Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991"

Автор книги: Аркадий Стругацкий

Соавторы: Борис Стругацкий,Виктор Курильский,Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц)

Далее. Роскомиздат с подачи Ю. Медведева и официальной властью Т. Куценко попытался раскассировать сборник ленинградских фантастов. Тут они дали маху. Как выяснилось, сборник этот был утвержден ленинградскими учеными и одобрен обкомом. С ленинградским обкомом шутки плохи, и Т. Куценко поспешно втянула бессильные щупальца.

Дикая история со сборником супругов Лукиных. Роскомиздат без объяснения отверг положительные рецензии членов Совета по фантастике Биленкина, Парнова и Войскунского и отдал рукопись на разгром А. Казанцеву. Как уже упоминалось выше, рецензия А. Казанцева, исполненная вульгарнейших политических обвинений и личных выпадов в адрес коллег-фантастов, неприлична[24]24
  Нельзя удержаться, чтобы не привести несколько отрывков из рецензии А. Казанцева. – Сост.
  «Тов. Тупицын справедливо вспоминает некоторые неудачные произведения бесспорно одаренных бр. Стругацких, скажем, „Хищные вещи века“, „Тройку“. Я хочу напомнить, что эти произведения подвергались серьезной партийной критике, однако „Дикие лебеди“, в нашей стране не печатавшиеся (продолжение „Тройки“), помимо воли авторов были вслед за публикацией в антисоветском журнале „Грани“ предыдущей их повести изданы в антисоветском издательстве „Посев“ в Мюнхене.
  Стругацкие долго бились за то (мне пришлось рецензировать их рукопись), чтобы опубликованная в журнале „Аврора“ повесть „Пикник на обочине“ была бы включена в их отдельную книгу, от чего в рассмотренном мной виде я их предостерегал, однако они опубликовали повесть почти без изменений, и она вызвала опять-таки серьезную партийную критику, с которой издательство „Молодая гвардия“ полностью согласилось.
  Но на этом дело не кончилось. Режиссер Тарковский решил экранизировать повесть, поставив фильм „Сталкер“, крайне своеобразный и многозначительный, допускающий разные толкования. Он отошел от лобового утверждения Стругацких, что инопланетяне прилетели, нагадили на Земле и улетели. В фильме же их „поганые и опасные следы“ могут восприниматься как человеческая деятельность. Стругацкие призывают зрителя думать, думать и думать. Что же хотел сказать режиссер Тарковский? В чем он оказался по ту сторону черты, стал невозвращенцем, ставя за рубежом фильмы, один из которых носит многозначительное название „Ностальгия“».
  «Я уже сказал, что к научной фантастике рассказы Лукиных отношения не имеют, они никуда не зовут читателя, не заражают его идеями, не возбуждают у него тягу к знаниям, не направляют пути молодых людей во втузы. Обязательно ли это для любой советской книги? Это нельзя утверждать однозначно. Фантастика нам нужна разная, но непременно наша по своим целям, а никак не устраивающая журнал „Америка“. Можно говорить лишь о том, что нам в первую очередь нужнее, принимая во внимание бумажный дефицит? „Танковый прорыв“ через „идеологические крепости враждебной стороны“ или отвлечение развлекательностью или аллегориями?»


[Закрыть].

Роскомиздат запрещает калининградскому издательству выпуск книги Сергея Снегова, приуроченной к его 70-летнему юбилею. Основание: С. Снегов обратился в ЦК КПСС с претензиями к Роскомиздату по поводу губительных действий в отношении литературной молодежи.

Можно было бы привести еще много примеров заботы Роскомиздата об отечественной фантастике. Но, вероятно, достаточно и сказанного. У слабого человека, натерпевшегося от роскомиздатовских забот, не только ощущение «кризиса» появится, но может потянуть слабого человека на поиск крюка покрепче, веревки и куска мыла. Эхе-хе…

Надо отметить, что попытки договориться с Роскомиздатом предпринимались. Писались письма. Ответы получались невразумительные. А вот выписка из краткого протокола заседания бюро Совета по научной фантастике и приключенческой литературе при правлении СП РСФСР. Цитируем: «Пункт 3. Меры по прекращению порочной практики Госкомиздата РСФСР (Роскомиздата) по рецензированию фантастики „Детгиза“ и периферии. Там это дело курирует некая Тамара Куценко. С. Абрамов обязался убедить ее отказаться от случайных рецензентов и взять в качестве рецензентов лиц по списку Совета». Цитата окончена. Заседание это имело место 10 июля 1979 года. Как показали дальнейшие события, убедить Куценко Сергею Абрамову не удалось, если даже он и пытался это сделать.

