Текст книги "Дети Барса. Книга первая - Туман над башнями. (СИ)"

Автор книги: Андрей Ренсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

–Ну? И что здесь такого?

–Господин плохо знает наши обычаи, – сказал присмиревший Шамма. Его взгляд оставался полон злобы, и не сулил женщине ничего хорошего. – Моей молодой жене нельзя обслуживать чужих мужчин.

–Если ты опять пришлёшь ему ту старуху, господин может расстроиться, – сообщил Гвидо. – Может, аппетит покинул его как раз из-за того, что пришлось лицезреть её увядшие прелести? Не хочешь привлекать внимание к молодой жене, пошли мальчишку. Где-то здесь бегал, шустрый такой...

–Не понимаю, – затряс головой Шамма. – Не понимаю...

–Да чего тут понимать? – сказал в сердцах Гвидо. – Парнишка, который сидел у ворот. Потом тёрся под ногами, а сейчас его что-то не видать...

–Не понимаю, – повторил Шамма, втянув голову в плечи и опасливо косясь на гвардейца. Гвидо вдруг захотелось намотать его ворот на кулак, и встряхнуть так, чтобы зубы лязгнули.

–У тебя пять минут, – сообщил он. – Ищи парнишку, или подавай сам, мне всё равно. Если господину не понравится сыр, ручаюсь, он сорвёт зло на том, кто подал ему это дерьмо. Такой уж у нас господин суровый – никуда не денешься. А вот молодая женщина может, и смягчит его гнев. В любом случае шевелись, сын и внук верблюда: тебе заплатили вдесятеро!

Когда Гвидо выбрался на улицу, там было уже темно. Закат длился меньше часа: так всегда бывает в пустыне. Вместе с солнцем за горы провалилась и жара. Теодора под навесом не оказалось, но искать его долго не пришлось. Он стоял там же, где и несколько минут назад Гвидо. Скрестив руки на груди, принц наблюдал за ущельем, которое покрыла тьма.

–Сейчас подадут вино и сыр, – сказал Гвидо. – На что ты смотришь?

Он не ждал ответа: привык уже. Однако Теодор ответил, не сразу, неохотно. Похоже, надоело оставаться под завалами мрачных мыслей одному.

–Вчера я видел сон. Из ущелья выползла огромная кобра и вцепилась мне в палец, вот этот. Теперь жду, когда она появится, эта кобра.

–Так это всего лишь сон, Тео, – растерянно ответил Гвидо. Что ещё придумаешь сказать в ответ на такое? – Всего лишь кошмар, который наслал пролетающий мимо демон. Надо принести в жертву Гаалу чёрного петуха, и...

Внезапно Гвидо всё понял. Так вот почему он так странно себя ведёт... И его ночное бдение, и неразговорчивость, и мрачные мысли... Всё одно к одному.

–Как давно тебе снятся плохие сны, Тео?

–Шесть месяцев, – глухо ответил Теодор, и на секунду его лицо скривила гримаса боли. – Как только узнал, что эта накаррейская шлюха беременна.

–Но... – Слова вдруг стали тяжёлыми и неудобными, как огромные булыжники. Чтобы произнести их, пришлось приложить огромное усилие, от которого спина покрылась горячим потом. – Ты всё равно остаёшься наследником.

–Если бы дело было только в этом, – невесело усмехнулся принц. Под его ногами плыла темнота. Из-за стены, с того места, где стоял лагерь, доносились пьяные выкрики. Кажется, пока ходил за сыром, они стали ещё громче.

–А в чём ещё?

–Поговорим в следующий раз, старый друг... – Стряхнув оцепенение, Теодор хлопнул по плечу Гвидо. – А пока надо проверить часовых и сказать сотнику, чтобы парни не снимали на ночь доспехов. И не слишком налегали на вино. Сон это, или не сон, но меня гложет смутное предчувствие чего-то дурного.

–Господин? – тихо позвали сзади.

Женщина, с которой он разговаривал, стояла, уткнувшись в утоптанную глину с деревянным подносом наперевес. Кроме сыра, там наличествовали сушёные овощи, травы, и даже какой-то соус в маленькой глиняной чашечке.

–Ты говоришь на общем языке? – спросил Теодор, задумчиво разглядывая маленькую фигурку. Весьма неплоха для этой глуши: ягодицы подтянуты, талия тонка, груди ещё не обвисли, а осанка не испорчена тяжёлой работой. – Должно быть, ты не местная, женщина.

