Текст книги "Явь (СИ)"
Автор книги: Ангелина Авдеева-Рыжикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Глава 12. Охотница
Дорогу домой безжалостно преследует дождь, хмурое тяжелое небо не дает увидеть и частички солнечного света. Такое небо предвестник заразы. Рыжей голове это совсем не нравится. Путь длится невыносимо долго, раньше она этого не чувствовала или просто не понимала, как далеко она ушла от дома. Сейчас почему-то каждая кочка отдается тупой болью в висках, даже тело в этот раз сопротивляется ее возвращению. Но вот родная железная калитка, старый пес на цепи, веревки с бельем и яблоневый садик. На одном из них Зоя когда-то оттачивала удары. Она так и не узнала, чему Эля расстраивалась больше: истерзанному дереву или разбитым окровавленным рукам. Как бы Эля не проклинала охотников, как бы ей не было от этого противно, она почти безропотно залечивала раны племянницы. Так обязывал ее долг, потому что кроме этого она сделать больше ничего не могла. Как только Зое исполнится восемнадцать, как только она станет полноправным служащим, Эля будет свободна, от нее больше ничего не потребуется. Эта мысль где-то внутри греет рыжую голову, как нечто иллюзорно избавляющее ее от клочка вины.
Ключ спрятан совсем не надежно, под крылечком на гвоздике, но и он не пригодится, дверь почти никогда не закрыта. Словно только и делает, что ждет ее возвращения. Зоя не торопится на порог, грязный от дождя пес молчит, не выдает прибытие хозяйки, но и не ратует ей. Она садится на деревянные ступени, обессиленно выдыхает и прикладывает голову к жестким перилам. Она впервые так устала с дороги. Она бы и не возвращалась домой, скрывалась бы как и раньше, но лично в руки ей вручили подробный указ, возвращаться домой. Никаких лишних движений, только наблюдать и вынудить явить свою силу. В то время, как весь отряд рядовых идет на самоубийство, выполняет настоящие задания, Зоя должна прохлаждаться и играться с мелкой грязной соплячкой, которая и внимания то не заслуживает. Как такое возможно? Поверить в это слишком сложно, мать никогда ее не жалела, бросала в самое пекло, а теперь… Эти мысли, как клубок, все никак не развяжутся. Здесь что-то нечисто, чует ее сердце.
За спиной ее вдруг скрипят половицы. Небрежно легко и встревоженно Эля босыми ногами спускается на ступени, присаживается рядом, и молчит. Пытается разглядеть лицо племянницы, ищет в нем хоть какой-то ответ, все же не выдерживает, проговаривает вслух:
– Что случилось? Почему ты вернулась? – мягкий, даже слегка плаксивый голос дрожит. Эля смахивает светлый волнистый волос, не к месту щекочущий ей шею. Тревожные морщинки вокруг глаз становятся глубже, она щурится. Тонкие губы лишь слегка приоткрыты, выдавая ее взволнованное дыхание.
– Нужно было, вот и вернулась.
– Понятно, как всегда не расскажешь, – тонкие губы искривляются в измученной улыбке, – я как раз суп сварила, пойдем?
– Хочу посидеть здесь, иди.
Тонкая женственная рука, с проглядывающими синеющими венами под молочно-белой кожей, слегка приподнимается, готовая приобнять за плечи чем-то расстроенную охотницу, но замирает так и не коснувшись ее, и опускается обратно. Она знает, что будет потом, знает, что этот ребенок, как еж, в ответ лишь вонзит в нее свои иглы, сделает больнее обеим. Лишь слегка поежившись, Эля встает и скрывается за дверью.
Зоя сидит так одна, только пес задумчиво разглядывает ее, кажется не радостный ее скорому возвращению. Ну и к черту, чем быстрее закончится это дело, тем быстрее начнутся другие, достойные, такие, к которым она готовилась так упорно. Нужно придумать как заманить девчонку, а еще лучше больше не думать, а делать. Придется наведаться к старым друзьям. Может быть, хоть они будут рады.
Зоя наконец встает с насиженного места, в последний раз вдыхает полный озона воздух. Тяжелые тучи отзываются ей очередным приступом боли в висках.
