Текст книги "Любовь и смута"
Автор книги: Анна Шибеко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
В ожидании праздника гости развлекались прогулками по окрестностям, слушанием местных и заезжих по случаю музыкантов и певцов, участием в шуточных состязаниях, словом, никто не скучал, ибо каждый мог найти здесь развлечение по душе.
Вечером накануне свадьбы будущий зять спросил дозволения у отца своей невесты переговорить с ней. Будь на месте Лантберта кто другой, ничего кроме решительного отказа в ответ на свою предерзкую просьбу он бы не получил, но этому человеку Викфред был обязан спасением жизни своего сына. Поэтому без лишних слов тут же повелел служанке позвать дочь.
И вот уже добрую четверть часа жених и невеста сидели наедине и дружно молчали. Альберга не понимала зачем она здесь и удивлялась сама себе отчего она ещё не покинула комнату. Ей было совершенно не интересно знать, о чем собирался говорить с ней этот человек. Единственное, чего она была бы рада услышать от него – что он передумал жениться на ней. Теперь, когда на свадьбу съехалось столько гостей, включая короля, эта новость была бы не только отрадной, но и весьма забавной.
– Альберга, – заговорил Лантберт, заметив явное намерение невесты покинуть комнату. Теперь, находясь рядом с ней, так близко от неё, видя только её и думая только о ней, он упивался своим счастьем, чувствуя себя словно в раю. Для него время будто остановилось, и потому он совершенно не замечал, что их взаимное молчание затянулось.
Девушка одарила жениха надменным ледяным взглядом, не скрывая нетерпеливой досады, и стараясь как можно яснее выразить в этом взгляде всё свое презрение и неприязнь. И это ей блестяще удалось. Но поскольку Лантберт считал, что именно такой, неприступной гордячкой, и должна смотреть его невеста, он ничуть не смутился её холодной надменности, а только в который раз возрадовался и возблагодарил Бога, что встретил и засватал за себя самую лучшую и прекрасную девушку на земле.
– Ты прости, мне придется завтра быть грубым...но ты кричи сразу, чтоб нас побыстрее оставили одних... – сказал жених, очень надеясь быть правильно понятым будущей женой. Он не хотел, чтобы после первой же близости она возненавидела его только из-за того, что в брачную ночь любому жениху приходится, соблюдая древний обычай, обходиться с супругой не многим-то и лучше, чем с какой-нибудь пленной девчонкой из захваченного вражеского города.
Альберга забыла про надменность. На побледневшем её лице появилось выражение растерянности, которое сразу сменилось негодованием такой сокрушительной силы, что если бы взглядом можно было убить, Лантберт упал бы замертво. Девушка быстро направилась к дверям.
– Подожди, не уходи, я не хотел тебя обидеть... – сказал он, преграждая ей путь. Но ничего кроме желания обидеть, точнее унизить её она не усмотрела в его словах.
Увидев, что он пытается её остановить, Альберга с ходу отвесила жениху оглушительную пощечину. Лантберт отступил, сообразив, что наговорил на сегодня уже достаточно.
«Ну всё, довольно! Хватит с меня! Надо бежать, куда угодно, не разбирая дороги...» – решила девушка, чувствуя нарастающий в душе страх и, никого не замечая, беспрестанно натыкаясь на снующую по дому прислугу, выбежала на крыльцо. Здесь она столкнулась с Гуго, который вместо того, чтобы посторониться, загородил выход на двор своей внушительной фигурой.
– Да что с тобой! – раздраженно прикрикнула на него девушка, сделав безуспешную попытку обойти его, – ты что, пьян или рехнулся?! Дай пройти!
– Вы уж не сердитесь, госпожа Альберга, но вам придется вернуться в дом, – сказал Гуго, сопровождая свои слова той самой мерзкой улыбочкой, с какой вот уже несколько дней на неё смотрели все домочадцы. Похоже весь дом сходит с ума от радости, что скоро избавится от неё. А что плохого она им всем сделала?
– Матушка велела принести из погреба кувшин молока, – сказала Альберга, изо всех сил стараясь скрыть свое волнение и говорить спокойно и важно. – Ну и чего же ты ждёшь? Ступай немедля в погреб, – добавила она приказным тоном.
