Текст книги "Волки в городе (СИ)"

Автор книги: Антон Шаффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Это как же так делом? – еще больше удивился Игорь. Павел с Сергеем были заинтригованы не меньше.

– Ну, продать что-нибудь из церковного, поменять и все такое. – Люба явно не хотела распространяться на эту тему и, видимо, уже пожалела, что завела разговор при посторонних.

– И куда он это сплавляет? – Павел понял, что за фигуру отца Ильи, вполне возможно, стоит зацепиться.

– Я мне откуда знать? – ответила Люба с интонацией человека, который определенно хочет, чтобы беседа уже перешла в другое русло.

– Ладно, ладно, не кипятись, – Павел, сидевший ближе всех к Любе, приобнял ее и поцеловал в щеку.

Поев, компания пошла в заднюю комнату, попросив хозяйку на какое-то время оставить их одних. Люба вздохнула, бросила полный нежности взгляд на Павла, и начала убирать со стола.

Волки закрыли дверь на защелку.

– Итак, наши дальнейшие планы, господа-товарищи? – Павел был серьезен и сосредоточен.

– Думаю, надо выбираться отсюда. Я имею в виду совсем. Не знаю как, но дальше так нельзя. Теперь нам точно не спрятаться. Ну, какое-то время пересидим, а потом что? Не всю же оставшуюся жизнь скитаться? – Сергей говорил тихо, но четко, выделяя каждое слово. – Добраться бы до границы…

– Ты что думаешь? – Павел посмотрел на Игоря.

– Не знаю, Паша, – честно признался Игорь. – Серега прав, конечно – для нас единственное спасение – вообще убраться с территории страны. Но мне кажется, что пристрелят нас раньше, чем мы пересечем границу московской области. Ты же слышал по рации – план по нашей поимке объявлен, переданы особые приметы. Надо, кстати, с твоей Любой все же переговорить. Она, похоже, не в курсе всего происходящего. Я смотрю, у нее и телевизора-то нет…

Телевизора в доме подруги Павла действительно не было. Но было радио. Не успел Игорь закончить свою мысль, как в дверь постучали. Павел припал ухом к тонкой перегородке:

– Кто?

– Да я это! – послышалось с той стороны. – Совсем уже с ума, что ли, сошли?

Павел впустил в комнату Любу. Она исподлобья посмотрела на присутствующих и довольно грозным голосом произнесла:

– Я жду объяснений.

– В смысле? – решил сыграть под дурочка Павел.

– По радио только что объявили. Назвали ваши имена, дали описания внешности.

– Тогда понятно, – Павел понимал. Что тянуть больше нельзя: – Прости, что не сказал тебе сразу. Да, по радио сказали про нас. Но это все ложь. Мы не опасные преступники, как они говорят. Мы были вынуждены защищаться.

– Прежде чем защищаться, надо что-то натворить, – заметила Люба.

– Не всегда, Люба, не всегда, – покачал головой Павел. – Я не хотел бы вдаваться в подробности, но ты должна мне верить. Мы не хотели причинять никому зла.

– Кто вы? – Взгляд у женщины стал холодным, былое тепло ушло из него.

– Тебе этого лучше не знать…

– Если ты сейчас не расскажешь мне все, то я заявлю, что вы здесь.

Отступать было некуда. Весь вид Любы говорил о том, что шутить она не намерена. Она была напугана, но принадлежала к тем натурам, которые в состояния страха не впадают в панику, а, наоборот, максимально собираются и пытаются вникнуть в ситуацию.

– Ладно, – вздохнул Павел и, повернувшись к друзьям, спросил: – Надеюсь, никто не против?

– Рассказывай, – угрюмо буркнул Сергей.

– Разве у нас есть выбор? – Игорь попытался сыронизировать, но получилось у него не очень.

Следующие полчаса Павел без остановки рассказывал Любови историю волков, внимательно наблюдая за ее реакцией. Глаза женщины то расширялись от удивления. Но в следующую секунду она уже с недоверием поднимала бровь и на уголках ее губ начинала играть издевательская улыбка.

– Вот так, – закончил Павел. – Теперь ты все знаешь.

