Текст книги "Марш 30-го года"
Автор книги: Антон Макаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)
В о р г у н о в : К чертовой матери с приказаниями. Нате вот вам пятерку и немедленно уберите.
2-я у б о р щ и ц а : Да чего тебе так периспичило?
В о р г у н о в : Жениться собираюсь! Понимаете?
2-я у б о р щ и ц а : Ну раз такое дело, мы тебе и без пятерки.
1-я у б о р щ и ц а : А на свадьбу позови, смотри.
В о р г у н о в : Первые гости будете...
Ушли наверх. Вбежал и пробежал наверх Блюм. Со двора входят Торская и
Григорьев.
Г р и г о р ь е в : У меня лишний билет.
Т о р с к а я : Случайно оказался лишним?
Г р и г о р ь е в : Что вы, Надежда Николаевна! Не случайно. Нарочно взял.
Т о р с к а я : Нарочно?
Г р и г о р ь е в : Я был уверен, что вы не откажетесь, ведь подумайте: Московский Художественный театр, "Федор Иоаннович", Качалов; Москвин... Я был уверен...
Т о р с к а я : Товарищ Григорьев, вы сообразите: неужели бы я стала ожидать, пока у вас окажется лишний билет? Это в Московский Художественный, "Федор Иоаннович"?
Г р и г о р ь е в : Да. Это же замечательно...
Т о р с к а я : Да я давно поручила товарищу Вальченко...
Г р и г о р ь е в : В таком случае извините. Выходит так, что вы ему доверяете больше.
Т о р с к а я : Ничего я ему не доверяла. Он взял билет на свои деньги.
Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна!.. (Оглянулся.) Надежда Николаевна, если бы вы поняли мое положение...
На верхней площадке Блюм.
Т о р с к а я : Соломон Маркович, помогите товарищу Григорьеву в его тяжелом положении. У него лишний билет на "Федора Иоанновича".
Б л ю м : А кто это такой – Федор Иванович?
Т о р с к а я : Он не имеет никакого отношения к снабжению, но билет вы возьмите.
Б л ю м : Ах, я уже не знаю. Это тот самый, который зарезал царевича Дмитрия. Ну, вы же знаете, я такими людьми не не интересуюсь. Но билет я возьму. Может быть, дочка пойдет. Она все романы с убийством любит. Да, скажите, пожайлуста, вы не видели уборщиц? Это черт знает что такое...
Блюм уже внизу. На верхней площадке Воргунов.
В о р г у н о в : Товарищ Григорьев, я не понимаю, что это такое? Вы приходите на работу в одиннадцать часов...
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, с этими трамваями...
В о р г у н о в (кулаком по барьеру): Товарищ Григорьев, я прошу вас не молоть глупости. Мы все приезжаем трамваями. А куда вы стащили сверлильные? Что это, вредительство, черт бы вас побрал, или последний идиотизм? Когда это кончится?
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, вы могли бы при посторонних...
В о р г у н о в : К чертовой матери посторонних. Посторонние вам мешают
работать. Вас ждут в конструкторской, а вы здесь с посторонними. Пожайлуста и немедленно дайте оюбяснение главному инженеру.
Григорьев направляется наверх.
Б л ю м (к Торской): Попало, хэ-хэ-хэ! Ох, и характер!.. петр Петрович, вы там не видели уборщиц?
В о р г у н о в (спускается на несколько ступенек): Уборщицы убирают в конструкторской.
Б л ю м : Они должны убирать не в конструкторской, а здесь и в столовой.
В о р г у н о в : А они в конструкторской. Совершенно необьяснимое явление в природе.
Б л ю м : Ох, как захвачу их оттуда, так с них будет шерсть сыпаться. Господи, какой я злой, какой я злой, если бы кто-нибудь знал. (Побежал наверх.)
В о р г у н о в : Надежда Николаевна, вы простите, но из-за вас наши молодые инженеры прямо испортились.
Т о р с к а я : Что же делать? Испортились?
В о р г у н о в : Как что делать? А вы не догадываетесь?
Т о р с к а я : Я немножко догадаываюсь. Вы их пересыпьте нафталином...
В о р г у н о в : Да? Это было бы хорошо... Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания.
Т о р с к а я : Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали.
В о р г у н о в : Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите: о слинянии душ, о соловьях, о воробьях, при чем тут инструментальная сталь? И самое главное – не в рабочее время: ведь для всей этой чепухи отведено специальное время – вечером или там по утрам...