– Ваша матушка велела мне сидеть здесь и ни за что не выпускать вас из дому, – невозмутимо прозвучал ответ.
«Боже, моя судьба в руках какого-то Гуго!» – с изумлением подумала Альберга, чувствуя, что от волнения у неё начинает кружиться голова.
– Если ты меня сейчас же не пропустишь, ты очень сильно об этом пожалеешь, Гуго! – взволнованно воскликнула Альберга – в её глазах сверкнули слезы.
– Я очень сильно пожалею, если выпущу вас, – непреклонным тоном отвечал бессердечный сын Аригунды.
– Да пропусти же ты меня, болван! – закричала вне себя от отчаянья девушка, накидываясь на парня с кулаками.
– Альберга! – вдруг услышала она за спиной гневный окрик отца.
Обернувшись, она встретила такой сердитый взгляд сеньора Викфреда, что у неё кровь застыла в жилах.
– Ступай сейчас же наверх, – приказал отец ледяным тоном и добавил, – ты выйдешь из дому только под свадебным покрывалом и направишься отсюда только под венец. Постой! – остановил он дочь, которая, опустив голову и роняя слезы, побрела было обратно в дом.
Альберга остановилась.
– Если завтра сорвешь свадьбу, то следующий свой рассвет встретишь в монастыре.
Услыхав этот приговор, девушка расплакалась и убежала.
– В самом захолустном! – прикрикнул ей вдогонку для пущей острастки сеньор Викфред и довольно кивнул хорошо справившемуся со своим заданием Гуго, тот лишь облегченно выдохнул – помощь подоспела вовремя.
Прибежав в свою комнату, Альберга заметалась в поисках кинжала. Хотя оружие лежало на своем обычном месте, в сундуке, поверх одежды, но девушка была в таком смятении, что ничего не соображала.
«Хотите устроить праздник в честь моего унижения, дорогие родственники!? Будет вам праздник! – со злостью думала она, уже вытащив из сундука оружие и примеряясь, куда лучше ударить себя, в живот или в сердце, – надеюсь, вы от души повеселитесь на моих похоронах!» – прикинув, что в сердце будет вернее, она закрыла глаза и, глубоко вздохнув в последний раз, занесла над собой руку с кинжалом. Но и на этот раз ей помешали осуществить задуманное.
– Альберга, что ты делаешь! – в ужасе вскричала подоспевшая вовремя Элисена, чуть ли не повиснув на руке сестры, чтобы отвести удар.
– Зачем ты мне помешала?! – заорала на неё Альберга. – Вы же все хотите от меня избавиться! Уйди сейчас же и не мешай мне избавить белый свет от себя!
– Что ты говоришь?! Опомнись! – закричала в ответ Элисена. – Ты всего лишь выходишь замуж, что в этом плохого?! Твой жених вовсе не старый и не страшный, как ты боялась, чем же ты теперь-то недовольна?!
– Не старый?! Да лучше бы он был старый! Ты что, правда такая дуреха или прикидываешься?! – Альберга отбросила в сторону кинжал, и, упав на кровать, зарыдала в голос.
Элисена бросилась вон из комнаты и вскоре вернулась в сопровождении матушки Аригунды.
– Не пугайся, ангелочек мой, это самое обычное дело, – успокоила нянюшка Элисену, – все невесты всегда вот так плачут перед свадьбой.
– Но почему? – удивилась девушка.
– Станешь невестой, узнаешь, – отмахнулась нянюшка от младшей, торопясь привести в чувство старшую.
