Текст книги "Земляне против политики (СИ)"
Автор книги: Антон Толстых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
– Каждый дурак знает, что мужчина дышит животом, а женщина дышит грудью [16]16
Ещё одна медицинская ошибка XIX века.
[Закрыть]. Какой вывод мы должны сделать?
– Что Эдисон – мужчина.
– Верно, – сердито подтвердил Хамфри.
– Позвольте, но ведь вы научно доказали, что Эдисон – женщина!
– Одно другому не мешает. Мы должны сделать вывод, что Эдисон – инопланетянин.
Хамфри направил взгляд в пол. Вернувшись глазами к койке, он вскрикнул.
Эдисон исчез.
– Где пациент?
Уиллард опустил голову под койку, но и там не нашёл пропажу.
– Где пациент? – громче повторил Хамфри.
– Мы его потеряли.
Не удивительно ли, что именно этот ответ был сопровождён усилившимся топотом со стороны входа в больницу. Таким манером Эдисон сбегал от противника.
Казалось бы, ничего стоящего не наблюдается... И откуда авторы берут такие сюжеты? Но что бы ни говорили, такие случаи бывают на свете – редко, но бывают.
Хамфри потряс тростью, одновременно брызгая слюной. Террористические порывы его бессмертной души многим неприятны.
– Ловите его! Тьфу, ловите её! Как я теперь буду проводить эксперимент?! – в тот миг, когда ученики бросились в погоню за ретивым пациентом, доктор Хамфри обратился к принцу Уэльскому: – Какое чувство, словно я работаю в дурдоме.
– Но этого не п-произошло бы, если бы...
– Что?
– ...если бы Эдисон не был вызван сюда, если бы Эдисон не п-понадобился политикам, которые решили захватить одну планету. Вы только что в-видели, до чего агрессивность довела Америку. Да, вот до к-каких ужасов агрессивность довела Америку!
– Да что вы говорите! Вы обвиняете политиков во всех грехах?
– Возможно. Р-Разве вы не побежите за Эдисоном?
– Зачем? Почему я должен устраивать погони за каким-то Эдисоном? Кто он такой? Бенни Хилл?
– Мне неизвестна эта п-персона.
– Мне приснилось, что у землян есть шоу Бенни Хилла. А что, мне понравилось. Точнее, всё понравилось, кроме пародии на меня самого.
– Интересно.
– Мне так понравилось шоу Бенни Хилла, что я сделал из него конкретный вывод. Мы непременно должны завоевать такую забавную планету. Есть и такой повод!
– Не з-знаю, что за шоу, но я начинаю п-понимать, почему пациенты вас не любят. Это по в-вашему лицу видно.
– Да? А у меня, между прочим лицо американской демократии!
– В смысле?
– Лицо будущей американской демократии!
– Неужели?
Ответом на вопрос был Хамфри – он высунул язык.
– Видите?
Пока Хамфри демонстрировал лицо будущей американской демократии, госпиталь ознаменовался погоней, неслыханной в стенах этого великого заведения, но тем самым внёсшей разнообразие в работу врачей.
В театре больницы Эдисон обогнул места для слушателей с таким упорством, какое трудно ожидать от дамы. Медики выбрали прямой путь как самый короткий, и перед нами могла бы предстать картина того, как они пробираются напрямик через места для слушателей. Но нет, только Уиллард и Тодд выбрали столь противоречивый по своей простоте путь. Звук шагов на лестнице так же быстро начался, как и закончился, и вскоре Генрих VIII своими бронзовыми глазами видел побег пациента от персоны, от которой действительно стоит держаться подальше.
Пациент выскочил на открытое пространство, ни мало не позаботившись о подобающей для улицы одежде, и в этот же миг Кёрк и Джером без парашютов выпрыгнули из окон по бокам Генриха VIII и с ловкостью, достойной пальцев врача, плавно спрыгнули на дорогу.
Ветер пыхтел, и Эдисон пытался превзойти его в пыхтении, и он мог бы далеко убежать, если бы по воле провидения не появился на его пути объект, своей распространённостью способный вызвать в умах чувство, будто ничего более в лондонском мире найти невозможно. Хэнсом проехал по Кинг-Эдвард-стрит, предоставив пациентке возможность выполнить свои моментальные планы, и та, попутно озадачив лошадь, на ходу запрыгнула на площадку. Пытаясь открыть дверцы [17]17
Дверцы могли быть открыты только кэбменом, чтобы пассажир не мог выйти, не заплатив за проезд.
