Текст книги "Земляне против политики (СИ)"
Автор книги: Антон Толстых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
В дверном проёме промелькнула мужская фигура в тёмных очках и с хитрой улыбкой; не задерживаясь, фигура направилась к выходу из ресторана. Вскоре в проёме возник мистер Чемберлен. Лорд Солсбери вошёл в зал, и его первой реакцией было подозрение.
– Все господа на месте, как я вижу. Вы принц Уэльский, вы герцог Йоркский, вы мистер Тесла... Но где же мистер Эдисон?
– Мы не знаем, – с откровенной честностью ответил Георг.
– Неужели? Он ушёл, и вам неизвестно, куда он ушёл?
– Мы не видели.
Тигр подошёл к столу. Былая картина не изменилась. Если же изменилась, то за одним лишь исключением: на столе стоял бокал с «Кока-колой», и он был полон – никто её не пил. В отдалении возвышалась наполовину пустая банка лауданума.
– Будьте добры ответить мне – где мистер Томас Эдисон? Или я всего лишь не узнаю его в лицо?
Чемберлен помог милорду:
– Я тоже не вижу мистера Эдисона. Мистер Тесла, отвечайте.
– Я ничего не помню.
– Это невозможно. Вы видите, здесь стоит бокал с Кока-колой. Какое он имеет отношение...
– Примите извинения, но я кое-что вспоминаю. Эдисон выпил этот бокал.
– Но он не тронут. Бокал абсолютно полон.
– Тогда я не понимаю.
– Ваше королевское высочество, что вы видели?
– Я? Я в-видел, как мистер Эдисон держал в руках бокал.
– Но он не пил? Что скажете вы, ваше королевское высочество?
Джорджи неуверенно отвечал.
– Я видел, к-как мистер Эдисон плеснул из бокала в лицо мистеру Тесле.
Тесла ответил выражением недоумения на побледневшем лице. Лорд Солсбери же продолжал, оставаясь недовольным:
– У одного из вас с головой произошло нечто неподходящее? Да, что с вашим разумом?
– Приношу извинения, ваша светлость, я начинаю припоминать. У Эдисона отвалилась голова. У него была марсианская депрессия и распад личности... Силы небесные, ну и чепуху я несу!
Премьер шумно выдохнул, отяготив свой ум трудноразрешимой задачей. Если же они решить задачу не могут, найдутся другие специалисты.
– Видит Бог, придётся обратится за помощью к частным детективам.
– Можете не обращаться, милорд, – любезно сообщил наш Джо.
– Почему вы в этом уверены?
– Взгляните на лауданум.
– Вижу. То есть вы имеете в виду, что доктор Хамфри опоил всех нас лауданумом? Иными словами, мы просто заснули? И нам приснился эдисоновский ужас?
Свет истины оказался слишком слепящим, чтобы видеть его. Едва сознание овладело открытием, Хамфри вернулся в ресторан в сопровождении Уилларда.
– Что произошло с мистером Эдисоном? – нетерпеливо спросил Чемберлен.
– Я ничего не видел. Ни единого действия.
– Это ваш лауданум?
– Почему мой?
– Вы же врач. Кстати, касательно этой профессии. Если вы врач, то вы носите в цилиндре стетоскоп. Правильно ли я говорю?
– Где вы видите здесь врача?!
Лорд Солсбери изумлённо, но стараясь чопорно не выражать того, взглянул на доктора Хамфри или, если учесть знаемые им строгости, на цилиндр.
– Ладно, допустим… но, тем не менее, вы носите в цилиндре стетоскоп?
– Не в цилиндре, а в сумке.
Хамфри извлёк из сумки саксофон. Ни один саксофон не уместится в цилиндре, и этот человек прав в местонахождении своего инструмента.
– Что это? – прищурился Георг.
– Стетоскоп.
– Я не знаток м-медицины, но я представлял стетоскоп н-несколько иначе.
– Уиллард, подойдите ко мне!
Уиллард выполнил приказанное, и его патрон приложил раструб саксофона к груди ученика, другой конец вложив в ухо. Своё ухо. Теперь сердцебиение Уилларда ясно свидетельствовало о возбуждённости, чтобы диагностик вынес приговор ученику.
– Судя по сердцебиению, та девица в кэбе выстрелила в вас стрелой Амура и попала в цель. Так я и думал, что не следует давать женщинам оружие.
