Текст книги "Верни нам мертвых (СИ)"

Автор книги: Анна Инская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Старший сын вождя шел по улице. Видно, он так давно искал себе невесту, что у него искание невесты уже в обычай вошло. Теперь он ее искал всегда и везде. Идя по улице, метал вправо и влево огнистый взор. Баранью шубу вовсю распахнул на широкой груди: для пущей удали и показа пламенности сердца. Златой ус дивной пышности крутил левою рукою. А в правой, для доказательства великой силы, у него вместо посоха был вырванный с корнем молодой дубок. Волосы на голове потомок великанов уложил в виде гнезда и посадил туда для красоты дохлую птичку. Он шел твердой поступью, прекрасный как восходящее солнце. Только глаза у него были плоские и тусклые как у Семи-Зверей.

Когда он шел мимо нас, Семь-Зверей вздрогнула и гордо запрокинула голову. Ее рука вдруг ее грозно сжалась вокруг ведьминого жезла. Семь Зверей все делала угрожающе. Вот даже влюбилась, а вид все равно как если бы на войну собралась. Но до времени опустила ресницы в гордом смирении. Щеки ее разгорелись румянцем от холодного ветра, а лед на голой земле блистал под солнцем, будто предвещая удачу ее замыслам. Я поняла, что долго с Ударом-Молнии она не останется.

Старость неравно приходит к людям. Мы с Семью Зверями одних лет, но она хозяйка, а я рабыня. Ей судьба думать о сыне вождя, мне – о смерти. Так в дни осенние край озера замерзает раньше, чем середина.

В ту ночь мне приснилась мертвая птица, которую сын вождя посадил себе на голову, и его дубовый посох. Птица пропела:

Когда пригреет солнце, в дни весны

Край озера оттаивает первым!

А вырванный с корнем молодой дуб ответил ей:

Но не придет весна вторая

Ни для тебя, ни для меня, ни для рабыни

Поутру Семь Зверей разогнала кур и свиней, разломала ледок на луже и долго смотрелась в воду. Потом прикрыла лукавые глаза своим лучшим покрывалом и сказала, что пойдет гадать сыну вождя. Удар Молнии гневно потоптался с ноги на ногу и напомнил, что ей следует боятся солнца. Но она только тихо рассмеялась, и Удар Молнии на дороге у нее не встал. У нас хозяйка была Семь Зверей.

На другой день она сказала, что пойдет по второму разу ворожить. На третий день пошла ворожить по третьему разу – Удар Молнии сделал вид, что верит. На четвертый день она сказала, что пойдет за платой. Удар Молнии горестно сжал зубы. Потом со зла упился брагою. А потом подошел ко мне и сказал, что я ему давно нравлюсь больше, чем проклятая Семь Зверей. Он пригласил лечь с ним в постель, пока она где-то бегает, и стал ласкать меня. Руки у него были стылые, а хитрые глаза испуганно блуждали. Я догадалась, зачем ему нужно, чтобы я родила ребенка от него. Чтобы я больше не ненавидела его и помогла бы ему отомстить Семи Зверям. Но так хотелось мне иметь детей, и так я истосковалась без ласки, что я обвилась вокруг моего бывшего мужа и шептала, что люблю его. Это как приход лета, после долгой зимы. Спустился тебе на руку серый комар твоею кровью поживиться, а ты радуешься, что это комар, а не холодный снег.

А вот и Семь-Зверей заглянула в дом. Удар-Молнии чуть не рухнул на пол со страху. Но она посмотрела на нас обоих без гнева, равнодушно, как бы если мы с Ударом-Молнии были дрова у очага:

– Ладно, валяйтесь…. Ты ему тоже жена. У меня одно условие: потом ты, Лягушка, постираешь мое одеяло. Ибо ты чудище из топей болотных, и не желаю я, чтобы воняло тобою одеяло, которым я укрываю мое прекрасное тело. А так делайте, что хотите.