Аригунда отдала Элисене в руки чашку с успокоительным травяным отваром и, усевшись на кровать рядом с Альбергой, обняла её, положив голову девушки себе на грудь, и ласково заговорив с ней:
– Ну что ты, девочка моя дорогая, ну зачем же так себя изводить? Ты послушай, что я тебе скажу, цветик ты мой, ведь свадьба для каждой девушки это дело неизбежное. И грех противиться такому правильному, богоприятному делу. Для чего же ты и родилась на свет божий, как ни затем, чтобы полюбил тебя хороший человек, чтобы детишек вы нарожали с ним и жили счастливо в любви, да детей растили. Все люди так живут, потому как божий в том промысел и предназначение наше женское. – Аригунда кивнула Элисене, чтобы та подала чашку. – На вот, испей! Кровушка охладится, разум успокоится, выспишься, а ясным утром всё-всё тебе совсем в другом свете покажется. Волнение крови уляжется, и ты сама увидишь, что всё у тебя в жизни хорошо и складно.
Безропотно выпив горький напиток, Альберга и впрямь почувствовала, что буря, разыгравшаяся в душе, унялась. Девушка перестала плакать, в то же время ощутив непреодолимое желание спать и, едва коснувшись головой подушки, провалилась в глубокий, спокойный сон.
Проснулась она до зари и долго лежала, не шевелясь и не открывая глаз, размышляя о своей дальнейшей судьбе.
«Монастырь или нежелательное замужество, что хуже? Придется выбирать из двух зол. Похоронить себя заживо или возлечь с нелюбимым? И то и другое одинаково убивает меня... Отец, зачем ты так жесток? (Альберга жалобно вздохнула) Время идет, я должна решиться. (Она представила себя в маленькой, темной келье, вот она молится и льет слезы перед распятием, и никакой надежды в жизни, ни желаний, ни мечты, ничего, одна черная пустота). Нет, это ужасно, какой, к черту, монастырь, если при одной мысли о такой жизни накатывает смертельная тоска. Все-таки придется идти под венец с этим (при мысли о женихе Альбергу вновь охватила ярость, смягченная только благодаря все ещё действующему нянюшкиному зелью). Ненавижу! Вот так, проходя мимо взял и сломал мне жизнь! Чего ты ко мне прицепился? Ты меня спросил, хочу ли я за тебя замуж?! Ну да, разве женщин принято спрашивать о таких пустяках. Да мне и в страшном сне не снилось, что я стану женой одного из этих разбойников! Господи, ты наказываешь меня за мои мечты о Бернарде? Но ведь это всего лишь мечты. „Мне придется быть грубым“ (Альберга нервно хмыкнула). Напрасно ты, беcсердечный негодяй, так старательно напускаешь на себя благообразный вид, отец с такой же радостью отдал бы меня за тебя даже если бы ты рычал и бегал на четвереньках. Ему лишь бы от меня отделаться. Представляю нашу жизнь. Сначала ты будешь меня грубо любить, потом грубо не любить, а мне-то в любом случае быть битой. Переживу ли я хотя бы этот год? (от жалости к себе девушка всхлипнула). Боже, будь милостив ко мне. Только одна надежда, на государыню! Счастье, если госпожа Юдифь не покинет меня в беде и не оставит умирать в медвежьем логове. Ведь государыня оказала мне честь, назвав меня своей лучшей подругой. Верю, что она не забудет обо мне!»
Мысль о могущественной покровительнице умиротворила и успокоила девушку и, приняв трудное решение, она задремала. Однако вскоре её разбудила матушка Аригунда – настал день свадьбы, пора просыпаться и собираться к венчанию.
Кормилица принесла новую порцию успокоительного зелья – Альберга послушно взяла чашку.
– Да, так будет лучше, – кивнула она и без колебаний выпила всё до дна.
Зелье подействовало скоро, мысли стали ленивыми, медленными, а состояние души совершенно безмятежным. Всё происходящее с ней стало больше походить на сон, чем на реальность.
«Ладно, если мои родственники так жаждут отделаться от меня, почему и не доставить им эту радость. Хорошая трава... Отчего они не поили меня ею с рождения, так приятно ничего не чувствовать, кроме этого блаженного покоя».
Завтрак пришли разделить с нею девушки – дочери гостей, подружки невесты. В красивых нарядах, драгоценных уборах, звонкие, похожие на райских пташек, они наперебой что-то щебетали, восклицали и смеялись. Альберге было теперь трудно и лениво вникать в их разговор. «Ах свадьба, ах счастье, ах венчание, ах жених, ах король» -«Если на твоей свадьбе присутствует сам король, то это верный добрый знак на всю жизнь!» – сказала, радостно глядя на неё, синеглазая Хильдерика, дочь графа Клермонского. «Дорогая, этому королю только с чертями в доброте состязаться» – подумалось Альберге. Она кивнула подруге, по придворному любезно улыбнувшись ей, и больше не прислушивалась к её речам.