Т о р с к а я : Я постараюсь, Петр Петрович...
Входит Одарюк.
О д а р ю к : Уже музыку слышно.
Т о р с к а я : Да ну? (Подходит к двери и слушает.)
В о р г у н о в : Вот еще: эта музыка...
О д а р ю к : Вы инженер?
В о р г у н о в : Инженер.
О д а р ю к : Вы будете управлять заводом?
В о р г у н о в : Почти.
О д а р ю к : А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват?
В о р г у н о в : Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. (Вышел.)
О д а р ю к : Что он, чудак?
Т о р с к а я : Это Воргунов. Он интересный человек.
О д а р ю к : Он наш?
Т о р с к а я : Он должен быть нашим.
О д а р ю к : Придется в работу брать?
Т о р с к а я : Ох, трудно его брать в работу!
Вбегает Воробьев.
В о р о б ь е в : Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, барт, во! В белых костюмах, черт, красота...
О д а р ю к : Возле парка?
В о р о б ь е в : Да уже к лесу подходят, совсем близко.
Одарюк выбежал.
Т о р с к а я : И Захаров с ними?
В о р о б ь е в : А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная.
Т о р с к а я : А Наташа?
В о р о б ь е в : Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так – повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал.
Т о р с к а я : Все-таки, что вы будете делать с Наташей?
В о р о б ь е в : Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.
Т о р с к а я : Отчего?
В о р о б ь е в : Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело...
Т о р с к а я : Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.
В о р о б ь е в : Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.
Т о р с к а я : Побоится Наташа.
В о р о б ь е в : Вот в том-то и дело.
Т о р с к а я : Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.
В о р о б ь е в : Да вот же...
Близко взорвался марш оркестра.
Т о р с к а я : Идут...
В о р о б ь е в : Это, значит, из лесу вышли. Выходят. Сверх спускается Блюм с уборщицами. Услышал музыку и остановился.
Б л ю м : Ну, доигрались... Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом!
1-я у б о р щ и ц а : Так что?
Б л ю м : А я знаю что? Лечить надо... Ах, ты господи! Подите скорее,
уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить.
Ушли наверх. Звонок телефона. Со двора входит Одарюк и берет трубку.
О д а р ю к : Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю... Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю... Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары... (Повесил трубку.)
Сверху спукаются Воргунов, Блюм, Троян.
В о р г у н о в : Десять тысяч лет будем жить, а от глупостей не избавимся. Для чего это встречать, парады разные. Приехали – ну и приехали.
Б л ю м : Нельзя же, Петр Петрович, они же два месяца не были дома. Мы должны же их встретить, посмотреть...
В о р г у н о в : Все равно: если они мне станки поломают, головы пооткручиваю.
Т р о я н : Какая у них музыка... Никогда не работал с молодежью. Интересно.
Б л ю м : Так интересно, Николай Павлович, знаете, как будто в книжке.
Т р о я н : Жизнь должна быть лучше книжки, Соломон Маркович.
Т р о я н : Я же и говорю: куда там книжки годятся.
О д а р ю к : Звонили сейчас: два грузовика со станками отправлены.
В о р г у н о в : А не говорили, грузчики поехали?
О д а р ю к : Грузчиков при станках нет. Спрашивали, кто разгрузит?
В о р г у н о в : Кто же разгрузит?
О д а р ю к : Я сказал, коммунары подходят.
В о р г у н о в : Коммунары разгрузят? Это "вандереры". Каждый ящик сорок пудов.
О д а р ю к : Ну, так что ж такое?
В о р г у н о в : Глупости, побьют... Ах, черт!
Вышли. Сверху сбегает Вальченко. На верхней площадке остановились
Дмитриевский и Григорьев.
Г р и г о р ь е в : Хозяева приехали, Георгий Васильевич...
Д м и т р и е в с к и й : Да, думали ли когда-нибудь, что будем служить беспризорным? А ведь в самом деле хозяева. Уличные дети, воришки, отбросы – хозяева. а ведь это, собственно говоря, красиво, Игорь Александрович.
Г р и г о р ь е в : Я не такой эстет, чтобы в этом видеть красоту. Ведь их еще нужно переделывать. Перевоспитывать, все-таки это, наверное, звереныши.
Д м и т р и е в с к и й : Ну что ж, переделаем...
