Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991"

Автор книги: Аркадий Стругацкий

Соавторы: Борис Стругацкий,Виктор Курильский,Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

Очень смешно (как нам показалось), что «прозвищем» 45-го Конвента было объявлено выражение: «Конспирэси-87». Понятно, почему «87», но почему «Конспирэси», что по-русски означает «заговор»? Оказывается, шутка. Взят первый слог от слова «Конвент» и образовано от него «ударное слово». Я задал вопрос нашему хозяину, руководителю известного издательства «Голланц» Малькольму Эдвардсу:

– А не привлечет ли такое вызывающее название внимание Интеллидженс сервис?

Малькольм небрежно махнул рукой и ответил:

– А! Они уже привыкли. И без нас хлопот полон рот.

По сути дела весь Конвент представлял собой непривычно (для нас) огромное, шумное и несколько безалаберное шоу. Все друг с другом встречались, все друг с другом разговаривали (язык Конвента был английским), и что самое поразительное – все чувствовали себя как дома. Еще более поразительно – все, как нам показалось, понимали друг друга с полуслова.

Кроме англичан и американцев съехались в Брайтоне фэны из Японии, ФРГ, Польши, Чехословакии, Югославии. Был даже тамилец с Цейлона (Шри Ланка); арабы, негры, мулаты, метисы. Поражала и бодряще действовала простота в обращении, простота в одежде, удивительная неприхотливость в бытовых условиях. И еще жадный, неподдельный интерес к происходящему, а также неутомимое, чистосердечное стремление не только принять участие в как можно большем числе мероприятий, но и оказывать посильную помощь устроителям Конвента. Как я понимаю, Конвент проходил чрезвычайно организованно, хотя штатных организаторов (платных) было очень мало и заняты они были главным образом обслуживанием почетных гостей и вообще «взрослых» участников Конвента.

Мероприятия (которые язык не поворачивается называть «мероприятиями»):

Великолепный костюмированный бал, куда практически не допускался никто из участников Конвента, не облаченный в костюм какого-нибудь популярного героя из фантастических фильмов, комиксов, мультяшек.

Публичные интервью, когда кто-нибудь из руководителей Конвента в присутствии 300–400 любителей интервьюировал известного писателя, режиссера, актера и т. п.

Многочисленные просмотры кинофильмов.

Многочисленные «партии» – неформальные вечеринки в залах, барах, а то и просто в номерах гостиниц.

И так далее.

Для нас с Борисом Натановичем «гвоздем» всего Конвента была гигантская выставка-распродажа НФ литературы. Представьте себе несколько залов, каждый из которых не уступает по величине большому залу свердловского ДК автомобилистов (хорошо знакомому участникам ежегодного праздника – вручения приза «Аэлита»). Да что там «не уступает» – вдвое больше, это настоящие ангары, гигантские двусветные помещения, в которых расположились бесчисленные прилавки и полки, битком забитые сотнями тысяч, а может, и миллионами книг (все на английском языке). И не только книг. Здесь журналы, сборники комиксов, настольные игры с НФ-тематикой… Несколько прилавков с сувенирами: куклы, куколки, куклища, изображающие популярных героев книг, фильмов и комиксов.

Мы с Борисом Натановичем проводили на этой необычной ярмарке почти все свободное время, отрываясь только на короткие прогулки в столовую (в сущности, ресторан, конечно, но нам он служил столовой).

Насколько можно было судить, все это издательское богатство – и новенькое с иголочки, и букинистическое – представляло едва ли не всю историю изданий англоязычной фантастики (точнее, фантастики на английском языке) от первых, еще конца прошлого века изданий Уэллса и до завтрашнего дня. Я не оговариваюсь – на распродаже были представлены книги и журналы, еще не поступившие в розничную продажу в США и Англии.