С тем и ушла, гордо крутанув задом и запев песенку. Удар Молнии, увидев, что ему ничего не грозит, быстро овладел мной. Затем стал рассказывать скорым шепотом:

– Давно ненавижу ее. Сама она жаба, чудище болотное. Мне одна дева медноликая из их племени такого про нее порассказала, что мне на нее теперь смотреть мерзко. Медноликая все-все про Семь Зверей знает. Что Семь Зверей удлинила себе косы крадеными волосами пленниц, а щеки и губы тайно особой краской подкрашивает. И что было у нее до меня десять разных любовников, и все ее выгнали, и что она меня всячески срамила в своем племени, и многое другое. Еще та дева мне сказала, что у Семи Зверей ноги кривые, если хорошо присмотреться. Она мне объяснила, что я эти кривые ноги красивыми вижу только потому, что Семь Зверей меня приворотной травой опоила. А еще медноликая сказала, что Волчонок не мой сын, что Семь Зверей за мною уже беременная увязалась. А отец мальчишки ее теперь и знать не хочет, другую красавицу себе нашел. Зря я тогда ее привез. Она как блин – сначала ты им рад, лопаешь их в великом счастии. Думаешь: всю жизнь бы их ел. А потом объешься и к концу обеда больше видеть их не можешь. А ты, Ифри, раскрасавица, разумница, и мать нашим будущим деткам будешь хорошая и добрая. Я все добро Семи Зверей тебе отдам, все ее ожерелья, и меховое одеяло, и все что захочешь. А знаешь, как колдуны проверяют действие ядовитых трав? Испытывают на пленных. Не на себе же испытывать всякую отраву! Я все это видел у них в деревне. Когда-нибудь тебе расскажу все их тайны, чтобы и ты ужаснулась. А пока мы с тобой выгоним эту злую ведьму и заживем душа в душу.

Я ему не верила. Я чуяла, что все равно эта женщина для него лучше меня. Она для него была как темный лес для филина. Не мог он жить без нее. И не одною красотой она его влекла. Только ей он мог поведать свои хитрости и рассказать, как он презирает жалкий род людской. Только рядом с ней мог сбросить человечью кожу и развернуться во всю длину, как водяной змей в болоте. Знала я, что он хоть и затащил меня в постель, но думает-то о ней. Но уходить из постели в хлев мне не хотелось. Я лежала у него под боком и молча слушала, как он ее якобы прогнать собирается. В начале ночи Семь Зверей вернулась и приказала:

– Теперь ступай мыть одеяло. А Семь-Зверей тебя проводят с факелом и дротиком.

Я подумала, что Удар Молнии и правда ей был больше не нужен, и только новое одеяло беспокоило ее. Удар Молнии сделал вид, что уже спит и ничего не слышит. Я сказала, что дойду одна, но Семь Зверей степенно ответила:

– Дорога к пруду темна, и возле деревни рыщут волки. А ты может быть уже беременна ребенком моего мужа, и я чту родство. Ну, пойдем.

Мы дошли до пруда, я зашла в воду по щиколотку, а она, стоя на берегу, толкнула меня дротиком:

– Заходи глубже. Семь Зверей не хотят, чтобы их лучшее одеяло пахло лягушками.

Ну какие лягушки на исходе зимы? Но она была сильна и вооружена. Я покорно зашла по пояс с холодную воду и стала полоскать ее одеяло. Но когда я хотела выйти на берег, Семь Зверей направила на меня оружие и поднесла горящий факел к моему лицу:

– Семь Зверей повелели тебе не приближаться к их мужу! Ты ослушалась, и ты пожалеешь об этом. Стой в холодной воде, замерзай, пока не станешь навеки бесплодной, как скалы на горной вершине, как лед, как снег, как мертвое тело. Если же попробуешь выйти из воды раньше, чем я дозволю, то останешься не только бесплодной, но и без глаза. И к другому берегу не думай бежать. Я ведь по земле туда доберусь быстрее, чем ты по воде.

Я поняла, что она меня изувечит и взмолилась:

– Семь Зверей, ведь тебе больше не нужен твой муж. Оставь нас, забирай, что хочешь и иди к сыну вождя.

Она захохотала подлым смехом:

– Удар Молнии мне не нужен, да ты нужна. Ты говоришь: забирай что хочешь? Вот тебя я и заберу. Твоя страшная рожа озолотила меня, и ты останешься у Семи Зверей до конца дней твоих. Чего же я не желаю, это того чтобы у тебя родился сын для отмщения мне. Или дочь, которая возьмет надо мною верх в старости моей. Мужчинам, которые могут отомстить, вымораживают во льду или выжигают на огне правую руку. Женщин же делают навеки бесплодными.

Она стояла на берегу темной тенью, дротик наготове. Наверное долго длилась бы ее месть, но вдруг в ночной тишине послышался крик Волчонка-Смерть-Врагам:

– Матушка! Голодные деревенские лезут в дом!

Семь Зверей прокляла небо и землю и пошла гнать.

О том, как золото изменило судьбу Семи Зверей и Удара Молнии

Когда-то Удар Молнии привел меня к реке и на ее берегу предложил мне стать его женою. Десять лет прошло с тех пор. Началось весной на берегу реки, кончилось в мерзлом пруду. Дошла я до дому, вошла в хлев и развела на полу огонь, чтобы отогреться. Потом посмотрела на обмерзшие инеем стены хлева и подумала, что то, что случилось – к лучшему. Если бы я родила ребенка, он бы разделил рабскую судьбу мою. Или Семь Зверей убила бы его и закоптила бы над очагом, или отдала бы на съедение зверям. А если бы он остался среди живых, Удар Молнии не любил бы его, как он не любит своего сына, Волчонка. Да и научить моего ребенка я ничему не смогла бы. Я была глупа, как мелкая птица, которая сама лезет в ловушку. Мечтала оживить мертвых, а не смогла защитить даже себя и нерожденных детей своих.

Перед моими глазами встал серый туман. О таком тумане говорил мне умирающий враг мой, Быстрая Птица. В сумраке послышались тихие шаги. Встали рядом со мной отец и мать, и мой брат Идир. Он пришел взрослый, высокий и сильный, но с игрушечной деревянной белкой в руках, которую отец некогда положил в его могилу. С ними были Быстрая Птица и убитый им Хсейор. Я спросила их: где ребенок, который у меня не родится? Где мне найти его?

Все остались недвижимы. Только Хсейор указал мне туда, где за заснеженными холмами встречаются небо и земля и молвил:

– Иди по черному небу, пока не взошло солнце. Там найдешь свою судьбу.

Со мною пошли наши коровы и собака. Всю дорогу я видела их морды и слышала мычание и лай. Среди звезд были бревенчатые ворота, а за ними звездный лес и веселый пир. Разные звери большие и маленькие не дрались, а сидели на еловых пеньках, пели и пили звездное вино. А еще зверье вело мудрые речи и смеялось над людьми. И я стала смеяться вместе с ними, потому что люди и правда глупые. На пиру главной была обезьяна. Об обезьяне отец когда-то рассказывал мне и даже нарисовал палкой на снегу. Только я забыла у него тогда спросить какого роста обезьяна. Теперь увидела, что обезьяна ростом с молодой дуб. На пиру были и люди. Но людей было мало, а зверей – несчетное множество. Я спросила обезьяну, отчего зверей на небесном пиру много, а людей мало. Ответила большая обезьяна:

– На земле звери все лишены разума, потому что разум всего зверья земли на этом небесном пиршестве. На земле же все звери неразумны и не понимают слов, и в этом счастье их. Люди, которых ты тут видишь, лишились рассудка и стали как бессловесные звери. И ты станешь такою в эту благословенную морозную ночь. Но таких, как вы, пока мало. И будет их мало, пока не придут последние дни. Тогда явятся обезумевшие люди толпами и будут биться со звериным разумом за место на нашем пиру! Но пока мы еще принимаем вас на наш звериный праздник. Иди к нам, Ифри, дочь Исмона, мы дадим тебе звериное имя, и ты забудешь живых и умерших.

Они снова запели и собаки в хлеву подвывали им. А на небе звери зажгли ночное солнце и сказали мне: мы и тебя научим звериным песням. Выпей с нами звездного вина, чтобы остаться с нами навсегда. Зверей я нарекла братьями моими. А потом увидела я серую змею на моей груди и хотела наречь ее сестрой моею.

Но змея обвилась вокруг меня и потащила вниз, как морские драконы тянут в пучину тонущих моряков. Я вырывалась, но она схлестнулась вокруг моей груди еще двумя кольцами, она была сильнее меня. Я рвала тело змеи, а она тянула меня в черную бездну. Вниз, к проклятой богами земле, где нет ничего, кроме горя! Звери пели, а кто-то называл меня моим человеческим именем и кричал:

– Ифри, не говори с ними! О, не говори с ними и не слушай их! А потом я сквозь звездное небо я увидела стены хлева. Рядом со мной стоял Волчонок-Смерть– Врагам.

Не было никакой змеи. Сын Семи Зверей обмотал мою грудь веревкой, а конец веревки привязывал к столбу и шептал:

– Ифри, не давайся им. Я знаю, как это бывает. Не давайся им.

Я сказала:

– Обезьяна не отпустит меня. А денег на выкуп у тебя нет. Уйди, иначе они убьют тебя.

Волчонок убежал, и звери снова запели. Они осыпали мою одежду сухими осенними листьями. Листья стали золотыми монетами и покатились по моей груди. Обезьяна стала жадно хватать монеты. Я видела ее темные мохнатые лапы. Но видела и стены хлева, и дверь, и бревна, подпирающие крышу. Смолкло стройное звериное пение, оно превратилось в мычание коровы и ворчание наших сонных собак. Обезьяна стала прозрачным туманом и исчезла. И глупа же она оказалась! Монет так и не сумела собрать. Они лежали повсюду на полу. Сын Семи Зверей стоял рядом со мной и все еще тянул за веревку. Он сказал мне тихо:

– Я знаю, как это бывает. Иногда мне кажется, что мой разум уходит. Мне страшно, и я привязываю себя этой веревкой, когда ложусь спать. Да я и спать теперь боюсь. Отец говорит, что я чужой ему, что я сын другого колдуна. Вдруг он убьет меня из мести? А мать меня не любит. Вдруг она приведет сюда своего нового мужа, а нас убьет? Там, у пруда, я обманул мать. Никто не лез к нам в дом. Я не спал от страха, что она узнает про обман мой. Вдруг вижу, что ты идешь по двору в обледенелой одежде, а потом говоришь с какой-то обезьяной. Нет на свете никаких обезьян, даже в сказаниях. Догадался я, что разум оставляет тебя, и решил привязать его веревкой и заплатить выкуп ночным видениям, которые хотели заманить тебя к себе.

Я спросила, где он взял монеты. Говорит, разорвал ожерелье своей матери. Я закричала в страхе:

– Да она убьет тебя! Неси скорее шнурок, мы попробуем сделать так, будто ты ничего не трогал.

Волчишка принес моток оленьих жил. Мы старались снова нанизать монеты. Но не могли вспомнить, как нанизывала их Семь Зверей. Память у нее была цепкая, как у лисы. Уж наверное она увидела бы непорядок в ожерелье и догадалась бы, что ее ожерелье брала ее нелюбимый сын.

– Ифри, она нас и правда убьет. Давай лучше убежим вдвоем, – ужаснулся Волчонок.

Я сказала, что мне отсюда убежать не суждено и рассказала ему про волшебный источник, волшебное дерево и волшебное болото, которые некогда повелели мне оставаться навсегда с Ударом Молнии. Волчишка грустно развел руками:

– Отец обманул тебя, как он всех обманывает. Он не велел тебе ходить туда второй раз и не велел разговаривать с жителями деревни, чтобы ты не увидела и не узнала, что этот источник в скале кипит – всегда, гнилое дерево светится – всегда, и болото горит каждую ночь. Что бы ты не спросила, они всегда отвечают одинаково. Спросишь ли ты его, жить ли тебе, спросишь ли ты его, умереть ли тебе, источник все равно будет кипеть, дерево светиться и на болоте будет гореть огонь. Поэтому давай уйдем отсюда.

Но бежать нам было некуда. В лесах нас разорвали бы изголодавшиеся звери, а у реки или на дороге нас бы поймали разбойники. Они продала бы нас рабство, и было бы нам еще хуже, чем сейчас.

– Ифри, придумай что-нибудь! – умолял меня Волчишка.

– Семь Зверей уж наверное смогла бы, она хитрая. Но я же не она, – сказала я ему.