Таким образом, Роскомиздат и сегодня остался для советской фантастики тяжелой угрозой.

Мы отдаем себе отчет в том, что не сообщили Пленуму никаких новых фактов и не внесли никаких по-настоящему новых и оригинальных предложений. Более того, мы готовы выразить уверенность в том, что апокалиптические картины нынешней практики «Молодой гвардии» и Роскомиздата очень скоро сделаются достоянием прошлого. После дней XXVII съезда наступила эра компетентности, и мы еще своими глазами увидим, как восстанавливается попранная честь редакции фантастики «Молодой гвардии», а в Роскомиздате фантастикой будут ведать умные, квалифицированные специалисты. И Совет наш будет активно и действенно работать на пользу и славу отечественной литературы. И «толстый» журнал у нас будет.

А пока…

Пока нам хочется посильно выделить и конкретизировать достаточно очевидную, но постоянно ускользающую из поля зрения общественности мысль: если мы хотим, чтобы советская фантастика занимала в советской литературе и мировой культуре место, принадлежащее ей по праву, место действенного пропагандиста самых передовых идей, была бы на деле могучим средством воспитания молодого поколения и действительно острым оружием в идейной схватке двух миров, если мы хотим, чтобы наша фантастика развивалась и совершенствовалась качественно, мы должны обеспечить ровный, систематический поток ее публикаций. Другого пути просто не существует. У нас есть массовый читатель, умный и благодарный, ждущий этого потока с нетерпением. Но высятся еще на пути этого потока завалы равнодушия, безответственности, дурных предрассудков, незрелых и злобных мнений. Именно они, эти завалы, лишают нас того, что так остро, до душевной боли нам сейчас необходимо – лишают нас издателя.

И еще один «семинарист» выходит в печать – БН в журнале «Техника – молодежи» представляет Сергея Казменко.

БНС. [предисловие к рассказу С. Казменко «Водопой»]

Сергей Казменко по образованию физик-атмосферщик. Он окончил физический факультет ЛГУ в 1978 году и с тех пор работает там же, на кафедре физики атмосферы. Имеет научные статьи. На нашем семинаре Сергей появился совсем недавно. Он еще даже не является «действительным членом» семинара – он всего лишь кандидат, однако некоторые из его рассказов кажутся мне удачными. В частности, предлагаемый вниманию читателей рассказ «Водопой».

В мае Авторы продолжают работать – обсуждается сюжет ОЗ.

Рабочий дневник АБС

9.05.86

Вчера Б. приехал в Мск. (Дни Чернобыля)

Каждое утро приходит обширная почта. Сергей ее разбирает. Письма из прошлого, настоящего и будущего. (Проблема языков!) Бутылка с письмом. Посылки. Повестки из суда и из органов.

Сергей находит Евангелия с пометками.

– Этот болван Прохор…

– Проктор.

– Прохор.

– Проктор!

– Ну, хорошо. Пусть Проктор…

В совете Строгановых: инкогнито – см<отри> Мастер и Маргарита. Ермак. Гибель Ермака. Почему? Некие недоразумения с Востоком. Там другой Сатана правит бал.

После сражения с пиратами Иоанн с Прохором высаживаются в Малой Азии. Прохор умирает. Иоанн его хоронит – засовывает вместе со всеми пергаментами в какую-то пещеру. Последователи разрывают могилу и пускают Прохоровы документы по миру.

Иоанн – Агасфер – Магомет… и т. д. Он же бандит. Ему личит бедуинская вольница.

Пистолет. Демиург предлагает Сергею оружие. Сергей выбирает пистолет. Зачем? Сергей не понимает, но, естественно, встревожен.

Посылка: рука. Сергей воображает, что это что-то из Мопассана[25]25
  Рассказ Г. де Мопассана «Рука».


[Закрыть]. Нет. Рука как рука. Высохшая. На пальце – перстень.

Рассуждения: Зачем я здесь?

Позавчера Агасфер принес журналы, в кот<орых> подтверждается моя теория. Реакция. Не надо мне этого. Разочарование Агасфера.

