Текст книги "Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)"

Автор книги: Андрей Добрынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

Вертолет неожиданно вырвался из распадка на открытое пространство. Местность повсюду была исчерчена   причудливыми   волнистыми   линиями:

эти линии образовывались подножиями гор, извивами реки, очертаниями речных наносов. Вертолет, словно в затяжном прыжке, преодолел огромную долину и завис над белыми домиками погранзаставы. Корсаков даже не уловил того момента, когда они пересекли границу. Он увидел внизу взлетно-посадочную площадку с футбольными воротами по краям и людей, выжидательно уставившихся вверх. Когда машина, взметая винтами пыль, с легким толчком опустилась на землю, Корсаков наконец-то добрался до конца прерывистой цепочки своих раздумий: приходилось признать, что переход к мирной жизни теперь не имел для него никакого смысла.

Генерала уже поставили в известность о его отстранении от должности, однако официального приказа еще не было, и потому он сидел в своем кабинете и слушал радостно-приподнятое сообщение Сергея Николаевича. Тот, впрочем, обращался не столько к нему, сколько к своему будущему заместителю, молчаливому серьезному брюнету, всем своим видом выражавшему преданность и деловитость. Раскрытый блокнот на коленях будущего зама внушал генералу отвращение: во-первых, как знак непрофессионализма (что это за разведчик, который не надеется на свою память?), а во-вторых, как откровенное проявление подхалимажа. «А, плевать, не мое дело», – подумал генерал и сосредоточился на словах своего преемника. Тот рассказывал:

– Одновременно с данными, полученными со спутника, мы получили сообщение и с наших сейсмологических станций, которые зафиксировали толчок в районе Сеидабада. Фотографии, сделанные спутником, позволяют сделать однозначный вывод: фабрика полностью выведена из строя, вплоть до гидросооружений, на базе которых, видимо, планировалось построить гидроэлектростанцию. По сообщению резидентуры, на катастрофу уже откликнулись иранские газеты и радио, вплоть до центральных, что, несомненно, указывает на значительность случившегося. Сообщается о значительных человеческих жертвах. Полагаю, наши противники лишились не только капитала, но и многих ценных специалистов. Думаю, что западные криминальные структуры не сумеют в обозримом будущем изыскать капитал, достаточный для возобновления «восточного проекта». Это относится и к иранцам, которые к тому же не имеют необходимых технологий. Короче говоря, можно сделать вывод: операцию мы провели с блестящим успехом и в кратчайший срок. Так я и намерен доложить руководству.

– Мы? – поднял брови генерал. – По-моему, фабрику взорвал наемник Виктор Корсаков, который не имеет к нам никакого отношения, если, конечно, не считать того, что он наш соотечественник. Нам удалось реально сделать только одно: вовремя вытащить его из Ирана. Не спорю, само по себе это заслуживает поощрения, но...

– Не понимаю, зачем преуменьшать наши заслуги, – с улыбкой, но довольно нервно перебил шефа Сергей Николаевич. – Мы с вами вычислили и самого Корсакова, и то, что он собирался сделать, сумели направить ему на помощь своих людей. Какая разница, произошел взрыв часом раньше или часом позже, если он все равно должен был произойти? И разве не наши люди обеспечили Корсакову самое главное – отход после операции? Так как же можно говорить о том, что фабрика уничтожена без нашего участия?

Генерал отметил про себя, что в тоне его заместителя уже не слышится прежнего почтения. Он хотел было высмеять всю эту демагогию, но вовремя сдержался, подумав снова: «Плевать, не мое дело». В конце концов, кому повредит, если его бывший зам получит лишнее поощрение? Наоборот, он быстрее освоится, почувствует себя увереннее на новом месте... А уж ребята, которые прилетели из Ирана, и подавно заслужили любые поощрения. Интересно было бы на прощание взглянуть на этого Корсакова...

– А как прошел перелет из Ирана? Где сейчас Корсаков и наши люди? – поинтересовался генерал.