Люба как-то странно на него посмотрела, а затем, рывком поднявшись со стула, сказала:

– Я вызываю милицию и МНБ.

– Что? – вырвалось сразу у всех троих.

– Вы меня за полную идиотку, что ли, держите? Думаете, баба провинциальная, значит, голову дурить ей можно? Отпусти!

Люба выкрутилась из рук Павла, который попытался ее неловко обнять, и чуть ли не бегом попыталась покинуть комнату. Когда она уже шумела в коридоре, собираясь выйти из дома, Павел снова, в последний раз попросил ее зайти:

– Зачем? – истерично крикнула Люба.

– Я прошу тебя.

Женщина рывком открыла дверь и в следующую секунду потеряла сознание – перед ней стоял Павел с волчьим выражением лица.

Люба, конечно, не знала, что как только она покинула комнату, мужчины начали активно, шепотом, решать, что делать дальше. Игорь с Сергеем предложили просто нейтрализовать хозяйку дома, связав и заперев, например, в подвале. Но Павел сумел убедить их, что это не выход:

– Её хватятся через день-два, а то и вообще к вечеру! Что мы выиграем? Это сиюминутное решение проблемы! Смотрите дальше! – жарко шептал он.

– Твое предложение, тогда, какое?

– Покажем ей.

– Да ты с ума сошел! – Игорь схватил Павла за рубаху. – А если она расскажет?

– Да она и так расскажет, если мы ее сейчас не остановим! Все!

И Павел позвал Любу.

Открыв глаза, потрясенная хозяйка долго моргала, словно пытаясь узнать склонившихся над ней людей, а потом каким-то осипшим голосом попросила воды. Павел тут же принес ей стакан и помог выпить, одной рукой придерживая любу за спину, а другой вливая жидкость ей в рот. Струи сочились по подбородку женщины и стекали на белую блузку, которая становилась прозрачной и прилипала к полным грудям.

Напившись, Люба привстала и, уперевшись спиной о боковушку дивана тяжело задышала.

– Ты нам веришь? – решился спросить Павел.

Люба подняла на него глаза и испуганно посмотрела на Павла:

– Вы меня теперь убьете? – дрожащим голосом спросила она.

– Не говори глупостей! – поспешил успокоить ее волк, а Игорь добавил: – Главное, ты никому не говори. Мы немного поживем у тебя, а потом уйдем.

– Ладно. – Люба немного успокоилась. Дыхание ее стало ровным, но сил подняться с пола все еще не было.

Павел помог ей встать и сесть на диван. Ситуация была урегулирована. Теперь надо было закрепить полученный результат и окончательно убедиться, что женщина действительно будет молчать, а не побежит при первой возможности в ближайшее отделение Народной милиции или городское управление МНБ.

– Люб, – аккуратно начал Павел. – Ты меня прости. Надо было раньше все тебе это рассказать… и показать…

– Да уж… – уже с улыбкой согласилась Люба. – Я ж все таки с тобой не просто под ручку ходила! Но теперь ясно, чего ты такой ненасытный весь!

В комнате раздался дружный смех присутствующих. Стало ясно, что Люба на их стороне – говорила она искренне, без капли фальши.

И в этот момент раздался стук в дверь. Смех моментально прекратился. Все прислушались, в надежде, что это была какая-то массовая галлюцинация, просто шумовой эффект – ветка в окно ударила. Но через несколько секунд настойчивые удары в дверь повторились.

– Кто-то должен прийти?

– Да нет, вроде… Что делать-то? – Люба умоляющим обвела взглядом присутствующих. – Чего им сказать-то?

– Кому им? – насторожился Сергей.

– Ну, нармилам иди эмэнбэшникам, если это они вдруг…

– А ты с чего взяла, что это могут быть они? – В голосе Игоря сквозило подозрение. Вера с Любу у него моментально испарилась.

– А ты вот, ты, – она ткнула Игоря пальцем в грудь. – Ты, вот, не думал, что если рожи ваши всем известны, а по телевизору да по радио только что про вас и горят, так вот, ты не думал, что уж МНБ-то точно знает, с кем кто из вас спал!? Думаешь, так узнать трудно?