–Нет, господин. Я родилась в Городе.

–Так я и думал, – сказал Теодор, потеряв интерес к разговору. – Поставь это под навес...

Из темноты вынырнул донельзя озабоченный сотник. Если бы Гвидо не знал, что у этого человека не бывает другого выражения лица, подумал бы, что случилось что-то ужасное.

–Капитан – ко...

–Тихо! – поднял руку Теодор, и сотник, только сейчас заметивший вцепившуюся в поднос женщину, прикусил язык.

–Что случилось?

–Я подумал, что четверых часовых маловато, и решил удвоить караулы. Потом вспомнил, что господин велел людям отдыхать. Пришёл уточнить.

–Четверых вполне достаточно, – подумав, сказал Теодор. – Всё равно в округе нет никого, кроме шакалов. Главное, чтобы они менялись каждые два часа. Что у тебя там за визги – все перепились, что ли?

–Есть немного, господин, – признался сконфуженный сотник, терзая рукоятку меча беспокойными пальцами. – То ли устали ребята с дороги, то ли вино такое пьяное попалось. Уже распорядился отобрать то, что осталось. Да только мало что осталось. Ничего, к утру протрезвеют.

–Пусть на ночь наденут доспехи, – приказал Теодор. Сотник замер, выпучив глаза. Было заметно, что он очень хочет что-то спросить, но боится сболтнуть лишнего. – Просто считай это прихотью твоего командира. Выполняй.

–Да, господин... – Сотник поклонился и исчез в темноте.

–Ты ещё здесь? – Женщина застыла неподвижно, словно вросла в землю. – Я велел тебе поставить всё под навес.

–Мне сказали, что у господина хандра, – смиренно ответила она. Теодор поднял бровь: это означало недоумение. Потом покосился на Гвидо, а тот сокрушённо развёл руками: сказал, мол, но не имел в виду ничего дурного.

–И что с того?

–Там, в Городе, я была танцовщицей. Если господин позволит, я могла бы развеять его дурное настроение танцем.

–Танцовщица? – недоверчиво протянул принц, оглядывая женщину с ног до головы. – И где же ты танцевала? В каком заведении? В Бенот – Сукотте?

–Я была танцовщицей, а не шлюхой, – ответила женщина и подняла глаза. – Я работала в "Игольном Ушке". Это рядом с Гаванью.

–Я знаю, – кивнул Теодор. – Там собираются моряки с торговых кораблей, и те, кто желает наняться в команду. Этот твой... Кто он тебе – хозяин, или муж?

–Что-то посередине.

–Плевать. Ему это не понравится. И он проучит тебя за наглость. Как по мне, так ты это вполне заслужила.

–Это будет только утром, господин, – ответила женщина. – Прошу, позволь станцевать для тебя, пока я ещё что-то помню. Здесь это искусство не в чести. Довольно уметь раскатывать тесто, собирать верблюжий помёт и рожать. Прикажи достать дудки, и твоя хандра растает, как туман под солнцем.

–Будь, по-твоему, – нехотя сказал Теодор, и, обращаясь к Гвидо, добавил: – Твоих рук дело?

–Нет, – покачал тот головой, ругая себя последними словами за то, что связался с сумасшедшей. – Я ничего не знал, она сама так решила.

Но гроза так и не разразилась: безумная танцовщица заинтересовала Теодора. Тотчас появились гвардейцы с пучками хвороста на плечах, и под навесом стало ясно, словно днём. Закончив работу, мужчины расселись у костров, прямо на землю. Неподвижная тонкая фигурка, подсвеченная пламенем, смотрелась неплохо, и зрелище обещало быть достойным.

–Начинай, – приказал Теодор, поднявшись на локте.

–Играйте, – сказала женщина музыкантам, сидящим у края вытоптанного пятачка, превращённого в сцену. – Дуйте в дудки и стучите.

–Чего стучать-то? – переспросил один из них, обнявший босыми ногами большой барабан. – Я только военные марши знаю. Под них не потанцуешь.

–Потанцуешь, – возразила женщина. – Отбивай ритм. А вы, с дудками, подхватывайте. Помнишь такой: "На стену, ставь лестницы, вбивай крюки"?

–Да, – подтвердил тот. – Такой бьют, когда идут на приступ. Только откуда его знаешь ты, женщина?