Вышли. Пробежали наружу уборщицы. Марш очень громко у самых дверей. Слышна команда, марш оборвался. Обрывки короткой речи. "Интернационал". Команда: "Под знамя смирно!" Знаменный мплют. В тот момент, когда верхушка знамени показывается в дверях, салют прекращается. Команда: "Разойдись!" Шум. В вестибюль входят: Вера Донченко в красной повязке дежурного, держа руку в салюте, за нею со знаменем Гедзь и два коммунара-ассистента с винтовками. Д о н ч е н к о (опуская руку): Ой-ой-ой, кужа же теперь. Г е д з ь : И не прибрали. Д о н ч е н к о : Подождите здесь, я пойду посмотрю. (Убежала наверх.) 1-й а с с и с т е н т : И в столовой не убрано. Г е д з ь : Честное слово, как им не стыдно? В двери по два, по три входят коммунары-музыканты с трубами, фанфарами.
За ними коммунары.
О т д е л ь н ы е г о л о с а в х о д я щ и х :
– Черт, насилу выбрался, завалили!
– А то инженеры, видел?
– И цветники наши пропали...
– Ого, вот где порядок.
– То станки здоровые.
– А кто это толстый, сердитый такой?
– Ой, Соломон Маркович, плачет, понимаешь.
– Что? И знамени нету места?
– Вот так завод!
– Берите ведра, тряпки!
– Поход продолжается!
– Сейчас пойдем на завод.
– Станки заграничные, видел: Берлин.
– У, Берлин...
– Конечно, Берлин.
– А это знаешь? Универсально-фрезерные.
– Ничего подобного.
– Универсально-фрезерные!
– Поход продолжается, ха-ха!
– А где обоз, не знаешь?
– Я ничего не понимаю.
Шум. Кто-то поет мотив знаменного салюта. Два-три коротких звука в трубу.
Неожиданно забил барабан.
Ж у ч е н к о : Что же тут стоять? А где дежурная?
Г е д з ь : Пошла посмотреть.
И з м у з ы к а н т о в : Жучок, куда же инструменты?
Ж у ч е н к о : Сейчас.
На верхней площадке Донченко.
Д о н ч е н к о : Знамя и музыканты, идите сюда. Остальные подождите здесь, никуда не ходите. Синенький здесь?
С и н е н ь к и й (с сигналкой): Здесь, а что?
Д о н ч е н к о : Иди сюда. Жучок, иди, посоветуемся.
Жученко и Синенький взбежали наверх. На площадке они открывают совещание. Знаменщики и музыканты проходят в оевый коридор второго этажа. Со двора, окруженная толпой ребят, входит Торская.
О т д е л ь н ы е в о з г л а с ы :
– Надежда Николаевна, здравствуйте.
– Товарищ Торская, напрасно с нами не поехали.
Т о р с к а я : Хорошо было?
Г о л о с а :
– Ого, хиба ж так?
– А чего у вас тут все разорено?
Т о р с к а я : Федя, чего ты такой серьезный?
Р о м а н ч е н к о : Чего серьезный? Не серьезный. (Подает руку.) Здравствуйте. Вы здесь без нас еще не женились?
Т о р с к а я : Нет, Федечка, не женились.
Р о м а н ч е н к о : То7то. А вы знаете, Вера Донченко чуть-чуть не женилась в Тифлисе.
Д о н ч е н к о (сверху): Смотри, Федька, я тебе уши нарву.
Р о м а н ч е н к о : Видите, видите, значит, правда.
Т о р с к а я : Разве тебе за правду всегда уши рвут?
Р о м а н ч е н к о : Почти всегда. А это правда. Чуть-чуть не женилась. Там такой к ней черный прилепился. Куда они ни пойдет, а он все... (Федька танцует, показывает, как приглашают на лезгинку). А у Верки сердце, знаете, так и прыгает. (Показывает кулаком, как прыгает сердце.) Видите, видите?
Вера сбегает вниз и хватает Федьку за уши.
Р о м а н ч е н к о : Дежурный командир, а дерется, Запишисебя в рапорт...
Ж у ч е н к о (сверху): Слушай, пацаны. Слушайте: обоз прибыл и стоит возле черной лестницы. Сейчас будет сигнал на работу. По сигналу разгрузите обоз и корзинки внесите в спальни. Каждый отряд пускай сейчас же выделит уборщиков, переодевайтесь и немедленно приступайте к уборке.
Г о л о с : А где убирать?
Ж у ч е н к о : По старым отрядным участкам.
Г о л о с а : Правильно.
