Текст книги "Лес потерянных"

Автор книги: Анн Плишота

Соавторы: Сандрин Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

32. Изъятие половинки

Драгомира вот уже два дня лежала в постели, с грехом пополам приходя в себя после нападения Изменников. Таланты травницы помогли ей справиться с физическими травмами, нанесенными врагами, в частности с множественными порезами, полученными от Торнадона, запущенного Катариной, и сокрушительных последствий сильного удара кулаком, нанесенного Мерседикой. Но никакая настойка и никакой бальзам не могли избавить Бабулю Поллок от душевных терзаний.

Хуже ничего и быть не могло: Изменники не только похитили Мари – что само по себе чудовищная трагедия, они завладели медальоном Малораны и ростком Горановы…

– Дура я старая… – в сотый раз за день вздохнула Драгомира.

Лежа на диване, она повлажневшими глазами смотрела, как Зоэ прикладывает Нитепрядов к глубоким порезам на ее руках.

– Не стоит Старой Лучезарной терзать себя упреками, – возразил Фолдингот.

– Я была так неосторожна! – пожилая дама потрогала опухший глаз. – Вот видишь, Фолдингот, из-за своей чрезмерной гордыни я лишь ухудшила ситуацию.

– Не понимает прислуга Старой Лучезарной сии упреки, – отрезал Фолдингот. – Трагедии причина вовсе не в гордыне. Вина за все лежит лишь на Изменниках, и отрицать сие неможно никому.

Драгомира опять вздохнула и с грехом пополам села. У нее болело все тело. Зоэ молча поспешила на помощь, подоткнула подушки ей под спину и печально посмотрела на пожилую даму.

– Может быть… наверное… – продолжила Драгомира. – Но не будь я так уверена, что достаточно могущественна, чтобы противостоять предателям, я бы обеспечила бы себе поддержку, и всего этого не произошло бы. Я хотела доказать, что сильнее их. Но нужно признать очевидное: я всего лишь никчемная старуха.

Фолдингот уставился на нее огромными синими глазами. Потускневший и сгорбившийся, домовой казался поникшим.

– Излишняя суровость, – заметил он. – Старая Лучезарная в первую очередь Старая Лучезарная.

– Да уж, глубокая мысль! – подпрыгнул на спинке дивана Драгомиры взъерошенный Геториг. – Ай, браво, мажордом!

– Сарказм не задевает сердца Фолдингота, – ответило пухленькое существо. – И даже близко не подходит…

– А с чего ты так цвет-то потерял, а, прислужник? – ехидно продолжил Геториг.

Фолдингот шмыгнул носом и плюхнулся на ковер.

– Разбита Фолдинготов пара, – проскрипел он.

Драгомира, переполошившись, села на край дивана и схватила пухленькие ручки маленького существа.

– Случилось женской половине Фолдингота с душой расстаться, – продолжил Фолдингот, свернувшись в клубочек. – И не бывать отныне встречи после разлуки.

– Не может быть! – лицо Бабули Поллок исказилось.

– Чудовищная новость… – раздался голос Нафтали.

Гигант-швед стоял вместе с женой в дверях апартаментов Драгомиры. Они подошли к Фолдинготу и, опустившись на колени, погладили домового по большой пушистой головке.

– Ты хочешь сказать, что Фолдингота… – Зоэ не осмелилась произнести роковое слово.

– Изгнанные с острова Фей-Без-Возраста отступницы забрали душу моей любимой Фолдинготы, – подтвердил Фолдингот. По его круглым щечкам ручьем текли слезы.

– Не может быть… – Брюн повлажневшими глазами смотрела на скорчившегося малыша.

– Риск потери познал реальность…

Геториг, полный сочувствия, подскочил и протянул Фолдинготу платочек. Огорченный известием, он обнял домового.

– Знаешь, я никогда не считал тебя обычной прислугой, – брякнул он, желая скрыть эмоции. – И очень рассчитываю, что ты сделаешь для меня твои аппетитные горячие сандвичи с ветчиной и сыром, – добавил Геториг, чтобы как-то отвлечь домового.

