил, что гладит по загривку нечто неопределённое, мохнато-чёрное.

И тварь… да, точно!.. она махнула хвостом, поняв одобрение человека!..

В деревенских избах хищное растение держат в горшках, чтобы ловило мух и комаров. В его семье, правда, такого не было, запах почти всех цветов заставлял его чихать и задыхаться. Сейчас Хегор сам себе напоминал кусачую росянку, жрущую насекомых. Не домашнюю мелкую, а дикую, возросшую на жирном летнем гнусе и способной даже и мышь сожрать запросто.

Он отстранённо наблюдал, как комары уходят под кожу. Интересно, подумал, глядя на блистающие на поверхности кожи крылышки, если меня комары укусят со всех сторон и влипнут, и все сразу замашут крылышками, – смогут ли они меня поднять?..

Он засмеялся, не чувствуя укусов крылатой мелочи. Его тело продолжало питаться теми, кто прилетел питаться им. И рыба в "кармане" почти совсем растворилась.

Тварь отправила ощущение удовольствия. Падаль лучше, сказала она, рыба хуже – приходится прилагать усилия, чтобы её поймать, а тут сиди себе, пища прилетает сама.

Никакой падали, строго сказал Хегор.

Он откинулся назад, опираясь о ствол дерева, и сосредоточился на "лепке". Постепенно ткань ширилась, он определённо наловчился находить общий язык с тварью!.. Так и с игрушками – первую лепишь полдня, а потом уже по десятку за то же время.

Скоро он оказался "одетым" в длинную рубашку. На плечах и боках она прирастала к телу, но это были мелочи. Комары и мошкара отстали, то ли время их вышло, то ли испугались наконец, то ли он перестал их притягивать.

То ли заняться штанами, то ли ещё порыбачить, подумал он, но напряжённая "лепка" не прошла даром – уснул, сидя в неудобной позе.

Проснулся задолго до рассвета. Туман обвивал стволы деревьев, полз по реке, луна, Солнце Мёртвых, светила тускло. В такие ночи хорошо бродить чудовищам Матери Зверей.

Древний страх коснулся Хегора, он засмеялся, мотнул головой. Встал, не чувствуя холода.

– Я здесь самое страшное чудовище, – доверительно поведал реке и туману. – И я пойду бродить в страшной ночи.

Ветер согласно вздохнул, всколыхнул туман. Хегор увидел, что спина, которой он прижимался к стволу, "выела" в коре углубление. Рубашка растворилась бесследно, но стоило ему подумать о ней, как ткань тут же восстановилась, отслоилась от кожи.

– Пошли, чудовище, – буркнул Хегор. – Страшный Пожиратель Деревьев.

Он шёл вдоль реки. Когда идти становилось неудобно, заходил в воду и сплавлялся вниз. Луна то и дело скрывалась за тучами, но Хегор по-прежнему всё видел.

Спать ему не хотелось. И есть пока не хотелось тоже, но он не упускал случая подхватить ягоду с куста, сорвать найденный гриб. Если пища не лезла в рот, он помещал её за пазуху рубахи, и очень скоро биомасса, как называла это тварь, растворялась.

Восход солнца застал его у реки. Хегор сел на камень и принялся за "лепку", и очень скоро на ногах его возникли самые обычные порты.

– Вот так-то лучше, – оценил Хегор, разглядывая своё отражение. – Хоть на человека стал похож…

Он часто разговаривал сам с собой, напоминая, что он человек. Говорил и с тварью, пытаясь понять, как мыслит то, что нашло приют внутри него. К сожалению, оно общалось чаще всего требовательными импульсами типа "хочу жрать!". Вот как сейчас.

Хегор принялся выискивать крючок для рыбалки и увидел змею, выползшую погреться на камни. Прежде чем узнал в ней гадюку, как мысли исчезли, и он бросился на добычу.

И змея, конечно, его ужалила.

Очнулся Хегор нескоро. Солнце вовсю палило с высоты. От гадюки осталась только шкурка, кости и какие-то потроха, видимо, в помутнении сознания он съел всю змею сырой.

Хегор с трудом поднялся. Мир шатался вокруг. Хотелось пить, он зашёл в воду и жадно глотал, а потом уснул прямо в ней, уткнувшись лицом в ил. На спине разомкнулись дыхательные щели.

