Текст книги "Верни нам мертвых (СИ)"

Автор книги: Анна Инская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Тайная надежда проснулась в сердце моем. Вдруг, когда Рейг увидит огромные волны открытого моря, он испугается?

Но он не испугался. Я стояла на берегу и плакала о том, что он наверное уже не вернется в мир живых. А потом я вспомнила все, что было с нами, и поняла: Рейг был прав, когда сказал хозяину лодки, что в нем сила чародея. Ведь закат, что вел нас к океану, был алее и ярче обычного заката. Вода из источников на нашем пути была сладка как никакая иная вода. Мы шли среди белых прибрежных дюн, где даже тени светлы, и негде укрыться от врага, но страх бежал от нас как лось от охотника. Там где яростные волны бьются о высокие прибрежные утесы и люди приносят в жертву людей, мы рассуждали об устройстве разных государств, и хотя не стали бессмертными, но о смерти не думали. Рейг вернул трусливому торговцу котами храбрость и человеческий облик, а из двух кровавых коршунов создал двух малоумных баранов. И уж не Рейг ли обратил туман на лесной просеке в серебро и золото?

А если он это сумел, то почему он не смог бы победить Фангр, Гранса и их порождения? Нет сомнений: мой возлюбленный вернется, и с ним ожившие умершие! Они пойдут к родным горам, они пройдут по лесной просеке, имя которой Путь Уходящего Света, но они будут идти по ней с запада в сторону восходящего солнца, и она станет для них Путем Возвращенного Света!

Рейг просил меня до захода солнца уйти отсюдав Ливию. Но я думала: пусть тот, кого все боятся, убьет меня. И тогда я встречусь с Рейгом в стране мертвых и помогу ему в битве с чудовищами.

Настала ночь. Волны отхлынули от берега, а люди пошли в город, одни на встречу со сновидениями, а другие на улицу Блудниц. Лишь самые бедные остались на песке, собирать мелких рачков, которых оставил океан. Рейг говорил, будто некий Валент Страбус рыщет здесь по ночам со своей свитой. Но люди на берегу были спокойны, никого они не боялись. Я решила, что этого Страбуса люди придумали, как чудовищ из Леса Враждебных Теней. А Рейг, осел, поверил! Хоть и герой, но все равно осел.

Вдруг послышался тихий топот копыт. Все, кто был на берегу, упали на колени. Я спросила того, кто был ближе ко мне: что за божество идет сюда? Он ответил: тебе оно не опасно.

Я обернулась и увидела конный отряд. Всадники ехали неспешно и оглядывали все вокруг – так вождь многочисленного племени объезжает свои владения. Они были не похожи на могучих воинов, которые стояли у входа в город. Видно не за силу выбирали этих всадников. Легко и почти бесшумно скользили они в ночной тьме. Вдруг, к удивлению моему, они остановились. Неужели и они будут собирать рачков в песке?

Тот, кто вел всадников, спрыгнул с коня и приблизился мне. По одежде – иноземец, обликом гордый и властный, но одет неприметно, не похож на ярких сыновей юга. Короткая темная туника, длинный серый плащ, подбитый мехом. У пояса меч, короткий и узкий. Такое оружие не дарует победы в сражении, зато легко скроется под одеждой. Повадками предводитель всадников был похож то ли на разбойника, то ли на охотника-ловца, или может быть, на хищного зверя. Тускло блестели под луной его темные седеющие волосы, короткие, жесткие и прямые. Смуглое лицо воина было гладким как темный лед: верно говорят, что у старого волка не бывает морщин.

Он сказал мне что-то на неведомом мне языке. Потом перешел на мой родной язык. Слова он произносил странно – так говорил на нашем языке мой отец. Он строго спросил меня о моем происхождении: отчего мои волосы черны? Я сказала, что я Ифри, дочь мудрого ливийца Исмона, но рождена среди горных охотников. Властный южанин слегка улыбнулся:

– В этих холодных землях твое имя согревает кровь. Ифри, богиня Ливии, у нас ее называют Dea Africa. Как там у Геродота…. «В Ливию, агнцев кормящую, шлет поселенцем тебя». Ты родилась под счастливой звездой, твое божественное имя вызвало у меня желание провести с тобой больше времени, чем требуют мои служебные обязанности. Но сначала скажи мне: знаешь ли ты искусство письма и счета?