Фолдингот тут же покорно встал и направился на кухню, где приступил к делу, грохоча посудой. Геториг, желая хоть как-то извиниться за бестактность, всячески старался облегчить боль Фолдингота, травя ему байки собственного сочинения. Но Фолдингот закрылся в своем горе.

Драгомира со стоном поднялась и, опершись на руку Зоэ, направилась к несчастному помощнику по хозяйству.

– Ты ведь изначально это знал, да? С самого их ухода?

– Известно было Фолдинготам о грядущем изъятии его половинки еще до отправления всех в картину, – подтвердил Фолдингот, глядя на Драгомиру. – Сердца готовы были их к разлуке вечной, но не к боли…

– И вы ничего никому не сказали? Ни тот, ни другой? – Драгомира обняла малыша.

– Не стоит Старой Лучезарной забывать, что сообщают Фолдинготы им известное тогда лишь, когда вопрос им задан прямо, – всхлипнул Фолдингот. – Отсутствие вопроса имеет следствием своим отсутствие ответа.

– Ну конечно… Мне нет прощения, я должна была спросить, что тебе известно, еще до Вкартинивания.

– Знать и сказать известное – не значит Року помешать удар свой нанести без жалости тому, что избран им…

– Но тогда мы бы просто не пустили туда Фолдинготу! – со слезами на глазах воскликнула пожилая дама.

– Моя Фолдингота избранницею Рока стала, чтобы спасение осуществить одного из Беглецов вкартиненных. И ею принятие этого было полным, поскольку выбора не существует.

– От судьбы не уйдешь… – прошептала сильно взволнованная Зоэ.

– Подруга Юной Лучезарной имеет точность в понимании, – слабо кивнул Фолдингот.

Он снова уронил голову на плечо Драгомиры, и та покачнулась под весом крошечного эконома.

Нафтали поспешил помочь Зоэ поддержать Бабулю Поллок, все трое отвели Фолдингота на софу и уложили.

– Надеюсь, он оправится, – прошептала Зоэ.

Фолдингот взглянул на нее.

– Уста подруги Юной Лучезарной надежду выражают, и будет пожелание ее исполнено, – устало произнес он. – Сердце Фолдингота на веки вечные останется в осколках, но он переживет сие.

– Извини, что задаю этот вопрос, Фолдингот, – расстроенно продолжила Драгомира, – но…

– Известна Фолдинготу тревога Старой Лучезарной, – перебило ее маленькое существо. – Вернутся Беглецы почти в составе полном, сие есть истина.

– Почти в полном? – переполошился Нафтали, а Драгомира буквально была потрясена.

– Случится исчезновение вечное, – ответил Фолдингот.

Драгомира испустила душераздирающий вопль.

– КТО?! СКАЖИ, КТО?!

– Один из Беглецов вкартиненных расстанется там с жизнью. Но личность Фолдинготу неизвестна. Фолдингот – не Рока воплощение… – удрученно заявило маленькое создание и свернулось в клубок.

Шок от такой жуткой перспективы у всех находившихся в доме на Бигтоу-сквер Беглецов был сильнейший.

Драгомира, спотыкаясь, вернулась на диван. Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза и погрузилась в мрачные мысли. Брюс с Нафтали уселись напротив нее на вспоротые ворвавшимися в дом Бабули Поллок Изменниками кресла. На лицах почтенных скандинавов читалась полная растерянность. Жанна, изнуренная тревогой и удвоившейся нагрузкой в ресторане, выглядела ничуть не лучше своих друзей. Казалось, ее лицо состоит из одних больших карих глаз, расширившихся от страха.

А у Зоэ в душе вдруг возникло странное ощущение пустоты. Чувство, которое ей уже довелось испытать несколько месяцев назад, когда она потеряла сначала родителей, потом бабушку Реминисанс и, наконец, двоюродного деда, Ортона МакГроу. Все они исчезли быстро и неожиданно, унеся с собой частичку ее души. Именно это она чувствовала сейчас: пустота заполняла место, где могла поселиться боль. Несчастья постепенно научили Зоэ включать этот сугубо личный защитный механизм: выживать при помощи пустоты. Помогала ли ей в этом кровь Твердоруков? Или тоже текущая в ее жилах кровь Застеней? А может, и вовсе наследие Лучезарных?