В следующий раз он проснулся от голода столь нестерпимого, что остатки змеи, вокруг которых вились мухи, показались лучшей пищей.

– На, жри!.. – Хегор смыкал ладони на костях, на склизких внутренностях, всё проваливалось в его тело, тварь посылала импульсы нетерпения, голода…

– Змейский яд меня не берёт, – пробормотал Хегор, дёргаясь от накатывающих волн чужих эмоций. – Как же там?.. что не убивает, то делает сильнее, заумно…

Он уставился на свои руки. Пальцев всё ещё пять на каждой, только заканчивается не ногтём. Коготь… или зуб?

– Что ем, тем и становлюсь, ну да. У змей, правда, нет зубов на руках. У них и рук-то нет…

Спохватившись, Хегор вызвал рубаху и штаны, но думал в это время о змеях, и одежда оказалась чешуйчатой, с пёстрым узором. Исправил, стал убирать ядовитые когти-зубы… передумал и оставил, только спрятал, нарастив поверх них обычные ногти.

Теперь ноговицы…

Как следует вообразить не получилось. Пальцы на ногах срослись, кожа подошвы выпрямилась, потемнела и затвердела. Ладно, пока так сойдёт…

Снова захотелось есть.

Хегор покрутился по берегу и отправился в прибрежный тростник. Повезло – чуть не наступил в гнездо птицы с полудюжиной крапчатых яиц, съел вместе со скорлупой и чуть ли не с гнездом. Срывал травинки с какими-то личинками, улитками, глотал со скорлупой и травой.  Какая разница, вкуса всё равно не чувствую…

Хегор углубился в лес, тут же сверху затрещало, зацокало, посыпался мусор. Он увидел белку и примерился, как бы её достать. На кончиках пальцев уже отрастали крючки, белка, словно осознав опасность, легко порхнула с дерева на дерево. Нет, не поймать, разочарованно вздохнул Хегор, убирая крючки.

Он опять шёл вдоль реки, прихватывая то, что было рядом, и постепенно наедался. Даже смог проводить бесстрастным взглядом удирающего зайца.

Использовать объект в качестве пищи на месте…

Отмена!..

Приближающаяся пасть захлопнулась со стуком, как будто упали створки подъёмных врат. Саблерукий чуть отстранился, изучая его с каким-то новым выражением, его почти физически ощутимый жестокий голод внезапно сошёл на нет. Глаза, недавно бессмысленно пустые, наполнились ещё более пугающим хищным разумом.

Саблерукий с костяным стуком сложил свою костяную саблю, пошевелил короткими пальцами на другой руке, превращённой в щит, с неудовольствием посмотрел на них и отпустил Хегора, деревянно ступая, отошёл в сторонку и… расслабился.

Вместо него приблизился блазень. Хегору показалось, что некая сущность, вселённая в саблерукого, перешла в блазня.

Жёсткая холодная рука ухватила Хегора за подбородок, заставила открыть рот, повернула голову туда, сюда. Пробежалась по телу, ощупала руки, ноги, бесцеремонно ухватила за пах.

Боль – такое бывало и раньше – оборвала спазм, и Хегор заорал.

Этот образец может пригодиться. Берите его.

И огр снова взметнул худое тело на бронированное плечо…

Содрогнувшись всем телом, Хегор проснулся. С рёвом бросился вперёд, разя когтями… ствол дерева.

– Тьфу ты!.. – всего лишь очередной привет из памяти. Чем дальше, тем страньше. И страшнее.

Он выдернул когти, глубоко увязшие в древесине. Призвал тварь, и та спрятала их, восстановила изначальную форму рук. Наловчился понимать и приказывать, однако…

Хегор повертел головой, оглядываясь. Сейчас он выглядел как обычный деревенский мальчишка. Чуть лопоухий, светловолосый. Непримечательное лицо, торчащие локти и коленки, грубая одежда…

Зная, что обратной дороги нет, он всё же старательно поддерживал человеческий облик. Даже внимательный взгляд не сразу различил бы чуждость существа. Разве что видящие внутреннюю суть догадаются. Иные же посчитают тем, кем он и выглядит…

Резкие угловатые движения, следствие многократно возросшей силы, можно списать на болезнь. При разговоре и улыбке видно только передние, вполне человеческие зубы, крючки на языке и нёбе, ядовитые змеиные клыки незаметны. Их Хегор не убирал – слишком неприятные ощущения вызывала тварь, хозяйничающая во рту, и яд может понадобиться мгновенно.