Потом подруги, под руководством госпожи Гильтруды, помогли невесте раздеться и омывали её, поливая водой из кувшинов, распевая заклинания на вечную любовь мужа и здоровое потомство. Альберга замерзла и почувствовала, что её пробирает озноб. На неё надели нарядную камизу, с воротом и рукавами, вышитыми шелками и золотом, сверху алую рубаху. Принесли драгоценные украшения, но невеста решительно оттолкнула их ( желая хотя бы таким образом выразить свой протест и досадить отцу, а заодно проявить свое неуважение к навязанному им жениху). Мать побоялась настаивать и молча убрала драгоценности. Поверх платьев накинули изумительной красоты горностаевый плащ. Но даже в теплом плаще озноб не прекратился, Альберге все равно было холодно. На специальном обруче, искрящемся диамантами, который одновременно придерживал прическу, девушки закрепили длинное свадебное покрывало.
В окружении подруг она выходит на двор. Здесь непривычно безлюдно – все гости теперь ожидают её в церкви. Отец кричит на мать, заметив что на невесте нет фамильных драгоценностей, помогает дочери сесть в седло – она садится боком, иначе в этой одежде в седле не усесться, при этом отец глядит на неё, как обычно, сердито-равнодушно – он, как всегда, недоволен ею. Мать оправляет покрывало, ниспадающее почти до земли.
Возле церкви множество народу, все что-то говорят, а маленькие дети кричат, бегают и прыгают, так и норовя сбить с ног кого-нибудь из взрослых. Жених берет её за руку, чтобы вести к алтарю – его ладонь неприятно жесткая, но теплая, даже горячая и сразу согревает Альбергу, озноб прекращается.
Их венчает епископ Буржский. Дева Мария с младенцем-Христом на руках молчаливо взирает на невесту без всякого сочувствия.
– Да будет ваш союз священным и нерушимым!
Супруг убирает с её лица покрывало. Никто никогда не смотрел на неё так проникновенно и нежно, как смотрит сейчас этот чужой незнакомый человек, только что назвавший её своей женой. Почему ты смотришь на меня так, словно родней и ближе меня у тебя никого нет? Отчего ты так уверен, что будешь счастлив со мной? И зачем всё решил один за нас двоих?
Он наклоняется к ней, она закрывает глаза и позволяет себя поцеловать.
– Любовь моя, позволь подарить то, чего тебе сейчас не хватает, – говорит муж. Господи, ну почему именно его слова она, вовсе не желая того, воспринимает все до единого, хотя это последний человек, которого она хотела бы слышать и слушать сегодня. «Не хочу ничего слышать, знать и понимать, хочу оставаться бесчувственной».
Тем временем, он надевает на неё украшения и люди вокруг радостно галдят и восторгаются ею и драгоценностями, только что подаренными Альберге её супругом у алтаря.
– Альберга, так вы заранее договорились, что ты не наденешь украшений? Ты такая красивая! – слышит она голос сестры, раздающийся как будто издалека.
Он подхватывает её на руки, у неё кружится голова и она невольно обхватывает мужа за шею. Люди вокруг наперебой поздравляют новобрачных, которые так трогательно нежны друг с другом (посмотрите, как молодые друг в друга влюблены, а молодая, смотрите, как крепко она обняла супруга, душа радуется, глядя на них, вы видели пару счастливее и красивее? они несомненно вырастят прекраснейших детей!). Их путь посыпают золотыми и серебряными монетами. Выйдя из церкви, муж сажает её в седло и увозит в дом.
Праздник продолжается. Звучит музыка, гости пляшут, потом отдыхают за столами, глядя на развесёлых мимов и акробатов. Весь этот балаган длится бесконечно. Стол ломится от угощений, но есть не хочется, наоборот, от вида еды Альберга ощущает легкую дурноту.
