Текст книги "Волжане (СИ)"

Автор книги: Андрей Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11

Сыто срыгнув, Прастен сгреб остатки костей со столешницы и бросил их под соседнюю лавку, откуда сразу же послушалась возня щенков и хруст разгрызаемого ими лакомства, прерываемого редким обиженным повизгиванием.

– Ну, надумал? Готов принять мое предложение? – знатный русобородый воин, вальяжно рассевшись напротив руса, лениво повел рукой, ничуть не сомневаясь в ответе. – Добавлю, что каждому из набираемой тобой сотни можешь, смело обещать не только, весомый надел в прокорм, но и семью ветлужских холопов лично от меня!

– Нешто уже полон набрал на Ветлуге? – с усмешкой вмешался в разговор Веремуд, сидящий рядом с братом. – Или нашими бывшими смердами этих воев пожалуешь?

Однако слова его пропали втуне[34]34
  Втуне – даром, напрасно, без причины.


[Закрыть], оба собеседника были чересчур заняты друг другом и своими мыслями.

– Не сердись, инязор, мне бы еще подумать, – сухо прокашлялся Прастен и, наконец, бросил косой взгляд в сторону хозяина подворья, – а пока не мешало бы горло промочить.

Он потряс кувшином, на дне которого едва плескалось одержимое, и Веремуд с готовностью приподнялся и крикнул, рассчитывая, что его услышат за пределами горницы.

– Параська! Вино закончилось! Неси таврическое, что Прастен привез!

Через минуту дверь сеней хлопнула и мимо стоящих около порога воев тенью метнулась дворовая цевка, старательно натягивая на лицо испачканный сажей платок.

Вытянув на стол тяжелый глиняный кувшин, оплетенный лозой, она растерянно воззрилась на запечатанную воском деревянную пробку, вбитую почти по самое горло, и попыталась сковырнуть ее ногтями.

– Сами разберемся, – Прастен перехватил Параську за руку и внимательно изучил ее припухшее лицо, уже покрывающееся в двух местах синими разводами, после чего оттянул ворот глухого платья вниз, вызвав на женском лице болезненную гримасу. – Да уж… Иди отдыхай, болезная!

Дождавшись, когда дверь за прислугой закроется, он сокрушенно покачал головой.

– Гневишь своих богов, пресветлый инязор!

– Соблюдали бы извечный покон гостеприимства, так никто бы и не покусился на вашу дворню,– равнодушно пожал плечами эрзянский князь, – Твой брат мог сразу предложить моим воям сенных девок… Нешто не найдется слабых на передок? Не обеднел бы!

– Нет у меня послушной дворни. И над остальными людишками я ныне не властен, как бы мне иного не хотелось – скривился Веремуд от очередного осознания новых реалий, в которых ему пришлось жить, однако тот факт, что «гость» распоряжается в его доме как у себя, был ему гораздо обиднее старых ущемлений. – А девка эта пр ряду на хозяйстве сидит, за ее увечья мне верви платить по полной! А за насилие над ней вдвойне!

– Община еще и приплатит, когда Параська твоя ей в подоле мальчишку принесет! – язвительно хохотнул инязор и, заметив нарождающееся бешенство в глазах Веремуда, незамедлительно подлил масла в огонь. – А может, и себе подрастишь замену на место одного из подстреленных мною боевых холопов! А уж если девка принесет двойню…

– То не мои люди были, но воев этих я за своим столом привечал, а одного и вовсе малолетства знаю! – просчитано вскипел тот, и рука его зашарила на столе пытаясь нащупать завалившийся за краюху хлебный нож. – Точнее твоими стараниями знал!..

– Охолонь!! – резко оборвал его действия Прастен, пытаясь голосом удержать брата от необдуманных поступков. – Лучше достань мне Евангелие отцовское, что тебе по наследству перешло.

Веремуд нехотя встал, перекрестился на темный резной образ деревянной иконы, стоящей в красном углу и поднял крышку сундука, на котором сидел. Достав оттуда сверток и развернув дорогую парчовую ткань, он бережно передал ветхую, книгу в почерневшем серебряном окладе Прастену!

Инязор между тем не унимался, усиливая свой, напор на братьев.

