Текст книги "Верни нам мертвых (СИ)"

Автор книги: Анна Инская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Удар Молнии

Не знаю, снилось ли мне это или было в самом деле. Была ночь, горели факелы. Незнакомые люди окуривали владения Быстрой Птицы дымом тиса. Говорят, что запах тиса отпугивает злых черных эльфов, насылающих болезни. При свете факелов пришельцы искали что-то. Во тьме кто-то говорил со мной, или может быть приснилось мне это:

– Мать Хсейора получила от вождя амулет перерождения, который носил сын вождя, Золотое Крыло. Когда Быстрая Птица нарушил правила поединка и убил Хсейора, его отец пришел к вождю и сказал, что он слишком стар и слаб зрением, не сможет застрелить убийцу из лука. А близко его дружина Быстрой Птицы не подпустит. Вождь решил страшно отомстить убийце, погубить его и его потомство. Ведь тот, кто убил Хсейора – убил и сына вождя. Зарубить топором Быструю Птицу с семьей казалось вождю малым наказанием. Не только медленной смерти для них хотел старый вождь, но и страшной, будто колдовской. Он знал, что страшнее всего то, что невозможно понять. Вождь пошел на Великую Равнину и раздобыл одежду человека, умершего от одной из огненных южных болезней. Одевшись в эту одежду, он пошел к Быстрой Птице и обнял его. Ведь Золотое Крыло был его единственным сыном, и ради отмщения за него старику не было жалко своей жизни. Не жалко ему было и семью Быстрой Птицы, ибо в гневе он возненавидел их всех.

Я крикнула… или прошептала… не знаю…

– Амулет перерождения у меня! Заберите его, отдайте живым!

Но голос ответил из темноты:

– Когда амулет перерождения коснулся твоей груди, жизнь Хсейора и жизнь сына вождя стали навеки слились с твоей жизнью. Их уже нельзя разделить, как невозможно разделить медь и олово в бронзе. Хсейор и Золотое Крыло умрут с тобой, а если ты не умрешь, то тебя мы с собой увести не можем. Ибо Носительница Жизни должна быть оставлена семьей умершего. Да идет она тем путем, куда ведет ее воля желающего возродиться.

Не стало больше света факелов во дворе, но кто-то бросил мне теплое одеяло, и я согрелась. Не помню, как долго лежала я, укутавшись в одеяло. А потом я открыла глаза и думала, что проснулась в мире мертвых. Но увидела, что уже зацвела бузина и молодая весенняя луна возродилась в небе, а рядом со мной была разрытая могила и не знаю кем принесенное одеяло.

Запруда на ручье, где царствовал и буйствовал Быстрая Птица, была изрублена. Изгородь вокруг его бескрайних угодий сожжена дотла. Возвращены были на старое место древние замшелые межевые камни прежних владельцев полей. Почти весь хозяйский скот увели. Только из дома, пораженного проклятьем, ничего не взяли. Так было разорено царство Быстрой Птицы. Зато Амулет Перерождения был на моей груди. Прикоснувшись к нему, я пообещала Хсейору родить ребенка, в котором возродиться его жизнь. Молодая луна в небе росла, и сила возвращалась ко мне. Я встала, сняла серую одежду рабыни, надела белую и цветную одежду свободной и пошла в мир вольных сыновей и дочерей земли.

Но когда я вошла в деревню, на улице такое началось, будто к ним из лесу медведь в гости явился. Посередь дороги некие достойные мужи вытаскивали телегу из грязи. Увидев меня, одни попрятались за телегу, другие за коня. Женщины несли воду. Увидев меня, они в страхе бросили кадки и стали произносить заклинания. Но наверное сильных заклинаний они не знали – бормоча их, они все равно испугано отступали. Я им крикнула, что смерть, принесенная стариком, убила всех кроме меня. Услышав это, они побежали от меня в ужасе.

Тем временем по улице шел юноша нес дрова. Странный он был: голова смиренно склонена на грудь, глаза опущены долу, но спина гордо выпрямленная. Будто решил он повиноваться тем, кто выше его, но лишь до времени, ох, до времени! Я подумала: вот сейчас увидит меня, уронит свои дрова, и тоже согнется со страху. Но он только остановился, осмотрел меня с головы до ног, а потом знаком велел мне следовать за ним. Мы пришли к реке, и он крикнул:

– Тебе надо смыть с себя заразу! Я разведу костер, а ты брось одежду в огонь. Я принесу тебе другую одежду.

