Текст книги "Лоза Шерена (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Глава третья. Пробуждение

    Кружится голова. Болью вспыхивают в сознании искры, давит к кровати слабость и так не хочется отпускать неясный сон. Думать не хочется. Даже дышать не хочется. Потому что тягостно, потому что наполняет жаром при каждом вздохе легкие, и поддаться бы слабости, да забыться, но не дает кто-то вне. Тянет упрямо вверх, ведет сквозь пелену сна к свету, заставляет дышать глубже, ровнее. Ощутить болезненность кожи, жадно глотнуть воздух, задыхаясь, содрогнуться от кашля.

    – Тише, спокойнее, – мягко уговаривает тихий голос.

    Чужие руки прижимают ко рту платок, смоченный в едкой жидкости. Ненадолго резкий запах обжигает легкие болью, зато проходит удушливый приступ кашля, и обессилевшему Рэми чьи-то заботливые руки помогают опуститься на подушки.

    – Спокойнее. Не двигайтесь... дайте себе время...

    Осторожно, еще не веря, что боль прошла, Рэми открывает глаза.

    – Не спешите, – уговаривает тот же голос.

    Медленно, очень медленно, перестает быть ярким свет. Из расплывчатых становятся резкими очертания комнаты, приходит узнавание... пока еще неясное, оно не оформилось в мысль, не вызвало эмоций.

    Рэми отдыхает. Ему сейчас так надо отдохнуть. Но разум рывком выдирает его из ласкового плена сонливости. И Рэми, наконец-то узнает холодные, зеленые глаза человека, сидевшего у кровати.

    – С возвращением! – холодно заметил Тисмен. – На этот раз вам не убежать, даже не надейтесь.

    Рэми молчал, пытаясь выгнать из головы сонную дурь. Устроился с помощью Тисмена на кровати, послушно сделал глоток из нефритовой чаши и вновь обессилено опустился на подушки...

    Страх холодной змейкой проскользнул по позвоночнику. Он опять был в "зеленых" покоях Тисмена и вновь больной, лежал на той же самой кровати, что и луну назад.

    Только одного тут сегодня не было: одиночества. И пустая когда-то комната полна людей: сидит у камина в кресле с резными ручками Мир. Откинувшись на спинку, перекинув нога на ногу, он мирно беседует со склонившемся над ним молодым высоким мужчиной.

    Опасен тот мужчина. Неприятен. Будто вырезанная из льда статуя: идеальная, правильная до последней складки сложного наряда, холодная, с седыми, почти сливающимися с кожей жидкими волосами.

    "Старик", прозвал его сразу Рэми, отводя взгляд. Молод, а все равно как старик...

    – Посмотрите мне в глаза, – приказывает Тисмен.

    Рэми подчиняется. Вздрагивает, когда захватывает его взгляд архана, тянет за собой, растворяет в синем свете. И ужасается, когда осознает – он может не ответить тем же. Спит внутри бушующее когда-то море, покрывшись темно-синим льдом...

    – Отлично, Кадм, – довольно улыбнулся Тисмен, поворачиваясь к коренастому мужчине, сидящему в ногах Рэми. – Сила его спит и наш рожанин стал почти нормальным.

    Мужчина, которого Рэми прозвал про себя воином, не ответил. Он был занят: забавлялся со уродливой, похожей на большого таракана, зверюшкой. Зверюшка, азартно поблескивая агатовыми глазками, шипела, недовольно фыркала, пытаясь поймать привязанный к веревке кусочек мяса.

    – Нормальным он, боюсь, не будет никогда, – холодно ответил, наконец-то, Кадм, отрывая мясо от веревки и бросая его уродцу. – Хватит с тебя сегодня, маленькое чудовище.

    Зверюшка съела кусок и довольно урча отправилась спать у камина, а Кадм подвинулся ближе к Рэми, заглянул ему в глаза и тихо прошептал:

    – Теперь поговорим.

    – Не о чем говорить, – сжался под холодным взглядом Рэми.

    – Есть о чем, молодой человек. А ты, кажется, со снадобьем переборщил, Тисмен, – вмешался в разговор Мир. – Наш беглец стал слегка трусливым и забыл о своей дерзости.

    – Я помогу. – Старик пытался было подойти, но Рэми дернулся от колдуна, как от зачумленного.