Действие травы на исходе и чувства вновь наваливаются на неё. Прежде всего, усталость и раздражение на всё и всех. «Сеньоры, отчего вы все так кричите, мне и без вашего гогота плохо...Разве что вина выпить...» Альберга берет кубок, муж наливает ей из ближайшего к ним кувшина. Отпив, она обнаруживает, что он налил ей воду. «А что хорошего от тебя ждать?» – с тоской думает она.
– Может поешь что-нибудь? – спрашивает он.
Девушка, только отмахнулась, молча отвергнув его ухаживания.
– Альберга, ты устала, я вижу, – говорит муж. – Все эти традиции как будто нарочно придуманы, чтобы замучить нас до смерти. Потерпи ещё немного, скоро эти изверги нас отпустят.
Она улыбнулась – муж нашел верные слова, чтобы выразить то, что она и сама думала о происходящем.
И вот девушки, распевая унылые песни, отводят её в комнату для новобрачных, в ту самую, в которой вчера она угостила своего жениха оплеухой. Ей помогают снять наряд, облачают в свободную льняную рубаху и ведут на брачное ложе. «Мне придется быть грубым» – вспоминает она и её опять охватывает озноб, такой сильный, что начинают стучать зубы.
– Что с тобой, Альберга, ты вся горишь! – испуганно восклицает Элисена, ощупывая горящий лоб сестры. «Почему у Элисены всегда такие ледяные руки?»
– Вот видишь, у меня все прекрасно, как ты и напророчила, – стуча зубами, проговорила Альберга. Младшая сестра пылко обняла старшую, испытывая жалость и чувство вины неизвестно за что.
– Элисена, оставь сестру и уходи из комнаты! – слышится окрик матери.
– Но у неё жар! – перечит матери Элисена, не понимая, как можно оставить без помощи болящего человека.
Мать оттаскивает младшую дочь от старшей и выводит её из комнаты.
Переживая за сестру, Элисена не стала подниматься со всеми девушками на женскую половину дома, а осталась внизу, спрятавшись за выступом стены, возле лестницы.
Она еле дождалась, когда из комнаты вышли свидетели (свидетелями со стороны невесты были её отец и брат, а свидетелем со стороны жениха, в виду отсутствия у Лантберта родственников, был его сеньор) и оповестили гостей, что свадьба завершилась честь по чести, что все без обмана и да пребудет с молодыми вовеки благословение Божье, на что гости хором, один громче другого, принялись выкрикивать традиционные шутливые поздравления и пожелания, соревнуясь в остроумии.
Элисена тут же оказалась рядом с отцом.
– Батюшка, как там Альберга?! Ведь она нездорова! – к счастью, в зале было так шумно, что никто не расслышал слов девушки, иначе граф Буржский не избежал бы неприятных расспросов по поводу здоровья молодой.
Тем временем один из гостей, вдрызг пьяный, подошел к графу и уставившись на девушку развязно заговорил с её отцом:
– Эй, Викфред, не отдашь ли за меня свою вторую дочь?
В ту же минуту наглец познакомился с силой кулака разгневанного сеньора Викфреда: отлетев в сторону, несчастный ударился об стол и с грохотом свалился на пол, опрокинув на себя поднос с запеченным поросенком и несколько кубков с вином.
Эта сценка пришлась по душе королю, который громогласно и заразительно расхохотался, а вслед за ним и все остальные, уже изрядно развеселевшие гости.
– Ступай наверх, – бросил отец Элисене и та исчезла так быстро, словно растворилась в воздухе.
***
Было раннее утро. Рассвет еле брезжил, пробиваясь сквозь маленькие оконца, факел на стене почти погас, очертания комнаты неясно проглядывали из полумрака. Едва лишь проснувшись, Альберга почувствовала, что буквально умирает от голода, и вспомнила, что со вчерашнего утра ничего не ела. Она покинула постель и зажгла светильник.