– Перелет прошел отлично, – бодро ответил Сергей Николаевич. – Иранцы как воды в рот набрали – до сих пор молчат. Думаю, они притворятся, будто ничего не произошло. Корсакова и наших ребят на заставе ждал другой вертолет, с экипажем и с человеком из местного управления в качестве провожатого. Майор Дьяков уже звонил мне из воинской части под Ашхабадом – они туда благополучно прибыли, там на нашем спецобъекте они отдохнут, переночуют, а завтра утром в аэропорт и в столицу.

– Как Корсаков ведет себя? – спросил генерал.

– Поначалу был замкнут, молчалив, – видимо, от усталости. Сейчас вполне лоялен, охотно поддерживает беседу, признается, что давно вынашивал мысль перебраться в Советский Союз, но его слишком захватила идея помешать осуществлению «восточного проекта» и тем самым как-то помочь Родине. Майор Дьяков отзывается о нем очень хорошо и полагает, что все пройдет гладко.

– Майор Дьяков – это невысокий такой блондин? – припоминая, сощурился генерал. – Хороший оперативник... Но машину с людьми в аэропорт на всякий случай все же пошлите.

– Само собой, – кивнул Сергей Николаевич. Генерал встал из-за стола, подошел к Сергею

Николаевичу и протянул ему руку.

– Знаю о решении руководства, поздравляю, – сказал он. – Успешной работы вам на новом месте. Если что, звоните, всегда помогу, чем смогу.

– Спасибо... Вроде рано пока поздравлять, – засмущался Сергей Николаевич. – Вот выйдет приказ, тогда...

– Да выйдет он, выйдет, – засмеялся генерал. – Ладно, пойду подчищать хвосты. А завтра зайду, не прогневайтесь, – хочу посмотреть на гостей.

– Само собой, – снова закивал Сергей Николаевич.

Франсуа Тавернье сгорбился над редакционным столом с кучей исписанных листов и уткнулся лицом в ладони. Сердце и виски ломило от бесчисленных чашек кофе, выпитых за сутки, от множества выкуренных сигарет пересохло во рту. Обычно он осторожничал с кофеином и практически не курил, но тут ему надо было, подстегивать себя, чтобы после первой статьи, написанной по материалам Корсакова, сразу же написать вторую. За сутки тираж газеты подскочил на сорок процентов, и на столько же – рейтинг дружественной телекомпании, передавшей в эфир основные положения статьи. Тавернье понимал, что требование главного редактора написать продолжение вполне справедливо, и потому не протестовал. Более того, с профессиональной предусмотрительностью он не стал вбивать все имевшиеся у него материалы в первую статью, а оставил кое-что для продолжения, которое и ему самому казалось неизбежным. У него имелась запись интервью с Корсаковым, и чтобы его дополнить, сотрудник Тавернье успел съездить в тихий провинциальный городок к матери Корсакова и записать разговор с ней на видеопленку. Присовокупив находившиеся у него в запасе фотографии, Тавернье засел в редакции и начал сочинять статью. В обычных случаях он набирал текст сразу на компьютере и правил его на экране монитора, но важные статьи сначала обязательно писал от руки. Теперешняя его задача осложнялась тем, что конкурирующие издания и телепрограммы немедленно начали ставить под сомнение факты и выводы, изложенные в первой статье. Ответные фразы, выходившие из-под его пера, не казались ему достаточно хлесткими и убедительными, неопровержимых доводов имелось удручающе мало, ссылки на спецслужбы могли быть опровергнуты самими этими спецслужбами. Нервы Тавернье мучительно вибрировали от досады и крепкого кофе, в то время как мозг норовил погрузиться в забытье. Тавернье яростно перечеркнул несколько очередных строчек, встал из-за стола и побрел в туалет. В редакции и в этот поздний час продолжалась работа: попискивали компьютеры, трещали принтеры, сотрудники, ошалевшие от бессонницы, кофе и курева, сновали из комнаты в комнату. «Вам корреспонденция... Положу на стол...» Краем сознания Тавернье уловил эти слова, машинально улыбнулся и произнес: «Хорошо», не поняв даже, кто к нему обратился. В туалете и на обратном пути к своему столу он мучительно обдумывал очередную фразу. Вернувшись и держа на весу еще влажные руки, он собрался было сесть и вдруг замер*. Под текстом на куске бумажной ленты ему бросились в глаза фраза в скобках: «Публикация в газете «Техран тайме» и дата – вчерашнее число. Тавернье разом охватил глазами весь текст – это было сообщение о взрыве фабрики в Сеидабаде. Тавернье торжествующе улыбнулся и ударил кулаком правой руки по ладони левой. Подумав с минуту, он отшвырнул в сторону разные никчемные конверты и пакеты и вновь склонился над исписанными листами. Почему-то он ни на секунду не усомнился в том, что Корсаков жив.