Г о л о с д е в о ч к и : А где ведра и тряпки?
Ж у ч е н к о : Все получайте у коменданта. Синенький, давай сигнал.
Синенький трубит сигнал на работу. Выбегает во двор и повторяет сигнал.
После сигнала кое-кто вбегает со двора, кричит.
Г о л о с а :
– Какая работа?
– Куда заиграли?
Ответы:
– К обозу...
– На уборку.
Большинство разбегается: часть во двор, кое-кто по коридорам. В вестибюле
остаются Жученко, Зырянский, Одарюк.
З ы р я н с к и й : Я этому Вехову чуть морду сегодня не набил.
Ж у ч е н к о : Ты всегда паришься.
З ы р я н с к и й : И в спаьню его не пущу, пусть идет к маменьке.
О д а р ю к : Ох, и ленивый же парень.
З ы р я н с к и й : Вышли на вокзал, прохожу по вагонам – баритон лежит. Чей? Вехова. А тут, понимаешь, публика лезет. Я его взял. Спрашиваю, как ты баритон бросил, а он мне: "У меня не десять рук". Не могу я этого видеть.
Ж у ч е н к о : В совет надо.
Входят Шведов, Забегай и Блюм.
Б л ю м : А, товарищ Жученко, здравствуйте! Здравствуй, товарищ Зырянский! Если бы вы знали, как я рад, что вы уже приехали.
Ж у ч е н к о : Так как же, Соломон Маркович? Завод не пущен, станки на дворе.
О д а р ю к : И без упаковки.
Б л ю м : Вы знаете, что здесь делается? Это не коммуна, а сумасшедший дом. Начальства – так звезд на небе немного меньше, а денег сколько выбросили! Помните, как мы с вами зарабатывали? Каждую копеечку берегли. А теперь – ф-ф-фу! Везут, везут, все заграничное. Один станочек пятнадцать тысяч рублей.
Ш в е д о в : Вот красота!
З ы р я н с к и й : Наши соломорезки побоку.
Б л ю м : Вот вы говорите: соломорезки. Это правда, что станочки были старенькие, а все-таки мы на них шестьсот тысяч рублей заработали. Как зарабатывать, так никого не было, а как тратить да разные фигели-мигели, так сразу нашлись хозяева...
Ж у ч е н к о : Зато завод какой...
Входит Воробьев.
В о р о б ь е в : Здравствуйте.
З ы р я н с к и й : Только ты, Петька, брось эти дела с Наташей. Чего ты пристал к девочке?
В о р о б ь е в : Да как же я пристал?
З ы р я н с к и й : Ты здесь шофер и знай свою машину. Рулем крути сколько хочешь, а головы девчатам крутить – это не твоя квалификация. А то я тебя скоро на солнышко развешу.
Б л ю м : Так они же влюблены, товарищи.
З ы р я н с к и й : Как это – влюблены? Вот еще новость. Я тоже влюблюсь! И всякому захочется. Наташке нужно рабфак кончать, а этот принц на нее вытаращился.
Ж у ч е н к о : Действительно, Петр, ты допрыгаешься до общего собрания.
В о р о б ь е в : Странные у вас, товарищи, какие-то правила. Наташа ведь взрослый человек и комсомолка тоже. Что же, по-вашему, она не имеет права?
Ш в е д о в : Она коммунарка! Как это – взрослый человек? Права еще придумал...
Ж у ч е н к о : Выходи из коммуны и влюбляйся сколько хочешь, а так мы коммуну взорвем в два счета.
З ы р я н с к и й : Вас много охотников найдется с правами...
Б л ю м : Но если бедная девушка полюбила, так это же нужно понять...
З ы р я н с к и й : Так и знай – на общее собрание!..
З а б е г а й : Ты, Петр, с ними все равно не сговоришься. Это же, понимаешь ты, не люди, а удавы. Ты лучше умыкни.
В о р о б ь е в : Как это?
З а б е г а й : А вот, как у диких славян делалось. Умыкни. Раньше это, знаешь, подведут лошадей к задним воротам, красавица это выйдет, а такой вот Петя, который втрескался, в охапку ее – и удирать.
Ж у ч е н к о : А дальше?
З а б е г а й : А дальше мы его нагоним, морду набьем, Наташку отнимем. Это очень веселое дело.
Б л ю м : Зачем ему на лошадях умыкивать! У него же машина. И на чем вы догоните? Другой же машины нету... Однако глупости по бокам. Тебе, Петя, сейчас нужно ехать на вокзал. Вот тебе квитанция, привези багаж. Это Захаров сказал...