А в остальном…

Кто увидит, что потрёпанная рубаха не накинута на плечи, а вырастает из них, и вовсе это не рубаха, а отслоившаяся кожа? Кто заметит, что штаны так же приросли к поясу? Грубые ноговицы, на самом деле единое целое с ногами, попирали прошлогоднюю хвою, мох, серую лесную землю.

Хегор остановился резко, почувствовав недалеко живое существо. Не увидел, не услышал, не унюхал – ощутил как-то иначе.

– Пойдём посмотрим? – предложил себе. Тварь не возражала. По её мнению, любопытство не порок, узнавая новое, повышаешь возможность выживание.

Именно это было для твари главным.  Выживание.

– Ладно, посмотрим. Яд – есть. Когти – вот они. Уже недалеко, я чую, – продолжая говорить вслух, Хегор поднялся на небольшой склон и наткнулся на медведя.

Мишка стоял в кустах и был похож на садовода, вышедшего поглядеть на цветки и завязи и помечтать о будущем урожае.

Завидев Хегора, "садовод" опустился на все четыре и недоумённо уставился на него. Тот не остался в долгу, пялясь на медведя. Он и раньше часто видел лесных хозяев, но так близко – никогда.

– Какой-то ты мелкий, – ему показалось, что медведь как раз довольно большой. Не матёрый "хозяин", скорее скорее медвежий "подросток", недавно начавший ходить отдельно от матери.

Медведь недоумённо заворчал, внимая критике. Хегор невольно попятился, но пересилил себя и шагнул вперёд.

Медведь взревел, но… как-то нерешительно.

– Ну, давай, – думая спровоцировать на нападение, Хегор пошёл прямо на зверя. Тот встал на задние лапы, заревел… Тут ветерок поменял направление, и ноздрей медведя коснулся незнакомый, но явно опасный запах.

Медведь, казалось, взвизгнул. Изящно повернувшись, – такой пируэт сделал бы честь любому танцору солнечной Вистры, – он опустился на все четыре и дал дёру.

Хегор опешил.

– Стой, трус! – бросился следом и немедленно вляпался в свежайшую "лепёшку". – Ах, чтоб тебя!..

Но медведь, избавившись от лишней тяжести, был уже далеко. Взбешённый Хегор проломился через кусты, выругался ему вслед и принялся ожесточённо отирать ноги о траву. Хотя это уже не было нужно.

Твари на человеческие понятия чистоты и нечистоты было глубоко плевать. В медвежьем дерьме оказались какие-то нужные вещества – и она, не мудрствуя лукаво, впитала через кожу. Хегор уже и внимания не обращал, что тварь жрёт траву, на которой он лежит, кору деревьев, на которые опирается, насекомых, что садятся на него.

– Плохо, – искренне сказал сам себе. Он расчитывал, что медведь нападёт и убъёт его. Не исключён был и другой вариант – что он сам убъёт медведя. И сожрёт. Целиком. В последнее время такого не было, но Хегор хорошо запомнил, что тварь может заставить его драться и жрать, погасив сознание, забыв обо всём.

Но вот что сам медведь его испугается – такого он не ожидал.

Снова хотелось есть. Хегор с хрустом выломал палку и пошёл следом за медведем.

За прошедшие дни Хегор достиг с существом, гнездившимся внутри, не мира, но перемирия. Нутро указывало, что нужно, и за эти дни ему случалось глодать древесную кору, слизней, со скорлупой глотать птичьи яйца, траву. Голод отступал, но никогда не уходил полностью.

Зато потребность во сне и отдыхе почти исчезла. Хегор просто садился на землю и отдыхал. Иногда к нему приходили видения памяти, но чаще он просто погружался в оцепенение, подобное тому, что охватывает в холоде змей, ящерок. И через час-другой снова шёл, подбирая этих самых пресмыкающихся, вялых по ночной поре.

Ему стало казаться, что быть мёртвым не так уж плохо…

Гоня мысль – смириться, принять то, что случилось, – Хегор упорно шёл на север.