– И в самом деле, не горячись, Веремуд, людишки эти понесли заслуженное наказание за свои поступки… Разве что ты лично отдавал им указание ветлужцев на меня навести, и они лишь исполняли приказ? – эрзянский князь обратил свою ухмылку к порогу и уточнил у стоящего там воина. – Как считаешь, Маркуж?

Упомянутый инязором ратник превосходил статью всех, находящихся в горнице. Эрзянин, казалось, полностью состоял из мышц, бугрящихся даже под короткой кольчугой. Переваливаясь, как вставший на дыбы медведь, он шагнул к столу, и невесть откуда взявшимся ножом легко поддел тугую пробку и вознес кувшин к своему щербатому рту, заливая красным вином иссиня-черные пряди короткой бороды. Кадык его часто заходил, а на выскобленном добела столе стала неопрятно растекаться неровная лужа.

– Эй! – возмутился Прастен. – Оставь хотя бы половину!

– Кха… Что кричишь под руку! – прокашлялся тот, поперхнувшись. – На, забирай!

С сожалением оттолкнув бутыль от себя, Маркуж плюхнулся на лавку и обратился к инязору.

– Княже…

Инязор милостливо кивнул, всем своим видом показав, что величание его иноземным, не совсем соответствующим его статусу титулом, доставляло ему немалое удовольствие. Между тем дальнейшие слова, Маркужа поломали весь выстроенный им прежде разговор.

– Думаю, не стоит нам тут ждать пришествия ветлужцев, кто бы им весть о нашем присутствии, не сообщил. А ведь сообщат, всех тропинок не перекроем! Но и спешить вперед, чтобы упасть в ноги к наместнику Сувара, нам не следует. Сам знаешь, один раз признаешься в своей немощи, и с тобой, никто считаться не будет. Да и будет ли он нам помогать, если у самого пожар в доме разгорается? Может, вернемся назад? С земли тебя никто не гнал…

– Не гнал?! А кто разорил мою родовую усадьбу?! Где я потерял своих лучших воев?

– Хм… не сердись, княже, но потерял ты их в набеге на Выксунку, а усадьбу лишь в отместку сожгли! Говорил я тебе, что не стоило соваться туда столь малыми силами! Надо было от других родов помощи дождаться или хотя бы принять ту долю, что Овтай тебе сулил! А уж получил по сусалам в ответ, так чего на обидчика пенять? Не спеши! Пусть ныне он нас потеснил, и соседи возмущены твоими притязаниями.

– Моими?! Притязаниями?! Будто я не для них старался!! Прииски железные не должны принадлежать лишь одному роду!

– Каждый ведь одежку Овтая на себя примеряет, пресветлый. Сначала ты одного разоришь, потом другого попросишь имуществом поделиться… Я прошу тебя, погоди чуток! Восстановим отношения с соседями и через годик, глядишь, уже вместе с ними прииски подомнем! Ведь никто тебя княжеского достоинства пока не лишал, а это главное!

– Пока?! – взъярился было инязор, но тут же махнул рукой на собеседника, прекрасно понимая, что его медвежья грация всегда распространялась и на произнесенные им слова. – Попробовали бы! В любом случае, уже поздно что-то менять и сомневаться! Анбал скоро будет здесь! С большой ратью! Я ему все-таки дальний родич, и он не позволит какому-то выскочке…

– А почему я об этом узнаю последним и совершенно случайно подслушав разговор твоих людей? – прервал его Маркуж, нарочито удивленно разводя руками. – Нешто я провинился пред тобой, княже, что такие важные вести до меня доходят от досужих сплетников?! Ведь раньше ты вел со мною речи лишь о кратковременном приюте в суварских землях! Так ведь? И то только для того, чтобы пополнить щедротами наместника казну и на нее набрать охотников удаль свою молодецкую потешить, после го мы должна были вернуться обратно домой!

– Ты находился в отлучке, когда я это решил… – заметив, что уж довольно долгое время оправдывается перед ближником в присутствии свидетелей, инязор вскипел. – И я не обязан перед тобой отчитываться!!

– Так-то оно так, но мои люди задают мне нелицеприятные вопросы. У них здесь остаются семьи, хозяйство, а связываться надолго с Анбалом… Жить на чужбине изгоями или же класть головы за суварцев у моих воев никакого желания нет. Ты ведь понимаешь, что такое войско не ради твоего родового гнезда сюда направляется и без жирного куска с наших вотчин явно не уйдет? Простят ли нас старейшины за погромы в селениях? Не извергнут ли из родов наших?.. И учти, Анбал нас сразу подомнет и пустит в первых рядах хоть на ветлужцев, хоть на Овтая, что бы он там не замыслил своим походом. Своих людей каждый бережет, а вот тех, кто даром не нужен…

– Замыслил сей поход я! А то, что в сей миг исходит из твоих уст, измена по отношению ко мне! Запомни это и впредь не забывай!.. И,еще! Я сделаю все что угодно, лишь бы низвергнуть род Медведя к своим стопам!

– Инязор с силой ударил кулаком по столешнице и в ярости обернулся к русам, уже не обращая никакого внимания на раздосадованного его ответом Маркужа. – Хватит! Время вышло… Вы с нами или нет?! Что, молчишь, Прастен? Язык проглотил?

– Читаю жизнеописание Христа, княже, дабы Всевышний мне решение подсказал.

– Надо же! – хохотнул эрзянский князь, быстро перейдя от гнева к язвительным издевкам. – Он думает, что его бог без треб и приношений снизойдет до него ответом!

Рус промолчал, продолжая слепо водить пальцем по страницам книги, развернутой обложкой к собеседникам. Время от времени Прастен осенял себя крестным знаменем, прищуривал глаза и что-то расправлял рукой. На князя он даже не глядел, поэтому тот не унимался.

– Эй, богомолец, хватит шевелить губами, обрати свой взор на меня и ответствуй надлежаще!!

Дверь в сени неожиданно распахнулась. Молодой запыхавшийся воин шагнул втроем, осмотрелся и остановил свой взор на повелителе.

– Мой инязор! Нас… нас заперли в веси!

– Кха… Даже так? – искренне изумился тот и привстал из-за стола. – Ты что, не выставил дозоры?!

– Обижаешь, княже… Выставил, на обеих дорогам, сюда ведущих! И это несмотря на малое наше число!

– Тогда в чем дело, десятник?

– Тот дозор, что на полудне, они обстреляли, а второй, что был на дороге

к выселкам, просто сбили с ходу и прогнали прочь.

– Кто они?! И что значит прогнали?! Оружных воев?! Не иначе черенком от поганой метлы?! – инязор выдохнул, сбивая накал нахлынувших на него чувств, и уже более спокойно вопросил. – Так кто посмел, скажи на милость?

Десятник на мгновение замялся.

– Ну?! Ты выяснил?!

– Пешие вои. Облаченные. Они?..

– Ну?! Я клещами должен тянуть?!

– По возрасту похожи на отроков первых лет службы, почти все поголовно безбородые, а на поверку… Сгоряча я поспал на выселки пару людей княже, но первого сразу ссадили на землю арканом, а под вторым убили коня, так что он еле убежал… Потом мы попробовали – сунуться оврагом, но…

– Что?!

– Слава великому творцу, отделались двумя легкими ранениями!.. Скрытно к ним не подобраться, княже, разве что через болото, поэтому я взял на себя смелость оттянуть почти всех людей сюда, за частокол!

– Ссадили, говоришь… – выставил вперед челюсть князь, усаживаясь обратно за стол. – Не подобраться?!

– Мой инязор! Они близко к себе не подпускают и бьют часто, будто колчан у каждого бездонный или их сотня с гаком! – заторопился воин, выкладывая на столешницу переломленный болт самострела. – Луки, до них не достают, а местность мы знаем плохо и без твоего позволения я не стал отправлять воев в топи на верную смерть…

– Ветлужцы? – заскрипел зубами инязор, осматривая толстое древко короткой стрелы, – или все же Овтай?

– Пока не выяснили, княже, но не судьба им тут, обоим быть. Сам упоминал, что воевода ветлужский отправился вслед за суздальским князем в Булгар, а воины Овтая остались в устье Оки, обложив булгарскую крепость. Куда он от нее денется?

– Да уж! – захохотал Маркуж, бесцеремонно вмешавшись в разговор. – С ней как с медведицей, то ли ты ее поймал, то ли она тебя!…

– Ладно, я сам разберусь с этими отродьями, появившимися из ниоткуда! —

подвел итог инязор, вновь поднимаясь из-за стола,

– Постой, княже! Осмелюсь тебе возразить. Нас не так много, чтобы гибнуть в бесполезных стычках, а хозяевам этой веси… – Маркуж выразительно кивнул на русов, – им ведомы тайные тропинки, по которым мы могли бы ускользнуть в сторону Сувара или даже домой…

– Ускользнуть… – взгляд инязора приобрел бритвенную остроту, и окружающим показалось, что он сейчас ударит любого, кто скажет еще хоть слово, однако эрзянский князь взял себя в руки и закончил прения.

– Мы остаемся здесь! К вечеру суварцы должны явиться, а далее видно будет!

Но и на этот свой вердикт он получил возражения. На этот раз от руса.

– Явятся и наткнутся на засаду? И что они тебе скажут?

Не обращая внимания на помрачневшее донельзя лицо инязора, Прастен с ухмылкой опрокинул в себя остатки вина из чаши и продолжил.

– Дозволь, княже, разведать, что там и как, я все-таки в этих землях частый гость и подходы к выселкам знаю. А коли сомневаешься во мне, так Веремуд останется тебе здесь порукой, что не предам.

Инязор выслушав поступившее предложение, обреченно выругался и перевел взгляд на своего ближника.

– Маркуж, возьмешь кого-нибудь из своих, и отправишься с ним. При первой возможности пошлешь гонца, а за самого Прастена головой, если что, ответишь! Пешими отправитесь, не дам коней губить!

Тот лишь пожал плечами. Головой, так головой.

Про коней все смолчали.

Однако когда калитка обнесенного высокими заостренными бревнами двора с треском закрылась за Прастеном и сопровождающими его эрзянами, ее поверхность сразу же украсилась смачным плевком, после чего рус громко возмутился,

– Без лошадей только подошвы сбивать! До выселок, где ваших людей ссадили, версты три, а то и более! По такой липкой жаре туда тащиться… – он вновь сплюнул, а отойдя чуть в сторону, едко добавил, – Князь! Пресветлый! Тьфу! Лишь язык поганил…

Прастен завертел головой, ища на небе следы хотя бы небольших облачков после ночного дождя, но сокрушенно махнул рукой и отправился вдоль, пустынной улицы, выискивая спасительную тень под росшими на ней деревьями. По такой погоде рус даже не стал накидывать свою бронь. Так и нес ее через плечо, сославшись, что от болта кольчуга его все рано не защитит.

Остальное его облачение было достаточно пестрым.

В чем поднялся из-за стола, в том и пошел.

Исподняя выцветшая рубаха, такие же застираннее портки с обтрепавшимся поясом и видавшими виды ножнами на нем, а еще неожиданно богатые сапоги, покрытые на голенищах узорчатой вышивкой. Шел с непокрытой головой и без опаски, чем сильно отличался от Маркужа и тройки сопровождавших его эрзян, постоянно озиравшихся.

Однако вокруг никого не было.

За покосившимися плетнями и развалившимися заборами небольших двориков виднелась лишь вытоптанная трава, редкие пестрые куры, неторопливо скребущие землю возле старых навозных куч, и ленивые собаки, тяжело дышащие в тени низких, наполовину закопавшихся в землю квадратных срубов. На жилищах, вылезших на белый свет темными, потрескавшимися бревнами, лежала либо гнилая солома, либо перепрелая дранка. Тишину убогих дворов, построенных почти вплотную друг к другу, не нарушало ничто. Даже стариков, обычно остающихся на хозяйстве с малыми детьми, на этот раз видно не было.

– Вот же, довели хозяйство без братца… – покачал годовой Прастен, и добавил, словно привел самый убедительный аргумент своим словам. – Даже собаки не бросаются?

Немного поколебавшись, Маркуж пристроился рядом с собеседником, перестав бросать в стороны опасливые взгляды. Дома вскоре кончились, окружающая селение высокая изгородь вместе с неприветливым дозорным осталась за спиной, а по сторонам потянулись разновеликие лоскутки аккуратно сжатых полей, окруженные неудобьями поросших деревьями оврагов. На части из них вызывающе торчала волоть – снопы связанные вокруг несжатых колосьев, – немой призыв к Велесу принести тучность хлебам, а хозяевам благоденствие.

