Текст книги "Марш 30-го года"
Автор книги: Антон Макаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
Т р о я н : Должно выйти.
К р е й ц е р : А не выходит. Может быть, молебен отслужить нужно? Позовите попа, отслужите молебен. Святой водой покропить? Кропите все ваши агрегаты. Давайте делать то, что нужно, по вашему мнению. А что нужно? Ну? Что нужно, Петр Петрович?
В о р г у н о в : Я так думаю, что поп и святая вода не помешают.
К р е й ц е р (смеется): Видите?
В о р г у н о в : Получится полный ассортимент: головотяпство, лень, чудеса и попы. Попы определенно соответствуют. Стиль будет выдержан...
Д м и т р и е в с к и й : Петр Петрович по обыкновению шутит. Причины ведь более или менее известны, только вы не хотите назвать их серьезными. Я уже докладывал вам: производство у нас сложное, мальчики работать не умеют, и, кроме того, как это ни неприятно признать, – крадут. Крадут инструменты, материалы. Я вот только сейчас узнал: у коммунара Собченко украли штанген, он стоит сто пятьдесят рублей, и без него работать нельзя. Штанген заграничный. И все это на самом ответственном участке, на выключателях.
К р е й ц е р : Что вы скажите, Петр Петрович?
В о р г у н о в : То же самое. Кражи тоже соответствуют: тоже стиль.
К р е й ц е р : Но нужно же бороться с этим стилем! Надо же принимать меры. Найти воров, наладить учет и ответственность. Ведь и на заводах могут красть. Никто из нас никогда не думает: вот он пролетарий, так и не украдет. Пролетарий тоже может спереть. Надо организовать дело, а вы сидите и руками разводите.
Т р о я н : Я думаю так: организм физически здоров, но наблюдаются, понимаете... так сказать, мозговые явления. Мальчики работой интересуются, к станкам относятся любовно, у нас все есть, это верно... Но вот – кражи, потом как бы это сказать: именно мозговые явления...
К р е й ц е р : В чем дело?
В о р г у н о в : Я вам скажу, в чем дело. Психическая установка не такая. Другая нужна психическая установка. Нужно более точное отношение к себе и к задаче. А у нас этого нет. Ведь сегодня целый скандал: диаметр штатива пять сантиметров, а диаметр пружины, которая на штатив надевается, – понимаете? – у нас вышел четыре с половиной сантиметра. Кто виноват? Виноватого, конечно, мы найдем, но это же не про
изводственная работа – искать виноватого. Второе: выключатель. Вы говорите: мальчики виноваты. Не то, не то, Георгий Васильевич. (К Крейцеру.) Это сложная, довольно противная штука: всякие винтики, штифтики, осики, шарнирчики. У нас все это разлезается. Мы не знаем, как он собирается в Вене, а наш способ не годится...
К р е й ц е р : Теперь понял, чего вам не хватает. Вам не хватает немца. До каких пор мы немцев будем целовать?
В о р г у н о в : Еще долго будем целовать...
К р е й ц е р : Глупости.
В о р г у н о в : Будем...
К р е й ц е р : А я говорю: глупости.
В о р г у н о в : Ну и говорите. А пока что мы выключатель делаем вручную и накладываем заклепки по методу Иванушки-дурачка. Делаем, а того нет, чтобы задуматься, напряжения нет, воли, всего такого...
Д м и т р и е в с к и й : Петр Петрович, вот бы вы сели и задумались.
К р е й ц е р : Молодец!
В о р г у н о в : Не молодец, а гадость... Я начальник механического цеха, почему я должен выполнять работу конструктора? Что это за организация? Все в расчете на случайность. И автомат загнали.
К р е й ц е р : Автомат стоит?
Т р о я н : Автомат испорчен?
Д м и т р и е в с к и й : Нет.
В о р г у н о в : Загнали. Это Ваш Белоконь...
К р е й ц е р : Товарищи, вы просто не овладели техникой.
В о р г у н о в : Вы еще скажете: болезни роста.
К р е й ц е р : А что же, и скажу. (Смеется.)
В о р г у н о в : Александр Осипович, простите меня, старика. В Европе давно нет холеры, сыпного тифа и этих самых болезней роста:#5.
К р е й ц е р (взял за пуговицу, ласково): Это потому, что Европа ваша старенькая. Из нее уже порох сыплется. У нее другие болезни: подагра, старческая немощь, артериосклероз.
В о р г у н о в : Это, может у дворян каких там. У техников этого нет...
Т р о я н (улыбается): Вы замечаете, Петр Петрович, что вы делаете успехи в классовом подходе?
К р е й ц е р (хохочет): Правильно!