Настроение у молодой супруги было самое умиротворенное. «А почему бы и не посвятить свою жизнь мужу, дому и детям?» – думала Альберга, умываясь (в углу комнаты она нашла приготовленную нянюшкой лоханку и кувшин с водой). – «У меня будет собственный дом, где я буду хозяйкой и где меня будут любить и почитать.» – Альберга нашла на сундуке приготовленную для неё на утро одежду и, сбросив с себя ночную рубаху, принялась надевать льняную камизу. – « Я больше не какая-то никому не нужная девчонка, не сорняк, что только всех злит и раздражает. Теперь в моей жизни есть человек, который меня любит, теперь я много значу в этом мире, из сорняка я превратилась в розу, за которой ухаживают, которую обожают. Это так чудесно – быть любимой! О да, я любима, даже не верится, что такое могло случиться и со мной.»
Она надела поверх шелковую тунику яркого лазоревого цвета, застегнула поясок и расправила длинные рукава камизы. Затем прибрала волосы в косу и повязала их косынкой.
«Бернард это далёкая мечта, – она надела на ноги мягкие домашние башмачки, – а муж он здесь и любит меня. Кстати, где он? Хотя, куда он денется.» – Альберга вышла из комнаты. – «Поесть бы чего-нибудь...» – она отправилась в зал, в надежде найти что-нибудь вкусное на пиршественном столе.
Дом ещё спал, повсюду на полу лежали и сидели, прислонившись к стене, сраженные усталостью, изможденные, поверженные в беспробудное забытье слуги.
– Юдифь грязная шлюха, срази её Господь! – услышала Альберга, подойдя к залу, и остановилась, замерев в ужасе – её словно внезапно окатили ледяной водой.
– Она и её любовник предстанут перед судом, и свидетели, и доказательства их связи найдутся в избытке. Людовик будет низложен как предатель государственных интересов. Карл примет постриг, и император тоже.
Молодая женщина выглянула из-за выступа стены. Гости спали вповалку на полу и за столом, и лишь несколько человек беседовали, забыв о сне. В зале ярко горели факелы, ясно освещая говоривших, их было четверо: отец Альберги, её брат, её муж и король Лотарь. Альберга притаилась за перегородкой и с участившемся сердцебиением прислушалась к напугавшему её разговору.
– Государь, мы считаем, что этого ребенка необходимо устранить, дабы исключить в будущем повторную попытку передела государства. Я говорю сейчас от лица многих франков, и прежде всего от имени аквитанцев, большинство из этих людей присутствует сейчас здесь, в моем доме, – это сказал её отец.
– Государь, вы должны знать, что многие желают его смерти и ждут этого. Все, кому не безразлична судьба империи, все преданные вам франки убеждены в необходимости этой меры, – сказал её брат Рихард.
– Государь, могу подтвердить, что в Бургундии те же настроения, люди настроены бороться за единство и ждут от тебя только решительных действий, и прежде всего – устранение самой угрозы раздела империи, – это был голос Лантберта.
– Ни Карла, ни Людовика нельзя предавать смерти, как августейшие особы они неприкосновенны, – ответил король, внимательно выслушав все эти увещевания.
Альберга с удивлением услышала, что именно Лотарь, которого она считала самым отпетым злодеем на свете, противится убийству ребенка, в то время как её родственники наперебой из кожи вон лезут, стараясь убедить короля в необходимости этого злодеяния.
– Государь, подобные прецеденты уже известны в истории. Вспомните, ведь брат вашего деда, мешавший объединению земель, был также устранен в одночасье, причем весьма своевременно.
– Государь, достопочтенный Эйнхард в своем жизнеописании великого Карла весьма красноречиво пишет о незначительности человеческой жизни, пусть даже королевской крови, в сравнении с великой целью.
– Истинно так, государь, не время для сомнений, этот ребенок должен быть устранен, так решило большинство знати.
– Франки уполномочили нас передать вам это решение: Карл должен умереть.
– Так решила франкская знать, государь, те люди, которые преданы вам и партии, это ваши преданнейшие подданные, готовые отдать жизнь за вас и за единство империи.
– Государь, вы можете официально пригласить принца погостить у вас, Людовик будет только рад такому сближению. И когда Карл будет у вас в руках вы либо убьете его, либо сможете диктовать свои условия императрице, – сказал Лантберт. «Ах ты, подлый негодяй!» – вознегодовала Альберга.