В о р о б ь е в : Есть.
Ж у ч е н к о : Ну, ребята, идем на уборку, а то ребята обижаться будут.
З ы р я н с к и й : Ой, я и забыл, нам же столовую убирать. (Побежал наверх.)
Блюм вышел наружу. На сцене остается один Воробьев.
Пробегает уже в трусиках Федька Романченко.
В о р о б ь е в : Федя, голубчик, иди сюда.
Р о м а н ч е н к о : А чего тебе? Наверное, Наташу позвать?
В о р о б ь е в : Да, Федя, позови Наташу...
Ф е д я : А покатаешь?
В о р о б ь е в : Ну, а как же, Федя!
Ф е д я : Есть позвать Наташу.
В о р о б ь е в : Ну, чего ж ты кричишь?
Федька побежал наверх. Со двора входят Захаров, Дмитриевский, Троян,
Григорьев.
З а х а р о в : Значит, все ясно. Завтра начинаем работу. Работы хватит?
Д м и т р и е в с к и й : Работы хватит... но только... мальчики же не умеют...
Б л ю м : И откуда вы знаете, что они умеют? Надо учить. Я раньше не умел танцевать польку, а теперь уже сорок лет умею. Человек всегда сначала не умеет, а потом, так с ним уже и разговаривать невозможно: он все умеет...
З а х а р о в : Молодец, Соломон. Вот он верит в коммунаров.
Б л ю м : А мало они разве работали? Ого... Как звери!..
Г р и г о р ь е в : Трусики работать – небольшая хитрость...
Б л ю м : Я готов это слушать, но только не от вас, товарищ Григорьев.
Г р и г о р ь е в : Почему?
Б л ю м : Потому что не сошьете пару трусиков, к вашему сведению. Вы же не умеете...
Т р о я н : Технология трусиков и мне неизвестна...
Б л ю м : Но если вы способный человек, так я вас за два дня выучу.
З а х а р о в : Трусики забудем. Все будет хорошо. Я пошел умываться. Пока. (Ушел через столовую.)
Т р о я н : Мне коммунары понравились... Дисциплина.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу... Какой толк с этой дсициплины! Увидите, как станки полетят. Они и красть будут...
Т р о я н : Нет.
Г р и г о р ь е в : Будут.
Б л ю м : Это знаете что? Это авансовая клевета!
Д м и т р и е в с к и й : Давайте не предвосхищать событий.
Б л ю м : Мне нравится: события. Какие же это события? Это просто же безобразие!
Входит Воргунов.
Б л ю м : Скажите, Петр Петрович, коммунары будут красть?
В о р г у н о в : Товарищ Блюм, насчет кражи я и за себя не ручаюсь...
Г р и г о р ь е в : Как вам понравились хозяева, Петр Петрович?
В о р г у н о в : Вы мне сегодня нравитесь, во всяком случае, меньше. Я бы вам советовал поспешить со сверлильными.
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, все будет сделано. Не беспокойтесь.
В о р г у н о в : Разрешите уж мне беспокоиться.
Всех уходят наверх.
Н а т а ш а (выходит из столовой): Петечка!
Воробьев обнимает ее, хочет поцеловать.
Н а т а ш а : Да что ты, увидят...
В о р о б ь е в : Наташа, знаешь что?
Н а т а ш а : У меня в голове такое делается. Ничего не знаю. Уже хлопцы догадаываются. Прямо не знаю, куда и прятаться.
В о р о б ь е в : Наташа, едем сейчас ко мне.
Н а т а ш а : Как это так?
В о р о б ь е в : Прямо ко мне на квартиру. Наташа, едем.
Н а т а ш а : Да что ты, Петр?
В о р о б ь е в : Наташа, а завтра в загс, запишемся – и все.
Н а т а ш а : А здесь как же?
В о р о б ь е в : Да... Черт... Никак. Вот просто едем. Честное слово, хорошо. Они хватятся, а тебя нет.
Н а т а ш а : Да они же прибегут за мной.
В о р о б ь е в : Куда там они прибегут? Они даже не знают, где я живу. Едем!
Н а т а ш а : Вот, смотри ты! Да как же? Я в белом платье.
В о р о б ь е в : Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается.
Н а т а ш а : А знаешь, верно. Ой, какой ты у меня молодец!
