Текст книги "Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки"

Автор книги: Антонина Коптяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

Вышла на трибуну женщина тридцати восьми лет, с темными косами, подвязанными «корзиночкой», как у школьницы, в черном платье с круглым воротником, окинула зал открытым и добрым взглядом.

– Я простая домохозяйка. Для меня великий почет – присутствовать на конгрессе, но я не знала, о чем следует говорить с такой большой трибуны. Спросила своих женщин, и они мне посоветовали: «Расскажи им о своих детях». У меня двенадцать детей. Я еще не забыла, как живется, когда в правительстве сидят господа. Сколько раз, когда муж не имел работы, я не могла накормить детей, а их тогда было только семеро! Я знаю, как голодают, как ходят раздетые. Но тот строй у нас отошел в прошлое. А наше народное правительство поддерживает многодетных матерей.

И женщина рассказала, казалось бы, о самых будничных делах: о том, как ее семья живет в трехкомнатном доме, который через несколько лет, после выплаты последнего пятипроцентного взноса, перейдет вместе с садом в их собственность; о том, что перед поездкой на конгресс она купила восемь костюмов для мальчиков, костюм для матери и новые занавески. Она рассказала, что в ее домашнем хозяйстве расходуется ежедневно шесть килограммов хлеба и один килограмм сахару, а когда готовится обед, ей нужно сразу три килограмма картофеля и три килограмма муки. Муж получает 1500 форинтов. Это твердый доход семьи. Кроме того, пособие на многодетность – неожиданные деньги. Она так и сказала «неожиданные». И на все хватает. Младшие ребятишки – в детском саду, которые постарше – учатся. Один сын хочет стать пилотом, другой – геологом, третий – зубным врачом, четвертый – машинистом паровоза.

– Я счастлива и горда за своих детей: они все станут образованными людьми, их не ожидает безработица. Для нас каждый день приносит лучшее.

Все выступления на конгрессе награждались овациями, и они стоили того. Но обычно мы, поприветствовав одного оратора, садились и начинали слушать нового, а тут было иначе: когда мать спустилась с трибуны и направилась вдоль зала к столу венгерской делегации, ее проводили взглядами и бурей аплодисментов до самого места. Женщины всего мира, стоя, приветствовали ее, пока она шла, озаренная радостью своего материнства.

В последний день заседания мы слушали приветствия от Кореи, Вьетнама и Малайи. Правительство Дании отказалось дать визы делегаткам этих стран. Но общее настроение на конгрессе было таково, что мы все время ощущали, будто эти делегатки были с нами.

Англичанка, мать демобилизованного солдата, вынесла на трибуну красно-синее знамя Кореи. Зал качнулся от грома овации этому знамени, ставшему символом международной борьбы за мир, за национальную независимость. Затем наступила немая тишина, в которой зазвучало передаваемое по радио приветствие конгрессу от корейской делегации.

– Мы шлем вам пламенный привет от имени корейского народа и корейских матерей. Мы благодарим вас за помощь.

Лица делегатов и гостей сосредоточенно-серьезны. Слушают, не шелохнувшись, только за соседним столом молодая женщина тихонько, будто боясь помешать соседям, снимает под очками слезинки тонкими пальцами.

– Мы не одиноки, – звучит в огромном зале далекий голос, – на нашей стороне моральная и материальная поддержка всех честных людей мира.

Затем на трибуну было вынесено знамя Малайи. С волнением услышали мы приветствие от женщин прекрасной страны, которую называют садом Востока. Малайя богата оловом и свинцом, и уже сто лет империалисты грабят ее. Чтобы подавить сопротивление шестимиллионного малайского народа, Англия мобилизовала четыреста тысяч солдат, использует химическое оружие, прибегает к убийствам и насилиям. Но народ Малайи не сдается.

Не сдается и вьетнамский народ. Когда над трибуной конгресса развернулось красное, с золотой звездой, знамя Вьетнама, вся французская делегация поднялась, как один человек, и прослушала приветствие стоя.

Голос вьетнамской делегации, переданный по радио, прозвучал на конгрессе с потрясающей силой. Это был рассказ о борьбе и страданиях вьетнамских женщин.

– Сейчас мы боремся вместе со всем народом против французских оккупантов. Наши села горят от напалмовых бомб… Мы никогда не забудем обугленные тела матерей, сжимавших детей в своих объятиях, но это лишь усиливает наше сопротивление и ненависть к палачам.