«А может, и все вместе», – думала девочка, удивляясь своей холодности.

Сидя в сторонке, она смотрела на Нафтали, Брюн и Драгомиру. Зоэ отлично понимала снедающее их беспокойство. Кнуды наверняка думают о своем внуке Тугдуале, а Жанна – о муже и сыне. У Драгомиры же в этой проклятой картине были заперты сын, внучка и брат. А она? О ком думает она? О бабушке? О Леомидо, своем вновь обретенном дедушке? О Гюсе?

Девочке усилием воли пришлось заставить себя думать, рискуя погрузиться в боль, которая вполне могла оказаться невыносимой. Чтобы не сказать фатальной… Эти усилия оживили ее память, и пред ней предстало лицо бабушки…

33. Тяжесть воспоминаний

Зоэ отлично помнила, когда в последний раз видела Реминисанс. Это был четверг, погода стояла чудесная, по ясному небу плыли пушистые облака. Они вдвоем скорым шагом шли в колледж – Реминисанс всегда во что бы то ни стало провожала и встречала внучку. Там они обнялись, пожелали друг другу хорошего дня, и Зоэ ушла на занятия. Но в тот вечер не бабушка ждала ее на выходе из колледжа, а Ортон, двоюродный дед. В его темных глазах стояла странная печаль, когда он сообщил девочке, что Реминисанс утонула. Эта новость в совокупности с гибелью родителей в авиакатастрофе окончательно изгнала счастье из сердца Зоэ.

После этого Ортон принял девочку в свою семью, где все были добры к ней. Двоюродная бабушка Барбара, ласковая и сердечная, часто впадала в меланхолию. Она очень скучала по своей родине, Соединенным Штатам. А кузен Мортимер относился к Зоэ как настоящий старший брат, очень доброжелательно, и всегда выступал в роли ее защитника. Что же до двоюродного деда, Ортона, то, несмотря на тяжелый характер, он заботился о том, чтобы девочка ни в чем не нуждалась, и Зоэ в конечном итоге привыкла к его хмурому взгляду, следящему за ней с суровым любопытством.

Трое МакГроу были единственной семьей девочки, и она питала к ним глубокую привязанность, полную благодарности.

Поселившись у них, Зоэ вскоре стала невольным свидетелем постоянных скандалов между Барбарой и Ортоном по вопросам, явно не имеющих никакого отношения к самой девочке, к ее вящему облегчению. В этих спорах речь всегда шла о какой-то Эдефии и о том, что Ортон зашел слишком далеко. Тогда Зоэ мало что понимала и сначала вообще думала, что Эдефия – это какая-то женщина, с которой у Ортона роман! Теперь-то, когда она уже знала во всех подробностях историю семьи Поллоков и Беглецов, к которым относилась и она сама, Зоэ поняла, почему Барбара с Ортоном так сильно скандалили. Но тогда она не понимала ничего…

Однажды вечером, когда Зоэ пришла домой из колледжа, она застала в гостиной Мортимера и Барбару в слезах. Барбара что-то кричала, девочка не очень поняла, что именно. Но сообразила, что случилось что-то очень серьезное.

– Иди к себе в комнату, Зоэ, и не волнуйся… – сказал ей тогда Мортимер, подавив всхлип. – Я скоро к тебе приду.

Тогда она видела кузена в последний раз. Она прождала весь вечер, а потом уснула, изнуренная переживаниями. А когда проснулась, то дома никого не было. Совсем. Зоэ еще несколько часов прождала возвращения родственников, слоняясь из комнаты в комнату и отправляя остающиеся без ответа сообщения на мобильники Ортона и Мортимера. Часы сменились днями, и перед Зоэ предстала мрачная реальность, безжалостно подтачивающая последние чаяния девочки: Зоэ осталась совсем одна, всеми брошенная, ей некуда было больше идти.

Ужас осознания этого был очень сильным, невыносимым и чудовищным.

Несколько дней совершенно потерянная Зоэ бродила по пустому дому. И холодным утром, через две недели после исчезновения семьи МакГроу, она, наконец, приняла решение. Шкафы и холодильник были пусты, мебель покрылась пылью. В углах комнат начала появляться паутина. Словно дом закрывался, превращаясь в настоящую могилу.

Зоэ быстро собрала маленькую сумку, сложив туда все самое ценное, что у нее скопилось за ее короткую жизнь: альбом с фотографиями, запечатлевшими тринадцать лет ее жизни, поздравительные открытки, которые писали ей родители до самой своей смерти, надушенный платок, который часто носила бабушка, тяжелая отцовская авторучка и необычная бабушкина дудочка. Затем, забросив сумку на плечо, Зоэ направилась к Поллокам, ни разу не оглянувшись. Сердце ее было разбито вдребезги.

Открыв дверь, Драгомира чуть не упала в обморок при виде Зоэ, отощавшей, грязной, смотревшей на нее полными отчаяния, провалившимися от голода глазами.

– Мадам Поллок, извините, что я пришла к вам… Я больше не знаю, куда идти…

С этими словами девочка, не выдержав груза переживаний, рухнула на пороге дома. Драгомира, которой в тот момент было еще трудно прилагать физические усилия после «подвального дела», позвала на помощь Фолдинготов. Зоэ не сопротивлялась, будучи слишком измотанной, чтобы пугаться этих невероятных существ.

Фолдинготы донесли девочку до апартаментов хозяйки и уложили на диван, где Зоэ мгновенно уснула, сраженная волнением.

– Познает нынче ошибка исправление! – изрек еще менее понятно, чем обычно, Фолдингот.

– Пожалуйста, Фолдингот! Сейчас не самое подходящее время загадки загадывать! – пожурила его Драгомира.

– Остерегайтесь вы суждений, наполненных предвзятостью и желчью, Старая Лучезарная, – продолжил, однако, домовой. – Большая важность должна быть уделена сей деве, поскольку кровь в ней Лучезарных…

Старая Лучезарная, нахмурившись, опустилась на диван, стоявший напротив того, на который Фолдинготы уложили Зоэ. Несмотря на слабость и выговор, устроенный ею только что Фолдинготу, в глубине души Драгомира точно знала, что появление этой находящейся в жалком состоянии девочки перевернет жизнь их всех…

Когда Зоэ проснулась, то увидела, что Драгомира за ней наблюдает, и очень смутилась. Но во взгляде Бабули Поллок не было ни намека на враждебность.

– Здравствуй, Зоэ, – ласково сказала она. – Тебе получше?

Зоэ едва слышно выдохнула: «Нет». Тогда Драгомира склонилась к ней и, нежно взяв за руку, доброжелательно заговорила:

– Я понимаю, что тебе страшно. На твоем месте я бы тоже очень боялась. Могу только сказать, что не желаю тебе зла, совсем наоборот. Можешь на меня положиться.

Зоэ эти слова не очень успокоили, но все же, исполненная надежды, она застенчиво посмотрела на Драгомиру.

– Не хочешь мне все рассказать с самого начала? – предложила пожилая дама.

Чуть поколебавшись, Зоэ решилась. Слова посыпались из нее горохом, одновременно раня и без того разбитое вдребезги сердце девочки.

Ее душили рыдания, воспоминания причиняли боль, выворачивая душу. Но Зоэ продолжала говорить и говорить и все время плакала, не в силах совладать с собой, а Драгомира все это время ласково поглаживала ее по руке, понимая всю глубину ошибки, о которой заявил Фолдингот.

– Значит, Ортон МакГроу – не твой отец, Зоэ? – спросила, наконец, Бабуля Поллок с максимальным тактом.

– Нет! Моя бабушка была его сестрой-близнецом! Как-то раз она мне сказала, что, если мне понадобится помощь, только вы сможете мне помочь…

Пораженная до глубины души, Драгомира еще пристальней уставилась на девочку.

– Знаете, она очень вами восхищалась… У меня есть ее фотографии, если хотите посмотреть…

– Ну, конечно! – от волнения голос Драгомиры сел.

Зоэ достала из сумки фотоальбом и протянула Драгомире. Та аккуратно взяла его, и, по мере того, как листала страницы, у нее в голове словно разрастался звон. Ее взгляд постоянно метался от Зоэ к фотографиям, и с каждой страницей ее изумление возрастало.