Я рассказала предводителю всадников о том, чему учил меня отец. Потом я спросила:

– А ты кто, достойный воин, и зачем покинул ты свою родную страну? Один из его воинов почтительно ответил за своего предводителя:

– Перед тобой сам Валент Страбус, префект города Алет. К нему обращаются за помощью подданные нашего правителя, если они волей рока оказались в чужих землях.

Значит, Рейг был прав, и Валент Страбус не придуманное чудовище? Но почему Рейг не хотел, чтобы я встречалась с ним? И как Рейг угадал, что тот, перед кем люди падают на колени, остановится, чтобы поговорить со мной?

Валент Страбус не показался мне ни жестоким, ни склонным к безрассудному гневу. Он приказал мне:

– Следуй за нами. Ты знаешь здешний язык и привыкла к холоду. Постарайся быть мне полезной, и ты не пожалеешь об этом. Если тебе известны имена других пришельцев с юга, назови мне их, и я отправлю за ними моих людей.

Я ответила, что должна вернуться в горные леса и научить моего приемного сына искусству охоты, ибо об этом просил меня муж мой. Префект сказал мне, будто слегка обеспокоенный чем-то:

– Если твой приемный сын обучен искусству письма и счета, я прикажу доставить его ко мне и возьму на службу. А ты не должна бродить по этим диким землям. Таков закон страны нашей: ни один образованный человек не может покинуть пределы Империи, чтобы его знания не достались тем, кто может стать врагами нашими. Как мудро заметил великий Аристотель, эти северные великаны преисполнены мужества, но недостаточно наделены умом. И хвала богам что это так. Ибо если дикая стая варваров сумеет прорваться сквозь оборонительные заграждения – будет разграблен один из приграничных городов, не более. Если же один из носителей знания уйдет в земли варваров и станет учить их – тогда вся империя может оказаться в опасности.

При этих словах в памяти моей встал Хсейор, таким как я увидела его во сне на Орлином Утесе. В ту ночь он напомнил мне слова моего отца:

Is fecit cui prodest

Забывшись, я прошептала:

– Римлянин, ты – Лис-Охотник?

Он тихо рассмеялся:

– Женскому разуму нужна вся жизнь для того, чтобы разгадать самую простую загадку. Твой отец велел тебе найти Лиса-Охотника, чтобы он помог тебе. Видимо, он понял нашу тайну когда, увидев знак Лиса в деревне дикарей с болота. У большинства здешних вождей есть меч со знаком Врага иноземцев. Изображение лисицы сделано из золотосеребряного сплава, неведомого в этих землях, но хорошо известного на юге. Поэтому варвары не смогли бы подделать знак нашего легиона. Твой отец несомненно догадался, где был выкован этот меч, и сообразил, что «сделал тот, кому выгодно». Да, мои служители называют себя слугами Лиса-Охотника и скрывают лица, чтобы варвары не поняли, к кому они отводят пойманных чужеземцев.

– Отчего вы не скажете им правды? – спросила я.

Валент Страбус стал объяснять мне, думаю потому, что хотел взять меня на службу:

– Природа доносчика такова, что одной лишь награды ему мало. Иные северяне тащат мне иноземцев усерднее, если верят, что пойманный будет растерзан полубогом-полузверем, а не отправлен в родную землю. Впрочем, некоторые из приведенных мне южан действительно будут наказаны, ибо самовольно ушли за пределы Империи в земли наших врагов. Там, где власть дика и невежественна, она уничтожает иноземцев в своих владениях. Просвещенная власть преследует своих подданных, посмевших уйти в иные страны. Обычно она делает это руками невежественных жителей этих стран, которые сами истребляют тех, кто мог бы принести им знания. Думаю, что наш тайный легион приносит Риму большую пользу, чем все боевые легионы вместе взятые. Мы уже внушили северным варварам страх перед изучением письменности. Они умеют рисовать знаки, именуемые рунами, но используют их только для гадания. Некоторые северные вожди знают о нашем тайном легионе, но они сами не хотят письменности в своих землях. Не желают, чтобы оказались увековечены некоторые их славные деяния, не хотят, чтобы голоса убитых звучали в вечности, как посмертное эхо. Слишком много здесь берез, слишком много бересты рукописей. Хвала богам! Эти варвары темны разумом, и останутся такими, но еще лучше было бы, если бы они существовали бы только в форме рабов. Поэтому мы постепенно склоняем их к братоубийству, чтобы самые сильные и воинственные истребили друг друга, а нас приманивали для содействия в их распрях. В приграничных землях мы уже достигли этой цели, превратили их существование в бесконечную войну. Мы внушили им, что на небе есть некая страна блаженных, где реками льется любимое ими пиво, и якобы попадают туда только те, кто погиб в битве. Теперь они бьются даже не ради добычи, а чтобы избежать несчастья умереть позорной мирной смертью. Но в глуши этой страны многие все еще следуют каким-то древним законам Справедливого Солнца и живут в согласии. Здесь ты можешь быть нам полезна. Придумай, как принести смуту в эти племена, ведь ты родилась среди них. Для женщины ты не глупа. Ты поможешь нам в нашей тайной войне и получишь меч с изображением лисицы.

Верно говорят, что гнев и страх не живут вместе. Забыв, кто передо мной, я сказала ему:

– Валент Страбус, ты веришь, что служишь твоей стране в ее войне против варваров! А на самом деле ты служишь злым богам в их войне против всех людей земли! Вы хотите оставить большую часть рода человеческого во мраке невежества, погубить их в бессмысленных войнах – но вы и себя лишаете того, что мог бы принести вам их ум. Если бы варвары, нищие, рабы и женщины могли обучаться наукам и делились с вами мыслями своими, то мы сейчас умели бы все: могли бы добраться до звезд, узнали бы тайну вечной юности и умели бы оживлять мертвых!

Префект Алета нахмурился, схватил меня за подбородок и стал рассматривать мое лицо, будто стараясь разгадать загадку:

– Дочь диких лесов, неужели ты из рода мудрых безумцев? Из тех, кто верит, что говорит от имени богов – пока судьба, что выше богов, не перемелет их кости в пыль? Неужели ты из тех небесных птиц, которых пронзают стрелами и душат, а они являются снова? А может быть, ты вовсе не безумна… возможно, ты хитрее многих, северная амазонка. В юности я не получал наслаждения от плотского соития с женщиной, если она не сопротивлялась мне. Теперь мою стареющую кровь не может воспламенить та, что в споре сдается без борьбы. Женщины всех цветов и повадок делили мое ложе. Но ни одна из них не сумела возразить мне так, чтобы я не смог ответить ей раньше, чем она закроет рот. Тебе это удалось. Я отвечу тебе, но на размышления у меня уйдет ночь, и я хочу провести ее с тобой.

Он взял меня за руку и повел туда, куда не доходил прилив, где песок был сухим. Расстелил свой плащ и пригласил меня сесть рядом с ним. Потом тихо заговорил, глядя не на меня, а на океанские волны. Он разговаривал сам с собою, как те, кто привык к одиночеству, и голос его был насмешливым и злым, будто он был зол на богов, обрекших его на одиночество:

– Ты родилась под счастливой звездой, дочь ливийца. Пока ты не наскучишь мне, ты будешь моей собеседницей в ночные часы. Наследницы греческих гетер подобны раскрашенным мумиям Египта, они не имеют собственных суждений и повторяют чужие слова будто попугай, купленный у южных охотников. Они ленивы и изнеженны, они боятся снега и тумана, тьмы лесов и боевых коней. Высокие белокурые северянки прекраснее статуй из мрамора и золота, но темна и легка была волчица, вскормившая основателей Вечного города. В тебе, дикарка, страстная африканская кровь смешалась с сильной германской или кельтской. Ты будешь сопровождать меня, когда я поведу моих воинов в глубь страны в поисках изменников и беглых рабов.