Святые слова! Ненависть к агрессорам и сопротивление их желанию вызвать новую мировую войну растут, растет и движение сторонников мира.

Трудно переоценить значение конгресса. Он показал широкий размах женской борьбы за мир и счастье детей, за национальную независимость и равноправие женщин. Он привлек внимание трудящихся всех стран к этой борьбе. Привлек, несмотря на то, что буржуазная печать сначала решительно замалчивала его, а потом так же решительно заявила, что демократический конгресс – это лишь вывеска, а в Копенгагене идет мировое собрание коммунисток. Конгресс принял декларацию прав женщин с требованием права на работу, на равную оплату за равный труд, с требованием предоставления политических и гражданских прав. Он обратился с воззванием к женщинам всех стран с призывом бороться против расовой дискриминации, против политики военной агрессии.

А кроме того, он стал незабываемым, прекраснейшим событием в жизни двух тысяч женщин, которые присутствовали на нем.

Заседания длились шесть дней. Мы заседали с 9 часов утра до 12 часов ночи. Последнее заседание окончилось в 5 часов утра. Так вышло потому, что нам удалось получить зал по контракту только до 10 июня (11-го там должны были начаться танцы), а желающих высказаться оказалось очень много. Но мы не испытывали усталости. Каждый день был как праздник. Находясь в зале конгресса, мы чувствовали себя дома и забывали, что мы в стране, где есть король и капиталисты, где властвуют американцы, а на площадях города марширует королевская гвардия в папахах из черного медвежьего меха.

Перед началом заседаний происходили встречи делегаций. Делегатки обменивались подарками, знакомились. Повсюду в гигантском зале образовывались оживленные группы, слышался смех, аплодисменты, песни. Дарили друг другу игрушки, броши, вышивки, статуэтки. Маленькая веселая суетня. Короткий обмен приветствиями. Энергично вскидывая вверх кулаки, делегатки Индии кричат:

– Мир! Мир! Мир!

Мы знакомимся с женщинами Тринидада, Ливана и Трансиордании. Это женщины большой судьбы, посвятившие свою жизнь народному делу. Одной из них, Лейле, двадцать два года. Она приехала на конгресс с годовалым ребенком. Муж ее в тюрьме: он выступал за мир. С каким трудом эти женщины прорвались сюда! Они увезут массу впечатлений и еще большую волю к борьбе, но им будет нелегко, когда они вернутся на родину.

– Мы не боимся трудностей, – задумчиво говорит Лейла, – мы знали, на что идем! Мы счастливы тем, что побывали здесь и увидели, как велики наши общие силы. Но мы не успокоимся, пока не рассеется угроза войны, пока не исчезнет черная тень заботы, омрачающая лица матерей, пока не отлетит угроза голодной смерти – ворон, каркающий над изголовьем миллионов детей.

Несмотря на бойкот, объявленный конгрессу буржуазной печатью, сообщения о его работе проникали всюду. Ежедневно мы получали сотни телеграмм и приветствий из всех уголков земного шара. То и дело заседание прерывалось: приходили делегации с приветствиями от предприятий и организаций города, приходили школьники и совсем маленькие дети. Нам приносили цветы, вышитые панно, огромного голубя, сделанного из белых гвоздик. Популярность конгресса увеличивалась с каждым днем.

Однажды мы увидели датских солдат, которые прохаживались группами возле здания, где шел конгресс. Они стояли и в толпе у входа, а вечером нам объявили, что нас хочет приветствовать рядовой датской армии.

И вот он появился на трибуне – славный молодой парень.

– Я пришел сюда сказать вам от имени солдат моего батальона, что мы с большим вниманием следим за вашей благородной работой. Мы желаем вам успеха. Мы заверяем вас, что не будем воевать против стран народной демократии и Советского Союза.

Овация потрясла зал. Солдат стоял, взволнованный оказанным ему приемом. Он вытирал платком раскрасневшееся лицо. Ему стало жарко, а тут еще взбежала на трибуну женщина, обняла его, расцеловала и вручила букет пунцовых роз. Он взял букет и направился к выходу, но вдруг спохватился, вернулся и с милой, немного смущенной улыбкой передал розы делегатке, которая сидела в президиуме. Женщина встала, сняла с плеч голубой платок и повязала им шею солдата.