–Доводилось слышать пару раз.

–Была солдатской шлюхой, что ли? – понимающе подмигнул гвардеец.

–Нет. Я не была шлюхой. Я стояла на стене.

Барабанщик пожал плечами и над ночным небом поплыл рваный сухой рокот. Сердце Гвидо дёрнулось: любому опытному бойцу знаком этот ритм, срывающий из-под надёжного щита и бросающий вперёд, под летящие стрелы, в объятья к смерти. Пьяные крики притихли. То ли сотник добрался до последних запасов, то ли гвардейцы притихли, не понимая, что происходит.

Поймав ритм, взвыли костяные дудки – будто стая воронов закружилась над фундуком, закаркала, требуя тёплой человеческой плоти. Танцовщица выгнулась колесом, вызвав одобрительный гул. Коснувшись земли, она начала выпрямляться, плетя пальцами замысловатые кружева. То, что сейчас звучало, трудно было назвать музыкой. Да и движения тела, затянутого в чёрное, не были танцем в полном смысле этого слова. Но Гвидо не мог оторвать глаз от её заломанных рук. Это было мрачно, это тревожило душу – но это было красиво.

–Быстрее! – крикнула женщина, отбивая ритм босыми пятками. Раскрасневшийся барабанщик кивнул, обнял барабан покрепче и вдарил от души. Дудки взвыли ещё истошнее, щёки музыкантов надулись до пределов возможного, со лбов покатились капли пота. Женщина закружилась юлой, сорвала с головы покрывало, закрывавшее лицо, и подняла над головой, гордо и яростно, словно отбитое у врага знамя. Теперь её руки были неподвижны: ритм отбивали плечи и бёдра, трясущиеся, словно в лихорадке.

–Её волосы, – прошептал Теодор. – Они рыжие...

Да, рыжие, удивлённо подумал Гвидо. Как очищенная медь. Сияют, подсвеченные огнём – цвет редкий для жителя пустыни. Да и её танец, словно огонь: чем дольше смотришь, тем больше притягивает. Похоже на колдовство.

Женщине удалось привлечь к себе внимание. Из темноты возникали всё новые тени, рассаживались вокруг, завывали, мотали головами в такт движениям бёдер. У костров собралось уже человек тридцать – все, кто ещё мог стоять на ногах. Они зажали танцовщицу, образовав круг, через который не перешагнуть, но её, вроде бы, это нисколько не смутило.

Внезапно женщина замерла, словно прислушиваясь к своим мыслям, а потом вытянулась на земле, срывая завязки на щиколотках. Толпа одобрительно заорала и была вознаграждена: завязки полетели в сидящих на земле, и за них завязалась драка. Освобождённые от завязок, шаровары надулись ветром. Стало ясно, что это на самом деле длинная широкая юбка. Когда женщина кружилась, сгибала ноги или делала выпад в сторону, подол поднимался, открывая ноги до коленей. От этого зрелища гвардейцы пришли в исступление.

Но рыжей, казалось, было мало прикованного к ней внимания. Изогнувшись, она сорвала пояс и закружилась вокруг костров, касаясь вытянутых рук кружащейся тканью. Распоясанная рубашка развевалась в сгустившемся воздухе, открывая смуглый голый живот. Один из гвардейцев не выдержал, поднялся на нетвёрдые ноги, зарычал, примеряясь броситься. Его дёрнули назад, и он с проклятьями упал навзничь. Ритм стал замедляться: выдохшиеся музыканты не могли больше поддерживать такой темп.

–Меч!!! – задыхаясь, крикнула рыжая. – Дайте мне меч!

Со всех сторон вверх взмыли клинки – рукояткой вперёд. Кто-то завопил:

–Лови!

Танцовщица поймала клинок, с показной лёгкостью вытянувшись в шпагате. Потом перекатилась на спину, подняла ноги, раздвинула их, и с силой вонзила клинок в землю между своими бёдрами.

–Вперёд! – пронзительно завопила он. – На стену!!!

Солдаты принялись отбивать знакомый ритм на всём, что попадётся под руку. На коленях, на кожаных нагрудниках, на подвешенных к поясу шлемах.