– Со смертью этого ребенка мы потеряем поддержку понтифика, а значит и всего духовенства.
– Государь, но ведь несчастный случай может случиться с каждым, – отвечал граф Дижонский. – Я могу самолично заняться этим делом.
– Да будет так.
– «Ни тени сомнения в голосе, ни тени жалости к судьбе несчастного ребенка, я вышла замуж за чудовище... и самое ужасное, что я знала это с самого начала!» – ей представился маленький Шарло, бездыханный, с разбитой головой и сломанной шеей, и слезы жалости покатились по её щекам.
Она убежала обратно в комнату, чтобы немного прийти в себя и спокойно обдумать, как ей действовать дальше. «Государыня должна знать! Я должна её предупредить, иначе несчастный ребенок погибнет! Боже, если я промолчу, этот грех будет и на мне!» – молодая женщина обхватила голову руками, стараясь не терять самообладания.
В комнату заглянула Элисена.
– К тебе можно? – спросила она, оглядывая комнату и, только убедившись, что сестра одна, подошла к Альберге.
– Как ты себя чувствуешь? Вчера у тебя была самая настоящая горячка! – она потрогала лоб сестры. – Жара больше нет, неужели это твой муж тебя вылечил? – рассмеялась она, но видя выражение уныния на лице сестры, перестала смеяться и спросила: – Ну, как все было? Расскажи поскорее! – её глаза засветились от любопытства.
– Лучше и не спрашивай, – угрюмо отмахнулась от сестры Альберга, и отвернулась, чтобы смахнуть с ресниц слезы.
Дверь отворилась и в комнате появился Лантберт. Он с удивлением увидел, что несмотря на ранний час, его жена уже одета, и проводит время в компании сестры.
– Ты уже не спишь? А я надеялся застать тебя в постели,– с улыбкой сказал он.
Элисена, увидев его, вскочила и выбежала из комнаты, метнув украдкой в нового родственника весьма неодобрительный взгляд.
– Доброго утра, сестрица, – крикнул ей вслед Лантберт. – Элисена не слишком ли молчалива и боязлива? Она так быстро убежала, словно я её напугал, – со смехом сказал он жене.
– Что же тут удивительного, сеньор Лантберт, – отвечала Альберга, подходя к нему и мрачно, исподлобья глядя на него, – ты просто не видишь себя со стороны. Твои волосы всклокочены, будто шерсть дикого зверя, твои глаза налиты кровью, из твоего рта торчат окровавленные клыки, а вместо рук страшные лапы с огромными черными когтями.
– Занятно, – усмехнулся Лантберт, – ты что, придумала какую-то новую любовную игру? Расскажи правила в двух словах, я быстро схватываю, – сказал он, обнимая её и желая поцеловать, но жена холодно отвернулась от него. – Что с тобой? Ночью ты вовсе не была такой строгой. Не понимаю, чего ты злишься?
– Я слышала ваш разговор с королем, ты ещё сказал ему, что любишь пожирать на обед невинных младенцев, – сказала она, оттолкнув его.
Лантберт с искренним недоумением посмотрел на жену.
– Альберга, тебя не должны интересовать наши разговоры с королем, не забивай голову вовсе не нужными тебе сведениями. Лучше спроси у своей матери, как ей удается такое вкусное жаркое, будешь мне делать такое же.
– Увы, но рецепт буржского жаркого тебе ни к чему, ведь оно готовится не из детей! Я считаю, что королеве необходимо знать то, о чем вы беседовали с сеньором Лотарем нынче утром, и она это узнает! – с вызовом сказала она мужу.
– Королева ничего не узнает, – уверенно и невозмутимо ответил Лантберт.
– Ты в этом убежден?
– А от кого она может узнать то, о чем здесь говорилось? Что-то даже на ум нейдёт, кто может оказаться этим предателем.
– Так знай, что это я тот самый предатель! Королева узнает все от меня!
Лантберт расхохотался.