– Так не до того им! Страда, все на полях… – запоздало и явно невпопад возразил эрзянин собеседнику, но через мгновение поспешил суетливо с ним согласиться. – Однако да, в запустении деревенька. Довели новые хозяева!

– Какие новые? Ветлужцы? – переспросил его Прастен и недобро оскалился. – Так это они, оказывается, плетни вокруг каждого двора поправлять должны?!

Маркуж досадливо поморщился и сменил тему разговора.

– Мне показалось или у Веремуда мысли к инязору вовсе не лежат?

– Это мне не ведомо, однако что от него, что от ветлужского воеводы братец мой добра не видел, один пинком со службы выгнал, другой родовой земли лишил.

– А племяш твой что думает, не ведаешь? Сам я слышал, что ветлужцы ему жизнь спасли, и тот в благодарность за это к ним служить подался, оттого и брат твой против них худого не замышляет… Верно ли?

– Не пытал, не знаю, – вновь напустил тумана Прастен. – Если и так, то Веремуд мечется меж двух огней… Да даже не огней! Меж жерновами попал человек, Бог ему в помощь.

– А ты? Насколько я знаю, тот вой, что твоему брату всю жизнь исковеркал, и тебе судьбу порушил!

– И тебя чуть нагишом не оставил? – уколол в ответ рус, ничуть не изменившись в лице.

– Будь он проклят!

Разъяренный голое Маркужа вызвал лишь смешок его собеседника.

– Не бросайся такими словами всуе, а то я могу подумать, что он все-таки раздел тебя до нитки! Вот я остался вроде бы ни с чем, и то обиды на него не держу… Лишь Всевышний управляет нашими судьбами на земле, а не человек! Какая может быть обида на Бога?

– Странный ты. Не считаешь, что за оскорбление нужно платить той же монетой, а за унижение и вовсе мстить до последнего!

– За унижение?.. Смотря за какое. Да и если я странный, то уж ты… Слухи ходят, что за мнимое поругание своей чести, а точнее за то, что этот ветлужец тебя жизни лишать не стал, ты ему сполна отплатил?

– Кто язык распустил?!

– Да князь твой! И тебя вновь с ним рядом не было! – не без ехидства заметил рус. Как и в случае его просьбы к Анбалу о ратном походе!

– Ах, ты ж…

– Так как?

Маркуж даже не попытался спорить с несколько надуманным обвинением.

– Что было, то было, как бы это не называть. Врасплох того воя застали, когда он руки поднять не мог в слабости своей из-за ранения. Спеленали как младенца! А вот соратник его доставил нам неприятностей… Но то быльем поросло! И не мстил я, а выполнял волю инязора, – Маркуж внезапно остановился и мрачно оглядел руса. – А что спрашиваешь? На обещанное ветлужцами серебро рассчитываешь?

– Мне достаточно своего, а вот ты перед ними мог бы и оправдаться сказками о том событии… – Прастен неопределенно дернул плечами и хмыкнул, – Если, конечно желаешь остаться на своей земле? А ты желаешь! Видно же, что инязор тебе уже встал поперек горла!

– Не радуйся над чужими бедами!.. Да и нет у меня своей землицы. Не до того было, чтобы хозяйством обзавестись.

– Ну да, тратить серебро на вино да баб куда как сподручнее, – хмыкнул рус.

Эрзянин недовольно нахмурился и развернулся, чтобы дать наказ своим воям разбежаться в стороны и внимательно осмотреть перелесок, начавший чересчур близко приближаться к дороге. Деревья стояли не часто, и засада вряд могла появиться столь редких зарослях, но лучше было перестраховаться, да и свидетели разговора ему были не нужны.

После того как ратники разошлись по обочинам, Маркуж двинулся вперед и продолжил, повторив свое предупреждение.

– Да-да! Ты бы лучше подумал над своими горестями! Если откажетесь пойти с нами инязор вас не пощадит, как не пощадил попытавшихся сбежать воев твоего братца.