– Она права, – вступил в разговор Павел и обратился к бывшей любовнице: – Как нам отсюда выбраться?

– Есть задняя дверь, – неуверенно сказала Люба.

– Там, наверняка, тоже кто-нибудь есть, – перебил ее Павел. – Еще варианты?

– Погреб…

– Не пойдет – если будет обыск, то это конец.

– Крыша! – предложил Сергей. – В любом случае, открытое пространство, лучше подземного мешка.

– Решено, – подвел черту Павел. – Все. Иди открывай.

Волки, стараясь не издавать ни звука, направились к лестнице, ведущей на чердак, располагавшейся в сенях, буквально в нескольких метрах от входной двери. Как только крышка люка, сделанная из половиц, за ними закрылась, Люба чисто бабским деревенским голосом заверещала из глубины дома:

– Иду, иду! Ну, кто там долбится? Не своя дверь, так значит можно ее насквозь кулаками пробивать? Это кто там? Ну-ка? Иду! Иду!!!

Немного растрепав прическу и плеснув себе воды на лицо, чтобы выглядеть оторванной от домашних дел, она подошла к двери, в последний раз разразилась возмущенной тирадой и отодвинула щеколду. На пороге стояло четыре человека в черной форме офицеров МНБ. За их спинами женщина успела разглядеть нармилов – их было куда больше…

* * *

Поговорить с Громовым в тот вечер им так и не удалось. Сразу после того, как родители ушли из его палаты, Днев с Мишиной попытались пробиться к парню, но врачи их не пустили, сославшись на то, что сыну члена ЦК партии был сделан успокоительный укол, и побеседовать с ним никак уже не получится до самого утра.

Офицеры решили не спорить. Главное, что теперь было установлено, что все три преступления связаны между собой и за ними стоят «Волки». Новость была не из лучших – в любом случае, куда приятнее бы обстоятельства складывались, если деяний этой террористической организации было меньше и, допустим, покушение на Громова оказалось бы нелепой случайностью. Но Днев, как, впрочем, и Мишина, давно не верил в нелепые случайности…

Из больницы они направились в Управление, прибыв туда к самому началу совещания, посвященному последней дерзкой выходке волков. Проводил совещание сам первый заместитель Кротова – Елагин.

Елагина в МНБ (в отличие от Кротова) любили и уважали. Он был уже в возрасте, бойцом старой закалки. Службу свою начинал аж в двухтысячном году, а теперь был генералом, но не паркетным, а, что называется, боевым. Еще в начале двухтысячных Елагин участвовал в различных операциях тогдашней ФСБ на Северном Кавказе. В двадцать втором активно поддержал революционные силы, оказавшись в числе тех, кто фактически и составлял костяк новой власти в стране. Сразу после Революции Елагин был назначен специальным представителем национал-коммунистического правительства на том же Северном Кавказе, где в считанные месяцы навел железный порядок, используя как предыдущий опыт собственной работы в этом регионе, так и наработки куда более почтенного возраста. Республики Северного Кавказа буквально были поставлены на колени: тотальные обыски, беспощадные зачистки, немедленная высылка в Сибирь или в лагеря в случае укрытия террористов. Через полгода подвластная Елагину территория стала едва ли не самой безопасной во всей стране.

Именно там, на границе Чечни и Дагестана произошло знакомство с Елагиным и Збруева. Тот тогда командовал специальной бригадой МНБ в звании подполковника. Елагин заметил молодого перспективного сотрудника и стал всячески двигать. Своей нынешней должностью Павел Семенович был полностью обязан генералу Елагину.

Днев с Мишиной тихими мышками проскочили в Зал заседаний и пристроились на стульчиках у стенки, хотя за столом все еще оставались свободные места.

– Товарищи, за стол, пожалуйста, – не отрывая глаз от лежащих перед ним бумаг, сказал Елагин.

Офицеры послушно встали и переместились на припасенные для них места, по левую руку от Збруева, который, в свою очередь, сидел самым первым слева от главы стола. Совещание началось. Первым с кратким докладом о проводящейся работе выступил Збруев. Его информация звучала крайне неубедительно и размыто – по сути, сказать ему было нечего: группа Днёва стояла на месте.