– Любовь моя, ты видно ещё не проснулась и разговариваешь во сне, – сказал он, сквозь смех, – тебе надо выспаться как следует, отдохнуть, а завтра мы уезжаем в Дижон!
– Ошибаешься, сеньор Лантберт, ни в какой Дижон я с тобой не поеду, пока лично не увижусь с королевой и не сообщу ей о вашем заговоре против неё и её сына!
При слове «заговор» Лантберт перестал смеяться.
– Ты что, правда, могла бы действовать против меня, своего мужа? – удивленно проговорил он, внимательно и серьезно посмотрев на жену.
– Да уж, не сомневайся, я сделаю все, чтобы тебе помешать!
– Но это не твоего ума дело! Ты моя жена, забудь про свою прежнюю жизнь, про Ахен, про королевский двор и все эти грязные придворные интриги!
– А ты забудь про убийство невинного ребенка!
– Альберга, будь благоразумной, выброси всё это из головы. Это серьезное дело, не вмешивайся, иначе нам обоим не жить, – сказал Лантберт, надеясь по-доброму образумить жену.
– Что я слышу, ты опасаешься за свою драгоценную жизнь, при этом готов убить ребенка, которому нет и десяти лет?
– О каком ребенке ты говоришь?! Речь не о ребенке, речь об угрозе существования всего государства!
– Да черт бы побрал это государство, если ради него надо убить невинное дитя!
– Альберга, пожалуйста, не оскверняй себя ругательствами и не говори глупостей, ты рассуждаешь о том, в чем совсем ничего не смыслишь! – прикрикнул Лантберт, начиная выходить из себя.
– Ах я говорю глупости?! В таком случае, сеньор Лантберт, вы от меня больше не услышите ни слова, никогда!
Лантберт сразу присмирел и попытался снова обнять жену:
– Любовь моя, давай не будем ссориться, что с нами происходит, зачем этот ненужный разговор?
– Потому что я с самой первой встречи знала, что ты негодяй, что ты убийца и разбойник! – воскликнула женщина со слезами на глазах. Ей в самом деле было больно всё это говорить. Ей не хотелось отталкивать мужа, ах, если бы он не был таким циничным и хладнокровным негодяем!
– Тогда зачем же ты согласилась выйти за меня, если так обо мне думала?
Альберга настолько удивилась, что сразу и не нашлась что ответить.
– Но... меня заставили!
– Нет, ты вышла за меня, потому что ты моя женщина, я это понял сразу, когда увидел тебя, понял, что мы с тобой должны быть вместе, что ты будешь моей женой, и ты ею стала. Так и должно было быть.
– Как ты мог всё это понять, если мы даже не были знакомы?
– Не знаю как это вышло... Господь послал мне видение!
– Почему же ты не объяснился со мной прежде, чем договариваться с моим отцом о свадьбе? Вы вдвоем решили мою судьбу без меня, словно я вовсе не живой человек и у меня нет никаких чувств!
– Любовь моя, зачем ты так жестоко говоришь со мной? Разве я дал тебе повод жаловаться на меня, разве я тебя обидел, разве я тебе плохой муж? Клянусь тебе, Альберга, ты никогда в жизни не узнаешь несчастья и бедности! Я всегда буду любить тебя, я не пожалею жизни ради твоего благополучия и счастья!
– Но почему же ты даже не посчитал нужным приехать сюда, чтобы посвататься, как это принято у всех достойных людей!
– Я по счастливой случайности встретил твоего отца в Сансе и сразу попросил твоей руки, он согласился, вот и всё! Всё по закону, всё честь по чести. Прости, что у меня не было времени искать с тобой встречи, чтобы разговоры разговаривать.
– Но ты женился на мне, совсем не зная меня, не зная, что для меня всегда было важно делать только то, что я сама считаю нужным, и жить так как я хочу! А ты появился вдруг, ниоткуда, и сразу изменил всю мою жизнь!
– Альберга, ну что это за нелепость! Ни один человек не может так жить, делая только то, что ему заблагорассудится! У всякого есть долг, обязательства, данные им семье и сеньору, которые он обязан исполнять, иначе не могло бы существовать ни одно государство.