В о р г у н о в (рассердился): Вам угодно называть дворян классом, а я их называю просто дармоедами. Таких подагриков и у нас еще сколько хотите.
К р е й ц е р (хохочет): Поддели, поддели Петра Петровича...
Выходит Зырянский из столовой в повязке дежурного.
З ы р я н с к и й : Васька, скоро сигнал?
К л ю к и н : Через двадцать минут.
Зырянский исчез. Входит Лаптенко и останавливается у дверей.
К л ю к и н : Чего тебе?
Л а п т е н к о : В коммуну.
К л ю к и н : Чего в коммуну?
Л а п т е н к о : Примите меня в коммуну.
К л ю к и н : Как тебя зовут?
Л а п т е н к о : Гришка, Лаптенко Гришка.
К л ю к и н : Ты откуда?
Л а п т е н к о : Да откуда же? Мне негде жить.
К л ю к и н : Давно на улице?
Л а п т е н к о : Два года. Как ушел от мамки.
К л ю к и н : Сядь вот там, подожди. Нет, на диван не садись, на ступеньку сядь.
Лаптенко усаживается на ступеньку у дверей. Сверху идут Григорьев и
Белоконь.
Б е л о к о н о ь : Я сколько раз говорил главному инженеру: раз они набросали гвоздей в коробку шестеренок, пускай они и отвечают. Я за автомат определенно не отвечаю.
Г р и г о р ь е в : А кто набросал?
Б е л о к о н ь : Да кто же? Я знаю разве? Народ тут такой. Они меня... (Оглянулся на часового.)
Клюкин заглядывает в столовую. утопить готовы, что я с них определенно требую. Игорь Александрович, переведите меня на другой завод.
Г р и г о р ь е в : Глупости, работай здесь. Что тебе, плохо?
Б е л о к о н ь : Оно не плохо, да народ здесь беспокойный здорово...
Г р и г о р ь е в : Ничего.
Б е л о к о н ь : Народ здесь оскорбительный. А я такого не люблю. С автоматом этим прохода нету... Вы скажите главному...
Г р и г о р ь е в : Хорошо.
Входит Торская. Белоконь уходит, здоровается с ней в дверях.
Г р и г о р ь е в : здравствуйте, Надежда Николаевна.
Т о р с к а я : Здравствуйте, здравствуйте, Вася. Не знаешь, где Вальченко?
К л ю к и н : Кажется, на заводе.
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, Надежда Николаевна. Уже не товарищ Вальченко вас ищет, а вы его ищете...
Т о р с к а я : Товарищ Вальченко мне нужен, вот я его и ищу.
Г р и г о р ь е в : Кажется, товарищ Вальченко вытеснил из вашей души даже коммунаров.
Т о р с к а я : Ошибаетесь, в моей душе они уместятся, не мешая друг другу.
Г р и г о р ь е в : Только для меня нет места в этой любвеобильной душе.
Т о р с к а я : Для людей вашей категории места нет. Верно.
Г р и г о р ь е в : Надежда Николаевна, обратите внимание, здесь часовой.
Т о р с к а я : Ничего не могу поедлать: в присутствии часового вы не умнеете.
Клюкин неожиданно взрывается смехом.
Г р и г о р ь е в : Так, Надежда Николаевна?
Т о р с к а я : Да, так.
Г р и г о р ь е в : Хорошо. (Ушел наверх.)
К л ю к и н : Сцена ревности, да?
Т о р с к а я : Нет, Вася, это сцена хамства...
К л ю к и н : И я так думаю.
Т о р с к а я : А где Воргунов?
К л ю к и н : А вот.
Воргунов вошел.
В о р г у н о в : Удивительное дело: для чего я вам могу понадобиться?
Т о р с к а я : Идите сюда, мне надо с вами поговорить. Садитесь.
В о р г у н о в : А это что за персонаж?
К л ю к и н : В коммуну просится.
В о р г у н о в : Смотрите, какой он смирненький. Ну, чего ты такой смирный?
Л а п т е н к о : Примите в комумну.
В о р г у н о в : Ага, практические соображения, значит?
Л а п т е н к о : У меня соображение хорошее. Примите.
В о р г у н о в : Я вижу: смирненький.
Т о р с к а я : Так и нужно: он будет хорошим коммунаром, правда?
Л а п т е н к о : Я буду все делать... А примете?
Т о р с к а я : Я здесь человек маленький... Попросишь старших... Примут.
В о р г у н о в : Ну, сел. Говорите, в чем дело?
Т о р с к а я : Один коммунар, фамилия его Одарюк, сделал важное усовершенствование в выключателе. Об этом говорят все коммунары. Вам известно?
В о р г у н о в : Ничего не слышал. В выключателе? Угу...
