Текст книги "Волжане (СИ)"

Автор книги: Андрей Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– О как! А с половцами покойного Шарукана на Дону ты уже, выходит, справился, тысяцкий? – хмыкнул Мстислав.

– Орды Ельтукове, Токсобичей, Отперлюевых мы терзаем и ослабляем, как только можем. Даже про Бурчевичей на Днепре в голове держим, княже, хотя они к тебе ближе и именно твоя головная боль. Но вот что с ордой Айюбая делать, что по степи рассеялась, ума не приложу. Вроде бы хан тебе союзник был.

– Родич он нам был, так что не тронь пока!

– Пусть так. Не пойдут на нас, резать не будем.

– Как бы самих вас не вырезали! И помни тысяцкий, мы клятвы тебя пестовать, лелеять и защищать не давали! Смотри, если подведешь нас!..

Петр угрюмо качнул головой.

– Всякое может быть, княже. Слово свое держать будем, но мы еще слишком слабы, чтобы с матерыми волчарами вокруг нас без огрех справляться.

– Ладно! – прервал препирательства сына с гостями Мономах. – Ваши чаяния насчет людишек я понял, хотя ничего не обещаю. Что еще?..

– Торговые дела с заморьем. Взять тот же Царьград. До как он падет, можно получить такую прибыль, что...

Мстислав поперхнулся и закашлялся, с натугой прочищая себе горло.

– Безумцы! Отец, зря привел их к тебе в терем! Царьград! Падет!

– Погоди, сын, дай ему договорить.

Ветлужец благодарно поклонился великому князю и объяснил свои слова.

– Доподлинно нам известно, что ты, Владимир Всеволодович, посылал воеводу, своего Иван Войтишича воевать дунайские городки и среди них Доростол ради какого-то самозванца царьградского. Успешно ли?

– Твое какое дело, воин?

– Большие царства войском сломить трудно, княже, они сами развалятся, когда придет их черед… Понимаю, что ты не державу царьградскую завоевать хотел, а уважения к себе требовал, но ромейцам все чувства постепенно злато заменяет, а потому требования такие они не понимают и никогда не поймут. А вот если подсадить их на крючок…

– Что ты имеешь в виду?

– Взять те же зеркала... – С Дона мы в Русское море еще не скоро выйдем, так почему бы нам через тебя товар ромейцам не продавать? Твоя война, княже, так или иначе, кончится миром, проси условия для выгодного торга с Царьградом. Зеркала, стекло и ткани у нас неплохие, сам видел.

– Понял тебя тысяцкий, лепо мне видеть такой твой подход к общей выгоде нашей. Условия обсудишь с Мстиславом.

Мономах дерну пальцем в сторону сына и тот молча кивнул, уже успокоенный происходящим. Но великий князь и не думал на о заканчивать.

– И когда держава ромейская падет, как мыслишь, Петр?

– Предсказано, что через сотню лет Царьград будет разграблен Римом, потом придет в упадок и в итоге падет под ударами торков, что мы турками-сельджуками зовем. Это если другие не успеют его взять, зная предсказание! Сам посуди, княже, ныне на востоке ромейцы сдают свои земли туркам, те практически не встречают сопротивления и постепенно захватывают всю Анатолию[43]43
  Анатолия – подразумевается Малая Азия.


[Закрыть]. Ее восток. и Армения, уже потеряны. С запада же царьградцев теснят католики, практически разошедшиеся в делах религии с православными и начавшие становиться врагами даже большими, чем омусульманеные сельджуки, Разве это уже не говорит об ослаблении державы!

– Это говорит лишь о том, что враг силен, ветлужец.

– Да, княже, но одновременно это предсказывает, что падение Царьграда не за горами. И оно сразу скажется на нас! Не будет у нас сильных единоверцев на западе, не встанет никто на нашу защиту при нужде. Ну да это грядущие дни, княже, будет еще время подумать о судьбе православия. Ныне проблема не в царьградцах, с коими надо торговать, а в половцах.

– Да уж… – саркастически произнес, великий князь.– Не прошло и трех лет, а мой бывший дружинник стал с легкостью рассуждать б силе великих держав и судьбах мира.

– То не я, княже, а предсказатель, о коем я толковал.

– Вот как… – выбил пальцами дробь о подлокотник кресла Мономах. – Но если это случится не скоро, тогда это не наш удел, а потому даже спрашивать тебя более не буду ни о чем. О предсказателе своем расскажешь митрополиту, пусть разбирается…

– Никто не знает, где ныне этот человек.

