Текст книги "Волки в городе (СИ)"

Автор книги: Антон Шаффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Время будто остановилось. Не различая дня и ночи Пэм лежала на своем лежаке, изредка набирала в горсть воды и смачивала горло. Сначала ужасно хотелось есть, но через какое-то время чувство голода отступило, и она вполне обходилась водой, отдававшей ржавчиной и канализацией.

По ее расчетам прошло около трех дней, когда устав от бездействия, Пэм решила занять доскональным изучением подвала. К этому моменту она чувствовала себя кошкой – глаза настолько привыкли к темноте, что очертания комнаты проступали сквозь тьму, словно хоть небольшое освещение, но, все же, было.

Довольно долго она ощупывала стены, выложенные кирпичом, но никакого результат это не приносило – старя кладка была настолько прочной, что, несмотря на то, что в некоторых местах кирпич крошился, пробить или разобрать ее не было никакой возможности. К тому же, у Пэм под рукой не было никаких инструментов – как не искала она хоть что-нибудь, ей не удалось найти ровным счетом ничего. Кто-то начисто прибрался в подвале, прежде чем отправить в него пленницу. В личности этого уборщика у Елены не было никаких сомнений.

И тогда он перешла к полу. Еще в первый день пребывания в комнате она заметила, что стук от ее шагов не всегда одинаков. Но тогда ее голова была занята совсем другими мыслями, чтобы придавать значение этому факту. Где-то от давления на поверхность не раздавалось вообще никаких звуков, но в некоторых местах, особенно около куска трубы, из которого капала вода, можно было услышать легкий стук, такой, словно, внизу какая-то полость, пустота.

Потратив приличное количество времен на изучение этого локального феномена, Пэм окончательно убедилась, что в своих догадках она не ошиблась. Вероятно, размышляла девушка, внизу либо еще одно подвальное помещение, либо канализационный туннель. В пользу второй версии говорила труба.

Поползав по полу, Пэм попыталась руками хотя бы немного отделить деревянную доску, из которых был сложен пол, но у нее ничего не получилось. От бессилия Пэм разрыдалась. Спасение было где-то совсем рядом, его можно было услышать, но эта близость была абсолютно недосягаемой.

Вытирая слезы, девушка переползла к лежаку и вытянулась на полу, глядя в черный потолок. И в этот момент со стороны двери послышался скрежет – кто-то орудовал ключом в замке. Через несколько секунд дверь распахнулась. Снаружи была темнота, что первым удивило девушку – по ее собственному времени сейчас должен был быть день.

На пороге стоял Крот.

– Жива? – осведомился он, не удостоив Пэм приветствия.

Она ничего не ответила, затравленно глядя на застывшего в проеме двери Кротова.

– Я еду принес.

Крот сделал несколько шагов в черноту комнаты, вытянув руку вперед – он явно еще плохо ориентировался в темноте. И в этот момент Пэм, повинуясь какому-то животному инстинкту, и не в силах самой себе объяснить свои действия, со страшным криком бросилась на него, вцепившись ногтями в мягкие, гладко выбритые щеки Крота, который, обладая весьма заурядной внешностью и малым ростом, всегда отличался изысканными костюмами и дорогими запахами – за собой сын министра тщательно следил.

Парень явно не ожидал такого поворота событий. Дезориентированный, он вскрикнул и попытался сбросит с себя Дмитриеву, но сделать этого ему не удалось. Девчонка мертвой хваткой вцепилась ему в лицо, всадив ногти так глубоко, что на какой-то момент Кроту показалось, что она просто проткнула ему щеки насквозь.

Отцепись, сука! – взвыл он и тут же получил коленом между ног.

Согнувшись и задыхаясь от боли, он повалился на колени, уткнувшись лбом в пол. Пэм не теряла ни минуту. Она вырвалась на волю и помчалась в пустоту. Она не знала, куда бежит, но это было и не важно – сейчас главным было спрятаться, скрыться. Остановилась Дмитриева только через двадцать минут, когда обожженные горячим воздухом легкие больше не могли поддерживать ее дыхание. Рухнув на землю, она перевернулась на спину и лежала, глядя в черное беззвездное небо, постепенно приходя в себя. Теперь надо было что-то предпринимать.