Т о р с к а я : Знает о нем Григорьев. Григорьев обьявил, что усовершенствование Одарюка ничего не стоит. Я хочу, чтобы вы проверили.
В о р г у н о в : Где же этот молодой русский изобрататель?
К л ю к и н : Он сейчас на работе, я могу вам рассказать.
В о р г у н о в : Оказывается, это уже достояние широких народных масс? Рассказывайте.
К л ю к и н : В выключателе есть пластинка, знаете?
В о р г у н о в : Ну?
К л ю к и н : Там на двух углушках нужно высверлить две дырочки и закрепывать на них штифтики для контактов. Одарюк предлагает дырочек не сверлить, штифтиков не ставить, а штамповать пластинку наподобие ласточкиного хвоста, а потом загнуть два хвостика. Можно их загнуть во время штамповки. Получаются хорошие контакты#6.
В о р г у н о в : Угу. Это он сам придумал?
К л ю к и н : Ну, а кто же?
Т о р с к а я : Разве хорошо?
В о р г у н о в (в задумчивости подмыается и направляется вверх): Черт... Просто как... Ласточкин хвост...
Т о р с к а я : Петр Петрович, куда же вы?
В о р г у н о в (остановился на лестнице): Ах, да. Так его фамилия Одарюк? А не Одергейм?
К л ю к и н : Да нет, Одарюк.
В о р г у н о в : Пошлите этого Одергейма ко мне.
К л ю к и н (сдерживая смех): Смотри ты!
Сверху спускается Григорьев.
В о р г у н о в : Товарищ Григорьев, вам было известно предложение Одарюка – ласточкин хвост?
Г р и г о р ь е в : Дело в том...
В о р г у н о в : Было известно?
Г р и г о р ь е в : Было...
В о р г у н о в : Больше не имею вопросов.
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, спасите мою душу – я же говорил о нем Георгию Васильевичу, и он со мной согласился.
В о р г у н о в : С чем именно согласился?
Г р и г о р ь е в : Что это слишком наивно.
В о р г у н о в : Угу. Замечательно!
Г р и г о р ь е в : И потом ведь немцы этого не делают.
В о р г у н о в : Отправляйтесь к чертовой матери с вашими немцами, понимаете? Немцы за вас будут соображать? Ох ты, господи, когда это кончится? ((Ушел.)
Г р и г о р ь е в : Это вы ему рассказали, товарищ Торская?
Т о р с к а я : Я.
Г р и г о р ь е в : Это называется интригой, товарищ Торская.
Т о р с к а я : Это называется борьбой, товарищ Григорьев. (Ушла.)
Г р и г о р ь е в : Что она ему рассказывала?
К л ю к и н : С часовым разговаривать строго воспрещается.
Г р и г о р ь е в : Ага, воспрещается? (Пошел наверх.)
З ы р я н с к и й (выходит из столовой): А это что за птица?
Л а п т е н к о : Дядя, примите в комумну.
З ы р я н с к и й : Из детского дома давно?
Л а п т е н к о : Я не из детского дома.
З ы р я н с к и й : А ну, покажи. ?Открывает ворот рубахи, осматривает белье.) Когда ты убежал из детского дома?
Л а п т е н к о : Три дня.
З ы р я н с к и й : Так чего ты к нам пришел?
Л а п т е н к о : На заводе хочу работать.
З ы р я н с к и й : Ну, посиди, просохни малость. (Уходит во двор.)
Л а п т е н к о : А кто здесь самый старший?
К л ю к и н : Обойдешься без самого старшего.
Клюкин смотрит на часы, заглядывает в столовую. Вбегает Синенький.
К л ю к и н : Ты где это шляешься?
С и н е н ь к и й : Ты знаешь, что в цехе делается? Зырянский Вехова обыскивал. (Снимает сигналку с дежурного шкафа.)
К л ю к и н : Ящик?
С и н е н ь к и й : Ага. Два французких ключа, которые у Гедзя пропали.
К л ю к и н : Ну, давай, давай.
Синенький дает сигнал "кончай работу" в вестибюле, в верхнем коридоре,
во вдоре. Зырянский и Вехов входят.
В е х о в : На что мне эти ключи, у меня самого таких два.
З ы р я н с к и й : Значит, продать хотел! Я тебя знаю!
В е х о в : Алеша, честное слово, коммунарское слово, не брал.
З ы р я н с к и й : Почему они в твоем ящике?
В е х о в : Не знаю.
Жученко и Шведов входят.
Ж у ч е н к о : Я его сейчас выгоню на все четыре стороны. Ага, он здесь?
Ш в е д о в : Подожди выгонять, чего ты горячишься?
Ж у ч е н к о : Ты понимаешь, Шведов, по всему заводу и в городе уже растрепали: "Коммунары крадут", "Коммунары – воры, срывают завод".