–На стену!!! На стену!!! – загремел хор в тридцать глоток. Красные лица мужчин стали страшными, а рты перекосила ненависть, словно сигнал к приступу был настоящим. – Ставь лестницы! Вбивай крюки! Разбивай черепа! Их жизни принадлежат нам! Их золото принадлежит нам! Их женщины принадлежат нам! На стену! На стену!

Рыжая замерла с поднятым клинком – тяжело дышала, впитывала в себя разбуженную мужскую ярость. Меч запорхал в её руках серебряной молнией. Бешеная пляска продолжилась, теперь уже с мужчиной, которого изображала блестящая полоска стали. Обтекая тонкую фигурку со всех сторон, она ни разу не коснулась даже одежды – как и положено мужчине в танце.

–Однако, Тео, – пробормотал потрясённый Гвидо. – Мечом она владеет лучше многих. А танцует – как демон. Разве эта дыра – место для такой женщины?

Друг смотрел на рыжую во все глаза. Что-то легонько кольнуло в голове. О себе напоминала какая-то важная, но не додуманная до конца мысль.

–Что? – спросил Гвидо у себя. – Что не так?

Тем временем, рыжая, наплясавшись, рухнула на колени. Тут же стихли барабан и дудки, словно волшебство кончилось, и музыкантов разом покинули силы. Несколько секунд стояла тишина, а потом толпу прорвало. Мужчины орали, колотили по головам сидящих впереди, свистели, выли. Танцовщица с трудом поднялась на ноги, опираясь на меч. Когда она убирала с лица мокрые волосы, случайный отблеск костра озарил её лицо.

–Кевана, – прошептал Теодор, блестя глазами в темноте.

Гвидо помотал головой, не веря глазам. В первую секунду ему и впрямь показалось, что перед ним стоит женщина, умершая два года назад. Но потом разум победил чувства: эта была ниже ростом, обладала более низким лбом и не такой длинной шеей. Что же до лица, то оно и в самом деле было полной копией того, что давно обглодали черви.

–Это не она, – ответил Гвидо. Что-то внутри кричало: не говори ему этого, будет только хуже. – Она умерла. Кевана давно умерла. Это не она.

Не слушая, Теодор стряхнул с себя руки друга и медленно побрёл к кострам. Рыжая не торопилась: раскланивалась, отвечала на скабрезные шуточки, отмахивалась от тянущихся из темноты рук. Было ясно, что она ждёт кого-то. И когда этот кто-то появился на границе освещённого пламенем круга, гомон стих. Ещё не отошедшая от пляски женщина с вызовом посмотрела в блестящие глаза:

–Ну как, господин? Мне удалось развеять твою хандру?

–Пойдём со мной, – хрипло сказал Теодор. Рыжая покачала головой – с несомненным удовольствием:

–Не выйдет, господин. У меня есть муж.

–Плевать на него, – сказал Теодор, отпихнув зазевавшегося гвардейца. – Завтра утром ты поедешь с нами. А пока – пойдём со мной.

–Зачем? – Женщина ловко протиснулась между двумя пьяными гвардейцами. Теодор успел поймать только край распоясанной рубашки. Она жалобно затрещала, оставив в руках наследника длинный чёрный лоскут.

–Держи её, капитан-комит! – весело заорал кто-то из солдат. Его дружно поддержали: свистом, топотом и улюлюканьем. – Держи её, не то уйдёт!

Темнота обрушилась внезапно, как пыльный мешок на голову. Но для того, чтобы следовать за рыжей, глаза были не нужны. Её лёгкие шаги и смех были хорошо слышны. Она шла, не прячась.

На ходу Теодор прижал мокрую ткань к лицу. Кеваной ткань не пахла, только женским потом и песком. Ничего: дело стало лишь за ароматным маслом, которое шлюха заказывала у одного мастера, по тридцать золотых мер за склянку.

Слева что-то зашуршало и едва заметно пахнуло уже знакомым запахом. Теодор остановился, вобрал ноздрями воздух. Потом, сделав три быстрых шага, поймал её, притаившуюся в темноте, за талию. Преодолев сопротивление, прижал к груди и впился своими губами в её, сухие, горячие.

–Капитан-комит? – прошептала она, когда принц позволил ей дышать. – А мой глупый муж уверен, что вы гильдейские. Разве гильдейские носят доспехи?

–Я капитан-комит Святого Отряда, – признался Теодор. – Если ты жила в Городе, то поймёшь, что к чему.

–Солидный титул для такого молодого господина.

–Ты удивишься, когда узнаешь настоящий, – пообещал Теодор, проведя языком по обжигающей жаром шее, от уха до ключицы. Кожа оказалась солёной от пота. Рыжая не выдержала, испустила сдавленный стон и обмякла в руках.

–Как тебя зовут?

–А тебе не всё равно, капитан-комит? Зови, как хочешь.

–Я буду звать тебя... Кевана. Ты не против? Если...

Маленький пальчик уткнулся в губы, принуждая принца к молчанию.

–Знаешь, мне всё равно. В конце концов, я и сама уже забыла своё имя. Буду Кеваной, раз ты этого хочешь. А как мне называть тебя, капитан-комит?

–Зови меня Тео, – сказал принц, отбрасывая последние сомнения. Словно шагнул из осадной башни на вражескую стену: вперёд – трудно, назад – невозможно. На мгновение женщина напряглась, её сердце, стучавшее в живот Теодора, дёрнулось. Он поднял руку, чтобы погладить её по щеке, но ладонь была поймана ловкими маленькими пальцами.

–Странный у тебя ноготь, – задумчиво сказала рыжая. – Вроде бы один, а кажется, что два. Давно он такой?

–С рождения.

–Значит, мне повезло, – заключила она. – И тебе повезло.

–Почему это?

–Выходит, ты сегодня не умрёшь, Теодор, сын Мануила.

–Что? – растерянно сказал принц, разжимая объятья. Рыжая тут же воспользовалась этим: вцепилась зубами в руку, оттолкнула и исчезла в темноте.

–Проклятье! – Принц помотал прокушенной рукой, разгоняя боль, – Эй, женщина! Что за игры? Да, я Теодор, сын Мануила. Но я действительно полюбил тебя с первого взгляда, и заберу с собой в Нисибис, чего бы мне этого не стоило!

–Ты тоже понравился мне, – прошелестело справа. Принц сделал выпад, но пальцы схватили только темноту. – Ты красив, силён и быстр, Чёрный Барс. Но Рабу Первого и Единственного ты понравишься куда больше.

–Что ещё за раб? – спросил принц, озираясь по сторонам. Голос будто звучал одновременно отовсюду. Рука царапнула пустоту у бедра. Проклятье, меч остался возле ложа: он ни к чему, когда идёшь воевать с женщиной.

–Ещё не понял, сын Мануила? Наверное, не стоило переводить это святое имя на ваш поганый общий язык. На севере этот человек известен, как Агд. Посланник истинного бога, рождённый в шатре и вскормленный верблюдицей.

–Хорошо. Я как раз еду на юг, чтобы поймать его. Если ты знаешь, где он скрывается, скажи мне.

В темноте раздался искренний, звонкий смех.

–Едешь на юг, чтобы поймать его? И что, далеко уехал? Нет, сын барса... Это он поймал тебя, дурачок.

За спиной снова зашелестело. На этот раз шаги были другие: тяжёлые, торопливые. Теодор инстинктивно пригнулся, и это движение спасло его: над головой, рассекая воздух, пролетело что-то тяжёлое. Поймав нападавшего за руку, принц выгнул узкое волосатое запястье и перехватил падающую рукоятку. А когда кость щёлкнула и незнакомец, взвыв, осел на землю, от души угостил его по голове. Увесистая дубинка, судя по звуку, была обмотана на конце чем-то мягким. Значит, хотели взять живьём. Не соврала рыжая.

–Гвидо! – заорал Теодор. Но к нему и так уже бежали: от двух больших пятен света отделилось несколько маленьких, дёргающихся на бегу. У костров кто-то завопил, его поддержали. Эти крики не предвещали ничего хорошего.

–Факел мне сюда, быстро! Сюда, я здесь!

Через несколько секунд послышалось тяжёлое дыхание, лязганье оружия и топот подкованных сапог.

–Что случилось?

–Огни, – только и смог вымолвить запыхавшийся Гвидо. – Огни... В ущелье! Несколько сотен! А все пустынники куда-то пропали, даже старик! Проклятье! Это ловушка, Тео!

–Я уже понял, – Теодор вырвал из пляшущей руки факел и ткнул себе под ноги, туда, где лежал отключившийся обладатель дубинки. Курчавые волосы на макушке зашипели, скрючились от близкого жара. – Ну же, покажи своё лицо! Ах, это ты, Шамма, сын и внук верблюда!