Первой ее мыслью было отправиться домой, но довольно быстро Пэм отказалась от этой мысли. Пришлось бы слишком многое объяснять, и не только родителям… А что ей было сказать? Что это она вместе с сыном Кротова расстреляла несколько человек? Что она – член подпольной организации? Понятно, что это означало бы не только конец всего для нее, но и могло повлечь за собой такие последствия для отца, всей семьи…. О более глобальных последствиях Пэм не задумывалась.

Она решила связаться с Громом. Сейчас это был единственный человек, которому она могла верить. Он ведь хотел предотвратить эту бойню, но Крот его не послушал и сделал все по– своему!

Семья Громова жила загородом, как и большинство семей высокопоставленных лиц в СНКР. Пэм знала, как туда добраться, но сейчас она плохо представляла, где вообще находится. Да и светиться ей было нельзя – скорее всего, уже по всем источникам информации объявили о ее исчезновении, показали фото. Надо было срочно что-то придумывать.

Поднявшись, Пэм огляделась. Места были абсолютно незнакомые. Да и откуда она могла знать подобные пейзажи – по большей части девушка видела эту жизнь из окна несущегося на бешенной скорости автомобиля отца.

Вдали, за рекой, стояли какие-то жилые кварталы. Справа, тоже, на приличном расстоянии, торчали трубы завода, а сзади – тоже жилые дома – обшарпанные и неприветливые.

Стоять на месте смысла никакого не было. Надо было выбирать направление и начинать движение в сторону решения проблемы. Пэм выбрала ближайший путь – скопление домов за своей спиной.

Пройдя по узкой тропинке между густым кустарником, она вышла на асфальтированную дорогу. Обогнув дом, она, наконец, увидела табличку на его стене, сообщавшую, что место ее нахождение – Капотня. Что знала Пэм о Капотне? Да только то, что с незапамятных времен этот район считается одним из худших по экологии во всей Москве из-за стоящего рядом с ним нефтеперерабатывающего завода. Рабочая окраина, одним словом.

От реки слышались голоса, горланящие популярную песню. Вероятно, кто-то что-то отмечал. Судя по тому, что во многих окнах еще горел свет, Елена сделала вывод, что на дворе еще не глубокая ночь, а только поздний вечер.

Людей на улице почти не было – лишь редкие прохожие спешили к загаженным подъездам, не обращая на нее никакого внимания. Пэм пришла в голову мысль, что это даже хорошо, что она выглядит потрепано и одета просто – здесь ее все принимали за свою, обычную девочку с бедной не престижной окраины.

Но, несмотря на этот положительный момент, Пэм пока с трудом представляла себе, как ей удастся попасть на противоположный конец города, на Государственное шоссе, которое когда-то носило название Рублевского.

Присев на лавочку в глубине двора, Пэм решила понаблюдать за происходящим вокруг и все хорошенько обдумать. Но не успела она погрузиться в свои мысли, как прямо за ее спиной раздался мужской голос:

– Скучаем?

Пэм испуганно обернулась. Перед ней стоял здоровый детина с пролетарским лицом, расплывшимся в довольной улыбке. В руках у него была бутылка с пивом, но в, целом, он не производил впечатление слишком пьяного или опасного. Тем не менее, Пэм затаилась и промолчала.

Детина тем временем бесцеремонно сел рядом и, сделав внушительный глоток дешевого пойла, снова обратился к ней:

– Что-то я тебя тут раньше не видел.

– Да я… – попыталась хоть что-то сказать Пэм, но слова не желали складываться во вразумительные предложения.

– А ты ничего. – Парень нагло разглядывал ее, продолжая улыбаться. – Тебя как звать-то?

– Лена, – пискнула Пэм.

– А меня Лёха, – представился детина и протянул руку в знак знакомства.

– Очень приятно, – Пэм изобразила подобие доброжелательной улыбки.

– Ага, – закивал в ответ Лёха. – Мне тоже. А ты чего одна-то сидишь?