Лесная живность разбегалась с его дороги, хищники обходили стороной. Может быть, будь сейчас лютая зима, волчьи стаи соблазнились бы попробовать на зуб непонятно пахнущего человечка… но летом пищи в лесах вдоволь.

Интересно, а замёрзнуть я могу? – Хегор ярко представил белую вьюгу, секущий льдинками ветер, пронизывающий до костей…

Даже озноб пробил. Хегор помотал головой, отбрасывая мысли о зиме. Что же случится с ним в холодное время? Придётся в спячку завалиться, как делают медведи и некоторые чудовища?..

Скоро всё тело болезненно зачесалось, и Хегор с удивлением обнаружил, что из-под кожи лезет густая и длинная светлая шерсть. Как будто обычные человеческие волосы, но повсюду…

– Стой, дурак, я всего лишь вообразил!..

Тварь, помедлив, обратила происходящее вспять. Ощущение "залезающих" в тело волос оказалось не из приятных. Хегор знал, что может попросить, и боль будет неощутима, но предпочитал её тупому онемению по всей коже.

– Так-то лучше. Хотя… – он с неудовольствием ощупал голую голову. – Давай обратно… да не по всей голове!..

Тварь послушалась, но потом…

– Нет, опять!.. – взмолился Хегор, ощутив пока ещё лёгкие позывы голода.

Да, сурово ответили изнутри. Худо-бедно научившись приказывать твари, Хегор расплачивался за "лепку" чувством непреходящего голода. Смирившись, он пошёл быстрее, поглядывая по сторонам. Он мечтал о встрече с каким-нибудь крупным зверем. В этих краях мальчишки охотятся с самого детства, но он, задохлик, ни разу не брал утку-гуся на стрелу, не ночевал на солончаках… Наверное, было бы легче…

И сейчас ему доставалась самая неприглядная добыча.

Ежи воняют. Он знал это с прошлой жизни, но в этой ощущал лишь благоухание съедобной плоти. Единственное, что плохо – колючки. Жевать неудобно.

Гадюки болезненно кусаются. Но в последнее время он навострился убивать сразу или ловить в выпаде за шею. Хотя змеи тоже спешат убраться с пути, не любят они человека.

Мыши…

А вот мелких грызунов тварь не одобряла. На ловлю одного шустрого комочка жизни требуется сил больше, чем получишь, сожрав вместе с шубкой и длинным хвостом. Разве что прыгучие зайцы хоть немного "окупают затраты"…

Подпрыгнув, Хегор отломил с дерева грибок-чагу, откусил жёсткий пахучий край. Нет, не по вкусу… Отбросил. Растопыренной пятернёй выхватил рыжик, едва выставивший шляпку из прелой земли. Сунул в рот, давясь, вместе с крошками мусора.

Мало, мало… Всякие ягоды-грибы не утоляют голод. Нужно мясо.

Одолев подъём, он направился вниз. Необыкновенно обострившимся слухом поймал звон воды.

И что-то ещё…

Сначала он не понял, что заставило его круто остановиться и припасть к земле. Осторожно выглянул из-за кустов…

Интересно, можно ли мне, мертвецу, вознести молитву?.. – подумал.  Поблагодарить Дарная…

Ручей звенел, прыгал по камням. У крутого спуска к воде суетились кабаны.

Матка с поросятами.

Неслышной тенью Хегор скользнул в кустах. Мир стал ярким и неторопливым, видимым как бы со всех сторон.

За добрую добычу!..

Полосатые поросята с визгом порскнули в разные стороны. Мать издала истошный звук – нечто среднее между визгом и рёвом, – и обратила клыки в сторону Хегора. Левый нижний был обломан, с рыла капала вода…

Хегор уклонился от стремительного выпада, подпрыгнул и полоснул когтями толстый загривок. Интересно, подействует ли его яд?.. Свиньи редко умирают от укусов змей, клыки коротки добраться через сало до живой плоти, до кровотока…

Разогнавшаяся матка пролетела под Хегором, и тот обрушился на поросят. Первого лишь зацепил когтем, второго подмял всем телом и мгновенно перервал жилу жизни.

Матка развернулась и с визгом атаковала снова. Хегор увернулся, опять ударил, кабаниха с маху стоптала, расплющила собственного детёныша…

И, видимо, решила, что с неё довольно. Поспешила за остальным выводком, припустившим вниз по течению ручья. Отравленный поросёнок, жалобно визжа, пытался бежать следом, ноги его заплетались, и он ткнулся пятачком в воду.