Но он зашептал:

– Давай я тебе расскажу, что она мне говорила. Мол она умнее тебя потому, что у тебя глаза неправильные, а у нее правильные. Она говорила, что в детей их племени учат особой зоркости, показывают, как ведется предзимняя охота. В эти холодные дни свет неба неяркий, он уже не слепит глаза по-летнему. Солнце захлебнулось в осеннем тумане, нет ни бликов, ни теней – лишь ровный серый свет. Это лучшее время для заготовки мяса. Среди голых веток стрелку ясно виден золотой олень или косуля. Надо лишь запомнить этот ровный серый свет и этот прозрачный осенний лес. И научиться видеть только цель и острие стрелы. Это и есть правильные глаза. Они видят только то, что может быть полезно их хозяину – ничего кроме этого.

– Поздно нам теперь учиться. Пропали мы с тобой, Волчище! – сказала я ему.

Ребенок в горе и страхе уронил монеты. Они снова рассыпались по полу хлева и даже не блестели. Так было темно там, где я жила все эти годы! Лишь одна монетка ярко сверкала. Та, которая была ближе всех к рассохшейся двери, где лунный свет сиял сквозь щели. Если бы вор вошел, он бы только эту монету и увидел. А если бы увидел ее, то понял бы что, у хозяев завелось золотишко. Обыскал бы хлев, а там и в дом залез. Все знают, как опасно оставлять золото там, куда заглядывает солнечный или лунный свет.

И вдруг перед моими глазами исчезло все мне для дела бесполезное. Я поняла, как видит племя Семи Зверей! Теперь мои глаза различали лишь золотые монеты и яркий свет полной луны. Ее зовут Волчьим солнцем, Воровским солнцем или Факелом мести. Волкам и ворам помогает она, а иногда и тем, кто хочет отомстить врагу.

Я видела луну, золото, а потом, будто я могла видеть сквозь стены, я рассмотрела в темноте мужчину и женщину, которые спят моем доме и кто для меня хуже разбойников. И наконец увидела ясно, что сделала бы в эту ночь Семь-Зверей. И я это сделаю. Ибо из этого дома все законы и запреты давно выметены помелом.

Решившись, я попросила Волчонка затаиться и не выглядывать, что бы он не увидел и не услышал. Заманила в хлев собак и накрепко привязала. Взяла монеты, оленьи жилы и нож. Привязала над воротами золотую монету. Потом пошла к реке, сквозь заросли ивы и орешника. Я развешивала монеты на ветках кустов так, чтобы они блестели в свете луны. «Свети ярче, молю тебя», шептала я луне и почтительно просила облака не туманить свет.

На берегу пылал высокий костер. Вокруг него – вооруженные разбойники, зоркие, бессонные – луки и стрелы наготове. Они выслеживали на реке ладьи купцов, но река была пуста, и только мелкий лед плыл по темной воде. Зима еще не насытилась, ярилась, не хотела уходить. Если власть запоздалого холода простирается и на южную равнину, то в эти морозные дни умрет много рабов. Но придет весна и начнется работа на полях. Цены на невольников поднимутся там, откуда нет возврата. Я швырнула монету в спину одного из разбойников.

– Золото! – закричал он.

Уходя, я бросала монеты на темную землю так чтобы получилась золотая дорога к лесу. «Золото на земле! золото на ветвях! волшебная ночь!», кричали разбойники, собирали золото с земли и бежали от ветки к ветке, чтобы оборвать все монеты. Я вошла во двор, а ворота оставила приоткрытыми.

– А вдруг это западня? – осторожно сказал один разбойник.

Я испугалась, что они не войдут.

– Западня, да не для нас, – догадался другой. – Это месть хозяевам дома.

Я надеялась, что речные грабители не войдут хлев, где прятались мы с Волчонком. Ведь рабами торговать прибыльнее, чем скотиной. Но на всякий случай крепко закрыла дверь изнутри, заложила в засов обух от топора. Привязанные собаки заворчали, но я успокоила их

Раздался треск сломанной двери хозяйского дома. Страшно слышать, как ломается дверь под топором. Потом я услышала горестный крик моего бывшего мужа. Разбойники выволокли Семь Зверей и дрожащего Удар Молнии на двор, довели пленников до ворот.