В о р о б ь е в : Чудачка, ведь шофер первой категории.
Н а т а ш а : А увидят?
В о р о б ь е в : Наташенька, ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?
Н а т а ш а : Сейчас ехать?
В о р о б ь е в : Сейчас.
Н а т а ш а : Ой!
В о р о б ь е в : Ну, скорее. Вон машина стоит, видишь, садись и айда.
Н а т а ш а : Подожди минуточку. Я возьму белье и там еще...
В о р о б ь е в : Так я буду в машине. А ты им записочку какую-нибудь оставь. Все-таки, знаешь, ребята хорошие.
Н а т а ш а : Записочку?
В о р о б ь е в : Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте.
Н а т а ш а : Напишу.
Наташа убежала наверх. Воробьев вышел наружу. Входят один за другим пять мальчиков в трусиках и голошейках с тряпками и ведрами. Впереди со
щеткой Зырянский. В вестибюле остановились.
З ы р я н с к и й : Я так считаю: за час должны кончить столовую.
Г о л о с : Можно и за час. А чего это Соломон Маркович плакал?
З ы р я н с к и й : Только окна как следует мыть, а не то что размазал и бросил.
Д р у г о й г о л о с : Тебя сразу не нашел, думал, ты утопился в Черном море. Отряд ушел в столовую. Сверху спускается Вальченко, неловко
останавливается и оглядывается.
З ы р я н с к и й (из дверей столовой): А вы кто такой?
В а л ь ч е н к о : Я – Вальченко, инженер. Я здесь работаю.
З ы р я н с к и й : У нас в коммуне?
В а л ь ч е н к о : Да, у вас.
З ы р я н с к и й : Так вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать, может?
В а л ь ч е н к о : Нет, собственно говоря, для меня никого звать не нужно. Наверху показалась Наташа, увидела Зырянского, спряталась в коридор.
З ы р я н с к и й : Влюбленные уже забегали, никакого спасения.
В а л ь ч е н к о : Товарищ коммунар, я вас не понимаю.
З ы р я н с к и й : Влюбленные, что ж тут непонятного? Я тебе задам! (Грозит пальцем.)
В а л ь ч е н к о : Я вас не понял сразу.
З ы р я н с к и й : Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно ловить нужно.
Торская входит.
Т о р с к а я : Алешка все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович, старатйесь Алешке на глаза не попадаться, заест.
З ы р я н с к и й (уходя в столовую): Влюбляйтесь, не бойтесь.
В а л ь ч е н к о : Я вас ожидаю.
Т о р с к а я : А зачем я вам? Насчет инструментальной стали?
В а л ь ч е н к о : Как?
Т о р с к а я : А может быть, вам нужно знать мое мнение об установке диаметрально-фрезерного "рейнекелис"?
В а л ь ч е н к о : Надежда Николаевна, вы все шутите.
Т о р с к а я : Нет, я серьезно. Да постойте, Иван Семенович, постойте, голубчик. Как вам понравились наши коммунары?
В а л ь ч е н к о : Коммунары мне понравились. Красиво это. И музыка, и все. Только вот... все-таки, знаете, мальчики...
Т о р с к а я : Что вы там лепечете? Какие мальчики? Они комсомольцы...
В а л ь ч е н к о : Нет, я так, знаете, конечно, это хорошо, что они комсомольцы...
Т о р с к а я : Ах вы, чудак... Так что вам от меня нужно? Имейте в виду, что я имею разрешение говорить с вами только о слиянии душ...
В а л ь ч е н к о : От кого разрешение?
Т о р с к а я : От вашего Вия.
В а л ь ч е н к о : Какого Вия?
Т о р с к а я : А вот у Гоголя в одном производственном романе говорят (басом): "Приведите Вия". Это значит пригласить самого высокого специалиста. И у вас такой Вий тоже есть...
В а л ь ч е н к о (смеется): Ах, Воргунов...
Т о р с к а я : Так вот... Вий распорядился, чтобы с молодыми инженерами я говорила только о слинянии душ. Можно еще о воробьях, но это уже в крайнем случае. Дело, видите ли, в том, что молодые инженеры оказались скоропортящимися. Знаете – не ближе одиннадцатого к паровозу. Это так пишут на вагонах, когда перевозят вас, молодых инженеров, и другие скоропортящиеся предметы: молоко, сметана, вообще...
В а л ь ч е н к о : Нет, Надежда Николаевна, вы меня таким, скоропортящимся, не считайте. Напротив...