Письмо в Детгиз.

10.05.86

Разговариваем.

Что такое фашистское нашествие? Это танки. Вон в кино так лихо тягают по подмосковному снегу, все одинаковые, в 2/3 натуральной величины, изготовленные (по 50 тыс. за штуку) на Минском автозаводе – десять штук на все студии страны. Ах, то ли было в «Сталинградской битве» по Вирте! «Наступать! Наступать! Большевики уже выдыхаются!»[26]26
  К/ф 1949 г., реж. В. Петров, сценарий Н. Вирты. Точная цитата: «Наступать! Наступать! Не жалейте сил. Они выдыхаются».


[Закрыть]

11.05.86

Звонили в Минфин. (Кондрацкий Ник<олай> Мих<айлович>)

Звонили Пацинке.

12.05.86

Беседовали с Беном Хеллманом.

13.05.86

А. не пошел на съезд СК[27]27
  V съезд кинематографистов СССР (13–15.05.1986).


[Закрыть].

Обсуждаем «Роман в письмах».

14.05.86

Подбирали матерьял для РвП.

15.05.86

Б. уезжает.

Не только пресса интересуется мнением АБС. Их приглашают и на телевидение. 12 июня на ТВ выходит очередной выпуск телепередачи «Очевидное – невероятное» с постоянным ее ведущим Сергеем Капицей. В передаче демонстрируются фрагменты кинофильма «Гибель сенсации» (вольной экранизации 1935 года пьесы Карела Чапека «R. U. R» – режиссер А. Андриевский). После просмотра фильма Сергей Капица и АН беседуют: сначала – о роботах, затем о внедрении новых технологий, а в самом конце – о влиянии НТР на человека и человечество.

Из архива. Из беседы С. Капицы с АНом в передаче «Очевидное – невероятное»

<…>

Капица. Как повлияет новая техника на сознание людей, на наше поведение, на нашу систему ценностей, на то, как нам надо будет учить людей, как люди будут работать, – вот что важно.

Стругацкий. Да, вот это самое интересное для меня.

К. Это те вопросы, которые вы, по существу, обсуждаете в ваших произведениях?

С. Да. Стараемся, во всяком случае. Но мы, увы, тоже только ставим эти вопросы. Только ставим. Ну, действительно, при всей косности социопсихологии, то есть массовой психологии, даже на нашем веку в ней произошли огромные… ну, не огромные, а во всяком случае, крутые изменения в связи с внедрением различных видов техники. В частности, боевой техники. И я как писатель вовсе не уверен, что внедрение роботехники, широкое внедрение ЭВМ (я пока оставлю область технологии, а возьмем область быта, скажем, область социальных отношений) весьма полезно. Совсем не уверен!

К. Вот сейчас много говорят, например, о внедрении ЭВМ в школе…

С. И хорошо, что пока ГОВОРЯТ! Потому что пока говорят – думают. А когда будут внедрять – это уже значит, что думать перестанут… каковы же последствия, особенно дальние последствия?

К. Ну, начнем с того, что превращаются в абсурд современные учебники арифметики…

С. Вы знаете, у Айзека Азимова есть очень забавный маленький рассказец. Действие происходит там через много веков. Все считают только на калькуляторах, все давно забыли устный счет. И вдруг кто-то делает изумительное открытие, что дважды два – это четыре. Заново открывается таблица умножения! Этого человека уже рассматривают как гения, потому что всё забыто, предыстория забыта[28]28
  Рассказ «Чувство силы».


[Закрыть]. Вот вам и калькулятор. Рассказик, конечно, смешной, потешный, но в нем есть урок. Конечно, сам по себе, например, такой факт, как забвение таблицы умножения и перенос всей тяжести механического счета на калькуляторы еще не… Я не знаю, но на первый взгляд ничего страшного в этом как будто бы и нет. Но это только на первый взгляд!

К. Но чему-то детей будут учить? Будут учить их другому. Основам высшей арифметики. Или же теории множеств, которая, по-моему, никому не нужна…

С. Да-да. Не знаю, не знаю. Я, в общем-то, всегда считал, что всегда лучше рассчитывать на худшее. То есть какие-то большие практические выгоды из повсеместного и повседневного внедрения ЭВМ – неизбежность, необходимость. Хотите иметь современного производственника – знакомьте его как можно раньше с ЭВМ.