    Его уже тошнило от магии, арханов, замка, секретов, оборотней. И безумно хотелось назад, в лес. Где все спокойно, все понятно, и где не путают благодарность с золотым поводком.

    – Зря... – холодно сказал Старик, вновь отходя к Миру. – Вы уже и так слишком долго от нас бегали, молодой человек. Может, достаточно сопротивляться-то?

    – А вы решили, что меня сломали! – прошипел Рэми. – Не надейтесь! К Эдлаю я так просто, как ягненочек на веревочке, не пойду!

    – У нас с тобой хватает и других, более приятных, тем для разговора, чем Эдлай, – осадил его оборотень.

    – Например?

    – Например, тот день, когда ты спас мне жизнь.

    – Говорила мама, что не доведет до добра любопытство, и была права! Если бы я тогда прошел мимо...

    Кадм хмыкнул. Поймав неодобрительный взгляд оборотня, он подавил усмешку, смахнул невидимую пылинку с коричневой туники и отвернулся к окну.

    – Я просто хотел поблагодарить тебя за услугу.

    – Правда? – воскликнул Рэми, с трудом поднимаясь. – Поблагодарили? Благодарность принята. Теперь мне можно уйти?

    – Почему вы столь упрямы? – не выдержал зеленоглазый. – Вы ведь сами к нам пришли. Никакой ловушки не было...

    – Жаль, что по пути ноги не отвалились! – прошипел Рэми, и плечи смотревшего в окно Кадма подозрительно затряслись.

    – Хватит, Рэми! – перебил его оборотень. – Всю жизнь желаешь быть беглецом? Твоя татуировка теперь чиста, это правда. И об этом у нас будет разговор особый, но тебя все равно ищут и когда-нибудь обязательно найдут. Даже если я отпущу.

    – Вам какое дело? – огрызнулся Рэми. – Ну спас я вам жизнь – ну так забудьте и идите дальше. Чего вы ко мне привязались? Чего вам от меня надо?

    – Да ничего мне от тебя не надо, – горько улыбнулся оборотень. – Напротив, я предлагаю: защиту.

    – А нужна ли мне ваша защита? Аль не видите – я и так неплохо устроился. Неплохо жил и без вас?

    – Ошибаешься, – горько усмехнулся оборотень. – Жил ты только благодаря моей доброте. Но если ты уйдешь, доброта моя иссякнет. И я скажу Эдлаю, что ты в столице, буду вынужден это сделать. А Эдлай – советник повелителя, ты не забыл? В его руках все отряды дозорных, и я сильно удивлюсь, если завтра ты не будешь в темнице.

    – Грозишь мне? – отшатнулся Рэми. – Мне? Своему спасителю?

    – Да, грожу, – ответил Мир. – Да, своему спасителю. Потому что ты спаситель, а я – отвечаю за столицу. И не могу отпустить на свободу сильного мага. Не могу оставить тебя без присмотра, не имею права, слышишь? И потому либо ты будешь служить мне, либо умрешь. Другого выбора нет ни у тебя, ни, увы, у меня.

    Во как дело обернул, подумалось Рэми. Смертью грозишь, да еще и на жалость давишь. Мол, я тоже в безвыходном положении, я тоже должен. Только вот не верится почему-то.

    Думаешь, поймал у ловушку, вообразил, что выхода нет? Есть.

    – Разговор бесполезен, – расслабился Рэми, не обращая внимания, как ползут вверх брови Мира, как оборачивается Кадм и уже не усмехается, смотрит с неприкрытым любопытством.

    – Разговор бесполезен, – повторяет Рэми. – Не с тем говоришь, Мир. За меня решает глава рода.

    Мир побледнел, так сильно, что Рэми мысленно сжался... плохо это, когда архан бледнеет от ярости, для рожанина всегда плохо. А в ситуации Рэми – и того хуже.

    Мир медленно, не спуская взгляда со своего пленника, поднялся с кресла. Подошел к Рэми, схватил его за руку, да дернул на себя так сильно, что тот не сумел сдержать гримасу боли. Вновь неприятный осмотр, вновь обожгла запястье игра золотистых нитей, нахлынула слабость и незнакомая доселе Рэми гримаса гнева на миг исказила черты Мира.