Вид у него был знающий. Я послушалась, вошла в воду и стала смывать с себя сама не знаю что. Потом, отогревшись у костра на берегу, подошла к речной заводи. Я верила, что река вынесет мое отражение в далекий океан. Моряки, соотечественники моего отца, увидят мой образ и признают во мне сходство с людьми их племени. Они поднимутся по реке на своих огромных и быстрых кораблях и заберут меня отсюда. Но потом я подумала, что в воде рек отражения людей смешиваются между собой, как смешивается кровь убитых и брошенных в реку после битвы. И моряки в океане уже не поймут, кто был кто.

Страшно мне было в одиночестве, без племени матери моей и вдали от народа моего отца. Но потом я вспомнила про дорогу в мир мертвых. Ведь по словам отца, начало этой дороги в диких северных землях! И я решила, что моя судьба – остаться здесь и не мечтать об иной участи.

Тем временем юноша вернулся. Имя ему было Удар Молнии. Он стал смеяться над деревенскими жителями, которые меня испугались:

– Людишки из соломы! Они боятся всего, чего не могут уразуметь. Любой завоеватель смел бы их с лица земли. Ты другая, и я другой. Мои предки родом с Великой Равнины, с торговых перекрестков, с лошадиных ярмарок. Мой дед побродил по свету, он-то знал все. Ему было ведомо, что умирают не только от холода и оружия. Он рассказал мне, что люди из дальних стран заносят к нам болезни, сжигающие огнем. Хворь эта, подобно хищной птице, перелетает с больного на здорового. К нам южане приносят заразу эту, а сами от нее не умирают. А еще от деда я узнал, что иногда южные купцы ведут особый торг. Желающим убить врага тайным оружием они продают одежду умерших от огненных болезней. Видно, так старый вождь и погубил твоего хозяина и его семью. А в тебе кровь людей из дальних стран. Она тебе и защита от заразы. Мудрые люди объясняют так: у кузнецов есть обычай закапывать в землю выкованное железо и ждать пока ржавчина съест слабые части. Остается лучший, крепкий металл. А у строителей есть правило оставлять камни под солнцем и дождем. Из тех, что за три года не дадут трещин, возводят они стены. Так было и с южными племенами. Огненная Смерть издавна, с самой ночи сотворения мира, охотится в их землях. Давно уже она погубила все, что ей было по зубам. Оставшиеся в живых – это те, кто сильнее ее, кто ей неподвластен. И эту тайную защиту передают они детям своим, в чьих жилах течет их кровь. А наши бараны деревенские думают, что ты выжила потому, что ты ведьма. Они тут шепчутся между собой: отчего черная Ифри разрешила держать себя в рабстве? Посовещались и решили, что в тебе лишь к концу отрочества проснулась колдовская сила. Боятся тебя здесь страшно. Вряд ли кто-нибудь осмелится к тебе подойти.

Я попросила юношу сказать им, что я не ведьма. Я не хотела, чтобы от меня разбегались. Удар Молнии спросил:

– А что в этом плохого, ведьмой считаться?

Я ему поведала мой замысел:

– Я скажу им, что Лис – Охотник не так могуществен, как боги Благословенного юга. Ведь Быстрая Птица получил от служителей Лиса меч с лисьим образом, но это оружие не защитило его от смерти. Пусть же люди севера не боятся бессильного Лиса. Я научу их искусству письма, и пусть каждый записывает на бересте то, чему жизнь научила его. Мой отец говорил, что люди юга стали мудрыми, потому что отцы записывали для детей то, что сами поняли, прожив жизнь. А дети передавали своим детям мудрость отцов, и дедов, и свою собственную. И прошло время, и стали они мудры, и стали плавать по морям, и вести корабли по звездам. Мудрость дороже земель и домов, дороже даже удивительных красивых вещей из стран за южными горами. Потому что вытоптанная трава на пастбищах снова вырастет, и разрушенный дом можно снова выстроить, а потерянное знание уже никто не вернет. Значит, надо чтобы каждый записывал мудрые мысли и рассуждения. Чтобы не забыть! Когда мудрости у нас станет так же много, как у людей южных царств – тогда эти бедные избы станут высокими, и стены их украсятся рисунками, а полы цветной мозаикой, и звезды станут говорить с нами, и земля будет давать два урожая в год. Мудрые мысли на бересте будем складывать у меня в доме и обсуждать на деревенских сборищах. Наверняка кто-нибудь да придумает что-нибудь полезное для жизни. Отец мне рассказывал об Афинской и Александрийской Академии. Нам, северянам, пример для подражания. А если меня будут принимать за злую ведьму, то кто же захочет со мной водиться?