Вот так это выглядело. И нас глодала черная зависть. Кстати, по условиям приглашения мы примерно полтора часа торговали в одном из залов свежим изданием нашего «Обитаемого острова» (издательство «Пингвин», Лондон). К нашему огромному изумлению, за эти полтора часа мы распродали около сотни экземпляров. Не знаю, как у Бориса Натановича, а у меня на пальцах были мозоли от подписей.

Чем мы еще занимались? Выступили в трех публичных интервью (см. выше). Дали дюжину интервью индивидуальным газетчикам и корреспондентам радио. Неустанно разъясняли направо и налево, что по законам нашего государства мы не можем заключить личные контракты с иностранными издательствами и заинтересованным лицам следует обратиться в ВААП. Участвовали в «партии», которую устроили писатели для издателей. Участвовали в «партии», которую устроили издатели для писателей. Съели несколько обедов, которые давали нам как издатели, так и писатели.

Вот, пожалуй, и все, чем официально занимались двое советских почетных гостей на 45-м Конвенте. Согласитесь, что это немало для двух пожилых людей, впервые очутившихся в капиталистической стране.

Должен сказать, что принимали нас очень радушно. Борис Натанович как человек скептический и осторожный склонен относить это радушие за счет некоторой экзотичности для участников Конвента наших фигур. А мне кажется, что радушие это объясняется и неподдельным интересом к тому, что происходит в Советском Союзе вообще и в советской фантастике в частности. Соответственно были и вопросы, которыми нас засыпали: о перестройке, об Афганистане, о видах на отношения СССР и США. Естественно, о перспективах совместных космических исследований. И все же большая половина вопросов (Конвент-то – мировой научной фантастики!) касалась наших издательских дел в области НФ-литературы, интереса к фантастике у советской читающей публики, положения наших любителей фантастики. Не скрою, мы были откровенны. И когда Борис Натанович рассказал о том, что потребность советских читателей фантастики удовлетворяется не более чем на 10 %, в зале пронесся рев мистического ужаса, после него наступила минутная тишина, немедленно напомнившая мне печальную минуту молчания…

Уже дома, в Москве, меня настойчиво спрашивали: какие же вопросы решались на Конвенте? Так вот, я вам со всей прямотой и откровенностью скажу, товарищи: если не считать контрактов, которые отдельные писатели заключали в кулуарах с отдельными издателями, никаких вопросов Конвент не ставил и не решал. Конвент (и этим, кроме всего прочего, похож на него свердловский праздник «Аэлиты») – это свободное, дружелюбное общение нескольких тысяч людей, интересующихся мировой НФ-литературой. Это свободный обмен мнениями, обмен информацией, обмен книгами, завязывание знакомств, ну и, конечно, возможность получить высокое духовное наслаждение от общения с единомышленниками.

Конечно, Конвент – это не самый здоровый способ времяпрепровождения для пожилых людей. Очень все это было утомительно. Спали по 5–6 часов в сутки, не больше. Выматывались до изнеможения. Но я все же испытываю огромную благодарность организаторам Конвента за их любезное приглашение, за их несравненное гостеприимство, за то, что они дали нам возможность своими глазами увидеть, кто он такой – молодой любитель фантастики на Западе. Очень, очень хорошая фигура.

И еще. На 45-м Конвенте нам с Борисом Натановичем вручили приз Всемирной организации научной фантастики с девизом: «За независимость мысли».

19 сентября в саратовской газете «Заря молодежи» публикуется статья Романа Арбитмана «До и после „Сказки…“».

Из: Арбитман Р. До и после «Сказки…»

«Сказка о Тройке» Аркадия и Бориса Стругацких принадлежит к числу произведений, которые в 60-х клеймили и склоняли. Ее называли вредной в «идейных отношениях», «идейно несостоятельной», обвиняли в «глумлении» над «дорогими для советского человека идеалами» (не уточняя, впрочем, какими именно). Она принадлежит к числу тех произведений, которые вернулись к нам в конце 80-х, после XXVII съезда КПСС.