За скромным обедом Эля перебивает тишину своей болтовней. Зоя молчит, слушает ли она, кажется никого на этой кухне не волнует. Старый закоптелый чайник на синем огненном цветке выпускает клубы горячего пара. Эля разливает по двум кружкам с золотой каемочкой черный чай, заставляет стол блюдцами и пиалами так, чтобы был призрачный выбор хотя бы в этом, мед или варенье. Присаживается напротив племянницы за стол, придвигает к ней кружку.
– Скоро поеду покупать тебе вещи, да тетрадки, с прошлого года у тебя много всего осталось почти не тронутым, – беззаботно и ласково протягивает она.
– Угу, – отрешенно отвечает рыжая голова, внимательно разглядывает каждую плавающую чаинку в кружке.
– И хорошо, что ты вернулась раньше, может вместе поедем? Ты все еще растешь, я устала угадывать твой размер. Каждый раз половина вещей то как мешок на тебе, то как вязанка на колбасе.
– Давно погода такая? – вдруг вглядываясь в прозрачную занавеску, танцующую на сквозняке, спрашивает Зоя.
– Да не то чтобы. Знаешь, странно она меняется, бывают дни, словно бы ничего и не было.
– Хм…
– Так как на счет поехать на рынок на этой неделе? Выберешь то, что тебе самой понравится. Стара я уже девчачьи наряды покупать, у вас, молодых, своя мода, мне за ней уже не угнаться.
– Нет, я ненадолго.
– А, собираешься возвращаться? – как-то растерянно дрожит голос Эли. Светлые глаза, на миг озарившееся чем-то теплым, потухают.
– Да.
– Тогда, не забудь постирать свои вещи и прибраться в комнате. Так торопилась уехать, что оставила за собой свинарник. Я не трогала там ничего, ждала, что ты сама наведешь порядок, и видишь, не зря.
– Хорошо.
Эля хочет сказать что-то еще, но обрывает себя на этой мысли. Зоя не впустит ее в свою голову, не допустит нарушения границ, если сама того не желает. Нужно набраться терпения и ждать, только вот чего ждать? Что будет потом, когда она действительно не вернется? Слишком болезненно об этом думать сейчас, у них есть еще почти год, чтобы открыться друг другу и все простить. Эля храбро выдыхает ком из застывшего горла и уходит к раковине намывать тарелки.
Зоя встает из-за стола, бесчувственно движется по коридору и неожиданно для себя мнется перед дверью в собственную комнату. Почему вдруг накрывает дрожь и слабость, она не знает, сейчас ведь день, а не ночь. Может быть, всему виной чертовы черные тучи на небе и густой влажный воздух. Почти как в ту ночь. Дверь словно сама собой беззвучно отворяется.
На кровати застелено чуждое ей постельное белье с розовыми и голубыми цветами. Все же, Эля приложила свою ладонь. Сейчас совсем нет сил злиться. На пыльном сером ковре брошен красный рюкзак, вывернутый и изуродованный временем. На чертовом кресле возвышается гора поношенных цветных вещей и ни одного платья. На подоконнике сухой мертвый цветок в прозрачном горшке, он умер уже давно, но Зоя не хотела его убирать, до последнего почему-то ждала, что он оживет. Единственный, за кем она ухаживала по-настоящему. Только сейчас к ней приходит уверенность в том, что он мертв. Хочется выбросить его куда-нибудь с глаз подальше. Из деревянного шкафа то тут то там выползают рукава и штанины, валятся старые игрушки, куски брошенной косметики, школьные принадлежности разбросаны по столу, отражаясь в зеркале. Когда-то она могла позволить себе часами прихорашиваться в нем, совершенно беспечно, как если бы это была не ее жизнь. Сейчас она обходит комнату так, чтобы не сметь в нем отражаться.
Медленно, вещь за вещью, ручка за карандашом, соринка за соринкой, она наводит порядок. В уже чистой комнате присаживается на кровать и, обхватив голову двумя руками, думает, что же ей делать дальше. День близится к вечеру, и оставаться здесь хоть на минуту больше она не намеренна. Первым делом нужно наведаться в гости к жертве, понаблюдать за ней, и выманить в укромное место в нужный момент, что бы та показала на что способна.
Небрежно сменив одежду на более повседневную, распустив волосы так, как она всегда ходила вне службы, она выходит из родного дома. Улица за улицей, камень за камнем под ногами, она прислушивается к каждому шороху, ища в них намеки, опасность, смысл. Пока небеса не разбивает гром, и с неба не начинают падать его маленькие осколки. Не пряча головы за капюшоном, она продолжает путь, скрыться в нем только легче.
Глава 13. Ведьма
Следующие дни проходят тихо и незаметно. Варя учит нелегко дающиеся ей слова, изучает учебники, заполняет ежедневник и заглядывает внутрь себя. Чертово зеркало так и не слушается собственной воле. Отражение не становится похожим на нее, не хочет повторять за ней и движется так, как вздумается. Варя часами смотрит на него, но не подходит ближе. Закрадываются мысли о своей бездарности.
Татьяна Родионовна часто и навязчиво интересуется делами внучки, что заставляет ее насторожиться. Варя при любой возможности прикрывается учебником математики, разбрасывает тетради с решениями задач и сложных уравнений, совершенно ее не интересующих, и кажется на время интерес уже навязчивой бабушки утихает.
Будничность прерывает неожиданный утренний звонок. Размеренное сопение Вари прерывается. Ленивой рукой, не открывая опухших век, она нашаривает на тумбе телефон. Сбрасывает. Разворачивается на другой бок. Надоедливый телефон снова разрывается вибрацией. Раздраженная Варя продирает глаза и со злости нажимает на зеленую кнопку.
– Ало!
– В обед перед моим домом. Не опаздывай.
Сраженная холодным командным тоном Варя на секунду всматривается в экран. Хмурится. Снова подносит к уху.
– Почему так рано?
– Не опаздывай.
Гудки. Варя безжалостно отбрасывает телефон на тумбу. Зарывается в одеяло. Еще пол часа уснуть не удается.
«Да что он удумал?!»
Солнечный день быстро скрашивается, когда впереди ждет встреча. Варя быстро воодушевляется, и прилив энергии торопит ее вперед.
Вагончик выглядывает и улыбается окнами из густой зелени. Несколько старичков сидят на лавочке, держась за деревянные трости, молчат. Наверное, все, что могли, уже рассказали. Птицы над ними вьют гнездо, роняя тонкие веточки. На крашенную ржавую железную стену облокачиваются два стареньких велосипеда.
Варя останавливается под молодой яблоней рядом с кустом смородины и смотрит на высокое яркое солнце. Свежий теплый ветер разбрасывает ее вьющиеся волосы в разные стороны. Варе кажется, что от этого приятного дуновения она вот-вот взлетит. Но где-то совсем рядом раздаются голоса и заставляют ее оставаться на месте.
Из сетки в узком проеме появляется высокая фигура молодого и ярко одетого подростка. Антон живо улыбается Варе. Сейчас он жмурится от солнца точно так же, как делает это его старший брат.
– Привет! А мы тут закупились кое-чем, – произносит Антон, копируя даже тон голоса своего брата.
– Что купили?
– В основном лимонад и конфеты, – слегка стыдливо отвечает.
– Здорово.
С рюкзаком на плечах появляется Паша. Антон забирает свой велосипед и отводит его к дороге, нарочно оставляет их наедине. Паша слегка переходит доступную границу личного пространства Вари, от чего на нее падает высокая тень с его головы.
– Одна тут? – ехидно улыбаясь, говорит Паша.
– По-твоему, это смешно?
– Почему сбрасываешь трубки? Тебе так часто звонят?
– Только ты.
– Вот как ты относишься к своим спасителям. Может, мне стоить прекратить наше сотрудничество?
– Может, тебе стоит перестать быть таким наглым.
Возмущенный Паша наступает вперед, ближе.
– Повтори. Какой я?
Варя отступает назад, в тень, за стену. Он наступает еще ближе.
– Наглый!
– Не нравится?
– Ты манипулируешь.
– Скажи, если не нравится.
Варя опускает глаза, останавливается.
– Молчишь? Что и требовалось доказать, – самодовольно цедит Чернов. Разворачивается и уходит к своему велосипеду. Выводит его на тропинку. Садится за руль.
– Чего стоишь? Садись, – снова раздается командный тон.
Варя подходит к велосипеду. Не поднимая глаз, надувая алые губы, тихо стонет.
– Больно без подушки на прутьях ехать.
– Это твое наказание, – холодно отрезает Паша.
Поджимая улыбку, она присаживается на багажник. Крепко держится за горячую спину. Не поворачиваясь к ней, Паша сдержано улыбается, но глаза выдают его хитрость.
Поездка удается с ветерком, братья играют на перегонки, балуются на поворотах, от чего Варя пару раз чуть не соскальзывает со своего места, и Антон в этой игре побеждает. Время обеденное, и в такую жару никто из дома не выходит, улицы пусты. Миражом волнами сотрясается воздух впереди, и где-то даже летит перекати поле.
Проезжая улицу за улицей, они оказываются у назначенного дома. Цветы около него слегка поджариваются на плоящем полуденном солнце. Из-за ветвей ивы в окно выглядывает маленький светлый мальчик. Как только ребята заводят велосипеды во двор, Алеша выбегает навстречу. Увидев Варю, он кругами бегает вокруг нее, как заигравшийся котенок.
– Леха, угомонись, откуда в тебе столько энергии, – лениво протягивает Антон.
Из-за двери выходит Даша в купальнике.
– Ну сколько вас ждать можно! Один день в году так жарко, а вы плететесь, как червяки! – потом немного погодя, она замечает Варю и радостно вскликивает, – О! Привет, Варя! Мороженое будешь?
– Привет. Да, наверное буду.
Варя чувствует себя палочником среди них, сливается с обстановкой, старается быть частью пейзажа. Ей нравится наблюдать за бушующей неразберихой, нравится слышать их шум и гам.
Ее ведут к бассейну на заднем дворе. На расчищенном участке земли одиноко и кривовато стоит маленький надувной бассейн. Нарисованные декоративные морские рыбки дрейфуют на прозрачных волнах чистой воды.
Вокруг бассейна мальчики расставляют старые кресла чем-то напоминающие шезлонги. Импровизированный курорт. Самый лучший, на каком была Варя. Даша усаживается в самое удобное кресло, удобно разваливается в нем.
– Бармен, где моя текила? – вдруг скандирует она, спуская солнечные очки на кончик носа и в упор глядя на Антона.
– Все здесь, уважаемая мадмуазель, – отвечает Антон, открывая бутылку лимонада. Наполняет газировкой бокал для шампанского.
Жара одолевает Варю и она снимает с себя тонкую рубашку, оставаясь в белоснежной майке. Паша подходит ближе к ней и почти шепотом говорит, «присаживайся». Она медленно подходит к одному из «шезлонгов», и тут же утопает в нем. Мягкие подушки, теплые лучи и свежий воздух. Варя прикрывает веки. Ноги дотягиваются до воды, мир становится еще прекраснее.
Маленький хулиган, одетый в надувной жилет, разбегается, и перед самым прыжком кричит «Бомбочка!». Варя не успевает увернуться. Ее с ног до головы окатывает брызгами, как и всех остальных, сидящих рядом. Антон, уворачиваясь от летящей волны, разливает лимонад на пыльную землю. Все дружно смеются, недовольно кричат, вытирая с лица капли воды.
– Леша, так делать нельзя! Мы же загораем! – строго причитает Даша.
– Ну ма-а-ам!
– Леха, без лимонада останешься! – добавляет Антон.
Безоблачное небо и горячий ветер. Минуты пролетают слишком быстро.
Ничего не подозревающий Алеша лежит на воде в позе звездочки, и как только он закрывает глаза, Антон брызгает на него теплой водой. Мальчишка визжит, встает со своего места, разглядывает всех присутствующих. Антон тычет пальцем на Варю и предает ее.
– Это она!
Леша недолго думая, обрызгивает Варю изо всех сил, что у него есть. Варя незамедлительно ему отвечает тем же, попутно расстреливает водой Антона. Так разворачивается целая война, в которой участвуют все. Антон заводит Варю в бассейн, она оказывается в нем по колено, продолжает бороться, но невольно поскальзывается и падает прямо в воду. Варя не испытывает ни холода ни волнения, в душе ее так тепло и весело, что ей совершенно не хочется заканчивать эту детскую забаву. Паша в это время снимает футболку и специально падает в бассейн к ним, защищая Алешу от атак Вари и Антона. Теперь на Варю летит вдвое больше воды, но намокнуть сильнее, чем уже есть, невозможно. Даша, тем временем, как не пытается загорать, промокает до нитки и принимает сторону Вари. Когда компания изрядно устает, даже неугомонный Леша, они возвращаются на свои кресла. Антон протягивает Варе бокал лимонада и пломбир в вафельном стаканчике. Праздничный фужер с лимонадом делает настроение ярче, а мороженое сладко освежает голову.
Паша успевает сходить за полотенцами, бережно кладет их Варе и Даше на спинки кресел. Варя заворачивается в мягкое сухое полотно.
– Топливо кончилось, – констатирует Антон, доливая в свой бокал последние капли.
– Еще две бутылки в холодильнике, – отвечает Даша из-под закрывающей лицо панамки.
– Вечеринка продолжается. Пойду принесу.
Варя оглядывается на дремлющего в обильных солнечных лучах Пашу.
– Погоди, я с тобой, – говорит, вставая со своего места.
Один глаз чутко спящего приоткрывается, подозрительно оглядывая уходящих.
– Покажешь, где у вас туалет?
– Да, конечно.
Встревоженный глаз закрывается, продолжая сладкую дремоту.
Антон провожает гостью до туалета. Узкий коридор, скромное убранство. Широкий зал с красным ковром на стене и полу. Продавленные диван и кресла. Горшки с цветущей богатой зеленью на подоконниках и столах. Бежевые узорчатые обои. Варя с интересом осматривается. Ничего необычного, все так, как у всех.
Выходя из ванной, она ищет Антона и находит на кухне. Кухонные шкафчики из темного дерева, висящие на петлях дверцы. Квадратный стол, пришпоренный к стене. Ветер, проходящий через раскрытое окно, развивает прозрачные занавески. Вышитые на них стрекозы разлетаются над столом. Гудит белый высокий холодильник.
Антон небрежно моет липкие от сладостей стеклянные тарелки. Звенит стекло. Варя заинтересованно подходит ближе.
– Можешь достать лимонад из холодильника? – не оборачиваясь, просит он.
– Да.
Варя раскрывает полный еды холодильник, отыскивает взглядом заветный, запотевший от холода, напиток, ставит на стол. Вглядывается в окно на все еще спящего под солнцем Чернова.
«Сгоришь же».
– Ты наверное думаешь «почему он такой»? – проносится ломаный голос над ухом.
– Что?
– Не притворяйся, что не слышала. Ты первая, кого он привел, – со вздохом отвечает Антон.
– Я думаю, мы друзья, но зачем он это делает, не понимаю.
– Хах, друзья. Да, забавно, – с усмешкой цедит через белые ровные зубы Антон.
– Что смешного?
– Мой брат не заинтересован в подружках, – констатирует он, закатывая глаза.
– Хочешь сказать, твой брат гей?
– Боже, упаси мужчин от такой участи. Ему просто не нужны друзья, тем более, такие мелкие девчонки, как ты.
– С чего бы тогда я здесь? Он конечно высокомерный придурок, но не слепой.
– Заметила? А ты не высокого о себе мнения, – возвращаясь к посуде, выдает он.
– Еще бы такое не заметить. Постоянно пытается меня запугать, разговаривает, как с ребенком, командует, – присаживаясь на табуретку, бурчит Варя.
– Почему тогда ходишь за ним?
Антон принимается обтирать мокрые тарелки полосатым кухонным полотенцем.
– На то есть причины.
– Будь с ним аккуратнее. Он бывает вспыльчив и резок. В гневе плохо себя контролирует, – голос младшего Чернова обретает холодные ноты старшего. Привычное глазу игривое дурашливое выражение лица сменяется серьезным и каменным.
– Почему?
– Ты спрашиваешь почему? Хочешь сказать, не знаешь?
– Нет. Сам он мне не расскажет. Может ты приоткроешь занавесу тайны?
– А-а-а. Вот оно что. Теперь понимаю, – растеряв серьезность, его лицо становится хитрым и наигранно загадочным.
– Что ты понимаешь?
– Ладно. Я расскажу тебе, но ты держи язык за зубами, – отвечает он, бросая тарелки, закидывая полотенце за плечо. Присаживается за стол, на холодную табуретку, всматривается в Варено лицо, бесстрашно и прямо.
– Я умею хранить тайны.
Антон переводит задумчивый взгляд в раскрытое окно. Чуть погодя подбирает слова, тяжелым, наполненным серьезностью тоном.
– Когда мы жили с отцом, и нам прилетало, все нас жалели, но никто не пытался помочь. А когда его посадили, то стали твердить, что он такой же, как отец. Вместо сочувствия стали косо смотреть, подозревать во всем, на чем свет сошелся. После каждой мелкой драки, осуждать. Им было плевать на то, через что мы прошли, мы просто остались его наследниками. Родители его бывших друзей запрещали общаться с ним, раздували козни вокруг него. Учителя в школе ненавидели. Он долго копил гнев, пока просто не взрывался. Его исключили из школы. Тогда, даже мама поверила в то, что он сын своего отца, что другой дороги у него нет. Так, у него остались только мы. Когда у него были приступы ярости, только Даша его успокаивала, только она его никогда не боялась. Так что, людей он не выносит. Да, он высокомерный циник, но его вина в том, что так его научили люди? Они считают, что имеют право снисходить с небес, даровать другим свою жалость, осуждения, ярлыки. А он считает, что имеет право их презирать. Но ты, из ряда вон выходящий случай, если об этом не знала.
– Об этом я совсем не думала… А как же ты?
– А, я подкидыш.
– Да ладно?
– Видишь, как мы с ним отличаемся? Никто не верит, что у нас один отец. Тем более, я никогда не дрался. Я никогда так не злился, как он. Я люблю на гитаре играть, у меня есть друзья, мне доказывать нечего, – пряча взгляд в светлую скатерть стола, отвечает он.
Варя в ответ еле заметно качает головой, теряется в своих собственных мыслях.
– Пойдем, он уже что-то подозревает.
Они отдыхают еще час, болтая ни о чем, попивая лимонад и поедая сладости. Наконец Даша говорит, что обгорела, а у Алеши от остывшей воды синеют губы. Даша обтирает сына полотенцами и загоняет домой кушать горячий суп. Антон сам собой испаряется в делах. Варя понимает, что веселье заканчивается, и оставшись вдвоем с Пашей, наслаждается последними минутами на своем кресле.
– Что так долго делала в туалете? – спокойным холодным тоном спрашивает он, не открывая глаз.
– Тебе в подробностях описать?
– Попробуй.
– Помогала твоему брату мыть посуду.
– Отличница, ты еще и помощница. О чем болтали?
– О том, о сем. Антон хороший парень, это твоя заслуга.
– Подружилась, значит? Не слишком ты добродушна?
– Почему нет? Он вежливый, смешно шутит, очень симпатичный. Всего на год меня младше. Нам еще учиться в одной школе.
Паша окончательно открывает глаза, поворачивает недовольный взгляд на нее.
– Неужели?
Варя встает со своего места, медленно и опасливо делает шаги подальше от бассейна.
– Что-то у тебя лицо недовольное. Ревнуешь?
Синие глаза расширяются, загораются недобрым светом. Он вскакивает на ноги, становясь ближе к ней.
– Я? Ревную? – хищно произносит он, сверля ее взглядом.
– Да. С чего бы?
Варя медленно сдает позиции, начинает убегать, смеясь. Он бросается за ней, ловит, заключая в горячие руки, прижимает к себе, отрывая от земли, переносит ее к бассейну, громко хохоча.
– С чего бы? Не знаешь?
Он прыгает вместе с ней в уже грязную, от многочисленных прыжков, воду, и брызги разлетаются по всему двору. Варя поднимает мокрую голову из воды, истекая ручьями. Брызгает на него в ответ, барахтается, пытаясь встать. В ее волосах застревает кусочек травы. Когда она успокаивается и пытается убрать с лица налипшие волосы, Паша одним щелчком пальцев сбивает травинку. Он широко улыбается и смеется, вставая на ноги и расправляя плечи. Варя вылазит из бассейна за ним. Он кидает в нее сухое полотенце. Обтирается другим сам. Накрывает им голову и растирает беспорядочные непослушные волосы. Варя пытается выжать свои, скручивая их в жгут.
– Не так надо!
Он отбирает у нее полотенце, накидывает ей на голову и сильно растирает. Она визжит, смеется, пытается вырваться. Наконец вырывает у него полотенце. На голове образуется колтун из кудрявых влажных волос.
– Дурак! Как я это теперь расчешу?
– Придется тебе обриться на лысо. Чтобы я не ревновал.
С победной ехидной улыбкой на лице он уходит в дом, не закрыв дверь.
Варя, с большим трудом распутывая волосы, остается ждать его у калитки. Мокрые вещи прилипают к телу, но горячий ветер быстро их сушит. Влажные ноги натирают мозоли в старых кроссовках.
Через пару минут в дверном проеме возникает Алеша, переодетый в оранжевую футболку и голубые шорты. У него в руках мнется листочек, разукрашенный мелками. Он робко подходит к Варе и протягивает подарок.
– Это тебе, – щебечет он.
Нарисованные члены семьи смотрят на Варю с листа. Паша на рисунке самый большой, чуть поменьше Даша, и одинакового роста рядом с ними стоят Варя и Антон. Маленький Алеша по середине держит за руку маму. Все в яркой одежде и с ответствующим цветом волос. Варя нарисована рядом с Пашей с краю, у нее большие глаза и темные кудрявые волосы. Над ними голубая луна и несколько очень больших звезд, а на заднем плане голубой круг, то есть речка. Варе искренне нравится быть на этом рисунке, она вдруг чувствует себя значимой. Еще немного и слезы прорвутся из темных глаз.
– Ого, ты большой молодец. Мне очень нравится! – восторженно говорит Варя, заглядывает в робкие глазки Алеши. Он краснеет, смущается и прячет взгляд.
– Это я мелками рисовал. Паша говорит, что ты умеешь красиво рисовать. Научишь меня?
– Конечно. В следующий раз я возьму с собой свои карандаши и бумагу, и вместе порисуем. Хорошо? – ласково отвечает она.
– Хорошо, – соглашается он, теперь уже уверенно, без всякого смущения.
В двери показывается Паша. Он видит у Вари в руках рисунок, их глаза встречаются, и он замечает намечающиеся слезы.
– Ну что, подарил?
– Да, – отвечает племянник.
– Ну все, прощайся с Варей. Нам пора, а тебя позвала мама.
– Пока, Варя, – с важным лицом прощается Алеша и тут же скрывается где‑то за дверью.
Вдвоем они выходят на улицу, где играют соседские дети.
«Интересно, кто из них следующий?»
Паша лениво открывает машину, садится на водительское сиденье, тянется к бардачку. Варя подходит к его окну.
– Знаешь, я прогуляюсь до дома сама.
– Мне несложно тебя довести, садись, – не отрываясь от бардачка, отвечает он.
– Нет, я не хочу еще больше отвлекать тебя от дел. Пройдусь пешком.
– Как знаешь, – холодно отрезает Чернов.
– Пока, – коротко добавляет Варя и разворачивается к дороге.
Паша остается в машине наблюдать за ней через зеркало заднего вида.
Путь домой не занимает много времени. Варя быстрым шагом преодолевает знойную закатную дорогу. Дома заваривает себе иван чай с боярышником и не спеша распивает его за чтением главы о вампирах, в своей комнате. Вспоминает о подаренном рисунке. Мило улыбаясь, протягивает руку к рюкзаку и достает драгоценный, слегка помятый, подарок. Разравнивает его на столе, любуется еще пару минут, открывает папку со своими рисунками и бережно протягивает к ним новый.
В желтом свете старой лампы из папки на нее выглядывает эскиз кошачьего тела, вперемешку с цветами и изображениями рук. Что-то заставляет Варю вздрогнуть и опустить рисунок Леши обратно на стол. Она точно помнит, что последним в ее папке лежал рисунок с Ниной и ее мамой. Варя резво перебирает все вои рисунки и не находит ни его, ни рисунка лисы. Она переворачивает все на столе, тумбы и сундук, но ничего не находит. Вдруг вспоминает, что книги она прятала не в том порядке, что взяла пол часа назад. Волна тревоги охватывает ее постепенно.
Варя встревоженно босиком выходит во двор. Татьяна Родионовна на деревянном рабочем столе режет крапиву, держа ее голыми руками. Свежие кусты и толстые стебли жгучей травы выглядывают из алюминиевого ведра.
– Ба, ты не заходила в мою комнату?
Татьяна Родионовна укоризненно переводит на нее взгляд, сводит брови на переносице, и не выпуская ножа из рук, угрожающе утирает себе нос.
– А что, нельзя?!
– Можно, просто, ты ничего там не брала? Я потеряла свои рисунки.
– На кой мне твои каракули?! Дел по горло, и ты бы пошла потратила его на что-нибудь по полезнее.
– Ты нигде их не видела? Помнишь, ты смотрела их в папке.
– Еще раз тебе повторяю, мне нет до твоих рисунков дела! Большая потеря, – бабушка продолжает орудовать большим ножом по ядовитой траве.
Варя быстрыми шагами уходит обратно в дом. Проверяет все углы, полки, даже сервант, но ничего не находит.
«Кто-то точно побывал в моей комнате. Если бы это была бабушка, то давно бы уже закатила скандал из-за странных книг, не имеющих отношения к математике».
Варя ходит кругами по комнате, на нее попадает поток свежего ветра, она отвлекается на развивающуюся штору. Окно открыто, но Варя точно знает, что открытым его не оставляла. Она выглядывает из окна. На черной земле, у окна, почти не видны чьи-то свежие следы от тяжелых, крупных ботинок.
«Меня ограбили? Кому нужны мои рисунки? Не нашли чего подороже?! Нет, тут точно что-то не так».
Присаживаясь на кровать Варя пишет смс.
– Завтра в час дня. Не опаздывай.
***
Чувство потерянного покоя, пустой напряженной паранойи берет верх над рассудком. Варя не может концентрироваться, прислушивается к шорохам и малейшим дуновениям сквозняка. Уснуть получается с трудом, и совсем ненадолго.
Утро следующего дня выдается хмурым. Тяжелые мешки под глазами заменяют заживший синяк. Легкий завтрак, пару брошенных на прощание фраз, и она уходит, стараясь не оборачиваться назад.
– Быстро ты соскучилась, – холодно констатирует Чернов, не отрывая глаз от лобового стекла.
Только присевшая на сиденье Варя, убирает со лба налетевшие локоны.
– У меня случилось кое-что, – отрывисто и быстро сообщает она.
– Что на этот раз? – лениво протягивает Паша.
– Я думаю, что у меня украли кое-что, – пряча взгляд в колени и обхватив себя руками, продолжает тараторить она.
– У тебя есть, что украсть? Я весь во внимании.
– Рисунки.
– Трусиха, кому нужны твои рисунки? – с долей нежности спрашивает Чернов.
– Это и странно. Никому, – откидываясь на кресло, растирая руками лицо отвечает она.
– Ты уверена, что их украли? Ты их не потеряла?
– Я смотрела везде, но вещи в комнате были не на своих местах. Я знаю, что говорю сейчас ерунду, но в последнее время происходит слишком много странного, чтобы не обратить на это внимание, – нервно разбрасывая слова, выдает Варя. Ее глаза растерянно подозрительно бегают по пустому пейзажу за окном.
– Тихо. Упокойся, – спокойно и глухо произносит Паша, вглядываясь в ее лицо. Он находит в нем нотки безумной мечущийся тревоги.
– Ты можешь не верить мне, считать меня больной…, – переводя широко распахнутые глаза на него, отвечает она. Ее частое дыхание сбивается, доводя до колик в боку.
Паша разворачивается к ней, становясь заметно ближе. Горячей ладонью касается ее виска, щеки, обжигает пальцами за ухом. Впивается синими огоньками в расширенные темные зрачки. Она завороженно пробегается по его лицу взглядом, продолжая что-то неразборчиво лепетать, уже не слушая саму себя. Импульсивно бьющееся сердце замедляет свой ход.
– Варя! Ты слышишь меня?
Варя медленно кивает, непослушные вьющиеся пряди падают на брови и губы.
– Вот так, дыши спокойнее, смотри на меня. Ты мне доверяешь?
Несколько заторможенных легких вдохов, подстроенных до него.