З ы р я н с к и й : Ты, Шведов, брось тут добрую душу разводить. Сколько инструмента пропало! А штанген у Собченко? Я вот тебя поддам в дверь!..
Ш в е д о в : Так не годится, Алексей. Вечером в бюро поговорим. Это дело темное. Ведь он не признался? Тут может быть ошибка.
З ы р я н с к и й : Я его выгоню сейчас. А ты меня в бюро сколько хочешь разделывай.
Ш в е д о в : Я не позволю никого выгонять без разбора.
Ж у ч е н к о : И вечно ты, Шведов, усложняешь дело.
Ш в е д о в : Постой. Ты вот что, Алексей, скажи мне: почему ты у него производил обыск?
З ы р я н с к и й : По праву дежурного командира.
Ш в е д о в : Да знаю. А почему именно у него?
З ы р я н с к и й :А мне Григорьев сказал.
Ж у ч е н к о : Григорьев сказал?
З ы р я н с к и й : Чего ты?
Ж у ч е н к о : Постой. Как он тебе сказал?
З ы р я н с к и й : Просто сказал, что он подозревает Вехова.
Входят три-четыре коммунара, между ними Гедзь.
Ш в е д о в : Откуда же он знает?
З ы р я н с к и й : Значит, знает.
Г е д з ь : А в самом деле интересно: как он может знать, что Вехов у меня украл ключи?
З ы р я н с к и й : Разве вы коммунары? Вы бабы. Откуда знает? Что же, по-вашему, он крал вместе с Веховым? Значит, имеет какие-нибудь основания.
Ш в е д о в (задумчиво): Какие-нибудь... Это недостаточно.
Г е д з ь : Да, это верно. Скажи, Вехов, прямо: когда ты украл ключи?
В е х о в : Я ключей не брал.
Ш в е д о в : Я ему верю.
З ы р я н с к и й : Ну еще бы! Как это можно, чтобы Шведов кому-нибудь не поверил? Я удивляюсь, как ты попам не веришь? Ну что с ним делать?
Ш в е д о в : Это дело завтра разберем. Завтра все равно день боевой. И комсомол и совет командиров. (Вехову.) Иди в спальню.
Задерживаются в вестибюле: Шведов, Жученко, Зырянский, Собченко, Деминская, Донченко, Гедзь. Другие коммунары в спецовках пробегают наверх
и влево по коридору.
Г е д з ь : Странная история!
С о б ч е н к о : Теперь у нас все истории странные. Вот смотри: мой штанген, эти самые ключи, сколько инструмента у всех пропадает. Откуда у нас столько воров? Откуда набрались, понимаешь?
Р о м а н ч е н к о (пробегая): Это не коммунары крадут.
Ж у ч е н к о : Вот мудрец тоже, Федя, а кто же крадет?
Р о м а н ч е н к о : Это черти завелись в коммуне.
Д о н ч е н к о : Вот я тебе уши надеру. Какие черти?
Р о м а н ч е н к о : Завелись в коммуне. Черти. С рогами и хвостом. Штатив пять сантиметров, а пружина четыре с половиной. Все крадут. Много чертей. Мы вчера с Ванькой одного поймали.
Ш в е д о в : И что ты мелешь? Кого вы поймали?
Р о м а н ч е н к о : Я же сказал тебе: черта, такой, знаешь... (Прикладывает рожки.)
Ж у ч е н к о : А ну, покажи.
Р о м а н ч е н к о : Э, нет! Это мы в подарок готовим с Ванькой.
Ж у ч е н к о : Кому?
Р о м а н ч е н к о : Совету командиров, кому же? Вот завтра поднесем. (Показывает, как он будет подносить. Удирает наверх.)
Ш в е д о в : Болтает пацан.
Ж у ч е н к о : Нет, здесь что-то есть. Федька – серьезный человек.
Ч е р н ы й (входит): О, целое совещание. Григорьева не видели?
С о б ч е н к о : Вот еще этот Григорьев, понимаешь ты... А зачем он тебе?
Ч е р н ы й : В коллекторе была прокладка из слюды. Обтачивали коллектор на шлифовальных. Теперь ставим прокладку бокелитовую.
Ж у ч е н к о : А бокелит на шлифовальных плавится.
Ч е р н ы й : Во, прокладку переменили, а того не заметили, что бокелит жару не выдерживает. Ты знаешь, какое вращение на шлифовальных?
С о б ч е н к о : Ну?
Ч е р н ы й : Вот тебе и "ну". Бокелит расплавится, а снаружи этого не видно. Ставим коллектор на место, все собираем, пробуем мотор – ничего не выходит. А черт его знает, в чем причина? Попробуй догадаться.