–Это всё мальчишка, – простонал Гвидо, вцепившись в волосы. – Он исчез почти сразу. Мне стоило догадаться раньше. Клянусь Гаалом, это он ведёт их сюда, кем бы они ни были.

–Это Агд, – коротко ответил Теодор. Глаза сотника полезли на лоб, а Гвидо грязно выругался. – Только не спрашивайте меня – чего он забыл так далеко на севере! Надо срочно уходить! Сколько у нас есть времени?

–Э-э-э, – протянул сотник. – Боюсь, его нет вообще. Может, мы и задержим их, на пять минут... Вам нужно бежать, господин! Пока ещё не поздно!

–Бежать? Ты, верно, забыл, кто я такой?

–Тревога! – долетел от южного поста дикий вопль часового. Долетел и оборвался, словно кричавшему заткнули рот острым железом. Перепуганное эхо забилось в скалах, многократно усиливая хрип. – К оружию! К о-о... ргх...

Бросив на сотника дикий взгляд, Теодор рванул с места, туда, где у потухающих костров мелькали взбудораженные тени: пьяные, сонные, неловкие.

–К стене! – взревел он, вцепившись в рукав пробегающего мимо гвардейца. Приказ надеть доспехи был выполнен только наполовину: на нём красовался расшнурованный нагрудник, без наплечников и наручей. – Где твой меч, солдат?

–А-а-а!!! – вопил тот, не узнавая никого вокруг. Сотник от души врезал ему под дых. Солдат согнулся, извергая на утоптанную глину выпитое вино.

Теодор окинул двор быстрым взглядом. Некоторые бежали к стене, но многие метались, охваченные паникой, как куры с отрубленными головами. Жалкое, отвратительное зрелище, недостойное звания гвардейца.

–Поздравь меня, – сказал он, глядя на Гвидо, который чуть не плакал. – Впервые в жизни я не знаю, что делать. Принеси-ка мой меч, дружище. Встретим наступающий конец, как ты и мечтал: спиной к спине.

Тут над разбитым за стеной лагерем медленно и торжественно поднялось зарево, осветившее место будущей резни до самой последней кочки, до самого последнего рта, раскрытого в диком крике. Это невидимые лучники выпустили из-за бархана сотни горящих стрел.

Город. Зал Совета.

МАНУИЛ

-Третьего дня пятой луны капитан встречался с конезаводчиком Уль-Гашими из Нисибиса, с которым договорился об оказании покровительства и получил двести мер золотом задатка. Впоследствии поджоги прекратились, как и случаи отравления лошадей. Следующим утром капитан свидетельствовал в суде, который вершил королевский судья Котар Неподкупный. Истцом выступал шурин городского судьи Филена, ответчиком был... С позволения повелителя я пропущу эти несущественные детали.

Мануил сидел, закрыв глаза ладонью. На обращённый к нему вопрос он отреагировал нетерпеливым движением пальцев: дальше, дальше...

Лицо Магона оставалось непроницаемым. Лишь загадочная улыбка становилась шире – по мере того как мытарь погружался в описание деяний покойного капитана стражи всё глубже. Лица членов Совета, поначалу полные возмущения, сейчас напоминали сморщенные от жары груши.

–Дальше речь идёт о тяжбе из-за виноградников в верховьях Соколиного ручья, – продолжил Закхей, откашлявшись. – Благодаря показаниям ныне покойного капитана, королевский судья Котар Неподкупный признал ответчика виновным в подделке казённых печатей. Капитан получил двести золотых мер.

–Однако! – крякнул великий дука, вытирая вспотевший лоб. – Двести мер! Каждый раз вылезает эта сумма!

–Те, кто имел с ним дело, так его и звали: "Двести Мер", – тут же отозвался Магон. – За глаза, конечно...

–Немыслимо, – прошипел Верховный королевский судья Адони. Его пылающие щёки покрылись разноцветными пятнами: серыми, бурыми и даже гранатовыми. Он терзал плотный ворот, расшитый мелким жемчугом, приглаживал всклокоченные седые кудри, стараясь не глядеть в сторону короля.

Закхей, дождавшись очередного движения пальцев, обвёл присутствующих взглядом, полным печали, и продолжил:

–Шестого дня пятой луны капитан стражи повелел выпустить из тюрьмы накаррейца Элейчио, известного так же, как Спятивший Барсук. Он содержался под стражей по обвинению в убийстве некоего Магарта, мельника по роду занятий. За это капитан получил от накаррейской общины...