Т о р с к а я : Бросьте, бросьте... Так давайте о слиянии душ... Что вы знаете об этом предмете?
В а л ь ч е н к о : Как вам сказать? А знаете что, по этому поводу мне приходят в голову некоторые мысли...
Т о р с к а я : Этого не бойтесь Это не вредно. На практике вы знакомы с этим?
Сверху спускается Наташа.
Н а т а ш а : Надежда Николаевна, миленькая, передайте эту записку Жученку.
Т о р с к а я : А ты куда это с узелком?
Н а т а ш а : Ой, Надежда Николаевна! Уезжаю.
Т о р с к а я : Уезжаешь?
Н а т а ш а : Уезжаю. Совсем. Знаете, ой, стыдно! – к Пете! Ой! (Выбежала.)
Т о р с к а я : Видите, Иван Семенович. Вот вам и практика слияния душ...
З ы р я н с к и й (из дверей столовой): А куда это Наташа, а?
Т о р с к а я : Почему ты, Алексей, так интересуешься Наташей?
З ы р я н с к и й : Я не так Наташей, как этим донжуаном. Он ее с толку собьет. (Пристально смотрит в двери.) Ай, черт, уехали, ей-ей уехали!
Сверху спускается четвертый отряд со всеми приспособлениями для уборки.
З а б е г а й : Кто уехал?
З ы р я н с к и й : Наташка с Петром. На машине. Это ты насоветовал. Она с узелком была, правда?
Т о р с к а я : С узелком. Да вот записка для Жучка. Наверное, здесь все написано.
З ы р я н с к и й : Записка? Все как в настоящем романе. Вот мещане! А ну, дайте.
З а б е г а й : Умыкнул, значит? Молодец. Теперь его не догонишь.
В группе четвертого отряда оживленное обсуждение событий.
О т д е л ь н ы е г о л о с а :
– Куда же они поехали?
– Они хитрые, никто и не знал.
– Я тоже читал: влюбится, понимаешь...
– А я еще до похода догадывался.
З ы р я н с к и й : Ах ты, черт, слушай: "Жучок, я люблю Петю, уезжаю к нему и выхожу замуж. Спасибо колонистам за все. До скорого свидания". Вот я ей покажу свидание! К приказу смирно!
Ребята так же дурашливо вытягиваются.
З а б е г а й (водит пальцем по воздуху, как будто пишет): Убежавшая из коммуны по причине мещанства коммунарка Нестеренко Наташка снимается с довольствия. Вольно! (К Вальченко и Торской.) Граждане, здесь будет происходить уборка, так что прошу очистить помещение.
В а л ь ч е н к о : Пожайлуста, пожайлуста.
Т о р с к а я : Давайте я вам помогу. (Берет тряпку у кого-либо из рук.)
В а л ь ч е н к о : Значит, Надежда Николаевна...
Т о р с к а я : Это насчет слияния душ? Давайте отложим конференцию... по случаю уборки.
Вальченко посмотрел на нее и с оскорбленным видом пошел наверх.
З а б е г а й : Ну, четвертый непобедимый! Сорок пауков смотрят на вас с вершины... этих козел...
Начинается уборка.
Р а з г о в о р ы :
– А эту лестницу?
– Ликвидировать.
– Степка, ты сам внизу никого не впускай.
– Ай, и хитрая ж Наташка!
– Здесь нужно глории.
– Нельзя глории, краска облезет.
– Колька, я там кислоту в спальне оставил, принеси.
– А чего это Алешка так против Наташки?
– А как же ты думал! Им только дай волю на романы.
– Это же, правда, нехорошо – романы, Надежда Николаевна?
Т о р с к а я : Волю на романы? Да, это вопрос серьезный.
Б л ю м (со двора): Товарищ Жученко здесь?
З а б е г а й : Сюда нельзя ходить. Видите – уборка.
Б л ю м : Я по делу.
З а б е г а й : Знаем ваши дела. По делу, по делу, а потом возьмете и умыкнете коммунарку.
Б л ю м : Что вы, товарищ Забегай! Для чего ее красть, если своих не знаешь, как замуж девать.
Ж у ч е н к о : Какой здесь отряд?
К т о – т о и з р е б я т : Четвертый, непобедимый.
Б л ю м : Товарищ Жученко! Я, конечно, понимаю. Мальчики с дороги и все такое. Но вы же видите: шоферы ругаются, и никого нет...
Ж у ч е н к о : В чем дело?