Дослушав до конца, Елагин внимательно обвел присутствующих тяжелым взглядом, спрятанным за линзы очков в черной оправе, и взял слово:

– Товарищи, я хотел бы сказать несколько слов о том, что следует знать всем сидящим в этом зале и, в первую очередь, членам оперативной группы, работающий по данному делу. Руководство управления, разумеется, с самого начала было в курсе происходящего, но, ввиду того, что информация, которую я сейчас вам раскрою, всегда проходила только под грифом «совершенно секретно».

Лица офицеров и генералов, сидящих за столом, стали серьезными и сосредоточенными. Все прекрасно пронимали, что раз сам Елагин собирается раскрыть такого рода информацию, значит дело принимает не просто серьезный, а очень серьезный оборот. Елагин тем временем продолжал:

– Я говорю о Проекте «В». – Он сделал паузу. – За этим столом присутствует сотрудник спецподразделения «Штурм» – Лада Мишина. Думаю, она более детально осветит этот вопрос и кое-что вам покажет. Я прошу перестать вести запись совещания и не стенографировать.

Секретарь перестал молотить по клавиатуре, и Лада начала рассказывать. А потом и показывать…

Днёв был шокирован. Вернее, шокированы были все, кто в тот момент находился в зале заседаний и не был посвящен во все тонкости проекта «В». Но Борис, глядя на то, как лицо девушки преображается на глазах, превращаясь в страшную маску со звериным оскалом, все никак не мог поверить, что такое возможно. Он провел рядом с ней уже достаточно времени и, отчасти, даже привык к ее жестким манерам и командному тону. Но, того, что за этим стоит такое, он никак не ожидал…

После того, как Мишина закончила демонстрацию, начал говорить опять Елагин:

– Все, что вы только что увидели и услышали, должно остаться внутри вас навсегда. Думаю, не имеет особого смысла напоминать, что грозит тому, кто разгласит государственную тайну. Хочу заметить, что товарищ Мишина – можно сказать, уникальный экземпляр. Дело в том, что, насколько нам известно, волчьи гены передаются исключительно по мужской линии. Но вы видите, что перед вами сидит очаровательная девушка. Таких, как товарищ Мишина, в «Штурме» больше нет. Да и вообще, скорее всего, нет. Далее…. – Здесь Елагин внимательно посмотрел на Днёва со Збруевым. – Когда карты раскрыты, думаю, дело должно пойти быстрее. Мы до последнего решали, оглашать информацию, даже в столь узком кругу, но, все же, пришли к выводу, что сейчас, на данном этапе, это просто необходимо. Теперь вы знаете, кто скрывается за всеми теми преступлениями, которые были совершены против нашего государства в последнее время. Эти нелюди ни перед чем не остановятся. Они ненавидят нас. У них есть поддержка за границей. Отечество в опасности!

Закончив на столь высокой ноте, Елагин, сославшись на неотложные дела, закрыл совещание. Разговор переместился в кабинет Збруева.

– Даже не знаю, с чего начать, – растерянно сказал Павел Семенович, когда все расселись. – Думаю, Лада Юрьевна, лучше сказать вам.

– Да, – Лада быстро оседлал коня, перехватив бразды правления. – Ситуация у нас сейчас следующая, товарищи. Есть асоциальные элементы, которые, по сути, как вы уже поняли, не вполне являются людьми. Думаю, если вы вспомните бойню нармилов, вы поймете, на что они способны. Впрочем, я тоже так могу… Одним словом, наш противник – подготовлен, обладает звериным чутьем, скоростью волка, беспощадностью.

– Это мы уже поняли… – вставил Днёв.

– Я думаю, – продолжила Лада, – что они действуют не одни. Скорее всего, есть некая группа, которой они руководят. Вспомните застреляного пацана недалеко от Набережной – он был самым обычным. Выходит, что есть некая молодежная группировка, которая, фактически, ведет партизанскую войну в городе.