Явившись поутру в свой кабинет, генерал не обнаружил в нем ни Корсакова, ни его провожатых. За столом сидел Сергей Николаевич, у журнального столика – будущий зам. В кабинете висело угрюмое молчание. Физиономии чекистов выражали острое отвращение к жизни.

– Что случилось? – встревоженно спросил генерал. – Где наш гость?

Сергей Николаевич что-то досадливо буркнул, но, вспомнив, что по долгу службы он еще обязан отвечать, выдавил с неохотой:

– Где гость – неизвестно. Провожатые в больнице.

Генерал поднял брови. Предупреждая его вопросы, Сергей Николаевич заговорил – сначала через силу, а потом мало-помалу возбуждаясь:

– Упустили, идиоты! Я уже побывал сегодня в больнице. Самолет приземлился по расписанию, наша группа их встретила на двух машинах. Встречающие на одной машине пошли впереди, а прибывшим дали шофера, и они пошли вторыми. Этот Корсаков вел себя лояльно, говорил, что очень рад оказаться в России, работать на благо Родины и всякое такое. Шутил, смеялся... В аэропорту попросился в туалет, но ничего не предпринимал – сходил, по малому делу, и все. Ребята, видимо, насторожились, а когда он им дал понять, что ничего такого не затевает, – расслабились. Да и если подумать: ну зачем ему было бежать? Куда? К кому?

– Скоро узнаем, зачем, – мрачно проворчал новый зам. Сергей Николаевич раздраженно посмотрел на него, но генерал своим вопросом предупредил взрыв его негодования:

– Ну и что было дальше?

– Дальше они и сами толком ничего не могут рассказать. Когда первая машина проехала между гостиницей «Москва» и Историческим музеем, люди в ней вдруг заметили, что вторая машина уже не следует за ними, а огибает гостиницу «Москва» и прямо поперек движения выезжает на Пушкинскую улицу. Пока они из параллельного проезда поворачивали налево и протискивались в гуще движения к повороту на Пушкинскую, вторая «Волга» уже скрылась из виду. Впрочем, нашли ее совсем недалеко от поворота, в Георгиевском переулке, в тупике у школы. В машине были три этих идиота в бессознательном состоянии, а нашего друга Корсакова уже и след простыл.

– Да, вот тебе и майор Дьяков, вот тебе и хороший оперативник, – задумчиво произнес генерал. – Что ж, видно, нашла коса на камень. А сами-то ребята что все же говорят?

– Корсаков сидел между ними на заднем сиденье, как и положено, но руки у него были свободны – он ведь не мог считаться пленным, не стоило его напрягать с самого начала. По словам Дьякова, Корсаков положил руку ему на плечи, когда обернулся, чтобы посмотреть на Кремль, потом Дьяков почувствовал боль в шее и больше ничего не помнит. Второго оперативника, майора Любимова, Корсаков вырубил ударом в шею – тот не заметил, как отключился Дьяков, и не успел защититься. Ну а шофера Корсаков просто в буквальном смысле слова взял за глотку и стал приказывать ему, куда ехать. Парень как увидел, что оба майора на заднем сиденье готовы, так и перетрухнул, конечно. Впрочем, Корсаков и в самом деле запросто мог его задушить, так что я его не виню. Ну а из Георгиевского переулка он мог  выйти  на улицу Горького,  мог  через школьный двор вернуться обратно на Пушкинскую... И там и там народу невпроворот, затерялся в толпе, и поминай как звали.