– И ладно, – И вновь Мономах заскрипел тягучим смехом. – Что еще вы замыслили, не поделишься?

– Если Дон освободим, время Таврики придет, княже, но вряд ли я сам доживу До этих дней. И к Тмуторкани надо двигаться, запирая кавказские горы, иначе сорок тысяч всадников Атрака могут захотеть вернутся. Пусть лучше остаются в Грузии и там сражаются с нехристями, теми же турками. Пусть так и продолжается, пусть половцы уходят и служат там благому делу, а не используются в усобицах на Руси! Нельзя ослаблять давление здесь, а еще надобно устанавливать связи с аланами и адыгами, дабы не пускать кипчаков обратно!

– С кем?

– Прости княже? я имею в виду державу ясов[44]44
  Ясы – так назывались, аланы в древнерусских хрониках. Грузинский царь Давид IV Строитель, искавший союзников для борьбы с турками-сельджуками в Закавказье в 1118 году принял участие в примирении кипчаков и алан. «Картлис Цховреба» отмечает, что мекду ними установились «любовь мир, как между братьями». Обмен заложниками подкрепил достигнутое соглашение, после чего аланы пропустили через свою территорию часть кипчаков во главе с Атраком, отправившихся на службу к царю Грузии.


[Закрыть], а также, племена касогов[45]45
  Касоги – адыги или черкесы (самоназвание – адыгэ) – группа народов (адыгейцы, кабардинцы, черкесы, шапсуги) говорящих на адыгских языках. После падения Хазарского кагната кочевники потеснили многие народы в Предкавказье и Приазовье, но в начале XII века обстановка постепенно стала стабилизироваться и определилась граница между кипчаками, адыгами, аланами и вайнахами по течению Кубани, Нижней Малке и Тереку.


[Закрыть], что у самого Русского Моря живут. И если с ясами у кипчаков ныне мир, подкрепленный обменом высокородными заложниками, то с касогами, коих мы называем еще черкесами, у половцев его нет.

– С касожскими князьями мы роднились кровью, но после падения Тмуторкани связи с ними у нас нет. Слышно ли у вас, что там происходит?

– Касоги разрозненны и с трудом сдерживают нападения ясов в своих приморских крепостях.

– Я про Тмуторкань! Правят ли там после смерти Олега[46]46
  Олег Святославич (Гориславич), в крещении Михаил (ок. 1053 – 1 августа 1115) – князь Волынский (1073—1078), Тмутараканский (с 1083), Черниговский (1094, 1097), Новгород-Северский (1097—1115)


[Закрыть] потомки Редедичей[47]47
  Редедя или Ридада (ум. 1022) – князь касожский (черкесский). В 1022 году русский князь Мстислав покорил касогов, убив в поединке их князя Редедю.


[Закрыть] или кто другой пришел к власти?

– Насколько я знаю, все еще Редедичи, но вести те давние. Да и как можно править под Царьградской пятой? Лишь в одном это благо, предкавказские половцы не смеют город, разорять… В любом случае, нам нужно на касогов выходить и всячески использовать их вражду к степным лиходеям. И быстрее!

– Быстрее? Уж не степью ли пойдешь, болезный? Я с войском немалым лишь до Дона добираюсь!

– Доном и пойдем, княже, на кораблях, что на Воронеж реке строим. Прорвемся, дай лишь срок, лишь бы ты привел поселенцев на эти земли!

– Но двадцать тысяч семей…

– Только тогда, княже, зазвучит на Дону русский язык, и зазвонят православные колокола! В этом на нас можешь положиться, какие бы до тебя слухи не доходили! Чем более людей осядет на степных черноземах, тем сильнее вырастет наша будущая держава, тем многочисленнее будет народ, тем сытнее он будет жить, и богаче будут твои потомки.

– А то мне это не ведомо!! В уме ли ты, что пред собой ставишь?! Пуп не надорвешь?! Людей под нож пускать не жалко?!

Мономах в ярости стукнул ладонями по подлокотникам кресла, но ветлужец словно бы и не заметил его жест. Казалось, перед его глазами стоят другие люди, которые уже положили свои жизни на алтарь степной войны.

– Поперед них, княже, мы пустим православную вольницу, которая, будучи как бы и не подвластной русским князьям или ветлужским воеводам, начет терзать половцев, живя за счет добычи с их веж. Ответа за нее перед степью не будет, а пользу они принесут. По желавшимся креститься торкам, ясам и прочим народностям стоит пройти это горнило, тогда они не будут бунтовать, как ныне в киевских землях за свои привилегии.