Я говорила все это, но видела, что Удар– Молнии меня не слушает и что-то обдумывает. На все мои рассуждения он только и сказал со смешком презрительным:

– Что бы ты не говорила этим зайцам в человеческом обличии, они все равно будут бояться Лиса-Охотника. А вот если они не будут бояться тебя, то твой дом и землю заберет семья жены Быстрой Птицы. Ибо имущество твоего хозяина принадлежат семье умершего по закону наследования.

Я ему ответила, что Быстрая Птица оставил дом мне, и к тому же я хочу использовать его для общественного блага!

Но Удар Молнии прошептал зловеще:

– Какие ты слова непонятные знаешь. Общественное благо…. Странные слова тебе пригодятся, когда будешь изображать ведьму. Помни: если люди не будут тебя боятся, они отберут у тебя все. Не забудь, что Медвежья Лапа, жена твоего хозяина, была из уважаемого рода. Ее семья из тех, кто законы гнет под себя, как осенний ветер пригибает к земле траву. Они выгонят тебя из дома – куда ты пойдешь? Ведь тут вся земля поделена. Вся, до последнего клочка! Ничьи здесь лишь болотные топи и холодные северные склоны. Но ты же сказала, что твой отец велел тебе оставить потомство. Ты хочешь растить детей в гнилом тумане или среди льда?

Я испугалась. А Удар-Молнии оставил на время разговоры о радости считаться ведьмой, и стал рассказывать о себе:

– Родом я с южного края Великой Равнины. Когда выроос, пошел по свету искать удачи и решил пока пожить здесь. Ибо здесь люди глупые. Скоро ты это сама увидишь.

Я спросила:

– Зачем же ты тогда здесь остался? Шел бы искать умных!

– Как зачем? Потому что здесь я хитрее всех, – засмеялся Удар-Молнии. – Мой хозяин сильно уважает меня за ум и смекалку. Хочет, чтобы я женился на его младшей дочери. Только у меня другое в мыслях. Ты не догадалась еще? Думаешь, я тут с тобой просто так разговариваю? Удар Молнии никогда зря времени не теряет. Я на тебе жениться хочу, Черный Цветок. Забыть не могу, как ты стояла в алой набедренной повязке и белом покрывале возле твоего хозяина. Но сегодня я принес тебе черную одежду. Цвет рабыни – серый, цвет свободной – белый или яркий. Но ты выше свободной. Ты ведьма. Ты научишь меня твоим познаниям, и сильнее нас не будет никого в этом диком крае.

Я спросила Удара Молнии: не боится ли он, что его рука обратится в заячью лапу, если он научился писать? Он ничего не сказал, только засмеялся. Не нравился мне нрав Удара Молнии, но нравилась его смелость и стремление познать мудрость. Только сердце шептало мне, что Хсейор не захочет возродиться в сыне или дочери этого хитреца. Я просила оставить меня одну, чтобы подумать о согласии или отказе.

Однако Удар Молнии был не таков, чтобы уйти и позволить мне размышлять в одиночестве. Он спросил:

– Ты знаешь лесные гадания? Вот слушай. Для тех, кто не может решиться, есть в лесу волшебный источник, волшебное дерево и волшебное болото. Я приведу тебя к ним. Если вода в источнике закипит без тепла, дерево засветится без огня, а холодное сырое болото загорится пламенем, то значит, называться тебе ведьмой и оставаться тебе со мной.