– Моего братца? Они уже не его холопы, раз дали присягу ветлужцам. Он

за них не в ответе!

– Я помню добро, Прастен. Помню, как в молодости вместе службу справляли и как брат твой меня спас от позора совсем недавно… Будь моя воля, отпустил бы вас. Но инязор решил по-другому и кто я такой, чтобы противиться его воле?

– Помилуй тебя твой бог, Маркуж, давай говорить откровенно! Хочешь ли?

Получив утверждающий кивок эрзянина, рус горячим шепотом продолжил.

– Какой, к бесам, инязор?! Изгнанник, до сих пор не способный понять, что его власть подошла к концу! Пока он выжидал и строил козни против Овтая, все его люди незаметно растворились, ушли, как вода после половодья…

– К более могущественному? Так на каждую силу найдется другая…

– Не закрывай глаза на то, что происходит, Маркуж! Веремуд мне многое поведал! У Овтая уже несколько сот воев в железных доспехах! И это только у него, не забывай про остальные рода, готовые перейти на его сторону! Не забывай о ветлужцах, что в союзе с ним! Полагаю, что большая часть старейшин ужа готова признать его новым инязором! Дошло до того, что Овтай стоит около булгарской крепости и почти достает плевками ее стены!

– На ней он и сломается!

– Вот же упрямец… как я понял, род Медведя не гонит булгарцев со своей земли и не собирается с ними ссориться, он просто показывает им, кто здесь теперь сила, с кем нужно разговаривать! А знатностью он не сильно уступает твоему хозяину!

– И продержится он с таким подходом до первой рати Булгара!

– Думаешь не сговорятся? – вопросительно поднял брови Прастен. – Не знаю, Маркуж, не знаю, время покажет. Скажу, лишь одно, пришло нам время вбирать сторону, былая вольницу кончилась! Ветлужцы сумели за пару лет подмять под себя всю среднюю Суру и на этом не остановятся! И ведь как провернули, стервецы! Пока инязор чесался, часть нашей, старой чади они купили, другую вырезали, а потом резко подняли против него три или четыре рода во главе с Овтаем. Так что когда ваш князек попытался призвать ветлужцев подтвердить, клятвы о верности, данные на этих землях еще нами, русами, Овтай тут же пригрозил ударить ему в спину! Мол, тот его сестру похитил, а потому он в своем праве…

– Помню, помню, целый год бодались, пока на Выксунке род Медведя вместе с ветлужцами ему рога не обломал… Вот только не пойму, ты что, восхищаешься ими? Они же и тебя вышвырнули с родовой земли!!

– Нас с братом в расчет не бери, – качнул готовой Прастен. – Мы на особицу стоим, поскольку Веремуд в этом похищении замешан, а я, как оказалось, их данников ощипал и в разор ввел? Тоже в своем праве были, да и поединок меж нами был честный.

– Что значит честный?! Что значит, не бери расчет!Вас же с Веремудом по миру пустили, смердов и землю отобрав! – засмеялся голос Маркуж.

– Мало ли, что с другими они договорились? Тебя лично эти ветлужцы обобрали до той самой нитки, коей ты меня попрекаешь!

– С этим не поспоришь, – мрачно кивнул Прастен. – Но справедливости ради скажу, что ныне все сторицей вернули, да и себе они ни куны не взяли.

– Как так? – опешил эрзянин.

– Землицу, конечно, не вернешь, она перешла общине и на этом новые хозяева стоят твердо. С тебя, мол, обузу выставлять воев эрзянскому князю сняли, а потому нишкни и довольствуйся тем, что вервь нарежет.

– Так родовая земля!

– Что есть, то есть! Но нарезана она была моим предкам да необременительную повинность воинскую. А ее ныне сняли, ветлужцы сам воев пестуют! Тем не менее, все мое имуществу при мне и даже скотину они раздали моим бывшим холопам с условием возврата, когда с меня вину за нанесенный воронежцам ущерб снимут… Еще год мне осталось ждать. Часть приплода, само собой смердам останется, но то плата за уход.

– Ну ладно, ты сам себе хозяин, чтобы обелять их в своих глазах, а брат твой?

– А что он? Сам посуди, на припасах, что Веремуд поставляет на цементные прииски, он заработал гораздо больше, чем приносили ему его смерды. Платят, не скупясь, да и ратную обузу, как я уже говорил, сняли и сами ныне его бывшую дворню обеспечивают и снаряжают.

– Ну, он и проныра… – усмехнулся Маркуж. – Или это они так расточительны?

– Не так все просто. За это наместник потребовал…

– Даже так?

– Именно так. Потребовал, чтобы он поднял из нищеты своих бывших людишек, а до той поры не дал им загнуться от бескормицы, если та случится. Еще год у него есть, потом за поставки съестного придется бороться.

– Сунет в лапу, невелика беда!

– Сыном рискует, что у воронежцев ныне служит, тот за него поручился, – покачал головой Прастен. – А еще, если подобное вскроется, голова не только у наместника полетит, часть его родни под нож пойдет… Все это у них в Правде прописано.

– Ха, – озадачился Маркуж. – То есть покон у них есть, а к нему еще и

сила… Вот только зачем они смердов освобождают?!

– Не догадываешься? Сила ветлужцев как раз в том состоит, что поддерживают их не только вои, старейшины и купцы, но и простой люд.

– И что? – хмыкнул Маркуж. – Что решают смерды?

– Я тоже раньше так думал, скривился Прастен и достал из-за пазухи сломанный болт от самострела, неведомо как ушедший со стола, ему в руки, – Но очень скоро мне доказали обратное! Видишь эту стрелу? Так вот, если надумаешь уходить со своими людьми, наплевав на инязора и местные дрязги, то учти, что лесом на лошадях не пройдете, увязнете в пущах и болотах, поэтому, спешивайтесь. А решите коней сохранить и пойдете дорогой, так не отвлекайтесь на потери и не встревайте в драку, иначе поляжете все!

– Ты про эту безусую молодь? Да что она из себя представляет?!

– Звери, чистые звери… Может статься, что перещеголяют твои людишек! – хмыкнул в усы Прастен, оглянувшись на сопровождавших их воев. – Не знаю как здесь, но воронежская школа именно такая. И учатся там в основном сыны смердов.

– Тьфу ты, а мне уж поблазилось… – успокоено выдохнул Маркуж. – Что нам могут сделать эти недоросли, даже если их сотня? Им до настоящих воев как до небес! Я один их всех на кулеш пущу и рогозом приправлю! Или ты шуткуешь так?

– Ты сам все увидишь, зачем переводить, на неверующего слова?

Насупившись, Маркуж замолчал, но через некоторое время все же опять вернулся к вопросам.

– И что ты можешь рассказать о тех школах?

– Давай начнем с того, что ветлужцы дают смердам работу и многие переселяются к ним семьями. У Веремуда уже пятеро ушли на цементные или железные прииски, а из моей бывшей веси и того больше! А на Воронеж реке людишки толпами вокруг верфи ходят, лишь бы только пристроиться там кем-нибудь…

– Около чего ходят?

– Верфи. Лодьи там большее возводят…

– И что? Ушли и ушли, работают и работают… При чем тут недоросли?

– Да погоди ты! Смерды эти еще и в очередь встают, чтобы отдать сыновей в обучение. Прибыток весомый в семью, да и пристроить чадо. К примеру на Воронеже школа особая, приисков рядом нет, кроме корабельного лишь кожевенное да ткацкое дело поднимается… Так вот ветлужцы там в основном воинов воспитывают!

– Кто кроме отца может научить сына держать в руке меч или секиру? – чуть ли не всплеснул руками Маркуж. – А уж заставить смерда терпеть боль и смотреть без страха в глаза смерти не сможет никто и никогда! Рабскую натуру из земляных червей вытравить невозможно!

– В отношении смердов ты прав, но мне пришлось поучить их детишек… – мрачно ухмыльнулся Прастен. – Не поверишь, из многих получаются настоящие волчата, если правильно подойти к делу. А уж когда они дорвутся до свежего мяса!..

– Не порвет этакая злобная стая своих учителей? – издевательски проговорил эрзянин.

– Сможет, если не стеречь, – абсолютно серьезно ответил рус. – Однако с ним несколько воев днюют и ночуют, дурь рабскую и степную плетьми и розгами выбивают. Кроме того, среди недорослей попадаются такие, из которых и выбивать ничего не надо, сами кого надо разуму научат. И вообще, подчинение в школе беспрекословное, не забалуешь.

– Степную дурь, говоришь? – зацепился за слово Маркуж.

– А там не только из леса детишки, всякой твари по паре. И гоняют их, как Веремуд в свое время сына гонял, только еще и готовят к тому что водить им десятки, а то и сотни. Вдалбливают в головы, что они защитники и предназначение у них лишь одно, умереть за отчизну… – Прастен покачал головой, но было непонятно, одобряет он такие действия или нет. – Мальцы эти с утра на верфям или мастерских, после полудня в седле, с луком, так что роздых лишь вечером имеют, сказки слушая о стезе воинской.

– И какая радость оратаю отдавать будущих помощников своих на сторону удивился Маркуж, – С самими недорослями все понятно, если не в тепле, то в сытости будут, если выживут. А с отцами их?

– Кто Правду ветлужскую принял, те обязаны, а с других просто оброк не берут, если хотя бы один из сыновей пробился в школу, и выносит все тяготы обучения?

– И чему обучают, кроме как сотни водить? – издевательски хрюкнул Маркуж.

– Разному, туманно ответил Прастен. – Отступить и напасть на тебя со спины них обычное дело. Опять же, скоро увидишь.

– Увидеть я увижу, другое понять не могу. Чего ты от ветлужцев по сию пору не отступишься? Почему обратно землю свою со смердами не хочешь забрать, что инязор тебе на блюдечке узорчатом преподносит вместе с добрым куском приисков? Своим именем ты сотню сызнова соберешь и вновь хозяином будешь! Крови испугался или трудностей? Да не поверю!

– Во-первых, этот добрый кусок еще надо отнять, а я уверен, что подавится инязор. А во-вторых…

Прастен задумался и тихо замурлыкал слова незнакомой песни.

– Как на грозный Терек выгнали казаки, выгнали казаки сорок тысяч лошадей…

– Чего ты там бормочешь? – недовольно прервал его Маркуж.

– Да так, пристало, – отмахнулся тот и возвратился к прерванному диалогу, – а во-вторых, я слово дал. Да и сотня у меня уже есть.

– Уже? – эрзянин недоуменно покачал головой и продолжил. – Про вольную ты говорил, а про это… Пусть так! Но чего ты к ним прилип, будто тебе там медом намазали? Здесь не хуже было! Да и кусок приисков, что тебе инязор посулил… Или ведаешь то, что не позволяет тебе под него пойти? Так обскажи все, как есть!

– Медом не намазали, а про князя твоего я два-года ничего не слышал.

Не выдержав невнятных ответов собеседника, а также сладостных сказок про школьную воронежскую жизнь, Маркуж решительно махнул рукой.

– Вот что, Прастен. Знакомы мы с тобой полтора десятка лет, не менее. Не хочешь говорить откровенно, как сам и предлагал, твое дело, но тогда пеняй на себя, что я не вступлюсь за вас перед инязором! О себе не думаешь, так вспомни о своих людях, что в амбаре, сидят, и брате!

– Так и ты не юли, – усмехнулся рус. – Говори, меж какими думами мечешься, зачем меня пытаешь, может, и подскажу чего.

Маркуж задумался и замолчал, перестав обращать внимание на окружающий лес и увлекшись пинанием шишек на пыльных проплешинах лесной дороги. Еловые заросли уже подступили к ней вплотную, и ратники взяли собеседников под защиту, выставив щиты. Прислушивались они, однако, не только к щебетанию птиц, но и к разговору, касавшемуся их всех.

– Не хочу я уходить с родной земли к магометянам!

– Суварцам? Да они вроде бы к булгарской вере особой склонности не имеют… Даже своими единоверцами я их назвать не могу, хотя в стародавние времена многие из них Христа и приняли. Больше своим деревьям поклоняются, хотя, по сути, степной народишко…

– Дело нам придется иметь не столько с ними, сколько с наместником Су вара! А он как раз Аллаху поклоняется! По пяти раз на дню на колени падает! Придет время, и суварцев примучит к этому, и нас заставит… А я не хочу менять веру!