– Слишком уж ты уверен этом!

– На Воронеж реке именно так и происходит, княже. После укрепления сего христианского воинства можно расширить его усилия и направить, их на Таврику и Тмуторкань, в то время как переселенцы смогут заселить пустующие ныне земли. Помоги нам, княже! Только тогда железо Придонья можно будет осваивать!

– Надеюсь, на этом ваши мечты заканчиваются?

– Уволь, княже, хотелось бы про угрозу с запада сказать.

– Опять твой предсказатель?! – вновь стал закипать великий князь,

– Не, только он. Новгородцы рассказывают, что не только литовские племена крепнут, германские рыцари и миссионеры хотят идти на поморские племена славян. Повсюду слышатся призывы к походу на язычников взморья и схизматиков востока!

– Что?! – вновь вскочил Мстислав со своего места. – Уж не нас ли схизматиками назвали эти грязные твари?

– Именно нас, княже, – смиренно кивнул Петр. – Сначала вместе с ляхами они дойдут до ближнего к нам варяжского берега с пруссами, ливами, эстами и латгаллами. Потом двинутся на нас. Так можно не только полоцкое княжество потерять, но и другие земли! Да и торговле разор, достаточно им выход через Двину запечатать, поставя там крепостицу. Тогда Варяжское море будет нам закрыто навсегда, а там и чудские земли из-под влияния уйдут!

– То дело не скорое! – махнул рукой Мономах. – Да Рим еще и не оправился от крестовых походов в защиту Анатолии от сельджуков и освобождения священного города Иерусалима, от мусульман!

– До нас им ближе, княже. Получив по зубам на Святой земле, они ринутся на язычников, а потом и на нас. Недаром уже и схизматиками величать начали, чтобы оправдать свое вторжение. Сейчас, княже, идет разлом между православием и католичеством, между Римом и Царьградом. А потому, несмотря на то, что крестовые походы еще не окончились, католики не оставят, восточные земли от своих притязаний. Будут притеснения не только язычников, но и православных!

– Полоцк не даст себя в обиду!

– Полоцкие земли ныне обособлены от земли русской и разделены на многие уделы между сыновьями Всеслава Чародея, поэтому могут легко перейти под чужое влияние. Медлить не следует, княже, иначе потом вся эта орда во главе с ляхами и германцами будут служить головной болью для Руси, стремясь завладеть Двинским и Днепровским торговыми путями и продвинуться на восток. Не искушай себя нынешнем спокойствием в этих землях! Даже если не удастся покорить литовских князей, им надо силой, обманом или кровным родством внушить, что на Руси им ничего не светит! Пусть идут на запад и взаимно погасят нашествие католического Рима в лице германцев и ляхов!

– От новгородских купцов вести пришли, говоришь?.. Мстиславу все имена доложишь!

– Список со мною, княже.

Мономах замолчал, переваривая услышанное. Нового он ничего не узнал, но свежий взгляд на происходящее был ему интересен. По крайней мере, он был озадачен горячностью ветлужцев. Однако такой напор безродных гостей его уже порядком раздражал.

– Дозволь еще молвить, Владимир Всеволодович? – получив разрешение уже порядком недовольного Мономаха, Петр продолжил. – Мы сами хотим прояснить настроения германцев и их притязания на поморские земли. Боюсь, как и в Риме, у них царит ныне лишь власть денег и право сильного. Опасаюсь, что они возведут культ ненависти к тем, кто думает по-другому и будут распространять его везде, куда смогут дотянуться...

– К делу! – поднял руку великий князь.

– Есть ли у тебя родичи в тех землях, на кого мы можем опереться?

– У Мстислава старшая дочка за Кнудом Лавардом, сыном короля Дании, – бросил взгляд на сына Мономах. – Но вряд ли это чем-то вам поможет.

Петр немного замялся, не стал настаивать и кивнул своему сыну, сразу же влезшим с вопросом.

– Разрешишь ли, княже, печатать церковные и иные книги в Киеве? Разрешишь ли школы наши открывать? Митрополит уже дал свое благословение.

Мономах равнодушно кивнул, но потом встрепенулся.

– Юрий мне писал, что принимаете вы далеко не всех служителей церкви, присылаемых из суздальских земель. Что на это скажете?