– Надо срочно допросить Громова. Срочно. – Збруев нервно забарабанил пальцами по столу. – Он что-то знает. Дмитриева пропала после встречи с ним.

– Он хотел что-то рассказать нам…

– Вот и пусть расскажет. Завтра с утра чтобы его показания были у меня на столе. Дальше затягивать это все нельзя. Я еще хочу пожить на этом свете. Да и вы, думаю, тоже.

– Есть такое дело, Павел Семенович, – с едва заметной улыбкой ответил Днёв, а затем обратился к Ладе: – Слушай, а почему ваши ребята из «Штурма» этим делом не занимаются целиком? Чего его нам-то скинули?

– Во-первых, политические – ваш профиль. Во-вторых, «Штурм» – это спецназ, а не клуб интеллектуалов. Нужны ваши мозги, а уж ребята, когда надо будет, подключатся.

– Понятно…

– Ладно, все. На сегодня хватит. Вы и так как собаки целыми днями мотаетесь. По домам, а завтра с утра чтобы вытащили из этого цыковского сынка душу. Понятно?

– Так точно, товарищ генерал, – хором ответили Лада с Борисом.

– Вот и хорошо. Отдыхайте.

Днёв попрощался с Мишиной у входа в Управление и поехал домой. Голова у него гудела – хотелось выпить и расслабиться. И тут он вспомнил про телефон Анны. Достав мобильный, он набрал номер. Девушка вязла трубку через пару гудков.

– Добрый вечер, – Днев покосился на часы, стрелки которых показывали десятый час. – Это Борис.

– Борис? – Анна явно была озадачена.

– Мы сегодня познакомились с вами в больнице, – уточнил подполковник, моментально расстроившийся, что новая знакомая его не узнала.

– Ой, – пискнула девушка. – Это, правда, вы?

– Правда, – улыбнулся трубке Днёв.

– А я, когда вы сказали, что это Борис, даже подумать побоялась, что это вы, – в голосе ее слышалось смущение. Днёв живо представил ее милое личико, покрытое легким румянцем стеснения.

– Ну… – протянул он, думая, как лучше продолжить разговор. – Вы сейчас заняты?

– У меня в десять заканчивается дежурство. Потом нас развозят по домам на машине больницы, чтобы под комендантский час не попали.

– Есть другое предложение, – сообщил, выдохнув, подполковник. – Я приглашаю вас в гости.

– Вот так сразу? – Днёву показалось, что в девушка резко разочаровалась в нем. По крайней мере, ее упавший голос свидетельствовал о чем-то похожем.

– Вы не подумайте… – тут же засуетился он. – Я просто хотел бы провести с вами вечер. Ничего лишнего. А завтра мы бы вместе поехали от меня на работу. У меня квартира двухкомнатная, так что спать вам место найдется, если вы об этом беспокоитесь.

– Именно об этом, – на полном серьезе ответила Анна. – Хорошо, я согласна. Но предупреждаю: мне завтра к восьми на дежурство!

– И прекрасно. Поедем вместе. Мне с утра как раз надо в вашу больницу! Тогда, сейчас я еду за вами? Не беспокойтесь, со мной можно и в комендантский час свободно передвигаться по городу.

– Договорились, – потеплела Анна. – В десять у ворот буду вас ждать.

Днёв с облегчением «отключился». Девушка ему чем-то понравилась. Он и сам пока не мог понять чем, но абы кого подполковник к себе домой не водил. Так было и до Али, и после того, как она ушла…

Быстро добравшись до больницы, Днёв купил букет цветов в специальном магазине ночной торговли, и теперь топтался у ворот, уворачиваясь о любопытных взглядов сотрудников, которые тут же неподалеку грузились в автобусы, развозившие их по домам.

Аня появилась неожиданно. Днёв зазевался, погрузившись в свои мысли и глядя в вечернее небо, а она подошла сзади и крайне серьезным голосом поприветствовала его:

– Добрый вечер.

– А! Это вы! – вздрогнул подполковник, будто ждал кого-то другого. – А я вот небо рассматриваю. Люблю смотреть в сентябрьское небо – оно еще чистое, но уже видны первые признаки того, что еще чуть-чуть и зарядят дожди, задуют ветра… Посмотрите сами.

Аня задрала голову и начала всматриваться в бескрайнюю черноту, шаря глазами по редким звездочкам, еле мерцающим на небосводе.

– Не знаю, – подытожила она. – Я больше за городом люблю в небо смотреть. И летом. А здесь просто чернота.

– Не согласен, – улыбнулся Днёв. – Вернее, согласен, но не полностью. Понимаете, в этой черноте есть некоторая недосказанность что ли, скрытость. Летом наша Земля как на ладони – открыта всем силам на свете. А осенью она затягивается в облака, скрывается, прячется от посторонних глаз…

– Да вы философ, – засмеялась девушка. – Но философия у вас сугубо профессионального толка.

– Это почему? – удивился Борис.

– Ну как! Скрытность – отличительная черта людей, занимающихся вашей профессией. Это ваша вторая натура, как мне кажется.

– А вы со многими общались из нашего ведомства? – Днёв задал этот вопрос, вроде, из чистого любопытства, но про себя отметил, что подобного рода информация будет для него не лишней.

– Не сказала бы… – ушла от прямого ответа Анна, но по ее тону подполковник понял, что девушка просто блефует. Скорее всего, просто лечился кто-нибудь из МНБ в их больнице – не более того.

Они пошли в сторону метро. Больница располагалась на Ленинском проспекте, а Днёв жил недалеко от метро «Профсоюзная» – ехать было всего ничего. Уже у входа на станцию их остановил нармил и попросил документы. Днёв продемонстрировал ему свою черную корочку, сказав, что девушка с ним. Впрочем, это даже не требовалось, так как нармил поспешил отдать ему честь и пожелать приятного пути.

– Хорошо, наверное, вот так… – с легкой завистью сказала Анна. – Куда хочешь, туда идешь. И когда хочешь.

– Да, в этом есть свои преимущества, – не стал спорить Днёв, подумав, что за такую относительную свободу приходится платить довольно высокую цену.

Они зашли в почти пустой вагон и уселись на свободную лавку, обтянутую коричневым дерматином. Вагон был чистым. На стенах висели лишь карты метрополитена и лозунги, призывающие к увеличению показателей трудовой деятельности и сплочению в трудные времена, которые никогда не проходят. А Днёв хорошо помнил дореволюционное метро – грязное, пропахшее бомжами, залепленное бесконечными рекламными квитками…

– Ты помнишь, каким метром было раньше? – решил он поинтересоваться у девушки.

– Смутно, – призналась Анна. – Мне двадцать пять, если вы это хотели узнать.

– Да нет, нет, – смутился подполковник, поняв, что, и правда, задал слишком двусмысленный вопрос. – Просто вспомнил…

Дальше они ехали молча. Записанный голос объявлял станции, которые мелькали одна за одной, пустые, безлюдные. Наконец из динамиков прозвучало, что следующая – «Профсоюзная».

Выйдя на пустую улицу, Борис с Анной не спеша пошли к его дому. По дороге они зашли в ночной магазин, при входе в который у них моментально потребовал документы хмурый охранник. В ход снова пошла черная корочка.

Взяв бутылку абхазского вина, немного сыра и прочей мелочи, парочка вышла из магазина и уже через пять минут входила в квартиру Днёва.

– Хорошо живут офицеры МНБ, – отметила девушка, осматриваясь в прихожей. – Я с матерью в одной комнате живу, а во второй – соседи. Раньше квартира была полностью нашей, но после Революции уплотнили. Удивительно. Ну, ладно в семнадцатом году уплотняли – жилплощади мало было. Но в двадцать первом веке-то?

– Ну, ты же знаешь, что по этому поводу говорит Вождь, – отозвался из кухни Днёв, который уже разбирал сумку. – Из регионов много людей в Москву приехало после двадцать второго года. Строить практически перестали – есть и поважнее дела.

– Какие интересно? – с усмешкой ответила Анна. – Я руки помою?

– Помой, конечно. Ванна направо.

Зашумела вода, а потом снова послышался голос девушки:

– Да уж! Все же про иной уровень жизни я права!