    – На поляне ты был главой рода. Видел это и Тисмен. Ты не захотел подчиниться мне и продал свою хваленную свободу другому? Ну ты, брат, и дурак...

    – У меня не было выхода...

    – Мог пойти со мной! – жестко ответил Мир.

    – С оборотнем? С нечистью? А с чего бы это? – Кадм перестал улыбаться и глаза его стали серьезными, настолько серьезными, что даже Рэми понял – сморозил глупость. И еще какую! Прикусив губу, он сжался, когда глаза седовласого засветились синим. Сейчас архан обожжет магией, и Рэми не в силах будет сопротивляться...

    – Я – не нечисть, – отчеканил Мир, жестом останавливая Старика.

    – Нечисть! – упрямо возразил Рэми, которому терять уже было нечего. – А если даже и не так, нам не по пути. Отпусти меня.

    – Боги, да ты еще больший дурак, чем я думал! – взмолился Мир. – Если бы я на поляне не увидел тех знаков... то летел бы ты сейчас из замка мячиком, если так любишь свободу. Если бы не твоя сила, что скорее опасна, чем полезна, и тогда бы ты полетел отсюда! Зачем мне с тобой играться? Много чести для тебя, рожанин, слышишь! Но не могу я тебя отпустить. Ты маг. Неуравновешенный, глупый маг. Но и этого мало. Властью судьбы, ты избранник! И я имею право требовать от тебя многого!

    – Я так не думаю, – упрямо ответил Рэми. – Я не знаю, что вы там увидели, но увидели вы неправильно. Когда вы, наконец, поймете, что мне не нужно ваше покровительство? Что я и без него отлично справляюсь?

    Кадм вновь хмыкнул. Тисмен медленно краснел. Старик чуть улыбнулся. А Мир продолжал уговаривать. Мягко, как ребенка:

    – Два раза ты ушел, теперь я тебя не отпущу.

    – Почему?

    – А ты не знаешь? Ты слеп или настолько дурак, что действительно не догадываешься? Не чувствуешь?

    Рэми задумался. Может, и знает... Или только догадывается. А Мир заглянул неожиданно в глаза, вывернул душу Рэми наизнанку, и засмеялся:

    – Знаешь! И все равно сопротивляешься... Да только поздно, Рэми. Ты прав, я не могу надавить на тебя, но я могу надавить на твоего главу рода. И верь мне, ты особый. Другие не сопротивляются. И ты исполнишь свой долг... маг-рожанин! Хочешь ты того или нет... Потому что ты сам не знаешь, чего хочешь! Не так ли?

    Мир распахнул ворот рубахи Рэми и сорвал амулет Урия, да так грубо, что шею Рэми резануло болью.

    – Вот оно как. Хороша игрушка, сильна, – сказал Мир, любуясь на висящий на кожаном ремешке кусочек метала. – Вот как ты от меня бегал, вот почему не отзывался на мой зов. Вот почему и сейчас ерепенишься. Кто это тебе дал?

    Рэми отвернулся, не отвечая. Про себя он может сказать многое, но Урия не выдаст. Никого не выдаст. Пусть Мир его пытает, пусть на куски режет, а не выдаст...

    Но пытать Мир не спешил. Вдруг оставил Рэми в покое и бросил амулет Кадму:

    – Можешь не отвечать. Не надо. Без амулета ты быстро поймешь, что к чему. И станешь моим, хочешь ты это или нет. А игрушек подобной этой тебе больше, радость моя, не понадобится. И теперь ты в полной мере вкусишь сладость уз богов... и сам взмолишься, чтобы стать моим телохранителем... На коленях будешь умолять, чтобы я смилостивился и тебя не отвергал. А потом сам мне все расскажешь...

    – Никогда, – прошипел Рэми. – Никогда ты меня не сломаешь...

    – Уже сломал, – ответил Мир. – Кадм... приведи мне этого главу рода... Хочу посмотреть на рожу того, кто уломал нашего недотрогу...

    Рэми откинулся на подушки. Неясная тревога, полузабытая, спавшая глубоко внутри, вдруг всколыхнула его душу, да так, сильно, что Рэми послушно вынес новый осмотр знаков рода, забыв даже скривиться от резкой боли.

    А Кадм не унимался, бросая на одеяло знакомый кругляш амулета:

    – Еще один вопрос, прежде чем ты окончательно заснешь, – жестко спросил Мир. – Что это значит? Какое отношение имеешь ты к Гаарсу?

    – Гаарс – глава моего рода, – устало прошептал Рэми. – И единственный человек в этом мире, которому я доверял.

    – "Доверял"? – усмехнулся Мир. – А теперь?

    – А теперь – не твое дело... – прошептал Рэми и вдруг почувствовал, как жар заливает ему щеку... поняв, что грубит. И кому? Миру?

    – П-р-о-с-т-и... – прошептал он, чувствуя себя неловко. Мир вздрогнул, потом ласково улыбнулся и мягко спросил:

    – За что, друг мой?

    – Не должен... не могу... не понимаю... Я... не... прости...

    Рэми действительно не понимал, как он раньше осмеливался даже слово дерзкое сказать своему архану. Не понимал, как он мог бегать от Мира, скрываясь от него в городе, ведь теперь, когда оборотень сидел рядом, казалось Рэми, что он предал своего господина, тому, кому поклялся служить до самой смерти.

    Стыдно... и противно от собственной глупости.

    – Надо же! – усмехнулся Кадм. – Ты, как всегда, прав, Миранис. Это его амулетик глушил. А теперь наш мальчик начинает в полной мере чувствовать узы богов... и тебя уже любит...

    – Иногда мне хочется повесить ему эту игрушку обратно, – без улыбки ответил Мир. – Без нее он был симпатичнее.

    – Ну тут выбор небольшой. Либо ты его сломаешь, либо сломают боги. Как по мне – второе предпочительнее... ты погляди на мальчика... неужели и я на тебя так смотрел?

    – Успокойся, Кадм! – отрезал Мир. – Нашел время для своих издевок. Лучше делом займись. Вскоре Рэми подпривыкнет к узам богов и вновь придет в себя. И пока он не наделал глупостей, найди мне его главу рода и верни Рэми его драгоценную свободу.

    – А чего его искать-то? – Кадм внимательно рассматривал ногти, игнорируя удивленный взгляд Мира. – В замковой темнице он.

    – А подробнее?

    – А подробнее не будет, Миранис! Только история взамен на историю! Как ты оказался в долгу у этого человека?

    Мир нахмурился. Рэми казалось, что он вот-вот брызнет гневом, но принц лишь усмехнулся и, усевшись в кресло, поинтересовался:

    – Мы не опоздаем с Гаарсом?

    – Ты меня знаешь, – ответил Кадм.

    – Тогда посидим, как друзья, и поговорим... расскажем... История за историю, друг мой. Тисмен, не спеши нашего красавца превращать в спящего принца. Пусть послушает...

Глава четвертая. История Мираниса

    – Мне было скучно. Не надо на меня так смотреть, Лерин, мне действительно было скучно, и твое кислое лицо ничего не изменит. Отец отозвал Армана, придворные опостылели со своей глупостью и с вечным «мы вам просим, осторожнее!» Ваш присмотр стал невыносимым, вот я и решил... вдохнуть свежего воздуха.

    Оставалось выбрать место. Столица давно не была для меня так мила, как прежде. Скучно в ней, не нашлось бы ни единого уголка, где бы я не был. Ни единого кабака, где бы я не отпил вина, и не единого хозяина таверны, которому не дали бы амулет опознавания. Но кому я рассказываю, а Кадм? Ты ведь собственными ручками раздавал те амулеты!

    – А ты придумал, как их обойти, – жестко заметил воин.

    – Придумал... Но позднее. А тогда ты был в выигрыше, Кадм. Что за радость сбегать из дворца, если первый же тавернщик меня бы узнал. А узнав, вызвал бы моих телохранителей? Вот и я решил сделать вылазку покруче.

    В парке было тогда темно. А как же иначе – безлунная ночь, небо затянутое тучами. И совершенно безопасно. Скучно! Я уже переход открыл в выбранное место... как что-то бросилось мне в ноги.

    Увы, но со мной это случается часто. Мой гнев, видимо, для некоторых ничто с гневом моего отца, и дозорный, что умолял меня не входить в переход, был очень убедителен. Только вот беда – я решил. А менять решения, как вы знаете, не в моих привычках.

    Мы с дозорным поладили. После пары фраз он, верно, понял, что сопротивляться бесполезно, напросился меня сопровождать. Не скажу, что мне это понравилось. Но что мне оставалось – либо он и его несколько друзей пойдут со мной, либо я скроюсь в переходе, и он поднимет шум... Шума мне не хотелось, так не убивать назойливого дозорного за его верность?

    И мы вместе вошли в переход... Рассчитал я правильно – на то есть замковые карты – и вылезли мы как раз перед небольшой таверной у тракта. Путешественники ту таверну очень хвалят, мол, там еда неплохая, и можно снять хорошенькую девочку.

    – Тут тебе девочек не хватает, – съязвил Лерин.

    – Хватает, хватает, другой мой. Но повторюсь – мне было скучно. Душа требовала разнообразия. А так как некоторые отрезали мне путь в увеселительные места столицы, пришлось искать нечто иное.

    Таверна оказалась грязноватой, гораздо хуже столичной, да и пахло внутри не слишком ароматно – чем-то паленым. Там я впервые попробовал ферс...

    – Ничего иного от тебя не ожидал, – заметил Лерин, за что немедленно получил в бок локтем от Кадма.

    – Морали читать потом будешь, – заметил коренастый. – Сейчас мы слушаем.

    – Ферс оказался кисловатым на вкус и очень хорошо прочищал мозги. Но только вот не надо так на меня смотреть, Лерин, твои морали слегка припоздали. Я поплатился за ту шалость и... сомневаюсь, что когда-нибудь ее повторю.

    Ферс отнял у меня нечто большее, чем скуку. Осторожность. И здравый рассудок. А этого я не люблю.

    Тот незнакомец вошел в таверну перед самым закатом. Я уже собирался уходить, как он нашел меня взглядом и сел за мой столик. Нагло, без разрешения, так, что послушно кисший до этого дозорный вскочил на ноги, решив вмешаться...

    Только не люблю я, когда веселье портят. Вот дозорного и осадил: с забавными людьми поболтать всегда интересно.

    А новый знакомый был забавным. Кожа серая, будто летами солнца не видела, пальцы длинные с синими ногтями, но ведь и не это ведь главное. Глаза у него были особые. Вытаращенные, как у рыбы, и цвета разного. Один синий, другой, кажется, зеленый. Странный человек. И улыбка странная у него была – будто не улыбался вовсе, а угрожал. Мне-то? Смешно...

    Да и разговор он начал неожиданно:

    – Вы необычны.

    – Вы – тоже! – недолго думая ляпнул я.

    И в тот же миг, встретившись с ним взглядом, я его невзлюбил. Не нравятся мне такие – холодные, бездушные... было в этом человеке нечто рыбье. И нездоровое... Не нравился он, в общем, очень не нравился. И в то же время интриговал. Хорошая мишень для насмешек, не так ли?

    – Но я не оборотень, – усмехнулся он.

    Думаете, я испугался? Или задумался? В тот момент не я говорил, ферс. И ферс дал мне смелости, хорошо, Лерин, не надо так на меня смотреть – скорее безумства, чем смелости... Вот я и не насторожился, а всего лишь усмехнулся, налил из кувшина еще вина и ответил:

    – Почему вы решили, что я оборотень?

    – Потому что вижу, – невозмутимо ответил незнакомец.

    – Вы виссавиец, не так ли? – спросил я, и представляете, наш друг побледнел. Будто я наступил на его любимую мозоль, а вы ведь знаете, как я люблю чужие больные мозоли....

    – С чего вы взяли? – нашелся он достаточно нескоро: я, помнится, успел допить вино и налил себе еще... и еще...

    – Только виссавийцы и ларийцы могут так сходу определить в человеке оборотня, – пояснил я. – Кассийцы, даже маги, к таким знакам слепы. Надо провести сложный ритуал... на который у вас времени не было. На ларийца вы тоже не похожи.

    Незнакомец заметно расслабился. И налил себе вина. Сладкого и густого, такое любят женщины. Он не подтвердил и не опровергнул, что он – виссавиец, просто откинулся на спинку скамьи, стряхнул с черного плаща прилипший листик, и заметил:

    – Знаете, сложная история это мое происхождение. И, думаю, сейчас она не должна вас интересовать. Интересовать вас должно другое.

    – Например?

    – Был здесь недавно один человек. Кассиец, между нами говоря. И он точно знал, что вы оборотень. Иначе с чего бы ему шептать: "Проклятый зверь!", смотря в вашу сторону? Боюсь, вы имеете очень влиятельных врагов.

    – Боюсь, я сам влиятельнее этих врагов.

    – Я предупредил.

    – Я – выслушал.

    Разноглазый встал из-за стола и направился к двери, а я... продолжил напиваться.

    – И не спросил, как выглядел тот кассиец! – вспылил Лерин. – Миранис, когда же ты повзрослеешь!

    – Не для пса колбаса! Такие мелочи меня интересуют мало, – заметил оборотень. – Я не для того, дружок, полез в таверну, чтобы выполнять работу телохранителей. И вообще – будешь прерывать, откажусь рассказывать дальше.

    – Ты забываешь, что не всем...

    – А ты забываешь, что Рэми знает, кто я. Можешь расслабиться.

    – Расслабиться? Несколько лун ходил Рэми ходил по столице! Мог проболтаться...

    – Ну ты тоже ходишь, – прошипел Миранис.

    – Успокойся, Лерин! – встрял Кадм. – Поздно что-то менять. И мы тут слушаем историю, не так ли? Или ты забыл, как для нас это важно?

    – Важно, так важно. Я напился. О, Лерин, не смотри на меня такими глазами! Будто ты сам никогда не напивался...

    И тогда вошла она... Она была такой... такой... Округлые формы, распущенные по плечам волосы... Золотой водопад в сочетании с карими глазами. Кожа, как золотая... А грудь! Какая у нее была грудь!

    Хорошо, хорошо, Лерин, о самом интересном я умолчу. Буду щадить столь непонятную мне щепетильность. Скажу только, что такой красоты никогда я раньше не видел...

    Кадм хмыкнул, и на этот раз была очередь Лерина толкнуть друга локтем в бок.

    Я с ума сошел от страсти. Хотел иметь ее прямо сейчас, прямо на столе! Удержал все тот же дозорный...

    Не надо так смотреть, Лерин, ты же знаешь... обычно так на меня дамы не действуют. Подозреваю, что то говорил наркотик вперемешку с вином. Подозреваю, что теперь, без наркотика, я бы на "красавицу" даже не глянул. Но вы же знаете, для пьяного каждая женщина красавица. Для балдеющего под наркотиком, оказалось, тоже.

    Остановил меня хозяин. Да, да, не в каждой таверне хозяева тупые и заплывшие жиром, тот был очень даже молод и, что важнее – умен. Он сумел найти подходящие слова, и я согласился подождать... всего чуть-чуть, а потом меня обещали провести в специальные покои и дать насладиться телом красотки.

    Лерин, опять хмуришься? Не одергивай его, Кадм, мне это даже нравится.

    Я топил ожидание в хмельном напитке, который становился все более кислым... Хозяин оказался еще и хитрым. Решив, что я достаточно пьян, он начал поить меня дешевкой. Не знал, что к дешевке я непривычен... оттого ее так хорошо и чуял.

    – Вас ждут комната и дама, – заметил наш умник, протягивая когтистую ладонь за деньгами.

    И получил их! Тогда за ночь с красавицей не жалко было отдать половину Кассии, что мне были какие-то золотые!

    Я поднялся из-за стола, безвольно прошел за худеньким мальчонкой. Комната, куда он меня привел, была совсем маленькой, пустой. Большую часть ее занимала укрытая красным покрывалом кровать. На ней – моя красотка. Точеные ножки, тонкая талия, полуоткрытая грудь. И ласкающие ее чужие руки.

    Наверное, я ругался и громко. Хозяин услышал. Втиснулся в комнату (я ведь так в дверях и замер), оторвал девку от мужика и от души отвесил ей пощечину. Но что мне эта девка? Интересовал меня он, тот, кто осмелился покуситься на мою добычу!

    Лерин, наркотик то был, наркотик. Трезвый, я бы посмеялся и прошел мимо. И пьяный бы посмеялся...

    Но эта дрянь была сильнее! Я потянулся за ножом. А тот, другой, тоже трусом не был. Натянул штаны и вытащил из-под вороха одежды кинжал.

    Кадм, ты знаешь, драться я умею... и люблю. Да и мой противник слабаком не был. Только удары он наносил по-другому... Мы тут учимся драться, он учился – убивать. Достать его удалось не сразу... Но я достал. Даже под влиянием наркотика я был сильнее.

    Наверное, на этом все бы и закончилось – небольшим шрамом на его бедре, малой кровью. Наркотик наркотиком, но убивать хорошего воина ради девки? Боги бы мне этого не простили...

    Да и мой враг это понимал. Я протянул ему руку, помогая встать, и тут почувствовал толчок в плечо... Обернулся. Девка стояла за моей спиной, и морда у нее была такая торжественная, что я засмеялся... а потом застонал...

    – Подохни! – орала она, сжимая в руке окровавленный нож.

    С ее ревом пришла и боль. Вместе со слабостью. И не в силах стоять, я повалился на землю, зажимая кровоточащую рану в боку. Скажу вам, что это удовольствие сомнительное – видеть собственную кровь. Чувствовать, как она течет сквозь пальцы, слышать, как она капает на пол... капля за каплей... кап... кап...

    Это был самый громкий звук в комнате. Громче торопливых шагов моего глупого дозорного... Громче криков хозяина... Громче хлопка пощечины...

    Мой противник огрел девку от души. Хозяин-то до этого красавицу щадил, личико ей повредить боялся. А былой любовник шарахнул так, что девка точно зубов не досчиталась... И все равно смотрела на этого придурка с любовью. С той безумной, бесшабашной любовью, о которой поют менестрели... Странно, мне было ее даже жаль. Но только мне.

    – Пошла вон, шлюха! – холодно сказал ее любовник. – Драка должна быть честной!

    И больше я не помнил...

    Девку мне все же жалко. Молодая она, глупая, да порывистая. Любимого защитить хотела... вот и полезла. А я зачем полез? Что мне надо было и от нее, и от ее любовника? Теперь я не знаю...

    Лерин, не улыбайся. Но тогда я хотел, чтобы ты был рядом. И Тисмен. Я много раз был ранен, но никогда не лечился без магии. Не лежал в горячке. Именно поэтому меня не было тогда целых поллуны...

    Очнулся я слабый и оболевший. В крохотной, душной комнате, в которой пахло мокрыми, гниющими тряпками. Болело все, казалось, вся кожа полыхала огнем. Каждый вздох отзывался мукой... жить не хотелось... А рядом сидел этот... с таверны. Полюбовничек...

    – Жив?

    – Жив, – прошептал я, ругая собственную глупость. – Как тебя зовут?

    – Гаарс. Прости, не уберег от девки... у нас так не положено...

    – Знаю, – с трудом отмахнулся я. – Где мои люди?

    – Я не знаю кто ты, – ответил Гаарс. – Не знаю, что ты натворил, но дело плохо. Людей твоих дозор ищет. И нашел бы, так как ищут усердно, но мы не в столице. У матери моей мы... а здесь, в лесах, нас не потревожат... Ты уж прости, что виссавийцев не позвал. Но правильные они, а ты на правильного не похож... боюсь, помощь целителей не для нас.

    Я почему-то не стал его разубеждать. Сам не люблю этих холодных виссавийцев.

    – Мы не знали! – прошептал Тисмен. – Мы думали, что дозорные тебя похитили. Поэтому был тот приказ.

    – Поэтому вам надо было найти того, кто распустил слухи, – съязвил Миранис. – А не отдавать приказ убить дозорных на месте.

    – Такого приказа не было, – побледнел еще больше Тисмен.

    – Был... в том-то и дело, что был, – сквозь зубы заметил Миранис. – И ваше счастье, что я знаю магов и вне замка. Я пригласил одного из подопечных Армана из магической школы. Эллиса... да что ты вздрагиваешь вечно, Рэми!

    – Тебя лечил ученик? – удивился Лерин.

    – Он вылечил мое тело, но не сумел вернуть мою силу. Я чувствовал себя слабым, как ребенок.

    – Вернее, рожанином, – парировал Кадм.

    – Пусть будет так, рожанином, – мечтательно улыбнулся Миранис. – Но я не мог более оставаться в том доме. Дело было не в даже в том, что я жаждал поскорее вернутся в столицу, а в их отношении.

    После визита мага хозяин дома начал соображать, что я не простой рожанин. И сильно изменился. Был настолько предусмотрительным, что стало тошно. Там архан, сям архан. Не хотите ли подушечку? У его женщины руки дрожали, когда она еду приносила. А мальчишка... тот и вовсе смешной был. Дверь приоткроет и смотрит, смотрит... А потом как шепнет:

    – А алхан колдун или не очень?