– Княже, – вновь замялся Петр. – Силой на наших землях православие не насадить, черемисы и эрзяне воинственны, а потому нам нужны не столь обличители дикости и ереси, сколь проповедники, своими словами и делами показывающие превосходство православия над другими верованиями. А потому… никаких десятин церковь у нас не получает, и содержится за счет пожертвований общин и вятших людей. К примеру, воевода из своих доходов четверть отдает…

– Добрый пример, но все же непорядок у вас!

– Многие и не соглашаются на приходы у нас, княже! По нашему покону священники не только утешать страждущих должны, но и учить грамоте, помогать обездоленным, лечить раненых, давать приют сиротам, калекам… Всем, кто не жалел живота своего на защите рубежей отчизны, а теперь изнемогает в старости. Не каждый на это способен, да и грамоте не всякий обучен!

– Дело правильное, но перечить архиерею суздальскому не след!

– Княже, мы же как лучше хотим! В ответ на добрые цела, вселяющие веру и надежду в людей, язычники сами к церкви потянутся! А иначе на вилы проповедников поднимут, уже были такие попытки! Может, посодействуешь в этом, княже? Как бы нам у митрополита выпросить того, кто не склонен к злату и власти, а живет ради людей…

– Да где ты таких видел, тысяцкий? – Устало произнес Мономах. – Юродивые лишь да святые под вашу планку подходят!

– И по какому праву вы нарисовали себе двухглавого орла на гербе?! – дополнил его Мстислав. – Ведь ни рода, ни племени, самозванцы!

– Мы взяли как основу церковный герб царьградский, княже, как символ несения нами крещения поволжским народам.

– Ох смотрите, отлучит вас митрополит, – покачал головой Мономах и дополнил, – и погонит он вашу братию святую поганой метлой в чащи лесные.

– Христос, тоже был гоним, княже, но зато потом как все обернулось!

– Ну-ну! – встрепенулся Мстислав, хотя и неуверенно, ибо сразу понял, что возразить на такие слова особо нечего. – Ты за кого митрополита Никифора держишь? Уж не за иудея ли?

– Нет княже, – широко перекрестился Петр и простодушно улыбнулся. – Всего лишь за грека. Эти почти свои.

– А что говорят на Бабином торгу? – неожиданно хохотнул Мстислав, что-то припомнив. – Будто бы прогнали вы иудейских купцов с позором от себя?

– У нас все равноправны, княже. Мы и против иудеев не возражаем, однако жить на резу в ветлужски землях нельзя. Конечно, давать в долг никто не запрещает, особенно для того, чтобы помочь неимущем и страждущим, но наживаться на этом грех.

– И что ты мне проповедуешь прописные истины, тысяцкий?

– Да купцам этим лишь реза была нужна. Кроме того, у нас запрещено ставить чуждые местному люду храмы, вот и не понравились иудеям такие условия.

– Даже так? – вскинул брови Мстислав.

– Исповедовать чуждую религию у не запрещено. То есть живи, конечно, молись своим богам, но не как ветлужец. И налоги тоже плати как чужеземец. И к евреям, это относится и к католикам. Хочешь переселиться навечно – становись выкрестом, как апостолы И ученики Христа. Это, конечно, не касается мери, эрзян и черемисов, но то коренные народы и с ними по-другому нельзя, лишь ласковым словом и добрыми делами к себе переманивать их можно, – Петр облизнул пересохшие губы и продолжил. – Я свято верю, что христианство в наших землях возьмет верх над язычеством. Но мирно. К примеру, если переселенцы не держатся старой веры и соглашаются креститься, то воевода всегда берет их под свою особую защиту и выделяет вспомоществование новой христианской общине.

– А ведь верно говорит, батюшку!

– С ума сошли оба? – не удержался Мономах. – Ни монет не хватит, ни времени на такое?

– Да я не про то, чтобы брать на себя пришлых, – замахал руками Мстислав, – наоборот, мошну неплохо бы пополнить с помощью иноземцев…

Петр прокашлялся, привлекая к себе внимание, и добавил.

– Взять тех же булгарцев, Они не стесняются брать с иноверцев подушный налог, называемый джизью, так почему и нам так не поступать?

– Все! Хватит! – Мономах тяжело поднялся с кресла и вздохнул. – Устал я от вас, ваших мыслей и слов бесполезных, далее толкуйте с Мстиславом у него в Белгороде! Идите! Весной жду с товарами!

Коротко поклонившись, ветлужцы молча вышли в тут же открывшиеся перед ними двери. В горнице установилась тишина, изредка прерываемая покашливанием великого князя. Наконец, Мстислав, вскинулся.

– А и в самом деле, не пойти ли тебе отдохнуть, батюшка?

– Что думаешь про них, сыне?

– Сам не пойму.

– Вот и я не знаю, то ли выжечь их каленым, железом, то ли не связываться с юродивыми?

– От раздора с ними нам пользы никакой. Юрию они подмога, а нам пока не мешают. Да и торговля с ними может большой выгодой обернуться!

– И то правда… – махнул рукой великий князь. – Пока они за нас кликушествуют, трогать не будем.

Глава 16

Прохладный осенний ветерок стелился по берегу реки, взбивая волну и возносясь вверх по обрыву кручеными пыльными порывами. Навес над головой изредка хлопал, но удовольствие отдыха нисколько не портил.

Ни мошкары, ни надоедливых служек.

Даже голоса из разбитого в степи воинского стана доносились сюда приглушенно словно через пуховую подушку.

На душе было спокойно, словно бы вихри событий этого года не шерстили ее вдоль и поперек.

Подняв пиалу с душистым отваром, Селим Колын чуть дунул на горячий напиток и улыбнулся.

Что еще надо человеку, чтобы спокойно встретить старость?

Ох, много! Но основная часть работы уже сделана. Власть взята, и почти бескровно...

Шамгун ныне в далеком Биляре, пусть тот и называется многими Великим Городом. Селим же остался в не менее царственном Булгаре на берегу Идели, фактически получив бразды правления от державы.

А начинался восход его звезды довольно прозаично.

После того, как Айюбая били, а его куманов прогнали в степь, чуть-чуть не вырезав род хана до последнего колена, царь Адам стал благоволить Селиму. Даже поставил его сына, Анбала[48]48
  Анбал Хисам – сын Селима Колына взошел на трон с помощью отца в 1135 году, после гибели царя Шамгуна. В булгарских летописях описан весьма нелицеприятно.


[Закрыть], наместником Сувара.

Мальчишка с детства был капризным и заносчивым, терпеть не мог государственные дела, а потому его сразу опутали суварские казанчи[49]49
  Казанчий – крупный феодал, в русской терминологии поместный боярин (булг.)


[Закрыть], с которыми он предавался всевозможным усладам. В отличие от Селима, который начал свой путь мужчины и воина еще в батышской[50]50
  Батышцы – вятичи (батыш – запад по-старобулгарски) (булг.)


[Закрыть] крепостице Мосха, Анбал не умел ничего. Точнее, он научился лишь потакать чужим капризам.

Но в этом, как оказалось, были и преимущества.

Не, насытившись богатством провинций и местными увеселениями, казанчии Сувара захотели сделать его сына царем, причем вовлекли в столь опасное дело и марданцев?

А те уже пришли к нему, Селиму. А к кому еще? Кроме потомков Адама только мужи его рода имели право встать во главе державы.

Переговоры шли тяжело, пришлось поступиться многим, но в итоге Селим возглавил заговор и сразу вовлек в него Балуса, который уже устал быть наместником в Учеле, и хотел вернуться на родину, в Мардан.

Это произошло еще до смерти царя Адама, который, несмотря на все благоволение к Селиму, не смог побороть его вражду, глубоко скрытую под покровами покорности. Тот всегда помнил,кто скинул его отца с престола и из-за кого его род скрывался у батышцев, влача жалкое существование.

И даже когда два года назад Адам умер и царем стал его сын Шамгун, ничего не изменилось. По мнению Селима, их династии было не место на троне.

Да и сама обстановка располагала к этому. В то время многие субаши[51]51
  Субаши – привилегированные государственные крестьяне-мусульмане (булг.)


[Закрыть], пострадавшие от куманских набегов, стали просить о послаблении в разорительных платежах. Некоторые даже стали изгонять сборщиков податей, а в самом Буляре подняли бунт.

Взойдя на трон, Шамгун решил силой подавить недовольство и вызвал кусыбай[52]52
  Курсыбай – постоянное булгарское войско (булг.)


[Закрыть]. Однако его предводитель Субаш, отказался убивать беззащитных землепашцев и тогда царь, в раздражении распустил его рать, единственную, способную противостоять любому врагу. Бунт в столице был подавлен наемными. казанчиями, с радостью – принявшими участие в расправах над мирными жителями, но восстания то и дело вспыхивали в окраинных провинциях.

Только в начале этого года в низовьях Чулмана подняли мятеж ак-чирмыши[53]53
  Ак-чирмыши – привилегированные государственные военнообязанные крестьяне.


[Закрыть], недовольные земельными поборами и подушным налогом с иноверцев. В общей сложности те достигали почти половины собранного урожая. Бунтовщиков, обложили, но они прорвались через заслоны казанчиев, уйдя к башкортам, и только оттуда прислали гонца с покаянием. Мол, готовы вернуться домой, к семьям, но только если налоги скостят, а самих их оставят живыми и здоровыми.

Шамгуну пришлось дать обещание. Попробовал бы не дать! Казанчии были в основном из Сувара, и сын Селима мог в любой момент отозвать их домой. Но надо признать, что клятва его была своеобразной.

Во-первых, карательные отряды сувар практически оставили семьи ак-чирмышей без средств к существованию. А во-вторых, домой восставших земледельцев не пустили, а бросили на защиту полуденных рубежей. Орды проклятых кипчаков еще пытались отомстить за смерть хана Айюбая, пройдясь метлой разорения по городкам державы.

Теперь Селим был готов решить судьбу бывших бунтовщиков. Воевали те доблестно, хотя по сути являлись погрязшими в невежестве язычниками. Кого только в этой рати не было! Меря из-под Ростова, уже полсотни лет проживающая около Учеля, мурдасы Чулмана, ары и сэбэрцы, а предводительствовал ими христианин! Чудеса, да и только!

Извести их под корень, чтобы следующий желающий поднять восстание не брал с них пример? И с кем тогда он останется? С ненасытными казанчиями? Курсыбай за ним не пойдет, него свой предводитель.

Тогда, возможно, простить? Шамгун бунтовщиков подавил и всегда будет для них жестоким деспотом, а Селим отпустит их к семьям и они будут вспоминать о нем, как о благодетеле.

Или сделать и то и другое? Чем меньшая часть восставших доживет до освобождения, тем сладостнее это миг для них будет! Можно даже подарить им дома, и земли нескольких родов сэбэрцев, неожиданно разорвавши присягу наместнику Мартюбы и подавшихся по реке Нукрат-Су куда-то на полуночь. Балуса будет легко уговорить на такую мелочь, он ждет не дождется, когда ему разрешат отъехать в Мардан!

Решено! Их можно использовать, чтобы добить суздальцев, зачем-то спустившихся вниз по Идели, пока их бек Джурги разорял Булгар. Тех здесь называют, конечно, балынцами, но, в изгнании Селим привык к некоторым местным именам. Называют же некоторое сэбэрцев угорцами?.. Все это не столь важно.

К примеру, кто-то в его окружении именовал ратников Суздаля, заплутавших в низовьях Идели, ветлужцами. И что? Хотя… что-то ему писал Балус по поводу них, но письмецо то уже сожжено, а память в очередной раз его подводит.

– А нет!.. Вспомнил, хотя и по другому поводу! Как можно было забыть?! Неужели вновь те самые?

Селим покатал слово «ветлужцы» на языке, припомнив чужеземное название реки, низвергающей свои воды в Идель, и кивнул самому себе головой.

Так и есть!

Совсем недавно какие-то вои с Батлика[54]54
  Батлик – река Ветлуга.


[Закрыть] побили его сына, когда Анбал из-за дурных желаний своих казанчиев решил прибрать к рукам земли на берегу средней Суры. Обвинял он именно их, а не эрзян или русов, о которых лишь вскользь упомянул! Мелкая стычка, а неприятно. Такое прощать нельзя.

Кстати, эрзян тоже следует наказать! Они так и не явились защищать рубежи державы, пока он занимался усобными дрязгами. И ведь он звал их не воевать с суздальцами! Понимает, что они живут с теми по соседству и стычка с Джурги потом эрзянам выйдет боком,

И пусть у них ныне безвластие, пусть новый инязор еще не выбран, а прежний, которому и было направлено послание, прогнан взашей... Вроде бы он даже какой-то дальний родим по материнской линии? Неважно, это уже стоптанный сапог, тем более что требование шло не одним гонцом и главы самых сильных эрзянских родов были предупреждены! Спустишь им подобное раз, на второй они нарочно затеют меж особой грызню, чтобы не выполнять повинности!

Нуда не суть! Именно от ветлужцев его сын тогда получил по сусалам! Да как! Тухсар рассказывал, что сам растерялся, когда смертоносный жалящий ливень обрушился на их головы. Били не просто прицельно! И не стрелами! Это были болты, сносящие всадников вместе с лошадьми наземь! Летели даже огромные смертоносные копья! Откуда этих воев глухой таежной реки арбалеты? Точнее, столько арбалетов?

А негасимый огонь, через который не могли пробраться ратники, почти настигнувшие убегающего врага?! А грохот на поляне, от которого десяток всадников просто изошел кровью на месте? А засады в лесу, выбивающие воинов из седел потоком болтов из самострелов, которые будто бы даже перезаряжать не надо?

Ладно бы это рассказывал Анбал, которому нет веры! Это был соратник, прошедший с ним огонь и воду, тот, кто делился с ним плащом в стужу и прикрывал его от ударов в спину! И Тухсар, рассказывая, плакал на коленях, прося его покарать за то, что не сберег четверть от общего числа воинов! А сколько еще скончалось от ран на обратной дороге!

Конечно, Селим не покарал друга, несмотря даже на сопутствующие наветы сына. И без того было понятно, кто повинен в поражении, но его, к сожалению, теперь даже пальцем не тронешь без последствий… В детстве на коленке розгами надо было лупить!

Ничего, разбили Джурги, придет очередь и ветлужцев! И уже совсем скоро придет! Час? Два?

А Джурги пощипали знатно! Одну из его тысяч просто вырезали, а еще две оттеснили в балку и захватили в полон[55]55
  Захватили в полон – Русские летописи говорят, что, Юрий Долгорукий «ходи на Болгары и взя полон мног и полк их победи». Булгарские, в подлинности которых многие сомневаются, им возражают «семь тыся урусрв из восьми были изрублены растоптаны и потоплены... Джурги едва успел бежать с последней тысячей и более никогда в жизни н помышлял о походе на Державу».


[Закрыть]. А то, что князек, суздальский кричал булгарским воинам при своем бегстве…

Глупец!Что значит слово, данное врагу? Врагу а как же иначе! Еще у батышцев Селим сражался с русами, так что все данные им обещания были лишь военной хитростью. Вот престарелого отца жалко, говорят, что Джурги в ярости от поражения велел казнить Ахада сразу, по возвращении домой. Бедный отец! Но Селим же не знал, что тот заложником у суздальцев!

Еще конечно жалко людишек, которых враг успел увести в полон. Хотя… А! Все равно большая половина из них была язычниками! Кто только не селился около благодатного Булгара в последнее время, убегая от набегов или неурожая. В любом случае, все остальное прошло как по маслу, сама судьба благоволила к заговору.

После восстания в столице Шамгун перенес ее из Буляра в Булгар, и Селиму осталось лишь сговориться с беком Джурги, чтобы его руками свергнуть потерявшего любовь народа царя. По приказу заговорщиков Балус, пропустил суздальские корабли через всю Мартюбу, и Джурги внезапно осадил новый стольный город.

Никто не поддержал царя после всех его расправ над мирным населением и курсыбаем! С Шамгуном осталась лишь охрана в пятьдесят человек, хотя и с ними он пытался противостоять русам. У о что они могли сделать таким количеством против несметного войска?

На помощь царю не пришли ни билярцы, ни марданцы, ни суварцы. Все ждали, когда суздальцы возьмут цитадель и убьют Шамгуна. Однако Джурги медлил со штурмом, ограничиваясь грабежом предместий. Решил насладиться местью?

Этим царь и воспользовался! Неожиданно объявил о послаблении налогов и люди пошли в ополчение, чтобы противостоять захватчикам! Они встали на стены!

Пришлось Селиму пробираться к цитадели и выставлять царю условия «Хан! Отдай Булгар мне, а сам ступай царствовать в Буляр! Иначе…»

Это с «иначе» решило все, Шамгуну стало понятно, кто стоит за набегом. Теперь он не высунет носа из Великого Города, и не будет мешать Селиму править державой. Конечно, его можно уничтожить и сейчас, но хорошо, что кое-кто вовремя одумался! Такой союз выгоден им обоим. Царь жив, а потому любое восстание обнаглевших донельзя казанчиев обрушится скорее на него, чем на Салима… Но таки да, при нужде Анбал заменит Шамгуна. Хоть сын и дурень, но пока покорен отцовской воле!