Пэм поняла, что дальнейшее молчание будет слишком подозрительным, а то и вовсе разозлит пока еще вполне миролюбивого пацана.

– Да с парнем поругалась, – неуверенно начала врать она.

– Это что же за лох такой, что с такой красавицей ссорится? – искренне удивился Лёха. – А чего тут сидишь?

– Да как же я теперь домой попаду? Комендантский час ведь…

– Да, уже час как…

Пэм мысленно поблагодарила Лёху за информацию. Если комендантский час начался час назад, значит сейчас двенадцать.

Лёха замялся, суетливо закрутился, покачивая полупустую бутылку, а потом предложил:

– Ну, хочешь, у меня переночуй? Я с матерью живу, но она сегодня в ночную ушла, так что разместиться есть где.

Лена со страхом посмотрела на нового знакомого. Идти к нему ночевать? Да уж лучше провести ночь на улице, на этой лавочке. Лёха уловил ее сомнения и все с той же довольно приятной улыбкой сказал:

– Ты не бойся, я тебя трогать не буду. Просто помочь хочу. А на улице тебе сейчас лучше не сидеть – у нас тут нармилы лютые. Район-то, сама понимаешь, какой. Заберут, а там будешь им доказывать, что не верблюд.

– Почему верблюд? – прыснула смехом Пэм.

– Ну, это поговорка такая, старая, – пояснил Лёха. – Ну, так на что-нибудь решилась?

Пэм для вида еще немного подумала, хотя последние слова Алексея ее несколько успокоили. Да к тому же он был абсолютно прав по поводу народной милиции – попасть в ее руки среди ночи в комендантский час… Это бы погубило все.

– Идем, – бодро поднялась она и сверху вниз посмотрела на парня.

Он тоже встал и ситуация тут же в корне изменилась – Пэм оказалась ему едва ли по плечо. Они переглянулись и рассмеялись, после чего пошли в сторону дома.

Лёха жил на пятом этаже того самого дома, который стоял ближе всего к реке. Открыв дверь квартиры, он прошел первым, включил свет и пригласил Пэм зайти. Убогость обстановки потрясла ее. Все было чисто аккуратно, но настолько бедно, что даже не верилось, что люди могут жить в таких вот спартанских условиях.

– А у тебя мать кем работает? – преодолев смущение, спросила Лена.

– Она у меня воспитатель в детском саду, – на ходу бросил Лёха и потом, уже их кухни крикнул: – Ты есть хочешь?

– Можно было бы… – смущенно ответила Пэм и только после этого поняла, что голодна настолько, что легко проглотила бы целиком того самого верблюда. Сняв обувь, она прошла на кухню.

Лёха уже вовсю хозяйничал. Он поставил чайник, достал из старенького холодильника кое-какую еду, которую при других обстоятельствах Пэм, скорее всего, проигнорировала бы, но сейчас смело бы назвала деликатесом.

– А в ванну можно сходить? – Лена окончательно расслабилась. Лёха хоть и был из этой ужасной рабочей среды, но оказался нормальным парнем – простым и заботливым.

– А? Да, конечно! Прости, что сразу не предложил!

Он метнулся в комнату и вернулся оттуда с полотенцем в руках.

Приняв душ, Пэм окончательно почувствовала себя живой. Свежесть была такой приятной, что она долго стояла под струями, не в силах выключить воду, намыливая свое юное тело куском дешевого мыла.

Когда она вышла, стол был уже накрыт. Со зверским аппетитом она набросилась на бутерброды, наспех запивая сухомятку горячим чаем. Лёха внимательно наблюдал за ней, сидя напротив и попивая чаёк небольшими глоточками.

– Проголодалась? – с легкой нежностью в голосе спросил он.

– Ага, – ответила Лена с набитым ртом. – А почему у тебя мамы-то дома нет, если она воспитательница?

– Так сад на пятидневке – дети всю неделю живут, – пояснил он.

– Ааа… – протянула Пэм, испытывая истинное блаженство от еды. – А сам ты чем занимаешься?

– Я-то?.. Я служу в милиции.

Пэм чуть не подавилась. Поставив кружку с чаем на стол, она уставилась на Лёху, который продолжал внимательно смотреть на нее с легким прищуром. Теперь его лицо не казалось девушке таким уж простецким.