<…>

Прошло совсем немного времени после выхода «Понедельника…», а Стругацкие уже поняли, что были слишком оптимистичны в своих прогнозах. Человек науки, рядовой НТР, в котором писатели уже видели почти человека будущего, в массе своей таковым не оказался. «В… миллионном научном работнике обнаружились все те же недостатки, которые по-человечески свойственны всем другим общественным прослойкам», – признает потом Аркадий Стругацкий.

Разочарование писателей в человеке науки болезненно отозвалось в их последующих произведениях. Если в «Далекой Радуге» (1963) коллектив талантливых ученых почти сплошь состоял из романтиков и альтруистов, готовых не раздумывая отдать жизнь ради торжества истины, то в повести «За миллиард лет до конца света», написанной полтора десятилетия спустя, даже из небольшой группы ученых лишь один, математик Вечеровский, откажется продать право научного «первородства» за «чечевичную похлебку» материальных благ, карьеры, славы, степеней, личного комфорта. И это – самые умные, самые талантливые, на которых (по сюжету повести) обратило внимание само Мироздание! Горько? Безусловно. Жизненно? К сожалению: практика вновь и вновь подтверждала грустную истину, что талант в науке далеко не всегда сопрягается с нравственным максимализмом и даже с обыкновенной порядочностью.

В «Понедельнике…» коллектив НИИ жил по законам творчества: работать было интереснее, чем развлекаться. А уже в «Управлении по делам леса» (повесть «Улитка на склоне», 1968 год) – своеобразном антиподе НИИЧАВО – царит совершенно иная атмосфера: взаимного недоверия, подозрительности, фискальства, бессмысленной секретности.

<…>

В «Сказке о тройке» мы встречаем тех же героев, что и в «Понедельнике…», – магов из НИИЧАВО. Всемогущие, способные воду обратить в вино, они теперь – чтобы поработать с экспонатами колонии необъясненных явлений (одному из магов необходим Черный Ящик, другому – говорящий Клоп и т. д.) – вынуждены искать окольные пути, то и дело ставя под угрозу чувство собственного достоинства, хитрить, ловчить, заискивать даже… Перед кем? Кто стоит между ученым и объектом приложения его сил? тут-то и вырастает зловещий образ комиссии «по рационализации и утилизации необъяснимых явлений» – Тройки.

Название многозначительное. Есть здесь явственная отсылка к приснопамятным «тройкам» – скоротечным судам сталинских времен над «врагами народа» (не случайно в повести члены тройки, жестоко искусанные комарами, квалифицируют это как «террористический акт», а один из них требует за это «приговорить коменданта Зубо к расстрелу с конфискацией имущества и поражением родственников в правах на двенадцать лет»). Есть и другая, более неожиданная, сатирически «перевернутая» параллель – с евангельской святой троицей, причем если в обличье властного «бога-отца» постоянно выступает глыбоподобный Лавр Федорович Вунюков со своей вечной «Герцеговиной Флор», то роли «сына» и «святого духа» попеременно – в зависимости от расположения начальства – делят двое ретивых чиновников: невежда и крикун Хлебовводов и ловкий демагог и провокатор Фарфуркис.

Любопытная деталь: в известном романе В. Дудинцева «Не хлебом единым» (1956) есть сцена «суда» над изобретением инженера Лопаткина, где мы встретим пару ближайших предшественников Хлебовводова и Фарфуркиса: малограмотного «эксперта» Тепикина, напиравшего в своих разговорных речах на «хто его знаеть», и краснобая Фундатора, замазывающего суть дела казуистикой и наукообразием. Литературная параллель очевидна, и Стругацкие ее не скрывают. Но если у Дудинцева «эксперты» все же номинально являются учеными, хоть как-то разбираются в сути дела, и борьба идет здесь «между консерваторами и новатором», то в повести «Сказка о Тройке» и Хлебовводов, и Фарфуркис, и сам Вунюков не просто аморальны, но и к тому же абсолютно не имеют никакого понятия о науке, которой им надлежит «ведать». Вот в чем истоки многих бед, подчеркивают писатели.