– Бабушка знала много всякой всячины, особенно о скалах и драгоценных камнях, – продолжила Зоэ. – Она была ювелиром… И всегда жила со мной и моими родителями, потому что обожала папу. Он был ее единственным сыном. И я знаю, когда он погиб, она перенесла всю свою любовь на меня. Мы с ней часто сдерживали слезы, чтобы не расстраивать друг друга, и нам обеим было очень тяжело казаться сильными. Я потеряла родителей, но она… Она потеряла сына…

– Какой ужас… – пробормотала Драгомира. – Это твой папа на этих снимках? – она показала на одну из страниц альбома.

– Да…

– Он был очень красивым…

Драгомира довольно долго смотрела на фотографии отца Зоэ. И вдруг побелела, когда ей пришла в голову невероятная мысль. Не отрывая глаз от фотографий, она произнесла:

– Хочу у тебя кое-что спросить, Зоэ… Как звали твоего папу? И ты знаешь, когда он родился?

– Папа родился 29 марта 1953 года, и его звали Ян Эванвлек.

Тут Драгомира рухнула на диван, сраженная сильнейшим волнением. Полученная информация калейдоскопом прокручивалась у нее в голове, вытаскивая на поверхность более пятидесяти лет назад похороненные в глубине памяти тайны и болезненные воспоминания.

Теперь Зоэ знала, что связывает ее с Поллоками, и осознавала чудовищность ошибки, из-за которой Окса относилась к ней столь враждебно. Теперь никто и ничто не могло разлучить троюродных сестер, связанных сложными генеалогическими переплетениями Поллоков и МакГроу, но, главным образом, глубокой взаимной приязнью.

Однако завоевать расположение Оксы оказалось совсем непросто. Зоэ пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть злопамятность Оксы, усугубленную историей с отравленным мылом, из-за которого заболела Мари. Но Окса была умной и довольно быстро сообразила, что Зоэ была просто слепой марионеткой в руках Ортона. К тому же Юная Лучезарная, хотя и по другим причинам, чем Зоэ, тоже ненавидела Изменника.

Как же Зоэ по ней скучала… С тех пор, как подруга ушла в картину, Зоэ было так одиноко…

Постепенно воспоминания привели Зоэ к мыслям о бабушке. Она думала, что та умерла, и вот теперь ей предоставилась возможность снова ее увидеть. Живой. Возможность ничтожная, исходя из слов Фолдингота. А потом перед мысленным взором Зоэ предстало лицо дедушки, Леомидо. Она так недолго была с ним знакома, но уже так сильно любит… И еще череда лиц: Павел, всегда встревоженный и обаятельный; Абакум, фей, который все знает и все понимает; Гюс… ее надежный друг. Тот, что заставляет учащенно биться ее сердце. Он сам этого не понимает, но он любит Оксу, Зоэ была в этом совершенно уверена. Да как можно не любить Оксу, кстати говоря?

Внезапно девочка снова вспомнила слова Фолдингота: «Один из Беглецов вкартиненых расстанется там с жизнью». И Зоэ поймала себя на том, что задается чудовищным вопросом: если бы решение было за ней, кого бы она выбрала? И тут же живущая у нее в душе пустота захватила ту часть ее души, где начинала зарождаться паника, избавив таким образом Зоэ от необходимости отвечать на пугающий вопрос.

Девочка сгорбилась в кресле и усилием воли заставила себя дышать ровно.

34. Остров в Гебридском море

– Мы в любом случае ничем не можем им помочь! – внезапно взревел Нафтали, выпуская руку Брюн. – Мы бессильны…

Драгомира вздрогнула.

– И потому должны приложить все усилия, чтобы свести к минимуму ущерб здесь! – продолжил гигант швед с горящими от ярости глазами.

– Но вред уже нанесен, мой друг… – с обреченным видом заметила Драгомира.

Нафтали поднялся и встал перед пожилой дамой.

– Да куда девалась та Драгомира, которую я знаю? – пророкотал он. – Куда девалась боевая Лучезарная, уверенная в себе и целеустремленная, которая должна была открыть нам путь в Эдефию? Ты ведь не из тех, кто отступает!

Драгомира с досадой вздохнула, глядя на Нитепрядов, прилежно делающих свою работу кружевниц на ее руках.

– Что мы можем предпринять? – выпрямившись, бросила она.

– Во-первых, убедиться, что с Мари хорошо обращаются, – объяснил Нафтали. – Кульбу-Горлан вернулся из разведки с Гебридского моря?

– Еще нет…

– Скоро вернется, – заверил гигант. – Но я заранее знаю, что он нам расскажет насчет Мари: Изменники не могут позволить себе риск плохо с ней обращаться. Думаю, с нами скоро свяжутся, это без вариантов. И Мари они используют как заложницу, чтобы потребовать от нас некоторые вещи.

– Картину… – тихо проговорила Драгомира.

– Давайте подумаем… – продолжил Нафтали. – Что для Изменников самое важное? Какова их основная цель?

Драгомира, Брюн и Жанна задумались на пару секунд, а потом хором ответили:

– Вернуться в Эдефию!

– Именно! – кивнул Нафтали. – А что – точнее, кто – им необходим, чтобы получить желаемое? Окса! Только она может открыть Портал, и только это им и нужно: воспользоваться Оксой как ключом. И попытки ее похитить – тому доказательство. Давайте смотреть на вещи прямо: на данный момент картина для них – лишь способ наложить лапы на нашу Юную Лучезарную. Благодаря тебе, Драгомира, картина надежно спрятана. И так оно и должно оставаться во что бы то ни стало. Прости, что спрашиваю, но ты уверена, что ее невозможно найти?

– Абсолютно! – ответила Драгомира. – Кстати говоря, в данный конкретный момент я вообще представления не имею, где она находится.

Четверо Беглецов изумленно вытаращились на нее. Она что, совсем голову потеряла? Или это старческий маразм?

Нафтали прищурился, озабоченно нахмурившись, а потом его лицо просветлело и он расплылся в широченной улыбке, сообразив, что имела в виду его старинная подруга.

– Ты прибегла к помощи тайного посредника! – с облегчением воскликнул он. – Если бы ты только знала, как же я рад, что ты в своем репертуаре, Драгомира Поллок!

– Очень умно, – добавила Брюн. – Твое незнание – самая эффективная защитная мера. Браво!

Драгомира отмахнулась, слегка улыбнувшись.

– Вот какая у меня теория, – продолжил Нафтали. – Как и мы, Изменники вынуждены ждать, пока Окса выйдет из картины, и пока она там, она вне зоны их досягаемости. Но когда она появится, они тут же используют Мари для давления на Оксу, чтобы девочка привела их к Порталу. А главное, чтобы вынудить ее открыть Портал для них.

– Ты забываешь, для того чтобы открыть Портал, нужна не только Окса, – заметила Драгомира. – Нам понадобится медальон, а Изменникам – хранитель Абсолютного Ориентира.

– Безусловно, – кивнул Нафтали. – Сейчас мяч у них, потому что, захватив Мари, они получили над нами серьезное преимущество. Сможем ли мы отвергнуть их требования? Боюсь, вряд ли, и ты это знаешь так же хорошо, как и я. Рано или поздно нам придется сдаться. Ну или, как минимум, пойти на уступки.

– Если только нам не удастся освободить Мари… – раздался тихий голос Зоэ.

– Если только нам не удастся освободить Мари, – подтвердил Нафтали, кивнув.

– Но сейчас нам это просто не по силам! – воскликнула Жанна. – У нас нет возможностей!

– Ты права… – согласился Нафтали. – Придется подождать, пока наши друзья выйдут из картины, чтобы наши шансы возросли. Объединение наших сил придаст нам веса. А пока суд да дело, нужно удвоить бдительность, потому что ничто не позволяет думать, что Изменники будут тихо поджидать нас в своем углу. Лучше нам быть готовым к тому, что они прибегнут к тяжелой артиллерии, чтобы заполучить картину до того, как наши из нее выйдут, чем надеяться на их терпение.

– У них ничегошеньки не выйдет! – с триумфом провозгласила Драгомира.

Нафтали повернулся к ней с куда более сдержанным выражением на лице.

– Осторожно, Драгомира! Не забывай: недооценка противника может выйти нам боком и стать нашим слабым местом. Особенно если учесть, что они нам уже доказали, что следует опасаться худшего… – мрачно добавил он.