–Двести мер, – перебил мытаря король, не отнимая от глаз побелевших пальцев. – Довольно!

Закхей замолчал и принялся скатывать расстеленный по столу свиток. Весь его вид говорил о том, что мытарь испытывает облегчение, избавившись от тяготившей ноши.

–Это всё – только за год? – Мануил выразился несколько туманно, но Магон всё понял правильно.

–Да, повелитель. Есть ещё шесть свитков, в которых закреплены показаниями свидетелей все деяния покойного за предыдущие годы. Полагаю, даже их простое перечисление, без погружения в подробности, утомит Совет. Рискну взять на себя дерзость просить не предавать это дело огласке.

Под ласковым взглядом Кормчего Верховный судья поперхнулся, взлохматил свои седины и быстро-быстро закивал.

–Никакой огласки не будет, – сказал Мануил, поднимая голову. Глядел он из-под насупленных бровей недобро, вовсю играл желваками на щеках: весьма дурной признак. – Похоронить это дерьмо со всеми положенными почестями и выдать безутешной вдове от моего имени... Скажем, двести мер золотом.

–Ха! – хмыкнул великий дука. – Это позабавит многих.

–Смешного здесь мало, – подал голос Валидат. – Капитан королевской стражи зарезан, как баран. Средь бела дня! И кем? Чёрными!

–Это мы обсудим позже... – Король воткнул воспалённые глаза в тонкую переносицу Кормчего. – Почему ты решил воспользоваться этим только сейчас?

–Гильдия не занимается тайным сыском, повелитель. К тому же покойник был неглуп и старался не давать мне повода для обиды. Я надеялся, что Разза всё видит, понимает и, когда придёт время, примет необходимые меры.

–Но он молчал!!! – рявкнул Мануил, привстав с кресла. Пятна на щеках Верховного Судьи стали стремительно чернеть, а сам он выглядел близким к обмороку. – Почему он молчал?

–Возможно, не желал ссориться с общиной...

–Вот-вот, – прокаркал Валидат достаточно тихо, чтобы сказанное показалось простым старческим бурчанием, и при этом довольно громко, чтобы услышали все. – Если бы Чёрному Пауку предложили выбор между верностью королю и своей проклятой общине, ручаюсь – он выбрал бы второе...

–Довольно! – Глаза Мануила налились кровью. – Ты рассуждаешь о том, о чём не имеешь ни малейшего понятия!

–Зато твой Разза разбирался во всём на свете, – нисколько не спасовал Верховный коген. – И где он теперь?

Сидевшие за столом опустили глаза и вжали головы в плечи, ожидая грозы. Но её не последовало – король махнул рукой и опустился обратно в кресло.

–Чего ты хочешь? – спросил он у Магона. В голосе отчётливо читалось задавленное усилием воли раздражение. – Чтобы я передал Корпус Стражи в подчинение Гильдии?

–Ни к чему, повелитель, – ответил Магон. – Пусть стража по-прежнему ходит под судейскими. У Гильдии хватает забот помимо патрулирования улиц. Лучшей из наград для меня стало установление истины, повелитель.

Верховный Судья испуганно глядел в рот Кормчему, и никак не мог уяснить: в чём скрывается подвох?

–Истины... – Король просмаковал это слово как глоток редкого вина. – Ты прямо как старый Разза. Тот искал истину тридцать лет, и нашёл её, предав меня. Так кого ты посоветуешь поставить взамен покойного? Если верить твоим свиткам, все лейтенанты – такие же воры и убийцы.

–Наличие этих свитков гарантирует лояльность любого из них – если он будет исполнять обязанности скверно, его ждёт казнь. Посему осмелюсь посоветовать отдать предпочтение тому, кто обнаружил тело. Да, он брал золото от воров, но никак не связан с накаррейцами. Да, он жесток, но не глуп.

–Приведи его вечером ко мне, – распорядился Мануил, и верный Закхей, кивнув, принялся скрипеть по восковой дощечке. – Благодарю, Кормчий. Ты действительно полезен и не зря занимаешь своё место. У тебя всё?

–Э-э-э... – Магон отвёл глаза в сторону. – Вообще-то нет, повелитель. Вчера на заднем дворе "Игольного Ушка" зарезали купца. Ну, как купца – так, купчишку. Подгулял, да и забрёл в нехорошее место...