К. Выясняется, что дети с их нехитрой логикой и такими, по существу, очень простыми программными установками гораздо быстрее осваивают ЭВМ, чем преподаватели.

С. Это тоже, между прочим, любопытная вещь. Но, с другой стороны, мы же готовим… должны готовить в нашем обществе не просто человека производящего, а человека всесторонне духовно развитого. Так вот, хотел бы я знать…

К. Но в какой мере тогда эта техника может служить идеям совершенствования человеческой природы и идеям развития природы, человека? Давайте так поставим вопрос. Мы будем развиваться не в другом направлении, а в каком-то направлении, которому эти машинки, эта цивилизация, эта технология способствуют…

С. А вот этого я представить себе, честно говоря, не могу. Я не могу представить себе, чтобы вся эта роботехника хоть в какой-то мере способствовала духовному развитию человека. То есть, повторяю, как производственную…

К. Это очень пессимистический вывод!

С. Почему? Духовно он будет развиваться сам по себе, а производственником он будет гораздо лучшим, чем раньше. Вот и всё!

К. Отделить одно от другого?

С. Почему отделять? Мы же сейчас не отделяем, понимаете… Вот у меня дядя – у него образование было шесть классов. Он был замечательный мастер-котельщик. И вот последние тридцать лет жизни он занимался историей испанской инквизиции. А то, что он повышал свою квалификацию как котельщик…

К. Это никого не волновало.

С. Да нет, это волновало! только это и волновало этих всех его товарищей по цеху, вышестоящее начальство и так далее. А вот то, чем он занимался… его духовные интересы никого не волновали. Но, кстати говоря, одно другому и не мешало. Я не могу сказать, что одно другому помогало. Я привел этот пример для того, чтобы сказать, что отделять одно от другого не надо, оно уже отделено.

<…>

К. Но вернемся обратно к задачам, которые возникают. Эта техника идет, она уже вмешивается в нашу жизнь, хотя вы и говорили, что мы будем как-то замедленно на нее реагировать. Но тем не менее от нее не уйдешь. Каждый из нас, к примеру, располагает очень важной автоматической системой, и мы даже как-то не понимаем ее. А мне кажется, что это могло бы стать интересной моделью для нашего сегодняшнего разговора. Телефон! Уже сейчас мы не представляем себе жизнь без него, правильно?

С. Конечно!

К. Но как мы его используем? Вот мы с вами договариваемся, что встретимся, уточняем время. Всё понятно. Обсуждать, например, тему передачи я с вами по телефону уже не стал, мне хотелось вас видеть, хотелось с вами говорить.

С. Да.

К. Правда, мы знаем многих людей, которые могут часами говорить по телефону. Я думаю, телефон сейчас привел к некоей эрозии того, что называют эпистолярным жанром. Я не знаю, сколько останется после современных писателей телефонного века писем по сравнению с тем, что было во времена Пушкина и Тургенева.

С. Я думаю, очень мало. Если хотите, живой пример – ваш покорный слуга и мой брат, Борис Натанович. С тех пор как установилась твердая и надежная междугородная телефонная связь, наше письменное общение прекратилось. До этого мы писали друг другу постоянно. Обменивались двумя-тремя письмами за декаду. А сейчас нет совершенно.

К. А письма – это не телефонный разговор, это нечто более серьезное.

С. Вот именно! Письма – это, прежде всего, более ответственно.

К. Может быть, когда-нибудь в Собрании ваших сочинений будет переписка братьев…

С. (Смеется). Собрание наших сочинений – это, знаете ли, еще большая утопия, чем суперуниверсальные машины. Но речь идет не об этом. Речь идет о последствиях, так сказать. Вот вы привели очень хороший пример – одно из последствий телефонизации. И радиосвязи, радиотелефонной связи, так? Ну, мы не будем говорить, хорошо это или плохо, но изменило это жизнь?

К. Изменило. Всю нашу культуру, если хотите.

С. Совершенно верно: изменило нашу культуру.

К. Да. Понимаете, нам очень трудно перешагнуть через рубеж одного поколения. А вот искусство в этом смысле переходит через поколения гораздо проще. Нам гораздо проще читать литературу девятнадцатого и даже восемнадцатого века, чем всерьез интересоваться техникой и даже наукой той поры.

С. И проще, и полезнее, между прочим!