Драгомира, смутившись, опустила глаза и молча кивнула.

– Эй! Глядите, кто появился! – внезапно вскричала Зоэ.

Она подошла к окну и открыла его, впуская запыхавшегося Кульбу-Горлана, стучавшегося в стекло. Маленький эксперт-разведчик плюхнулся на прикроватный столик и устало вздохнул.

Зоэ протянула ему стаканчик воды размером с наперсток. Кульбу выпил ее одним глотком, прикрыв глаза, и перевел дыхание, а девочка тем временем ласково поглаживала его крошечную спинку, затекшую за длительное путешествие.

– М-м-м, это массаж – сущее благословение, – промурлыкало существо, раскачиваясь вправо-влево.

– Кульбу, ты Мари видел? – не смогла сдержать нетерпения Драгомира.

– Кульбу-Горлан Старой Лучезарной, с докладом! – воскликнуло существо. – Этот дом с тем местом, где находится мать Юной Лучезарной, на острове в Гебридском море, что я посетил, разделяет шестьсот сорок один километр. Я пересек пятнадцать километров от берега до острова Изменников на рыбацкой лодке, передвигавшейся со скоростью двадцать пять километров в час, затем два километра на спине вежливого тюленя, и последний километр вплавь в воде температурой пятнадцать градусов. Прибыв на остров, я пробежал семьсот сорок три метра до строения, где ныне находится Мари Поллок. Это строение внушительных размеров: двадцать два метра длиной и восемнадцать шириной. Состоит из высокого цокольного этажа, этажа и двух подвалов, прорубленных в камне, где я обнаружил как минимум четыре лаборатории.

– Два подвала? – изумилась Брюн.

– Да, – подтвердил Кульбу-горлан. – Первый подвал размером с цокольный этаж, а второй расположен под первым подвалом. Мне трудно точно сказать, какого он размера, поскольку мне не удалось в него проникнуть. Но, по моим подсчетам, он вдвое больше первого.

– Огромный! – заметил Нафтали.

– Населенность там плотная, – проинформировал Кульбу. – Наблюдения позволили мне определить наличие двадцати восьми человек, обитающих в этом месте, плюс мать Юной Лучезарной.

Драгомира нахмурилась.

– Двадцать восемь? – она с тревогой поглядела на своих друзей. – Это значит, Ортону с Мерседикой удалось собрать целую боевую группу… Ты не знаешь, Кульбу, все эти люди, они Беглецы?

– Беглецы и их потомки, да! – заверило существо. – Я видел Мерседику де ла Фуэнте и ее дочь Катарину, а также Грегора и Мортимера МакГроу…

– Мортимер! – потрясенно вскричала Зоэ.

– Да, а также два сына и три внука Лукаса…

– Погоди-погоди… – перебил Нафтали, подняв руку. – Ты имеешь в виду Лукаса, великого минералога Эдефии?

– В точности! – кивнул Кульбу-Горлан.

– Вы его знаете? – поинтересовалась Зоэ.

– О, да! – вздохнул Нафтали. – Лукас был блестящим специалистом-минералогом, когда мы еще жили в Эдефии. Если память мне не изменяет, его исследования главным образом касались темы энергетического потенциала камней Вырви-Глаза, да, Брюн?

Величественная дама нехотя кивнула.

– А еще он очень неплохо подкован в кристаллохимии, – припомнила она. – Лукас был убежденным Твердоруком. Я имею в виду, он обладал всеми чертами характера, свойственными этому племени, но помноженными на десять. В частности, холодной гордыней, которая и подтолкнула некоторых из нас выступить против власти Лучезарных. Я не забываю, что и сама из этого племени, как и мой муж, да и в вас тоже течет кровь Твердоруков, – добавила она, обернувшись к Жанне и Зоэ. – И я буду ее чтить до последнего дыхания, но никогда не забуду, что именно Твердоруки в первую голову ответственны за Хаос, поглотивший Эдефию. Из-за таких людей, как Осий. Или Лукас…

– Он опасен? – спросила Зоэ.