–Говори – в чём сложность? Хотя молчи, угадаю сам. Купец был гильдейским, а его убийца родом из Накарры?

–Да, повелитель, – склонил голову Магон.

–Его взяли живьём?

–Да ещё со всеми уликами, повелитель. Включая окровавленную одежду.

–Ну, и в чём же сложность? – брезгливо бросил Мануил. – Сверните накаррейцу шею и пустите плыть по сточным водам. Или отдайте семье жертвы – пусть делают с ним, всё, что захотят.

–Убийца не в Гильдии, – медленно произнёс Магон. – Он у судейских.

–Ну, так забери его оттуда, – поморщился Мануил. – Тебе что, для этого нужна королевская печать?

–Всё не так просто, – замялся Кормчий. – Дело в том, что об этом узнала община и теперь требует его выдачи. Дикари уверены, что убийцу станут судить, а по их дикарским понятиям это святотатство. Если повелитель ещё не получил их требования, то, думаю, получит в ближайшее время.

В Зале Совета стало очень тихо и стало слышно, как мухи бьются в мутные стёкла витражей.

–Что смогут сделать какие-то накаррейцы, – начал, кто-то, кажется суффет. Но Магон не стал ждать, пока он закончит свою мысль.

–Они смогут обвинять нас в нарушении Договора, и будут правы по букве закона. Забавно: дикари, отрицающие власть и государство, приучились разбирать чужие законы с ловкостью прожжённых крючкотворов.

–Адони, – сказал Мануил после долгой паузы. – Я давно слышал, что ты страдаешь от любовной хвори, но не придавал этому значения. А теперь вижу, что зря: похоже, болезнь добралась до твоих мозгов, и они начали гнить.

Глаза Верховного Судьи, и без того выпученные, полезли из орбит. Дрожащая рука царапала ворот, обрывая жемчуг, губы дрожали, но из распухшего, посиневшего горла вырывалось только слабое шипение.

–Значит, сказать тебе нечего... – Выражение лица Мануила было неописуемо. – Тем хуже для тебя... Стража!!!

Массивные двери распахнулись с пугающей лёгкостью, почти беззвучно. На пороге замерли двое стражников в наглухо закрытых шлемах и алых плащах.

–Взять, – приказал Мануил. – В подвал ублюдка. Передайте Смотрителю Подземелий, что я спущусь к нему, как только закончу здесь. Хочу лично вскрыть череп и поглядеть: чем же Верховный судья думал, когда принимал решение?

Суффет, сидевший рядом с обречённым, не стал испытывать судьбы, и счёл за благо покинуть своё кресло, освобождая дорогу грохочущим сапогам. Верховный судья, казалось, не понимал, что происходит: вертел головой во все стороны и даже пытался улыбаться.

–Встать! – приказал стражник, замерев за спиной судьи. Тот не обернулся, его руки дрожали. Бросив короткий взгляд в сторону короля, стражник нанёс выверенный удар чуть ниже седого затылка. Раздался чавкающий звук, и судья рухнул на стол вниз лицом. Его подхватили под руки, и потащили прочь.

Почти у самых дверей к Адони вернулся дар речи, и он завизжал, щедро брызгая кровью из разбитого носа:

–Повелитель! Я не знал! Мне не доложили! Капитан всегда решал эти проблемы сам! Если бы я знал...

–Заткните ему рот! – зарычал Мануил. Один из стражников сунул латным кулаком куда-то в область печени, с виду легко. Однако выпученные глаза тут же закатились под лоб, тело обмякло, и голова упала на грудь.

–Итак, слушайте все! – произнёс король, раздувая ноздри. – Договор – это скала, на которой стоит королевство, и эта скала будет стоять вечно! Что бы не случилось с Раззой, я собираюсь соблюдать Договор до последней возможности!

Возразить взбешённому Мануилу не рискнул никто, даже Валидат.

–Вот и славно! – сказал король, опускаясь в кресло. – Кормчий, отправляйся к судейским, и сделай так, чтобы этого чёрного никогда не было на свете. В тюрьме нет ни одного накаррейца: именно так я собираюсь ответить общине. Если они вдруг обнаружатся, я буду выглядеть очень глупо.

–Их там не будет, – негромко ответил Магон. – Но поверит ли община?