<…>

Жанр сатирической фантастики позволил Стругацким довести ситуацию столкновения интересов науки и административного невежества до абсурда, до рокового предела, показать опасные последствия такого столкновения. В 60-е годы от предостерегающего голоса писателей-фантастов можно было отмахнуться, их тревогу объявить злопыхательством и списать на издержки жанра. Но что такое прогресс? Это, заметил один юморист, «когда последствия ошибок становятся все серьезнее». В 80-е годы, когда оказалось, что из-за некомпетентности управления в запущенном состоянии находятся целые отрасли науки и производства, после трагедии Чернобыля, исчезновения Кара-Богаза и чуть было не свершившегося «исторического поворота» северных рек, стало ясно, что не напрасно писатели били тревогу.

<…>

Роман отсылает вышедшую статью БНу. 27 сентября БН в ответном письме комментирует ее:

Из архива. Из письма БНа Р. Арбитману

Уважаемый Роман!

Спасибо за статью – и за то, что написали ее, и за то, что прислали. Читал и думал: надо же, какие времена настали наконец-то!!

Что касается ОКОНЧАТЕЛЬНОГО варианта «Сказки…», то это вопрос сложный. Мы с АН уже согласились в том, что следовало бы засесть основательно и состыковать оба варианта так, чтобы сохранить все самое лучшее из обоих. Но вот когда мы это сделаем, сказать сейчас трудно. Одно могу сказать: никто пока нас не подгоняет с криком: «Скорей! Машины простаивают! Давайте окончательный текст! Ну, чего же вы тянете?..»

Поживем – увидим.

Еще раз спасибо.

С уважением [подпись БНа]

Октябрьский номер журнала «В мире книг» в рубрике «Читатель – журнал – читатель» публикует два материала о положении в современной фантастике. Письмо в редакцию подписано просто: «Р. А., преподаватель, член КЛФ г. Саратова». Почему Роман Арбитман был вынужден скрываться за инициалами, сам он рассказывал так: «Эта моя статья для журнала „В мире книг“ была подписана, разумеется, Р. Арбитман, без всяких сокращений. Но когда я увидел журнал, то с удивлением обнаружил, что фамилия была заменена инициалом. Я предположил, какой логикой (идиотской и трусливой, естественно) руководствовались публикаторы. Мол, сначала Арбитмана текст, потом Стругацких… Не слишком ли, дескать, много евреев? А поскольку Аркадия Натановича и Бориса Натановича никак нельзя было бы обозначить как „А. С., писатель из Москвы, и Б. С., писатель из Ленинграда“, то секвестировали меня. Эта трусость самому журналу „В мире книг“ вышла боком. Противная сторона за инициалы немедленно ухватилась, и вместо того, чтобы опровергать факты, Щербаков неоднократно радостно объявлял, что на него написали анонимку».

Из: Р. А. Кто поднимет шлагбаум на дороге в неведомое?

Уважаемая редакция!

Статьей Еремея Парнова «Нужен ли шлагбаум на дороге в неведомое?» (№ 11, 1986) вы начали своевременный рассказ о нынешних проблемах научно-фантастической литературы. Соглашаясь со справедливостью поставленных в статье вопросов, считаю, что некоторые из них могли бы быть сформулированы еще более жестко.

Во-первых. Почему 24-томная «Библиотека фантастики» на 80 процентов составлена из ставших классическими произведений, и так постоянно переиздающихся центральными, республиканскими и областными издательствами (романы А. Беляева, А. Толстого, В. Обручева, К. Чапека, Г. Уэллса и других)? Не в ущерб ли это современной фантастике, которой выходит сегодня явно недостаточно?