Я сказала ему:

– Одного из сыновей этой страны я назвала мужем моим, я поклялась быть верной ему. Он уплыл за море, но я буду ждать его.

Страбус в ярости сжал зубы, его лицо снова стало подобным темному льду:

– У тебя не может быть нет никаких обязательств в отношении темного разумом животного, которое верит, что может переплыть океан в кожаной лодке. Думаю, что он уже утонул, и тем лучше для него. По твоим словам, твой возлюбленный был стражником в этом городе. Всем стражам-варварам известен наш закон, который он посмел нарушить. Северянин, посмевший сойтись с подданной Империи – будет изорван бичом. Если же она образованна – его ждет смерть, и чем больше она знает, тем более жестокой будет казнь. Ибо ни одна капля чистого знания не должна упасть в мутный пруд их невежества.

Вот отчего Рейг не захотел рассказать мне о Валенте Страбусе. Если бы я знала правду, я бы не пришла провожать его на берег океана, я даже не приблизилась к Рейгу!

Грозный темный океан! Скажи мне, где теперь Рейг и жив ли он? Но далекий, тихий шум волн заглушал проклятый голос того, кто называл себя Лисом-Охотником:

– Дикарка, когда я говорил о моем влечении к женщинам, которые не сдаются без борьбы, я не имел в виду глупого упрямства! Я люблю словесные сражения с женщиной, но лишь в присутствии двух свидетелей: теплого огня и хорошего вина. Иди за мной, ибо в эту ночь боги благосклонны к тебе. Если ты сумеешь не утратить моего расположения, я подарю тебе волшебную черную кошечку с белыми лапками, и у тебя будет столько рабов и рабынь, что ты не будешь успевать давать им приказания.

Семь Зверей научила меня быть хитрой. Я сказала:

– Тот, кто назвал меня женой, не имеет невольников и сам снимает свои драные сапоги. В этих диких землях я не встречала иных, поэтому полюбила его. Ты вернул мне разум, и я пойду за тобой как тень. Но нельзя изменять мужу, не погадав сперва по старинному обычаю. В нашей стране гадают по полету стрелы, закрывают глаза и стреляют из лука. Если стрела улетит в небо, значит, жена должна хранить верность. А если стрела упадет на землю – тогда Мать Земля дала жене законное разрешение делать все, что она хочет. Но чтобы гадание было честным и без обману, разгони отсюда всех. А то стрела не упадет на землю, а застрянет в чьих-нибудь ребрах, проклятье на него и на его род!

Префект приказал всем разойтись, и берег опустел. Я подняла лук, а Страбус рассмеялся:

– Славное гадание! Вот она, женская верность: женщины нерушимогоспожу тайн верны только самим себе! Я напишу об этом в Рим, тем моим друзьям, кто верит в добродетель варваров.

Его живот еще трясся от смеха, когда в него вонзилась стрела. Стрелы горных охотников никогда не падают на землю.

К удивлению моему, старый воин не стал звать на помощь. Он сказал лишь:

– Проклятые тупые стрелы. Я буду умирать до зимы. Может быть, когда-нибудь ты поймешь, что убила меня только потому, что высоко в небе все птицы кажутся черными.

Я не только убила, но и ограбила его, забрала себе его коня. Да окажется этот конь быстрее, чем весть об убийстве префекта Страбуса.

РАССКАЗ РЕЙГА

Океан и смерть

Волшебный город

Океан и смерть

Мне надо было соображать, как разделаться с заокеанскими чудовищами, а я совсем не про битву думал, глядя на серые волны. Я вспоминал восход солнца у разбойничьей пещеры, когда я впервые увидел колдовские косы Ифри, чернее угля в костре, чернее ягод ежевики. Я сказал этой горянке, что выберу себе подругу не за цвет волос, но это такая хитрость против женщин. Чтобы они не знали, что ты думаешь на самом деле. Ведь я всегда любил полный опасностей сумрак леса и темную ночь, хозяйку тайн. И священных черных воронов всегда чтил. Разве сумел бы я забыть эту воронову сестру! А ресницы у нее такие длинные, что я видел их даже после захода солнца….