Я сказала ему: бедный юноша, видно сороки похитили твой разум! Не кипит студеная вода, не горит сырое болото, не светится дерево, если его не зажечь. Удар Молнии прошептал:

– А мое сердце чует, что все это ты увидишь еще до восхода солнца. Сначала мы спросим волшебный источник.

Мы пришли к источнику в скале, и я получила первый ответ. Вода была холодной, но кипела мелкими пузырьками. Будто под источником в глубине камня горел очаг. Потом мы дождались ночи и пошли в волшебный гнилой лес, где бледные мертвые ели были похожи на огромные рыбьи скелеты, а умирающие осины дрожали на ветру. Удар-Молнии подвел меня к пню, и пень этот светился зеленым огнем, как волчьи глаза. А потом мы пошли на сырое болото. Мой жених показал мне синие огоньки над топью, подобные свету факелов людей, танцующих под водой. Там, на болоте, Удар-Молнии стал целовать меня и шептать:

– Вот лес и ответил тебе, прекраснейшая из дев. Быть тебе со мной и больше ни с кем. Больше не приходи ни к источнику, ни в мертвый лес, ни на волшебное болото. Сюда можно приходить только один раз, и задать только один вопрос за всю твою жизнь. И никого не учи искусству письменности. Только меня и детей наших. Со временем это тайное знание высоко вознесет наш род.

Я рассказала ему о том, что Быстрой Птице мало радости принесло его возвышение до царского достоинства. Но Удар Молнии засмеялся и ответил:

– Когда дураку в руку попадает молот, он им бьет себе же по лбу. А умный кует свое счастье. Уж я-то сумею воспользоваться моей удачей! Видишь, как волшебное болото горит огнем, подтверждает мои слова?

Семь Зверей

И вот мы поженились и зажили вместе, назвавшись колдуном и ведьмою. Люди нас боялись, и к нашему дому никто не приближался. Но и даров тоже почти не несли. Ведь чтобы считаться чародеем, надо все-таки уметь делать что-то колдовское. Удар-Молнии выучился читать и прочел рукописи моего отца. Он надеялся, что там рассказано, как делать чудеса! Но увидел, что для создания этих чудес надо много работать, и часто не одному, а в содружестве с другими искусными ремесленниками. Работать Удар-Молнии не любил – как все, кто мечтает стать колдунами. Делиться познаниями тоже не собирался. Отбросив рукописи, он сказал:

– Эти премудрости – для дятла, не для орла. Тайны зельеварения! Вот что следует изучить колдуну! Наши старухи знают некоторые травы, но безопасные, без большой силы. А волшебные растения с высшей властью исцеления могут быть и ядовитыми, если не знать, как ими пользоваться. Но истинным чародеям ведомо время сбора, и способ сушки, и сколько какой травы кидать в котел. Как они добыли эти познани? Никому неизвестно. Люди думают, что колдуны избраны богами и все знают от рождения. Но не-ет… думаю, что и они учатся у своих родителей. Так что про травы-то они могут рассказать, если им заплатить.

Я согласилась с ним:

– Ну что ж, пойдем учиться колдовству.

Но Удар Молнии не захотел:

– Нет, вдвоем нам идти нельзя. Колдуны могут оказаться злыми, а то и людоедами. А ты ведь поклялась отцу быть трусихой и не ввергать себя в опасность. Так что сиди дома, а я вернусь, и научу тебя всему, что от них узнал.

Это мне показалось разумно, как и все, что говорил мой муж. Он продал часть скотины, что осталась у нас. Обменял на круглые золотые слитки, которые здесь называют монетами. Сложил монеты в торбу, спрятал торбу в сено в телеге, запряг в телегу коня и отправился к колдовским владениям. Мне же велел ни с кем из деревни не разговаривать, чтобы никто не догадался, что я не ведьма, а обычная и нестрашная женщина. Но я не была одна, ведь со мной был мой будущий ребенок, и в него должна была вселиться жизнь Хсейора. В один из дней я увидела перелетных птиц. Я хотела передать им весть в мою Африку: я свободна, у меня есть дом и земля, я жду ребенка! Но крики птиц заглушил голос Удара Молнии:

– Эй, женушка, отворяй ворота!