Кто же принимал решение об утверждении именно такого состава? Вспомним, что журнал «В мире книг» неоднократно рассказывал о том, как в стране активно работают многочисленные клубы любителей фантастики (КЛФ), объединяющие сотни, тысячи «квалифицированных», если можно так выразиться, читателей НФ-литературы. Интересовалась ли редколлегия «Библиотеки…» (председатель – А. Казанцев) мнением членов КЛФ, массового читателя о возможном составе книг этого многотомника?

Во-вторых, Е. Парнов справедливо пишет о необходимости создания «института высокопрофессиональных редакторов такой литературы». Пока же профессионализма не хватает. Кто, например, определяет компетентность редакторов и рецензентов фантастики крупнейшего нашего издательства «Молодая гвардия», которые способны пропустить в печать не только халтурные, но и идейно ущербные произведения? Судите сами:

<…>

Надо признать, что в ряде случаев изгибы издательских пристрастий понять не так сложно. Достаточно вспомнить, что В. Щербаков сам занимает ответственный пост заведующего редакцией фантастики «Молодой гвардии»; что B. Фалеев, чья книга вышла в 1987 году, сотрудник той же редакции фантастики; что В. Рыбин – в то время редактор «Искателя»… Критик С. Плеханов, составляя сборник фантастики «Остров пурпурной ящерицы» (1984), не только включает в него слабый рассказ, но и называет книгу его заглавием. Не потому ли, что автор этого рассказа… сам C. Плеханов? Таких примеров можно привести еще немало.

А как обстоят дела в «Молодой гвардии» с изданием книг молодых писателей-фантастов, участников всесоюзных семинаров, организуемых Союзом писателей СССР? Практически никак. Одним словом, вопросов к издателям фантастики предостаточно, будут ли ответы?

Вторая статья в журнале – самих АБС.

АБС. Кое-что о нуль-литературе

Редакция фантастики издательства «Молодая гвардия»…

Остановимся. Напомним читателям, что эта редакция издает основную массу книг научной фантастики. Вероятно, что-то около восьмидесяти процентов в нашей стране. И еще напомним, что это единственная в нашей стране редакция, которая обязана издавать фантастику. Кстати, она, эта редакция, издает ныне не только фантастику. Но речь у нас будет лишь о ее фантастической продукции.

Итак, редакция фантастики издательства «Молодая гвардия» уже имеет свою историю. К сожалению, это история блистательного взлета и катастрофического падения. Это история того, как в начале 60-х годов редакция, руководимая блестящими знатоками и профессионалами, возвела стройное здание молодой тогда советской фантастики, как в начале 70-х это здание было обращено в руины человеком безграмотным и некомпетентным, а теперь, в 80-х, представляет собой трясину, оглашаемую лишь невнятными криками унылых реликтовых существ.

В соответствии с предложением журнала мы высказываем свое личное мнение и не намерены извиняться за резкость выражений. Слишком много значит эта редакция в нашей жизни, эта альма-матер наша, и не только наша, а всего поколения 60-х, тот плацдарм, с которого советская фантастика начала завоевание мирового читателя, да так и свернулась на половине дороги, сраженная ударом в спину.

И мы не намерены лишить себя удовольствия назвать конкретные имена.

Людей, которые строили здание советской фантастики в 60-х годах, зовут Сергей Жемайтис и Бела Клюева. Ныне они, конечно, на пенсии.

Человека, который обратил это здание в руины, зовут Юрий Медведев. Ныне он значительное лицо в редакции журнала «Москва».

А человека, сами руины эти превратившего в болото, зовут Владимир Щербаков. Он и сейчас возглавляет злосчастную редакцию.

За последние пятнадцать лет редакция

– выпустила собрание сочинений И. А. Ефремова;

– опубликовала дюжину книг апробированных авторов;

– открыла одно новое имя.

Все.

За полтора десятка лет своей деятельности редакция не сделала больше ничего такого, что можно было бы поставить ей в плюс.

А ведь издательский конвейер налажен и работает исправно. Общая продукция редакции – это многие десятки книг. Романы. Повести. Персональные сборники. Сборники-ежегодники «Фантастика». Переиздания. Целая библиотека, целая картотека авторов.

Так вот все это изобилие известный критик, блестящий знаток советской фантастики, человек отменного литературного вкуса Всеволод Ревич чрезвычайно удачно назвал «нуль-литературой» (см. «Юность», № 9, 86). Это литература, которая вызывает неудержимое желание высказаться, не давая в то же время никакого материала для высказывания. Клокочущая пустота.

Нельзя сказать, что нуль-произведение не содержит мыслей. Но это мысли заимствованные, старые, жеваные-пережеваные, раздражающе банальные либо до уныния нелепые.

Нельзя сказать, что нуль-произведение лишено героев. Но герои эти плакатные, неправдоподобные, это кое-как размалеванные марионетки, переходящие из сюжета в сюжет, их нельзя даже назвать банальными, ибо банальность все же предполагает какой-то более или менее приличный литературный прототип.

Нельзя сказать, что нуль-произведение написано плохим языком. Его язык вообще не имеет отношения к художественной литературе. Это язык посредственных школьных сочинений. Или дурной публицистики. Или вошедшего в раж, наслаждающегося графомана.

Нельзя сказать…

Ничего нельзя сказать. Мы снимаем шляпу перед В. Ревичем, который нашел в себе силы и энтузиазм подлинного профессионала, чтобы проштудировать всю эту гору макулатуры и хоть как-то проанализировать прочитанное.

Ознакомившись с нуль-произведением, испытываешь желание говорить и даже кричать.

О загубленных деревьях, которые превратили в бумагу, не подозревая о том, как именно эта бумага будет использована.

О типографских мощностях, которых так всегда не хватает, когда надо напечатать что-нибудь достойное.

О несчастных любителях фантастики, в особенности – любителях неискушенных, для которых эта нуль-литература может стать нормативом и определит их литературный вкус в дальнейшем.

О десятках молодых, действительно талантливых писателях-фантастах, отвергнутых редакцией В. Щербакова для того, чтобы толпа нуль-литераторов подменила собой в глазах массового читателя и поколение 70-х, и поколение 80-х.

И, наконец, о том, какой страшный удар по престижу нашей фантастики нанес этот поток псевдолитературы в глазах каждого мало-мальски квалифицированного читателя – в первую очередь того, кто к фантастике либо равнодушен, либо относится скептически. Разве не клокочущую пустоту нуль-литературы имела в виду та московская учительница, которая объявила своему классу: «Фантастику пишут жулики, а читают идиоты»?

Не избежать нам риторических вопросов: как это могло случиться? куда смотрело начальство? где была литературно-критическая общественность? каким дурным волшебством на глазах у всех – у читателей, у писателей, у начальства – третьестепенный литератор В. Щербаков ухитрился наладить издательский конвейер таким образом, чтобы сходили с этого конвейера только произведения третьестепенные или вообще лежащие за пределами оценок. Ведь вся нуль-литература существует в строгих и жестких рамках одного третьестепенного литературного вкуса, если, конечно, можно так назвать эту вопиющую, воинствующую безвкусицу.

Теперь уже поздно оправдываться и говорить, что литературно-критическая общественность вовсе не молчала, что писались и ядовитые рецензии, и письма в самые высокие инстанции, и гневные речи произносились с трибун (не слишком, правда, высоких, на высокие нас не пускали)… Поздно. Спишем все неудачи этих выступлений, торжество нуль-фантастики за счет ныне окончательно уже осужденных застойных явлений недавнего нашего прошлого.

Сейчас все и всюду перестраиваются. Самое время перестраиваться и издательской политике в области фантастики. Это лишь малый участок огромной арены общественной и государственной жизни. Но нам этот участок дорог, и мы, как и раньше, чувствуем определенную ответственность за положение дел в этом маленьком вопросе. Как-никак, а из поколения 60-х мы едва ли не самые старшие.

Оптимально работающая редакция фантастики издательства «Молодая гвардия» видится нам примерно такой.

Во главе редакции стоит человек с апробированным литературным вкусом, знающий, понимающий и принимающий фантастику во всех ее ипостасях – от Брэдбери до Ж. Верна, от Булгакова до Ефремова, от Чапека до Лема.

Сотрудники редакции обладают хотя бы минимумом интеллигентности и литературной грамотности. Желательно, чтобы они были специализированы по основным направлениям современной фантастики (фэнтези, социально-философская фантастика, собственно научная фантастика и т. д.).

Чрезвычайно важно, чтобы редакционная коллегия была составлена из самых видных, опытных, широко мыслящих писателей и критиков, профессионально и успешно работающих в области фантастики. Они должны быть истинным штабом редакции, первыми помощниками заведующего, его ангелами-хранителями, способными предостеречь его от опрометчивых действий. Авторитет членов редколлегии должен быть высок и в глазах заведующего редакцией, и в глазах любого автора, какого бы высокого мнения о себе он ни был. И никаких «почетных» членов! Редколлегия должна состоять из людей, готовых по первой просьбе редакции читать рукописи и высказывать свое квалифицированное мнение о них – желательно в письменном виде. Она же должна принимать самое активное участие в составлении тематических планов и стоять на страже интересов редакции и фантастики в случае конфликта с руководством издательства.

Чрезвычайно важным звеном работы редакции является корпус рецензентов. Никаких случайных людей! Никаких «дать человеку подзаработать»! Рецензент должен быть опытным литератором-профессионалом, не обязательно в области фантастики, но относящимся к фантастике как минимум лояльно. Он должен обладать достаточным авторитетом в глазах как редколлегии, так и рецензируемого автора. Редколлегия обязана беспощадно вычеркивать из списка рецензентов людей, хоть раз скомпрометировавших себя халтурой или сговором с рецензируемым.

(Мы испытываем чувство определенной неловкости, ибо все, предлагаемое нами, – это азы, тот минимум миниморум необходимых условий, без которых нормальное течение редакционной деятельности просто невозможно. Что делать! Реальность такова, что теперь приходится начинать с азов.)

Редакция фантастики обязана быть организмом открытым. Никакой келейности. Никакой кулуарности. Никаких интриг и редакционных тайн. Редакция, помимо административной подчиненности руководству издательства, обязана отчитываться и перед Советом по фантастике Союза писателей СССР, объединяющим в себе наиболее достойных и авторитетных писателей и критиков со всех концов страны. Ежегодное обсуждение редакционных планов на совете должно стать нормой и традицией. Мнение бюро совета по частным вопросам должно учитываться как заведующим редакцией, так и редколлегией.

Наконец, о редакционном портфеле.

Традиционными поставщиками литературной продукции по-прежнему остаются апробированные авторы и в какой-то, достаточно малой степени, самотек. Однако редакция должна на пятьдесят процентов ориентироваться на появившиеся сравнительно недавно новые, богатые, мощные источники рукописей. Мы имеем в виду постоянно действующие семинары молодых литераторов-фантастов Ленинграда и Москвы, а также ежегодные всесоюзные семинары молодых фантастов в Малеевке и в Дубултах. Редакция (и редколлегия, разумеется) обязана внимательно следить также и за региональными публикациями, «вылавливая» наиболее талантливых авторов периферии. Регулярно черпая из этих источников, редакция, во-первых, одарит читателя самыми свежими новинками в области фантастики, то есть будет идти в ногу со временем, а во-вторых, не на словах, а на деле поможет подняться и расцвести новой поросли отечественных фантастов.

Еще раз повторяем. Все вышеизложенное – азы. Однако же, как известно, все новое есть только основательно забытое старое. Давайте вспоминать и восстанавливать. Только искоренение некомпетентности и келейности, привлечение к издательскому делу самого широкого круга широко (и по-разному) мыслящих профессионалов-литераторов, самая щедрая гласность хотя бы в пределах писательской общественности, – вот гарантия того, что вкусовщина и групповщина будут ликвидированы и на месте нынешнего болота в «Молодой гвардии» вновь выстроится сверкающее здание советской фантастики.

3 октября в газете «Крымский комсомолец» публикуется интервью с АНом, взятое Андреем Чертковым.

Из: АНС: «Будем драться!»

<…>

– В настоящее время, как я заметил, начался какой-то новый этап, новый виток в вашем творчестве, связанный с такими более усложненными по форме, по замыслам, вещами, как «Волны гасят ветер» и «Хромая судьба». Не могли бы вы прокомментировать эти повести?

– Ну, это разные вещи. «Волны гасят ветер» – это заключительная повесть трилогии о Максиме Каммерере. Нас просто поразила однажды такая довольно тривиальная мысль, что научно-техническая революция, если она будет продолжаться такими темпами, как сейчас, не может не привести к биологической эволюции человека. Вот как, например, в радиоактивном пепле островов Бикини появляются новые разновидности растений и животных, как в серных источниках на дне кратеров Курильской гряды появляются анаэробные виды животных, так и здесь – сама среда начнет подталкивать эволюцию. Причем дело здесь не в том, что мы выступаем, так сказать, против дарвиновских идей, ламарковских идей, дело в том, что в человеческом организме, по-видимому, скрыта масса потенций, которые только и ждут повода, чтобы проявиться. А потом… потом нам пришла в голову вторая идея, которую мы нашли возможным сочетать с первой. То есть, какие бы ветры ни задували человечество, какие бы ураганы – поднятые этими ураганами волны эти же ветры и погасят. То есть, короче говоря, ежели все у нас будет благополучно в военном, экологическом и социальном смысле – нет таких ураганов, нет таких гроз, которые могли бы человечество сдвинуть хотя бы на шаг. Это очень стабильная система. Вот вам типичный пример применения фантастики к социальным проблемам… Ну, а «Хромая судьба»… Ну, как может, в конце концов, писатель не написать когда-нибудь о писателе?

– Аркадий Натанович, я знаю, что вы не любите вопросов о ваших планах на будущее. Тогда, быть может, расскажете о планах на настоящее? Что закончено, что будет публиковаться?

– Ничего не закончено. Правда, сейчас будет опубликован, по-видимому, в «Неве» в начале следующего года наш здоровенный, самый большой по объему роман, который называется «Град обреченный». Кусочек из него будет опубликован, по-видимому, в «Огоньке» в скором времени, еще два небольших кусочка – в «Знание – сила». Что еще? Журнал «Смена», видимо, с февраля месяца опубликует «Улитку на склоне». Полностью. Они недавно закончили публикацию «Сказки о Тройке», и теперь ее хочет еще раз опубликовать – вот недавно мне позвонили – один очень странный журнал; в первый раз слышу, – «Социалистический труд».

– В журнале «Знание – сила» печатается сейчас ваш сценарий по повести «За миллиард лет до конца света», который называется «День затмения». А в «Советском экране» промелькнуло сообщение, что фильм по этому сценарию будет снимать режиссер Александр Сокуров. Что вы можете об этом сказать? Ведь сценарий сильно отличается от повести.

– Ну, сейчас еще неизвестно, что будет в фильме, потому что Сокуров, если вы видели, что он сделал с Шоу в фильме «Скорбное бесчувствие», будет снимать фильм свой. Там от Стругацких ничего нет, кроме основы. Кроме повода.