– Я тебя сразу узнал, как только увидел, – начал Алексей. – То есть, сначала, конечно, просто подсел, чтобы познакомиться с девчонкой, но как только увидел твое лицо – то разу понял, что ты Дмитриева. Ведь ты – это она?

– Она, – угрюмо ответила Пэм. Отпираться не имело никакого смысла.

– Ну, значит, я не ошибся. – Леха выбил ребром ладони из пачки сигарету и закурил. – Так, выходит, ты на свободе?

– Выходит.

– Я готов слушать, – придвинулся поближе нармил, окутав голову Пэм дымом дешевых сигарет.

– Слушать? – удивилась Дмитриева. – Зачем? Просто веди меня в отделение или куда там у вас отводят. Сдавай. Тебе орден за это, небось, дадут. Премию выпишут – ремонт, вон, в квартире сделаешь, героем станешь!

– Мне ордена ни к чему, – безо всякой иронии сказал Алексей, а потом, безо всяко паузы задал вопрос, от которого Пэм чуть не свалилась со стула: – Савина ты завалила?

– Что? – вытаращилась на него Пэм. Есть ей окончательно расхотелось.

– Твоя помада найдена недалеко от расстрелянной машины, – объяснил Лёха. – Информация не разглашается, но у меня товарищ один служит в МНБ сержантом – так там такой слушок ходит.

Пэм была готова сквозь землю провалится.

– Я буду говорить только с начальством, в присутствии своего отца, – дерзко бросила она.

– Значит ты, – удовлетворенно подытожил нармил и вдруг возбужденно зашептал: – Слушай сюда, Лена. Если ты еще не поняла, никуда я тебя сдавать не собираюсь. Я их так же ненавижу. Понимаешь? И ни я один. В народной милиции таких много! Да и в МНБ хватает! Я точно знаю – у меня друзья. Ты скажи, кто вы такие? Ну, волки. Что происходит-то вообще?

«Ага, – подумала Пэм. – Так я тебе сейчас все и расскажу. Чтобы ты потом с потрохами меня сдал». Н вслух произнесла:

– Поможешь – расскажу.

– Что делать-то надо? – обнадежился Лёха.

– Дай позвонить.

– Телефон в комнате.

Пэм вскочила и бросилась к телефону. Домашний Грома она знала наизусть. Но, уже набрав номер почти целиком, она почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло в груди: звонить Грому было нельзя. Все телефоны прослушивались МНБ, и даже если ей бы и повезло и трубку поднял сам Костя, ее местонахождение было бы установлено в считанные секунды.

– Передумала? – немного удивился Лёха.

– Звонить нельзя, – сказала она, все еще держа трубку в руке. – Надо ехать.

– Куда?

– На Государственное шоссе. И прямо сейчас.

– Шутишь?

– Не-а.

– Но кто же туда ночью пропустит? Ты же не хуже меня знаешь, что там эмэнбэшник на эмэнбэшнике… – парень растерянно смотрел на дочку члена ЦК партии и часто моргал.

– Значит, не до самого дома, а насколько близко получится, – решила Пэм. – Так что? Поможешь?

– Ну… – Лёха лихорадочно соображал. – Я, в принципе имею право, как сотрудник милиции, передвигаться по городу в комендантский час. Машину организовать тоже могу – есть «жигуленок» старый у друга… Попробовать можно, конечно… Хотя, рискованно.

– Другого выхода нет. Если готов помочь – помогай. Нет, сам знаешь что делать – деньги и слава ждут тебя буквально в шаге ходьбы от дома, в родном отделении милиции.

– Да я же сказал, что… – в сердцах чуть не всхлипнул нармил, расстроенный, что девушка не желает ему верить до конца.

– Ну, раз сказал, то звон другу и поехали.

Через десять минут они спустились к подъезду, где уже стоял заведенный автомобиль жалкого вида. За рулем сидел симпатичный праздник, который, взглянув на Пэм, резко изменился в лице и испуганно посмотрел на Лёху.