Берег был уже далеко, а мне чудилось, будто Ифри стоит рядом со мной, улыбается мне и разговаривает со мной. Смотрит на меня ласково и ободряюще, а глаза у нее светло-золотые, будто мед, собранный с самых белых из всех растущих в полях цветов.

До встречи с ней я был один. Как первый или последний из людей на земле… Наши хуторянки и селянки таких, как я, не хотят – мол много рассуждаешь и много знать хочешь. Мы, говорят, хранительницы мудрости. А вам, мужикам, большого ума не надо чтоб топором-то махать. А если и будет у вас ум, все равно в первой же битве у вас его из головы дубиной выбьют. Да имея ум-то, может вы и не захотите в сражение лезть. Знай одно: быть храбрым и ходить с грозным видом! Вот что надо хитрой дочери Матери-Земли. Тогда хоть и будешь называться глава семьи, а на самом деле станешь при ней вроде пса сторожевого, дом охранять и чужаков распугивать, за кормежку и ласку. Да дрова рубить для ее священного домашнего очага.

Слышал я, что на берегах южного синего моря не так, что там не всеми познаниями владеют женщины. Я не верил. Как можно сравниться разумом с той, которая одним взглядом лишает тебя разума? Но Ифри была воспитана мудрым отцом из южных царств, и видно он ей внушил, что мужчина все-таки умом равен женщине и тоже способен к обучению. У меня-то глаза голубые, как у несмышленого волчонка, а у нее были золотые, как у взрослой волчицы. Древним и мудрым был мир ее отца, но как на равного, смотрела на меня золотоглазая дочь Исмона. Она научила меня письменности и играм, которые учат принимать решения. Рассказала мне про науку логику, рассуждала со мной обо всем и верила, что я смогу доплыть до другого берега. Правда, может быть, лучше бы иметь мне строгую жену, которая дала бы мне браги и ногу кабанью, да велела дома сидеть… так думал я все чаще, глядя в бескрайний холодный океан. Как был я один, так и один и остался, сидел с моим псом среди несчетного стада белогривых волн.

И думал я, что все женщины колдуньи и ворожеи. Они заставляют свою добычу видеть то, чего нет и быть не может. На самом деле может быть Ифри просто оплела меня хитрыми женскими чарами. Я верю, что она меня любит, я в сердце моем говорю ней! А она, наверное, уже забыла меня. На деньги, которые я ей оставил, она купит себе тунику из тонкого льна, такую чтобы из-под ткани просвечивала ее смуглая грудь. Раздобудет себе новый цветной пояс и краски для лица, про которые я сам сдуру ей рассказал. Вплетет в свои проклятые змеиные косы цветные камни, те светлые голубые камни, что я ей оставил! Зачем я ей их дал? Будут мои камни в ее волосах как голубой цветок-лотос в реке Нил, про который она мне рассказывала. Станет жена коварная искать себе нового мужа, или о ней позаботятся люди Валента Страбуса. Я уже начал догадываться, что этот Страбус и есть Лис-Охотник. Только проверить не успел. Уйдет к лису-Страбусу на службу моя ученая жена, а я тут без нее сижу сам как лиса без хвоста, одинокий и несчастный.

Женщины, они как океан, заманивают, влекут к себе своей красотою, а потом мучают тебя без всякой вины. Мне от этого океана было тошно, будто это я был женщиной беременной. А Ифри, думал я, от моего ребенка уже избавилась. В портовом городе есть улица Блудниц, а там хватает умеющих помочь в этом.

Когда лодка падала в пропасть между двумя крутыми валами, ужас разрывал мне сердце, и спрашивал я себя тогда почему тот, кто создал мир, не сделал людей из железа. Ведь я был сын гордой свободнорожденной страны и должен был не ведать страха! А на деле не совсем так выходило. И дорогу спросить было не у кого. Рыбы и чайки в разговор не вступали. Видно они и правда были не на моей стороне, а на службе у чудовищ из мира мертвых. Однажды проплыл вдали кит, нелюдимый и тоже безмолвный. Вот уже чайки почти все исчезли, а другого берега все еще не было видно. Но я верил, что я окажусь там раньше, чем у меня кончится запас воды или придет буря. Ведь Рябой сумел добраться из той страны вплавь, без лодки. Значит, далеко это быть не могло.