С о б ч е н к о : А кричали все: "Девчата виноваты – обмотка неверная".
Ч е р н ы й : Валили на обмотку. Девчата уже и плакали, бедные.
Ж у ч е н к о : Да, это, брат, действительно. Кто же это наделал?
Ч е р н ы й : Да Григорьев же...
Ш в е д о в : Ну бедт завтра день, постойте.
Ж у ч е н к о : Действительно, черти в коммуне.
Воргунов медленно спускается с лестницы, задумался.
З ы р я н с к и й : Вот, может быть, товарищ Воргунов разьяснит?
В о р г у н о в : Чего разьяснять?
Ж у ч е н к о : Говорят, черти в коммуне завелись.
В о р г у н о в : Этого только не хватало.
Ж у ч е н к о : Товарищ Воргунов, вы слышали сказки о штативе и пружине, о бокелитовой прокладке, об автомате, о ласточкином хвосте?
В о р г у н о в : Слышал.
Г е д з ь : Так отчего это?
Коммунаров прибавляется.
В о р г у н о в : Отчего? Ясно – отчего. Не умеем работать.
Ш в е д о в : А вот мы за это возьмемся по-комсомольскому.
В о р г у н о в : Как же это – по-комсомольскому?
Ш в е д о в : А вы не знаете?
В о р г у н о в : Да видите ли, я уже сорок лет как в комсомольцах не был.
Б л ю м : Энтузиазм – вот что нужно!
Ж у ч е н к о : А вы в энтузиазм верите?
В о р г у н о в : Я ни во что не верю. Я могу только знать или не знать.
С о б ч е н к о : Ну хорошо, так вы энтузиазм знаете?
В о р г у н о в : Это штука для меня трудная. Начнем с маленького. Вот вы рабфаковцы. Значит, геометрию, скажем, знаете?
Г о л о с а : Знаем.
В о р г у н о в : Какая формула площади круга?
Г о л о с а : Пи эр квадрат.
В о р г у н о в : Как можно эту формулу изменить при помощи энтузиазма?
Молчание.
З ы р я н с к и й : Ну, так это само собой... Энтузиазм не для того, чтобы формулы портить.
В о р г у н о в : Вот человек хорошо сказал. А вот работа нашего завода состоит из одних формул. Куда ни повернись – математика.
Ш в е д о в : И для того, чтобы применять математику, нужен энтузиазм.
В о р г у н о в : Посмотрим. Возьмем того портача, который, скажем, проектировал бокелитовую прокладку. Сейчас он обтачивает на шлифовальных. Это без энтузиазма. А не дай господи, он станет энтузиастом, так он коллектор в горне обжигать будет.
Г о л о с а : Ну...
В о р г у н о в : Да. Ведь тут все дело в знании и честности. Если ты не знаешь свойств бокелита, не смей браться за конструирование бокелитовых деталей. Или посмотри в справочник. Вы понимаете, молодые люди? Это ведь халтура, это мошенничество, портачество. Люди не уважают ни себя, ни математики, ни работы, ничего. Какой энтузиазм может им помочь?
Молчание. Вот и все. Можно продолжать мой путь?
С о б ч е н к о : Нет, минуточку. Вот бакинцы выполнили пятилетний план в два с половиной года. Разве это не энтузиазм?
В о р г у н о в : Да нет! Подобрались хорошие, честные, уважающие себя работники. Они всегда одинаковы – и с энтузиазмом и без энтузиазма. А сволочь всегда есть сволочь, и нечего призывать ее к подвигам. Дать стрихнина – и все.
Ж у ч е н к о : А вот вы не правы, так не правы! Нас тогда всех стрихнином потравить нужно было...
В о р г у н о в : Почему... вас?
Ж у ч е н к о (смутился): Да... так. Мы, тоже, знаете... всяко бывало.
Г е д з ь : Да это же известно, чего там скрывать. Мы, товарищ Воргунов, были, как бы это выразить... не так, чтобы очень честные...
В о р г у н о в : На работе?
Г е д з ь : Нет, не на работе...
В о р г у н о в : Меня интересует только работа, а если вы там от любви или от голода... ну так это... это другое дело, совсем другое дело... Ну, я плыву дальше... (Он уходит несколько расстроенный и сгорбленный.)
Г е д з ь : Здорово завернул.
Ш в е д о в : Он правильно сказал. Конечно, нужны прежде всего точность и освоение техники.
К л ю к и н : И энтузиазм!
Ш в е д о в : Вот для него как-то места не находится.
К л ю к и н : Жалко, что я на посту стою. А то я треснул бы тебя прикладом по голове за такие разговоры, хоть ты и секретарь.