К. И вот поэтому в нашей современной литературной фантастике нас гораздо больше интересует социальная проекция на будущее, чем изощрения в области техники. По-моему, в большинстве случаев вы в основном занимаетесь скорее словотворчеством всевозможным, чем построением какой-либо системы, которая могла бы отвечать тому, что должно тогда произойти. И правильно, это не ваша задача. Это, по-моему, в каком-то смысле вообще ничейная задача…

С. Да нет, ну пусть забавляются. Кстати говоря, ребятишкам очень нравится такого рода литература. Но на то они и ребятишки, как говорится.

К. Но вот эти ребятишки становятся взрослыми… Что они несут в это будущее?

С. Что несут они? Уже то хорошо, что они несут в будущее привычку к элементам новизны.

К. Новая деятельность их не пугает.

С. Не пугает. Ведь не секрет, что если в 50-х годах, скажем, пытаться взрослому внушить идеи теории относительности, он голову сломает на этом деле. И выясняется, что если с теорией относительности в ее, конечно, так сказать, принципиальных ракурсах, столкнуть мальчишку, он ее проглатывает сразу. И когда он будет заниматься ею уже подробно, уже по-настоящему, по-математически и так далее, ему уже это ничего не стоит…

К. И наши студенты гораздо легче ее воспринимают.

С. Совершенно верно.

К. Я считаю, что обучать таким вещам нужно эволюционно, то есть сначала уча старое, затем производить частичную ломку, кризис, какое-то изменение сознания. И таким образом их вводят в курс новых представлений: им с самого начала говорят, что скорость света не зависит от системы отсчета, что время относительно… И они воспринимают это! У них конфликт будет в другом: когда придет новая теория на смену этой.

С. Сергей Петрович, вы помните, в средневековых университетах Пифагорова теорема называлась «ослиным мостом»?

К. Почему?

С. А потому, что тот студент, который доходил до теоремы Пифагора и одолевал ее, с трудом перетаскивался через этот мост, – он уже становился бакалавром, он был уже готовым ученым.

К. Понятно.

С. А сейчас? С квантовой механикой или с чем-то еще? Таким образом пытаюсь ответить на ваш вопрос, Сергей Петрович: с чем нынешний мальчишка, которого знакомят с калькулятором и так далее, придет в будущее? (В недалекое, правда, будущее.) Мы можем уже ответить достаточно положительно, что он придет уже прирученный, приученный. Его не будут уже пугать роботы, его уже этими механическими чудовищами не испугаешь, он будет на них показывать пальцем и хохотать: «Эка дядя выдумал! Это, во-первых, нам не страшно, во-вторых, не нужно, в-третьих, это смешно».

(Пауза.)

С. Но какие опасности могут поджидать это самое поколение, которое сейчас либо еще в пеленках, либо только садится за парты, на его жизненном пути? когда начинают меня учить на электронном калькуляторе, я только прихожу на производство – мне подсовывают позитронный калькулятор, а только я овладел позитронным калькулятором – мне, понимаете, предлагают пользоваться энергией соседствующего пространства… и так далее, и так далее. И конца этому нет… может не быть, потому что ускорение технического прогресса – объективная реальность, ничего тут не скажешь.

К. Вот даже когда учили в школе детей языкам программирования, а к тому времени, когда они кончали, языки сменялись…

С. Вот хороший пример, отличный пример! И моя дочь как раз с этим столкнулась.

К. Ну хорошо. Но не заставляет ли нас такая литература, обращенная в будущее, как-то забывать литературу, обращенную в прошлое, и в первую очередь нашу историю? Все-таки для всех поколений моральным источником, я бы сказал, обогащения человека была обычно настоящая история. И, может быть, некое, как говорят, падение морали связано с недостатками нашего воспитания в истории? Мы забываем, что у всех и всегда были и будут корни в прошлом.

С. Знаете что? Борис Натанович, мой брат и соавтор, высказал парадоксальную, на первый взгляд, но, по-моему, совершенно правильную мысль, что у современной социальной фантастики и у исторического романа…

К …одинаковые функции?

С. О функциях чуть-чуть попозже. Совершенно одинаковая методология! Когда современный писатель пишет…

К …и то и другое оторвано от действительности?

С. Вот именно. И там, и здесь человек пишет о том, о чем никто не знает. Вот что самое главное. И как бы хорошо автор, скажем, ни изучил эпоху Петра Первого…

К. Но мы верим тому, что Толстой написал!