Я бросилась к воротам, в нетерпении открыла их и увидела, что Удар-Молнии приехал на новой телеге, крытой коровьими шкурами. Не иначе, полна телега колдовских трав, подумала я. Хотела обнять мужа и спросить, что он привез. Но вдруг из-под коровьих шкур послышалась такая странная песенка:

Едет крытая телега,

Нас встречайте у дверей,

Просим мы у вас ночлега,

Едут в гости семь зверей

Вот угадайте: как же семь зверей уместились в телеге, какие это звери, и кто же из них поет? Если тот, кто читает мой рассказ, повидал жизнь, то ему и в телегу заглядывать не надо. Он и не глядя, угадает, какого зверя привез мой муж. В телеге сидели не семь зверей, а женщина.

Наверное тот, кто делал людей – он на таких несчастных как я только учился. А выучившись, сковал настоящих женщин на погибель нам бедным! Я обернулась в ужасе на Удара Молнии. Он горел глазами, крутил бедрами и весь распушился, чтоб ей понравится. А мне степенно объяснил:

– В деревне колдунов у каждого чародея много жен. А я теперь тоже колдун. Посему нашел себе вторую супругу. Дабы выделиться из простых деревенских, как дуб на мелколесье.

Вот: поехал учиться колдовству, а выучился многоженству! Нет бы чему хорошему выучиться! Отчего-то в такое время думается быстрее. В один миг я успела вспомнить, что до сих пор не исполнила мое решение найти вход в страну мертвых. Вместо того чтобы спасать младшего брата, людей обманывала да добро стерегла. Так что я даже обрадовалась, что теперь мне поневоле придется уйти отсюда. Хотя я и обещала отцу не ввергать себя в опасность, но не здесь же мне оставаться. Я права, о боги? Я стала выпрягать коня из телеги и сказала:

– Все тут мое, но оставляю вам. Возьму только коня и одежду на зиму. Живите тут, раз вам не стыдно. А я ухожу.

Да, в такое время думается быстрее. Но придумается такое, что вскоре сама пожалеешь. Я вспомнила, что беременна – куда же я пойду! Я растерялась, а гостья тем временем выбралась из телеги. В небе горела осенняя заря, но румянее зари были щеки женщины этой. А руки и шея белее снега, который скоро укроет земли наши. Тогда я не знала, у кого бывает такая белая кожа. Теперь знаю.

Незваная гостья сказала тихо и застенчиво, не поднимая глаз:

– Прости меня за приезд без согласия твоего. Удар Молнии не сказал мне, что в этом доме уже есть хозяйка. В нашем племени есть обычай иметь многих жен, но нет обычая входить в дом мужа без позволения первой, главной жены. Разреши мне, Ифри, переночевать у вас. А завтра я вернусь домой, если только ты не позволишь мне стать младшей женой, младшей сестрою твоей. Против твоей воли я тут не останусь, и тебе из твоего же дома уйти не дам. Ведь это твой, а не мой дом. Наверное, ты захочешь узнать, как меня зовут? Я зовусь Семь Зверей, ибо было у меня семь братьев и сестер, каждый с именем звериным. Но они умерли, оставив мне силу и достоинства всех семи зверей.

– У меня тоже брат умер, – сказала я, – но мне от него ничего не осталось, кроме горьких снов.

– У колдунов все по-другому. Я завтра тебе расскажу, как у нас бывает, и покажу кое-что из колдовства. Если ты разрешись мне остаться, – пообещала Семь Зверей.

Я спросила ее:

– Ты, наверное, тоже плакала о братьях и сестрах? А вы, колдуны, знаете тайну, куда уходят мертвые?

Она ответила тихо, не поднимая ресниц:

– И это я скажу тебе завтра. Не хочу говорить об этом, когда ночь уже близка.

Не думала я, что колдуньи бывают такие. Хотя от ревности все равно я так злилась, что руки дрожали. Но чем она виновата, подумала я. Из гостеприимства я предложила ей ужин. А она смиренно ответила:

– Я и так без твоего разрешения приехала. Тебе ли меня кормить, тебе ли ради меня уставать! И ведь ты ждешь ребенка. Все, что есть под солнцем, должно служить беременной женщине. Я пойду к очагу, а ты отдыхай.