Чтя заповедь охотника, – не мучай понапрасну, – Хегор поспешил его добить. Разделывать пришлось когтями. Тварь нетерпеливо поскуливала изнутри, искренне недоумевая – зачем, если можно сожрать целиком. Но Хегор всё-таки вытряхнул требуху, хотел и шкурку снять, но навалилось безразличие. Перед кем он тут притворяется человеком?..

Говорят, в жарких странах есть животные, которые носят детёнышей в сумках, растущих на животе. Лениво воображая, Хегор почесал брюхо, вонзил когти и потянул. Где там желудок у человека?.. Теперь будет здесь. Лоскут кожи отделился с противным треском, тут же стал подживать. Хегор запихнул поросёнка в получившуюся сумку, вошёл не весь.

Откусывая по кусочку от другого поросёнка, он с хмурой весёлостью подумал о том, какой ужас внушил бы случайному встречнику. По виду мальчишка, в когтистых лапищах – кровавый кус, из тела торчат копытца…

Впрочем, непорядок был недолгим. Засунутый в сумку поросёнок постепенно сходил на нет, скрылись и копыта. Мешкобрюхи, вспомнил Хегор. Эти твари Стаи похожи на чудовищных толстяков… на самом деле на пузе у них сумка, такой же "вывернутый желудок" вроде его сумки

Они и есть ходячие желудки Стаи. У прочих её тварей, кроме разве что блазней, пищеварительная система самая примитивная и предназначена для жидкой пищи, вроде крови, которую они выпивают из жертв. Мешкобрюхи же жрут всё подряд, траву, листву, дерево, падаль, убитых товарищей и людей, переваривают всё это, а потом кормят товарищей…

Хегор почувствовал, что его затошнило.

Он с трудом помнил, что с ним происходило в логовище Стаи, но с недавних пор в памяти прорезались кусочки странных знаний, вроде того, что он "вспомнил" только что.

Мотнув головой, Хегор вытряхнул из неё посторонние мысли. Надо торопиться, пока тварь сыта…

Изнутри пришёл импульс.

– Да уж знаю, что "временно", на тебя, проглота, не напасёшься, – буркнул вслух. Тварь не ответила, скрылась куда-то. В мешке бултыхался полурастворённый поросёнок.

Лес потихоньку сошёл на нет, лишь кое-где цеплялись за камни колючие кусты. Солнце палило весь день. На руках для восхождения приходилось отращивать короткие шипы, кривые когти, помогающие карабкаться, удлиннять пальцы.

Чем выше, тем путь был труднее. Хегор однажды сорвался, сломал ногу и что-то в теле и почти час валялся на камнях, пока тварь всё починила. От поросёнка в мешке и костей не осталось. Он вытащил себя на относительно ровную площадку, запихнул в мешок второго, – нёс на плече, насадив на отрощенные крючки. Забился в какую-то щель и впал в оцепенение, чтобы с первыми лучами солнца продолжить восхождение.

След Хегор засёк случайно. Запуская когти в щель, заметил вдруг царапины… точно такие же, какие остаются после него самого. Повис на руках, ошарашенно изучая.

Какое-то существо, подобное ему самому – или, по крайней мере, тоже оснащённое когтями, прошло здесь ранее. Царапины нельзя сказать чтобы свежие, но и не отшлифованные дождями и ветрами. Месяц назад, раньше? Он проследил следы взглядом. Вот царапки, словно кошка по скале лапой… кошка размером со стенолома… вот слом… вот сюда словно клин забивали. Хегор принюхался, приникнув ко скале. Ничего. То ли запах успел выветриться, то ли его и не было.

Он вдруг ощутил, как поднимаются волосы на загривке. Тварь, прошедшая здесь, могла быть опасным врагом.

Поколебавшись, Хегор полез дальше, держался тропы неведомого скалолаза. Признаться, тот выбирал наилучшую дорогу.