Когда мы встречались с представителями датского народа, мы каждый раз убеждались в том, как сильны их симпатии к делегаткам демократических стран и Советского Союза. На второй день конгресса датские женщины и молодежь устроили вечер для делегаток в спортивном зале, где присутствовало около шести тысяч человек. На открытой эстраде разместился большой хор. Впереди – девушки в красно-белых костюмах. На том вечере мы и увидели в первый раз знамена Кореи, Вьетнама и Малайи, торжественно внесенные датчанками. Под несмолкаемые аплодисменты зрителей, одно за другим появлялись они из темноты и, пламенея в лучах прожекторов, поднятые руками чистых сердцем борцов за мир, проплывали над головами людей, вставших им навстречу. Незабываемые минуты! А потом состоялся концерт, и мы услышали датские народные песни и песни советских композиторов на русском языке. Потом был концерт Бетховена для рояля с оркестром. Его с большой силой исполнили музыканты Королевского театра и молодой талантливый пианист Уинтер, который должен был участвовать в предстоящем международном фестивале. Перед нами выступила известная датская певица Хироп. Молодые артисты Королевского балета тоже сочли за честь выступить перед делегатками конгресса и показали нам свое мастерство.

Слушая Уинтера и Хироп, мы думали о талантливом и трудолюбивом датском народе. О том, что знаменитый скульптор Торвальдсен и оба Андерсена – и любимый всеми сказочник Ганс Христиан, и славный романист Мартин Нексе – вышли из рабочих семей. Мы думали о том, что трудящимся всех стран света нечего делить и дружба между ними рождается так же естественно, как естественно рождается вражда между капиталистами.

На следующий день в Фелез-парке состоялся митинг, на котором мы вынесли протест датскому правительству за то, что оно не допустило на конгресс делегации Кореи, Малайи и Вьетнама. Когда мы шли на митинг, на улицах сплошной стеной стояли толпы людей. Нам махали руками и цветами, кричали «мир», «ура». Подойдя к парку, мы увидели, что большое поле перед входом было завалено велосипедами. Много нашлось желающих присутствовать на митинге!

Копенгаген не зря называют столицей велосипедов. Когда кончается рабочий день, улицы принадлежат велосипедистам, заполняющим не только отведенные им дорожки, но и асфальт, предназначенный для машин. Оказывается, велосипеды в Дании самое дешевое средство передвижения, и потому на всех тротуарах и дворах устроены для них стоянки.

На одной из громадных полян парка собралось у раковины-эстрады до двадцати пяти тысяч человек. День стоял солнечный, но жару смягчал прохладный морской ветер. Казалось, сама природа была заодно с нами.

Датчане в большинстве шатены и рыжеватые блондины. Голубоглазые. Сероглазые. Дети прелестны, много светлокудрых. На малышах кожаные шлейки, чтобы пристегивать их к стульчику впереди сиденья велосипеда.

Митинг прошел с большим подъемом. Голубые делегатские платки развевались над толпой. Всюду масса цветов.

Представительницу Бразилии Элизу Бранко встретили овацией и долго не стихавшим: «Э-ли-за! Э-ли-за!»

Протест датскому правительству все приняли с воодушевлением.

Незадолго перед конгрессом была утверждена новая датская конституция. Наряду с такими пунктами, как введение престолонаследия по женской линии (у нынешнего короля народились одни девочки и нет наследника), был внесен в конституцию и пункт, гласящий, что в минуту опасности датское правительство может весь суверенитет власти передать международной организации. Это еще более усилило оппозиционные настроения в стране. Конституция прошла со скрипом: почти половина жителей, имеющих право голоса, проголосовала, как здесь говорят, лежа на боку, то есть не пошла на голосование, да 300 тысяч голосовало против.

Когда мы знакомились с Данией, то побывали и на фабрике телефонных аппаратов в десяти километрах от Копенгагена. Мы увидели отлично оборудованные цехи. Но работницы, все без исключения, в том числе и беременные до восьми месяцев, ездят сюда из города на велосипедах. На трамвае рабочему ездить не по карману.

Очень интересны были встречи в порту… Докеры, показывая нам на набережную, где не видно было ни одного крана, сказали:

– Вы видите эти горы товаров? Все тяжести мы переносим на своем горбу… Так хозяевам выгоднее.