Я направлял лодку на запад, надеясь, что я не проплыву мимо Страны Мертвых. Такой остров в океане вряд ли затеряется. Огромна должна была быть страна, которая собрала всех умерших из всех земель. Ведь мертвых больше, чем живых, а мир живых велик. Отец Ифри рассказывал ей, что за дальним теплым морем скрываются горы, пустыни, леса и даже еще один океан. Несчетное множество людей родилось в подлунном мире, и многие из этих людей уже мертвы.

В северной части океана небо редко бывает ясным, и солнца я не видел. Но плыл не вслепую, потому что по левому борту лодки южное небо светилось драгоценным сиянием в разрывах темных туч. Глядя на этот свет, я вспоминал, как моя мать осторожно выводила литой золотой узор на железной рукояти меча, выкованного моим отцом. Это было изображение Священного Солнца. Мой отец и мать мои верили, что солнечный знак сделает оружие справедливым. Они и сами были людьми правого пути, но судьба оказалась несправедлива к ним. А я даже не успел научиться отцовскому ремеслу, и если сказать правду, умел только охотиться и воровать.

Ветер дул с северо-востока. У меня поверх кожаной куртки был шерстяной плащ, он же заодно и одеяло. Мой свой плащ, неволшебный. Зато сотканный из хорошей овечьей шерсти. Ведь серебряное одеяние с изображением рыбы, подаренное озерным волшебником, еще рано было доставать из котомки. Волшебник велел надеть его в мой смертный час, а до гибели мне еще было далеко.

А еще хоть я и бродяга бездомный, но у меня гордость есть! Ифри объяснила мне, что означают слова «ослово упорство», и понял я, что вовсе не за стойкость молодой волшебник дал мне этот дар…..

А еще чуял я шкурой – а она у меня чуткая, как у зайца уши – что в день, когда волшебники делились на добрых и злых, этот неучтивый волшебник в стороне стоял. Поэтому хотел я верить, что без его волшебной одежды смогу обойтись. Ведь у меня еще оставался запас воды, вяленое мясо и сухой моряцкий хлеб. Но все чаще думал я, что мудрая Ифри хорошо сделала, когда раздумала плыть со мною. Не за что ей было любить такого как я. И хозяин лодки был прав, назвав меня отчаянным дураком, хотя это и обидное оскорбление. Да и волшебник про осла-то может быть не зря говорил… Не было нигде никакой Страны Мертвых, океан был пуст, как моя глупая голова.

Я завернулся в мой шерстяной плащ и пса моего прикрыл, чтобы не мерз на студеном на ветру. В старину собаки говорили на человеческом языке. Но замолчали, когда узнали, что люди сделали ругательство из славного имени их собачьего рода. Я сказал Земному Хоарденну: «Мужайся, волчий сын!». Пес молчал, но смотрел на меня осуждающе, и прав был. Зря я его в океан потащил, не собачье это место. Волны с угрозой били в борт, плащ не согревал нас. Зато северным ветром лодку сносило к югу. Это обрадовало меня! Я ведь не знал, вернусь ли живым из плаванья, а мне хотелось перед смертью побывать там, где небо всегда голубое, ветер теплый, солнце горячее, будто огонь костра, а океан синий, как глаза моей матери, и совсем не замерзает зимой.

И вот на седьмой день плаванья солнце вошло в полную силу. Одинокая чайка поднималась к вершине неба, солнце пробивало насквозь ее белое оперение, и внутренний край ее крыльев сиял, будто лезвие священного золотого серпа.

От тех несчастных, кто плавал на галерах, я слышал, что в южном небе солнце обнажается для убийства. Я не верил им, ведь солнце доброе, оно не может убивать невиновного! Теперь понял, что может.