– Она, она, – ответил он на этот незаданный вопрос и открыл заднюю дверцу: – Давай, ложись. Миха, ты одеяло захватил?

– Захватил, – ответил Миха, все еще заворожено смотрящий на Пэм. – В багажнике.

Пэм, свернувшись калачиком, улеглась на узком сидении. Сверху ее накрыли тем самым одеялом, а поверх него навалили всякой технической ерунды, вроде инструментов и насоса, а также аккуратно положили две довольно тяжелых шины. Со стороны, а тем более в темноте, создавалось вполне правдоподобное впечатление, что все заднее сидение «Жигулей! Просто захламлено – лежащего подо всем этим скарбом человека разглядеть было практически невозможно.

Миха пожелал другу удачи, и машина тронулась в путь. Они выехали из двора и поехали по двухполосной давно не ремонтированной дороге, идущей вдоль кольцевой, свернув затем, чтобы проехав весь район насквозь, миновать первый пункт НАИ – Народной автомобильной инспекции.

Пэм лежала с закрытыми глазами и прокручивала в голове все произошедшие с ней за последние дни события. Еще недавно она жила счастливой жизнью обеспеченной девушки, принадлежащей к самому верхнему слою нацкомовской аристократии. У нее было все. Потом появился Гром и включил ее в эту странную игру с волками, которая поначалу была легка и увлекательна, пока не закончилась расстрелом ни в чем неповинных людей. О погибших, возможно, и от ее пуль, Пэм старалась не думать. Она всячески уверяла себя, что все ее пули прошли мимо. Но до конца в этом быть уверенной она не могла…

Ночь окутывала серую Москву все плотнее. В домах гасли последние огни – назавтра был такой же будничный рабочий день, что был и сегодня, и который остался во «вчера». Люди много работали, а потому ложились рано – опоздание на службу или завод могло закончиться приличным лагерным сроком.

– Не слишком неудобно? – услышала она вопрос Лёхи.

– Терпимо, – с трудом ответила она, чувствуя, как на грудь ей давит что-то тяжелое. – Из района уже выехали?

– Нет еще. Впереди пост. Если получится его проскочить – дальше с ветерком полетим по кольцу какое-то время.

– Хорошо.

Пэм закрыла глаза и увидела лицо Грома – серьезное, сосредоточенное, красивое. На душе у нее потеплело, а в сердце вновь затеплилась утерянная было надежда: Гром должен помочь. Как? На этот вопрос ответа у Пэм не было…

– Готовность номер один! – В салоне вновь зазвучал голос Лёхи. – Подъезжаем к посту. Если остановят – лежи тихо, я все сделаю сам. Поняла?

– Поняла, – отозвалась Пэм и замерла, мысленно умертвив все мышцы своего тела.

* * *

Встретившись у фонтана и так и не дождавшись Мика, группа Павла сумела выбраться из города. Сделать это сложно, так как даже невооруженным глазом буквально за час стало видно, что присутствие нармилов на улицах заметно увеличилось – в Москве был объявлен план «Перехват».

Тем не менее, окольными путями, купив кепки и дешевые рубашки, троица добралась до северной границы города и перешла в область. Здесь можно было вздохнуть полегче, хотя окончательно расслаблять тоже было нельзя. Целью Павла и его группы стал город Ноябрьск – бывший Загорск, а затем Сергиев Посад. В Ноябрьске у Павла жила женщина, с которой он когда-то был близок, а разойдясь, сохранил теплые отношения. Она, конечно, понятия не имела, кем на самом деле был ее любовник.

Предварительно позвонив своей Любе и предупредив, что он скоро будет, и не один, Павел сообщил друзьям, что временно они смогут пересидеть в Ноябрьске, а там видно будет. Все согласились с этим планом.

– А она не сдаст? МНБ наверняка успело нас пощелкать, пока мы сидели с этим сученышем в кафе, – забеспокоился Сергей.

– Не сдаст, – уверенно ответил Павел. – Она их сама ненавидит. К тому же, насколько я помню, с законом у нее не все в порядке было: спекуляцией занималась, приторговывала огурцами-помидорами со своего огорода на «черном рынке», чтобы хоть как-то концы с концами свести и сына на ноги поставить.