Когда Хегор долез до вершины, он был настороже… и потому шарахнулся, чуть не кувыркнулся в пропасть, заслышав страшный скрежещущий визг. Сдуру оглянулся через плечо…

Ужас перед высотой словно укусил за пятки, и Хегор выскочил на площадку, выскаливая зубы и выбрасывая когти, готовый бить-рвать-кусать…

Страшный враг заверещал снова. Хегор выругался коряво, по-взрослому. Чудовище было похоже на обычного цыплёнка пеструшки. Куцые крылья, тонкие лапы. Только голова большая и с кривым клювом.

Птенец смотрел на него жёлтым глазом. Повернул голову, глянул другим. Раззявил клюв и снова требовательно заорал.

Гнездо из сучковатых палок под карнизом скалы было устроено так, что Хегор его заметил, только почти наткнувшись.

– Жаль, что ты такой махонький, – сообщил единственному жителю гнезда. Едва оперившийся комочек жизни верещал. Можно одним глотком…  Нет уж, это есть не буду!..

Тварь как будто смирилась с заскоками носителя, но указала, что вокруг гнезда разбросано довольно костей, и, кажется, довольно вкусных.

– Да заткнись ты… И ты тоже, – Хегор пошарил в сумке, отщипнул полупереваренный шматок мясца, бросил перед птенцом. – Не для того я сюда пришёл, чтобы кости глодать… или глотать…

Птенец удивлённо поглядел на омерзительно выглядевший и пахнущий дар. Неуверенно клюнул и заверещал ещё пуще.

– И не для того, чтобы с тобой нянькаться, – буркнул Хегор, отворачиваясь. Зарастил почти опустевший мешок, велев запомнить телу удачную находку и при необходимости восстановить. Посмеялся своей предусмотрительности – хотя кто знает, удастся ли ему задуманное.

Совсем чуть-чуть осталось… он запрокинул голову, придирчиво изучая вершину, и понял, что нарочно медлит, судорожно подыскивая предлоги остаться, отсрочить… решительно бросился на штурм.

Взбираться было легко. Набил руку… и ногу, если уж на то пошло. Тело приспособилось, приникало тесно, цеплялось крепко, пресмыкалось змеёй по камням, пружинило, оно очень легко ко всему привыкало, это тело…

А ещё оно хотело есть.

Восхождение кончилось очень быстро. Слишком быстро, по мнению Хегора. Когда он забирался по скале, не было времени вертеть головой, но сейчас бездна, лежащая под ним, обрушилась на плечи и вжала в камень. Он лежал на вершине, водя пальцем по неровностям холодного гранита.

Слишком уж прямым ровным неровностям…

Мир плясал и качался, но Хегор сделал усилие и выпрямился, цепляясь когтями за камень. Поморгал и вытаращил глаза.

– На-ре… нарекаю?.. сию скалу?.. Пик Сво-бо-ды… – растерянно прочтитал глубоко вырезанные в камне буквы. – Фи-ал-ка…

И подпись в виде цветка.

Хегор засмеялся растерянно, примеряя свои когти к буквам. Его воображение спасовало. Чудовище, лезущее на скалу, чтобы оставить на вершине несколько слов, оказалось ему не под силу. И какой монстр назовёт себя цветочным именем?..

– Фиалка. Фиалка… – он потянул ноздрями. Пахло камнем и… должно быть, показалось. Да, слабый цветочный аромат ему померещился. Хегор погладил буквы, воображая, как автор выцарапывал их. Почему-то ему представилась худощавая невысокая девушка с когтями на руке, в серебристом плаще и с разными глазами.

Сколько десятилетий или веков пройдёт, прежде чем глубокие черты сотрут солнце, дождь и ветер? Может быть, тоже что-нибудь написать?

Меня зовут Хегор. Я хочу быть человеком. Если это невозможно, я хочу хотя бы умереть им.

Исчерпав последний повод для задержки, он сделал над собой усилие и наконец встал на вершине. Всё закружилось перед взором, Хегор зажмурился, пережидая приступ страха высоты, снова открыл глаза. Мельтешение прекратилось, спазм, впервые за столько дней пресёкший дыхание, исчез. Хегор бесстрастным взглядом окинул мир под ним. Зелёные пространства лугов, леса поднимаются уступами по возвышенностям, блистающие реки. Прямо под ним – клыки камней.

Кто-то стоял так же, глядя на всю эту красоту. Должно быть, тот, другой, не боялся высоты и с радостью принимал свежесть мира, его простор…

Но красота – не для Хегора. Я мёртв, напомнил он себе.