– Удар Молнии! Ворота не сломаны, они были открыты изнутри! Твоя змея предала нас! – вдруг закричала Семь-Зверей.

А потом она овладела собой – на то ведь и ведьма – и ласково предложила разбойникам:

– Достойнейшие мужи, здесь, в хлеву, живет грамотная южанка. Отведите ее Лису-Охотнику, и его служители наградят вас.

Разбойники– работорговцы пошли было к хлеву и стали ломать дверь, но собаки зарычали.

– Ты просто хочешь, чтоб собаки перебудили всю деревню, – сказал главарь разбойников и ударил наотмашь Семь Зверей, – Если бы у тебя жила чужестранка, ты бы сама давно получила за нее лисью награду. Да если ты и правду говоришь, все равно одной стрелой трех уток не подстрелишь. Эй, храбрецы мои, берем этих двух, и быстро к реке. Рассвет близок.

Тогда Семь Зверей льстиво запела:

– Ты, красавец, не отдавай меня в рабство. Ты возьми меня себе. Не пожалеешь, когда узнаешь, как нежна и резва в постели.

– Нежна да не нужна мне такая, – ответил предводитель разбойников и снова ударил ее, – Если ты предлагаешь мне себя, когда твой муж стоит рядом, то ты небось и меня так будешь позорить. А ну пошла! Будешь на рынке рабов рассказывать купцам, как ты на лежанке скачешь. Больше заплатят. А пока помалкивай да топай за нами.

Ее сын закрыл лицо руками и прошептал:

– Если бы она осталась, она бы меня отдала Змее на съедение. Но когда я думаю, что ее будут бить, мне хочется бежать за ней. Она ведь родная мне.

– Она красавица и хитрая. Ее полюбит кто-нибудь, женится на ней, и станет она из рабыни госпожой над рабами, – утешила я Волчонка.

Тогда он перестал оплакивать Семь Зверей и попросил разрешения стать моей приемным сыном. Он сказал, что может быть, когда шел из той страны, откуда дети приходят в наш мир, то заблудился и родился не у своей матери.

А вместе с утренней зарей во двор ворвался старший сын вождя.

– Где моя Семь Зверей? – нетерпеливо спросил он. – Ты что, прогневалась на нее за неповиновение и убила?

Я думала, что он бросится на меня с ножом за то, что я погубила его возлюбленную. Но глупа я и глупой останусь. Угадайте, что он сделал, узнав, что Семи Зверей здесь больше нет? Он припал к моим ногам и попросил меня стать его женой. Все-то думали, что он красавицу искал, а он искал ту, что всех главнее. У меня же мысли были о другом. Об отцовских рукописях под камнем! Так сказала я сыну вождя:

– Потомок великанов, сначала докажи свою силу. А ну-ка подними этот белый камушек, ибо под ним в земле лежит мой ответ тебе.

С нетерпением я ждала, когда сын вождя поднимет камень, и я смогу достать отцовские рукописи. Это был бы великий день в истории северных народов, как сказал бы мой отец. С трудом отвалил сын вождя тяжелый камень. В яме лежала изломанная ивовая корзина, а в ней сырые куски бересты. Но ничего уже нельзя было прочесть. Следы чернил из костяного угля и смолы исчезли без следа.

Только четыре слова уцелели на бересте. Те, что я вырезала ножом в день смерти отца:

is fecit cui prodest

Это значит: сделал тот, кому выгодно. Но чем помешали эти рукописи Лису-Охотнику, неведомому убийце из предвечной мглы? Неужели правы сказания и звери не хотят, чтобы люди стали умнее их?

Сын вождя спросил в удивлении:

– Отчего ты плачешь, колдунья?

Помня поучения Семи Зверей о том, что для колдуньи нет ничего неожиданного и для нее не случаются несчастья, я из последних сил совладала с собой и ответила:

– Я плачу о тебе, сын вождя! Ибо ты слаб и не поднял, а только откатил камень. Мне же нужен равный мне по силе. Здесь в земле лежит мой ответ. Как истлели эти обрывки бересты в черной земле – так истлеешь и ты рядом со мной, великой черной колдуньей. Спасайся пока жив и не попадайся вовеки на глаза грозной ведьме Ифри.