– Так там еще и сын? – Игорь был явно недоволен этой новостью.

– Не волнуйся. Он учится в Ленинграде. Так что живет она одна, да к тому же в частном секторе.

Больше вопросов ни у кого не было. Надо было думать, как добираться до бывшего Посада. Здесь предложения звучали самые разные, но остановились на одном, выдвинутом все тем же Павлом.

На небольшую деревеньку недалеко от Мытищ они вышли случайно. Казалось бы, город так разросся за последние годы, что всякие мелкие образования давно должны были уйти в прошлое. Но факт оставался фактом – перед ними была самая настоящая деревня домов в пятнадцать, отгороженная с трех сторон перелесками, а четвертой примыкающая к каким-то колхозным постройкам – складам, стоянке с тракторами и так далее.

– Это наш шанс, – прошептал Павел, лежащий на земле, пристроившимся по бокам товарищам. Передвигались они либо в полусогнутом состоянии, либо ползком.

– А если у них нет пункта нармилов?

– Должен быть. – Павел был не приклонен.

Пункт в деревне оказался. Он располагался в небольшом кирпичном домике на самом окраине и отличающимся ото всех остальных развивающимся над ним государственным флагом черно-красного цвета с серпом и молотом посередине.

Слежка за домом продолжалась чуть больше двух часов. За это время удалось установить, что в деревенском отделении служит ровно три нармила. Посовещавшись, волки решили, что попытаются обойтись без жертв – убивали они лишь в самом крайнем случае.

Выждав, когда все трое стражей порядка окажутся внутри пункта, волки совершили стремительный бросок. Ворвавшись в помещение, они застали нармилов сидящими за небольшим столом. На котором стояла початая бутылка водки и лежало несколько огурцов. Попойка только начиналась.

Увидев вошедших, старший по званию, капитан, поднялся и сделал решительный шаг им навстречу.

– Кто такие? – гавкнул он. – Как посмели?

Он попытался выхватить оружие, но не успел. Ловким прыжком Сергей повалил его на пол, выбив из рук оружие. Игорь с Павлом мгновенно нейтрализовали двух оставшихся. Все было кончено, будто, и не упев толком начаться. Обалдевшие нармилы, обезоруженные, скучковались в углу и с ужасом смотрели на звериные лица посетителей, которые медленно приближались к ним.

– Только не убивайте! – неожиданно заплакал капитан– одутловатый коротышка с глазами запойного пьяницы. – У меня дети! Семья! Понимаете? Ну, пожалуйста, пожалуйста!

Он натурально разрыдался и повалился на колени, умоляюще сложив вместе ладони.

– Поднимите его, – приказал нармилам Павел.

Двое милиционеров подхватили своего начальника и поставили его на ноги, но тот все равно не смог найти точку опоры, ослабшим серым мешком повиснув на руках коллег.

– Раздевайтесь. – Павел начал шарить по ящикам стола.

– З-з-зачем? – заикаясь спросил капитан, утирая пухлым кулачком слезы.

– Я дважды повторять не буду, – пригрозил волк и оскалился.

– Ладно-ладно! – Засуетился капитан и принялся расстегивать ремень и стягивать брюки.

Волки с сомнением наблюдали за его действиями. Если форма двух других нармилов была вполне подходящего размера, то капитанские короткие штанишки и пиджачок не налез бы никому.

– Еще форма есть? – Сергей взял капитана за горло и оторвал его тело от пола.

– Тааааа – зашипел нармил, покрываясь красными пятнами и болтая голыми безволосыми ногами.

– Опусти его, – посоветовал Павел.

Сергей поставил капитана обратно на пол и ослабил хватку. Милиционер издал страшный звук, словно пытаясь выплюнуть что-то из глубины горла, а потом громко задышал, выпучив испуганные глаза, из которых снова ручьями полились слезы.

– Так что с формой? – повторил свой вопрос Сергей.

– Есть, есть у меня еще форма, точно такая же как моя, только еще лучше! – плакал нармил.

– Да на хрен мне твоя форма? – обозлился Сергей. – Нормального размера есть?

– Есть, есть, – вмешался в разговор один из нармилов, молодой лейтенант с умными серыми глазами. – У нас у всех по два комплекта. Но второй дома.

– Живете где?

– Я-то в Москве, – в голос разрыдался капитан и попытался опять завалиться на пол, но устоявший, вовремя пойманный спокойным лейтенантом.

Павел сокрушенно помотал головой и переглянулся с волками, давая понять, что этот идиот ему окончательно надоел.

– Уберите его, – распорядился он.

– Н-е-е-ет! – заорал капитан и забился в угол. – Пожалуйста! Не убивайте!

Игорь подошел к нему в плотную и нанес несильный удар прямо под нос. Нармил глупо моргнул глазами и отключился, с грохотом обрушившись к ногам волка. Вместе с Сергеем он перетащили бесчувственное тело в соседнюю комнату, связали и посадили на стул.

Павел, тем временем, держал на мушке сразу двух табельных пистолетов лейтенанта и сержанта. Те вели себя спокойно, и Павлу даже показалось, что на губах лейтенантика то и дело играет ироничная усмешка.

– Убивать никто никого не будет. Но некоторые неудобства мы вам все же доставим, так что извиняйте, – Павел не сводил глаз со стражей порядка. – Кто-нибудь живет поблизости?

– Я местный, – сознался сержант.

– Значит, идем к тебе, – сообщил Павел. – Пойдем вдвоем. Вы (он повернулся к товарищам) стерегите этих двоих.

– А если кто сунется в дом? – спросил осторожный Игорь.

Павел задумался на несколько секунд, а потом сказал:

– Один из вас пусть сядет в соседнюю комнату и стережет этого истерика, который, кстати, скоро очухается. А второй останется здесь, с товарищем лейтенантом. Если кто-то войдет, просто изобразите дружескую беседу. Мне кажется, товарищ лейтенант, не будет делать глупостей. Так ведь?

– Так, – согласился нармил.

Павел с сержантом вышли из деревенского пункта охраны общественного порядка и пошли к дому нармила. Пустые деревенские улицы не вызывали никаких опасений, как и поведение сержанта, который не пытался сопротивляться и покорно шел рядом.

– Машина у вас какая? – поинтересовался Павел, который еще при заходе в деревню не смог найти ни одного милицейского автомобиля поблизости.

– «Коммунар».

– И где он?

– В гараже.

Известие о том, что местные нармилы пользуются «Коммунаром», а не «Коммунизмом» несколько расстроило Павла. Джип отечественного производства «Коммунар» был создан на основе «Нивы» и считался в милиции машиной низшего звена. Он не был бронированным, а по техническим характеристикам сильно уступал мощному «Коммунизму», который тянул на небольшой бронетранспортер, да к тому же оборудованный несколькими пулеметами по обеим сторонам кузова.

– А чего не «Коммунизм»-то? – ради интереса все же спросил Павел.

– Так у нас отделение маленькое, – посетовал сержант. – Мы пытались у областного начальства выбить. Сказали, что не положено, скажите, мол, спасибо, что «Коммунар» вам выписали, а то в некоторых районах вообще на мотоциклах катаются.

– Понятно…

Да, отсутствие «Коммунизма» немного осложняло дело. На нем до Посада можно было бы доехать практически беспрепятственно – наишники редко тормозили такие машины, ведь в них мог оказать кто угодно. В «Коммунарах» же ездили, конечно, тоже свои, но что называется, из низшей касты – их было и не грех тормознуть на трассе. Павел сам не раз наблюдал, как ревущий «Коммунизм», вопреки всем правилам дорожного движения, бурил свои мощным корпусом пространство, включив спецсигналы и расчехлив орудия. И никто его не останавливал, а наишники разве что ни честь отдавали и отскакивали в сторону, срочно убирая свои машины с обочин и разгоняя зазевавшихся водителей, чтобы те дали дорогу бронированной колесницы.

Но видел он и другое – как на постах нармилы из «Коммунаров» трясли документами и с пеной у рта доказывали свою правоту, убеждая коллег по ведомству, что они ничего не нарушили.