– Да, ушел профессионально, – пробормотал генерал. – Но зачем ему понадобилось уходить? Что он задумал?

– А хрен его знает! Спросите что-нибудь полегче, – угрюмо отозвался Сергей Николаевич. – Может, внезапно спятил на почве переживаний? Он ведь из Ирана хотел вывезти подружку, а ее убили в перестрелке.

– Такие люди не сходят с ума, – покачал головой генерал. – Если бы с ним могло это случиться, он бы давным-давно рехнулся. Должно быть, у него есть какая-то цель, но какая?

– Наверное, не очень законная, – проворчал Сергей Николаевич. – Боюсь, узнаем мы о ней только задним числом, когда он что-нибудь натворит. А способен он на очень многое. К тому же он забрал оружие и документы.

– Да, если бы он мог добиться своей цели легальным путем, уход не имел бы смысла, – начал было генерал по привычке размышлять вслух, но тут же в его мозгу всплыла фраза «Плевать, не мое дело», словно ответ на все вопросы. Он поднялся и произнес: – Ладно, я вас покину, мне еще надо зайти к начальству. А господина Корсакова объявляйте в розыск, и желаю вам найти его поскорей, пока он еще не укоренился в Москве. Не забудьте в ориентировке сообщить про его наколку на руке – личный номер. Найти его надо любой ценой, – вы же понимаете, каких дел он может наворотить.

– Да уж, понимаем, – буркнул Сергей Николаевич, а его молчаливый зам, видя раздражение начальства, так и не решился заговорить и только удрученно закашлялся. Генерал поднял руку в приветственном жесте и вышел из кабинета. В этот момент Сергей Николаевич испытывал к нему острую зависть.

Утром Джо Скаличе проснулся разбитым. Несмотря на изрядную дозу снотворного, ночью он спал беспокойно – из колеи его выбил неприятный телефонный разговор, состоявшийся накануне вечером. Позвонил дон дружественной семьи, старый Фрэнк Калабрезе, и вкрадчиво осведомился, когда Джо намерен вернуть ссуду, полученную им под «восточный проект».

– Это ведь не первый наш разговор, Джо, – мягко напомнил старый Фрэнк. – Ради тебя мы извлекли из оборотов большие деньги, очень большие, и теперь наш банк испытывает трудности. Пойми, я ведь отвечаю за благосостояние всей семьи. Если бы дело касалось только меня, я бы еще долго тебя не беспокоил, но ведь не все относятся к тебе так, как я. Для меня ты все равно что сын, а для многих – просто неаккуратный должник, с которым надо и поступать соответственно...

До Джо дошло, что старая лиса ему угрожает, и он заорал:

– Фрэнк, не строй из себя придурка! Вы знали, на что даете деньги, знали о том, что дело рискованное, и раз вы их все-таки дали, значит, сознательно пошли на риск. Ты прекрасно понимаешь, что я тоже понес большие потери и просто не мог подняться за такое короткое время. У меня нет свободных денег, они все в деле, и не думай, что ради вашего паршивого банка я их оттуда выну. Я не отказываюсь платить, но «восточный проект» был нашим общим проектом, и если вышла неудача, то я не понимаю, почему страдать из-за этого должен я один, а вы должны остаться целенькими. Короче говоря, терпели до сих пор и еще потерпите, – я буду платить тогда, когда удобно мне, а не вам.

– Хорошо, Джо, как скажешь, – кротко ответил Фрэнк и повесил трубку.

Впрочем, его кротость не обманула Джо – было

слишком хорошо известно, чем она оборачивалась порой для тех, кто смел повздорить с доном Калаб-резе. Поэтому Джо распорядился удвоить свою личную охрану, вызвал на утро Дженко Ди Карло и принял немалую дозу снотворного, но все равно провел очень скверную ночь.

Что касается Фрэнка Калабрезе, то он, повесив трубку, обвел взглядом сидевших вокруг него мужчин в строгих темных костюмах, покряхтел по-стариковски и затем произнес:

– Парень закусил удила. Он так же упрям, как и его папаша, но мозгов у него куда меньше. Так и не сказал мне, когда вернет деньги. Как же нам следует поступать?

Видимо, вопрос был риторическим, потому что в ожидании ответа на него все присутствовавшие уставились на Калабрезе. Тот удовлетворенно кивнул и сообщил:

– Я тут посоветовался кое с кем из семьи Скали-че... Есть люди, которые были бы более сговорчивы, окажись они на месте Джо. Эти люди способны понять наши трудности и пойти нам навстречу, так же как мы можем пойти навстречу им. Я также переговорил с представителями Других семейств. Все сходятся на том, что с Джо стало трудно работать: парень слишком заносчив и все гребет под себя. Люк Бонинья даже прямо предложил свою помощь в решении нашей проблемы с Джо, но я сказал, что мы справимся своими силами. Наконец, вчера вечером мне позвонил кто бы вы думали? – сам Марко Галло. Он сказал, что хоть и вынужден работать на Скаличе, но в нашем споре он всецело на моей стороне и не будет оказывать мне никакого противодействия, даже если я решу пойти на жесткие меры. Потом он сообщил мне, где мы можем встретить Джо в течение дня, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Поэтому хочу просить вас: что бы ни произошло в ближайшие дни, отнеситесь к этому спокойно и продолжайте работать, потому что и бог, и люди на нашей стороне.

За время, протекшее со дня краха «восточного проекта», Джо Скаличе успел изрядно подорвать свое здоровье, так как, пытаясь вернуть утраченные капиталы, вертелся как белка в колесе. Нервная взвинченность, происходившая, во-первых, от фанатичного стремления поправить дела и, во-вторых, от возбуждающих средств, которыми Джо себя постоянно подстегивал, боролась в нем с изнеможением и сонливостью, которые были результатом непосильной работы и постоянного приема снотворных. Разбитость, томившая Джо после разговора с Калабрезе, сделалась для него уже привычной. Сегодняшнее пробуждение не стало исключением. Вначале, едва успев очнуться от тяжелого предутреннего сна, полного пугающих кошмаров, Джо позвонил, и ему принесли две больших чашки крепчайшего кофе. Затем он доплелся до огромной ванны, включил гидромассаж и плюхнулся в воду. Пока он лежал в ванне, ему во всех деталях вспомнился разговор с Калабрезе, и это взвинтило его донельзя. Джо рубил воду ладонью и оглашал дом проклятиями. Затем он выбрался из ванны и мокрый, в чем мать родила, затопал босиком по коврам в ту комнату, где в окружении компьютера и телефонов сидела секретарша. Увидев Джо, та поняла, что предстоит обычная успокоительная процедура, и, поднявшись, пристроилась к столу в обычной влекущей позе. Джо, не теряя времени, устремился к ней – разговоров в таких случаях он не терпел, а раздеваться ему было не нужно. Через пару минут процедура закончилась, и Джо вроде бы полегчало. Он молча направился к себе, покачивая на ходу напряженным удом, который заставлял встречных домочадцев стыдливо отводить глаза. Родители, жена и дети Джо жили в пригородном доме, а со всеми остальными Джо не собирался церемониться. Приняв холодный душ, Джо накинул халат и направился в свой кабинет. Проходя через приемную, он сухо спросил секретаршу о том, кто ему звонил и не поступало ли каких-нибудь экстренных новостей. Выслушав ответ, Джо пристально посмотрел на секретаршу, и та уже привстала было со стула, намереваясь вновь принять заученную позу, однако Джо передумал и удалился в свой кабинет. Вскоре прибыл Дженко Ди Карло, и вдвоем они принимали посетителей до часу дня. Осведомленному человеку присутствие Ди Карло на переговорах говорило о том, что глава семейства намеревается воздействовать на партнера методом устрашения. Действительно, Джо решил поднять выплаты, причитавшиеся семейству с тех, кто работал под его покровительством. Вид Ди Карло, шесть раз безуспешно привлекавшегося к суду за убийство, гипнотизирующе воздействовал на плательщиков, так что договориться без особого труда удалось со всеми. В час Джо заявил, что проголодался и непло-'хо бы перекусить. Поскольку ему надо было ехать в город по делам, он пригласил Ди Карло пообедать с ним в пиццерии, находившейся всего в нескольких кварталах от его деловой резиденции, – там Джо обедал почти каждый день.