С. А вот в этом уже гениальность Толстого! Конечно, верим.

К. А вы не пробовали писать исторические романы?

С. Ужасно хотелось. И сейчас хочется, но не знаю. Время…

К. Вот Толстой Алексей Николаевич писал и исторические, и фантастические романы…

С. Ну еще бы! Но для Алексея Николаевича Толстого его фантастические романы, как бы мы высоко их ни ценили, это была игрушка, побочная, так сказать…

К. Блестящая игрушка!

С. Ну еще бы. И «Гиперболоид»… А «Аэлита» – господи боже мой! – настоящий роман о любви! Ведь хоть там Марс, хоть там не Марс, все равно, да? Нет, здесь вот что еще более важно: настоящая социальная фантастика является описанием нашего настоящего с позиций какого-то идеального автора будущего. Так?

К. То есть, если перефразировать того, кто сказал об истории, что это есть настоящее в маскарадных костюмах прошлого, здесь это настоящее в маскарадных костюмах будущего?

С. Нет, это уже неважно, это опять же методология, так? Представим себе человека: как посмотрел бы он со стороны, из выси времен, скажем, третьего тысячелетия, из идеально устроенного сообщества на то, что делается у нас сейчас. Вот это одна из самых любопытных и самых плодотворных задач современной социальной фантастики. И здесь что мы делаем? То же, что делает исторический писатель, автор исторического романа. Он смотрит на прошлое с позиций своего времени…

К. Это такая литературная теория относительности?

С. как угодно, как угодно, можно и так подойти. Можно развить эту мысль, но у нас очень мало времени… и вот поэтому сказать точно, каковы будут конкретные последствия невероятно интенсивного развития роботехники и невероятно интенсивного ускорения технологических темпов, конечно, никакой добросовестный писатель-фантаст не сможет. Он вам не ответит.

К. Но тем не менее интересны эти вопросы. Я очень рад, что нам сегодня удалось как-то, пусть частично, пусть отталкиваясь от фильма, вызывающего сегодня такие странные ассоциации…

С. Вы знаете, что я вам скажу, Сергей Петрович: а ведь неплохо все сходится к концу нашей беседы. Ведь что такое, собственно говоря, фильм наш? Вот мы его смотрим и видим, как в 35-м году (это, дай бог памяти, полстолетия назад) представляли себе сегодняшний день. Вот о чем речь!

К. Вы хотите сказать, что наши сегодняшние картинки будут столь же наивны?

С. Ну, не надо упрекать их в наивности…

(Смеются.)

К. Это, по-моему, самый лучший упрек, который может быть сделан писателю…

С. Может быть, может быть…

К …потому что наивному мы верим, потому что мы верим сказкам…

С. так вы знаете, ведь и эта штука, которую мы сейчас смотрели, – она честными руками сделана, и это самое главное. И она как-то умиляет… Ведь здесь, понимаете, не то, что интересует или поражает, именно УМИЛЯЕТ вот это самое: и сценарная конструкция, и эти гигантские куклы, верно?

К. Всё правильно.

На VIII съезде писателей СССР в выступлении Андрея Вознесенского тоже упоминаются АБС.

Из: Вознесенский А. [Выступление на VIII съезде писателей СССР]

<…>

Я вижу в зале многоцветье нашей литературы, лучших писателей Москвы, Тбилиси, Алма-Аты. Но мне представляется, что наш съезд стал бы шире, ярче и многограннее, если бы в зале были Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Юрий Черниченко, Вячеслав Кондратьев, Давид Самойлов, Арсений Тарковский, драгоценнейший наш поэт. Нет в зале братьев Стругацких, нет сатириков Арканова, Горина, Жванецкого… Нет Рощина, нет Руслана Киреева, и еще, и еще… После доклада ревизионной комиссии возникает вопрос – была ли истинная выборность в Московской писательской организации, которой руководит Ф. Кузнецов?.. Я думаю, что без этих писателей наша литература неполная…

<…>

В это время в региональной, в основном КЛФ-овской, прессе разгорается дискуссия о новой повести АБС. Так, саратовская газета «Заря молодежи» дает место высказаться людям с различными точками зрения. Вот наиболее интересные фрагменты этой подборки.