Они подошли к дому сержанта. Зайдя внутрь, сержант быстро достал из шкафа второй комплект формы, который, по приказу Павла, упаковал в сумку. Можно было возвращаться.

В отделении все было спокойно. За время отсутствия Павла и сержанта никто не заходил, а капитан все еще прибывал в бессознательном состоянии.

Волки переоделись в милицейскую форму. Связав остальных нармилов и накрепко пристегнув их наручниками, предварительно спустив в подвал и заткнув рты кляпами, они закрыли здание пункта на ключ, сели в «Коммунар» и тронулись в путь. Со стороны все должно было выглядеть так, словно нармилы срочно выехали по делам.

Поездка предстояла рискованная, но иного выхода не было. В карманах у волков лежали чужие милицейские удостоверения.

Павел вел автомобиль не спеша. Любая оплошность могла обернуться провалом. Посты НАИ мелькали за окном, но на их машину никто не обращал никакого внимания. Про себя Павел отметил, что было бы еще лучше, если бы на «Коммунаре» стояли московские номера, но сейчас приходилось довольствоваться и малым.

До Ноябрьска они доехали без проблем. Остановили их уже на въезде в город…

Наишник подошел к «Коммунару», представился и попросил документы.

– С какой целью? – спросил Павел.

– Документы, пожалуйста, – настойчиво повторил наишник, заглядывая в салон и рассматривая пассажиров.

– Слушай, друг, – в разговор вступил Сергей. – Мы спешим. Нас срочно вызвали. Там в городе заварушка какая-то, со всей области людей стягивают.

– Товарищ сержант, – строго посмотрел на него сотрудник НАИ. – Предъявите документы и проезжайте. Вы сами себя задерживаете.

В этот момент в машине заработала рация. Она бурчала и раньше, но волки либо игнорировали ее, либо отделывались отговорками, что находятся на выезде. Да и запросы диспетчера были незначительными – там драка, там асоциальный элемент. Но сейчас обеспокоенный голос оператора настойчиво спрашивал, где находится машина. Павел нажал на кнопку связи и ответил:

– Стоим на посте НАИ, проверка документов.

– Пусть катятся со своей проверкой! – разразилась рация. – Срочно! Все экипажам народной милиции по области. Объявлен план «Перехват»…

Павел посмотрел на обескураженного наишника и закрыл окно. Можно было ехать дальше.

Проехав Ноябрьск насквозь, они остановились около небольшого озера в окрестностях поселка Лесхоз. Сергей с Игорем вышли из машины, а Павел, оставшийся за рулем, начал медленно въезжать в воду. Он ехал до тех пор, пока «Коммунар» полностью не скрылся под гладью воды. Оставив двигатель включенным, лидер группы с трудом открыл дверцу и выплыл на поверхность. Теперь найти автомобиль было невозможно.

Переодевшись в гражданское, они быстро зарыли нармиловскую форму и двинулись к северной окраине города, где жила Люба.

Женщина встретила их с удивлением, но безо всяких вопросов. Сергей с Игорем сразу заметили, что к Павлу она неравнодушна до сих пор. Люба была обычной русской бабой, с приятным круглым лицом и внушительными формами. Первым делом она накормила своих гостей, молча поднося к столу все новые и новые тарелки, мисочки и кастрюльки.

– Я смотрю, ты разжилась, – заметил Павел.

– Скажешь тоже, – отмахнулась Люба. – Где тут разжиться-то? Продала кое-что. Ну, и огород еще. Хотя с этим все труднее. Но вот хорошо отец Илья выручил…

– Что еще за отец Илья? – поперхнулся супом Игорь. Действительно, церковь была в СНКР под запретом, а все отцы давно трудились на ударных стройках, либо, перековавшись в мирян, трудились на скромных должностях каких-нибудь счетоводов или продавцов, а тои просто дворников и чернорабочих.

– Ну, не отец, конечно, – тут же уточнила Люба. – Это он до революции священником был, в Лавре служил. Я – то его еще с тех времен знаю. А сейчас он там музеем атеистическим заведует, но это так, для прикрытия. На самом деле принимает прихожан, помогает советом, а иной раз и делом.