С о б ч е н к о : Давай я за тебя постою, а ты тресни...
Ш в е д о в : Постойте, чем неправильно?
К л ю к и н : А ты понимаешь? Точность ему показали. А раньше он о точности не слышал? И у буржуев есть точность.
Г е д з ь : Ты точности дай волю... Они с тебя и шкуру стянут по всем правилам математики. Точность у них называется расчетом...
С о б ч е н к о : А этот дед тоже, видно, такой... буржуазный...
К л ю к и н : Ты этого деда не знаешь, так и молчи...
С о б ч е н к о : А что? Почему не знаю?.. Вот он говорит...
Г е д з ь : Он чудак.
К л ю к и н : Он чудак только снаружи... и бывает... такое закручивает. А на самом деле он у нас тут первый энтузиаст.
С о б ч е н к о : О!
З ы р я н с к и й : Ты тоже, Клюкин, закручиваешь...
К л ю к и н : А ты смотри. Мы вот с тобой смеемся, а он, смотри, какой черный ходит. Думаешь, отчего это? Он душой болеет...
С о б ч е н к о : Это еще ничего не значит.
Блюм входит.
Ж у ч е н к о : Соломон маркович, энтузиазм нужен или не нужен?
Б л ю м : Ну, это как сказать... Если что-нибудь получить, так почему, пожайлуста, энтузиазм нужен, это хорошее дело... А то другой получит, а ты будешь стоять как из кулька в рогожку. Ну, а если платить, например, так зачем тебе энтузиазм? Если тебе есть чем платить, так с тебя возьмут, не беспокойся, ну, а если тебе нечем платить, так нужно тихонько сидеть и не кричать, для чего тебе этот самый энтузиазм...
Смех.
Ш в е д о в : Вот это я понимаю. Ну, а если в работе?
Б л ю м : И в работе так: когда ты умеешь что-нибудь делать, так пожайлуста... А когдане умеешь, так кому ты нужен с твоим энтузиазмом. Не мешай другому – и все.
Ш в е д о в : То же самое.
Б л ю м : Что, то же самое?
Ж у ч е н к о : И Воргунов так говорит.
Б л ю м : Ну, так он же образованный человек, потому так и говорит.
С о б ч е н к о : Соломон Маркович, где вы были целый день?
Б л ю м : У Соломона Марковича нет письменного стола, так он целый день бегает. А тут еще эту старую столярную на меня набросили.
Г е д з ь : Соломон маркович, вы эту столярную скорее разбирайте.
Б л ю м : Кого разбирать, что вы говорите? Я на ней еще заработаю полмиллиона.
С о б ч е н к о : Не заработаете, она сгорит раньше.
Б л ю м : Ну, что вы!
Ж у ч е н к о : Все коммунары говорят, что сгорит. Дня такого нет, чтобы там что-нибудь не загорелось.
Б л ю м : Вы знаете, я и сам так думаю. Даже ночью спать не могу... Ой! (Ушел наверх.)
З ы р я н с к и й : Ну, ребята, переодеваться, скоро будут ужин давать. (К Лаптенко.) А ты как, привык ужинать? (Ребята расходятся.)
Л а п т е н к о : Три дня ничего не ел.
З ы р я н с к и й : Какой же ты беспризорный после этого? Мы таких не принимаем.
Л а п т е н к о : А как же?
З ы р я н с к и й : А ты не знаешь как? Ты что сегодня спер на базаре?
Л а п т е н к о : Я?
З ы р я н с к и й : Ну да...
Л а п т е н к о : Так... только подметки... пару.
З ы р я н с к и й : Где ж они?
Л а п т е н к о : Кого, подметки?
З ы р я н с к и й : Да.
Л а п т е н к о : Прошамал.
З ы р я н с к и й : То-то же. А то: "Три дня не ел". Дураком прикидываешься. Ты если в коммуну поступаешь, так брехать брось. (Ушел в столовую.)
Н а т а ш а (входит): Здравствуй, Вася.
К л ю к и н : О, Наташа, здравствуй, как это ты?
Н а т а ш а : Пришла проведать. К девочкам некого послать?
К л ю к и н :Да ты иди прямо в спальню. Там все.
Н а т а ш а : А кто дежурный сегодня?
К л ю к и н : Зырянский.
Н а т а ш а : Ой, вот не повезло...
К л ю к и н : Да ты не бойся, иди, что он тебе сделает?
Зырянский и Синенький выходят из столовой.
З ы р я н с к и й : О, а вы чего пожаловали?
Н а т а ш а : Нужно мне...
Наверху Ночевная и Деминская.
З ы р я н с к и й : Скажите, пожайлуста, – "нужно". Убежала из коммуны, значит, никаких "нужно".