И вот тут мы поняли…

С самого начала повесть нас ошеломила. Совершенно своеобразный стиль, обилие «документов», «фактов». И вместе с тем появилось предчувствие беды, приближения неведомой и потому особенно пугающей опасности. Ждали каких-то событий, они произошли, но совершенно не те, что ожидались, а совсем непонятные, на первый взгляд, не имеющие никакого отношения к делу.

Особенно понравилось нам то, что мы знаем о случившемся ровно столько же, сколько герои, и мы смогли самостоятельно подумать и прийти к собственным выводам.

Поскольку повесть печаталась понемногу каждый месяц, у нас было время поломать голову. Мы строили совершенно невероятные гипотезы, ожидали чего угодно, вплоть до вторжения Странников, чувствовали, что намаются еще оба КОМКОНа. Но вот наступил долгожданный март. Пришел последний номер. Развязка наступила неожиданно и привела нас в полное изумление. Мы ожидали чего угодно, но не этого.

Эти людены… и уже ничего не поделать!

Сначала мы негодовали: куда глядели герои, почему бездействовали? Но потом стало ясно: не вмешиваться – это единственное решение. И вот тут мы поняли главного героя. Максим оказался единственным на Земле человеком, который до конца осознал происходящее. Он имел больше всех возможностей вмешаться, но цена ошибки была бы очень велика, последствия необратимы.

Такое сложное произведение не может не вызвать споров и разногласий. Но оно заставляет о многом задуматься, а это главное.

Из: Соколенко В. Ветер богов и мужество человека

<…>

А вот Аркадий и Борис Стругацкие показывают нам будущее, чреватое разнообразными проблемами, конфликтами, издержками секретности, даже жертвами. Непривычно? Да, безусловно. Сомнительно, как полагают излишне рьяные ревнители «светлого будущего»? Да позвольте! Масштаб, общественное и человеческое содержание, глубина трагедий, вспыхивающих в непредставимой для нас сложности этого титанического общества, требуют особенно внимательного и чуткого контроля. Чем общество сложнее, тем больший ущерб ему могут нанести субъективные ошибки и объективные трудности, тем больше ответственность каждого человека, тем чаще приходится напоминать об этой ответственности. И здесь только два варианта: либо стальная самодисциплина у всех и каждого (так построено общество у Ефремова), либо развитые механизмы общественного контроля, что мы и видим в повести Стругацких.

<…>

Проблемы небесные всегда решаются на Земле. За неизвестным не нужно далеко ходить, оно «запускает щупальцы» сюда, здесь, сейчас. И Стругацкие показывают нам еще одну коллизию: мужество человека, который находит в себе силы не делать ничего. Как это иногда трудно – не делать ничего, и как это иногда нужно! Ждать развития событий, чуть заметно подправлять их и, зная, что придет и твой час, понимать: какие понадобятся действия – предвидеть нельзя. О, мудрость старости, для которой трагедии ожиданны, жертвы предвидимы, потери привычны, а некролог – жанр автобиографический! И даже правота старости – правота трагическая, правда всегда обходилась человечеству дорого. Максим Каммерер оказывается прав, но за свою правоту он расплачивается потерей близких.

<…>

Чему учит нас общество, созданное в произведениях Стругацких? Прежде всего тому, что техническая мощь и грандиозные возможности ведут к грандиозным сложностям. Что человеку никогда не будет легче – человеку может быть только сложнее, но интереснее. Что если не подумаешь сам – за тебя подумают другие, и тебе придется сталкиваться в жизни не со своим, а с чужим. Что будущее вырастает из настоящего, и в будущем мы неожиданно можем столкнуться с последствиями того, что сделано нами сейчас. И еще один урок нам. Как-то писатель Даниил Данин сказал о великих физиках: «Они знали трудности титанические, но не знали трудностей идиотических». И мы должны упорно работать и достойно жить, чтобы изжить все наше несовершенство, все то, что уродует нас, мешает нам жить, и в зависимости от того, насколько нам это удастся, настолько достойными звания человека будем мы сами.

Один из героев Стругацких говорил: «Сказали мне, что эта дорога меня ведет к океану смерти. И, дрогнув, повернул я обратно. С тех пор все тянутся передо мной глухие, кривые, окольные тропы…»

Общество, которое рисуют Стругацкие, всегда – нам в пример – идет большими дорогами.