[Закрыть], он заслонил пассажиру белый свет. Из кэба послышался визг, но только спустя несколько ярдов кэбмен почуял неладное. Дверцы готовы были сломаться. Сбылись слова Альберта Эдуарда: до такого ужаса Америку довела самая обычная агрессия.
Кэб остановился по воле удивлённого кэбмена, тот открыл дверцы, отчего Эдисон оказался на мостовой. Едва подоспели неутомимые медики, цель охоты была в их распоряжении.
– Что здесь происходит? – строго спросил кэбмен, явно отнеся медиков к обществу непрошеного седока.
– Мы просто… – начал было Уиллард, но кэбмен повернулся к люку и обратился к сидящему внутри:
– Милая барышня, я оказался прав. Вам не следует ездить в хэнсомском кэбе без мужчин.
Из кэба на окружающих смотрели синие глаза, опушённые длинными ресницами, их взгляд нерешительно скользил по помрачневшему лицу Эдисона. Тонкий голос произнёс:
– Сэр, я понимаю, вы правы. Но этот мужчина всё же появился в кэбе.
– На этот раз вы правы, мисс. Но всё-таки садиться в хэнсомский кэб вам нужно не в одиночестве.
– Вы ошибаетесь, кэбмен, – возразил испуганный Уиллард. – Доктор Хамфри научно доказал, что это женщина.
Кэбмен озадаченно осмотрел пассажирку.
– Она и есть женщина.
– Мы имеем в виду её, – Тодд предъявил Эдисона.
– Если вам угодно шутить, выбирайте другое время, когда я не занят.
– Я имею в виду, что вы ошибаетесь.
– Даже если в хэнсоме вместе с этой пассажиркой будет сидеть другая дама, то ради соблюдения этикета нужен мужчина. Но в таком случае им троим будет тесно. Пусть садятся в кларенс.
– Доктор Хамфри доказал…
– Где учился доктор Хамфри?
– Я слышал, что он учился в духовном училище. Его выгнали оттуда.
– За что?
– Мистер Хамфри переводил с латыни фразу S p i r i t u s q u i d e m p r o m p t u s e s t, c a r o a u t e m i n f i r m a. «Дух бодр, плоть же немощна». Он перевел: «Спирт хорош, а мясо протухло».
– Мне нет до этого никакого дела.
– Доктор Хамфри доказал…
Борис Джером резонно возразил:
– Доктор Хамфри ждёт нас. Возвращаемся обратно. Не забудьте взять с собой мисс или миссис Эдисон.
– Одну минуту, – дополнил Уиллард, вытянувшись по струнке. – Вы считаете, кэбби, что барышня должна ездить в хэнсоме только в сопровождении мужчины? Тогда откройте дверцы, пожалуйста.
Произнеся эти слова, доктор Уиллард сел рядом с пассажиркой, и кэб продолжил свой путь – это была материя, чьи последствия не входили в число фактов, известных остальным троим медикам.
– Достанется же ему от кэбмена, – озабоченно проговорил Джером.
– Почему, мистер Джером? – спросил Фил Тодд.
– Как и у нас, у него нет с собой денег. Деньги лежат в карманах пальто. Пальто находится в Бартсе. Следовательно, он, не заплатив, не сможет выйти из кэба.
– Вы правы, но тогда барышня тоже не сможет выйти.
– Вы не могли бы говорить громче? – неожиданно для всех спросила мисс или миссис Эдисон, явно забывшая о недавнем побеге из Бартса и теперь не предпринимавшая попыток вырваться из рук медиков.
– Мы совсем забыли о вас.
– Чёрт бы побрал этих политиков и агрессоров! – бросил вслед кэбмен. К этой категории он, вероятно, отнёс и Эдисона. – И американцев чёрт бы побрал! Ведь доктор Хамфри – из Америки? И он предсказал будущее своей страны?
Трое медиков и Эдисон вернулись туда, откуда начали свой непредвиденный путь или, вероятнее, непредвиденное отступление от него.
Зал, где доктор Хамфри читает лекции, был пуст по одной точной причине: в настоящее время Хамфри пребывал на том же стуле, продолжавшем стоять в коридоре и не отпускать от себя принца Уэльского.
Глеб Кёрк огляделся в поисках maître и, убедившись в отсутствии такового, взял инициативу в свои руки.
– Вы видите адамово яблоко?
– Видим, – отозвался Тодд.
– Следовательно, Эдисон – мужчина. Теперь мы имеем не один, а два аргумента против одного.
– А как же противоположный аргумент – истерия?
К спорщикам подошёл доктор Хамфри. За ним с видом оскорблённого достоинства шёл Берти, неся стул в придачу к трости в руке мэтра, чтобы тот во время остановки не подвергал себя лишней нагрузке. Теперь Хамфри сидел, а Берти пыхтел со столь явственной сердитостью, что не видя его, исходящий от него звук легко было принять за паровой двигатель.
Доктор Хамфри устроился на стуле и с безнадёжностью пробурчал замогильным голосом:
– Я всё понял. Вы плохие врачи! Иначе выражаясь, это не истерия! Это ваша беспросветная тупость!
– Неужели…
– Действительно! Я не предполагал, что врачи могут перепутать чужую истерию с собственной тупостью! Чем мы занимаемся, а? Мы должны проводить медицинские эксперименты, а вы тут голодные прыгаете.
– П-Простите, н-но у меня возражения, – робко признался Джером. – Мы в-врачи, следовательно, мы джентльмены. А джентльмены не прыгают.
– А кто сказал, что вы врачи?
– Вы только что сказали...
– Да мало ли что я сказал! Слово врач происходит от слова врать. Следовательно, мы все олухи! Кстати, где Уиллард?
– У н-н-него приключение, – несколько размыто ответил Джером.
– Ясно. А почему вы вчера не были в больнице?
– Д-Да, почему я вчера не был в больнице? Я не был в больнице, потому что я болел.
– Чем?
– Инфлюэнцей.
– Инфлюэнца? Да что это за болезнь? Вы бы ещё сказали, что триппером болели.
Джером похлопал глазами.
– Это была американская докторская шутка! Что, не похоже?
Берти приподнял брови, отметив, что если доктор Хамфри и обладает чувством юмора, то оно излучает декадентство. Джером Клапка Джером с его шуточками и рядом не валялся.
Кёрк испугано продолжил:
– Д-Д-Доктор Хамфри, позвольте один комментарий.
– Слушаю.
– Д-Д-Доктор Шарко создал т-теорию о том, что истерия не есть б-б-бешенство матки и что она вызывается другими причинами.
– Для меня доктор Шарко не авторитет. Я слышу о нём впервые.
– Д-Доктор Х-Хамфри, вы не слышали о Жане Мартене Шарко?
– Никогда.
После небрежных слов лицо Хамфри приобрело столь равнодушное выражение, что все присутствующие – не считая, пожалуй, не слышавшего его Эдисона – поняли: этот доктор плохо знает самоновейшие достижения гуманной области деятельности, коей он посвятил себя, и потому сам авторитетным быть для них вряд ли может.
– П-Психиатр Шарко из клиники «Сальпетриер»! Вы впервые слышите это имя?
– Если вы будете повышать на меня голос, Глеб, вы больше не услышите моё имя. Так что вы говорите, открыл Шарко?
– Он открыл, ч-ч-что истерия вызывается совсем другими п-причинами.
– Какими?
– Н-Не помню.
– Тогда помалкивайте.
– С-С-Сначала я скажу вам, что Шарко также изобрёл душ Шарко.
– Я что-то слышал о душе Шарко. Чем он отличается от обычного душа?
– Он п-предназначен для лечения истерии.
– Никогда бы не подумал. Я думал, душ Шарко нужен для мытья.
– Т-Тогда я расскажу вам, как истерия объясняется одним учеником доктора Шарко. Этот ученик приехал из Австро-Венгрии.
– И как это объясняет этот идиот из Австро-Венгрии?
– Он открыл, что истерия вызывается… вызывается… вызывается…
На этой ноте Кёрк уткнул свой взгляд в пол, не решаясь повторить мысли, высказанные автором величайшего бреда современности ввиду не сколько их абсурдности, столько их недостаточно благопристойной сущности.
– Скажите, Кёрк, что можно сказать о враче, который высказывает такие идеи, какие потом будет стыдно произносить? У него голова есть? Или у него турнюр вместо головы?
– Н-Насколько мне известно, турнюр правильно называть греческим изгибом.
– Да хоть неандертальским, мне без разницы!
– Это в-во-первых. А во-вторых, н-насколько мне известно, греческие изгибы уже не носят.
– Мне без разницы! Главное, чтобы все земляне носили лакейские ливреи! И платья горничных тоже.
– Д-Доктор Хамфри, так к-к-каково же ваше мнение о болезни Эдисона? – осведомился Тодд, благоразумно дождавшись окончания диалога.
– Допустим, у него истерия. Тогда в ассортимент наших проверенных средств входят: холодный душ, электротерапия, электрошок, терроризм...
Снова зазвучал злостный смех. Применительно к самому Хамфри последний пункт совершенно правилен.
– Д-Доктор Хамфри, вы говорили, что у нашей пациентки нет истерии.
– Я сказал «допустим»! У Эдисона нет истерии, следовательно, он мужчина.
– Доктор Хамфри, если по вашим словам те, у кого нет истерии – мужчины, то по вашим словам выходит, что все женщины – истерички.
– Я всегда так считал, Тодд.
– Я п-понял, д-доктор Хамфри! – выдавил Тодд, видимо, решив придать диагнозу новый, совершенно непредвиденный, оборот. – Судя по симптомам, у Эдисона хроническое отравление ртутью. Следовательно, Эдисон – шляпник.
– Шляпник? Тогда где сделанные им шляпы? Тодд, неужели вам снова хочется бегать за Эдисоном, отрицающим наши диагнозы? Этот номер не пройдёт. Неужели из хронического отравления ртутью следует, что мы должны накачать Эдисона сырыми индюшачьими яйцами? Или то, что Эдисон – шляпник? Может, тогда я – Мартовский Заяц? Кстати, кто этот хрен? Вы не знаете?
– Т-Так какой диагноз вы ставите? – спросил Кёрк, дождавшись конца малоосмысленной тирады.
– Теперь нам всем должно быть ясно, что у Эдисона наблюдается банальное нервное расстройство, вызванное оскорблением со стороны Теслы.
– Доктор Хамфри, р-разве вы не могли сказать этого раньше? Тогда не было бы всей этой кутерьмы.
– А ещё говорят, что до этой кутерьмы Америку довела агрессия. Перейдём к делу, – сердито пробурчал Хамфри. – У Эдисона расшалились нервы.
В этот момент Эдисон встрепенулся и, вероятно, впервые за это время прислушался к словам визави.
– Что вы сказали? Я здоров!
– Что?! Кто вам разрешил?
– Вы так напугали меня своим империализмом... своей американской агрессией... что я излечился.
– Тогда как я буду проводить эксперимент? Ладно, придётся делать это над здоровым. У Эдисона расшалились нервы. Чтобы их успокоить, применяется либо кровопускание, либо табачный дым.
– Что вы сказали?
– Либо кровопускание, либо табачный дым!
– Я не буду лечиться!
– А я не хочу руководить вашим лечением! Но если я не буду руководить вашим лечением, врачи ничего не смогут сделать! Но я вынужден так поступить. Я предлагаю вам выбор.
– Табачный… табачный… табачный…
– Почему именно такой выбор?
– Я курю и жую табак.
Джером дал себе волю, возразив:
– Извольте, у вас нет выбора!
– Почему?
– Кровопускание стало устаревающим методом.
– В первый раз слышу такую чушь. Что такого устаревшего в кровопускании?
– Не устаревшего, а устаревающего.
– Вы олухи! Разве вы не читали «Остров сокровищ»? Билли Бонс был спасён с помощью кровопускания. Один этот факт доказывает оправданность кровопускания.
– Но Эдисон привык к табаку, а не к кровопусканию.
– Тогда знайте, что табачный дым применяется двумя способами.
Хамфри достал из кармана сигару и резиновую грушу с наконечником.
– Выбирайте.
Эдисон не мог выдавить ни звука.
– Выбирайте, а не то сам выберу! Лучший способ – второй. Резиновая груша. Ею даже можно играть в футбол. Правда, за это меня едва не отчислили из университета.
– Сигару!
– Хорошо. Прописываю вам двадцать одну сигару одновременно. Можете начинать.
Эти слова были обращены к подчинённым Хамфри. Едва они пришли в робкое движение, Хамфри сверкнул глазами, и подчинённые задрожали. Их руки начали подчиняться.
Десять минут спустя нам позволено увидеть, как Эдисон выходит на Кинг-Эдуард-стрит. Опытный курильщик ощущал последствия того, что табачный дым, назначенный в виде лечения, клубился по его внутренностям, приготовленным к нему за прошедшие годы, и готов был окутать голову, но позволять прохожим видеть его с дымом без курительных принадлежностей он счёл неподобающим. Эдисон поднял голову к небу, и по Кинг-Эдуард-стрит разнёсся крик:
– Решено! Больше не буду курить! Просто я понял, до какого ужаса агрессоры могут довести Америку!
По прошествии нескольких секунд он добавил:
– А неплохо было бы начать борьбу с курением. Ну, американцы, берегитесь!
Несколько свидетелей его отказа от средства, позволяющего вылечить невзгоды головы, обернулись к нему, молочник остановил тележку, барышни, продающие клубнику, оценили его как не покупателя, худой юноша, державший между пальцами сигару, понял, что Эдисон не присоединится к его занятию. Слегка отвлёкшись от своего пути, они возобновили путь к пользе и практической выгоде, к удивлению неотёсанного янки, даже не опознав конкурента известного им всем Джозефа Суона, и лишь слегка поднятые брови и удивлённые искорки в глазах напоминали об увиденном ими незначительном для них зрелище.
Наш доктор, что никоим образом не может быть назван замечательным, старались ли вы напрасно? Вы пытались поставить медицинский эксперимент, переложив пот и труды на Уилларда и его собратьев, но что получили взамен? Терпение. Терпение вынужден был проявить Эдисон, не извлёкши из своей бессмертной души ни одного ругательства.
Так продолжалось до того момента, когда Эдисон, как ни в чём не бывало, вернулся на 10 Даунинг-стрит и уже старался не вспоминать недавнее событие. Если выражаться более точно, воспоминание имело место. Хамфри провёл с ним примерно такую беседу.
– Как вам понравился мой эксперимент?
Эдисон с его журналом расслышал вопрос, его лицо скривилось.
– Я знаю, кто вы! Вы доктор Зло!
– Доктор Зло? Я? А что, мне понравилось. Отныне я буду называться именно так. Только надо будет исправить фамилию на обложке журнала медицинских экспериментов... И вы всё ещё недовольны?! Теперь вы никогда не будете курить!
– Да, я больше не буду курить! Есть такой термин – сигаретицид. И что?! И вы считаете, что вы имели право накачивать меня дымом из двадцати сигар?!
– Я не накачивал вас дымом из двадцати сигар!
– Что?!
– Вы всё перепутали. Я накачивал вас дымом из двадцати одной сигары.
С удовлетворением прослушав разговор, история сменяется следующей сценой. Как сейчас видим Эдисона, спокойно сидящего в кресле, и его флегматичный вид; лишь слегка он скользнул взглядом по искусственному спутнику.
– Почему мне, Томасу Эдисону, так не везёт? Если так будет продолжаться, я засуну себе лампочку в рот!
Тесла опасливо вздрогнул.
– Может, где-нибудь через сто двадцать лет лампочка во рту будет казаться смешной. Но даже через сто двадцать лет американцы не будут смешными. Я это обещаю.
Искусственный спутник снова почувствовал на себе взгляд Эдисона, и на этот раз его не отвлекла ни одна лишняя вещь.
– Почему межпланетная колонизация началась именно сейчас?
– Дело в консервативной политике. Эта деятельность началась, когда я стал премьер-министром в 1885 году. Меня сменил Гладстон, но, будучи либералом, он держал Ирландию под каблуком и в то же время дурил всем головы, обещая ирландцам гомруль. О других планетах он не думал. Гладстона сменил лорд Розбери, тоже либерал. Но его недостаток в том, что он плохо спит.
– Вы сказали, плохо спит? – рука держала у уха журнал.
– Да, мистер Эдисон.
– И правильно делает! Я убедился в том, что человек должен меньше спать и меньше жрать!
– Не думаете ли, что вся Вселенная должна следовать этому совету?
Внимательно следящие за диалогом не преминут задать вопрос: где обещанные дела, связанные с главной областью неустанной деятельности Томаса Эдисона? Слушайте и запоминайте, господа.
– Скажите, ваша техника достаточно приблизилась к электрификации? – вопрошал Эдисон, и судя по дрожащей линии бровей и сжавшимся пальцам, его ожидания были негативными.
– Если причислить уличное освещение к технике, мы ответим, что наши уличные фонари работают на газу, – был ответ милорда.
Эдисон вспылил, его пальцы тряслись.
– Ужасно! Вы до сих пор не догадались сделать уличные фонари электрическими? Куда смотрит ваш Джозеф Суон?
– Не преувеличивайте, сударь. Джозеф Суон уже начал внедрение электрического освещения. Также стоит заметить, что двадцать лет назад некоторые районы Лондона стали освещены свечами Яблочкова.
– А лампы Эдисона у вас есть? Я и мистер Суон основали компании, объединившиеся в «Эдисуон», и мы должны одновременно делать общее дело. Дуговые лампы пусть уступят место своим сыновьям!
– Тогда я должен напомнить вам о том, что газовое освещение имеет неоспоримые преимущества, – ответил ему Чемберлен, что вряд ли сделал бы лорд Солсбери с его давним интересом к феноменам современной физики.
– Какие неоспоримые преимущества?
– Дешевизна. Усовершенствование горелок и создание калильных сеток обеспечивают большее распространение газового освещения.
– Я работаю затем, чтобы электричество пришло в каждый город! А электромобили у вас есть?
– Вы имеете в виду электрические экипажи? Нет, сударь.
– Тогда я должен буду вам сообщить, что у меня уже есть электромобиль! А в Германии уже давным-давно есть электрическая конка! Чем у вас казнят?
– Петлей. А что вы предлагаете взамен, мистер Эдисон?
– Электрический ток! А есть ли у вас подметальщики ковров?
– Горничные.
– Я имею в виду инструменты для подметания ковров.
– Швабра.
– Ха! Американцы для этой цели изобрели «подметальщик ковров». Так мы называем устройство со шлангом, мешком и пропеллером.
– Электрическое?
– Механическое.
– Тогда почему вы хвастаетесь подметальщиками ковров, если они не электрические?
– Потому, что их изобрели американцы. Если речь зашла об электричестве, то я скажу, что мы применяем электрические чайники и электрические смешиватели.
– Вы рассказываете нам о вашей американской технике, что довольно интересно, но что бы вы хотели узнать о нашей технике?
– На каком токе работает техника в ваших космических аппаратах, которые вы вслед за Жюлем Верном называете космическими снарядами?
– На постоянном токе.
– Вы сделали верный выбор.
– Извольте, ваша космическая техника должна работать на переменном токе! – возразил Тесла.
– Опять?! Вы хотите, чтобы я опять впал в невроз и снова попал к этому шарлатанскому маньяку?! Идите к нему сами!
– Простите, но…
– Вы снова оскорбили меня!
– Умоляю вас, успокойтесь, – вежливо отвечал наш Джо.
– Мы используем постоянный ток, – продолжил лорд Солсбери.
– Но многие люди нашей страны опасаются электрического освещения, – добавил наш Джо. – Есть весомые опасения, что электрическая жидкость просочится в комнату и после этого неожиданно взорвётся.
– Это бред! – ответил Эдисон, проявив нетерпимость к лишь приблизительному пониманию природы электрической жидкости.
– Но ведь электричество и есть жидкость, иначе говоря, особое состояние вещества.
– Электричество не может существовать отдельно от материи! Следовательно, оно не может просочиться в комнату, и тем более взорваться!
– Давайте вернёмся к изначальной теме нашего разговора, – осторожно напомнил лорд Солсбери.
Волшебник из Уэст-Оринджа отдышался после непредвиденной им вспышки и теперь с невозмутимым видом, не считая лишь красноты лица, спрашивал премьера:
– А чем освещаются интерьеры ваших космических аппаратов? Неужели газом?
– Вы преувеличиваете, мистер Эдисон. Газ не будет гореть в невесомости, если не обеспечивать смену воздуха искусственным путём. Но мы имеем возможность подавать кислород при помощи особого устройства, и потому причина неиспользования в космосе газа иная. Для освещения во время космического полёта мы используем свечи.
У Эдисона отвисла челюсть, едва это правдивое заявление коснулось его тугих ушей.
– Свечи? Да у вас уже есть лампы накаливания!
– Вы правы, но у ламп накаливания есть существенный недостаток. От них нельзя прикуривать. А газовое освещение свидетельствует о низком общественном статусе, и его использование не вполне подобает тем, кто летает в космос. Хотя электрические лампы в космических аппаратах имеются.
– А чем астромены связываются между собой? – забеспокоился Тесла, его руки едва заметно дрожали. – Ведь в безвоздушном пространстве нельзя передавать речь по воздуху.
– Эта проблема тоже решена. Астромены соединены телеграфными проводами.
– Вы не ошибаетесь, милорд? Телеграфными проводами? Тогда зачем вам нужен беспроволочный телеграф? Я хотел бы, чтобы безвоздушная связь между вашими работниками космоса перешла на новую ступень эволюции!
Следующий вопрос был задан Эдисоном. Уголки его рта опустились.
– А топливо? Только не говорите, что космические аппараты работают на дровах!
– Мы используем изобретение лорда Кельвина – ракетный двигатель на жидком топливе. В качестве топлива используется ирландское виски. Использование ирландского виски в качестве топлива для английских космических аппаратов есть верный способ раздавить Ирландию в лепёшку.
– Ага! Вы заправляете космические аппараты синей свиньёй. А бензин?
– Причём здесь бензин?
– О Высший разум, как мне это надоело! Вы не знаете даже о бензине?
– Знаем. Чистящее средство. Существуют недостаточно обеспеченные люди, которые чистят лайковые перчатки бензином вместо того, чтобы менять их каждый день.
– В таких двигателях используются топливо и окислитель, – заметил Чемберлен.
– О топливе вы уже сказали. А окислитель?
– Окислитель – перекись водорода. Из этого факта следует неутешительный вывод: если отправлять в космос женщин, они станут обесцвечивать волосы.
– Вы не учли ещё одно препятствие к отправке женщин в космос, – возразил и одновременно дополнил его мысль лорд Солсбери. – В таком маловероятном случае как быть со скафандрами? Представьте, как бы выглядел скафандр с нижней половиной в виде юбки. Следовательно, если мы не можем изготавливать такие скафандры-юбки, придётся отправлять на Землю суфражисток. Пусть бунтуют подальше от нас!
Вероятно, Эдисон не был заинтересован в решении этого вопроса; при условии, что он расслышал предыдущую реплику. Тесла притянул к себе иной неясный аспект.
– Сейчас противостояние нашей и их планеты. Но даже в таком случае космический снаряд должен лететь до Геи несколько месяцев. Или я ошибаюсь?
– Ошибаетесь. Наши покорители космоса летят к Гее меньше суток.
– Но как?
– Очень просто. Решение этого вопроса нашёл Дмитрий Менделеефф.
– Он почётный член Лондонского химического общества?
– Да, и это обстоятельство очень нам пригодилось. Этот учёный нашёл особый катализатор. Теперь мы долетаем до другой планеты за такое короткое время. Надо заметить, свою роль сыграл и Генри Армстронг с его знанием ферментов. Тем не менее, участие российского учёного оказалось весомее.
Эдисон мог и не слышать объяснения. Направление его разума вернулось к техническим решениям.
– На чём вы проводите расчёты? На механических арифмометрах?
– Арифмометры бывают только механическими, мистер Эдисон. Неужели вы предлагаете электрифицировать арифмометры? Машина Бэббиджа построена исключительно на механике, но сын Бэббиджа до сих пор не закончил её создание.
– Как вы сказали? – переспросил Эдисон с его недостаточно тонким слухом.
– Чарльз Бэббидж разработал проект механической вычислительной машины! Его сын начал воплощение этого замысла, но работа ещё не дошла до конца!
– Вы говорите о вычислительной машине Бэббиджа? Но разве нет возможности сделать её электрической? Если использовать, скажем, электрическое реле и электрические лампы, можно создать совершенно новый тип вычислительной машины! Если пойти ещё дальше, она будет помимо всего прочего обрабатывать текст и изображения!
– Вы уверены, мистер Эдисон?
– Уверен, и я считаю, что готов разработать проект прямо сейчас! Но не вздумайте решать, что я буду работать один. Гений – один процент вдохновения и 99 процентов потения. Мне нужно множество рук, управляемых одним мозгом, то есть мной.
– Если вы намерены переложить 99 процентов пота на других людей, то лондонский пролетариат к вашим услугам.
– Пролетариат? – начал было поражаться Чемберлен, но в следующий миг он взял себя в руки. – На 10, Даунинг-стрит? А если он принесёт с собой адскую машину? Или заряженный револьвер?
– Вы не учли одну существенную мелочь. Я один из богатейших домовладельцев Лондона, и в моих домах живут преимущественно рабочие. Я не допускаю в их жизни никаких поблажек, но будьте уверены, пролетариат должен быть благодарен за то, что я предоставил ему жилище, и опасность покушения потеряет raison d'etre [18]18
Смысл (фр.).
[Закрыть].
Эдисон кивнул, продолжив свои слова.
– Это хорошо. Дайте мне перо и бумагу, и я займусь тем, что будет делать тот мозг, о котором я сказал.
– Но как же наш труд ради политики? – не догадался Тесла, вероятно, обеспокоенный той репликой, что выглядела рассеянностью его конкурента.
– Что вы сказали? Труд ради вашей политики? Универсальная вычислительная машина пригодится и для покорения Геи! Британцам понадобятся множество вычислений ради успеха подготовки к этому мероприятию, и моя машина будет надёжным подспорьем.
– Ваш конкурент прав, – заметил лорд Солсбери, обращаясь к Тесле. – Мистер Эдисон прав, но он не додумался до того, до чего додумался Бэббидж, и в то же время додумался до того, до чего Бэббидж додуматься не смог.
– Что вы имеете в виду, милорд?
– Бэббидж считал, что вычислительная машина сможет играть в шахматы и изображать химические процессы. В свою очередь, Эдисон считает, что его машина может обрабатывать не только числа, но и текст и изображения. Время покажет. Хотя позвольте один вопрос, мистер Эдисон. Касательно изображений. Вы предлагаете смотреть в окуляр, подобно окуляру кинетоскопа?
– Иначе никак.
– Но в таком случае как вы будете демонстрировать нам работу машины? Понятно, если каждый зритель смотрит в отдельный кинетоскоп, но сейчас каждый из нас должен будет подходить к окуляру и наблюдать за тем, что каждый из нас мог бы видеть одновременно со всеми. Если постоянно смотреть в окуляр, печатать можно будет лишь слепым методом, что не каждому удаётся. Выражаясь иначе, я говорю о преимуществах волшебного фонаря.
– Вы испортили идею моей машины! – крикнул Эдисон.
Остальные молчали, не смея возразить Эдисону с его тяжёлым, вспыльчивым характером.
Пока Тесла молчал, Эдисон ответил словами, не имеющими ничего общего со святостью. Воспитанные англичане брезгливо поморщились.
– Чем вы недовольны, сударь? – вежливо спросил Тесла.
– Я рекомендую использовать кинетоскоп, а не волшебный фонарь, о котором твердят многие создатели движущегося изображения!
– Но заметьте, ведь речь идёт об изображении в универсальной электрической вычислительной машине, где более рациональным будет применение проекции изображения на простыню.
– Ладно, уговорили! Пусть будет грязная простыня!
Эдисон погрузился в интеллектуальный труд, в то же время Чемберлен отправился за рабочей силой. Через полчаса помещения резиденции лорда Солсбери были полны однообразной массой рабочих, оторванных от одной работы ради участия в другой, ещё более важной. Полисмены сопровождали их на тот случай, если Чемберленовские козыри, иными словами, если хитрость в форме мнимого обещания «классового мира» не принесёт никаких результатов и рабочие подтвердят слова министра колоний, принеся в мозг страны бомбы, револьверы и прочее, что подобает применять лишь Бобби Аткинсу.
Толпа рабочей массы, своей силой грозящая задавить лорда Солсбери (даже если в фигуральном смысле), послушно, словно гигантский механизм, выполняла запечатлённые в чертежах приказы Эдисона. Лидделл же выполнял обязанность математика: в этой науке Эдисон не силён.