Нам показали детский сад в Вестброу – западном районе, где живут низкооплачиваемые трудящиеся и безработные. Единственный детский сад на семьдесят тысяч жителей! Он принадлежит частнику. На верхнем этаже, где ясли, было три грудных ребенка, на втором – для дошколят – человек двадцать, они играли во дворе, где росло около десятка деревьев, загороженных очень высокими решетками.

– Мы бережем деревья, – пояснили нам, – других нет в районе.

Тяжело смотреть на мальчиков в американских трикотажных ковбойках на «молниях». Рубашки эти с рисунком: мелкий орнамент – браунинги и воинственные восклицания, крупным планом – стреляющие и режущие молодцы.

«Человек человеку – зверь!» – стараются внушить ребенку даже видом рубашки американские помощники смерти, товарами которых завалены прилавки датских магазинов.

В Дании существуют летние лагеря для детей. Один такой лагерь мы видели, и он произвел на нас грустное впечатление. Представьте себе большой пустырь, изрытый какими-то ямами. Кругом – ни травинки. Песок, камни да пыль. И на этом участке проводят время дети рабочих. Их тут «воспитывают». Прежде всего трудом. Дети корчуют пни, занимаются «строительством» домиков из ящиков, старой жести и соломы. Внутренняя обстановка таких курятников – домашний хлам: порванные шторы, поломанная посуда, но на дверке каждого домика большущий замок. Так прежде всего воспитывают собственника в человеке. В лагере есть «художественная студия» – низкая палатка. Когда мы в нее заглянули, там был один мальчик. Он наклеивал на большой лист черной бумаги изображение почти нагой женщины, должно быть вырезанное из американской афиши. А тут же рядом крупным планом рука, держащая браунинг…

Перед отъездом мы взяли такси и проехались по городу. Побывали в богатом музее искусств, где хранятся исключительно произведения древних: из Греции, Рима, Египта. Потом осмотрели прекрасный музей Бертеля Торвальдсена. Он построен в античном стиле. Над фронтоном – большая скульптурная группа: колесница, запряженная четырьмя мчащимися лошадьми. А во внутреннем дворике, вымощенном серыми плитами, строгий четырехугольник из черного полированного камня – могила Торвальдсена, пышно заросшая вечнозеленым плющом.

В открытой гавани крутобокие океанские пароходы, однако и в этом порту не видно техники, только иногда проезжают самоходные тележки с небольшими подъемными кранами. Что ж, рабочих рук здесь много: 200 тысяч безработных.

В маленькой Дании очень высок процент самоубийств, и в первую очередь самоубийств матерей вместе со своими детьми. Об этом же говорила нам на конгрессе представительница Японии, где пятьдесят пять процентов от числа самоубийц составляют матери, вместе с собой убивающие детей. Возможно, это японки, которые не хотели продавать своих девочек в публичные дома.

Осмотрев благоустроенный Копенгаген с его чистенькими улицами и густыми, безмолвными в будничные дни парками с просторными полянами для гуляний, мы спросили датчан:

– Почему в вашей красивой, цветущей, такой веселой на вид стране много самоубийств?

– Потому что жить очень трудно. Дания – страна молочного хозяйства, мы экспортируем, главным образом в Англию, бекон, яйца, масло. Мы славимся этим, а многие у нас не в состоянии приобрести даже кусок хлеба. Нищенствовать же не разрешается: официально у нас нет нищих. Те, кто работает, платят большие налоги. Квартирная плата съедает не меньше четверти заработка. А ждать нечего – нет никакой перспективы.

Мы вспоминаем слова венгерской матери: «Каждый день для нас приносит лучшее». Вспоминаем десяток деревьев за решетками в Вестброу, где в добротных, тесно поставленных домах задыхается от нужды 70 тысяч населения. Разве им нечего ждать? Мы вспоминали еще шофера такси, который вез нас на первое заседание конгресса. Он не взял в гостинице адреса, а мы никак не могли объяснить ему, куда нам нужно. Спортивный зал? Но в городе их четыре. Пришлось прибегнуть к помощи полисмена.

– Джерман? – сердито спросил шофер, включая газ.

– Нет.

– Инглиш?

– Нет, Москва.

Мрачное лицо водителя сразу просияло. Неожиданно он ударил большой ручищей по плечу сидевшую рядом с ним нашу делегатку и, широко улыбаясь, сказал, сразу использовав весь свой запас русских слов:

– О, Москва! До свидания!