    Кадм засмеялся. Проснувшийся зверек-таракан глянул на него недобро, оскалившись.

    – Шин! – прошептал Рэми.

    Зверек-то успокоился, зато насторожился Тисмен, странно посмотрев на рожанина. В другое время Рэми бы, наверное, бы встревожился, но сейчас ему было все равно. Теперь ему было интересно, что скажет Миранис, и страшно хотелось спать. Так страшно, что Рэми сосредоточил все свои силы на том, чтобы не заснуть, дослушать до конца рассказ... обожаемого Мираниса.

    Рэми закрыл глаза... ненормально это чувство к Миру... Разум это знает, потому сопротивляется из последних сил, но что-то внутри было сильнее... намного сильно.

    – Не смейся, мне смешно не было! Выдержал я ровно день, пока прошла сонливость после визита мага, а потом собрался в дорогу.

    Благодаря вашей травле – собрался ночью, чтобы к рассвету добраться до ворот. Знал я, что в первой страже будет мой старый знакомый из отряда Армана, а там и с лошадьми бы помогли, ну и в замок бы проводили.

    Да не все оказалось так просто. Забыл я в передрягах, что настало полнолуние. А как вспомнил... Было поздно. Меня тянуло в чащу, да так тянуло, что я сошел с дороги сам не соображая, что делаю. Просто хотел окунуться в темноту, вдохнуть запах мокрой от росы травы... А когда очнулся, то мы уже далеко от дороги отошли. Дозорные умоляли меня образумится и вернуться на тракт.

    Я пытался. Честно пытался. Но полная луна действовала похуже ферса, кружилась голова, хотелось выть. Хотелось стать зверем, снести дозорного с его мольбами. Убить, разорвать, уничтожить! Только вот, на счастье, силы во мне не было ни капли. Магия спала. А без силы не было и превращения.

    А потом зашла за тучу луна, и пошел дождь. О боги, мы вымокли до нитки, но я был счастлив! Наваждение отпустило. И злость отпустила. Полнолуние уходило, лес кончался, ночь перевалила за середину. И тут мы услышали вой...

    Дозорный, верно, воя боялся меньше, чем меня.. Видимо, о чем-то догадывался, может, просто предчувствовал, все шел впереди и косился в мою сторону. Его два товарища выглядели не лучше.

    Улыбаешься, Кадм? А я молился тогда богам, чтобы луна не вышла из-за туч. Чтобы пережить эту проклятую ночь вместе со всеми провожатыми. И лес тот был какой-то странный. Тихий, наверное. Хотелось побыстрее его миновать, да вернуться в замок, хотя обычно я темноты не боялся.

    И тут на тропинку перед нами выскочило что-то округлое и серое. Я вздрогнул. Помнится, тут же сам на себя разозлился – испугаться животного величиной с кошку? Да тут зверек зубки показал... куда уж до него нашим собачкам!

    Дозорному, что впереди шел, зубки зверька тоже, наверное, не понравились. Он выхватил меч, зарубив маленькое чудовище одним махом, и меч почему-то не спрятал. Лишь через биение сердца я понял почему – вокруг шуршало, и на тропинку выкатывались все новые комочки. Их было слишком много.

    Поняв, что мечом таких не одолеть, я потянул защитника к себе и рванул к лесу. Остальные бросились за мной. Совсем недалеко чутьем оборотня я ощущал воду, и молил только об одном! Добежать! Успеть! Дозорные не отставали ни на шаг. Приближался шум ручья, осталось до него шагов десять, как я упал. Шандарахнулся головой о ствол дерева и потерял сознание.

    Наверное, они бы сумели добежать. Без меня. Наверное, сумели бы перебраться на тот берег. Но со мной они не успели...

    Когда я очнулся, вокруг стояла тьма. Я был привязан в дереву, а эти мелкие твари танцевали вокруг. Ну и пели... Боги, как красиво они пели. Ты наш. Мы тебя любим! Мы принимаем тебя, таким, какой ты есть. Пусть ты оборотень – для нас ты бог. Мы сделаем тебя богом – сильным, красивым, свободным. Надо только потерпеть...