Текст книги "Земляне против политики (СИ)"
Автор книги: Антон Толстых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Лакей протянул мистеру Шепарду свечу в бронзовом подсвечнике, тот принял её. К свече был прикреплён компактный электрический вентилятор, работающий от тех же размеров аккумуляторной банки. Лакей зажёг свечу и, опередив образование углекислого газа, включил вентилятор, обеспечивший невесомую смену воздуха. Свеча была зажжена, она повисла в воздухе. Вентилятор располагался далеко от противоположной стены, и его тяги для ненужного отталкивания от стен космического снаряда было недостаточно. Лакей прикрепил к свече линзу «бычьего глаза», мгновенно способствовавшую освещению свечой всего помещения.
Над головами выделялась электрическая лампа, её окружало одиночество. Свеча не позволила лампе выполнить свою роль.
После лаконичного вступления Гленн приступил к их обычным делам.
– Какой способ заполнить время досуга вы предложите на этот раз, сударь? – спросил Гленн, слегка потягивая ус.
– У меня есть колода карт, но я не пробовал заниматься этим в невесомости. Пока вы не придумаете что-нибудь лучше, я съем десерт.
Шепард протянул руку к лакею, который в отличие от своего соседа-машиниста имеет обязанность обслуживать астроменов-джентльменов. Вышколенный слуга вложил в протянутую руку герметичную фарфоровую чашку с чаем и тюбик с пивом. Гленн подплыл к часам и подержал их перед глазами. Поскольку ничего интересного на них не наблюдалось, он подплыл к иллюминатору.
Снаряд-ракета был окружён чёрным космосом с мириадой звёзд, туманностями, стремительными астероидами и редкими планетами, эта безжизненная стихия пропускала через себя ультрафиолетовые лучи и лучи Беккереля, от которых Шепард и Гленн были надёжно защищены. Космический снаряд летел, окружая себя паровозным дымом и преодолевая гравитационное притяжение Солнца, в то время как светило продолжало выделять тепло вследствие медленного гравитационного сжатия.
Шепард тасовал карты. Малькольм Гленн подплыл к свече; он взял из рук лакея сигару и коснулся её уже обрезанным концом пламени. Прикурив таким образом, он невольно направил в спину Шепарду сигарный дым, попутно разразившись кашлем. Шепард с порцией пива нисколько не отреагировал на это привычное действие. Лишь бульканье пива ознаменовало его присутствие в космосе.
Александр Шепард произнёс лишь фразу, повод для которой выражен совершённым действием Гленна:
– Я знаю, как сделать более удобным источник освещения в этом космическом аппарате. Для этой цели подобает ацетиленовый светильник либо газовый рожок, работающий от светильного газа из сосуда Дьюара. Таким образом, можно будет применять в космическом аппарате газовое освещение. Пусть оно годится лишь для низшего общественного статуса, но свечи требуют больших затрат капитала.
– Позвольте один вопрос, сударь. Чем вас не устраивают лампы Эдисона?
– От них трудно прикуривать.
– Но одна из них свисает с потолка.
– И пусть. Пока мы в невесомости, лампа не упадёт на голову.
– Вы правы. Пока мы в невесомости, Хьюстон никуда не упадёт.
Машинист был занят своими делами. Карты разлетелись в воздухе, лишь чудом не вызвав пожар. Шепард кончиками пальцев сложил карточный веер.
Кашель и бульканье выпитого пива нисколько не смутили лакея.
***
Саммит закончился. Владимир Владимирович сидел в Ново-Огарёве.
Ничто не предвещало плохого. Путин помотал головой. Найдя то, что искал, он крикнул:
– Дмитрий Анатольевич!
– Что вы хотели?
– Классный айпад вы мне подарили!
– Согласен, Владимир Владимирович.
– Хорошо было бы выдать айпад каждому президенту.
– Согласен, только в данный момент кто из нас президент?
– А кто его знает.
– Что это?
Неизвестно откуда до них слышался совершенно незнакомый кашель.
– Вы не знаете, Владимир Владимирович, кто это кашляет?
– Нет. Хотя, похоже, кашель вызван курением.
Странно. Дальше послышалось бульканье.
Путин:
– Пиво булькает. Вы слышите?
– Да, а как вы поняли, что это пиво?
– По звуку. Я же разведчик.
– Откуда эти звуки?
– Я догадываюсь. Опять они!
– Кто, Владимир Владимирович?
– Голос Америки.
– Тогда возьмите айпад и нажалуйтесь Обаме.
Путин уже хотел взять айпад. В последний момент его осенила мысль.
– А может, это марсиане? Пришельцы?
– Откуда такая мысль?
– Эти звуки раздаются со стороны космоса.
– Интересно.
Через несколько минут курительный кашель и пивное бульканье возобновились.
– Пишите указ, Дмитрий Анатольевич. Не ввести ли нам новый закон?
– Какой закон? О защите детей от информации?
– Погодите, какой именно информации?
– Вообще. Закон о защите детей от информации. А то мало ли что может произойти… Вдруг дети перейдут на сторону пришельцев? Решат, что это новая игра.
– Во всяком случае, мы правильно сделали, что переименовали милицию в полицию. Ещё до прилёта марсиан.
– Почему, Владимир Владимирович?
– Что значит почему? Представьте себе: прилетают к нам эти дореволюционные личности, а у нас милиция. Вот кино-то было бы!
– Вы правы.
Курительный кашель усилился. Пивное бульканье не прекращалось.
– Опять Голос Америки. Или это всё-таки пришельцы?
– Допустим, это пришельцы. Что дальше?
– Мы объясним им, что пить вредно, курить вредно.
– Отлично, Владимир Владимирович.
Прошло шесть часов.
– Вы слышите кашель и бульканье, Дмитрий Анатольевич?
– Да. Они что, всё ещё колбасятся?
– Надо прекратить это дело. – Он произнёс в айпад: – Простите, Барак Баракович, за то, что свалил на вас вину. Это оказались пришельцы... Что? Я должен называть вас батоно Обамой, а не Бараковичем? Это я так.
Прошло ещё шесть часов.
Путин сказал в айпад:
– Александр Григорьевич, это я, ваш союзник. Вы хотите, чтобы Беларусь спасла мир? Тогда приезжайте к нам на «Кто хочет стать миллионером?». Вы выиграете три миллиона и потратите их на предотвращение межпланетной войны. Хорошо?
– Я согласен, дорогой Володя. Только вот у нас запретили вашу пародию, в которой я выигрываю три миллиона у Диброва.
– Только это уже не пародия. Мне приходилось слышать, что наша космонавтка Шишкина выиграла крупную сумму в британской версии. Ну и пусть. Зато вы, Лукашенко, спасёте Солнечную систему!
– Я согласен. А что это за кашель и бульканье? У вас такого нет?
– Что? А, да это же... Что?! Эти пришельцы всё ещё колбасятся? Постойте, а как же то, что звук не передаётся в космосе? Неужели это Джордж Лукас с его Звёздными войнами?
***
Двенадцать часов были преодолены менделееффским топливом.
Карты замерли в воздухе. Лишь Гленн висел в воздухе и умиротворённо спал, положив на лицо свежую газету.
Газета шевельнулась, когда Гленн забеспокоился. Только поток воздуха из сомкнутых губ приподнял газету, как его разум пронзило мяуканье.
– О, что здесь происходит? Я сплю?
– Осмелюсь заметить, вы только что проснулись, – довольно отвечал Шепард.
– Кто мяукает?
– А догадайтесь.
– Мне некогда играть в шарады, сударь. Кто мяукал?
– Это мой любимый кот.
– Что за кот?
– Его зовут Джерри.
– Вы дурите меня? Зачем вы взяли с собой кота?
– А захотелось.
Окончательно оправившись от сна, Гленн повернул голову к коллеге и глаза приобрели грустный оттенок. Было от чего. Шепард висел в воздухе со скрипкой в руках.
Это и была разгадка.
Кошачья трель снова напомнила о себе. Гленн едва не замычал, но присутствие солидного человека вернуло его обратно.
– Чем вы занимаетесь? Ладно, когда в космосе курят. Ладно, когда в космосе пьют пиво. Ладно, когда в космосе играют в карты. Ладно, когда в космосе читают газеты. Но когда в космосе играют на скрипке... даже Пабло де Сарасате исходит нервной дрожью!
Гленн закрыл лицо руками, а Шепард тихо улыбался.
– Занятное сравнение. Вы становитесь похожим на меня.
– Вам повезло, что у вас нет тещи.
– Да, вы правы. Мимо тёщиного дома я без скрипки не хожу... Кстати, что вы скажете об идее сделать моей тёщей саму миссис Дулиттл? Она очень подходит на эту роль.
– Замечу, что вы могли бы и мистера Хамфри сделать тёщей. Обладая решительным подбородком, прилизанной чёлкой и строгим взором, он успешно сочетает с ними непредсказуемость бомбы с часовым механизмом. Я однажды встретил его в клубе, и мне казалось, что никогда не знаешь, какую штуку он подложит на сиденье стула.
Шепард, отложив скрипку, взял в руки записную книжку и вечное перо. Во время предыдущих полётов он не догадывался делать ни записи, ни пометки, и теперь, взявшись за это занятие, обнаружил, что не может вывести ровным счётом ни строчки.
Не растерявшись, Шепард крикнул машинисту:
– Хьюстон, у нас проблема!
– Что случилось?
– Вечное перо не пишет.
– Я не могу помочь.
Шепард повертел в руках вечное перо, словно ожидая услышать ответ.
– Поскольку на Мирре подобного инцидента не наблюдалось, естественно было бы предположить, что виновата невесомость.
– Не хотите ли вы сказать, что для записей в невесомости необходимо изобрести новое перо?
– Я вижу, мистер Гленн, что вы, как и в случае с освещением, думаете о применении человеческой изобретательности для решения проблем и обходите стороной лёгкие решения. Не проще ли писать в невесомости карандашом?
– Но я не взял с собой карандаш. Как вы предлагаете найти выход из положения, сударь?
– Чтобы найти выход из положения, я предлагаю использовать обычное перо и чернильницу. Разумеется, чернильницу-непроливашку, если вы не хотите иметь летающий чернильный шар.
– В данный момент я не имею ни того, ни другого, сударь. Боюсь, вы будете вынуждены обойтись без записей.
– Вот истинно философское решение проблемы. Снимаю шляпу.
Шепард протянул руку к лакею и, приняв цилиндр, надел его затем, чтобы с истинной вежливостью снять и вернуть на место.
Это действие своим изяществом плавно перетекло в паровозный свисток, вызванный машинистом при помощи свисающего с потолка треугольника.
– Внимание, конец невесомости! – сообщил машинист.
Предупреждённые машинистом, господа и слуга опустились на пол. Звон за их спинами сообщил о том факте, что герметичная кружка перестала быть таковой и оставила после себя фарфоровые осколки. Свеча опустилась на пол, грозя объять пол пламенем. Лакей сходил за огнетушителем «Эксцельсиор», и тот сделал со свечёй то, чего не совершила невесомость.
– Уже третья кружка, – спокойно оценил Шепард.
Лакей, в этот миг ввиду экономии космического экипажа подкорректировавший своё амплуа и перешедший к роли горничной, достал из ниши передник, наколку, метлу и совок.
Машинист тем временем продолжал:
– Внимание, начинается санитарная зона!
– Хьюстон, вы не забыли о холодильной установке? – крикнул машинисту Гленн. – Всякий раз, когда мы летим на Гею или возвращаемся на Мирр, мне не хочется сгореть от трения об атмосферу.
Действительно, стрелка прибора с символом °F резко приближалась к красной метке. Машинист повернул рукоятку, и электричество через понижение давления в трубках заставило сжиженный газ закипеть, охлаждая стенки вагона-снаряда. Второй слой по технологии Дьюара дополнил работу холодильной установки. Вагон-снаряд опускался в толщу воздуха, с каждой минутой приближая господ к их деятельности разведчиков.
Когда повышение трения о воздух прекратилось, машинист одним движением руки велел космическому аппарату опускаться в свободном падении. Ни один мускул не дрогнул, пока аппарат падал на планету. Настало время начинать работу аэронефа. Лопасти вышли из верхушки вагона-снаряда, и их вращение компенсировало силу тяжести. Стальной хвост с вертикальными лопастями вышел из задней части. Вагон-снаряд застыл на большой высоте, будучи готовым к высадке лазутчиков.
– Пора совершать вылазку, милостивый государь. Пора совершать вылазку, милостивый государь, – говорил лакей, дождавшись конца разговоров.
– Только после вас, – обратился Шепард к Гленну.
– Только после вас, – галантно парировал Гленн.
– Только после вас.
– Только после вас.
– Я, как представитель того же общественного класса, что и вы, предоставляю нам возможность наравне спуститься вниз.
– Снимаю шляпу.
Гленн протянул руку к лакею и, приняв цилиндр, надел его затем, чтобы с истинной вежливостью снять и вернуть на место.
Вскоре два револьвера Уэбли, один потайной фонарь, фомка и алмаз для резания стекла заняли своё место: первые – на мягких скафандрах; последние – в пространстве рюкзаков. Очки без диоптрий заняли места на глазах, балаклавы натянуты на рты, котелки надеты на балаклавы, пальцы покрыты замшевыми перчатками и держат трости. Лакей открыл кожух блока с двойным тросом, нижние концы которого теперь прицеплены к подтяжкам. Через несколько секунд лакей уже разматывал трос, и господа равномерно спускались к поверхности малообследованной планеты.
Вокруг расстилалась площадь из серой брусчатки. Некое пёстрое храмообразное сооружение в форме мороженного виднелось невдалеке, рядом же простиралась красная зубчатая стена. Под ступнями фонарь осветил серое ступенчатое здание.
Прямо перед ними торчала огромная рубиновая звезда. Она слабо светилась, вероятно, под действием фосфорических составов, могучих иметь место на иной планете.
– Меня не покидает ощущение, будто мы попали на Красную площадь, – заметил Гленн.
– Согласен, но откуда на ней брусчатка? Есть и другие отличия. Вы не знаете, что это?
– Звезда. Насколько мне известно, на башнях Кремля нет никаких звёзд. В таком случае мы просто попали на планету со средневековой культурой. Там есть свои Кремли. Их отличия от миррового Кремля видны в данный момент.
Шепард нажал на кнопку телеграфного устройства и по вделанному в трос проводу передал лакею приказ передать машинисту – нужно опустить вагон-снаряд вниз. Можно не видеть, как машинист нажимает на рычаги: каждый, кто знаком с техникой, сам постигнет эту деталь. Теперь можно наблюдать некие старинные куранты, показывающие полночь.
Едва астромены передислоцировались на уровень курантов, звон их выявил свои свойства, что дало Гленну и Шепарду пищу для размышлений. Размышлять под звон незнакомой мелодии не вполне удобно, из-за чего машинист получил второй приказ. Космический аппарат резко тронулся. Астромены, привязанные к тросам, летели над неразличимыми в темноте зданиями.
Шепард машинально проверил, на месте ли котелок. Его реакция была незамедлительной.
– Силы небесные, куда мы летим?
– Подозреваю, машинист неправильно понял приказ. Мы должны подниматься к аппарату, а не лететь со свистом в ушах, рискуя врезаться в скалу.
– Здесь нет скал.
Шепард повторно передал телеграфный приказ. Аппарат постепенно остановился. Они висели перед белокаменным зданием с колоннадой по обеим сторонам входа.
– Я вижу надпись. Читайте, сударь.
– Фонарь тяжёлый. Читаю. Я вижу надпись буквами, подозрительно напоминающими русские.
Надпись этими буквами гласила: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ им. А. С. ПЛЮШКИНА.
– Известно ли вам, кто такой Плюшкин?
– Постараюсь припомнить. Существует перевод книги россиянина Гоголя. В ней присутствовал помещик-скупердяй Плюшкин.
– Каким же образом эта книга решит стоящий перед нами вопрос? Если я не ошибаюсь, Гоголь – генерал.
Шепард взглянул на коллегу с сомнением.
– Никогда не слышал. А Пушкин – тоже генерал?
– Не уверен. Но извольте! Как вы сказали? Пушкин?
Гленн посветил фонарём. И действительно, надпись говорила о музее имени А. C. Пушкина.
– Подумаешь, Пушкин. Мало ли на свете людей с одинаковыми именами. Может быть, и среди геян такие завелись. Но в этой надписи не хватает двух еров. Это нечитаемая русская буква.
– Мне об этом известно.
– Во всяком случае, буквы могут просто совпадать, и тогда перед нами и не музей вовсе. – Гленн привычным движением нащупал за поясом «уэбли». Фотоаппарат фирмы «Истмен Кодак» исчез. – Мы выронили фотоаппарат, пока летели сюда.
Шепард сохранил полное спокойствие, не поддавшись громкому выражению чувства досады. Гленн сохранил невозмутимость, своим видом давая понять, что ничем не способен помочь. Он лишь высказал своё мнение четырьмя фразами:
– Как следствие, фотографировать мы не будем, сударь. Придётся унести трофеи с собой, если они не велики с точки зрения максимально допустимой величины груза. Видит Бог, мы не имеем возможности обойти этот поворот событий, и кража будет являться вынужденной мерой. К сожалению, правила честной игры будут нарушены.
Космические джентльмены готовы были проникнуть сквозь окно. Они стоят перед окном, и неведомо, имеются ли у геян криминалисты, подобно Чарльзу Тайди сохраняющие гипсом отпечатки ног. Шепард ровным, без волнения, тоном обратился к Гленну:
– Я прощаю вас за то, что вы, относясь к разряду джентльменов, в следующий момент будете работать руками. Применять для этой цели слуг мы не имеем возможности, но мы, даже работая руками, должны оставаться джентльменами.
– Прощаю вам то, что вы работаете руками. Оставайтесь джентльменом, мистер Шепард.
Фомка вынута из рюкзака, и Гленн проявляет способности, которые могли бы быть употреблены во вред обладателям крупной собственности, если бы Гленн бросил ипостать джентльмена и обратил свои таланты на другие области того, что совершается человеком. Окно уже не было преградой на пути двоих астроменов, ставших лазутчиками в стане геян. Две трости легчайшим стуком предшествовали их поступи, потайной фонарь на груди Гленна освещал путь среди экспонатов, до подозрения напоминающими античное и прочее старинное искусство. Подобно Мыслителю и балерине Дега, эти экспонаты эти отдавали отсутствием собственной культуры у геян. Если так, то зачем церемониться с ними?
Долго это состояние продолжаться не могло. В следующем зале в известной степени знакомое искусство отступило, и перед космическими джентльменами предстали полотна, наводящие на мысль о состоянии художника, несравнимым с безумием голландца Ван Гога.
– Мистер Гленн, вы не могли бы мне объяснить, что хотел сказать художник этими полотнами?
– Вернёмся на Селену и подадим оттуда сообщение. Пусть разбираются.
Оставим же космических джентльменов среди странных свидетельств неведомых нам картин, и не будем следить за тем, как они возвращаются к окну, дают машинисту телеграфный сигнал затянуть их обратно в космический снаряд, как машинист включает двигатели и отключает аэронеф, как снаряд летит в обратном направлении, после неизбежной невесомости достигает Селены и выводит разведчиков в готовящийся космический лагерь.
Оставим этих людей и перейдём к иным насущным проблемам современного мира, кроме того расширения влияния белого человека, коему посвящено настоящее повествование. Физика становится тем сооружением, чьё строительство подходит к завершающему концу, и остаётся лишь несколько мелких проблем, лишь два облачка на чистом горизонте физики, которые достаточно решить, чтобы физика больше не требовала новых открытий.
Человечество перенесло борьбу за место под Солнцем в просторы космоса, а поскольку он, как и известный мир, описывается законами Ньютона, не так сложно постичь великую цель. В первые годы двадцатого века весь физический мир будет полностью постигнут, и потому лишь подобием инженерной науки станет каталог законов природы.
Глава 7
Если на Марсе нет воды,
Воду выпили жиды.
Если на Марсе есть вода,
Пришла фантастика туда.
Жириновский (после саммита в 3 главе)
Космонавтка приготовилась к приходу гостей. Всё было готово. Любая другая девушка, скорее всего, придала бы губам цвет Марса и нарисовала бы синяки на верхних веках. А это уже цвет Нептуна.
Поэтому она достаёт трубочку губной помады, подаренную ей на день рождения настырным соседом. Трубочка мерно покачивается в руке, словно пьяный ирландец, верящий во всемирные американские стереотипы о его народе.
Терпение лопнуло, и теперь Елена тихо подкрадывается к окну. Она подняла раму и изящно размахнулась рукой. Помада оказалась на улице. Елена отбежала назад, зажмурилась и заткнула уши ладонями.
Взрыва не было.
Елена открыла глаза и уши. Как бы тот сосед не вызвал полицию из-за такого отношения к подаркам.
На ней были те же белая водолазка и юбка ниже колен. После того, как её команда вошла в историю двадцать первого века как единое целое, этот костюм практически стал частью имиджа.
Осмотрев в зеркало свой изящный нос (а то вдруг он изменит форму, как у Арчи Гудвина из-за недочётов автора) и блестящие серые глаза (у литературных персонажей цвет глаз тоже хамелеонский), она пригладила чёлку.
Нашу Елену (хотя она, строго говоря, не такая уж и красавица) кто-то назвал самой очаровательной женщиной-космонавтом. Даже очаровательнее, чем кореянка Ли Со Ён и китаянка Лю Ян. Всё-таки женщин-космонавтов не так уж и много. Елене даже предлагали сфотографироваться для обложки журнала. Она осторожно спросила, можно ли ей сфотографироваться одетой. Ей ответили, что тогда исчезнет смысл. Вот такие дела.
Пока эти мысли бродили в голове, хитрые гости подкрались к дверям дома.
– Это опять вы? – спросила Елена в домофон.
– Опять мы. Мы же договорились. Встретимся с вами как гости.
Американец на цыпочках подобрался к двери квартиры. В его руках был пистолет. Подкравшись, он подошёл к двери поближе и нажал звонок. Только сначала Браун спрятал пистолет.
Когда хозяйка квартиры открыла дверь, Браун вскинул пистолет и крикнул:
– БА-БАХ!
Хозяйка квартиры схватилась за сердце.
– Это ночной дозор! Всем выйти из сумрака!
– Тогда ответьте на вопрос. Вы Светлый или Тёмный?
– Я демократ.
– А зачем так пугать меня? Вы рассчитывали на то, что я упаду в обморок?
– Просто это был маленький сюрприз.
– Зачем вы принесли с собой смит-энд-вессон? – спросила Е. Шишкина.
– Сразу видно, что женщины ничего не понимают в оружии. Это пистолет, причём браунинг. Точнее, M1911.
– Мне всё равно. Зачем вы принесли с собой браунинг?
– Я американец. Традиция.
– Проходите, пожалуйста.
Браун (а вовсе не Браунинг) крикнул в сторону подъезда:
– Эй, крендели, где вы? Проходите!
Следующим был Попов.
– Почему вы принесли на голове ушанку?
– Потому что самый любимый фильм мистера Брауна – «Армагеддон».
– Проходите, пожалуйста.
Тот снял ушанку.
Вошёл француз с огромным букетом. Видимо, это и есть обещанный сюрприз.
– Зачем вы принесли с собой букет? Вроде, у нас всего лишь деловые отношения.
– По-моему, у меня к вам очень даже серьёзное отношение.
– Вижу, что у вас ко мне серьёзное отношение. У вас даже на волосах помада.
– Это бриолин.
– А почему от вас пахнет «Шанель№5»?
– А почему на вас не надето маленькое чёрное платье?
– А оно мне надо?
– Нет?
– Вот именно. Проходите, пожалуйста.
– Так почему на вас ушанка? – спросил француз.
Браун направил на Эраста пистолет, так что тот даже подпрыгнул:
– Вы ещё не выкинули ушанку? Вам крупно повезло, что вы этого не сделали! Почему вы сняли ушанку, негодник? Вы же космонавт!
– Если так будет продолжаться, я уйду в монастырь.
– Ну вы юморист! Коммунист – в монастырь?
– Кто коммунист?
– Ну не я же. Только не вздумайте! Если вы уйдёте в монастырь, кто будет носить ушанку?!
– Пушкин!
– В смысле? Пушкин носил ушанку? А я думал, это у него кудри и бакенбарды...
– Прошу вас, мистер Браун, позвольте мне побыть без ушанки!
– Разрешаю. Но только на один день.
– А этот стереотип не устарел? – заметила Елена.
– Традиция...
Спальня, в которой лондонская полиция увидела альтернативцев, уже была описана. Теперь осмотрим гостиную.
Как уже говорилось, в гостиной был компьютер (включенный). В прошлый раз там был блог. Понятно, куда же в двадцать первом веке без компьютера, зато на стенах были картины, которые не в каждой квартире встретишь. В первую очередь, Юрий Гагарин в космическом шлеме. Потом Валентина Терешкова. Потом Ли Со Ён. Среди них по совершенно непостижимой причине затесался плакат с интернет-мемом «O RLY?». Ну, который с совой. Не говоря уже о плакате, на котором медвед произносит ПРЕВЕД (к счастью, только правая половина, без парочки). На Западе? Всё это было напечатано на фотобумаге и висело без рамок.
Там же на обычной бумаге были чертежи. Это уже излишне, вешать чертежи в квартире.
– Отличная квартира! Настоящее жилище космонавта, – отозвался Попов.
– Я мог бы жить в такой квартире при условии, что Элен Шишкин захочет жить вместе со мной, – отозвался Делон.
– А я не мог бы здесь жить. Вы знаете, что я увидел здесь в первую очередь? – спросил Браун.
– Что? – в ответ спросила Елена.
– Вот что! – Браун ткнул пальцем в фотографию Гагарина. – Вопиющее нарушение политкорректности!
– Не понимаю.
– Что написано на шлеме? Вы думаете, здесь английскими буквами написано чи-чи-чи-пи? Нет, здесь русскими буквами написано СССР! То есть пережиток современной России!
– Что вы предлагаете сделать?
– Снять отсюда эту тупиковую ветвь марксизма-путинизма!
– Кого же мне поместить на стену?
– Сергея Королёва, – подсказал Попов.
– Я хотела это сделать. Не успела.
– Можете найти его в Интернете.
Попов показал на компьютер.
– Так я и скачала фотку из Интернета.
– Космонавты это ещё ладно, это связано с вашей профессией, но вот здесь у вас висит буржуйский интернет-мем, – он показал на «O RLY?». – Похоже, у вас интернет-зависимость.
– Да нет, просто мне понравилась сова. Я как Гарри Поттер: без совы никуда.
– А ПРЕВЕД?
– Просто мне нравится Винни-Пух.
Вот что значит жить на Западе...
– А чертежи?
– Вы бы хоть взглянули на них.
Попов стал изучать чертежи.
– Космическая техника?
– Да. Я отправила копии этих чертежей в Роскосмос.
– А почему у вас такое смущённое лицо? – заметил Роберт.
– Мне не очень удобно хвастаться.
– Это называется хвастаетесь? Вы просто честно рассказываете про свои достижения.
Браун плюхнулся. Именно плюхнулся. Не в бассейн, конечно, Елена Павловна ведь не миллионерша какая-нибудь, а в кресло. Подумав о высоком, он во второй раз плюхнулся. На компьютерный стул.
– Кто вам разрешил, мистер Браун?
– Вах-вах-вах! Хорошо, что компьютер уже включен. Мне нужен Интернет. Я хотел передать вам, как красная угроза, в смысле предполагаемая марсианская угроза, отобразилась на массовой культуре. Пришельцы ещё не добрались на нас, а массовая культура уже тут как тут, ждёт новых сюжетов. Только дайте мне порыться в Интернете, освежить память. Во как! Русская клавиатура? Вах-вах-вах!
– Что значит вах-вах-вах? – не понял Делон.
– Это непереводимое грузинское междометие, – объяснила Елена. – Только почему, мистер Браун, вы говорите как грузин? Вы же из Америки.
– Вы не знаете? Так ведь Джон Маккейн в 2008 году сказал, что сегодня мы все грузины! Да, амэрыканцы, мы сэгодна всэ грузыны! Вах!
Елена пожала плечами.
Роберт Браун зарылся в Интернет. Хозяйка квартиры перешла к делу.
– Я принесу вам еду. Сейчас 5 часов, и жители страны, где я сейчас живу, пьют чай.
– Валяйте, – отозвался Браун уже без грузинского акцента.
Е. Шишкина принесла четыре чашки чая. Эраст как-то подозрительно посмотрел на них.
– А на закуску что? Опять овсянка Баскервилей?
– Нет. Соседи-англичане советуют нью-йоркскую пиццу.
– Правда? А что-нибудь английское они советуют?
– Да. Манхэттенский суп из моллюсков.
– Это английское? Хотя... Времена меняются. Двадцать первый век на дворе.
– Вот-вот, – подтвердил Браун. – Я съел бы валлийского кролика.
– Вы будете есть кролика? – догадался Эраст.
– Кто вам сказал, что я буду есть кролика?
– Вы сами сказали!
– Я ничего не сказал. Валлийский кролик это гренки с сыром.
– Имеется в виду сыр из кроличьего молока?
– О чём вы?
– Ну, корова даёт коровье молоко. Коза даёт козье молоко. Птица даёт птичье молоко. А кролик даёт кроличье молоко. Иначе почему гренки с сыром называют валлийским кроликом?
– Это английский язык, и американцам не дано его понять, – заключила Шишкина. – Кстати... Хорошо ещё, что вы не пьющий.
– Конечно.
– Чаво? – удивился Браун. – Я никогда не видел непьющих русских.
– А где вы видели пьющих русских?
– В фильме был пьяный космонавт.
– Так я непьющий! И не курящий!
– Кстати, где-то я слышал, что вы ещё и украинец.
– Я? Чего-чего?
– Вы ещё сказали, что вы не хохол.
– Я русский, потому что мой отец русско-украинец, а мать русско-украинка. Понимаете, ну не люблю я хохлов! Всех! Поголовно! На сто процентов!
– А почему? – спросила Елена, садясь за стол.
– А чего они не любят Россию?
– Только поэтому?
– Не всё. Украинцы это недорусские.
– Ха! – ответил Роберт. – А вот канадцы это недоамериканцы.
– Ещё не всё! Украинцы явно косят под Америку. Пятки ей лижут, вот что.
– Может, под Европу?
– Похоже, именно под Америку. Слышали, как украинцы майдан устраивают? Так они там говорят, что на Марсе много недорезанных русских! И что надо срочно решать эту проблему. А, ещё украинское правительство говорит, что на Марсе ссылают в Сибирь. И что поэтому надо сослать туда украинских оппозиционеров. Так ещё украинцы, которые майдан устраивают, обещают устроить революцию на Марсе.
– У каждого свои недостатки, – пожала плечами Елена. – Это ж не означает, что надо всех ненавидеть.
– И это не всё. На этом ихнем Западе меня считают украинским космонавтом. Неучи! На Украине только один космонавт – Леонид Каденюк! А меня считают этим самым! Причём канадцам это импонирует, они же для америкосов как хохлы для нас.
– Так я это и сказал, – заметил Роберт и положил на колени салфетку.
– Зачем вы положили на колени салфетку? – спросил француз, едва не выпучив глаза, словно съеденная им лягушка. Он быстро взял себя в руки. Надо быть серьёзным.
Ответила Елена:
– Мы находимся в Лондоне, а там салфетку кладут на колени. Это английский обычай, и американцам его не понять. Лондон. А для меня это Москва-на-Темзе. Хотя когда-нибудь я вернусь домой.
Поэтому она повязала салфетку на шею.
– Приступим к еде? Настырные соседи подарили мне чеширский сыр.
Роберт хмыкнул.
– В форме головы кота? Только при условии, что этим котом будет Гарфилд.
– По-моему, в Лондонграде нет сыра в форме головы кота Гарфилда.
– Неужели? Я же видел в фильме, как Гарфилд оказался в Лондоне! И никто не догадался сделать чеширский сыр в форме головы Гарфилда? Но во всяком случае, у этого кота есть двойник по имени Принц. И никто не догадался сделать чеширский сыр в форме головы королевского кота?
– Прежде чем повернуть своё лицо к моему компьютеру, запомните одну вещь, мистер Браун. Гарфилд – вымышленный кот. Правильно. Где вы видели говорящих котов?
– Когда я говорил, что это реальное лицо? Сразу видно, что вы русская. Вы не понимаете тонкий американский юмор. А ваш компьютер понимает тонкий американский юмор?
– Как говорит персонаж одного британского сериала, «компьютер говорит „нет“».
– Так я и думал, что вы всё-всё знаете. Вы наш компьютер.
– Я? Я ваш компьютер?
– Ну да. Вы наш компьютер.
– Извините, а вы сами тогда кто?
– Вы не знаете? Я ум, честь и совесть нашей эпохи.
– Где-то я это слышала...
– Отлично.
Браун снова засосался в Интернет покруче, чем пыль в пылесос.
Хозяйка квартиры перешла к несколько иной теме.