Н о ч е в н а я : Наташа, ой, какая радость! Наташенька, миленькая! (Обнимает).
З ы р я н с к и й : Я вас всех арестую! Какая радость? Она убежала из коммуны!
Д е м и н с к а я : Убежала, что ты выдумываешь! Не убежала, а замуж вышла. Наталочка, здравствуй!
С и н е н ь к и й (бросается на шею Наташе): Наталочка, ах, милая, ах, какая радость!!!
Н а т а ш а (смеется): Убирайся вон, чертенок!
З ы р я н с к и й : Нечего ей здесь околачиваться. Я ее не пущу никуда. Раз убежала из коммуны – кончено. И из-за чего? Из-за романа.
Н а т а ш а : Как это убежала? Что я – беспризорная, что ли? Я пять лет в коммуне.
З ы р я н с к и й : Пять лет, тем хуже, что ушла по-свински... Для тебя донжуаны лучше коммунаров.
Н а т а ш а : Какие донжуаны?
З ы р я н с к и й : Петька твой – донжуан.
С и н е н ь к и й : Дон-Кихот Ламанчанский!
Н а т а ш а : Какой он донжуан? Мы с ним в загсе записались.
З ы р я н с к и й : В загс тебе не стыдно было пойти, а в совет командиров стыдно. Убежала и два месяца и носа не показывала. (Клюкину.) Я не позволю пропускать ее в спальню.
К л ю к и н : Есть – не пропускать в спальню.
Зырянский ушел в столовую.
Н о ч е в н а я : Вот ирод. Что же делать? Вася, ты не пропустишь?
К л ю к и н : Что вы? Приказание дежурного не только для меня, а и для вас обязательно.
Сверху Жученко и Шведов.
Н о ч е в н а я : жучок! Вот пришла Наташа, а Алешка не пускает в спальни.
Ж у ч е н к о : А, Наташа, здравствуй! Не пускает? (Кричит в столовую.) Алешка!
Зырянский в дверях столовой.
Ж у ч е н к о : Надо же пропустить.
З ы р я н с к и й : наш старый обычай – беглецов в коммуну не принимать.
Ж у ч е н к о : Какой же она беглец? Ну, немного не так сделала.
З ы р я н с к и й : Не пущу.
Ж у ч е н к о : В таком случае я тебя приказываю.
З ы р я н с к и й (вытянулся, поднял руку в салюте): Есть, товарищ председатель совета! Попусти ее, Вася, по приказанию председателя...
К л ю к и н : Есть пропустить!..
Ж у ч е н к о : Ну и черт же ты, Алешка.
З ы р я н с к и й : Я черт, а ты... интеллигент...
Сверху спускаются Григорьев и Блюм.
Б л ю м : Хэ-хэ, какой же он механик, я же знаю...
З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев, разрешите узнать, откуда вы получили сведения, что ключи украл Вехов?
Г р и г о р ь е в : Мне сказали.
З ы р я н с к и й : Кто сказал?
Г р и г о р ь е в : Для вас, надеюсь, все равно. Ведь это оказалось правдой?
З ы р я н с к и й : Нам не все равно. Почему вы скрываете?
Г р и г о р ь е в : Я не хочу подводить того коммунара под неприятности.
К л ю к и н : Это что за психология? Какие неприятности?
Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, часовые тоже могут разговаривать?
К л ю к и н : Если нужно, часовые могут даже стрелять... Ответье, о каких неприятностях вы говорите?
Г р и г о р ь е в : Разумеется, этому коммунару будут мстить...#7
З ы р я н с к и й : Ах ты, черт. Так вы что же думаете? Коммунары все воры, а если кто выдаст, так месть? Вы имеете право это говорить?
Г р и г о р ь е в : Не забывайтесь, молодой человек, и не кричите.
З ы р я н с к и й : Я вас отсюда не выпущу, пока вы не скажете...
Торская и Вальченко вошли.
Г р и г о р ь е в : Как же это? Арестуете?
З ы р я н с к и й : А хотя бы и так...
Г р и г о р ь е в : Это издевательство над инженером!
Г е д з ь : А разве вы инженер?
Т о р с к а я : В чем дело? Что за собрание?
З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев сообщид нам сегодня, что в ящике Вехова есть краденные вещи. Это верно, нашли, но товарищ Григорьев отказывается сказать, откуда он узнал сам...
Т о р с к а я : Может быть, вы мне скажете, товарищ Григорьев?
Г р и г о р ь е в : Продолжайте ваши беседы с товарищем Вальченко...
З ы р я н с к и й : Клюкин, не выпускать его отсюда.
К л ю к и н (смеется): Есть не выпускать...
В а л ь ч е н к о : Товарищ Григорьев, что с вами?