Шофер, который возил нас на экскурсию, тоже смотрел невесело, все время поторапливая наших провожатых.

– Куда он спешит? – спросили мы.

– Он хочет, чтобы вы посмотрели побольше.

И мы, в самом деле, с его помощью успели осмотреть очень многое. Уже по собственному почину шофер завез нас в парк, где находились могилы жертв фашистской оккупации. Судя по надписям, это в большинстве была молодежь.

– Здесь много железнодорожников, которые действовали против гитлеровцев, устраивая аварии, – сказал переводчик. – Поэтому фашисты возили в поездах заложников, которых тоже расстреливали.

У братской могилы мастерски сделанная гранитная скульптура. Сидит мать, охваченная скорбью. У ее ног, привалившись к ней, – мертвый молодой солдат. Голова его с закинутым вверх лицом лежит на коленях женщины, застыла отброшенная рука. Возле памятника свежие цветы – от делегаток конгресса. Мы проехали и в дачный район, мимо домишек рыбаков, приткнувшихся к садам богатых вилл, мимо морских купален.

Шофер завез нас и в зеленую зону пригорода, где пышно, радостно цвела сирень и повсюду разбегались переулочки – асфальтовые ленты среди живых изгородей. Из садочков высматривали кирпичные домики под черепичными крышами.

– Что здесь?

– Застройщики. Если человек накопил пять тысяч крон, он может получить еще ссуду и выстроить себе домик. Общая стоимость постройки до шестидесяти тысяч крон, в четыре раза больше, чем до войны. До старости будешь выплачивать проценты, а жизнь так неустойчива! Лишился работы – нечем платить, и хочешь или нет, но приходится отказаться от дома.

Да, невеселая перспектива!

Возвращаясь в отель, мы решили дать на чай старательному шоферу, но он отмахнулся и, похоже, сердито сказал что-то.

– Может быть, он тоже когда-нибудь приедет в Москву, – перевел его слова наш гид. – Вы, наверно, покажете ему все, что там есть. И неужели вы потребуете за это денег?..

* * *

Ровно через десять лет, в июне 1963 года, в Московском Дворце съездов тоже открылся Всемирный конгресс женщин. Много воды утекло за это время. Мы стали старше, мудрее. Дети наши подросли или совсем повзрослели. Произошли большие изменения и в международной жизни. Все красочнее и праздничнее становятся год от года конгрессы, фестивали, спортивные встречи.

Это говорит о потребности людей общаться друг с другом, о неслабеющем стремлении объединить силы в борьбе за счастье своих детей. Как сразу распахивается мир, когда идешь по улице иноземного города, идешь как брат и друг, с живым интересом глядя на необычный ансамбль улиц, и незнакомые деревья, и новые для тебя наряды, слушаешь говор, любуешься детьми, близкими твоему сердцу в любом уголке земного шара. Ты чувствуешь себя здесь чужим, но не чуждым, многое непонятно тебе, но мило, потому что это обычная мирная жизнь народа.

Хорошо побывать за границей! Но не менее интересно принимать у себя заграничных гостей – посланцев дружбы.

На конгрессах, где присутствуют делегаты всех стран, обычно ощущается столько душевной теплоты, что долгие годы воспоминания о них согревают душу.

Я представляю волнение друзей-делегатов, когда они впервые ступают по земле нашей родины.

Она необычайно велика и прекрасна. Счастлив тот, кто побывал на изумрудно-зеленых в летнюю пору сопках Дальнего Востока, на берегу Тихого океана. Навсегда запомнит турист очарование Ленинграда, особенно тот, кто пройдет по его стройным улицам в колдовском сумраке белых ночей. Хороши белые ночи в Якутии. Торжественна там тишина гольцовых гор, похожих на развалины величавых сказочных городов: белокаменные дворцы над синевой таежных лесов, а иногда просто серые каменистые громады, покрытые снизу изжелта-седыми коврами мхов-ягелей и редко раскиданными кустами кедрового стланика. Уходят на север к Ледовитому океану мощные таежные реки, баюкая в студеных струях осетров, пудовых хищных нельм и серебристых лососей. Выравниваются горы, и бескрайние тундры шлют суровый сестринский привет – дыхание северных циклонов – далеким русским равнинам и среднеазиатским и уральским степям. Есть степи и в Сибири… Страна мехов и золота, алмазов и нефти, хлопка и пшеницы – нет счета ее богатствам! Но самое большое наше богатство – люди, создающие новые города, гигантские гидростанции и ракеты, взлетающие в космос. И для всех этих людей гордость – родная Москва. Пожалуй, нет такого жителя, который не мечтал бы побывать в Москве. Везде толкуют о ней. Как она живет, как растет и строится: и о Черемушках знают всюду, и почти на каждой крупной новостройке есть Черемушки со своим милым сердцу названием и устремленностью в будущее. И Лужники свои тоже есть. Но Дворец съездов в стране пока один. И он в Москве, на древнем кремлевском дворе.