Уиллард, не уверенный в правильности диагноза, отвлечённо смотрел по сторонам. Взгляд остановился.
– Извольте, но ведь у вас не стетоскоп, а музыкальный инструмент!
– Это и есть музыкальный инструмент. Сейчас я вам это докажу.
Хамфри приложил губы к концу саксофона, и банкетный зал наполнился мелодией, чтобы старые песни нашего повествования уступили место новым.
Эта мелодия заряжала слушателей яркостью и энергичностью, и слушающие словно вернулись в былые годы, когда они ещё не родились. Заряд веселья и оптимизма наполнял их с каждой секундой, и Тесла, будь он американцем, немедленно попал бы в вожделенный Париж. Точёные щёки Аликс наполнились румянцем, наш Джо готов был лишиться монокля, даже орхидея восхищенно подняла лепестки. Исполнение завершилось, и оно навсегда останется в сердцах господ.
Аликс восхищённо ответила, оставаясь в рамках этикета:
– Браво!
– Откуда вы взяли этот волшебный шедевр? – задал вопрос воодушевившийся Тесла.
– Я слышал его в шоу Бенни Хилла. Эта мелодия сопровождала погоню.
– Где вы видели это шоу?
– Во сне. Мне снилось, что у землян есть шоу Бенни Хилла. И это восхитительно! Как вам мелодия? Я предлагаю сделать эту мелодию официальным гимном Соединённых Штатов. И для этого у меня есть все основания! Представьте себе такую картину: американские войска гоняются за нашими врагами, те убегают от них в ускоренном темпе, американцы их вот-вот догонят, демократия торжествует, американцы снова начинают погоню в ускоренном темпе, американцы хлопают друг друга по лысине, и всё это под мелодию из шоу Бенни Хилла!
Тесла впервые за это время слегка улыбнулся.
– Благодарю. Вы так ярко всё обрисовали, что я и сейчас представляю, как американцы бегают друг за другом под мелодию из шоу Бенни Хилла и хлопают друг друга по лысине. У вас талант рассказчика.
– Где вы научились игре на саксофоне? – поинтересовался Берти.
– Я научился этому искусству, когда учился на врача.
– Но где вы учились на врача?
– В Эдинбургском университете.
На Дойла этот ответ произвёл впечатление удивляющее, в первую очередь не тем, что он окончил ту же альма-матер, а тем, до какой степени элементарно объяснялась халтурная практика его бывшего коллеги.
– В Эдинбургском университете? Теперь я понимаю, как вам удалось стать врачом, не зная медицину. Я на личном опыте убедился в допотопности шотландской системы обучения.
– Конечно! Во время учёбы в Эдинбургском университете я посещал больше мюзик-холлы, чем лекции, и диплом я не получил. Но каждый знает, что для того, чтобы стать врачом, диплом далеко не обязателен.
– Но родились вы не в Эдинбурге?
– Я родился в Нью-Йорке. Это в другой стране.
– Д-Д-Доктор Хамфри, нам п-пора переходить к опере, – заметил доктор Уиллард.
– В таком случае проваливайте!
– К-Куда?
– В оперу!
Доктор Хамфри с неохотой встал, угрожая сломать трость, Уиллард подобрал стул, и процессия вышла из банкетного зала. Судьба Эдисона была неизвестна, и была она если не в руках доктора Хамфри, то в руках Божьих, и доктор Хамфри – всего лишь инструмент в руках судьбы его пациентов.
– Мне невозможно представить, как этот человек смог стать врачом, если он только что предпочёл оперу работе, – лорд Солсбери выделил слова глубокомыслием.
– У меня есть весомая версия на этот счёт, – ответил на это замечание Тигр. – Я могу предположить, что он вовсе не врач. Он дирижёр.
– Но вы в ответ на мои вопросы говорили, что он играет на губной гармошке. Следовательно, он не дирижёр.
– Кто же он?
– Я знаю только одно: он не врач. Поверьте, было ещё хуже, если бы мистер Хамфри был дантистом, а у Эдисона заболел бы зуб. В таком невероятном случае мистер Хамфри удалил бы ему все зубы и вставил бы зубы Уилларда.
– А мистеру Уилларду?
– Я не удивлюсь, если Хамфри вставит Уилларду зубы питекантропа. А потом отнесёт его череп в антропологический музей. Но если быть точным, я удивлюсь: ведь мистер Хамфри не дантист.
– Он родом из Америки. Как сказал бы ныне покойный лорд Рэндольф Черчилль, Америка и демократия – вещи несовместные.
– Относительно лауданума мы догадываемся, что Эндрю Хамфри подло опоил нас этой субстанцией. Но кем был тот незнакомец в тёмных очках?
– Я слышал голос, – отвечал Тесла. Некоторые сведения всё же возвращались в его голову. – Он бубнил, словно шаман. И, похоже, с неким акцентом. Нет, не могу вспомнить, хоть умоляйте!
– Не знаю, кто перед вами бубнил, но этим неизвестным был...
Чемберлен медленно покачал головой.
– Я понимаю, о ком вы. Один официант этого ресторана...
Он меланхолически вздохнул, но, вернувшись к обыденности, раскинул руками.
– ...мёртв. Мы видели его призрак.
– К вам посыльный, милостивый государь, – сообщил лакей, прикрывая ливреей самого простолюдинского вида парня в старом картузе, с интересом взиравшего на далёкое от него, как звёзды, высшее общество.
– Вы прибыли сюда с поручением? – Альберт Эдуард был заинтересован гостем.
Юный простолюдин, очевидно, пробрался ввысь, если он обращался к премьер-министру.
– Хэесо́н фхаа́снозе, мево́г!
– Вы поняли хотя бы одно слово, мистер Чемберлен? – спросил лорд Солсбери, не надеясь на собственный разум.
– Нет, милорд. Следовательно, перед нами кокни.
– Кокни! Господи, почему судьба на старости лет свела меня с кокни? Почему на старости лет мне суждено слышать этот варварский язык, этот недостойный человека выговор?
– Простите мне моё замечание, но я считаю нужным выслушать этого 'Арри.
‘Арри на удивление быстро понял, что от него требуется, и выговорил следующую невозможную фразу:
– Фам саабсче́неи есо́зеаи. Фо́моз хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и.
– Во имя всего святого, что это означает?
– Давайте рассуждать логически, милорд. Кокни, как их описывают, пропускают «h» в начале слова, но больше я ничего не могу сказать.
– Нам поможет этот факт?
– Некоторые слова кокни заменяют жаргоном. ‘Арри, повтори последние слова, что ты сказал!
– Хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и, мево́г.
– Слово «мевог» ты не произносил. Эврика! Это слово может означать «милорд»!
– Если вы правильно поняли, звук «р» у произносится так, словно у них горячая картошка во рту. Тогда слово «хэесон» означает «Эдисон»! Но что означает «на дхяи неи»?
– Если мы правильно начали расшифровку, то «на дхяи неи» должно означать «на дяде Неде». Кто такой дядя Нед? Почему что-то находится на нём?
– Эдисон находится на дяде Неде? Что это может означать?
– Пусть он изобразит жестами. Язык жестов иной раз бывает понятнее языка кокни.
‘Арри послушно следовал этой идее, начав изображать движения, которые он считает языком жестов, но всякий сторонний наблюдатель назвал бы пантомимой, словно этот кокни выступает в мюзик-холле.
Сначала ‘Арри изобразил ходьбу с несомненной артистичностью, показав утиную ходьбу вперевалку и демонстративно сняв картуз. Ходьба закончилась, и тогда он повёл себя совершенно непредсказуемо: оглядел зал в поисках электрической лампы, достал из кармана рогатку и (кошмар сопровождался бессмысленной фразой «Ногáвьи меснеá тхуá!») выстрелил камнем в ту лампу, которой выпало несчастье попасться его низменному взору. Вскрикнув, Аликс в ужасе закрыла лицо руками, Берти вздрогнул, Никола Тесла недоумённо глядел в спину апашу, даже в столь непредвиденной ситуации стараясь не касаться руками ничего лишнего.
– Кто дал вам право так вести себя? – с величайшим трудом подавил возмущение лорд Солсбери, вставая во весь рост, пытаясь своим видом, словно полисмен, угрожать 'Арри.
– Лорд Солсбери, я подозреваю, что всё это означает пересказ того, что он пытался выразить языком кокни. Но мне не ясно, что нам нужно учитывать: утиную походку или стрельбу.
– Возможно, вы и правы. Скорее всего он хочет сказать, что Эдисон стал апашем.
– У меня другая версия, милорд. Лампа накаливания символизирует Эдисона. Апаши здесь ни при чём.
– Вы не учли тот известный каждому британцу факт, что Джозеф Суон создал лампу накаливания раньше. Следовательно, 'Арри имеет в виду мистера Суона.
– Но какое нам дело до Джозефа Суона? Почему в этой ситуации обращаться нужно непременно к нам? Следовательно, дело именно в Томасе Эдисоне.
У дверей в зал послышались шаги, могущие принадлежать кому угодно, но не доктору Эндрю Хамфри, если судить лишь по его поспешному, безоговорочному уходу. И исключение из всех возможных вариантов оказалось верным: незваным гостем оказался языковед, уже близко знакомый нам по описанному ранее научному определению национальности геян по произносимым ими звукам. Альфред Дулиттл в том же застёгнутом до самого подбородка сером твидовом костюме, грозя неминуемо лопнуть на спине и тем самым дать портным работу на целую неделю, а также грозя уже известному нам кокни своей тростью, входил в зал, где разворачивался, возможно, самый курьёзный из всех проходивших в ресторанах банкетов.
– Я вижу, почтенные господа, что вам требуется моя помощь.
– Откуда вам известен этот только что рождённый факт? – осведомился премьер-министр. – Фонетика или дедукция?
– Нет, ваша светлость, дедукция здесь не имеет места. А фонетика играет важную роль.
– Вы определили наши намерения по наших голосам?
– Нет, ваша светлость, я определил эту вещь по кокни. Если кокни вошёл сюда, то это неспроста, и он хочет что-то вам сказать. Если кокни хочет что-то вам сказать, то вы его не поймёте. Тогда вам потребуется моя помощь. Меня всегда интересовал выговор кокни. По моей теории, положение человека в обществе определяется его речью. Будь моя воля, я научил бы этого парня из низов говорить правильной речью, чтобы он смог выдать себя за герцога, и никто ничего не заподозрит. Ха! Тогда Бернард Шоу узнает, кто из нас мусорщик!
– Простите, но вы хотели перевести речь этого 'Арри на человеческий язык.
– Именно так, милорд.
– Приступайте, сэр. Этот молодчик разбил лампу из рогатки, и мы попутно хотим узнать, что это означает.
– Ну, 'Арри, скажи мне, зачем ты сюда пришёл?
Варвар произнёс, как и в предыдущий раз: «Хэесо́н фхаа́снозе, пгофе́саг дху́лел!».
– «Эдисон в опасности, профессор Дулиттл!», – с неимоверной лёгкостью перевёл учёный.
Лорд Солсбери удержался от того, чтобы прилюдно схватиться за голову, и тем самым не проявил неподобающую чувствительность.
– Всё-таки речь шла об Эдисоне! Что дальше, профессор?
– Фам саабсче́неи есо́зеаи. Фо́моз хэесо́н ижи́ на дхя́и не́и, – повторил кокни следующую свою фразу.
– Вам сообщение из госпиталя. Томас Эдисон лежит на дяде Неде.
– На каком дяде Неде лежит Эдисон? Вам известно?
– Успокойтесь, всё нормально. Перед нами жаргон. «Дядя Нед» означает кровать, и это выражение, как и остальные, выбрано в рифму. Поскольку речь идёт о больнице, имеется в виду больничная койка.
– Боже милостивый, Эдисон в тяжелом состоянии, а мы сидим на банкете! Но, умоляю вас, скажите, что означала фраза... фраза... «ногáвьи меснеá тхуá»... – лорд Солсбери закрыл лицо руками, осознавая испытанный им позор, когда его язык вынужден был опуститься до кокни, чего ранее он почитал невозможным.
– Направьте мясника туда. «Мясник», вернее, «крюк мясника» на языке кокни означает «взгляд». Кокни хотел, чтобы вы посмотрели на лампу. Теперь ясно, что означал поступок 'Арри, когда он выстрелил из рогатки в лампу. Когда дело дошло до языка жестов, лампа обозначала Эдисона.
– Вы́завеи дхо́ого а́мфге! – произнёс варвар ещё не слышанную присутствующими на банкете фразу.
– Вызовите доктора Хамфри, – перевёл профессор Дулиттл.
– Так выходит, что Эндрю Хамфри обманул всех нас! Он не только напоил нас своим лауданумом, но и довёл Эдисона до больницы! К этому мы можем добавить то, что он подло отвлёк нас своим саксофоном, и мы не смогли ничего выяснить. Немедленно уходим отсюда!
Возвращаясь назад, отметим, что было обещано занятное мнение. Дулиттл отошёл в сторону и меланхолически, при ближайшем рассмотрении даже механически, проговорил нижеследующие обещанные слова:
– Эдисон попал в больницу и в руки шарлатана. Вот он, результат империалистической грызни! Вот до чего доводит людей неконтролируемое стремление захватить чужую страну из-за надуманных причин! Вот до чего агрессивность довела Америку! Вот что такое опиум народа – это всяческая агрессия! Чует моё сердце, что даже на Земле происходят такие вещи! И если это делают не только британцы, то хотя бы американцы и прочие азиаты... Допустим, они не знают чего-либо, подобного доктрине Монро. И они, земные братья американцев, напали, например, на гипотетический налог нашей, допустим, Сирии. Если земляне действительно поступают таким неподобающим образом, то после прихода туда нас, людей, лучше не станет. Диктовка одной страной указаний всему миру привела человека к абсурду. Того и гляди, из этого вырастет какой-нибудь театр абсурда... Но что бы ни говорили, жизнь Эдисона должна быть спасена. Он великий человек.
Завершив подобного рода монолог, языковед вновь вернулся к своему занятию – возне с современностью языков при пренебрежении к речи предков.
Проблеск познания – а это было познанием среди мрака – стремительно овладел участниками нашей истории. Снова перед взором предстаёт перемещение в сторону доктора Хамфри, снова восход на крыльцо требует внимания.
Домохозяйка мистера Хамфри в сопровождении министра колоний осторожно подошла к приоткрытой двери.
– Понимаете, милостивый государь, Ричард Д'Ойли Карт заказывает у моего квартиранта музыку для спектаклей. Вы слышите результат.
Результат не требовал долгого ожидания: до ушей мистера Чемберлена донёсся хороший женский голос, поющий: «Расцвѣтали яблони и груши, поплыли туманы надъ рѣкой. Выходила на берегъ Катюша, на высокiй берегъ на крутой. Выходила, пѣсню заводила...».
– Извините, но я впервые слышу эту песню. И что за дама поёт её?
Чемберлен решился и вошёл в гостиную.
Джером вращал рукоятку производящего впечатление большого длинного фонографа, Уиллард же выводил чистым женским голосом: «Пусть онъ вспомнитъ дѣвушку простую...».
Доверенное лицо замерло, словно ожидая неожиданностей.
Хамфри обернулся – его оскал был пугающим.
– Чем вы занимаетесь, милейший? – спросило доверенное лицо.
– В предыдущий раз Уиллард во время охоты на Эдисона отвлёкся от этого мероприятия, сев в кэб и уехав вместе некой девицей.
– Я хотел спасти её репутацию, чтобы она не ездила в кэбе одна! – возразил Уиллард резче, чем следовало.
– Он уехал в кэбе с девицей, и поэтому я заставляю его петь женским голосом.
– Простите...
– Песню я слышал во сне.
– Простите, но я не вижу логики. В смысле пения женским голосом.
– Это не логика. Я поступаю так, как поступил бы, если бы я был врачом. Я применяю принцип гомеопатии: лечение подобного подобным.
– Боюсь, это не так однозначно, – попытался возразить Кёрк. – Есть мнение, что гомеопатия становится устаревшей формой медицины.
– Даже если вы правы, для меня это ничего не значит. Я имею желание лечить только себя. Остальные пусть сами думают о здоровье.
– Но пациенты не могут сами приготовить вакцины, и прочие современные средства.
– Тогда пусть пациенты платят налоги врачам.
– Дело не в налогах. Я пришёл, чтобы…
– Послушайте, что говорят современные врачи! Это шарлатанство! Современные врачи пытаются уверить мужчин, что постоянное утягивание женщинами талии на несколько дюймов приводит к трём вещам: к нарушению дыхания, к нарушению кровообращения и к размягчению мозга. Мною научно доказано, что это шарлатанство!
– И вы изволите поведать нам эти доказательства? – догадался Борис Джером.
– Начнём с нарушения дыхания. Где находятся лёгкие? Из того, что мужчины дышат животом, следует, что у мужчин лёгкие находятся в животе. Из того, что женщины дышат грудью, следует, что у женщин лёгкие находятся в груди. Талия находится вокруг живота. Следовательно, утягивание женщинами талии никоим образом не влияет на дыхание.
– А кровообращение, доктор Хамфри? – задал следующий вопрос Глеб Кёрк.
– Если женщина утягивает талию, то она красавица. Если она красавица, то у неё бледное лицо. Если у неё бледное лицо, то в нём нет крови. Если в лице нет крови, то нет и кровообращения. Нет кровообращения – нет проблемы. То есть оно не может быть нарушено.
– А размягчение мозга? – спросил Тодд.
– Где вы видите размягчение мозга? На этот раз я просто приукрасил, чтобы вам было интереснее, – ответил доктор Хамфри с самодовольным видом, намекавшим на то, что размягчению мозга подвержен он сам.
Чемберлен снова взял ускользающую ситуацию в свои руки.
– Я пришёл, чтобы…
– Вы пришли вовремя! Завоевание Геи впервые в истории человечества получит музыкальное сопровождение! Итак, Имперский марш! Борис, закройте шторы! Глеб, потушите газ! Симеон, включайте прожектор! Имперский марш! Если враг атакует, Американская империя наносит ответный удар!
Движения джеромовских и кёрковских рук погрузили гостиную во тьму, несколько секунд понадобилось глазам, чтобы привыкнуть к темноте, и в точности столько же секунд, чтобы понять, что привыкание было напрасно. Круг электрического света вспыхнул вокруг Хамфри, выделяя его фигуру перед камином, где чудесно отражали свет прожектора пыльные стеклянные колпаки, где по той же причине менее чудесно, но заметно, блестел каминный экран.
В круге прожектора видно было, как Уиллард меняет валик в фонографе, и едва новая запись заняла своё место, звуки марша, что Хамфри именовал Имперским маршем, наполнили уже перешедшую к унынию гостиную. Трубы точнейше передавали верноподданническое настроение Хамфри, и ощущение того, что империя нанесёт ответный удар, не оставляло ни малейших сомнений.
Уиллард надел на мистера Хамфри тёмные очки, дабы предохранить его от яркого света, сами же подчинённые успели надеть их, и их начальник уверенно дирижировал фонографом.
– Прекратите это безобразие, сударь! Мы пришли сюда из-за Томаса Эдисона!
– Вы не видите суть? Я исполняю мелодию собственного изобретения. Имперский марш осенит Вселенную, и если враг атакует, империя наносит ответный удар. Поэтому я предлагаю сделать Имперский марш официальным гимном Соединённых Штатов!
– Я не уверен в том, что покорение Геи должно сопровождаться музыкой.
– Вы не поняли! Я предлагаю применять к землянам пытку музыкой! Мы будем сдавать врагов Америки в лагеря, чтобы пытать музыкой. Согласны?
– Каким образом?
– Очень просто. Надо надеть на жертву наушники и врубить...
– Имперский марш?
– Да. Ну или Чайковского какого-нибудь. Пусть испытает на себе.
– К вашему сведению, я пришёл не для выслушивания мнения о ваших методах. Я пришёл из-за превратности судьбы Эдисона.
– Что натворил этот чёртов американец? Я, правда, сам чёртов американец.
– Он лежит в госпитале. Мы не очень вам доверяем после инцидента в ресторане, но ведь кто-то же должен лечить Эдисона. Или нам стоит обратится к доктору Грею?
– Эдисона? О нет! Когда, наконец, его загрызут микробы?! Лечить? Как в тот раз, когда Уиллард увидел пассажирку кэба и откликнулся не на тот зов, на какой нужно? Кстати, Уиллард, как её зовут?
– Мэри Энн.
– Оригинально. Это имя в переводе с великого и могучего английского языка означает с л у ж а н к а. Правда, это же слово в переводе с великого и могучего лондонского языка означает б а б а. В переносном смысле. Короче, мужик-тряпка. Но это вариант к известной нам девице никак не подходит. В общем, правилен первый вариант, и Мэри Энн означает служанку.
– Но она не...
– Я сказал, служанка! Начальник сказал – начальник сделал!
– Вы помните, как вы опоздали на лекцию? Я имею в виду ту лекцию, которую вы читали. После этого вы считаете себя начальником?
– Начальство не опаздывает, а задерживается. Так вот, я только что доказал, что Мэри Энн – служанка. А тот, кто влюбился в служанку, тот станет моим самым любимым пациентом. Ещё интереснее то, что любимых пациентов у меня нет и никогда не было. Поэтому, согласно булевой логике, мой любимый пациент есть никто. Поняли, Уиллард? Вы никто!
– Я?
– Да! А как никто может стать настоящим врачом?
– Я и не обещал. Извольте, я имел в виду, что влюбиться... Вы ошиблись. Это было сугубо по расчёту.
– Печально. Конечно, я не занимаюсь патологиями, и потому в качестве лечения я предлагаю сеанс движущихся картинок. Представьте себе такую кинетоскопическую сценку. Мэри Энн подметает пол в палате. Незаметно подкрадывается Уиллард. Его масляная улыбка напоминает улыбку японца, выучившего китайскую грамоту. Его руки тянутся к...
Уиллард вынужденно прервал тираду.
– Зачем всё это нужно?
– Чтобы все знали, до чего вы опустились!
– У меня есть идея намного лучше вашей.
– Хотел бы я её услышать.
– Как известно вашим несчастным пациентам, вы начали ставить диагнозы путём сбора улик в домах пациентов. Как следствие, я предлагаю записать на кинетоскоп то, как вы влезаете в чужой дом, и организовать публичный показ.
– Зачем?
– Чтобы все знали, до чего вы опустились.
– У меня есть идея намного лучше вашей. Можно поставить комическую оперу, в которой Уиллард залезает через окно больницы к медсёстрам.
– Но...
– Вы помните комическую оперу [36]36
Имеется в виду «Джейн Энни, или приз за примерное поведение», которая упоминалась ранее.
[Закрыть], в которой студенты залезают через окно к барышням в женской школе? Я просто украл идею.
– Но…
– Никаких «но»! Вы думали, я предложу поставить комическую оперу, в которой я, Эндрю Хамфри, залезаю в дом пациента? Я не такой идиот, чтобы согласиться на такое!
– Доктор Хамфри, вы совсем забыли о мистере Чемберлене!
На этот раз Чемберлен добился вожделенной, хотя и упорной цели.
– Я пришёл, чтобы вызвать вас на лечение мистера Эдисона. Время не ждёт.
– Похоже, мы что-то упускаем. Неужели мне придётся его лечить? Что с ним такое произошло? Ладно, придётся отправиться в сомнительное заведение.
– В какое?
– В больницу.
Хамфри встал и, злобно пыхтя, направился к выходу из гостиной. Джозеф Чемберлен прервал его неловкую ходьбу своей мыслью.
– Для начала у меня к вам один вопрос. Вы джентльмен…
Хамфри безбожно выругался.
– Простите?
– Я опровергнул то, что я джентльмен.
– Я имел в виду то, что вы приличный господин. Но в вашем жилище нет слуг.
Доктор Хамфри взглянул на Тигра таким взглядом, словно тот приписал ему отсутствие трости или цепочки для часов.
– Нет слуг? – Доктор Хамфри обвёл рукой интернов. – Нет слуг? А это, по-вашему, кто?!
– Это ваши слуги?
– Разве не похожи?
– Что вы ожидали? – подняв глаза, прокомментировал Уиллард. – Эксплуатация человека человеком – залог общественного труда!
– Тогда почему ваши слуги заговаривают первыми? Так не бывает. Это абсурд.
– Они плохие слуги, – пояснил Хамфри. – Слуги, за мной!
Хамфри спустился на первый этаж и упал на табурет. Доктора окружили его, чтобы застегнуть ему пуговицы на ботинках, надеть на него честерфильд, провести по нему щёткой, натянуть перчатки на руки их начальника.
Сборы в больницу, вновь и вновь сдвигающиеся с мёртвой точки и, словно молекулы воздуха, вновь спешащие к кажущейся недостижимой цели, достигли выхода на улицу. Вновь возникла пауза, и её началом был Чемберлен, успевший после ухода Хамфри из гостиной увидеть в ней охотничье ружьё.
– Простите, мистер Хамфри, но что в вашей гостиной делает ружьё...
– Оно нужно мне для занятий евгеникой! Вы уже слышали о том, что я буду регулировать количество геян путём регулирования количества аистов!