– Ты о чем? – крикнул Днёв, чтобы пробиться через шум льющейся воды и гудение труб.

– О мыле. – Анна выглянула из ванной и показала кусок мыла, лежавший у нее на ладони. – Это же прямо духи французские! У нас начальница такими душится.

– Это у нас в спецмагазине продается, – немного смущенно объяснил подполковник. – Импортное.

– Да я уж вижу, что не отечественно. – Снова в ее голосе проскользнула ирония.

Днёв накрыл импровизированный стол в комнате. Скинув газеты на диван, он раздвинул маленький журнальный столик, накрыл его простенькой белой скатерке и разложил на нем нехитрую снедь. Несколько поколебавшись, Борис открыл сервант и достал коробку дорогущих иностранных конфет, которые лежали у него уже целый год с прошлого Дня сотрудника государственной безопасности – тогда их клали в подарочный набор.

Анна снисходительно окинула взглядом яства и плюхнулась на диван, закинув ногу на ногу. Одета она была просто, но не серо. Отечественные джинсы весьма неплохого качества, белая блузка и черный приталенный пиджачок, совсем недавно вновь вошедший в моду. Днёв сразу определил, что пиджак этот домашнего производства – в магазинах таких стильных вещичек особенно не продавали.

Откинувшись на спинку дивана, девушка игриво улыбнулась и несколько жеманно и старомодно попросила:

– Налейте даме вина, товарищ офицер!

Днёв моментально наполнил ее бокал густым темно-красным вином и протянул его Анне.

– Мерси, – улыбнулась она и тут же сделал небольшой глоток, слегка зажмурившись.

– Могу поставить музыку, – спохватился Днёв, осознав, что все происходит в полной тишине. Тишина, конечно, дело хорошее, но не для первой встречи.

– Поставьте… – согласилась Анна.

Борис включил музыкальный центр и вернулся за стол. Наполнив свой бокал, он поднял, кивая на бокал Анны и предлагая сделать тоже самое.

– Давай за наше знакомство, – предложил подполковник. – И, думаю, что мы можем перейти на «ты».

– Давайте, – поддержала его Анна. – Так ты живешь один?

– Да, последние три года – один, – ответил Днёв и машинально посмотрел на фотографию Али, стоящую на книжной полке, за стеклом. – У меня была жена. Но она умерла.

– Ой, простите, – покраснела девушка. – Я не хотела…

– Да ничего, – поспешил успокоить ее Днёв. – Дела давно минувших дней. Все уже отболело.

Анна встала с дивана и подошла к полке, заставленной книгами. Постояв несколько секунд, она обернулась к хозяину квартиры:

– Это она? – пальцем гостья указала на фотографию в рамке.

– Да.

– Красивая, – Анна отодвинула стекло и взяла рамку в руки, только потом спросив разрешение: – Можно?

– Да чего уж теперь спрашивать, – усмехнулся Борис.

Он сидел на стуле, посреди комнаты и смотрел, как едва знакомая ему девушка вертит в своих красивых руках фотографию Али. Внутри у Днёва были смешанные чувства. Какая-то часть его противилась этому действу: после смерти Али все, что было с ней связано, было только его. Он никого не пускал в этот мир. Да и пускать было особенно некого. Родителей уже давно не было на этом свете – оба ушли еще не старыми. Друзей Днёв так и не нажил. Вернее, те, кого он и мог бы назвать друзьями, по сути, были всего лишь коллегами. Тот же Збруев или ребята из его группы, которые пострадали после провала операции по перехвату волков. Да, его приглашали на праздники, иногда даже домой, а не в кафе или ресторан, где, как правило, собираются не самые близкие люди. Но не более того. Домашний телефон молчал неделями.

Так было не всегда. Пока была жива Аля, в их доме кипела жизнь. Ему даже приходилось урезонивать ее, так как это могло бросить тень на его карьеру. Но он слишком любил ее, чтобы что-то запрещать. А потому разрешал. Разрешал и мучился. Разрешал и боялся, что на работе станет известно об очередной бессонной ночи в его квартире. Она со своими друзьями сбивала его, путала карты. Вся эта «богема», странные личности, которые иногда говорили такое про ту же власть, что Днёв был готов заткнуть уши.