Не только интурист, не только советский человек, впервые попавший в Москву, но и мы – уже «коренные» москвичи – не можем равнодушно входить в этот новый чудесный дом…

Поначалу некоторые острословы пытались прилепить ему кличку: «стиляга между бояр». Но Дворец съездов хорошо включился в кремлевский ансамбль. Не заслоняя старых соборов и палат, стоит серебряный прямоугольник этого дворца, как будто на особицу в своей легкой стройности. От его сияющего многооконья светло на просторе серокаменного древнего двора, оживленного посадками голубых елей, и совсем не кажется он таким громадным, каков на самом деле.

В этом славном «домичке» и собрался нынче женский Международный конгресс. И так радостно было присутствовать на нем!

Ведь конгресс был посвящен не только борьбе за права женщин, но и борьбе за национальную независимость, за разоружение и мир на земле. Надобно сразу оговориться, что мы, советские женщины, считаем эти вопросы связанными неразрывно, и напрасно пытались поначалу делегатки Италии говорить о какой-то совершенно нереальной, обособленной женской эмансипации. Достаточно прочесть потрясающие очерки французского корреспондента Мадлэн Рифо «Репортаж с „того света“» об алжирских детях в огне войны, и сразу станет ясна беспомощность тех деятелей, которые надеются на возможность борьбы за экономические права в отрыве от политики. Когда читаешь о матерях, сошедших с ума, прижимающих к пустым грудям иссохшие скелетики младенцев, о матерях, прошедших истязания пытками на глазах своих малышей и переживающих еще большие страдания оттого, что они не могут помешать умирающим от голода детям есть землю, – не страх, а гнев охватывает душу. А ведь такое творится всюду, где еще властвует капитализм. Говорить в этих угнетенных странах только об эмансипации женщин все равно что обращаться с речью к тигру, терзающему свою добычу. Какие права, если война ломает всю жизнь человеческую?!

Наша советская родина уже показала свою великую силу и доброту в тяжком испытании войны с фашизмом. Миллионы беженцев уходили в годы Отечественной войны из разрушенных и выжженных гитлеровцами дотла городов и сел Украины, Белоруссии, Северного Кавказа и Поволжья, старорусских городов: Можайска, Пскова, Новгорода, Ленинграда. Эта масса обездоленных женщин и детей, выскочивших из пламени пожарищ полуодетыми, хлынула за Волгу, на Урал, в Сибирь. И всем нашлось место, для всех нашли тепло и кусок хлеба. Советская страна кормила своих детей как могла и, отбивая атаки оголтелого фашизма, заслонила от него человечество. Мы давным-давно, без помощи извне, залечили страшные раны, нанесенные зубами дикого зверя, и теперь стоим за мир, не от слабости, а от любви ко всем детям планеты, от стремления к счастью народов. Честные люди чувствуют это. Недаром на конгресс в Москву съехались представители ста шестнадцати стран.

Вхожу под каменные своды древних кремлевских ворот, куда стремятся потоком толпы делегаток. Легко ступают по квадратной брусчатке мамы, съехавшиеся со всех концов белого света. Как стройны, а порою и величавы в своих сари голорукие тяжеловолосые индуски; словно паруса, проплывают африканские женщины, горделиво неся на смуглых обнаженных плечах широко развевающиеся прозрачные мантии; блестят шелком черных волос и пестрых, точно бабочки, кимоно делегатки Японии. В Москве жара, солнце палит вовсю, и европейские женщины тоже в легких цветастых нарядах. Стучат плоские сандалии и каблучки-гвоздики по каменным плитам – сплошной шорох шагов.