– Очень! – ответила Брюн. – Ну, во всяком случае, это то, что мы обнаружили, когда начался Хаос. Лукас проявил свою истинную сущность, и некоторым это стоило жизни.

Брюн покачала головой, вспоминая.

– Ему сейчас должно быть уже больше девяноста лет, – заметила Драгомира.

– В точности девяносто три года, четыре месяца и пятнадцать дней! – вмешался Кульбу-Горлан. – Его двоих сыновей зовут Гектор и Петр, им пятьдесят два и сорок девять соответственно. У Петра три сына, которые тоже живут на острове: Каспар, Константин и Оскар. Уточняю, что это тот самый Оскар, который посетил ваши апартаменты в компании Катарины и Грегора, Старая Лучезарная.

– Да уж, можно смело утверждать, что это молодое поколение пошло по стопам предков! – с ядовитой иронией пробормотала Драгомира. – Остальных Изменников ты узнал, Кульбу?

– Я осмотрел там все очень старательно, но боязнь быть обнаруженным и попасть им в лапы вынудила меня принять меры предосторожности, не позволившие провести более тщательный осмотр. Однако я слышал, как жаловалась Горанова в одном из подвальных помещений. Потом узнал Гнусеня и одного Громогласа, работавшего в Мемотеке при Архивах Лучезарных.

– Надо же! – с горечью бросил Нафтали. – Только не говори, что это Агафон!

– У вас отличное чутье! – ответил Кульбу-Горлан. – Это действительно Агафон, которому сейчас восемьдесят девять лет, восемь месяцев и двенадцать дней.

– А нас, однако, многих, оказывается, выкинуло из Эдефии, – заметила Драгомира. – Куда больше, чем я думала.

– Насколько я понял, – продолжил Кульбу, – Агафон, пройдя Портал, оказался в Финляндии. Теперь он живет на острове в Гебридском море с двумя внучками. Близнецами по имени Анники и Вильма, им двадцать восемь лет и семнадцать дней. Вот, Старая Лучезарная, кого мне удалось опознать. Что же до Мари Поллок, ее я обнаружил в пятой комнате на последнем этаже, слева от главного коридора, если смотреть от южного конца дома. Я позволил себе заскочить к ней, чтобы поговорить.

– Как она там? – нервно спросила Драгомира.

– Внешне отлично, Изменники обращаются с ней хорошо, комната у нее комфортабельная. К сожалению, Робига-Нервоза продолжает пожирать ее нервную систему. Но я видел, как Анники, внучка Агафона и медсестра, делала ей инъекции Червикул, что явно принесло облегчение нашей дорогой болящей. Анники обеспечивает ей очень внимательный уход, потому что знает, что Мари – мать Юной Лучезарной, и уважительно к этому относится, несмотря на то, что сама Изменница. Однако уход не облегчает тревоги Мари: плен и отсутствие новостей о тех, кто ей дорог, вызывают у нее неизбывную боль.

Кульбу-Горлан принялся снова раскачиваться вправо-влево, взволнованный свежими воспоминаниями.

– Увидев ее горе, я рискнул к ней приблизиться, – продолжил разведчик. – Я прождал два часа сорок три минуты, пока выйдет Анники, потом проскочил в комнату. Мать Юной Лучезарной выказала огромную радость при виде меня. Я сообщил ей место ее нахождения и заверил, что Беглецы непременно придут ей на помощь. Она велела мне предостеречь вас о силе Изменников и просила не рисковать. А потом вернулась Анники и осталась в комнате.

Мне пришлось спрятаться под кровать, где я прождал один час, восемнадцать минут и три секунды, чтобы иметь возможность вылезти. Я прополз до камина и пролез вверх по задымленной трубе длиной пять метров сорок три сантиметра при температуре пятьдесят два градуса. Одиннадцать часов двенадцать минут потребовалось, чтобы добраться до Лондона, на Бигтоу-сквер, используя все возможные средства передвижения: чайку, шароголового дельфина, лодку, фургон для перевозки скота, голубя и туристический автобус. Надеюсь, мой доклад будет полезен Старой Лучезарной и ее друзьям.

– Безусловно, мой Кульбу, – заверила его Драгомира, откинув голову на подголовник кресла. – Безусловно…