Г р и г о р ь е в : Что с вами, товарищ Вальченко? Вам не угодно замечать хулиганства по отношению к инженерам?
В а л ь ч е н к о : Я тоже инженер...
Б л ю м : Вас могут обвинить в соучастии...
Г р и г о р ь е в : В чем?
Б л ю м : Ну, в чем, известно, в чем. Если кто-нибудь крадет, а другой знает или не хочет сказать, так он тоже...
Григорьев хочет пройти.
К л ю к и н (на дороге с винтовкой): По распоряжению дежурного командира...
Вошел Воргунов.
Г р и г о р ь е в : Наплевать на ваших дежурных.
Г е д з ь (засучивая рукав): Ого! Не могу, честное слово, не могу.
В о р г у н о в (хватает его за руку): Эй вы, русский богатырь...
Г е д з ь (конфиденциально Воргунову): Надо, понимаете, стукнуть.
В о р г у н о в : Давайте подождем...
Т о р с к а я : Товарищи, успокойтесь. Это всегда успеем разобрать. Зырянский, вы же дежурный, наведите порядок.
З ы р я н с к и й : Клюкин, выпустить арестованного.
К л ю к и н : Есть выпустить арестованного. Пожайлуста.
Г р и г о р ь е в (проходя между молча расступившимися коммунарами): Хамство!
Г е д з ь (Воргунову): Нужно было стукнуть.
В о р г у н о в : Слишком, знаете, старая форма...
Г е д з ь : Уже согласен. (Спускает рукав).
З ы р я н с к и й : Коммунары, через десять минут ужин.
Коммунары подымаются по лестнице. Внизу группа: Торская, Вальченко, Блюм,
Воргунов.
Б л ю м : Это он у папаши так научился разговаривать?
Т о р с к а я : А вы знаете его отца?
Б л ю м : А как же – генерал-лейтенант Григорьев...
Т о р с к а я : Он умер?
Б л ю м : Нет, он теперь трудящийся...
В о р г у н о в : Блюм, что вы чепуху мелете?
Б л ю м : Блюм никогда не мелет чепухи. Их превосходительство сейчас продает газеты в Берлине. Дело, как видите, не солидное.
Т о р с к а я : Откуда вы все это знаете?
Б л ю м : Живешь на свете – все видишь, а то и скажет какой-нибудь знакомый.
Воргунов и Блюм ушли наверх.
Т о р с к а я : Иван Семенович, не грустите.
В а л ь ч е н к о : О нет, я прекрасно себя чувствую, но я не могу спокойно выносить такие сцены...
Т о р с к а я : Что вас беспокоит?
В а л ь ч е н к о : Мне хочется... драться.
Т о р с к а я (берет его под руку, направляются вверх): Морды бить? Правда?
В а л ь ч е н к о : В этом роде.
Т о р с к а я : Это прекрасное, захватывающее желание. Я вас понимаю.
Сверху идут Наташа и Ночевная.
Н а т а ш а (бросается к Торской): Надежда Николаевна, я вас все ищу...
Т о р с к а я : Наконец-то... Как тебе не стыдно! Два месяца не показывалась...
Н а т а ш а : Зырянского боюсь...
Т о р с к а я : Это верно, его многие побаиваются. Как же ты живешь?
Н а т а ш а : Хорошо, Надежда Николаевна! Хорошо! Петя, вы знаете, такой хороший...
Т о р с к а я : У вас большая любовь?
Н а т а ш а : Такая любовь... Ой! (Смущается присутствием Вальченко.) Я вам потом расскажу...
В а л ь ч е н к о : Вы меня не бойтесь. Я...
Т о р с к а я : Верно. Вы не бойтесь его, Наташа. Он тоже влюблен...
В а л ь ч е н к о : Откуда вы знаете?
Т о р с к а я : "Живешь на свете – все видишь"...
Н а т а ш а : Это правда?
В а л ь ч е н к о : Я бы вам сказал, но я тоже... Зырянского боюсь...
Направляются наверх, оттуда сбегает Деминская к Клюкину.
Д е м и н с к а я : Ну, сдавай. (На Лаптенко.) Этот чего здесь сидит?
К л ю к и н : Ждет совета командиров... (Сдал винтовку, побежал наверх.)
Д е м и н с к а я : Ты где живешь?
Л а п т е н к о : Я нигде не живу.
Д е м и н с к а я : Как это нигде не живешь? Вообще ты живешь или умер?
Л а п т е н к о : Вообще? Вообще я живу, а так – нет.
Д е м и н с к а я : А ночуешь где?
Л а п т е н к о : Вообще? Да?
Д е м и н с к а я : Что у тебя за глупый разговор? Где ты сегодня спал?
