Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Виктор Курильский,Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Писатели-фантасты неоднократно предостерегают от каких бы то ни было «экспериментов» с историей. Можно, в принципе, и уничтожить тиранов и угнетателей, и накормить голодных – земная цивилизация достаточно могущественна. Но как быть с громадой традиций, «освященных веками, незыблемых, проверенных <…>, освобождающих от необходимости думать и интересоваться?».

Аркадия Стругацкого однажды спросили, с какими научными открытиями связывает он самые большие надежды. Он ответил: «Пока таких нет. Но наибольшие надежды я связывал бы с открытиями в области педагогики, психологии. Воспитание – наша главная задача». В большинстве произведений Стругацких проблема воспитания – как истинного, так и мнимого, калечащего души людей, – является одной из центральных.

Вот сталкер Рэд Шухарт (повесть «Пикник на обочине»).

Он глубоко ненавидит общество, в котором живет, презирает его, не желает на него работать. Но он – плоть от плоти его, он отравлен и опустошен борьбой за существование в этом «обществе потребления». И перед Золотым шаром, способным исполнить любое желание, Шухарт вдруг понимает, что ему нечего сказать: в душе не осталось ничего светлого, только пачки зеленых бумажек и рыла, рыла, рыла…

Появление Человека Невоспитанного – не в житейском, конечно, а в социальном смысле – чрезвычайно тревожит писателей. Многие страны Запада сейчас достигли сравнительно высокого жизненного уровня, но их общество осталось социально и нравственно крайне несовершенным. Здесь возникает тип неомещанина, Массового Сытого Невоспитанного Человека – опасность необычайно серьезная. Используя все достижения современной науки и техники, такой человек может поставить человечество на край гибели – не со зла, а просто в погоне за еще более утонченными наслаждениями (повесть «Хищные вещи века»), может предать его, даже не заметив своего предательства за мелкой выгодой, узкоутилитарными приобретениями («Второе нашествие марсиан»). К опасности потребительства как психологии жизни не следует быть беспечными и нам. Как неоднократно подчеркивал В. И. Ленин, вся сложность борьбы с мещанством и буржуазностью заключается в том, что главный фронт этой борьбы проходит глубоко в душах людей. И так ли фантастичен персонаж «Улитки на склоне», вполне серьезно мечтающий о коммунизме как о царстве безделья, бесплатной выпивки и жратвы?..

По мнению Стругацких, одна из основных задач школы будущего – не только обучение, но и воспитание. В школе «закладывается фундамент хорошего человека», который потом «никогда не спутает хорошее с плохим», в ней учат «страшному» для мещанина представлению, что «работать гораздо интереснее, чем развлекаться». Герой повести «Стажеры» космонавт Иван Жилин возвращается на Землю, чтобы стать педагогом, воспитателем, помочь молодым людям войти в жизнь, определить свое место в мире, найти себя.

В обществе будущего, нарисованном Стругацкими, педагог – самая почетная и ответственная профессия. В романе «Возвращение» есть глава об учителе Тенине и его учениках. Глава невелика по размеру, но важна для понимания всего романа: она предваряет дальнейшее повествование о выросших мальчиках – людях будущего, которые воплощают в себе лучшие черты человека сегодняшнего дня.

В эпоху обострившейся идеологической борьбы двух систем книги Стругацких стали действенным орудием пропаганды коммунистического мировоззрения. В связи с этим любопытен отзыв рецензента «Нью-Йорк Таймс» о повести «Трудно быть богом»: «Это, конечно, красная пропаганда, зато какая литература!» Именно соединение подлинной художественности с четкой идейной позицией придает особую ценность произведениям выдающихся мастеров советской социальной фантастики – Аркадия и Бориса Стругацких.

22 ноября Киевская киностудия им. Довженко дает положительное заключение на заявку Авторов.

Из архива. Заключение на сценарий ПЛЭ

Сценарийно-редакционная коллегия и ТО «Радуга» рассмотрели творческую заявку на литературный сценарий «Пять ложек эликсира».

Будущий сценарий будет решен в жанре фантастики. Исключительная ситуация столкновения современного советского человека с мрачными призраками прошлого дает авторам возможность для художественного анализа таких философских и морально-этических проблем, как проблема бессмертия, несовместимости морали и этики досоциалистических формаций с моралью и этикой человека социалистического общества.

Действие происходит в наши дни в современном городе, поэтому, невзирая на сложный жанр, будущий фильм не потребует специального антуража и может быть снят в обычных интерьерах.

В сценарии необходимо дать точные приметы времени, прописать социальный фон, на котором будут развиваться основные события, что позволит нам явственно увидеть превосходство советского образа жизни и придаст будущей картине четкую контрпропагандистскую направленность.

Сценарная редакционная коллегия и ТО «Радуга» считают возможным вступить в договорные отношения с авторами А. и Б. Стругацкими на написание оригинального литературного сценария «Пять ложек эликсира» и устанавливают срок его предоставления студии – 1 марта 1984 года.

Замдиректора по творческим вопросам, гл. редактор студии В. В. Сосюра

Гл. редактор ТО В. П. Рыдванова

Директор ТО А. И. Винярский

И. о. худрука ТО М. А. Беликов

Редактор Е. Г. Шандыбина

Этим же числом датирован и договор на сценарий ПЛЭ.

В статье Лидии Мошенской, опубликованной в декабрьском номере «Литературного обозрения», рассуждения об особенностях приключенческой и фантастической литератур иллюстрируются примерами из различных произведений, зачастую – из книг АБС.

Из: Мошенская Л. За что мы любим д’Артаньяна

<…>

В какой-то степени их [Стругацких. – Сост.] эволюция отражает эволюцию приключенческой литературы в целом. Их первый роман – «Страна багровых туч» (1957) – об экспедиции на Венеру. Неплохая книга, которую, однако, можно охарактеризовать словами из их же «Обитаемого острова»: «Метеоритная атака, лучевая атака, авария при посадке. Авария при посадке, метеоритная атака, лучевая атака… Приключения тела». Что же касается героев, то все они совершенно положительные и явно ведут свой род от благородного Атоса. Недаром, кстати, одного из героев раннего романа Стругацких, «Возвращение. Полдень, XXII век», рассказывающего о приключениях идеальных людей в идеальном будущем, прозвали Атосом.

Советская научная фантастика, унаследовав лучшие традиции классиков приключенческого жанра, внесла в него немало нового. С самого своего возникновения – и это ярко демонстрируют научно-фантастические произведения А. Толстого, творчество А. Беляева, а позже И. Ефремова – она обращена к самым насущным проблемам времени, для нее характерны высокий гуманистический пафос, социальный оптимизм, думы и о настоящем, и о будущем человечества. Тема ответственности человека, интерес к острым нравственно-философским проблемам века НТР, борьба с угрозой мировой ядерной катастрофы, как и борьба за высокую нравственность людей, свободных не только от нищеты и угнетения, но и от эгоизма потребительства, стандартного мышления, вдохновляет современных фантастов. Здесь советская научная фантастика ставит многие из тех острых вопросов, которые волнуют ныне всю советскую литературу (но, конечно, ставит в своих, присущих ей формах).

Так и герои Стругацких приходят к пониманию того, что «главное всегда остается на Земле» (мысль высказана в «Стажерах»), что мужество нужно не только во время аварий в космосе или при освоении дальних планет. Не меньший – если не больший – героизм требуется при решении этических, моральных проблем. Так в творчество Стругацких вошли философские размышления о судьбах мира и о человеке в нем, о силе человеческого духа, о бездуховности и борьбе с ней. Именно это на долгие годы станет их темой: прекрасный, мужественный, благородный человек будущего попадает в страну или на планету, обитатели которой стоят на неизмеримо более низкой ступени развития – прежде всего нравственного, духовного развития. Что может сделать один человек против окружающей его косной, жадной, тупой массы, страдающей от своей косности, жадности и тупости, но считающей ее единственно возможным и потому желанным способом существования? Как вытащить эту массу из засасывающего ее болота, тем более что она при этом активно сопротивляется и из болота вылезать не желает?

«Трудно быть богом», «Хищные вещи века», «Обитаемый остров» – все эти произведения о том, как один человек сражается против множеств. Прекрасный, умный, добрый – Антон-Румата, Максим Каммерер, Иван Жилин. И вокруг этих героев – масса. «Просто жрущая и размножающаяся протоплазма» – такой она кажется Румате, разведчику, посланному на планету, где царят ужасы средневековья. А Иван Жилин, такой же разведчик, как Румата, но выполняющий свою миссию в стране, погибающей от изобилия, которое уже почти превратило людей в животных, с горечью думает: «Ну что у них здесь за тоска! Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют. Дурак стал нормой, еще немного – и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы… Какое-то проклятье на этих людях, какая-то жуткая преемственность угроз и опасностей. Империализм, фашизм… десятки миллионов загубленных жизней, исковерканных судеб – в том числе миллионы погибших дураков, злых и добрых, виноватых и невиновных…».

Как же бороться за то, чтобы эта «протоплазма» превратилась в людей? <…> Каков он на самом деле, тот дурак, о котором говорил Жилин? И действительно ли он Дурак? И как ему живется – «одному из…»? Чтобы понять это, нужно было сменить точку зрения. Начиная с «Хищных вещей века», герой Стругацких становится всё менее сверхидеальным, всё меньше он вознесен над своим окружением. Харон из «Второго нашествия марсиан», один из немногих, кто решился на борьбу с завоевателями, – уже не «человек со стороны», вроде Руматы, присланный на погибающую планету для ее спасения, он сражается сам за свою страну (хотя и проигрывает в этой борьбе). Есть такие персонажи и в «Обитаемом острове», они действуют во многом на равных с благородным землянином Максимом Каммерером, чей образ тоже «опрощен» по сравнению с Руматой – он явно, так сказать, ниже ростом, не Гулливер в Лилипутии, а потому может рассмотреть жителей планеты более детально. И тогда оказывается, что это уже не протоплазма, многие из них симпатичные, по-своему честные, хотя и недалекие, к размышлениям не привыкшие люди, и жизнь у них не слишком веселая. А отсюда – уже один шаг до того, чтобы сделать Простака, «дурака», героем романа, посмотреть на мир его глазами. Именно такой персонаж – Рэд Шухарт – стоит в центре «Пикника на обочине». Нравственно-философские размышления над проблемами, которые ставит время, обусловили эволюцию героя.

Однако даже при таком развитии героя к повседневности, заземленности он все-таки остается персонажем романа приключений и уже потому коренным образом отличается от простого смертного. Он может сколько угодно «работать» под обычного человека – всё равно на его долю выпадают такие происшествия и повороты судьбы, он преодолевает такие препятствия, которые, как бы он ни старался выглядеть усредненно, простеньким, сразу поднимают его на пьедестал. Более того. В привычной, будничной атмосфере он задыхается, не может существовать. Недаром авторы приключенческих романов в XIX веке так любили отправлять своих героев в экзотические страны или в дальние (и, соответственно, тоже экзотические) времена. Если же действие приключенческого романа происходит в современном писателю обществе, герою нужен своего рода оазис, где он мог бы существовать именно в плане авантюрном, а не бытовом. У Монте-Кристо, например, это его остров, катакомбы итальянских разбойников, окружающие его персонажи волшебных сказок: немой раб-нубиец Али, осыпанная алмазами прекрасная Гайде, которая играет на лютне, курит наргиле и называет графа «мой господин», а себя – его рабыней. Парижане могут только дивиться и потрясенно взирать на этот поразительный мир со стороны, но действовать в нем они не могут. Для Монте-Кристо же этот мир просто необходим, он для него то же, что «Наутилус» для капитана Немо, что Зона для Шухарта в «Пикнике на обочине».

<…>

Но если говорить о делении (весьма условном, конечно) героев и злодеев на «высоких» и «низких», то нужно сказать и о самых крайних проявлениях авантюрной героичности и авантюрного злодейства. Человек, который возвышается над людьми подобно полубогу, ибо могущество его беспредельно, – такой персонаж воспринимается как анахронизм и, казалось бы, должен был исчезнуть в наше время. Однако он живет. Это не только Монте-Кристо и капитан Немо, но и Максим Каммерер и Антон Румата из «Трудно быть богом», где интересующий нас тип героя заявлен уже в названии. Значит, несмотря на то что рядом с героем появляется герой-простак, такой «возвышенный» персонаж нужен приключенческой литературе: в нем концентрируются все самые привлекательные ее стороны. Во-первых, тайна, окутывающая деяния полубога и его самого. Монте-Кристо, Немо, Румата – все ненастоящие имена, маски, за которыми что-то скрывается. Максим, правда, ничего не скрывает, но разъяснить, кто он и откуда, жителям «обитаемого острова» он так и не смог и остался для них личностью загадочной.

Одиночество и страдание – вот вторая характерная черта этих героев, можно сказать, запрограммированная самой фигурой, логически вытекающая из ее вознесенности над всем окружающим. «Всё сгнило здесь, – думал Максим. – Ни одного живого человека. Ни одной ясной головы… Ни на что здесь нельзя надеяться. Ни на кого здесь нельзя рассчитывать. Только на себя. А что я один?» Тайна, одиночество, страдание – всё создает вокруг этих персонажей тот романтический ореол, который делает их столь притягательными.

<…>

Человек, как бы ни были велики его заслуги, не имеет права ставить, считать себя выше подобных ему людей. Поэтому в романе У. Ле Гуин «Планета изгнания» землянам, расселяющимся на других планетах, запрещено использовать научные и технические достижения, не известные туземцам, что приводит к драматическим последствиям: оказавшись на планете с низким уровнем развития, земляне постепенно теряют свои знания. Иное решение находим у Стругацких. Они верят, что человек будущего не только овладеет фантастической техникой, но и будет обладать высочайшей нравственностью. Именно это единство важнейших сторон цивилизации позволит человечеству будущего помогать другим планетам (но не решать их судьбу за них). Не отдельный частный человек, стоящий над своими согражданами, но представитель высокоорганизованного и высоконравственного человечества – вот кто такой Румата. Моральные принципы этого землянина будущего настолько вросли в него, что это и не принципы даже, то есть нечто выученное, усвоенное, а само естество человека, почти физическое свойство – благородство, превратившееся в такую же неотъемлемую часть его существа, как способность мыслить.

Подобный нравственный потенциал, подкрепляемый знанием законов природы, законов общественного развития, дает огромную силу и герою «Обитаемого острова». Для капрала Гая, человека симпатичного, но недалекого, привыкшего за годы службы в Железном легионе не рассуждать, а повиноваться (и в этом – типичнейшего жителя «острова»), Максим – «великий человек. Великий и непостижимый». А там, у себя на Земле, Максим был самым обычным парнем, ничем особо не выделявшимся, даже с какими-то (по крайней мере декларируемыми) недостатками, и период юношеских исканий у него явно затянулся. В отличие от Антона, Максим попадает на «свою» планету совершенно случайно, его спецподготовкой никто, естественно, не занимался, но заложенный в нем нравственный заряд не позволяет ему взирать спокойно на несправедливость и насилие, происходящие вокруг него. Он включается в борьбу, причем ему помогают и чисто физические свойства, которыми авторы наделяют людей будущего: он видит в темноте, неуязвим для радиации и пуль.

Образ строится, при всей новизне трактовки, в полном соответствии с авантюрным каноном. Перед нами – хотя и в совершенно новом контексте – традиционная романтическая фигура (а романтизм очень нужен приключенческой литературе) изумительного храбреца, который в воде не тонет и в огне не горит. Но если раньше чудесное воскрешение героя нам объясняли тем, что его втайне от всех выходил верный слуга, то теперь он воскресает благодаря науке будущего.

В чудесных свойствах Максима (и других персонажей этого типа) – еще одно объяснение устойчивости традиционного героя-полубога: сюжетно эта фигура позволяет приключению проявиться в наиболее благоприятном для него экстремальном режиме, позволяет создать такие ситуации, ходы, которые были бы невозможны для героя-простака. Тот или погиб бы, или был бы надежно упрятан за решетку, в лучшем случае остался бы на самом низу социальной лестницы, что резко снизило бы его приключенческий кпд, его долю приключений. А скорее всего, Простак очень скоро приспособился бы и стал жить, как все. <…>

Задача Стругацких в «Трудно быть богом» и в «Обитаемом острове» прямо противоположная: понять, выявить драму человека, который не как все, который лучше всех. И когда они обращаются к традиционному персонажу полубога, возникает мотив, отсутствующий в образах Монте-Кристо и капитана Немо. Сформулировать его можно старой доброй присказкой: кому много дано, с того много спросится. Вознесенный высоко должен быть на высоте положения. Монте-Кристо, осознав, что он несколько переборщил со своей миссией мщения четырем доносчикам, из-за которых он был безвинно заточен в замок Ив, преспокойно отбывает в дальние края, где еще собирается быть счастливым с Гайде. Румата, собственноручно зарубивший в приступе ненависти и отчаяния штурмовиков, убивших его любимую, был вывезен на Землю…

Да, конечно, трудно быть богом, трудно и страшно брать на себя ответственность за судьбу людей, не ведающих, что они творят, и при этом самому оставаться человеком. Трудно быть богом – то есть трудно быть человеком, к которому предъявлены невыносимо высокие (хотя и не фантастические – фантастики в нравственности, морали не бывает) требования. Трудно, но необходимо быть гуманистом – таков вывод, прямо противоположный морали Монте-Кристо, признавшего кровопролитие возможным. Традиционный персонаж, когда-то ставший героем рассказа о том, как один человек отомстил четырем, в результате эволюции, переосмысления, становится моделью человека будущего, через которую по-новому – хотя и в традиционных авантюрных формах – решаются проблемы философского, этического свойства.

<…>

В «Пикнике на обочине» страшная Зона (место, где высадились когда-то побывавшие на Земле Пришельцы), грозящая смертью каждому, кто ступит на ее территорию, кажется, подступает всё ближе к Рэду Шухарту, сжимает свое кольцо вокруг него. На первых страницах романа Рэд смотрит на нее с опаской и как бы со стороны. Но вот в Зоне погибает его лучший друг. На территории Зоны было кладбище; Пришельцы, чтобы получить информацию о землянах, создали андроидов, «реконструировав» внешний облик тех, кто лежал в могилах. И вот к Рэду является андроид, похожий на его умершего отца, а Рэд, не понимая, что перед ним робот, оставляет покойника в доме. У Рэда рождается, как и у всякого, кто бывает в Зоне, ребенок-урод – к концу романа девочка полностью теряет человеческий облик. Атмосфера вокруг героя становится всё более напряженной, мрачной, а вместе с тем всё более эмоционально окрашенной. И когда мы читаем эту книгу, то эмоциональный взрыв, порожденный таким скоплением ужасов и горя, оказывается столь велик, мы так живо представляем себе чувства Рэда, что даже не замечаем подмены: чувствуем-то мы, а не он. И всё это жуткое, ненормальное – вокруг него, а не в нем. Создав внешними, но очень зримыми, впечатляющими средствами (покойник, ребенок-зверек и т. д.) определенную атмосферу, настроение, авторы так окружают ими героя, что возникает иллюзия, будто эти ощущения испытывает сам герой, а не мы. Не выходя за рамки приключенческого романа, Стругацкие сумели убедить нас, что перед нами разносторонний, противоречивый, изменчивый и эволюционирующий персонаж, подобный тем, что мы встречаем в литературе. Такое привнесение психологизма в жанры, где его нет (и это относится уже не только к приключению) осуществляется современным читателем тем охотней и незаметней, что он вырос на глубоко психологичной литературе XIX и XX веков, внутренне ориентирован на нее и как бы «подстраивает» под этот высший критерий не только героев Дюма или Сименона, но, к примеру, и персонажей античной трагедии. И всё же будем помнить: приключенческая литература сформировалась и доныне развивается на основе древнего канона, и персонажи ее могут выражать себя только через действие, они могут проходить через самые невероятные события, но характер их при этом остается неизменным.

В Рэде Шухарте Простак вытеснил сверх обычного традиционно присущий авантюрным героям «возвышенный» образ действий. Герой благородный и идеальный больше соответствует самой сути приключения и более характерен для него. И в этой его идеальности – важное отличие приключенческой литературы от неприключенческой. Оказывается, ей просто необходимо то, что исключено для литературы «серьезной». Идеализированный герой разрушает реалистическое произведение, делая его ходульным, – он укрепляет и укрупняет приключение. Строго говоря, в какой-то степени идеализирован любой положительный герой приключения, и именно за это мы его любим. Любим за то, что он рыцарь без страха и упрека, за то, что благородство его ничем не снижается и не омрачается.

<…>

Письмо Бориса брату, 17 декабря 1983, Л. – М.

Дорогой Аркаша!

Прости: закрутился-замотался, только сейчас сажусь писать.

Итак: 5ЛЭ. А пропо: в последнее время постоянно попадаются в поле зрения произведения про бессмертие – Столяров написал рассказ о Понтии Пилате, который едет скрываться (в очередной раз) на БАМ; Тибилова написала повесть о древнем эликсире, который превращает человека в бессмертную куклу; по телевизору идет «Средство Макропулоса»[153]153
  Имеется в виду мюзикл «Рецепт ее молодости» (1983, реж. Е. Гинзбург, по пьесе К. Чапека «Средство Макропулоса»). Телеверсия же спектакля Малого театра «Средство Макропулоса» (постановка В. Монахова, реж. М. Маркова) была записана в 1978 г.


[Закрыть], а в Литературке был очень неплохой рассказик, где кратко формулируются все основные проблемы, связанные с бессмертием[154]154
  Спасский С. Притча о мудром докторе Фаусте // Литературная газета (М.). – 1983. – 30 ноября.


[Закрыть]. Очень актуальная тема.

В связи с этим надо основательно подумать, про что же будет кино? Если проблематика бессмертия, то, наверное, главная тема будет: неизбежное превращение бессмертного в суперэгоцентриста, жестокого, лишенного всякой морали, всяких привязанностей и т. д. (У Шмальгаузена есть прекрасные слова: «Природа отняла у нас бессмертие, а взамен подарила нам любовь»[155]155
  Выражение «Природа отняла у нас бессмертие и взамен его дала нам любовь» приведено И. Фроловым как слова И. Шмальгаузена в интервью «…Радостная деятельность жизни» (журнал «Знание – сила», 1983, № 11, с. 43).


[Закрыть] – имеется в виду, что бессмертные одноклеточные в принципе не ведают любви; отсюда: приобретение бессмертия автоматически отнимает у человека любовь, что, по-видимому, и должно происходить). [Последние строки от «превращение» обведены сбоку скобкой и написано: «Это главное. Никаких монстров».]

Возможна и другая тема: пришельцы из прошлого. Этакая галерея монстров, видавших всякое и получивших бессмертие (доступ к своей ложке), как правило, ценой гнусности. Тут главное – придумать великолепную пятерку. На это у меня в одиночку пороху не хватает.

Сюжетная линия изначально почти однозначна:

1. Герой выходит из дому по своим делам и тут же на лестничной площадке видит своего соседа из квартиры рядом (Костю Кудинова), выносимого на носилках. Сцена из ХС.

2. Герой едет в институт. Встреча с Мартинсоном. Все – из ХС.

3. Едет в метро в какую-нибудь библиотеку выступать, видит клетчатое пальто. Из ХС.

4. Выступление перед читателями. Вопросики. Настырный читатель, пристающий с вопросами о бессмертии (может быть – один из пятерки).

5. На обратном пути герой заходит в прокуратуру, где у него любовница работает секретаршей. Она оказывается занята, и герой, злой, отправляется восвояси. (Это, конечно, «рыба» – тут важен случайный заход в прокуратуру, или в отделение милиции, или в здание нарсуда.)

6. Дома его ловит жена Кости (может быть, тоже из пятерки?) и умаливает его съездить в больницу к Косте.

7. Сцена в больнице – из ХС.

8. Ночью к нему приходят бессмертные (в белых медицинских халатах, под видом врачей скорой помощи: если он станет вопить и брыкаться – укольчик и якобы в психушку). Они берут его в оборот. Что он знает? Кому и что именно рассказал? Что делал в прокуратуре? Это должна быть жуткая сцена. Они не стесняются. Он для них уже покойник, и это отнюдь не скрывается. Даже если он ничего и не знал и никому не рассказывал, всё равно ТЕПЕРЬ он уже знает слишком много и выбор один: смерть или бессмертие. [На полях: «Важно и что есть эликсир: воскрешает умирающего? вечная молодость? просто вечная жизнь?»] Главарь (Мартинсон) предлагает герою уничтожить Костю Кудинова и занять его место в пятерке. При этом Костя, разумеется, тоже время зря терять не будет и постарается сохранить статус-кво, а это можно сделать единственным образом – уничтожив нашего героя.

Здесь – кульминация. Далее всё пойдет в зависимости от придуманного конца. Конца у меня не получается. Тут нужен мозговой штурм.

Надо продумать и обстоятельства. Например, важно, чтобы эликсир надо было принимать РЕГУЛЯРНО: хоть раз пропустишь, сдохнешь в жутких мучениях, т. е. начавший принимать эликсир хода назад не имеет, он отныне человек отравленный. Как обставляется процедура проглатывания ложки? Как созданы гарантии, что никто из пятерки не сможет злоупотребить? Как далеко зашли опыты Мартинсона по изготовлению синтетического эликсира? Не ведет ли кто-нибудь охоты за пятеркой? Какая-нибудь другая пятерка, у которой иссякли запасы эликсира? И вообще, не сделать ли из всего этого трагикомедию с Мироновым в главной роли?

Думай!

Я очень надеюсь, что в начале января мы сбежимся для работы. Адка уже бродит по квартире, иногда даже почти без костыля. С понедельника начнем ездить на реабилитацию.

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Ленусе и Машке – привет!

Маленькая ошибка: разболтал сюжет Гуревичу.

Идея: бессмертному нельзя лезть в вершители судеб человечества: натворит дел. Следят друг за другом. О Мартинсоне знает только Кудинов (про попытки синтеза).

В 1983 году у Авторов вышли две книги: ЖВМ в Кишиневе (ОО, ЖВМ, ВНМ, ХВВ) и донельзя заредактированный ОУПА в «Детской литературе».

Продолжаются публикации повестей АБС в региональной комсомольской прессе. Кроме оканчивающейся в этом году публикации ЖВМ в «Волжском комсомольце», ЗМЛДКС печатает владивостокский «Тихоокеанский комсомолец», а УНС – волгоградский «Молодой ленинец».

К кишиневскому сборнику АБС предисловие написал А. Зеркалов (он же Александр Мирер – давний друг Авторов). В нем обозначены основные критерии творчества АБС.

Из: Зеркалов А. Долг мысли

<…>

Стругацкие почти никогда не пользуются стандартными фантастическими ходами. Их «машины времени» не путешествуют «из сегодня в завтра», они перемещаются «из завтра в позавчера» или «из послезавтра в завтра». Классический сюжет инопланетного нашествия на Землю писатели буквально перевернули: их нашествия совершаются без пришельцев.

Парадоксальные, новаторские приемы Стругацких делают их произведения необыкновенно увлекательными; с первых же страниц внимание читателя стягивается в точку, фиксируется на замкнутом мирке книги, что, по моему убеждению, необходимо в хорошей литературе, – книга мертва, если читатель не стремится безотрывно читать ее до конца – а потом перечитывать. И все-таки главное в другом (хотя о настоящих книгах нельзя сказать, что в них действительно «главное»).

Важнее всего то, что Стругацкие опрокинули устоявшееся мнение о целях и возможностях научной фантастики, открыв возможности, органически ей присущие, но словно бы забытые другими авторами.

Одно из расхожих мнений: фантастика всего лишь развлекательное чтение. Это совершенно неверно, если говорить о мало-мальски хороших произведениях. Верно другое: фантастические книги, даже слабые, почти всегда интересны.

Второй, противоположный взгляд: НФ двадцатого века слишком серьезна. Она порождена научно-технической революцией, важнейшим социальным фактором наших дней. Фантастика по своей природе пригодна лишь для изображения прогресса, она служит социальным телескопом – в ее объективах читатель видит стремительно меняющийся лик современности.

Следствие: в щель между развлекательностью и глобальными картинами якобы провалилось изображение человека, личности. Вот что пишет известный литературовед В. С. Муравьев: «Индивидуальность для фантаста – фикция и притом фикция ненужная, несущая опасность третьего измерения…»[156]156
  «Science fiction», М.: Прогресс, 1979, с. 15 (А. Зеркалов).


[Закрыть].

Заметим: это верно, пока речь идет о плохой и даже средней НФ-литературе. Сила оборачивается слабостью: научные, социальные, технические коллизии становятся как бы самостоятельными героями, персонифицируются – и отодвигают в сторону человеческие личности. Действие в фантастике развивается стремительно – оно должно быть интересным – в результате герою некогда чувствовать, ему надо размышлять и действовать…

С героями Стругацких этого не происходит никогда. Вернее, не происходит с некоторого момента, когда писатели отыскали секрет фантастического изображения, золотой ключик, утопленный в океане пришельцев, звездолетов, одиноких ученых и мыслящих машин. Открытие оказалось простым – как всё значительное в искусстве: суть дела должна заключаться не в самом действии, а в выборе, перед которым нужно поставить героя. На дорогах сюжета должны постоянно попадаться надписи: «направо пойдешь – коня потеряешь; налево пойдешь…» – и так далее.

Теперь, после открытия Стругацких, стало очевидно, что в фантастической ситуации поиск пути чрезвычайно осложнен по сравнению с обыденностью. Писатель может устроить так, чтобы, например, от выбора между поездкой в автобусе или на трамвае зависела жизнь и смерть героя. Поиск действенного решения – маховое колесо любого фантастического сюжета; беда в том, что героев абсолютного большинства произведений авторы ставят перед простым выбором, не затрагивающим их внутреннего мира, их индивидуальности, их этики.

Стругацкие перенесли выбор в этическую плоскость. Их герои не решают научные проблемы, не выбирают, в сущности, даже между жизнью и смертью, – только между правдой и ложью, долгом и предательством, честью и бесчестием. В «Обитаемом острове» Максим подставляет под выстрелы – в упор – обнаженную грудь, живое тело, не прикрытое даже эфемерной броней одежды. Эту сцену можно считать символом всего творчества Стругацких: долг выше жизни. В «Далекой Радуге» тот же выбор совершает целый коллектив ученых.