Аля была поэтессой. Так она сама себя называла. Вообще-то работала она рядовой машинисткой в конструкторском бюро. Но то днем. А по вечерам она писала. И созывала друзей. Ничего крамольного в ее стихах не было – сплошная лирика. Но все же, все же… Лишь после ее смерти Днёв пришел к выводу, что их союз не был равнозначен. Тогда, при ее жизни, он иногда задумывался на эту тему, но тут же гнал от себя подобные мысли. Но, когда Аля ушла, Борис окончательно осознал, что не меньше пятидесяти процентов ее отношения к нему были, если не корыстны, то весьма и весьма расчетливы. Она прикрывалась им. Использовала его положение, чтобы спокойно заниматься творчеством. Именно из-за этих противоречий, в которых Днёв и сам пытался разобраться не первый год, он и закрыл свою прошлую жизнь от посторонних взглядов.

И теперь, когда молодая симпатичная девушка так бесцеремонно вторглась в его личное пространство, подполковник почувствовал легкий укол в области сердца – кто-то ступил на его территорию.

Но вторая половина души Днёва кричала об обратном. Она хотела освободиться от прошлого, вылететь из этой клетки, чтобы начать жизнь заново, с чистого листа. А потому, то, что делала Анна, отчасти показалось подполковнику шагом навстречу этой свободе. Она прикоснулась к запретному для посторонних глаз, но так беззаботно и легко, что это было даже удивительно. Днёв прекрасно понимал, что если бы девушка попросила у него разрешения посмотреть фотографию, он бы, скорее всего, ответил бы отказом. И равновесие бы сохранилось, не нарушив стабильности его внутреннего мира.

– Что с ней случилось? – Анна продолжала свое победоносное наступление. – Такая молодая…

– Она погибла…

И снова черная волна накрыла Днёва с головой.

Аля погибла в самом начале лета. Погибла нелепо. Ее убил грабитель. Сам этот факт уже был из ряда вон выходящим – уличная преступность в СНКР была практически сведена к нулевой отметке. Но Днёв знал, что это информация для широкой общественности. Он же обладал инсайдерской информацией. В СНКР грабили. И убивали. И насиловали. Но то, что его Аля может стать жертвой отморозка, Борис никогда себе представить не мог.

В тот день он, как обычно, вернулся с работы около восьми. Жены дома еще не было. Обычно Аля не задерживалась, так что Днёв немного разволновался, но подумал, что, скорее всего, она заболталась с какой-нибудь подругой или зашла в магазин. Отовариваться Аля могла и в спецмагазинах МНБ, не отстаивая длинные очереди, но она предпочитала не выделяться и привилегиями пользовалась крайне редко. В этом, вообще, была вся ее суть – она могла быть эстетствующей декаденткой по вечерам, презирающей человеческие стада, но с утра заявить, что в жизни не пойдет в какой-то особенной магазин, а будет толкаться вместе с нормальными людьми в обычном… Эти перемены в ней и пугали, и завораживали Днёва. Но точно он знал одно – в глубине души Аля ненавидела нацкомовскую власть. При этом, она не призывала на баррикады, а просто обустроила свое безопасное гнездо, в котором можно было хоть как-то укрыться от серой обыденности и находится под защитой мужа в погонах.

Когда стрелки часов застыли на цифре десять, Днёв запаниковал. Начинался комендантский час. Але, как жене офицера МНБ позволялось в это время перемешаться по городу, но она, как правило, этого не делала. А если и делала, то всегда звонила и сообщала, где она и с кем.

Развязка наступила около двенадцати. В дверь позвонили. Нармил сообщил, что Аля мертва. На нее напали недалеко от работы. Убивать не собирались – просто грабили. Но когда грабитель обнаружил в ее сумочке документы, говорящие о том, что она жена офицера МНБ, он решил избавиться от ненужного свидетеля и жертвы. Аля была еще жива, когда ее нашли в подворотне. Но сделать уже ничего было нельзя…