Я обрадовалась, что она решила помочь мне. У меня в тот вечер все валилось из рук. Она стала хлопотать у огня, а мы с Ударом-Молнии остались во дворе, в осеннем сумраке. Он обхватил меня за плечи, согревая в свои объятиях, и ласково прошептал:

– Прости меня…. Колдуны не захотели учить меня даже за дары. А эта Семь Зверей согласилась ехать со мной. Она все знает, все умеет. Так что будет у нас в семье своя колдунья. Ты же видишь, она добрая. Иначе дала бы тебе уехать, а сама бы завладела твоим домом. Вы с ней сдружитесь, вот увидишь. Еще небось сговоритесь и меня выгоните! – добавил он, смеясь.

Потом он стал рассказывать мне, что повидал и услышал в деревне колдунов. Тем временем Семь Зверей позвала нас ужинать. Сказала тихо, не поднимая ресниц:

– Не знаю, удался ли мне ужин. Если вам не понравится, прошу заранее простить.

Еда была умело приготовлена, только вкус был мне непривычен и показался странным. Я стала думать, разрешить ли этой женщине оставаться здесь. Если бы она осталась, Удар Молнии забыл бы меня ради нее. Семь Зверей не провела годы отрочества в рабстве – статной, высокой, полногрудой она была. В сравнении с ней я была как серая утка рядом с лебедем. Но если бы я велела ей уехать, мой муж возненавидел бы меня за то, что я ее выгнала. А сама я уйти не могла, я ждала ребенка, а земля остывала в ожидании зимы. Я мысленно спрашивала ответа у богов, а потом мои мысли начали путаться… дальше не помню ничего. Будто я уснула странным глухим сном.

Я очнулась от холода и боли, во дворе, на охапке соломы. Солома была вся в крови. Высокие дубы хороводом кружились вокруг меня, я видела рядом со мной умершего брата, в ушах отдавался чей-то далекий стон, и я не понимала, во сне я его слышу или наяву. Потом я совсем проснулась. Низ живота страшно болел, и я поняла, что мой ребенок родился до срока, мертвым. Рядом со мной была вырыта яма, а рядом с ней лежал тяжелый белый камень. Думала я, что это могила для ребенка и будущее надгробье.

– Удар Молнии! Семь Зверей! Где вы? – позвала я их.

Дверь дома открылась, и оба показались на пороге. Я поняла, что счастливой была для них эта ночь. Они подошли ко мне, она впереди, он – прячась за ее спиной, глядя не на меня, а на ее крутые бедра. Семь Зверей приблизилась и наступила ногой на край моей одежды, чтобы показать полную власть надо мной. Никакой робости в ней больше не было, ступала она властно и уверенно, и улыбалась зловеще. Ее волосы цветом были подобны рыжей луне, изгибались на груди и падали до колен. Бледны и недвижны были ее глаза.

Вот отчего она вчера робко улыбалась и говорила тихо, и отчего опускала ресницы. Наверное боялась, что не сумеет хорошо притвориться, и прятала взгляд. Шла на мягких лапах, как рысь… Видно вчера эта ведьма подмешала колдовских трав в еду, чтобы лишить меня ребенка. Она уже и принарядиться успела. На ее шее был бронзовый диск с изображением солнца, разрубленного топором. Как у воинов с черными лицами, которые некогда напали на наше племя. А когда она подошла ближе, я увидела, что ее верхняя накидка была сплетена из женских волос.

– Ты из народа, не имеющего запрета на убийство? – спросила я ее.

Она засмеялась, в сознании силы своей:

– Я из племени, не имеющего никаких запретов. Берегись меня. Для меня нет преград. Все ваши законы я из этого дома помелом вымету.

Вот отчего у этой ведьмы белая кожа. Они ведь боятся дневного света!

В прежние времена я бы бросилась на нее с ножом. Но рабство образумило меня. Я поняла уже, что когда ты слабее врага, чтобы ты не делал, сделать хуже ты можешь только себе. Я просто тихо сказала ей:

– Отчего ты меня не отпустила вчера, отчего не дала мне уйти?