Стеклянный фонарь входа, и мы – в гигантском фойе дворца. Шум шагов стихает на мягких коврах – целых полях синтетики. Зато по всем залам, переходам, эскалаторам разливается звон голосов – разноплеменный говор и радостный смех. Взрывы аплодисментов сопровождают тех, чьи имена известны в борьбе за мир, за общечеловеческое счастье: хрупкая серебряно-волосая Эжени Коттон, легендарная Долорес Ибаррури – приковывающая общее внимание своей величавой простотой женщина в черном, сын которой погиб в боях за Сталинград! Сельская труженица Надежда Заглада – душа советских хлеборобов; проходит, вызывая сердечные улыбки, и делегатка Демократической Германии Лотта Ульбрихт. Все громче аплодисменты, все теплее приветствия.

В исполинские окна смотрит синее небо, зубчатые стены Кремля с голубыми башенками елей вдоль них и золотые купола древних соборов, а от этого во Дворце съездов еще праздничнее.

Конгресс открывается. Мы сидим наверху в ложе прессы, перед нами красочное зрелище – колоссальный зрительный зал, заполненный делегатками и гостями. Шесть тысяч человек разместились в партере, ложах, амфитеатре и на балконах. Здесь нет ни позолоты, ни лепных украшений, зато легко дышится. Открытые боковые ложи, наклонно идущие от амфитеатра к сцене вдоль всего партера, придают залу стремительную окрыленность. И в настроении собравшихся женщин – при всей пестроте их нарядов и разности мировоззрения – чувствуется такая же стремительная готовность к действию.

Замечательно, что душой конгресса стала наша космонавтка Валя Терешкова. Ее подвиг, воодушевивший миллионы сердец, стал как бы знаменем для женщин всего мира.

Право, стоило родиться на свет только для того, чтобы увидеть, как под гром аплодисментов наша «Чайка» – девушка с пепельно-русыми волосами и нежным румянцем – проходила к столу президиума. Ее приветствовали стоя. Ей улыбались, ее заваливали дарами. А она, светясь сдержанным счастьем, держалась с грацией и достоинством юной королевы. Да, она была для нас королевой космоса, и в сиянии ее лучезарной славы в тот момент померк даже Быковский, с которым она вместе явилась на конгресс. Ничего не поделаешь: космонавт уже не был новостью, а она наша гордость и радость пока единственная! Глядя на нее, – кстати сказать, ни фото, ни телевидение не передают ее очарования, – трудно представить, как могло катапультироваться из кабины спутника такое хрупкое существо? Но здесь, видимо, не только стальные нервы, но и стальная мускулатура.

Чудесно выступили перед делегатками и гостями конгресса московские дети. Их песни и пляски, легкие и шаловливые, как весенний ветерок, вызвали общий восторг. Концерт, данный Московским Домом пионеров, был по-настоящему праздничным.

Семилетний композитор Таня Федоскина своим выступлением на эстраде тоже полонила всех. Когда после отличного исполнения на рояле собственных, по-настоящему мелодичных вещей эта картавая, громкоголосая, смелая девчурка была окружена толпой делегаток, хлынувших на сцену, мы поняли, что она великолепный агитатор за наши идеи. Закономерно, что эти идеи добра и дружбы одержали победу в итоге работы конгресса: люди хотят мирного труда, счастья и радости для своих детей. Поэтому гнев и слезы сочувствия вызвали у нас выступления делегаток Ирака и Вьетнама, поэтому с таким горячим воодушевлением была принята речь Ауа Кейта – представительницы африканских женщин. Ее зацеловали, когда она сошла с трибуны. А говорила она о борьбе за права женщин, неразрывно связанной с борьбой за национальное освобождение, за разоружение империалистов. Десять лет, прошедшие после Международного конгресса женщин в Копенгагене в 1953 году, еще не разрешили этой проблемы. Шесть дней, которые мы провели в столице Дании в тесном общении с самыми прогрессивными женщинами мира, остались в памяти как яркое свидетельство нашего единства. В капиталистической стране, окруженные общим вниманием, сочувствием и… ненавистью, мы чувствовали себя как дома в зале конгресса. Растущая мощь лагеря социализма наполняла наши сердца гордостью.

Советский народ, породивший Чапаева, Мересьева, Александра Матросова и миллионы других героев, подобных им, высоко держит свое боевое знамя. Но мы не стремимся к войне, потому что в нашем представлении героизм – это прежде всего борьба за счастье людей, а значит, борьба за жизнь.

1953–1963–1969