– Неужели вы всерьёз уверены, что люди...
– Откуда я могу знать, откуда берутся люди? Я не врач!
– У меня есть хорошая идея. Прошу вас, подайте мне перо и бумагу.
– Борис, бумагу и перо!
Борис Джером едва не сбил с ног домохозяйку, спускавшуюся по лестнице, и доктор Хамфри приготовился ждать объяснения поспешного приказа его слугам.
– Что вы хотите?
– Провести небольшой эксперимент. Напишите что-нибудь.
– Что?
– Что угодно. Желательно побольше.
Доктор Хамфри написал своё сомнительное имя и подал бумагу Чемберлену. Тот с трудом пробежал глазами и удовлетворённо кивнул.
– Я не могу ничего разобрать. Миссис Сойер, вы можете разобрать хотя бы одно слово?
Миссис Сойер действительно не смогла разобрать ничего из написанного её квартирантом.
– Передайте бумагу докторам.
– Я ничего не могу разобрать! – честно признался Уиллард.
– Мистер Хамфри, вы сами можете разобрать написанное вами?
– Ничего!
– Вы признали то, что у вас ужасный почерк. Следовательно, вы врач.
Хамфри в ужасе обхватил голову руками, поняв, что все его порождённые не в том направлении развитым умом отговорки не действуют. Его деятельность была доказана, и судьба Эдисона снова оказалась в крепостной зависимости от этого человека.
Можно не следить любопытствующим взором за тем, как брогам и два хэнсома везут министра, явно средневекового доктора и его учеников в сторону мастера американского электричества, уже достаточное время побеждаемого обстоятельствами.
Возблагодарив судьбу за свершившееся ожидание, мы видим их в палате, куда после выхода из кэбов несли их стопы. Непосредственно перед уже прибывшим в Бартс лордом Солсбери, мистером Чемберленом и Николой Теслой на койке лежит Эдисон, в противоположность давешнему неврозу его конечности неподвижны, голова откинута назад, лицо говорит о том, что мозг свободен от мыслей. На соседней койке лежал худой пациент самого простолюдинского облика, грубые черты лица соответствовали ломброзианскому видению революционеров, весь его облик в точности напоминал Homo neanderthalensis, правая рука сжимала кепку рабочего.
– Кто этот рабочий, доктор Хамфри? – спросил наш Джо, скосив взгляд на рабочего.
– Его зовут Джон Кенни. Похоже он тот самый, что дирижировал пением рабочих на Даунинг-стрит. Вы догадываетесь, как он здесь оказался? Эдисон предложил ввести на лондонских заводах конвейер. Этот рабочий вынужден был постоянно повторять одни и те же действия. Остальные рабочие выдержали это испытание, но Кенни сошёл с ума. В частности, он плясал как фавн и поливал рабочих из маслёнки. В конце концов его привезли сюда.
– Доктор Хамфри, вы забыли об Эдисоне!
– Вы правы, – буркнул Хамфри. – Но Кенни лежит в том же состоянии.
– Доктор Хамфри, считаете ли вы, что положение безнадёжно? – с заботой спросил лорд Солсбери.
В ответ Хамфри поднял ногу и резко пнул Эдисона. То же самое действие он повторил с Кенни. Их мускулы не проявляли подвижность.
– Скажите, мистер Тесла, он праведник?
– Допустим. И что из сего следует?
– Что он уже в Париже.
– Как это следует понимать?
– Праведные американцы после смерти попадают в Париж.
– Он мёртв?
– Да. И Кенни тоже.
Лорд Солсбери перекрестился, Тесла снял цилиндр.
– Это правда? – еле выжал из себя Тесла эти слова.
– Да! Боже мой! Они убили Кенни! Сволочи!
– Кто сволочи?
– Мы! Мы доводим великий американский народ до такого тупого конца! Мы доводим великий американский народ до одних и тех же никчёмных результатов! Где бы ни была война, куда бы мы ни нападали, куда бы мы ни приходили, всё, всё заканчивается так, как мы только что видели...
Едва заметное дрожание Теслы отзывалось робким взглядом в сторону коек.
Тем временем Хамфри продолжал обучение.
– Я являюсь автором монографии о том, что человек первоначально умирает не окончательно, и его можно вернуть к жизни. Дело лишь в самом процессе возвращения к жизни, который я предлагаю именовать реанимацией.