Пик Свободы… Здесь я стану свободным.

Наверное.

Страха уже не было. Но и умирать очень не хотелось. Хегор отодвинулся от края, насколько смог, покачался с носка на пятку. Разбежался и прыгнул вниз.

– Идиоты!..

Лезвие сверкнуло и глубоко вонзилась в пол, так близко к её лицу, что она почувствовала кожей запах пепла и горячего металла, исходящие от дымного клинка.

– И ты – дура!..

Пинок. Несильный. Рычание, вскоре перешедшее во что-то похожее на всхлип. Гостья подняла голову и недоумённо уставилась на врага.

Теневая девушка… рыдала, размазывая по щекам слёзы. Как очень обиженная маленькая девочка.

– Так… так нечестно!.. – вскрикнула. – Я не хочу, это неправильно!..

– Что?.. – прошептала гостья.

– Что?!. – наклонившись, теневая цапнула её за ворот и вздёрнула на ноги. – Ты меня спрашиваешь – что?!. Да ты хоть представляешь, что затевают эти ублюдки?!.

– Какие? – лицо теневой девушки оказалось совсем близко, по серой коже её щёк бежали слёзы – капельки темноты, они испарялись, падая с подбородка.

– Так нечестно… – прошептала теневая. – Ведь я так хотела тебя убить…

Она всхлипнула, кулаком вытерла слёзы и с недевичьей силой поволокла её за собой. Топнула ногой, и перед девушками возникла дверь, висящая в воздухе. Сначала как будто нарисованная люминисцентной тушью, она быстро "проявлялась", становилась материальной. Ручка двери была выполнена в виде двух крылатых тварей – сокола и летучей мыши.

Вижу и слышу, привычно перевела для себя гостья знакомые символы.

– Шпионская комната? – прочла вслух написанное на двери.

Теневая потянула сокола за крыло, и дверь открылась, за ней оказалось довольно тесное пустое помещение – низкий потолок, деревянные панели стен, покрытые резьбой. Из-под резьбы пробивался свет и какие-то звуки – как будто в соседней комнате кто-то говорил. Теневая подтащила гостью к самой стене, и световые пятна проскользнули по лицу девушек. Голоса вдруг стали отчётливы:

– …Если она не очнётся в скором времени, она не очнётся вовсе, – сказал кто-то. Голос был женский, усталый. – Или очнётся, но это будет уже совсем не она. И нам действительно останется только…

– Да, возможно, это единственный вариант, – отозвался мужской голос.

И повисло молчание. Кажется, единственный вариант никому не нравился.

– А что с ней вообще случилось-то? – тихо спросил девичий голос.

– То же, что и со всей Башней, – неохотно ответил мужчина. – С ней случилась Сара.

При звучании этого имени Тьма, заполняющая комнату, колыхнулась тяжело. Девушки невольно вздрогнули.

– Кто это – Сара? – начала гостья, теневая грубо притиснула её к стенке:

– Молчи и слушай!.. – прорычала так, что за стеной неминуемо должны были её услышать, но там продолжили говорить как ни в чём не бывало:

– При побеге наша мятежная кукла несколько раз ударила Тьмой, – мужчина. – И все носители этой силы ощутили неладное. А ей пришлось хуже других, и неудивительно, что она лишилась чувств так надолго.

– Сейчас состояние более-менее стабильно, – сказал усталый женский голос. – Но она… превращается. Если она не сможет одолеть Тьму в себе, нам действительно останется только убить её.

– Убить Вейтлинь? – переспросил девичий голос.

Гостья вздрогнула, отшатнулась от стены, и голоса слились в невнятный бубнёж.

– Вейтлинь, – произнесла она вслух собственное имя.

– Дарнай побери меня и тебя и всю Башню.  Чёрт… чёрт, дьявол, симатта, джодер, каррамба!.. – с каждым непонятным, но знакомым словом, связанным с тем именем – Сара, – теневая мерно билась головой о резные панели. На этот раз в соседней комнате не могли не слышать, но разговор об убийстве продолжился.

Теневая ударилась особо сильно, сползла по стене и заплакала – безнадёжно, как маленький ребёнок, обиженный несправедливостью мира. Вейтлинь приблизилась нерешительно и тронула теневую за плечо.

