Текст книги "Лес потерянных"

Автор книги: Анн Плишота

Соавторы: Сандрин Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

14. Ноги приведут вас туда, куда желает ваша воля

Чем дольше Окса бежала, тем гуще и беспорядочней становилась растительность, словно сама природа вдруг решила пересмотреть свое отношение к Юной Лучезарной и отозвать милостивое разрешение ее навестить.

Тропинка стала настолько трудно различимой, что девочке приходилось прилагать огромные усилия, чтобы ее разглядеть. С каждым шагом эта задача становилась все сложнее, отчего Юная Лучезарная начинала все больше паниковать. Она кляла себя за то, что не может держать себя в руках; у нее возникло жуткое ощущение, что паника, в которой она пребывает, заставляет терять и силы, и драгоценное время.

«Сейчас не время давать слабину, Окса-сан! – выговаривала она самой себе. – Гюс надеется на тебя! Все надеются на тебя!»

Но лесу было наплевать на ее благие намерения, и он густел все сильнее и сильнее: Окса практически совсем не видела дороги, закрытой царапающими ее лицо папоротниками и путающейся в ногах травой. Подстегиваемая отчаянием, девочка попыталась найти выход, бросив наугад несколько Нок-бамов, потом Магнито, но ей удалось пригнуть лишь несколько травинок. Тактика, весьма эффективная против людей, в отношении растительности оказалась бесполезной.

Она попробовала Огнедуй – тоже безуспешно. Растения были слишком зелеными, чтобы превратиться в пепел. Тогда Окса решила применить последнее средство. Она встала перед одним из огромных деревьев и, стараясь унять сердцебиение, понеслась вверх по стволу. Затем, оттолкнувшись от грубой коры, гибким движением бросила свое тело к соседнему дереву, стоявшему в добрых паре десятков метров в стороне.

– Иа-хааа! – яростно крикнула она, со всей силы вцепившись руками в одну из веток. И продолжила путь, перепрыгивая с дерева на дерево с ловкостью маленькой обезьянки, не забывая, правда, о двоих своих охранниках.

– Абакум? Ты тут? – с беспокойством позвала она, сознательно не упоминая Тугдуала, поскольку вроде бы была «не в курсе» его присутствия.

– Продолжай в том же духе, Окса! – донесся до нее голос из-под густых папоротников. – Главное, не забывай все время думать о Гюсе!

Окса быстро посмотрела вниз и заметила зайца, скачущего по почти черной растительности. Успокоившись, она послушалась фея и полностью сосредоточилась на мыслях о Гюсе.

Перед ее взором предстало его красивое полуевропейское-полуазиатское лицо: темно-синие глаза ей улыбались, пока в них не промелькнул страх. Окса вздрогнула и понеслась дальше, держа в памяти испуганный взгляд приятеля.

Она уже давно перестала считать деревья, по которым скакала, когда внезапно заметила среди темной листвы перламутровый отблеск. Вначале едва различимое, пятно все разрасталось и становилось более четким, сверкающим.

Окса довольно быстро его достигла, и без малейшего усилия с ее стороны девочку швырнуло сквозь него. Зажмурившись, она громко вскрикнула и почувствовала, как катится по земле, такой же мягкой, как пепельная тропинка в лесу.

– ОКСА!

– Гюс? Это ты? – отозвалась она на голос.

Глаз она по-прежнему не открывала. Окса так боялась разочарования, что осталась лежать на месте, свернувшись калачиком.

– Ну да! Это я, старушка! – произнес так хорошо ей знакомый голос. – Давай, вставай уже! А то ты похожа на осторожного ежика…

И тогда Окса открыла глаза и, вскочив, оказалась лицом к лицу с Гюсом, взиравшим на нее как на некое чудесное явление.

– А ты не спешила… – с деланно-недовольным видом пробурчал мальчик, пытаясь скрыть радость.

Он смотрел на нее повлажневшими глазами. Окса, взволнованная так же, как он, и так же не способная выказать свои эмоции, подошла к приятелю и оглядела с ног до головы. Несмотря на довольное выражение лица, выглядел он жутко: черные круги под глазами, лицо осунулось, рубашка, серая от грязи, разорвана, волосы в беспорядке.

Схватив друга за плечи, Окса принялась его трясти.

– Так, значит, это все, что ты можешь мне сказать, скотина ты неблагодарная?! – прорычала она. – Я жизнью рискую, пробираясь через этот кошмарный лес, и вот как ты меня встречаешь!!! Гр-р-р!!! Эгоист несчастный! Пожалуй, когда в следующий раз попадешь в картину, я тебя там и оставлю, ага!

– Эй! Барышня! Спокойно! Будь добра, не превращай моего сына в мокрое место!

– Пьер!

Отец Гюса стоял в нескольких метрах от них. На лице его читалось огромное облегчение, словно с его души упал огромный камень.

Окса кинулась в объятия огромных рук Викинга, и все трое принялись хохотать как сумасшедшие, радуясь встрече.

– Осторожный ежик хочет оставить мокрое место от друга Юной Лучезарной? У обитателей этих мест странные привычки, следует быть осторожными…

Едва Простофиля, по-прежнему привязанный к спине Пьера, успел договорить, как все снова покатились со смеху под недоумевающим взглядом заторможенной тварюшки. И успокоились лишь через несколько минут.

– Ты без проблем прошел лес? – спросила Окса Пьера, утирая выступившие от смеха слезы.

– Хм… Случались и более спокойные прогулки, но тут у меня имелся весьма серьезный мотив, знаешь ли… – ответил Викинг, не сводя глаз с сына.

– Ну а ты, Гюс? Ты… в порядке? – Окса пристально поглядела на друга.

– Да, теперь, когда вы тут… – пробормотал Гюс, глядя куда-то за спину Оксы.

Обернувшись, девочка увидела, что Абакум тоже здесь. Фей снова был в человеческой ипостаси и выглядел усталым после гонки по лесу. Он вытащил из бороды застрявшую там травинку, подошел к Гюсу и обнял его.

– Приятно снова тебя видеть, мой мальчик…

Гюс, тронутый и обрадованный, не удержался и крепко обнял старика.

– Привет, Гюс! – раздался голос, доставивший ему куда меньше радости, чем остальные, хотя и хорошо знакомый.

– Привет, Тугдуал… – пробурчал Гюс, нахмурившись. – Ты тоже здесь?

– Тугдуал! – воскликнула Окса, изображая удивление и старательно избегая веселого взгляда Абакума. – Ты тоже смог пройти?

– Как нечего делать, Юная Лучезарная! – хмыкнул парень. – Ты же знаешь, все зависит от цели…

Окса поразмыслила над этим заявлением и повернулась к Гюсу, с трудом скрывавшему свое огорчение.

– А где остальные? – она огляделась по сторонам.

Ландшафт совершенно изменился. Лес исчез, не осталось никаких следов растительности, будто она растворилась. Вместо него их окружали заросшие темно-коричневым кустарником пологие холмы, тянущиеся насколько хватало глаз. Небо, мелькавшее прежде между кронами деревьев, теперь сияло во всей своей сиреневой красе. Бледные лучи тусклого огромного солнца освещали окрестности призрачным светом.

Позади Оксы и Гюса виднелся мрачный грот, который, казалось, уходил в самые глубины холмов. Чуть подальше на камне сидел Леомидо, упершись локтями в колени и обхватив голову руками. Его длинные серебристые волосы выбились из хвоста и падали на лицо. Над ним склонилась какая-то женщина, положив руку ему на плечо. Она ласково держала подбородок Леомидо и кончиками пальцев гладила его искаженное эмоциями лицо, словно хотела запечатлеть в памяти каждую его черточку.

Окса со своего места видела только спину женщины и ее уложенные в сложную прическу седые волосы.

– Это Реминисанс? Он ее нашел… – пробормотала девочка.

– Я вас сейчас познакомлю… – предложил Гюс и потащил друзей за собой.

Они бесшумно приблизились к паре. Окса коротко глянула на Абакума. И на миг он показался ей вовсе не Абакумом, могущественным Человеком-Тенью, волшебным зайцем, талантливым феем, а обычным стариком, взволнованным встречей со старым другом после многих лет разлуки.

Поначалу он шел несколько неуверенно, затем, прерывисто дыша, заторопился за тремя юнцами.

Реминисанс повернула к ним голову, и Окса вдруг увидела лицо такой потрясающей красоты, какой отродясь не встречала. И ошарашенно замерла.

Хотя ее родным братом-близнецом и был коварный Ортон МакГроу, пожилая дама нисколько на него не походила. Ее удивительно притягательная красота буквально засияла, когда она с открытой улыбкой направилась им навстречу.

Гюс взял Оксу за локоть и потащил вперед, но первым успел подойти к даме Абакум.

– Реминисанс… – тихо произнес он, почтительно склонив голову.

– Абакум?

Голос пожилой женщины дрожал. Она казалась сильно взволнованной. Преодолев последние разделяющие их шаги с грациозностью танцовщицы, она предстала перед ними во всей своей красе.

На точеном лице Реминисанс едва виднелись маленькие морщинки, кобальтово-синие глаза ее сияли на фоне молочно-белой шелковистой кожи. На ней было простое, почти строгое платье из серой очень мягкой ткани, подчеркивающей ее изящную фигуру. Единственным украшением дамы было длинное колье из крошечных отливающих медовым оттенком жемчужин.

– Абакум… – повторила она вибрирующим голосом. – Как же я рада тебя видеть… После стольких лет… Как мне отблагодарить тебя за то, что ты пришел?

Она опустила голову – то ли от избытка эмоций, то ли желая избежать пронзительного взгляда Абакума – и тогда фей взял ее за плечи, вынуждая поднять на него глаза.

– Я и мечтать не смел снова тебя увидеть… – едва слышно произнес он.

Реминисанс подавила печальный вздох и прижала ладонь к сердцу. Эта сцена, несмотря на всю ее невинность, пробрала Оксу до мозга костей. Она почувствовала, что у нее слезы наворачиваются на глаза, а потом стекают солеными ручейками по щекам.

– Друзья! Окса! У вас получилось!

К маленькой группе подошел Леомидо, деликатно, но решительно положив конец трогательной сцене. Мужчины поздравили друг друга с благополучным прохождением леса.

– Окса, позволь представить тебе Реминисанс! – вмешался Гюс, подхватив подружку под локоть.

Окса вытерла слезы и громко шмыгнула носом.

– Реминисанс, позвольте вам представить мою подругу Оксу…

Пожилая дама пристально поглядела на девочку, одновременно с любопытством и изумленно.

– Так вот ты какая… – выдохнула она с расширившимися от восторга глазами. – Окса…

И к великому изумлению девочки Реминисанс склонилась перед ней в глубоком почтительном реверансе, к чему Окса совершенно не была готова.

– Здравствуйте, мадам… – смущенно пролепетала она. – Э-э… Встаньте, пожалуйста!

Реминисанс выпрямилась, не отрывая глаз от Оксы.

– Знаешь, Гюс много о тебе рассказывал, – негромко сказала дама.

– Ой! Надеюсь, он не выложил вам весь компромат! – пошутила Окса, желая разрядить атмосферу.

– Это что еще за инсинуации, старушка? – мгновенно среагировал Гюс, по старой доброй привычке пихая ее локтем.

– Нет-нет, никакого компромата! – улыбнулась Реминисанс. – Но я многое от него узнала. О тебе, о твоей семье, о моей дорогой малышке Зоэ… – добавила дама вдруг севшим голосом.

– С ней все хорошо, не переживайте! – поспешно успокоила ее Окса. – Если бы вы знали, как она обрадовалась, узнав, что вы не…

Девочка осеклась.

– Умерла? – помогла ей Реминисанс.

– Э-э… ага, – кивнула Окса.

– Нет, я не умерла, но в конечном итоге отчаяние убило бы меня, если бы вы не раскрыли тайну Вкартинивания. И тогда я окончательно умерла бы для мира, а главное, для малышки Зоэ…

– Вы скоро ее увидите! – горячо заверила женщину Окса.

– Только для начала нам надо выбраться из этой ловушки… – хмуро заметила Реминисанс.

Она замолчала. Глаза ее потемнели, а губы дрожали.

– А это что за юноша? – спросила она, повернувшись к Тугдуалу, со свойственной ему внешней беспечностью наблюдавшему за всей этой сценой.

– Позволь тебе представить Тугдуала Кнуда, – вмешался Леомидо, – внука Нафтали и Брюн.

– Рада с тобой познакомиться, Тугдуал, – уважительно наклонила голову Реминисанс, прижав руку к сердцу. – Благодарю за то, что ты согласился на Вкартинивание. Я хорошо знакома с твоим дедом Нафтали. Редкий человек, и очень могущественный. Они с твоей бабушкой Брюн всегда были великолепной парой.

Абакум с Леомидо молча кивнули, впечатленные отличной памятью Реминисанс.

– А папа? Где папа?! – воскликнула вдруг Окса, вертя головой во все стороны.

Все вздрогнули. Неожиданно Оксу охватила паника, грозя удушьем. Она начала ловить воздух ртом, в ее глазах плескался ужас.

– Кто-нибудь видел папу? Кто-нибудь из вас видел папу?!

15. Пробуждение Чернильного Дракона

Несколькими часами раньше Павел вломился в жуткий лес. Окса недавно была здесь, Пьер и Леомидо шли за ней по пятам, из чего следовало, что она недалеко.

– Окса! – закричал он, сложив ладони рупором. – Окса! Ты где? Странно, она вроде бы должна быть где-то рядом, – пробормотал он. – ОКСА!!!

Павел позвал еще несколько раз, поворачиваясь во все стороны. Тщетно… Попутно он заметил, что лес позади него сомкнулся: не осталось никаких следов тропинки, выходившей на небольшую полянку, где он не так давно стоял вместе с друзьями и дочкой.

– Отец Юной Лучезарной должен был переварить совет, данный головой с телом в виде корня… Нет Юной Лучезарной в окрестностях, пошла она другой дорогой, – раздался пронзительный голосок сидевшей у него за спиной Фолдинготы.

Павел остановился и задумался. Что там сказало это странное существо? «Ваши ноги приведут вас туда, куда ведет вас ваша воля. Лес выбирает маршрут и препятствия, но конечный пункт зависит только от воли идущего».

Павел глубоко вздохнул. Упорствовать глупо, это он прекрасно понимал. Впрочем, у него всю жизнь так: он упирался, тратя кучу энергии, а в результате не добивался ничего, постоянно чувствуя себя игрушкой в руках судьбы. Сжав кулаки, Павел испустил хриплый крик, полный горькой, бессильной ярости.

Перед ним появилась тропинка. Пробираясь между гигантскими деревьями и папоротниками, он довольно долго шел, переживая, что его разделили с дочерью. Что, на его взгляд, не предвещало ничего хорошего. Но что он мог сделать?

Как только их втянуло в картину, Павел мгновенно понял, что ни от кого из них тут ничего не зависит, и это ощущение бессилия заставляло его кривиться от злости. Злость ослепила его настолько, что он не сразу понял, что тропинка исчезает.

– Да соберись, идиот… – пробормотал он себе под нос.

Фолдингота мгновенно отреагировала на его замечание.

– Отец Юной Лучезарной впадать изволит в крайность! Конечно, безусловная нужда есть в сосредоточенности, но дурость в сей проект не входит. Не забывайте вы совет, что дан был головой на корне: друг Юной Лучезарной привязан прочно к цели, что должен в голове и пред глазами держать отец Юной Лучезарной.

Павел невесело хохотнул и успокаивающее погладил через плечо малышку-домовую. Она права: сосредоточив мысли на Гюсе, он окажется там, где находится мальчик, на помощь которому они все и пришли.

Павел закрыл глаза, и перед ним возникло лицо Гюса. И тогда он пошел дальше, решительно и быстро.

Ему казалось, что он бредет по этому мрачному, безмолвному лесу уже много часов: окружающая обстановка не позволяла сориентироваться ни во времени, ни в пространстве. С шага Павел перешел на бег, но не особо продвинулся. Выдохшись, он остановился и нагнулся, уперев руки в бедра, чтобы отдышаться. Окружающая тишина подавляла.

Внезапно Павел скривился от острой боли и невольно застонал.

Резко выпрямившись, он изогнулся и вывернул назад, руку, стараясь дотянуться до сидевшей у него на спине Фолдинготы.

– Отец Юной Лучезаной испытывает страдания? Вес Фолдинготы доставил его телу неприятность, ой-ой-ой! Сожаление Фолдинготы полно раскаяния, и извинения она свои приносит!

Фолдингота заерзала, пытаясь выпутаться из ремней, а Павел стонал все сильнее, терзаемый почти невыносимой болью. Он с грехом пополам избавился от «фолдинготопереноски», и малышка тут же встала перед ним. Положив пухлые ручки Павлу на бедро, она прижалась круглой щекой к животу хозяина.

– Изволит ли отец Юной Лучезарной простить свою увесистую слугу? – пропищала Фолдингота, потершись щекой о живот Павла.

– Твой вес тут совершенно ни при чем, Фолдингота… – ответил Павел, с трудом выпрямляясь. – Я уж было подумал, что сейчас вспыхну, настолько жгло спину!

Боль потихоньку отступала. Павел, совершено измотанный, тяжело дышал. С висевшей у него на талии Фолдинготой он сделал несколько шагов и тяжело опустился у ствола одного из древесных гигантов, чтобы немного прийти в себя.

– Не Фолдингота ли причина жжения в спине отца Юной Лучезарной? – озабоченно спросила домовая Драгомиры.

– Да нет… – выдохнул Павел.

– Тогда, надеюсь, отец Юной Лучезарной изволит снять ответственность с Фолдинготы? – не отставала та.

– Угу… – подтвердил Павел. – Ну что, двинулись дальше? Сдается мне, это еще не конец.

И они побрели по тропинке, уходящей в самое сердце Безвозвратного леса. Фолдингота категорически отказалась влезать Павлу на спину, и теперь он для скорости нес ее на плече.

Его спина по-прежнему болела. Боль была уже не столь острой, но все же столь же неприятной, как от сильного солнечного ожога.

Павел побежал и бежал, задыхаясь и теряя рассудок.

Время от времени он издавал приглушенный стон, приводя в панику бессильную ему помочь Фолдинготу. И хотя он был отличным бегуном, его ноги начали уставать, мускулы задеревенели. При таких обстоятельствах ему было все трудней и трудней думать о Гюсе. Боль, нетерпение и тревога выматывали, и все его помыслы были об Оксе. Павел чувствовал, что уже почти на грани и его последние силы тают, как снег на солнце.

Внезапно среди густой растительности, окружавшей тропу, он увидел какое-то движение.

Павел резко остановился, насторожившись, оглядывая окрестности. И у него чуть сердце не остановилось, когда он увидел долгожданный силуэт.

– Окса? – неуверенно окликнул Павел. – Окса? Это ты?

Сойдя с тропинки, он углубился в папоротники, раздвигая их в стороны. Окса тут, буквально в нескольких метрах! Сидя под огромным папоротником, она улыбалась и гладила роскошного зайца.

– Окса! – воскликнул Павел, счастливый до невозможности, что нашел дочь.

Он двинулся к ней, окликая. Но девочка словно ничего не слышала и продолжала гладить зайца, не обращая внимания на отца.

Перепуганный Павел поспешил к ней, раздвигая мешавшие ветки. Но, когда он уже почти добрался до Оксы, его снова скрутил приступ дикой боли, еще более сильный, чем прежде. Он бросил отчаянный взгляд на дочь. Но та исчезла!

Павел издал гневный вопль, а Фолдингота спрыгнула на землю. Павлу было больно зверски, спина буквально полыхала, словно каждый сантиметр его кожи пожирал огонь.

– Горю… – простонал он, скривившись от боли.

Фолдингота обхватила ручками лицо хозяина и, массируя ему виски, пристально глядела ему в глаза своими большими круглыми глазками. Через несколько секунд боль стала стихать, а потом исчезла вовсе, оставив Павла совсем без сил.

– Спасибо, Фолдингота… – с благодарностью прошептал он маленькой целительнице.

– Согласен ли отец Юной Лучезарной, чтобы Фолдингота посмотрела горящую спину его?

Павел вместо ответа, стиснув зубы и скривившись, со стоном задрал футболку.

Фолдингота отпустила его виски и покачивающейся походкой переместилась Павлу за спину.

Повисло тревожное молчание, нарушаемое лишь постаныванием Павла.

– Ну, Фолдингота? Что ты там видишь? – глухо спросил он.

Фолдингота еще помолчала несколько долгих секунд, а потом ответила:

– Имеет отец Юной Лучезарной след на спине.

– След? Что еще за след? – скрипнул зубами Павел.

– След фантастического существа, с течением лет забытого, но которого доныне боятся люди. Отец Юной Лучезарной носит след этого существа!

– А-а, это ты о моей татуировке… – с облегчением заметил Павел.

– Татуировка наличествует, – подтвердила Фолдингота. – Чернильный Дракон виден. Однако его края познали изменение. Чернильный Дракон завоевывает спину, но также душу и сердце отца Юной Лучезарной. Теперь Чернильный Дракон познал сладость жизни, амбициями полон он освободиться от хозяина и силу дать ему свою.

Павел в полном отчаянии схватился за голову.

– Известно ведь отцу Юной Лучезарной о своего Чернильного Дракона возможностях, не так ли? – добавила Фолдингота, потрепав Павла по плечу. – Проснулся твой Дракон Чернильный.

– Да… – едва слышно ответил Павел. – Я всегда знал, что этот день настанет. И всегда этого боялся…

– Но нет опасности в том пробуждении! – отрезала Фолдингота. – Наполнится отец Юной Лучезарной силой Чернильного Дракона, что дремлет в его сердце, и познает он высвобождение мощи, что его душит.

– Мощь, что меня душит… – пробормотал Павел. – Душит…

16. Страдания и огорчения

Павел резко остановился. Перед ним, обозначая границу безмолвного леса, возвышалась странная, будто сделанная из воды, колышущаяся стена. Он обернулся и увидел, что тропинка, деревья и растительность исчезли. Лес будто испарялся по мере того, как Павел в него углублялся. На этом месте возникла темная и густая пустота.

Удивленный Павел, насторожившись, протянул руку и ощутил приближающийся к нему ледяной ветер. Кончики пальцев его мгновенно посинели от холода, в противовес горящей спине. Павел отдернул руку и, подчиняясь лишь своим инстинктам, с воинственным криком ринулся прямо на колышущуюся стену. Оказавшись в каком-то перламутровом мареве, он на миг утратил ощущение собственного тела, а миг спустя уже катился кубарем по травяному ковру.

– ПАПА! – подскочила Окса к лежащему на земле отцу. – Папа! Я так испугалась!

Павел сел и, испытывая огромную радость и облегчение, сжал дочь в объятиях.

– Доченька! – пробормотал он, уткнувшись лицом в ее волосы. – Наконец-то я тебя нашел…

Сдерживая слезы, он так плотно зажмурился, что в его глазах заплясали искорки.

– Ты в порядке? – шепотом спросил он Оксу. – Я так волновался, зная, что ты бродишь где-то одна по этому лесу…

– Но я вовсе не была одна! – тихо ответила девочка. – Со мной все время был Абакум. Ну… его животная ипостась, если ты меня понимаешь… – лукаво добавила она. – И Тугдуал тоже. Неподалеку.

– Ну что ж, эти двое оказались куда более надежными, чем твой бестолковый отец… – буркнул Павел, еще крепче обнимая Оксу.

– Ой, пап! Ты, как всегда, преувеличиваешь!

– Рад тебя видеть, Павел! – громко произнес Абакум.

– Я тоже рад тебя видеть, Абакум, – вздохнул Павел. – Пьер, Леомидо, Тугдуал… Как вижу, я последний! – с горечью констатировал он, поздоровавшись с друзьями.

– Не суть важно! – ответил Абакум. – Главное, мы вместе. Смотри, чего мы тут нашли!

Его узкое лицо осветила широкая улыбка.

К Павлу подошел Гюс. Павел с откровенной радостью оглядел мальчика.

– Ну и перепугал ты нас, парень! Должно быть, твой отец счастлив до невозможности! – сказал он, обнимая Гюса.

– Спасибо, Павел, спасибо… – горячо поблагодарил его Пьер. – Я твой должник, старина.

Павел молча поднял голову и поглядел на друга. Тот стоял прямо, положив руки на плечи вновь обретенного сына. Благодарность в его взгляде подействовала на Павла как удар хлыстом.

– Пора представить тебе нового Беглеца, нашу старую подругу Реминисанс! – воскликнул Абакум.

Прекрасная дама подошла к ним легкой походкой и поклонилась, пристально глядя на Павла.

– Ты так похож на Драгомиру… – заметила она.

Павел почтительно поздоровался, взволнованный встречей с дамой, о которой был весьма наслышан. Он и подумать не мог, что однажды ее увидит. Ведь теоретически Реминисанс должна была оставаться в Эдефии!

– Да, кое в чем я похож на мать, – натянуто подтвердил он, недовольный этим сравнением, которое упорно считал для себя нелестным. – А вот вы, если позволите заметить, совсем не такая, как ваш брат Ортон.

Реминисанс побледнела и взволнованно сложила руки.

– Позволь объяснить, дорогая Реминисанс. То, что Павел сейчас сказал, – в его устах это комплимент, – поспешил внести ясность Абакум к ее вящему облегчению.

– Значит, я буду считать это комплиментом… – заявила пожилая дама, одарив Павла сияющей улыбкой.

– Не хочешь снять с себя свою маленькую спутницу? – поинтересовался Абакум, указывая на Фолдинготу, тихо сидящую в переноске за спиной Павла.

– В устах фея звучит доброжелательство, – кивнуло маленькое существо. – Спина отца Юной Лучезарной и так уже горит от его Чернильного Дракона, и вес слуги покорной весьма излишен тут.

Абакум заинтригованно нахмурился.

– О каком это Чернильном Драконе ты толкуешь, Фолдингота? – ласково поинтересовался он.

– Я просто спину поцарапал в том месте, где татуировка! – отрезал Павел.

– Ты должен мне показать! – предложил Абакум, направляясь к нему.

– Нет необходимости! – тут же ответил Павел, выгибаясь, чтобы помочь Фолдинготе вылезти из переноски. – Обычная царапина. Бывало и похуже…

Фолдингота стала совершенно пунцовой, что было явным признаком ее смущения.

– Отец Юной Лучезарной норовит преуменьшить значимость Чернильного Дракона… – чуть слышно пробормотала она.

– Все нормально, Фолдингота! – решительно и слегка раздраженно осадил ее Павел. – Давай не будем делать драмы из мелкой царапины… Ну, Окса? – резко сменил он тон. – Не покажешь мне это чудесное место? Идеально для каникул, да?

Все рассмеялись и двинулись за Павлом, направившимся на вершину ближайшего холма, чтобы полюбоваться странным пейзажем. Фолдингота тут же воспользовалась моментом, чтобы привлечь внимание Абакума, только этого и дожидавшегося.

Окса, от бдительного ока которой сей маневр не ускользнул, замедлила шаг и навострила уши, радуясь подвернувшейся возможности воспользоваться таким полезным даром, как Шепталка.

– Иметь фею следует то знание, что не встречался отец Юной Лучезарной с царапиной, – тихонько прошелестела Фолдингота.

– Нисколько не сомневался, – кивнул Абакум. – Что произошло, Фолдингота? Можешь мне довериться, я не выдам, откуда сведения.

– Не знает Фолдингота привычки своих хозяев предавать, но трудно ей хранить секрет столь важного события… – призналось маленькое существо, став фиолетовой, как баклажан.

– Говори, не бойся. Что случилось в лесу?

Фолдингота встревожено огляделась, нервно вытирая пухленькие руки о туловище. И издала тихий стон, который тут же подавила, прижав ладошку к широкому рту.

– Высвобождение Чернильного Дракона случилось пережить отцу Юной Лучезарной… – сообщила она, и сама испугалась собственных слов.

– Наконец-то! – прошептал Абакум. – Свершилось…

Фолдингота поглядела на него и опять застонала.

Довольная улыбка на лице фея привела ее в полное замешательство, и Фолдингота хлопнулась в обморок, не выдержав накала эмоций.