А Джурги… Что мог сделать этот несмышленыш? Пока он шерстил предместья, Селим ударил ему в спину, призвав не только суварцев и марданцев, но и курсыбаевцев, которые были обижены лишь на Шамгуна, но не на державу! Поделом Джурги за медлительность и трусость! Надо было брать город, как и договаривались!

– Хан… – Тухсар подкрался незаметно, но подливая ему отвар чайного листа в тонкую пиалу из звонкой гончарной глины доказал, что нарушил покой своего властителя не напрасно. – Корабли, хан. Поднимаются вверх по Идели нашим берегом, как мы и предполагали…

– Тухсар, я же просил тебя звать меня как прежде! И присаживайся рядом!

– Да, Селим, Дюжина боевых кораблей с закрытой палубой...

– Закрытой?!

– Да, Селим. Все гребцы прикрыты от стрел, так что выбить их на расстоянии не получится, придется брать суда приступом. Кроме этого, в караване десять огромных дощаников, тоже с верхней палубой, их тащат вдоль берега бурлаки. И еще два каких-то странных корабля… двойных, крепко сцепленных меж собой брусьями и канатами, с широким настилом меж ними.

– Охрана на берегу?

– Конные разъезды, но их мало. К полудню дойдут до нас. Прикажешь

вырезать?

– Нет, Тухсар. Пусть корабли дойдут сюда, не тревожась понапрасну. Мне не хочется подниматься в седло, чтобы ехать вниз по Идели и там бегать за ними с предложением отстирать им портки. Однако здесь заранее отсечь от берега разъезды просто необходимо!

– Мы это предусмотрели, Селим. Им придется обойти гору чуть ниже по течению, там мы их и отрежем.

– Сколько чужеземцев всего, подсчитали?

– Около полутысячи, не более. В пять раз меньше чем нас.

– Идут только этим берегом?

– Да, Селим,.

– Нам меньше забот с переправой. С другой стороны, тот берег пологий и атаковать там легче… Но и спрятаться на нем негде!

– В любом случае это самое выгодное место, куда мы успели бы собрать войска, Селим. Слишком поздно эти корабли заметили... Кроме того, здесь теснина и мы можем полностью перегородить Идель своими судами в случае чего. К Бандже не пропустим!

– Ладно, не будем спешить. Пусть пока наш лодьи готовятся оттеснить корабли суздальцев к берегу. Удар должен быть такой, чтобы те искали спасение на суше.

– Думаю, что они бросятся защищать свою добычу на дощаниках, поэтому я приказал атаковать в первую очередь именно их и бурлаков. Воинам поневоле придется идти к берегу, и вот тогда мы же выпустим в бой тех сувар и марданцев, что пришли на место встречи конными…

– Ты распорядился правильно, Тухсар, вот только вместо казанчиев прикажи выходить на позиции сотням смертников. И проследи, чтобы с воды их не было видно!

– Смертников?

– Ну, этих… бунтовщиков с Чулмана. Сколько их? Три сотни осталось или чуть больше? Вот пусть первыми и атакуют! Спешенными! Выдай им длинные лестницы для приступа на случай, если суда не подойдут вплотную к берегу. Здесь ведь не очень глубоко? Остальные пусть подтягиваются вслед за ними и атакуют, как хотят. Хоть прыгают на корабли прямо с седел!

– Конечно, Селим! Тем более чулманцы и не любят сражаться верхом! Лесовики!

– А я должен помнить такие мелочи?

Тухсар покорно склонил голову.

– Нет, хан, для этого у тебя есть я.

– Ту-у-у-хсар!.

– Извини, Селим, А почему ты не пошлешь сразу марданцев или сувар? Они лучше справятся.

– Как ты себе это представляешь? Да они даже в воду не захотят зайти просто так! Не приведи Аллах, замочат свои сапоги, сразу бунт начнется! А многие из них умеют плавать? Пусть сначала увязнут смертники, а уж тогда по их телам пойдут казанчии Мардана и суварцы моего сына!

– Ты надеешься, что тогда они не замочат свои сапоги? – хмыкнул Тухсар.

– Тогда в реке будет уже не вода, а кровь! Пусть потом попробуют мне сказать, что испугались погрузить в нее свои чресла! Живо поставлю на место!

– Да, Селим. все подготовлю.

* * *

Тяжелые суда даже не попытались нанести второй удар, смиренно повернув к короткому участку пологого берега, жестко зажатого крутыми склонами. Они не стали ни догонять прыснувшие в стороны чужие лодьи, ни добивать застывшего в ступоре врага.