У входа в пиццерию встали двое телохранителей, у черного хода – еще двое. Вооруженный шофер остался сидеть в лимузине. В пиццерию с обедающими прошел шофер Ди Карло, он же телохранитель. Когда боссы принялись за спагетти, запивая их красным вином, на улице у пиццерии затормозили два микроавтобуса, и люди, выскочившие оттуда, направили на телохранителей полдюжины автоматов. Шофер лимузина тоже увидел автомат, направленный прямо ему в лоб через ветровое стекло. И телохранители, и шофер сочли за лучшее поднять руки, и пока они с поднятыми руками мучительно ожидали, какое решение примут те, кто застал их врасплох, в пиццерии загремели автоматные очереди. Вскоре стрельба прервалась, вразнобой грохнули еще три выстрела, и три человека, уже без автоматов, выбежали на улицу. Они вскочили в микроавтобусы, те, кто держал телохранителей на мушке, пятясь, последовали за ними, дверцы захлопнулись, и микроавтобусы отчалили от тротуара, скрывшись за первым же поворотом. Телохранители, шофер, а за ними и просто оказавшиеся поблизости любопытные ринулись в пиццерию. Вбежав в зал, они остановились, не в силах шагнуть дальше. В такой же неподвижности стояли и немногочисленные посетители пиццерии, не сводя глаз с трех неподвижных тел, в изломанных позах валявшихся на полу среди перевернутых стульев. Огромная лужа крови бесшумно росла на полу, и в этой луже застыли осколки посуды, окурки из опрокинутых пепельниц, недоеденные спагетти. Телохранитель лежал ничком, вжавшись в угол, словно надеялся улизнуть в подполье через мышиную норку. У Дженко Ди Карло, раскинувшегося навзничь в кровавой луже, пули превратили лицо в кровавое месиво и вырвали гортань. Он сидел лицом к двери и первым увидел ворвавшихся убийц, поэтому в руке его был пистолет, из которого так и не успел выстрелить. Джо Скаличе тоже лежал навзничь, однако лица его не было видно – нелепо задравшиеся пиджак и рубашка закрывали его, зато выставляли напоказ белый пухлый живот, поросший редкими темными волосками. Таким Джо и запечатлел какой-то мелкий репортеришка, случайно оказавшийся на месте происшествия, а затем его снимок с людоедской четкостью размножили все вечерние газеты.

Через неделю этот же снимок, только уменьшенный раз в десять и порядком отретушированный, дабы убрать шокирующие подробности, поместила газета «Советская Россия», подверстав его к статье «Нью-Йорк: вновь война преступных кланов?». В статье со скрытым злорадством говорилось о том, что, несмотря на все усилия, американское государство до сих пор не в состоянии обуздать могущественные мафиозные группировки. Статью с напряженным вниманием читал худощавый человек лет сорока в дешевом темном костюме и в темных очках, сидевший на скамейке в сквере у Большого театра. Он несколько раз поднес газету к самым глазам, пытаясь получше рассмотреть изображенные на снимке лежащие фигуры, и затем отложил газету в сторону. Посмотрев на поредевшую яркую листву, трепетавшую на фоне бледно-голубого неба, человек вытянул ноги, раскинул руки по спинке скамейки и запрокинул голову, словно стараясь сполна насладиться выпавшей ему минутой покоя.