Удара она даже не заметила – в глазах полыхнули искры, и девушка прокатилась по комнате, врезалась в стену.

– Не прикасайся ко мне, ты, воровка!.. – взревела теневая, приближаясь. Остановилась над Вейтлинь, дыша тяжело, удивлённо посмотрела на меч, который снова оказался в её руке, фыркнула и отбросила – оружие истаяло, превратившись в клочок дыма и исчезнув ещё в воздухе.

Теневая подхватила её за ворот.

– Кажется, у меня нет выбора, – прорычала она, рывком подняла, без труда удерживая в одной руке над собой.

И, широко размахнувшись, швырнула о резные панели.

Вейтлинь ударилась… о ствол дерева, прокатилась по острой режущей траве и вломилась в колючий кустарник.

Какого чёрта, где я?!.

Бросок теневой каким-то образом отправил её в серый сад, откуда начался её путь в этом самом мире. Девушка попыталась встать, но растения не пустили, вцепились в одежду, в кожу, проросли…

Вейтлинь закричала.

Пространство над гравийной дорожкой исказилось, и из туманного пятна, повисшего в воздухе, шагнула теневая.

– Нравится мой сад? – поинтересовалась светским тоном, как будто не было ни безумного боя, ни детских рыданий.

Вейтлинь дёргалась в путах растений. Однажды ей довелось попасться в ловчие силки друида, но то, что происходило сейчас, не слишком походило на тот случай. Друидские лианы были всего лишь хищными агрессивными растениями, оживлёнными зелёной магией.

Эти же лишь притворялись растениями. Страшные создания тёмной магии. Вейтлинь чувствовала их голод, но отчего-то растения не смели пить из неё жизнь.

Их сдерживала хозяйка, теневая.

– Офигенные, правда? – снова воспользовавшись тепичным речевым оборотом Сары, спросила она. – Я долго их пестовала. От скуки даже ботаникой занялась, кто бы мог подумать.

Теневая повела рукой, и растения поставили Вейтлинь прямо. Одна лиана оказалась перед её лицом, хищно поводя шипом на верхушке, примеривалась. От шипа исходил запах тёмной магии.

Вейтлинь задёргалась, но путы лишь стиснули её сильнее. Лиана хлестнула и вонзилась ей в лицо.

Вейтлинь кричала.

Потом мычала, когда лоза, несколько раз проколов ей губу, стала жёстко сшивать губы тонким побегом. Теневая кривилась, глядя на неё.

– Не дёргайся, ты ещё больше себя ранишь.

"Нить" с треском порвалась. Вейтлинь дёргалась, гримасничала… и вдруг обнаружила, что жёсткий побег куда-то исчез.

Она мгновенно воспользовалась этим обстоятельством, чтобы озвучить несколько выражений Сары. Теневая с усмешкой выслушала и повела рукой.

Растения отпустили Вейтлинь, без излишней нежности стряхнув девушку на каменную дорожку. Та тут же вскочила и, пылая праведным гневом, бросилась на теневую.

Та посторонилась и лениво дала подножку. Вейтлинь укатилась в колючие кусты, которые, впрочем, на этот раз не собирались её "хватать и не пущать".

Выдравшись из терновника, она снова ринулась в атаку, столь же яростную и безобидную. В лучшем стиле учителя Тьярми теневая небрежно подсекла, повернула, придерживая за локоть, и приложила о камень, используя инерцию нападающей.

– Нет уж… сестричка, – пробормотала она. – Я могу развлекаться так целый день, но…

Вейтлинь, снова вскочившая, обнаружила, что её рука взята на жёсткий залом.

– …вовсе не хочу проверять, что станется с этим миром и со мной, если тебя всё-таки убьют.

Грубая ладонь ухватила Вейтлинь за волосы на затылке, дёрнула, вынудив запрокинуть голову. Глаза мгновенно заслезились, восемь разрезов в небе источали Свет.

Подул мёртвый ветер, почему-то поднимаясь от земли.

– Так что вали в свою реальность, реальность и не вздумай вернуться сюда, – нежно прошептал девичий голос на ухо Вейтлинь. – Иначе я всё же не сдержусь и убью тебя сама.

Теневая вскинула Вейтлинь над собой, шутя удерживая её одной рукой.

– Смотри туда!.. – потребовала. – Смотри в небо!..