Б л ю м : Да станочки эти.
Ж у ч е н к о : Разгрузить?
Б л ю м : Да, там три станочка.
Ж у ч е н к о : Ну что же, сейчас это устроим. Забегай, давай свою братву! Зырянский уже в столовой. Вот здорово! Алешка!
З ы р я н с к и й (в дверях столовой): Жучок, тебе любовное послание. (Отдает записку.)
Ж у ч е н к о : Алексей, дай отряд на разгрузку станков.
З ы р я н с к и й : Есть дать отряд на разгрузку станков. (В столовую.) Эй, пацаны, станки снимать.
З а б е г а й (к Блюму): Это какие станки?
Б л ю м : "Вандереры" – универсальные фрезерные.
З а б е г а й : Ребята, так это же те же самые "вандереры".
Общий возбужденный шум. Все выбегают на двор. Жученко читает записку.
Ж у ч е н к о : Допрыгались! Слышали, Надежда Николаевна?
Т о р с к а я : Знаю.
Ж у ч е н к о : Вот беда. Что нам делать с этими женщинами? И откуда в голову придет – жениться?
Т о р с к а я : Ничего, Жучок, не поделаете, жениться всегда будут.
Ж у ч е н к о : Так нельзя же так ни с того ни с сего... Ну... как это так у них выходит?
Со двора слышно.
Г о л о с З ы р я н с к о г о : Раз, два – взяли, два – нажали... Стой, стой!
Д и с к а н т : А давайте так, как на Волге.
Г о л о с а : Давай, давай. (Смех.)
Х о р :
И пойдет, пойдет, пойдет...
Вот идет, идет, идет...
И еще, еще идет. (Хохот.)
Ж у ч е н к о : Пойдем посмотрим.
Жученко и Торская выходят. Сверху медленно спускается Воргунов,
прислушиваясь к тому, что делается на дворе. Со двора слышно:
З а б е г а й : Подкладывай, подкладывай. Стой! Навались на ту сторону.
З ы р я н с к и й : Малыши, вы все сразу. Вы не тащите, животами, животами навались!
Какой-то треск, победный крик, смех: "Готово!" Воргунов, направившийся было к дверям, останавливается, задумывается, машет рукой и возвращается к лестнице. Не видя его, Федька Романченко с верхней площадки спускается вниз по перилам лестницы и на полном ходу налетает на Воргунова. Воргунов, пошатнувшись, поневоле принимают Федьку в обьятия. После освобождения из них Федька очень смущен и поправляет одежду.
В о р г у н о в : Это... что ж вы... спешите так!..
Р о м а н ч е н к о : Там... это... станки. А вы кто – инженер?
В о р г у н о в : Да, инженер, а все-таки надо развивать меньшую скорость.
Р о м а н ч е н к о : Когда спешишь...
В о р г у н о в : Тогда у вас третья скорость.
Р о м а н ч е н к о : Угу!
В о р г у н о в : Вы там увидите Блюма, попросите его зайти ко мне – к Воргунову.
Р о м а н ч е н к о : Есть пригласить товарища Блюма. (Убежал.)
Воргунов обернулся и тяжело смотрит ему вслед.
З а н а в е с
АКТ ТРЕТИЙ
Тот же вестибюль, что и во втором акте. Очень чисто, все блестит. На верхней площадке между окнами большой портрет Фрунзе, а под самым потолком на красном шелке золотой лозунг. По лестнице положена малиновая бархатная дорожка. Внизу при входе на лестницу
стоит высокий денежный шкаф, а на стене – круглые часы. У денежного шкафа часовой с винтовкой#4. Часовой держится свободно, но когда проходит
Захаров, становится "смирно". У лестницы в специальной подстановке из белой жести – цветы. У барьера вешалки два диванчика, обитые кожей. У входных дверей пушистый половик, и
все входящие обязательно вытирают ноги.
Забывчивых часовой знаком или словом приглашает к порядку. У денежного шкафа Клюкин. Сверху спускаются Крейцер, Дмитриевский,
Воргунов, Троян.
К р е й ц е р : Совещание ни в чем меня не убедило. (Остановился.) У нас есть все: инженеры, рабочая сила, станки, материалы, инструменты, вот этот самый ваш технологический процесс. Все есть, понимаете, а продукции нет. Вы мне рассказываете: то не так, другое не так, это не выходит. А я вас не понимаю. Должно выйти. И Троян вот говорит.