Я согласна была уйти, даже уползти, хоть сейчас. Но Семь Зверей усмехнулась:

– А мы и сегодня тебя не отпустим. Ты нужна нам для дела. Будешь у нас злою ведьмой, глупая Лягушка. Я умею колдовать, да без страха люди много платить не будут. Мне долго пришлось бы запугивать здешних жителей, а тебя они уже боятся. Если взяться за дело с умом, которого у тебя нет, а у Семи Зверей есть в избытке, то золото потечет к нам рекой. Ты будешь пугать, а я – стоять рядом с тобою с мешком для даров.

Я крикнула ей:

– Неужели ты думаешь, что я стану тебе помогать, после того, как ты убила моего ребенка? Теперь даже если ты убьешь и меня, больнее ты мне уже не сделаешь.

Она засмеялась:

– Ты меня вчера спросила, куда уходят мертвые. Твой ребенок ушел – вот сюда.

В ее толстых пальцах показался окровавленный тканый мешочек:

– Это я повешу дома над очагом, чтобы прокоптилось! А потом спрячу! Удар Молнии рассказал мне много о тебе, а я не ленилась спрашивать. Ведомо мне, как хоронят мертвых в твоей семье. Если будешь стараться для меня – со временем разрешу похоронить твое дитя и дать ему в дорогу одежду. А уйдешь – сожгу и золу по ветру развею. А еще Удар Молнии дал мне обрывки бересты, которые тебе от отца достались. Он сказал, что ты их всюду с собой носила. Отныне твоя береста будет покоиться в этой вот яме, под тяжелым камнем. До того времени, пока я не соизволю тебе ее отдать. Отвалить камень у тебя силы не хватит. Уйдешь – мы с Ударом Молнии вдвоем отвалим камень и изломаем бересту. И еще вспомни, что волшебный источник, волшебный лес и волшебное болото сказали тебе. Они сказали, что твоя судьба – называться ведьмой и оставаться с Ударом Молнии. Так что ребенка твоего ты не найдешь, камень не отвалишь, с лесными духами не поспоришь. И еще поверь мне: даже когда больнее уже не бывает, умная Семь Зверей сумеет сделать еще больнее. А твои рукописи я зарыла рукописи по закону, и счастье твое, что ты мне нужна, и я не отведу тебя к служителям Лиса-Охотника.

С этими словами она наклонилась, чтобы я получше разглядела короткий меч, который висел у нее на поясе. В свете зари сверкнуло бело-золотое изображение лисы. Такой меч был у Быстрой Птицы. Оружие тех, кто ловит иноземцев.

Семь-Зверей приставила меч к моей груди:

– Ты у нас побудешь ведьмой. Скажем жителям деревни, что ты наводишь злые чары, а я от них спасаю. Когда ты их запугаешь так, что страх навсегда въестся в их внутренности – тогда ты мне больше не будешь нужна. Если сумеешь угодить мне, то даже подарю коня, и поезжай куда хочешь.

Я была в ее полной власти. Поэтому обрадовалась даже малому и ненадежному обещанию, что однажды-то она выпустит меня из моего же дома. Я согласилась делать, все, что она пожелает. Она приказала мне никогда не приближаться к Удару-Молнии, перейти жить в хлев, чтобы не мешаться ей под ногами, а когда приходят жители деревни, делать вид, что я ведьма.

Взошло солнце, и колдунья спряталась в доме от его света. А Удар-Молнии все-таки не лишен был сострадания. Когда стемнело и Семь-Зверей пошла в деревню объявить себя доброй волшебницей, он пришел ко мне и отдал несколько свитков бересты, прошептав:

– Все опасные и нечистые познания юга мы схоронили под камнем. Но я оставил для тебя, в память о твоем отце, мысли Платона и Аристотеля о наилучшем устройстве государства. Это не познания, а бесполезная глупость. Не думаю, что это навлечет на наш дом гнев Лиса-Охотника.

Я спросила его: раз он верит в Лиса, то почему не побоялся изучить искусство чтения и письма? Удар-Молнии удивился:

– А что мне за беда, если моя рука превратиться в заячью лапу? Для колдуна это даже лучше – чтобы больше страху нагонять. От врага защитит меня не моя рука, а слава чародея. А работать я не собираюсь, не для того на свет родился.