Я была в ярости на него, за то, что он так быстро забыл женщину, которую любил. Сын вождя убежал, больше в деревне его не видели, и никто не знает где он. А я плакала над погибшими рукописями. Но потом подумала я, что если тени людей истлевших в земле уходят в подземный мир то может быть, и тени умерших букв уходят туда же. Уходят, и там снова складываются в слова – подобно тому, как разлученные смертью люди из одной семьи снова идут друг к другу в мире мертвых. А узнать друг друга теням буквам будет легко, ибо столько лет они стояли рядом. Может быть, теперь тень Идира читает то, что некогда написал его отец, при свете тени погасшего в мире живых огня. Моему брату это нужнее, ведь он не видит дневного света, и жизнь его безрадостна.

Потом я нашла в доме тело моего ребенка, обернутое в холст и высушенное над очагом. В сырой яме, где умерли рукописи моего отца, я схоронила его. Туда же я положила письмо моему брату. Я написала ему, что я теперь свободна и богата. И что я у сделаю все, что в моей власти, чтобы найти вход в царство мертвых!

А еще я нашла в доме меч с изображением лисицы. Меч Семи Зверей, знак служителей Лиса-Охотника. Да будет он моей защитой.

Тем временем взошло солнце, и люди племени не так уже боялись дома двух ведьм. Они толпой подошли к воротам, чтобы узнать, отчего сын вождя, славный потомок великанов, выбежал отсюда в ужасе, как вор от собаки. Хотели они также спросить, как им теперь задобрить меня, Черную Ведьму. Я подумала, что надо напугать и их, как напугала я сына вождя. Но тогда – снова одна. Только не в хлеву, а в доме, но все равно одна. И еще сказала я себя: мне-то зачем их обманывать? Я ведь не хочу копить деньги на подкуп эха.

Я пригласила их войти и все им рассказала. Они изумились, что такое случается. Потом заахали что я не колдунья, а дочь иноземца. А настоящую колдунью увели разбойники. Так кто же теперь будет исцелять болезни? Но я показала им меч Лиса-Охотника записи о целебных травах, которые остались от Семи Зверей. Я сказала, что все, кто хочет, могут прийти, и я научу их всему, что там написано. Ведь это северные познания, и Лис-Охотник не накажет того, кто владеет ими.

Утес Орлов

А на Поле Коня и Быка тем временем из земли поднялись первые всходы. Пришел праздник Земли Рожающей, когда женщины деревень молят Небо и Землю о будущем урожае. Ибо Земля покровительница женщин и внимает просьбам своих дочерей. Но со страхом смотрели они на меня, когда я вошла в их круг. Они боялись меня еще больше чем тогда, когда считали меня ведьмой. Ибо ведьма дочь леса и болотной трясины. Она может иметь или не иметь детей, это уж как ей, ведьме, самой будет угодно. А женщина – дочь Матери Земли. Ее бездетность приводит в гнев Великую Мать, и за такое богиня полей может наказать всех землепашцев.

Лишь одна из женщин деревни, рожденная не среди полей, а взятая замуж из страны священных озер, думала по-иному. Она сказала:

– Бесплодных женщин не бывает. Просто их дети рождаются в ином мире и живут в сказаниях. Там они вырастают и становятся волшебными героями и их возлюбленными. Ночами они приходят к певцам и сказителям и шепчут о себе, о своей жизни и о том, что с ними было. Если бы было не так, откуда бы сказки и предания взялись? Как можно рассказать о тех, кто не родился? Поэтому у нас называют осиянными вечной славой тех, кого вы зовете бесплодными.

Но женщины полей не согласились с ней: можно рассказать о том, чего нет. Обманщица Семь Зверей ведь рассказывала. Они предложили мне своих мужей, на выбор или всех сразу. Ревности не было в них, ибо Мать Землю они чтили превыше всего и на все готовы были, чтобы заслужить ее милость. Да и тот, кто сумеет оплодотворить бесплодную, считается у них благословенным этой богиней – он и весь род его.

Время прошло, и завершился годовой круг, и снова поднялись из земли молодые всходы. На моем левом плече теперь были знаки мужей многочисленных мужей. В тех землях тот, кто называет женщину своей, рисует на ее плече знак своего рода. Знаки теснились и уже спускались с плеча моего на руку, но ледяного проклятия с меня снять никто не смог.