20 августа «Литературная газета» обращается к творчеству АБС, уделив особое внимание их последней повести, ВГВ.

Из: Шалганов А. Вполне земные заботы

<…>

Человечеству свойственно разгадывать тайны. Но до каких пределов? Где та граница, у которой надо остановиться? И надо ли? Герои эпохи «Возвращения» над такими вопросами просто не задумывались. Героям эпохи «Жука в муравейнике» они оказались не по силам. За шаг до разгадки Абалкин гибнет, сраженный выстрелом.

И тут-то обнаруживается, что незаметно для читателя произошла в повести довольно-таки лукавая подмена: обещанное интеллектуальное расследование оказалось на деле размашистым детективом, приправленным космической атрибутикой. Сцепленные друг с другом эпизоды, в которых, казалось, мерцал некий философский смысл, так и остались дублями нерешенного сюжета. Его оттеснил тот, где Максим, пропадая в кабинах нуль-передачи, ищет по всей Земле вечно ускользающего Абалкина и лихо выспрашивает странноватых свидетелей. А глобальная идея моста между чуждыми цивилизациями, на редкость изобретательно реализованная в образах «найденышей», обилие вопросительных знаков, расставленных в произведении, свелись к до обидного унылому выводу и торопливой концовке, как будто авторы, не зная, как завершить партию, просто смахнули с шахматной доски короля…

«Малыш», «Парень из преисподней» – пожалуй, самые бледные миры Стругацких – были по крайней мере честно равны своему сюжету. Сработанные из материалов, оставшихся от других космических строек их создателей, они не стремились сказать больше, чем имели. Действие «Жука в муравейнике», напротив, все время разбрасывает намеки на некий иной уровень, вторую, и третью, и десятую реальность: так вместо тайны возникает таинственность, вместо загадки – загадочность, а вместо глубины – ее видимость. Заявленные философские проблемы становятся лишь острой приправой, пронесенной мимо стола.

Но партию не выиграть, смахнув фигуру с доски. Выстрел Сикорски не снимает проблем – в новом произведении Стругацких «Волны гасят ветер» они появляются в гораздо более опасном обличье.

«Волны гасят ветер» – это прощальное зазеркалье «космической эпопеи» Стругацких. Задачи и цели, вынесенные землянами в космос, отразившись, возвратились обратно, поменяв свои знаки на противоположные. Все, что раньше мыслилось аксиомой, приобретает вид тревожного вопроса. Герои, провожаемые «приветственным гимном», встречаются настороженным молчанием. Уже не Прогрессор Антон надевает маску Руматы Эсторского на чужой планете, теперь эти маски с мрачной решимостью пытаются отыскать в собственном доме. Идея «прогрессорства», как мания, как больной упрек, бередит душу бывших сотрудников КОМКОНа-1, заставляя в каждом встречном прозревать посланцев сверхцивилизации.

Вооружаясь руководством Бромберга по обнаружению Странников, Тойво Глумов проносит его, как знамя, через всю повесть. Однако трагический комизм ситуации состоит в том, что Бромберг оказался абсолютно прав – вплоть до мелочей – во всем, кроме вывода: в роли Странников выступают земляне, малая часть их, ушедшая далеко вперед по пути биологической эволюции. Так история «Жука в муравейнике» приобретает неожиданное и жестокое завершение.

Оказывается, проблемы, которых у общества не было вовсе, которые затем стал «экспортировать» космос, на самом деле скрывались на Земле. Увлеченное покорительством и наставничеством, человечество проглядело процессы, происходящие в его собственном организме. Вырвавшись в космос, оно подарило ему свой больной комплекс – странников-люденов, этих несчастливых счастливцев Вселенной, оторванных логикой безоглядной эволюции от «дома» и тоскующих по нему. Спроецированный на космос синдром «толпы и элиты» остается-таки на Земле, потому что страдают одни и мучаются вопросами другие. Людены не осознают себя как часть человечества, а потому их существование, становясь самоценным, теряет смысл.

<…>

А что же человечество? Виновато ли оно перед своими сыновьями? Или они виноваты перед ним? «Все вздохнули теперь с облегчением? Или с сожалением?» Как общество встретит блудных своих сыновей, если они пожелают вернуться: тельцами, розгами или глухой неприязнью?

<…>

14 июля Борис Штерн описывает БНу трудности прохождения по инстанциям его первого сборника.