Он кинул мне рукописи и убежал, чтобы Семь-Зверей не увидела, что он посмел пожалеть меня. Во второй половине ночи она сама пришла и объявила мне свое условие:

– Я отпущу тебя, если поможешь мне добыть много золотых монет. Вот слушай. У таких, как ты, и желания не лучше, чем у водяной крысы. Я же другая. И на то великое, к чему я стремлюсь, нужно много золота. Знай, что когда я была еще девой, в один из дней пришел в наши земли певец. Орал он нам безумные песни о какой-то красавице древних времен. Будто даже эхо рассказывало о ее красоте. Наши женщины бросали певцу монеты, и он тогда воспевал хвалебные песни о каждой из них. Будто самая красивая – она. Я же была умнее всех и рассудила так: зачем платить певцу, когда можно уплатить эху? Вот когда я соберу для эха столько монет, чтобы оно стало кричать, что Семь Зверей прекраснее всех на свете – тогда я отпущу тебя на волю, позволю забрать из ямы твою бересту и схоронить в ней твоего ребенка. А если ослушаешься хоть раз, то покажу тебе мой нрав в полной силе.

Я послушно спросила Семь-Зверей, что такого страшного я должна людям говорить. Она сказала со смехом:

– Ничего не говори. У тебя не ведьмин вид, не ведьмин взгляд и не ведьмин голос. Не показывайся людям иначе, как в сумерках и издалека. Какие бы ты страшные слова не бормотала, вблизи и при дневном свете тебя и самая глупая баба не испугается. Да ты и сама глупая баба, как и все вы в этой деревне. Только другие бабы по глупости об этом не догадываются.

И так мы стали двумя волшебницами, доброй и злой. Семь Зверей на ночь каждый свой локон накручивала на кость из куриной ноги, чтобы поутру ее волосы кудрявились – так положено прекрасной доброй волшебнице. А у меня злой ведьмы волосы должны были быть гладкими, как змеиная кожа.

Тайна Семи Зверей

Сначала я думала, что смогу убедить злодеев отпустить меня. Ведь я хотела найти выход из страны мертвых. Я думала, что и они же когда-то умрут. Для них же будет лучше, если прежде, чем Смерть придет за ними, я уже успею исполнить то, что задумала – тогда они будут жить вечно.

Но Семь Зверей проворчала, что у такой глупой бабы, как я, все равно ничего не получится. А презренный Удар Молнии думал только о власти над людьми и об ублажении своей смертной плоти. Такой уж он был человек – ему хотелось, чтобы ему все повиновались, но что-то для этого делать он ленился. Если бы он меня отпустил, ему бы пришлось самому пугать людей, а ему это было так лень что хуже смерти! Я помню, мой отец рассказывал мне про какого-то вельможу, которого он называл так: Властолюбивый Созерцатель. Вот уж точно. Только слова слишком красивые.

Я бы лучше сказала, что в Ударе-Молнии жили два демона, и они между собою не могли найти согласия! Одна половина Удара-Молнии была снедаема жаждой повелевать всей деревней. Всей округой. И всем миром, если получится. Эта половина Удара-Молнии была совсем как грозный Сын Бури из сказки про золотое веретено. Тот самый, который некогда повел войско послушных ему великанов в бой против небесных дев на крылатых конях. А другая мужнина половина была как лентяй Бубефа, тоже из этой сказки, который всю битву проспал, и проснулся только когда ему приснилось, что пора обедать. Вот так и Удар-Молнии! Хотел, чтобы в деревне считали его за главного на небе и на земле. Но сам что-то делать ленился, поэтому и опирался на нас с Семью-Зверями, как старик на две клюки. Я пугала людей, а Семь-Зверей собирала дары.

Когда Семь-Зверей была дома, влюбленный Удар-Молнии терся об нее, как вшивый лось об елку. А когда она уходила, он садился у очага и кричал ей вслед:

– Скажи деревенским дурням, пусть принесут нам в дар медку! Пусть принесут нам в дар молочного поросеночка! Пусть принесут нам покушать все вкусное, что у них есть.