В небе ни одного облака, лишь горячая смертельная синева. Пришлось поверить еще и в небывалое: что голова может болеть! Другого берега все еще не было видно. Воды осталось совсем мало, и она стала такой гнилой, что даже пес пить ее не хотел. Северо-восточный ветер потерял силу, будто и его истерзала южная жара.

Наконец ночь пришла, но холоднее не стало. Мне казалось, что небо налилось кровью, а на гребнях волн сияют изгибы белых молний. Я терял разум, уже не было океана, мы шли с Ифри по диким лугам, и трава колосилась красной зернью, а огненные птицы, насылающие лесные пожары, сжигали землю дотла. Но собака не залаяла, и я понял, что краснокрылые птицы всего лишь мерещатся мне. Потом подумал, что если мне видится то, чего нет, то жить мне осталось недолго. На заре я сказал моему псу:

– Хоарденн, у меня рот сохнет. Скоро я говорить не смогу. Слушай меня сейчас. Ты не ешь меня мертвого. А то сам потом станешь выть от одиночества.

Но я не умер ни в тот день, ни в ту ночь. Вот снова взошло солнце, а в нем мучение и смерть. Не смог я доплыть до другого берега. Пришло время воспользоваться подарком волшебника с берега лесного озера. Я достал из котомки странную одежду с изображением лосося и подставил ее лучам солнца. Никакого колдовства. Я подумал, что дар волшебника потерял волшебную силу и ничего не сделает…ни доброго, ни злого…. Но вдруг изображение рыбы загорелось золотым светом.

Вот теперь у меня уже сомнений не было! Я стал было просить у рыбы смелости, свежей пресной воды и попутного ветра, лучше похолоднее. Но не получил просимого. Однако рыба-то сияла волшебно и обнадеживающе. Я оделся в волшебную одежду и стал шепотом рассказывать ей мою жизнь и зачем я плыву за океан – чтобы священная рыба-лосось помогла мне. А солнце поднималось все выше, и собака бессильно выла на дне лодки. Сил у меня уже не было говорить ни с волшебной рыбой, ни с собакой. Кровь билась в сердце и в висках, перед глазами были лишь огонь и черный пепел. Пусть Ифри избавится от моего ребенка, пусть найдет другого или пусть уплывет на корабле в далекую солнечную Ливию моя волчица, которую я любил ласкать. Теперь лишь одно желание осталось у меня. Увидеть саму Смерть. Ведь встретить ее можно только раз в жизни.

Я прикрыл глаза цветным поясом Ифри и смотрел сквозь перекрестье нитей, чтобы отражение солнца на волнах не выжгло мои глаза раньше, чем я встречусь с той, что забирает всех без разбору. И вот она появилась вдали. Она шла с юга, наискось против ветра. С жалостью я посмотрел на белые кости ее некогда прекрасного и смелого лица. А потом запрокинул голову и в знак поражения подставил ей горло.

Волшебный город

Вы думаете, я умер? Какое там умер. Здесь история только началась. Вдруг лодки, собаки, океана, синего неба, солнца и убивающей жары не стало. Я будто шел через подобие снежного тумана. Было не тепло и не холодно, не темно и не светло, это была не земля и не небо, и не знаю, долго ли это длилось или один миг. Я ничего не видел, и ни звука не было слышно, но я знал – сам не знаю как – что рядом со мной что-то есть.

А потом увидел под ногами пол из дерева. Было это чье-то жилище, странное, колдовское. В стене было окно, совсем прозрачное, наверное из волшебного льда, только лед был не тающий и не холодный. Я глянул в окно и увидел, что колдовство принесло меня на высокую башню. Вокруг были другие башни, тоже не с бойницами, а с окнами. А внизу по дороге ехали избушки на колесах.