Женщины племени вынесли в поле рожденных в тот год детей. Они просили для них у солнца – силы, у ветра – свободы. А я просила у Хсейора прощенья за то, что не продолжила его жизни. А ведь кто как не он был этого достоин. Проклятье мне, что разрешила я Семи Зверям заманить меня в холодную воду, в ледяную ловушку. А может быть, Хсейор сам не хотел возвращаться в мир живых? Или не хотел больше знать меня после того, как я стала женой презренного Удара Молнии? Так говорила я, глядя на амулет перерождения, который достался мне от Хсейора.

Увидев это, самая старая из женщин сказала мне:

– Здесь он тебе не ответит. Для разговоров с мертвыми есть особое место. Иди вдоль речного берега, за солнцем, туда, куда вечером уходит оно. Там над рекой есть высокая белая скала. Имя ей Орлиный Утес, потому что в старину умершие прилетали туда в орлином облике.

– А отчего они теперь не прилетают? – спросила я ее.

– Некому вызвать их, ибо лишь женщины умели делать это. Только дающая жизнь может говорить с умершими.

Я спросила мудрую старуху, отчего женщины больше не поднимаются на Орлиный Утес. Она ответила:

– Идти в священные леса, подниматься на священные скалы женщина должна одна, без защиты, без охраны, даже без оружия. Ибо праматерь людей, первая из женщин, одна бродила по земле и была безоружна. Но теперь та, что выходит из дому без охраны мужчин – уже не вернется под родной кров и не увидит своих детей! Прошли времена, когда древние законы были святы по всей земле. Давно уже ловцы рабов, жадные черные вороны, летят на золотой блеск волос северянок. Да и некоторые из наших воинов…. не хочу говорить об них. А теперь они и старших женщин стали захватывать, чтобы получить выкуп от их семей. Они знают древние обычаи и подстерегают нас в местах сбора целебных трав и рядом с древними святилищами. Оттого все настоящие колдуньи черноволосы, одиноки и бездетны. Только они могут бродить по диким лугам и обмениваться тайными знаниями на лесных полянах. Им одним можно подниматься на священные скалы, уходить по потаенным тропам в лесную чащобу и гадать о будущем, глядя в воду священных озер. Им бояться нечего, и тебе бояться нечего! От работорговцев защитит тебя чернота твоих кос, от служителей Лиса-Охотника – лисий образ на твоем мече. Дождись вечера перед новолунием и поднимись на Орлиный Утес. Подари сестре реке самое дорогое, что есть у тебя. А потом оставайся там до рассвета и вспоминай того, от кого достался тебе амулет перерождения. Тогда он явится тебе в вещем сне и ответит тебе.

Мудрая старуха была права, на то она и старуха! Возле Орлиного Утеса сидели римляне-работорговцы, поджидали добычу. А их лодка была привязана у берега. Я подошла, и один из них крикнул:

– О, Небо! Эта стрела из черного дерева – наша! Кто из северных воров посмел украсть ее? Пора ей лететь обратно к синему морю, к родным богам!

Сами они воры. А я хитрая. У Семи Зверей выучилась. Я решила выведать, почему они безбоязненно разбойничают в наших землях, и сказала:

– Страшно мне с вами идти. По дороге люди севера нападут на нас и снова захватят меня, и тогда уж лишат меня последней свободы. Они ведь высоки ростом и сильнее вас. Или у вас есть тайная защита от этих великанов?

Они засмеялись:

– Наша защита в их глупых рыжих головах. Их воины между собой дерутся, за власть и за славу, а каждый из их предводителей старается переманить нас на свою сторону. А недавно здесь появился недавно один волшебный цветок, который помогает нам. Не бойся уйти с нами, мы отведем тебя в крепость на берегу океана. Ты можешь остаться там и служить префекту, или вернуться на корабле в страну твоих предков.

Может быть, и правда лучше было бы для меня быть под их защитой. Ибо даже имея меч с лисьим знаком, я боялась грозного Лиса-Охотника. Но я надеялась увидеть Хсейора в орлином образе. Я сказала римским воинам:

– Завтра я уйду с вами, а пока позвольте мне подняться на утес.