Решил я, что волшебная одежда принесла меня сюда за то, что я ее наконец солнечным светом напоил. Оглядел жилище и увидел на стене портреты волшебника с озерного берега и его сероглазой красавицы. Портреты были так искусно нарисованы, что я сразу узнал волшебника и волшебницу. В их жилище было много разного удивительного имущества. Я ничего не тронул, ведь Храбрый Бык некогда выучил меня учтивому поведению. Только смертельной жаждой томимый пива выпил. Было оно спрятано в странном коробе, в котором притаилась зима – хотя вокруг лето. А налито в прозрачный сосуд, и уж чего мне стоило его открыть, поймет только медведь, которому доводилось запускать лапу в дупло с медом! Медведь мне и посочувствует. О, Небо! Ну зачем пиво так крепко закрывать?

Волшебник и волшебница не приходили. Смотрел я через окно на избушки с колесами, на высокие дома и на людей в странных одеяниях, и думал: попался я хуже зайца! Места дикие. Ни деревьев, ни травы, ни человека разумного вида.

А у меня ведь не было ни топора, ни ножа, ни лука со стрелами. Все в лодке осталось. Зато в жилище волшебника на столе лежали два серебряных обруча. Как велел волшебник, один из них я надел на голову. Никаких чудес не случилось.

Что мне было делать? Но я уже понял, что волшебство дело не быстрое, иной раз надо подождать. Задремал я, ведь в океане ночью не выспался. А то, что случилось потом, долго считал сном.

Вот что было со мной… я думал, что во сне, а теперь знаю, что наяву. Проснулся я от того, что кто-то стучит в дверь и зовет меня по имени. Дверь была так хитро заперта, что мне бы ее вовек не открыть, если не был бы я смышленый сын умного оружейника. А когда я ее все-таки сумел отворить, то увидел на пороге троих, странного вида! Стрижены коротко, как грязные звери римляне. Одеты так, будто решили меня рассмешить. До этого дня я таких одеяний нигде не видел. А вот этих троих вроде уже где-то встречал!

Вдруг один из троих как заорет:

– Мореплаватель, откуда ты взялся?

Я говорю ему из последних сил:

– Меня волшебная одежда принесла. Кто ты и откуда меня знаешь?

Он весь засиял от радости:

– Да ведь мы с тобой когда-то встречались, ты спас меня. Я торговец котами. Меня зовут Всегда-Удача. Ты мне еще на постоялом дворе дал талисман, а я тебе про океан всякие глупости рассказывал, будто там Драконий остров есть. А это обруч на голове… как бы тебе объяснить… на твоем языке, волшебный. Он это… сканирует…. читает… да ты небось и слова такого не знаешь.

– Я ему сказал, что я еще и не то знаю! А читать знаки меня научила моя женщина.

Тогда у дерзкого торговца котами спеси поубавилось, и он заговорил со мной на равных:

– Ну вот, читает. Воспоминания в твоей голове. Смотрит, есть ли у тебя здесь кто-то знакомый. А вот он! Он! Он! На столике стоит мой любимый! Это поискующий короб, именуемый компьютер! Он прочел мое имя в твоих воспоминаниях и вызвал меня сюда.

Я взмолился: – Не кричи, безумное сонное видение, а то разбудишь меня, и проснусь я в своей лодке. Потом спросил, кто те двое, что ним явились, и почему мои воспоминания их сюда вызвали. С ними-то я не был знаком. Всегда-Удача мне говорит с улыбкой:

– Это же Кровавые коршуны. Разбойники с постоялого двора, от которых ты меня спас.

Я бы от удивления топор выронил, если бы он у меня с собою был! Спрашиваю его:

– Они что, теперь твои друзья?!

А он мне:

– Не мои друзья, но они тоже твои знакомые. Поэтому дверь их вызвала сюда вместе со мной. Теперь мы все тут будем жить в дружбе. А обруч с головы не снимай. Он твои желания угадывает!

У них тоже были такие обручи вокруг головы. Я ничего понять не мог, и вот что мне рассказал торговец котами:

– Ты в будущих временах. Одежда, которую ты носишь, именуется скафандр, но не простой. Он может унести человека в прошлое. А потом вернуть обратно в будущее. Именуется это: пространственно-временная телепотрация. А кормится оно от солнца. И именуется это…

– И именуется это солнечная батарея, – влез в разговор один из Кровавых коршунов.

Всегда-Удача не обиделся на такую неучтивость и продолжал объяснение: